Мы еще молоды, братец, на плечах кудри виются,
Рдеют как яблоко щеки и алые губы пушатся
При благовонном дыханьи прелестных: но скоро наложит
Хладную руку на нас безотрадная старость, и дева
Не поцелует седых, и, локтем подругу толкая,
Скажет с улыбкой: "Лиза, вот бабушкин милый любовник!"
Ну, как же щеки румяны, как густы волнистые кудри!
Голос его соловьиный, взор его прямо орлиный!
Смейся, красавица, смейся! и мы веселились, бывало,
Но все проходчиво в мире, одна непроходчива дружба.
"Здравствуй, любезный Филинт! Уж давно мы с тобой не видались.
Благословляю тот день, который тебя возвратил мне,
Добродетельный старец! О! с тех пор твои кудри
Старость нескупо осыпала снегом. Приди же к Цефизу
И насладися прохладою тени. Тебя призывает
Сочный в саду виноград и плодами румяная груша!"
Так говорил, обнимая Цефиз давнишнего друга
И, пожимая рукою, провел его в сад изобильный.
Бедный Филинт вкушал и хвалил благовонные груши,
И Цефиз, улыбаясь, воскликнул: "Будь ныне, приятель,
Дерево это твое! А я от холодной метели
Буду прилежно его укутывать теплой соломой.
Пусть оно для тебя цветет и плодом богатится!"
Но не Филинту оно и цвело и плодом тяготилось,
И воздыхая Цефиз желал умереть столь же бедным
И добродетельным старцем, как он был. – Под желтою грушей
Похоронил он Филинта и холм увенчал кипарисом. -
Часто он слышал, когда отражала луна от деревьев
Длинные тени, священное листьев шептанье;
Часто в могиле таинственный глас отдавался. Он, мнилось,
Был благодарности глас. И небо усыпало рощи
Изобильно Цефизу плодами и гроздей прозрачным.
ПЛ, с. 151-152