Стихотворения и поэмы (1907-1916)

6 августа 1910

* * *

В неуверенном, зыбком полете Ты над бездной взвился и повис. Что-то древнее есть в повороте Мертвых крыльев, подогнутых вниз.

Как ты можешь летать и кружиться Без любви, без души, без лица? О, стальная, бесстрастная птица, Чем ты можешь прославить творца?

В серых сферах летай и скитайся, Пусть оркестр на трибуне гремит, Но под легкую музыку вальса Остановится сердце - и винт.

Ноябрь 1910

* * *

Без слова мысль, волненье без названья,

Какой ты шлешь мне знак, Вдруг взбороздив мгновенной молньей знанья

Глухой декабрьский мрак?

Всё призрак здесь - и праздность, и забота,

И горькие года... Что б ни было, - ты помни, вспомни что-то,

Душа... (когда? когда?)

Что б ни было, всю ложь, всю мудрость века,

Душа, забудь, оставь... Снам бытия ты предпочла отвека

Несбыточную явь...

Чтобы сквозь сны бытийственных метаний,

Сбивающих с пути, Со знаньем несказа'нных очертаний,

Как с факелом, пройти.

Декабрь 1911

* * *

Ветр налетит, завоет снег, И в памяти на миг возникнет Тот край, тот отдаленный брег... Но цвет увял, под снегом никнет...

И шелестят травой сухой Мои старинные болезни... И ночь. И в ночь - тропой глухой Иду к прикрытой снегом бездне...

Ночь, лес и снег. И я несу Постылый груз воспоминаний... Вдруг - малый домик на поляне, И девочка поет в лесу.

6 января 1912

* * *

Борису Садовскому

Шар раскаленный, золотой Пошлет в пространство луч огромный, И длинный конус тени темной В пространство бросит шар другой.

Таков наш безначальный мир. Сей конус - наша ночь земная. За ней - опять, опять эфир Планета плавит золотая...

И мне страшны, любовь моя, Твои сияющие очи: Ужасней дня, страшнее ночи Сияние небытия.

6 января 1912

* * *

Сквозь серый дым от краю и до краю

Багряный свет Зовет, зовет к неслыханному раю,

Но рая - нет.

О чем в сей мгле безумной, красно-серой,

Колокола О чем гласят с несбыточною верой?

Ведь мгла - всё мгла.

И чем он громче спорит с мглою будней,

Сей праздный звон, Тем кажется железней, непробудней

Мой мертвый сон.

30 апреля 1912

* * *

Есть минуты, когда не тревожит Роковая нас жизни гроза. Кто-то на' плечи руки положит, Кто-то ясно заглянет в глаза...

И мгновенно житейское канет, Словно в темную пропасть без дна... И над пропастью медленно встанет Семицветной дугой тишина...

И напев заглушенный и юный В затаенной затронет тиши Усыпленные жизнию струны Напряженной, как арфа, души.

Июль 1912

* * *

Болотистым пустынным лугом

Летим. Одни. Вон, точно карты, полукругом

Расходятся огни.

Гадай, дитя, по картам ночи,

Где твой маяк... Еще смелей нам хлынет в очи

Неотвратимый мрак.

Он морем ночи замкнут - дальный

Простор лугов! И запах горький и печальный

Туманов и духов,

И кольца сквозь перчатки тонкой,

И строгий вид, И эхо над пустыней звонкой

От цоканья копыт

Всё говорит о беспредельном,

Всё хочет нам помочь, Как этот мир, лететь бесцельно

В сияющую ночь!

Октябрь 1912

ИСПАНКЕ

Не лукавь же, себе признаваясь, Что на миг ты был полон одной, Той, что встала тогда, задыхаясь, Перед редкой и сытой толпой...

Что была, как печаль, величава И безумна, как только печаль... Заревая господняя слава Исполняла священную шаль...

И в бедро уперлася рукою, И каблук застучал по мосткам, Разноцветные ленты рекою Буйно хлынули к белым чулкам...

Но, средь танца волшебств и наитий, Высоко занесенной рукой Разрывала незримые нити Между редкой толпой и собой,

Чтоб неведомый северу танец, Крик Hand`a и язык кастаньет Понял только влюбленный испанец Или видевший бога поэт.

Октябрь 1912

* * *

В небе - день, всех ночей суеверней, Сам не знает, он - ночь или день. На лице у подруги вечерней Золотится неясная тень.

Но рыбак эти сонные струи Не будил еще взмахом весла... Огневые ее поцелуи Говорят мне, что ночь - не прошла...

Легкий ветер повеял нам в очи... Если можешь, костер потуши! Потуши в сумасшедшие ночи Распылавшийся уголь души!

Октябрь 1912

* * *

В сыром ночном тумане Всё лес, да лес, да лес... В глухом сыром бурьяне Огонь блеснул - исчез...

Опять блеснул в тумане, И показалось мне: Изба, окно, герани Алеют на окне...

В сыром ночном тумане На красный блеск огня, На алые герани Направил я коня...

И вижу: в свете красном Изба в бурьян вросла, Неведомо несчастным Быльём поросла...

И сладко в очи глянул Неведомый огонь, И над бурьяном прянул Испуганный мой конь...

"О, друг, здесь цел не будешь, Скорей отсюда прочь! Доедешь - всё забудешь, Забудешь - канешь в ночь!

В тумане да в бурьяне, Гляди, - продашь Христа За жадные герани, За алые уста!"

Декабрь 1912

СЕДОЕ УТРО

Утро туманное, утро седое...

Тургенев

Утреет. С богом! По домам! Позвякивают колокольцы. Ты хладно жмешь к моим губам Свои серебряные кольцы, И я - который раз подряд Целую кольцы, а не руки... В плече, откинутом назад, Задор свободы и разлуки, Но еле видная за мглой, За дождевою, за докучной... И взгляд - как уголь под золой, И голос утренний и скучный... Нет, жизнь и счастье до утра Я находил не в этом взгляде! Не этот голос пел вчера С гитарой вместе на эстраде!.. Как мальчик, шаркнула; поклон Отвешивает... "До свиданья..." И звякнул о браслет жетон (Какое-то воспоминанье)... Я молча на нее гляжу, Сжимаю пальцы ей до боли... Ведь нам уж не встречаться боле... Что ж на прощанье ей скажу?.. "Прощай, возьми еще колечко. Оденешь рученьку свою И смуглое свое сердечко В серебряную чешую... Лети, как пролетала, тая, Ночь огневая, ночь былая... Ты, время, память притуши, А путь снежком запороши".

29 ноября 1913

* * *

Есть времена, есть дни, когда Ворвется в сердце ветер снежный, И не спасет ни голос нежный, Ни безмятежный час труда...

Испуганной и дикой птицей Летишь ты, но заря - в крови... Тоскою, страстью, огневицей Идет безумие любви...

Пол-сердца - туча грозовая, Под ней - всё глушь, всё немота, И эта - прежняя, простая Уже другая, уж не та...

Темно, и весело, и душно, И, задыхаясь, не дыша, Уже во всем другой послушна Доселе гордая душа!

22 ноября 1913

* * *

Я вижу блеск, забытый мной, Я различаю на мгновенье За скрипками - иное пенье, Тот голос низкий и грудной,

Каким ответила подруга На первую любовь мою. Его доныне узнаю В те дни, когда бушует вьюга,

Когда былое без следа Прошло, и лишь чужие страсти Напоминают иногда, Напоминают мне - о счастьи.

12 декабря 1913

* * *

Ты говоришь, что я дремлю, Ты унизительно хохочешь. И ты меня заставить хочешь Сто раз произнести: люблю.

Твой южный голос томен. Стан Напоминает стан газели, А я пришел к тебе из стран, Где вечный снег и вой метели.

Мне странен вальса легкий звон И душный облак над тобою. Ты для меня - прекрасный сон, Сквозящий пылью снеговою...

И я боюсь тебя назвать По имени. Зачем мне имя? Дай мне тревожно созерцать Очами жадными моими

Твой южный блеск, забытый мной, Напоминающий напрасно День улетевший, день прекрасный, Убитый ночью снеговой.

12 декабря 1913

* * *

Ваш взгляд - его мне подстеречь... Но уклоняете вы взгляды... Да! Взглядом - вы боитесь сжечь Меж нами вставшие преграды!

Когда же отойду под сень Колонны мраморной угрюмо И пожирающая дума Мне на лицо нагонит тень,

Тогда - угрюмому скитальцу Вослед скользнет ваш беглый взгляд, Тревожно шелк зашевелят Трепещущие ваши пальцы,

К ланитам хлынувшую кровь Не скроет море кружев душных, И я прочту в очах послушных Уже ненужную любовь.

12 декабря 1913

* * *

Натянулись гитарные струны,

Сердце ждет. Только тронь его голосом юным

Запоет!

И старик перед хором

Уже топнул ногой. Обожги меня голосом, взором,

Ксюша, пой!

И гортанные звуки

Понеслись, Словно в се'ребре смуглые руки

Обвились...

Бред безумья и страсти,

Бред любви... Невозможное счастье!

На! Лови!

19 декабря 1913

* * *

Ты - буйный зов рогов призывных, Влекущий на неверный след, Ты - серый ветер рек разливных, Обманчивый болотный свет.

Люблю тебя, как посох - странник, Как воин - милую в бою, Тебя провижу, как изгнанник Провидит родину свою.

Но лик твой мне незрим, неведом, Твоя непостижима власть: Ведя меня, как вождь, к победам, Испепеляешь ты, как страсть.

Декабрь 1913

* * *

Как день, светла, но непонятна, Вся - явь, но - как обрывок сна, Она приходит с речью внятной, И вслед за ней - всегда весна.

Вот здесь садится и болтает. Ей нравится дразнить меня И намекать, что всякий знает Про тайный вихрь ее огня.

Но я, не вслушиваясь строго В ее порывистую речь, Слежу, как ширится тревога В сияньи глаз и в дрожи плеч.

Когда ж дойдут до сердца речи, И опьянят ее духи, И я влюблюсь в глаза и в плечи, Как в вешний ветер, как в стихи,

Сверкнет холодное запястье, И, речь прервав, она сама Уже твердит, что сила страсти Ничто пред холодом ума!..

20 февраля 1914

* * *

Петербургские сумерки снежные. Взгляд на улице, розы в дому... Мысли - точно у девушки нежные, А о чем - и сама не пойму.

Всё гляжусь в мое зеркало сонное... (Он, должно быть, глядится в окно...) Вон лицо мое - злое, влюбленное! Ах, как мне надоело оно!

Запевания низкого голоса, Снежно-белые руки мои, Мои тонкие рыжие волосы, Как давно они стали ничьи!

Муж ушел. Свет такой безобразный... Всё же кровь розовеет... на свет... Посмотрю-ка, он там или нет? Так и есть... ах, какой неотвязный!

15 марта 1914

* * *

Смычок запел. И облак душный Над нами встал. И соловьи Приснились нам. И стан послушный Скользнул в объятия мои... Не соловей - то скрипка пела, Когда ж оборвалась струна, Кругом рыдала и звенела, Как в вешней роще, тишина... Как там, в рыдающие звуки Вступала майская гроза... Пугливые сближались руки, И жгли смеженные глаза...

14 мая 1914

* * *

Ты жил один! Друзей ты не искал

И не искал единоверцев. Ты острый нож безжалостно вонзал

В открытое для счастья сердце.

"Безумный друг! Ты мог бы счастлив быть!.."

"Зачем? Средь бурного ненастья Мы, всё равно, не можем сохранить

Неумирающего счастья!"

26 августа 1914

* * *

Превратила всё в шутку сначала, Поняла - принялась укорять, Головою красивой качала, Стала слезы платком вытирать.

И, зубами дразня, хохотала, Неожиданно всё позабыв. Вдруг припомнила всё - зарыдала, Десять шпилек на стол уронив.

Подурнела, пошла, обернулась, Воротилась, чего-то ждала, Проклинала, спиной повернулась И, должно быть, навеки ушла...

Что ж, пора приниматься за дело, За старинное дело свое. Неужели и жизнь отшумела, Отшумела, как платье твое?

29 февраля 1916

* * *

Та жизнь прошла, И сердце спит, Утомлено. И ночь опять пришла, Бесстрашная - глядит В мое окно.

И выпал снег, И не прогнать Мне зимних чар... И не вернуть тех нег, И странно вспоминать, Что был пожар.

31 августа 1914

* * *

Была ты всех ярче, верней и прелестней,

Не кляни же меня, не кляни! Мой поезд летит, как цыганская песня,

Как те невозвратные дни...

Что было любимо - всё мимо, мимо,

Впереди - неизвестность пути... Благословенно, неизгладимо,

Невозвратимо... прости!

31 августа 1914

* * *

Разлетясь по всему небосклону, Огнекрасная туча идет. Я пишу в моей келье мадонну, Я пишу - моя дума растет.

Вот я вычертил лик ее нежный, Вот под кистью рука расцвела, Вот сияют красой белоснежной Два небесных, два легких крыла...

Огнекрасные отсветы ярче На суровом моем полотне... Неотступная дума всё жарче Обнимает, прильнула ко мне...

31 августа 1914

* * *

Он занесен - сей жезл железный Над нашей головой. И мы Летим, летим над грозной бездной Среди сгущающейся тьмы.

Но чем полет неукротимей, Чем ближе веянье конца, Тем лучезарнее, тем зримей Сияние Ее лица.

И сквозь круженье вихревое, Сынам отчаянья сквозя, Ведет, уводит в голубое Едва приметная стезя.

3 декабря 1914

* * *

Пусть я и жил, не любя, Пусть я и клятвы нарушу, Всё ты волнуешь мне душу, Где бы ни встретил тебя!

О, эти дальние руки! В тусклое это житье Очарованье свое Вносишь ты, даже в разлуке!

И в одиноком моем Доме, пустом и холодном, В сне, никогда не свободном, Снится мне брошенный дом.

Старые снятся минуты, Старые снятся года... Видно, уж так навсегда Думы тобою замкну'ты!

Кто бы ни звал - не хочу На суетливую нежность Я променять безнадежность И, замыкаясь, молчу.

8 октября 1915

* * *

Протекли за годами года, И слепому и глупому мне Лишь сегодня приснилось во сне, Что она не любила меня никогда...

Только встречным случайным я был, Только встречным я был на пути, Но остыл тот младенческий пыл, И она мне сказала: прости.

А душа моя - той же любовью полна, И минуты с другими отравлены мне, Та же дума - и песня одна Мне звучала сегодня во сне...

30 сентября 1915

* * *

За горами, за лесами, За дорогами пыльными, За холмами могильными Под другими цветешь небесами...

И когда забелеет гора, Дол оденется зеленью вешнею, Вспоминаю с печалью нездешнею Всё былое мое, как вчера...

В снах печальных тебя узнаю И сжимаю руками моими Чародейную руку твою, Повторяя далекое имя.

30 сентября 1915

-----------------------------------------------------------------------

КАРМЕН

(1914)

Л. А. Д.

* * *

Как океан меняет цвет, Когда в нагроможденной туче Вдруг полыхнет мигнувший свет, Так сердце под грозой певучей Меняет строй, боясь вздохнуть, И кровь бросается в ланиты, И слезы счастья душат грудь Перед явленьем Карменситы.

4 марта 1914

* * *

На небе - празелень, и месяца осколок Омыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша, Проходит, и весна, и лед последний колок, И в сонный входит вихрь смятенная душа...

Что' месяца нежней, что' зорь закатных выше? Знай про себя, молчи, друзьям не говори: В последнем этаже, там, под высокой крышей, Окно, горящее не от одной зари...

24 марта 1914

* * *

Есть демон утра. Дымно-светел он, Золотокудрый и счастливый. Как небо, синь струящийся хитон, Весь - перламутра переливы.

Но как ночною тьмой сквозит лазурь, Так этот лик сквозит порой ужасным, И золото кудрей - червонно-красным, И голос - рокотом забытых бурь.

24 марта 1914

* * *

Бушует снежная весна. Я отвожу глаза от книги... О, страшный час, когда она, Читая по руке Цуниги, В глаза Хозе метнула взгляд! Насмешкой засветились очи, Блеснул зубов жемчужный ряд, И я забыл все дни, все ночи, И сердце захлестнула кровь, Смывая память об отчизне... А голос пел: Ценою жизни Ты мне заплатишь за любовь!

18 марта 1914

* * *

Среди поклонников Кармен, Спешащих пестрою толпою, Ее зовущих за собою, Один, как тень у серых стен Ночной таверны Лиллас-Пастья, Молчит и сумрачно глядит, Не ждет, не требует участья, Когда же бубен зазвучит И глухо зазвенят запястья, Он вспоминает дни весны, Он средь бушующих созвучий Глядит на стан ее певучий И видит творческие сны.

26 марта 1914

* * *

Сердитый взор бесцветных глаз. Их гордый вызов, их презренье. Всех линий - таянье и пенье. Так я Вас встретил в первый раз. В партере - ночь. Нельзя дышать. Нагрудник черный близко, близко... И бледное лицо... и прядь Волос, спадающая низко... О, не впервые странных встреч Я испытал немую жуткость! Но этих нервных рук и плеч Почти пугающая чуткость... В движеньях гордой головы Прямые признаки досады... (Так на людей из-за ограды Угрюмо взглядывают львы). А там, под круглой лампой, там Уже замолкла сегидилья, И злость, и ревность, что не к Вам Идет влюбленный Эскамильо, Не Вы возьметесь за тесьму, Чтобы убавить свет ненужный, И не блеснет уж ряд жемчужный Зубов - несчастному тому... О, не глядеть, молчать - нет мочи, Сказать - не надо и нельзя... И вы уже (звездой средь ночи), Скользящей поступью скользя, Идете - в поступи истома, И песня Ваших нежных плеч Уже до ужаса знакома, И сердцу суждено беречь, Как память об иной отчизне, Ваш образ, дорогой навек...

А там: Уйдем, уйдем от жизни, Уйдем от этой грустной жизни! Кричит погибший человек...

И март наносит мокрый снег.

25 марта 1914

* * *

Вербы - это весенняя таль, И чего-то нам светлого жаль, Значит - теплится где-то свеча, И молитва моя горяча, И целую тебя я в плеча.

Этот колос ячменный - поля, И заливистый крик журавля, Это значит - мне ждать у плетня До заката горячего дня. Значит - ты вспоминаешь меня.

Розы - страшен мне цвет этих роз, Это - рыжая ночь твоих кос? Это - музыка тайных измен? Это - сердце в плену у Кармен?

30 марта 1914

* * *

Ты - как отзвук забытого гимна В моей черной и дикой судьбе. О, Кармен, мне печально и дивно, Что приснился мне сон о тебе.

Вешний трепет, и лепет, и шелест, Непробудные, дикие сны, И твоя одичалая прелесть Как гитара, как бубен весны!

И проходишь ты в думах и грезах, Как царица блаженных времен, С головой, утопающей в розах, Погруженная в сказочный сон.

Спишь, змеею склубясь прихотливой, Спишь в дурмане и видишь во сне Даль морскую и берег счастливый, И мечту, недоступную мне.

Видишь день беззакатный и жгучий И любимый, родимый свой край, Синий, синий, певучий, певучий, Неподвижно-блаженный, как рай.

В том раю тишина бездыханна, Только в куще сплетенных ветвей Дивный голос твой, низкий и странный, Славит бурю цыганских страстей.

28 марта 1914

* * *

О да, любовь вольна, как птица,

Да, всё равно - я твой! Да, всё равно мне будет сниться

Твой стан, твой огневой!

Да, в хищной силе рук прекрасных,

В очах, где грусть измен, Весь бред моих страстей напрасных,

Моих ночей, Кармен!

Я буду петь тебя, я небу

Твой голос передам! Как иерей свершу я требу

За твой огонь - звездам!

Ты встанешь бурною волною

В реке моих стихов, И я с руки моей не смою,

Кармен, твоих духов...

И в тихий час ночной, как пламя,

Сверкнувшее на миг, Блеснет мне белыми зубами

Твой неотступный лик.

Да, я томлюсь надеждой сладкой,

Что ты, в чужой стране, Что ты, когда-нибудь, украдкой

Помыслишь обо мне... За бурей жизни, за тревогой,

За грустью всех измен, Пусть эта мысль предстанет строгой,

Простой и белой, как дорога,

Как дальний путь, Кармен!

28 марта 1914

* * *

Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь. Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет, Сквозь бездну дней пустых, чье бремя не избудешь. Вот почему я - твой поклонник и поэт!

Здесь - страшная печать отверженности женской За прелесть дивную - постичь ее нет сил. Там - дикий сплав миров, где часть души вселенской Рыдает, исходя гармонией светил.

Вот - мой восторг, мой страх в тот вечер в темном зале! Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя! Вот чьи глаза меня так странно провожали, Еще не угадав, не зная... не любя!

Сама себе закон - летишь, летишь ты мимо, К созвездиям иным, не ведая орбит, И этот мир тебе - лишь красный облак дыма, Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!

И в зареве его - твоя безумна младость... Всё - музыка и свет: нет счастья, нет измен... Мелодией одной звучат печаль и радость... Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.

31 марта 1914

-----------------------------------------------------------------------

СОЛОВЬИНЫЙ САД

1

Я ломаю слоистые скалы В час отлива на илистом дне, И таскает осел мой усталый Их куски на мохнатой спине.

Донесем до железной дороги, Сложим в кучу, - и к морю опять Нас ведут волосатые ноги, И осел начинает кричать.

И кричит, и трубит он, - отрадно, Что идет налегке хоть назад. А у самой дороги - прохладный И тенистый раскинулся сад.

По ограде высокой и длинной Лишних роз к нам свисают цветы. Не смолкает напев соловьиный, Что-то шепчут ручьи и листы.

Крик осла моего раздается Каждый раз у садовых ворот, А в саду кто-то тихо смеется, И потом - отойдет и поет.

И, вникая в напев беспокойный, Я гляжу, понукая осла, Как на берег скалистый и знойный Опускается синяя мгла.

2

Знойный день догорает бесследно, Сумрак ночи ползет сквозь кусты; И осел удивляется, бедный: "Что, хозяин, раздумался ты?"

Или разум от зноя мутится, Замечтался ли в сумраке я? Только всё неотступнее снится Жизнь другая - моя, не моя...

И чего в этой хижине тесной Я, бедняк обездоленный, жду, Повторяя напев неизвестный, В соловьином звенящий саду?

Не доносятся жизни проклятья В этот сад, обнесенный стеной, В синем сумраке белое платье За решоткой мелькает резной.

Каждый вечер в закатном тумане Прохожу мимо этих ворот, И она меня, легкая, манит И круженьем, и пеньем зовет.

И в призывном круженье и пенье Я забытое что-то ловлю, И любить начинаю томленье, Недоступность ограды люблю.

3

Отдыхает осел утомленный, Брошен лом на песке под скалой, А хозяин блуждает влюбленный За ночною, за знойною мглой.

И знакомый, пустой, каменистый, Но сегодня - таинственный путь Вновь приводит к ограде тенистой, Убегающей в синюю муть.

И томление всё безысходней, И идут за часами часы, И колючие розы сегодня Опустились под тягой росы.

Наказанье ли ждет, иль награда, Если я уклонюсь от пути? Как бы в дверь соловьиного сада Постучаться, и можно ль войти?

А уж прошлое кажется странным, И руке не вернуться к труду: Сердце знает, что гостем желанным Буду я в соловьином саду...

4

Правду сердце мое говорило, И ограда была не страшна. Не стучал я - сама отворила Неприступные двери она.

Вдоль прохладной дороги, меж лилий, Однозвучно запели ручьи, Сладкой песнью меня оглушили, Взяли душу мою соловьи.

Чуждый край незнакомого счастья Мне открыли объятия те, И звенели, спадая, запястья Громче, чем в моей нищей мечте.

Опьяненный вином золотистым, Золотым опаленный огнем, Я забыл о пути каменистом, О товарище бедном моем.

5

Пусть укрыла от дольнего горя Утонувшая в розах стена, Заглушить рокотание моря Соловьиная песнь не вольна!

И вступившая в пенье тревога Рокот волн до меня донесла... Вдруг - виденье: большая дорога И усталая поступь осла...

И во мгле благовонной и знойной Обвиваясь горячей рукой, Повторяет она беспокойно: "Что с тобою, возлюбленный мой?"

Но, вперяясь во мглу сиротливо, Надышаться блаженством спеша, Отдаленного шума прилива Уж не может не слышать душа.

6

Я проснулся на мглистом рассвете Неизвестно которого дня. Спит она, улыбаясь, как дети, Ей пригрезился сон про меня.

К`ак под утренним сумраком чарым Лик, прозрачный от страсти, красив!... По далеким и мерным ударам Я узнал, что подходит прилив.

Я окно распахнул голубое, И почудилось, будто возник За далеким рычаньем прибоя Призывающий жалобный крик.

Крик осла был протяжен и долог, Проникал в мою душу, как стон, И тихонько задернул я полог, Чтоб продлить очарованный сон.

И, спускаясь по к`амням ограды, Я нарушил цветов забытье. Их шипы, точно руки из сада, Уцепились за платье мое.

7

Путь знакомый и прежде недлинный В это утро кремнист и тяжел. Я вступаю на берег пустынный, Где остался мой дом и осел.

Или я заблудился в тумане? Или кто-нибудь шутит со мной? Нет, я помню камней очертанье, Тощий куст и скалу над водой...

Где же дом? - И скользящей ногою Споткаюсь о брошенный лом, Тяжкий, ржавый, под черной скалою Затянувшийся мокрым песком...

Размахнувшись движеньем знакомым (Или всё еще это во сне?), Я ударил заржавленным ломом По слоистому камню на дне...

И оттуда, где серые спруты Покачнулись в лазурной щели, Закарабкался краб всполохнутый И присел на песчаной мели.

Я подвинулся, - он приподнялся, Широко разевая клешни, Но сейчас же с другим повстречался, Подрались и пропали они...

А с тропинки, протоптанной мною, Там, где хижина прежде была, Стал спускаться рабочий с киркою, Погоняя чужого осла.

6 января 1914 - 14 октября 1915

-----------------------------------------------------------------------

РОДИНА

(1907-1916)

* * *

Ты отошла, и я в пустыне К песку горячему приник. Но слова гордого отныне Не может вымолвить язык.

О том, что было, не жалея, Твою я понял высоту: Да. Ты - родная Галилея Мне - невоскресшему Христу.

И пусть другой тебя ласкает, Пусть множит дикую молву: Сын Человеческий не знает, Где приклонить ему главу.

30 мая 1907

* * *

В густой траве пропадешь с головой. В тихий дом войдешь, не стучась... Обнимет рукой, оплетет косой И, статная, скажет: "Здравствуй, князь.

Вот здесь у меня - куст белых роз. Вот здесь вчера - повилика вилась. Где был, пропадал? что за весть принес? Кто любит, не любит, кто гонит нас?"

Как бывало, забудешь, что дни идут, Как бывало, простишь, кто горд и зол. И смотришь - тучи вдали встают, И слушаешь песни далеких сел...

Заплачет сердце по чужой стороне, Запросится в бой - зовет и мани'т... Только скажет: "Прощай. Вернись ко мне" И опять за травой колокольчик звенит...

12 июля 1907

* * *

Задебренные лесом кручи: Когда-то там, на высоте, Рубили деды сруб горючий И пели о своем Христе.

Теперь пастуший кнут не свистнет, И песни не споет свирель. Лишь мох сырой с обрыва виснет, Как ведьмы сбитая кудель.

Навеки непробудной тенью Ресницы мхов опушены, Спят, убаюканные ленью Людской врагини - тишины.

И человек печальной цапли С болотной кочки не спугнет, Но в каждой тихой, ржавой капле Зачало рек, озер, болот.

И капли ржавые, лесные, Родясь в глуши и темноте, Несут испуганной России Весть о сжигающем Христе.

Октябрь 1907 - 29 августа 1914

НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ

1

Река раскинулась. Течет, грустит лениво

И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва

В степи грустят стога.

О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь! Наш путь - стрелой татарской древней воли

Пронзил нам грудь.

Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной

В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы - ночной и зарубежной

Я не боюсь.

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами

Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя

И ханской сабли сталь...

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль... Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль...

И нет конца! Мелькают версты, кручи...

Останови! Идут, идут испуганные тучи,

Закат в крови!

Закат в крови! Из сердца кровь струится!

Плачь, сердце, плачь... Покоя нет! Степная кобылица

Несется вскачь!

7 июня 1908

2

Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад. За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат...

На пути - горючий белый камень. За рекой - поганая орда. Светлый стяг над нашими полками Не взыграет больше никогда.

И, к земле склонившись головою, Говорит мне друг: "Остри свой меч, Чтоб недаром биться с татарвою, За святое дело мертвым лечь!"

Я - не первый воин, не последний, Долго будет родина больна. Помяни ж за раннею обедней Мила друга, светлая жена!

8 июня 1908

3

В ночь, когда Мамай залег с ордою

Степи и мосты, В темном поле были мы с Тобою,

Разве знала Ты?

Перед Доном темным и зловещим,

Средь ночных полей, Слышал я Твой голос сердцем вещим

В криках лебедей.

С полуно'чи тучей возносилась

Княжеская рать, И вдали, вдали о стремя билась,

Голосила мать.

И, чертя круги, ночные птицы

Реяли вдали. А над Русью тихие зарницы

Князя стерегли.

Орлий клёкот над татарским станом

Угрожал бедой, А Непрядва убралась туманом,

Что княжна фатой.

И с туманом над Непрядвой спящей,

Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей,

Не спугнув коня.

Серебром волны блеснула другу

На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу

На моем плече.

И когда, наутро, тучей черной

Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный

Светел навсегда.

14 июня 1908

4

Опять с вековою тоскою Пригнулись к земле ковыли. Опять за туманной рекою Ты кличешь меня издали'...

Умчались, пропали без вести Степных кобылиц табуны, Развязаны дикие страсти Под игом ущербной луны.

И я с вековою тоскою, Как волк под ущербной луной, Не знаю, что делать с собою, Куда мне лететь за тобой!

Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар, Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар.

Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне... Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине.

Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем...

"Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи!" Вздымается конская грива... За ветром взывают мечи...

31 июля 1908

5

И мглою бед неотразимых

Грядущий день заволокло.

Вл. Соловьев

Опять над полем Куликовым Взошла и расточилась мгла, И, словно облаком суровым, Грядущий день заволокла.

За тишиною непробудной, За разливающейся мглой Не слышно грома битвы чудной, Не видно молньи боевой.

Но узнаю тебя, начало Высоких и мятежных дней! Над вражьим станом, как бывало, И плеск и трубы лебедей.

Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались. Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал. - Молись!

23 декабря 1908

РОССИЯ

Опять, как в годы золотые, Три стертых треплются шлеи, И вязнут спицы росписные В расхлябанные колеи...

Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые Как слезы первые любви!

Тебя жалеть я не умею И крест свой бережно несу... Какому хочешь чародею Отдай разбойную красу!

Пускай заманит и обманет, Не пропадешь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты...

Ну что ж? Одной заботой боле Одной слезой река шумней, А ты всё та же - лес, да поле, Да плат узорный до бровей...

И невозможное возможно, Дорога долгая легка, Когда блеснет в дали дорожной Мгновенный взор из-под платка, Когда звенит тоской острожной Глухая песня ямщика!..

18 октября 1908

* * *

Вот он - ветер, Звенящий тоскою острожной, Над бескрайною топью Огонь невозможный, Распростершийся призрак Ветлы придорожной...

Вот - что ты мне сулила:

Могила.

4 ноября 1908

ОСЕННИЙ ДЕНЬ

Идем по жнивью, не спеша, С тобою, друг мой скромный, И изливается душа, Как в сельской церкви темной.

Осенний день высок и тих, Лишь слышно - ворон глухо Зовет товарищей своих, Да кашляет старуха.

Овин расстелет низкий дым, И долго под овином Мы взором пристальным следим За лётом журавлиным...

Летят, летят косым углом, Вожак звенит и плачет... О чем звенит, о чем, о чем? Что' плач осенний значит?

И низких нищих деревень Не счесть, не смерить оком, И светит в потемневший день Костер в лугу далеком...

О, нищая моя страна, Что' ты для сердца значишь? О, бедная моя жена, О чем ты горько плачешь?

1 января 1909

* * *

Не уходи. Побудь со мною,

Я так давно тебя люблю.

Дым от костра струею сизой Струится в сумрак, в сумрак дня. Лишь бархат алый алой ризой, Лишь свет зари - покрыл меня.

Всё, всё обман, седым туманом Ползет печаль угрюмых мест. И ель крестом, крестом багряным Кладет на даль воздушный крест...

Подруга, на вечернем пире, Помедли здесь, побудь со мной. Забудь, забудь о страшном мире, Вздохни небесной глубиной.

Смотри с печальною усладой, Как в свет зари вползает дым. Я огражу тебя оградой Кольцом из рук, кольцом стальным.

Я огражу тебя оградой Кольцом живым, кольцом из рук. И нам, как дым, струиться надо Седым туманом - в алый круг.

Август 1909

* * *

Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться? Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма! Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться... Вольному сердцу на что твоя тьма?

Знала ли что? Или в бога ты верила? Что' там услышишь из песен твоих? Чудь начудила, да Меря намерила Гатей, дорог да столбов верстовых...

Лодки да грады по рекам рубила ты, Но до Царьградских святынь не дошла... Соколов, лебедей в степь распустила ты Кинулась и'з степи черная мгла...

За' море Черное, за' море Белое В черные ночи и в белые дни Дико глядится лицо онемелое, Очи татарские мечут огни...

Тихое, долгое, красное зарево Каждую ночь над становьем твоим... Что' же маячишь ты, сонное марево? Вольным играешься духом моим?

28 февраля 1910

НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Марии Павловне Ивановой

Под насыпью, во рву некошенном, Лежит и смотрит, как живая, В цветном платке, на косы брошенном, Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною На шум и свист за ближним лесом. Всю обойдя платформу длинную, Ждала, волнуясь, под навесом.

Три ярких глаза набегающих Нежней румянец, круче локон: Быть может, кто из проезжающих Посмотрит пристальней из окон...

Вагоны шли привычной линией, Подрагивали и скрипели; Молчали желтые и синие; В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами И обводили ровным взглядом Платформу, сад с кустами блёклыми, Ее, жандарма с нею рядом...

Лишь раз гусар, рукой небрежною Облокотясь на бархат алый, Скользнул по ней улыбкой нежною... Скользнул - и поезд в даль умчало.

Так мчалась юность бесполезная, В пустых мечтах изнемогая... Тоска дорожная, железная Свистела, сердце разрывая...

Да что' - давно уж сердце вынуто! Так много отдано поклонов, Так много жадных взоров кинуто В пустынные глаза вагонов...

Не подходите к ней с вопросами, Вам всё равно, а ей - довольно: Любовью, грязью иль колесами Она раздавлена - всё больно.

14 июня 1910

ПОСЕЩЕНИЕ

Г о л о с

То не ели, не тонкие ели На закате подъемлют кресты, То в дали снеговой заалели Мои нежные, милый, персты. Унесенная белой метелью В глубину, в бездыханность мою, Вот я вновь над твоею постелью Наклонилась, дышу, узнаю... Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи, Я сквозь темные ночи - в венце. Вот они - еще синие очи На моем постаревшем лице! В твоем голосе - возгласы моря, На лице твоем - жала огня, Но читаю в испуганном взоре, Что ты помнишь и любишь меня.

В т о р о й г о л о с

Старый дом мой пронизан метелью, И остыл одинокий очаг. Я привык, чтоб над этой постелью Наклонялся лишь пристальный враг. И душа для видений ослепла, Если вспомню, - лишь ветр налетит, Лишь рубин раскаленный из пепла Мой обугленный лик опалит! Я не смею взглянуть в твои очи, Всё, что было, - далёко оно. Долгих лет нескончаемой ночи Страшной памятью сердце полно.

Сентябрь 1910 С. Шахматово

* * *

Там неба осветленный край

Средь дымных пятен. Там разговор гусиных стай

Так внятен.

Свободен, весел и силён,

В дали любимой Я слышу непомерный звон

Неуследимый.

Там осень сумрачным пером

Широко реет, Там старый лес под топором

Редеет.

Сентябрь 1910

* * *

Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,

Молодеет душа. И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,

Не дыша.

Снится - снова я мальчик, и снова любовник,

И овраг, и бурьян, И в бурьяне - колючий шиповник,

И вечерний туман.

Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,

Старый дом глянет в сердце мое, Глянет небо опять, розовея от краю до краю,

И окошко твое.

Этот голос - он твой, и его непонятному звуку

Жизнь и горе отдам, Хоть во сне твою прежнюю милую руку

Прижимая к губам.

2 мая 1912

СНЫ

И пора уснуть, да жалко, Не хочу уснуть! Конь качается качалка, На коня б скакнуть!

Луч лампадки, как в тумане, Раз-два, раз-два, раз!.. Идет конница... а няня Тянет свой рассказ...

Внемлю сказке древней, древней О богатырях, О заморской, о царевне, О царевне... ах...

Раз-два, раз-два! Конник в латах Трогает коня И мани'т и мчит куда-то За собой меня...

За моря, за океаны Он мани'т и мчит, В дымно-синие туманы, Где царевна спит...

Спит в хрустальной, спит в кроватке Долгих сто ночей, И зеленый свет лампадки Светит в очи ей...

Под парчами, под лучами Слышно ей сквозь сны, Как звенят и бьют мечами О хрусталь стены...

С кем там бьется конник гневный, Бьется семь ночей? На седьмую - над царевной Светлый круг лучей...

И сквозь дремные покровы Стелятся лучи, О тюремные засовы Звякают ключи...

Сладко дремлется в кроватке. Дремлешь? - Внемлю... сплю. Луч зеленый, луч лампадки, Я тебя люблю!

Октябрь 1912

НОВАЯ АМЕРИКА

Праздник радостный, праздник великий, Да звезда из-за туч не видена... Ты стоишь под метелицей дикой, Роковая, родная страна.

За снегами, лесами, степями Твоего мне не видно лица. Только ль страшный простор пред очами, Непонятная ширь без конца?

Утопая в глубоком сугробе, Я на утлые санки сажусь. Не в богатом покоишься гробе Ты, убогая финская Русь!

Там прикинешься ты богомольной, Там старушкой прикинешься ты, Глас молитвенный, звон колокольный, За крестами - кресты, да кресты...

Только ладан твой синий и росный Просквозит мне порою иным... Нет, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным!

Сквозь земные поклоны, да свечи, Ектеньи, ектеньи, ектеньи Шепотливые, тихие речи, Запылавшие щеки твои...

Дальше, дальше... И ветер рванулся, Черноземным летя пустырем... Куст дорожный по ветру метнулся, Словно дьякон взмахнул орарем...

А уж там, за рекой полноводной, Где пригнулись к земле ковыли, Тянет гарью горючей, свободной, Слышны гуды в далекой дали...

Иль опять это - стан половецкий И татарская буйная крепь? Не пожаром ли фески турецкой Забуянила дикая степь?

Нет, не видно там княжьего стяга, Не шеломами черпают Дон, И прекрасная внучка варяга Не клянет половецкий полон...

Нет, не вьются там по' ветру чубы, Не пестреют в степях бунчуки... Там чернеют фабричные трубы, Там заводские стонут гудки.

Путь степной - без конца, без исхода, Степь, да ветер, да ветер, - и вдруг Многоярусный корпус завода, Города из рабочих лачуг...

На пустынном просторе, на диком Ты всё та, что была, и не та, Новым ты обернулась мне ликом, И другая волнует мечта...

Черный уголь - подземный мессия, Черный уголь - здесь царь и жених, Но не страшен, невеста, Россия, Голос каменных песен твоих!

Уголь стонет, и соль забелелась, И железная воет руда... То над степью пустой загорелась Мне Америки новой звезда!

12 декабря 1913

* * *

Моей матери

Ветер стих, и слава заревая

Облекла вон те пруды. Вон и схимник. Книгу закрывая,

Он смиренно ждет звезды.

Но бежит шоссейная дорога,

Убегает вбок... Дай вздохнуть, помедли, ради бога,

Не хрусти, песок!

Славой золотеет заревою

Монастырский крест издалека. Не свернуть ли к вечному покою?

Да и что за жизнь без клобука?..

И опять влечет неудержимо

Вдаль из тихих мест Путь шоссейный, пробегая мимо,

Мимо инока, прудов и звезд...

Август 1914

ПОСЛЕДНЕЕ НАПУТСТВИЕ

Боль проходит понемногу, Не навек она дана. Есть конец мятежным стонам. Злую муку и тревогу Побеждает тишина.

Ты смежил больные вежды, Ты не ждешь - она вошла. Вот она - с хрустальным звоном Преисполнила надежды, Светлым кругом обвела.

Слышишь ты сквозь боль мучений, Точно друг твой, старый друг, Тронул сердце нежной скрипкой? Точно легких сновидений Быстрый рой домчался вдруг?

Это - легкий образ рая, Это - милая твоя. Ляг на смертный одр с улыбкой, Тихо грезить, замыкая Круг постылый бытия.

Протянуться без желаний, Улыбнуться навсегда, Чтоб в последний раз проплыли Мимо, сонно, как в тумане, Люди, зданья, города...

Чтобы звуки, чуть тревожа Легкой музыкой земли, Прозвучали, потомили Над последним миром ложа И в иное увлекли...

Лесть, коварство, слава, злато Мимо, мимо, навсегда... Человеческая тупость Всё, что мучило когда-то, Забавляло иногда...

И опять - коварство, слава, Злато, лесть, всему венец Человеческая глупость, Безысходна, величава, Бесконечна... Что ж, конец?

Нет... еще леса, поляны, И проселки, и шоссе, Наша русская дорога, Наши русские туманы, Наши шелесты в овсе...

А когда пройдет всё мимо, Чем тревожила земля, Та, кого любил ты много, Поведет рукой любимой В Елисейские поля.

14 мая 1914

* * *

Грешить бесстыдно, непробудно, Счет потерять ночам и дням, И, с головой от хмеля трудной, Пройти сторонкой в божий храм.

Три раза преклониться долу, Семь - осенить себя крестом, Тайком к заплеванному полу Горячим прикоснуться лбом.

Кладя в тарелку грошик медный, Три, да еще семь раз подряд Поцеловать столетний, бедный И зацелованный оклад.

А воротясь домой, обмерить На тот же грош кого-нибудь, И пса голодного от двери, Икнув, ногою отпихнуть.

И под лампадой у иконы Пить чай, отщелкивая счет, Потом переслюнить купоны, Пузатый отворив комод,

И на перины пуховые В тяжелом завалиться сне... Да, и такой, моя Россия, Ты всех краев дороже мне.

26 августа 1914

* * *

Петроградское небо мутилось дождем,

На войну уходил эшелон. Без конца - взвод за взводом и штык за штыком

Наполнял за вагоном вагон.

В этом поезде тысячью жизней цвели

Боль разлуки, тревоги любви, Сила, юность, надежда... В закатной дали

Были дымные тучи в крови.

И, садясь, запевали Варяга одни,

А другие - не в лад - Ермака, И кричали ура, и шутили они,

И тихонько крестилась рука.

Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,

Раскачнувшись, фонарь замигал, И под черною тучей веселый горнист

Заиграл к отправленью сигнал.

И военною славой заплакал рожок,

Наполняя тревогой сердца. Громыханье колес и охрипший свисток

Заглушило ура без конца.

Уж последние скрылись во мгле буфера,

И сошла тишина до утра, А с дождливых полей всё неслось к нам ура,

В грозном клике звучало: пора!

Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,

Несмотря на дождливую даль. Это - ясная, твердая, верная сталь,

И нужна ли ей наша печаль?

Эта жалость - ее заглушает пожар,

Гром орудий и топот коней. Грусть - ее застилает отравленный пар

С галицийских кровавых полей...

1 сентября 1914

* * *

Я не предал белое знамя, Оглушенный криком врагов, Ты прошла ночными путями, Мы с тобой - одни у валов.

Да, ночные пути, роковые, Развели нас и вновь свели, И опять мы к тебе, Россия, Добрели из чужой земли.

Крест и насыпь могилы братской, Вот где ты теперь, тишина! Лишь щемящей песни солдатской Издали' несется волна.

А вблизи - всё пусто и немо, В смертном сне - враги и друзья. И горит звезда Вифлеема Так светло, как любовь моя.

3 декабря 1914

* * *

З.Н.Гиппиус

Рожденные в года глухие Пути не помнят своего. Мы - дети страшных лет России Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы! Безумья ль в вас, надежды ль весть? От дней войны, от дней свободы Кровавый отсвет в лицах есть.

Есть немота - то гул набата Заставил заградить уста. В сердцах, восторженных когда-то, Есть роковая пустота.

И пусть над нашим смертным ложем Взовьется с криком воронье, Те, кто достойней, боже, боже, Да узрят царствие твое!

8 сентября 1914

* * *

Дикий ветер

Стекла гнет,

Ставни с петель

Буйно рвет.

Час заутрени пасхальной, Звон далекий, звон печальный, Глухота и чернота. Только ветер, гость нахальный, Потрясает ворота.

За окном черно и пусто, Ночь полна шагов и хруста, Там река ломает лед, Там меня невеста ждет...

Как мне скинуть злую дрёму, Как мне гостя отогнать? Как мне милую - чужому, Проклято'му не отдать?

Как не бросить всё на свете, Не отчаяться во всем, Если в гости ходит ветер, Только дикий черный ветер, Сотрясающий мой дом?

Что ж ты, ветер,

Стекла гнешь?

Ставни с петель

Дико рвешь?

22 марта 1916

КОРШУН

Чертя за кругом плавный круг, Над сонным лугом коршун кружит И смотрит на пустынный луг. В избушке мать над сыном тужит: "На' хлеба, на', на' грудь, соси, Расти, покорствуй, крест неси".

Идут века, шумит война, Встает мятеж, горят деревни, А ты всё та ж, моя страна, В красе заплаканной и древней. Доколе матери тужить? Доколе коршуну кружить?

22 марта 1916

-----------------------------------------------------------------------

О ЧЕМ ПОЕТ ВЕТЕР

(1913)

* * *

Мы забыты, одни на земле. Посидим же тихонько в тепле.

В этом комнатном, теплом углу Поглядим на октябрьскую мглу.

За окном, как тогда, огоньки. Милый друг, мы с тобой старики.

Всё, что было и бурь и невзгод, Позади. Что ж ты смотришь вперед?

Смотришь, точно ты хочешь прочесть Там какую-то новую весть?

Точно ангела бурного ждешь? Всё прошло. Ничего не вернешь.

Только стены, да книги, да дни. Милый друг мой, привычны они.

Ничего я не жду, не ропщу, Ни о чем, что прошло, не грущу. Только, вот, принялась ты опять Светлый бисер на нитки низать,

Как когда-то, ты помнишь тогда... О, какие то были года!

Но, когда ты моложе была, И шелка ты поярче брала,

И ходила рука побыстрей... Так возьми ж и теперь попестрей,

Чтобы шелк, что вдеваешь в иглу, Побеждал пестротой эту мглу.

19 октября 1913

* * *

Поет, поет... Поет и ходит возле дома... И грусть, и нежность, и истома, Как прежде, за' сердце берет...

Нетяжко бремя, Всей жизни бремя прожитой, И песнью длинной и простой Баюкает и нежит время...

Так древни мы,

Так древен мира

Бег,

И лира

Поет нам снег

Седой зимы, Поет нам снег седой зимы...

Туда, туда,

На снеговую грудь

Последней ночи...

Вздохнуть - и очи

Навсегда

Сомкнуть, Сомкнуть в объятьях ночи...

Возврата нет

Страстям и думам...

Смотри, смотри:

С полночным шумом Идет к нам ветер от зари...

Последний свет

Померк. Умри. Померк последний свет зари.

19 октября 1913

* * *

Милый друг, и в этом тихом доме

Лихорадка бьет меня. Не найти мне места в тихом доме

Возле мирного огня!

Голоса поют, взывает вьюга,

Страшен мне уют... Даже за плечом твоим, подруга,

Чьи-то очи стерегут!

За твоими тихими плечами

Слышу трепет крыл... Бьет в меня светящими очами

Ангел бури - Азраил!

Октябрь 1913

* * *

Из ничего - фонтаном синим

Вдруг брызнул свет. Мы головы наверх закинем

Его уж нет, Рассыпался над черной далью

Златым пучком, А здесь - опять, - дугой, спиралью,

Шаро'м, волчком, Зеленый, желтый, синий, красный

Вся ночь в лучах... И, всполошив ее напрасно,

Зачах.

Октябрь 1913

* * *

Вспомнил я старую сказку, Слушай, подруга, меня. Сказочник добрый и старый Тихо сидел у огня.

Дождик стучался в окошко, Ветер в трубе завывал. "Плохо теперь бесприютным!" Сказочник добрый сказал.

В дверь постучались легонько, Сказочник дверь отворил, Ветер ворвался холодный, Дождик порог окатил...

Мальчик стоит на пороге Жалкий, озябший, нагой, Мокрый колчан за плечами, Лук с тетивою тугой.

И, усадив на колени, Греет бедняжку старик. Тихо доверчивый мальчик К старому сердцу приник.

"Что у тебя за игрушки?" "Их подарила мне мать". "Верно, ты стрелы из лука Славно умеешь пускать?" Звонко в ответ засмеялся Мальчик и на' пол спрыгну'л. "Вот как умею!" - сказал он И тетиву натянул...

В самое сердце попал он, Старое сердце в крови... Как неожиданно ранят Острые стрелы любви!

Старик, терпи

Тяжкий недуг,

И ты, мой друг,

Терпи и спи,

Спи, спи, Не забудешь никогда

Старика, Провспоминаешь ты года, Провспоминаешь ты века, И средь растущей темноты

Припомнишь ты

И то и се,

Всё, что было,

Что манило,

Что цвело,

Что прошло,

Всё, всё.

Октябрь 1913

* * *

Было то в темных Карпатах, Было в Богемии дальней...

Впрочем, прости... мне немного Жутко и холодно стало; Это - я помню неясно, Это - отрывок случайный, Это - из жизни другой мне Жалобный ветер напел...

Верь, друг мой, сказкам: я привык

Вникать

В чудесный их язык

И постигать

В обрывках слов

Туманный ход

Иных миров, И темный времени полет

Следить, И вместе с ветром петь;

Так легче жить, Так легче жизнь терпеть

И уповать,

Что темной думы рост Нам в вечность перекинет мост,

Надеяться и ждать...

Жди, старый друг, терпи, терпи, Терпеть недолго, крепче спи,

Всё равно всё пройдет, Всё равно ведь никто не поймет, Ни тебя не поймет, ни меня,

Ни что ветер поет

Нам, звеня...

Октябрь 1913