Стимул

Семья голубых обезьян гуськом направлялась к водопою. Это был классический клан: два самца, вожак и охранитель, четыре самки и двенадцать малышей. Вожак, как ему и полагалось, топал впереди, раздвигая вьющиеся стебли местной растительности, остальные ступали след в след, старательно, как в танце, повторяя каждое движение предводителя. Замыкал шествие второй самец — могучий и рослый, как все охранители.

Зрелище было редкостное, можно сказать, уникальное. Голубые обезьяны — звери крайне осторожные, и никому еще не удавалось запечатлеть их в естественной обстановке. Черешина ожидали лавры победителя. Ради этого стоило месяц отыскивать еле заметные в траве следы и потом, когда тропа была найдена, еще неделю провести в засаде.

«Мы молодцы, — от души похвалил себя Черешин. — Мы умницы. Сейчас мы это танго зафиксируем на пленочку, а потом тихонько проследуем к водопою… а потом выследим, где у них место обитания, и поработаем там… а еще потом все нас похвалят. Все так и скажут, что Витек Черешин молодец и гордость галактической журналистики…»

Он осторожно — совершенно бесшумно — поднял камеру, приник к окуляру, и… Клан исчез, растворился в траве, словно и не было здесь никаких голубых обезьян!

Тяжкий гул наполнил окрестности. С неба нахально опускалась тарелка планетарного бота. Круглая тень заслонила светило, накрыла тропу и онемевшего от ярости Черешина. Бот прошел совсем низко и скрылся за верхушками деревьев. Вновь наступила тишина. Пришельцы, кто бы они ни были, приземлились где-то в окрестностях черешинского лагеря.

«Гордость галактической журналистики» очнулся от транса. Посылая страшные проклятия мерзавцам, испоганившим плоды пятинедельной работы, Виктор кинулся к лагерю. От расстройства он даже забыл про антиграв. В результате ранец, призванный носить своего владельца по воздуху, изрядно набил ему спину.

На финише лесного марафона пот с журналиста лил в три ручья.

На территории лагеря творилось черт знает что. Повсюду валялись вскрытые ящики, упаковочные листы и походные цистерны для горючего. Какие-то незнакомые здоровенные парни ставили палатки, тянули от черешинского домика кабель энергоснабжения, в темпе собирали из готовых блоков машину, весьма напоминавшую десантный вездеход высшей защиты. Все они были облачены в комбинезоны типа «Хамелеон», а на поясах у большинства (Виктор удивленно поднял брови) красовались длинноствольные пистолеты. Из очередного ящика извлекли груду винтовок. К башне вездехода деловито прикручивали пулемет.

«Бойкие, однако, ребятишки, — подумал Черешин. — Воевать они, что ли, собрались? В заповеднике?! С кем бы это?..»

— Надо полагать, Виктор Черешин? — чуть гнусавя, осведомился невесть откуда появившийся коротышка в лихом берете, заломленном на левое ухо. Маленькие глазки пробуравили Виктора насквозь. Горбатый нос коротышки приходился на уровне черешинского живота. — Тем не менее прошу документы!

— Минутку, — с достоинством отстранил его журналист. — В шортах документы не храню.

Он зашел в домик. Здесь тоже похозяйничали гости. К черешинской рации была добавлена телеприставка о шести экранах. На черешинской кухне расположился кучерявый субъект, готовивший завтрак из черешинских запасов.

— Салют! — с ярко выраженным восточным акцентом приветствовал кучерявый. — Извини, дорогой, мы у тебя тут кое-что позаимствовали, потом вернем. Меня Ашот зовут.

— Виктор, — представился Виктор. — Да чего уж там, не стесняйтесь. Кофе в среднем ящике.

Он рылся в вещах, разыскивая командировочное предписание.

— Мы, понимаешь, в рейд собираемся, — доброжелательно продолжал Ашот, — а свою кухню пока не наладили. Слушай, где у тебя средний ящик?

— Посередине, — кратко отозвался Черешин, выходя.

Коротышка сидел на крылечке, на самом солнцепеке, томно обмахиваясь беретом. Бегло просмотрев предписание, он вернул его Черешину.

— Собственно, мы на ваш лагерь и ориентировались. Но для порядка, знаете ли… А… цель, так сказать, пребывания?

Виктор был зол и раздражителен.

— Цикл, так сказать, репортажей о животном мире заповедника Сирены. В частности, об образе жизни, так сказать, голубых обезьян. Кстати, я до сих пор не знаю, с кем имею, так сказать, честь…

Коротышка встал и церемонно поклонился.

— Поль Мерсье, к вашим услугам. Начальник Службы охраны Главного управления космических заповедников.

«Елки-палки, — растерянно подумал Черешин. — Журналист, называется! Мерсье не узнал…»

О службе охраны ГУКЗа в космосе ходили легенды. По уровню профессиональной и психологической подготовки ее работники не уступали асам из Отряда галактической безопасности, хотя и выполняли задачи не столь широких масштабов. Целью службы, как явствовало из ее названия, была охрана планет, объявленных заповедными, а основным содержанием работы стала борьба с браконьерами. Браконьерство было делом выгодным. Число освоенных планет давно перевалило за сотню. Формально все они подчинялись Центральному Совету, на деле же Земле приходилось прилагать немало усилий для поддержания порядка. Во многих внеземных колониях еще сохранились остаточные формы капитализма, во всяком случае, еще не исчезли денежные отношения. А на фронтире, как традиционно именовалась граница освоенных миров, пока что неизбежна была и определенная неразбериха. Удачливый браконьер вполне мог обеспечить здесь себе безбедное существование, ведь за мех, скажем, псевдомедведя из заповедника Лигуры состоятельные дамочки в колониях платили бешеные суммы. Были браконьеры-одиночки, существовали браконьерские шайки, ходили слухи о браконьерских синдикатах. Для борьбы с этим безобразием Служба охраны имела свой флот, свои арсеналы, свой факультет в Школе егерей и самые широкие полномочия. Браконьеров в случае поимки ожидала клиника и перестройка психики, поэтому защищались они всеми средствами, не останавливаясь перед применением оружия. Работники охраны имели право отвечать выстрелом на выстрел — тяжкое в моральном смысле право, которым они предпочитали не пользоваться. В основе половины легенд о Службе охраны лежало это нереализуемое право…

— Понимаешь, дорогой, — объяснял Ашот, сидя возле рации, — на днях арестовали владельцев одной нелегальной мастерской на Арктуре-шесть. Последний крик моды — делали воротники из шкурок твоих голубых обезьян. Все оборудование — два станка, а ворочали миллионами! Имени поставщика хозяева заведения не знают, известна только кличка — Шустрик. Как у собак, честное слово! Перехватили связного, и выяснилось, что этот Шустрик в теплой компании снова отправился на Сирену. Ну, корабль их, как водится, взяли на орбите, там уже все в порядке, группа захвата работает, а шлюпка с браконьерами где-то здесь, поблизости. Ее мы сейчас и разыскиваем…

На всех шести экранах телеприставки разворачивалась картина прочесывания джунглей. Над кустами порхали фигуры егерей, призрачных в своих «Хамелеонах», вездеход шел напролом, ворочая по сторонам стволом пулемета.

— Обнаружите вы их, а что дальше? — спросил Виктор, меняя пленку в камере. В рейд его не взяли (Мерсье отказал наотрез: «У нас, мон шер, не увеселительная прогулка!»), но превосходное качество изображения позволяло сделать репортаж и отсюда, из домика.

— А дальше… — Джунгли на одном из экранов расступились: на выжженной прогалине торчала планетарная шлюпка стандартного образца. — Вот они! Ну! Давай, ребята!

Ашот стремительно защелкал тумблерами.

— База, база! Вызывает лагерь! Шлюпка обнаружена. Сектор пять, квадрат шесть-семнадцать!

— Лагерь, вас понял. Пять, шесть-семнадцать. у нас — в норме. Ашот, передай Полю: захваченный корабль принадлежит фирме «Арктур-видео». По официальной версии сейчас стоит в капитальном ремонте.

— Есть. До связи!..

Егеря, взяв шлюпку в кольцо, приготовились к атаке. Послышался голос Мерсье:

— Шустрик, вы окружены. Предлагаю сдаться доброво…

Конец речи утонул в треске выстрелов.

— Из люков лупят, гады! — возбужденно крикнул Ашот.

Егеря, словно бы не обращая внимания на стрельбу, пикировали на шлюпку. Один из них вдруг будто наткнулся на что-то и, потеряв управление антигравом, беспорядочно заметался в воздухе.

— Ольссена зацепили! Ну!.. — радист повернул разъяренное лицо к Черешину. — Что сидишь, дорогой! Беги, «медика» готовь!

Выскакивая из комнаты, Виктор краем глаза заметил, как несколько егерей на лету подхватили раненого, вынесли из боя… Он торопливо настраивал кибер-медика на оказание хирургической помощи, а за стеной все так же трещали выстрелы, раздавались злобные возгласы и порою ругательства. Снова, покрывая гвалт, знакомо прогнусавил Мерсье:

— Прекратить сопротивление! Иначе я прикажу применить гранаты…

Тяжело дыша, возбужденные егеря затащили в медицинский отсек раненого Ольссена. Тот был без сознания, комбинезон на груди пропитался кровью. Кибер, перебирая манипуляторами, склонился над пациентом.

Стрельба за стеной смолкла. В отсек ввалился взмокший от переживаний Ашот.

— Все! Взяли…

Виктор, вспомнив о профессиональных обязанностях, помчался за камерой.

— «Арктур-видео»? Придется заняться этой лавочкой всерьез. — Мерсье с брезгливой миной наблюдал, как браконьеры под конвоем бредут к боту. — Как Ольссен?

— Спит, — отрапортовал Ашот. — Через пару дней будет здоров.

К ним приблизился Черешин.

— Поль, несколько слов для телезрителей.

— Это пока преждевременно, — поморщился коротышка. — И вообще я, так сказать, не уверен в необходимости такого интервью.

Он нахлобучил берет и зашагал прочь.

— Не очень-то вежливо… — начал Черешин.

— Погоди! — Ашот потянул его за рукав. — Не приставай к человеку, дорогой. Тут такое дело… Понимаешь, Шустрик ушел.

— Как ушел?!

— Очень просто, — Ашот пожал плечами. — Его, оказывается, в шлюпке не было. Он и еще двое на «охоту» пошли. Так что, понимаешь, придется нам здесь задержаться… Кстати, ты уж извини, Мерсье запретил посторонним покидать лагерь.

— Это я-то посторонний? — взревел Виктор.

— Ты, дорогой…

Рисунки О. Шапкина

Ну уж нет! Считать себя посторонним Черешин не собирался. В конце концов, Мерсье ему не начальник. У него, Черешина, свое дело, своя работа. Подумаешь, зазнайки, — интервью давать не желают (вслед за Мерсье все егеря, словно сговорившись, избегали бесед с журналистом). А сами этого, как его… Шустрика упустили, Лопухи! Ну и сидите теперь в лагере, или патрулируйте, или что у вас там в таких случаях делается. А я — пошел. Оревуар, месье Поль! До встречи!

Виктор твердо решил доказать свое право на самостоятельность в любой ситуации. Сделать это он мог лишь одним способом: игнорируя запрет, немедленно — сейчас же! — покинуть лагерь. Что он, собственно, и предпринял, прокравшись к зарослям под прикрытием кормы бота. Черешину казалось, что он это очень ловко проделал. На самом же деле никто из егерей попросту не обратил на журналиста внимания — иначе далеко бы он не ушел. Егерям и в голову не приходило, что кто-то может ослушаться запрета Мерсье. Поэтому они спокойно занимались своими делами, и исчезновение Черешина обнаружилось лишь поздно вечером — когда Ашот пришел звать его на ужин.

Виктор к этому времени давно уже сидел в яме. Это была добротная западня, выкопанная грубо, но надежно, прикрытая для маскировки тонкими веточками. Располагалась она аккурат на тропе голубых обезьян, ближе к реке, и выбраться из нее без посторонней помощи было невозможно. Не так уж и глубока была яма — метра четыре с половиной, не больше, но создатели придали ей форму усеченного конуса. Ловушка сужалась кверху, грозя к тому же обвалиться на голову центнерами земли.

«Браконьеры поработали, — подумал Черешин. — Недаром и шлюпка их располагалась поблизости». Осветив яму фонариком и заметив клочки голубой шерсти, он вроде бы утвердился в этой мысли. Но что-то все-таки мешало принять ее, и чем дальше Виктор размышлял (времени для раздумий было хоть отбавляй), тем больше схватывали его сомнения. Он еще раз внимательно осмотрел стены, опять, закусив губу, глубоко задумался.

Стемнело окончательно. Черешин направил фонарик вверх, включил (тонкий луч уперся в облачное небо), но тут же потушил. Если он ошибается и западня все-таки принадлежит браконьерам… Надо полагать, Шустрик будет рад сравнять счет.

Потом, выдавая чьи-то шаги, зашелестела трава, и опять Виктор не позвал на помощь — по той же причине.

Шаги замерли было нерешительно, тут же зашуршали вновь, и вдруг раздался треск ломающихся веток, испуганное восклицание, и кто-то с шумом куда-то провалился. Заглушенные слоем земли, понеслись гнусные ругательства.

Тогда Черешин облегченно рассмеялся и зажег фонарик. Он больше не сомневался.

Через полчаса, взбираясь по веревке, поданной Ашотом, Виктор задрал голову и сказал:

— Вы поищите, тут по соседству Шустрик отдыхает. Да глядите, сами не попадитесь — кто знает, сколько они ям накопали!

Мерсье был выбит из колеи и не скрывал этого. И набросился на Черешина, едва тот появился в дверях:

— Где вы ходите? Вы что думаете, мне больше нечем заняться, кроме выслушивания ваших сказок?! Что вы тут наговорили Саркисяну? Почему это мы должны немедленно улетать? И где это вас носит целый час?

Ашот, стоявший за креслом коротышки, делал успокаивающие знаки: мол, не спорь, рассказывай.

— Извините за задержку. Душ принимал. В западне было грязновато.

В доказательство Виктор пригладил мокрые волосы. Он только что смочил их под краном: заподозри Мерсье неладное — и все может сорваться.

— Садитесь, — буркнул начальник Службы охраны. — Я вас слушаю.

Виктор сел, неспешно налил себе освежающего из стоявшей на столе бутылки, пригубил. Поставил стакан. Мерсье на глазах багровел от возмущения. «Сейчас он меня прибьет, — промелькнуло в голове у журналиста. — Но надо потянуть время, чтобы Айк успел уйти подальше». Черешин взял стакан, допил и наполнил вновь. «Сейчас он меня прибьет и будет абсолютно прав. Таких нахалов нужно бить просто в порядке профилактики».

Черешин откашлялся.

— Так вот, товарищ Мерсье, я уже говорил Ашоту — надо улетать. Пункт тридцать четвертый Устава космофлота: «При обнаружении разумной жизни немедленно покинуть планету и связаться с Центральным Советом».

— Устав преподают на факультете журналистики? — язвительно поинтересовался Мерсье.

— Не преподают, — признался Виктор. — Но после школы я собирался стать навигатором и два семестра…

— Понятно. Продолжайте.

— Понимаете ли, голубые обезьяны… — Черешин, не моргнув, выдержал яростный взгляд коротышки. — Дело в том, что это они выкопали ямы, куда свалился сначала я, а потом Шустрик и компания. Там на дне полно голубого пуха, а на стенах четкие следы когтей и какого-то орудия, вроде палеолитической копалки. — Предупреждая очередной вопрос, он скромно пояснил: — Я в таких вещах немножко разбираюсь — два курса на археологическом… Ну вот, вывод ясен: ямы копают и орудиями пользуются только разумные существа.

Он замолчал и выжидательно уставился на Мерсье. Тот уже успокоился.

— Я вас понимаю, молодой человек. Гипотеза хороша. Даже изящна. И заманчива, конечно. Но голубые обезьяны не обладают разумом. В монографии Вернера Гроссмана…

— Я ее читал, — с самым невинным видом сказал Черешин. — Когда учился на биофаке. Гроссман, кстати, как раз на примере голубых обезьян и рассуждает о потенциальных возможностях, упущенных природой. Да нет, вы уж меня выслушайте, не перебивайте! По Гроссману, у голубых обезьян имеется все, чтобы стать гуманоидами: мозг, хорошо развитые хватательные конечности, наконец прямохождение. Нет лишь такой «малости», как потребность в разуме. Им не с кем и не с чем бороться — постоянно теплый климат, обилие пищи, отсутствие крупных хищников. Они уже готовы стать разумными, но им это просто ни к чему.

— Вот именно! — с жаром подхватил Мерсье. — Ни к чему! Не с чем и не с кем бороться.

— Было! Было не с кем. Но года два, а то и три назад на Сирене впервые высадились браконьеры. И у обезьян появилась потребность защищаться от опасности. Биологически-то они давно были готовы. Требовался толчок. Браконьеры его и дали.

Черешин послушал, как Мерсье, гнусавя сильнее обычного, отдает по рации приказ о срочной эвакуации, допил свой стакан, встал и побрел к выходу. Он чувствовал себя смертельно уставшим. У дверей обернулся.

— Вашему Шустрику надо благодарность объявить от имени человечества. За создание новой цивилизации.

— И все-таки в ваших рассуждениях есть изъян, — задумчиво сказал Мерсье, когда бот уже подходил к кораблю. В иллюминаторе проплывала Сирена. — Небольшой изъян, но имеется. Планета будет закрыта, заблокирована наглухо. Браконьеры там уже не появятся — это я вам гарантирую. И таким образом, у голубых обезьян пропадет стимул к дальнейшему развитию. Они замрут на уровне копалок и примитивных ловушек.

— Ну, не таких уж примитивных, — отозвался Черешин. — Да и копалки — не так уж мало для начала. Но вообще-то вы правы. — была опасность застоя.

— Была?!

— Ну да. Но Айк, — любовно продолжал Черешин, — Айк им скучать не даст. Он им задаст жару, он их заставит развивать умственные способности!

— Айк? — подпрыгнул Мерсье. — Что еще за Айк?

— Мой кибер. В принципе он рассчитан на оказание медицинской помощи, но я немножко покопался в схеме… Теперь у него другая программа: не давать покоя голубым оба… извините — гуманоидам.

Мерсье хмыкнул и с интересом посмотрел на Черешина. С о-очень большим интересом посмотрел. И опять хмыкнул. И сказал неожиданно:

— А вы мне нравитесь, мон шер. Конечно, вас стоит высечь розгами, но… вы мне нравитесь! Немножко навигатор, немножко биолог, немножко историк, немножко кибернетик…

— В основном — журналист, — подсказал Виктор.

— …Немножко авантюрист. Даже очень много немножко авантюрист! А вы никогда не думали попробовать себя в Службе охраны? Я бы дал вам рекомендацию в Школу.

— Пять лет! — простонал Черешин, живо представив себе десять семестров беспрерывных занятий, тренировок, стажировок и драконовских экзаменов. Такие заманчивые пять лет!

— Ну, — добродушно прогнусавил Поль Мерсье, — вам не привыкать!..

Пластиковый палевого оттенка пакетик Ковалев носил всегда при себе. Лишь изредка он высыпал косточки на ладонь, пересчитывал их, катая между пальцами маленькие гладкие, теплые на ощупь кругляшки, и получал при этом ни с чем не сравнимое удовольствие.