Сто великих операций спецслужб

Операция «Лиотэ»

В 1947 году генерал-майор Наум Эйтингон был назначен заместителем генерал-лейтенанта Павла Судоплатова, возглавлявшего спецотдел МГБ СССР по диверсионной работе за границей. В этой связи Эйтингону пришлось принимать самое непосредственное и активное участие в разработке и реализации оперативных мероприятий, в частности, по ликвидации литовских националистических бандформирований.

Следует отметить, что во второй половине 1940-х годов в Прибалтийских республиках, освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских оккупантов, было неспокойно. Там орудовали банды националистов, которые получали широкую помощь, в том числе военную, от спецслужб Великобритании и США. В Литве активно действовала так называемая Литовская освободительная армия, руководимая Верховным комитетом освобождения Литвы. С 1944 по 1956 год литовские «лесные братья» убили 25 тысяч человек, 23 тысячи из которых были их соотечественниками. В эту республику неоднократно выезжал Эйтингон. Под его руководством литовские чекисты разработали и реализовали ряд успешных агентурных комбинаций по образцу операций «Трест» и «Синдикат».

В конце 1940-х годов британская разведка Сикрет интеллидженс сервис (СИС или МИ-6) приступила к реализации долгосрочной операции «Лиотэ», направленной на разложение населения стран социализма, в первую очередь — СССР.

Интересно, что своим названием операция «Лиотэ» была обязана историческому анекдоту, который был приведен во введении к совершенно секретному документу британской СИС, в котором были сформулированы стратегические основы ведения психологической войны против СССР и других «коммунистических» стран.

Пожилой генерал Луи-Жубер Лиотэ — командующий французскими колониальными войсками в Марокко и Алжире в начале XX века — однажды решил пройтись пешком. Был полдень, нещадно палило африканское солнце. Изнывавший от жары генерал приказал своим подчиненным обсадить дорогу деревьями, которые давали бы тень.

— Но, Ваше превосходительство, деревья вырастут только через 50 лет, — заметил один из офицеров.

— Именно поэтому, — прервал его пожилой генерал, — работу начать сегодня же.

Здание радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода»

Приступая к осуществлению операции под кодовым названием «Лиотэ», ее автор — заместитель директора МИ-6 полковник Валентайн Вивьен намеревался получить результаты спустя десятилетия. Основная стратегия операции заключалась в перемещении центра борьбы с противником из военной сферы в террористическую, идеологическую и экономическую.

В одном из документов английской разведки подчеркивалось: «“ Лиотэ” — это непрерывно действующая операция, главной задачей которой является выявление и использование трудностей и уязвимых мест внутри стран советского блока. В ходе операции должны использоваться все возможности, которыми располагает английское правительство для сбора разведывательных данных и организации мероприятий».

Для подрывной работы против СССР на территории Западной Украины и в Прибалтике в рамках МИ-6 был создан специальный отдел «Нора» во главе с британским подданным русского происхождения Маккибином. Помимо засылки в Прибалтику и Западную Украину вооруженных агентов английских спецслужб из числа местных националистов, включая военных преступников, находившихся в международном розыске, а также поставок оружия и взрывчатки действовавшим там бандам террористов, отдел «Нора» занимался ведением «черной пропаганды» на Советский Союз с использованием аэростатов и воздушных шаров, начиненных листовками, а также организацией пропагандистских радиопередач на каналах Би-би-си.

В частности, в конце 1940-х годов отдел «Нора» осуществил заброску на территорию Западной Украины и в Литву организаторов националистического подполья Матвейко, Лукши и Охримовича. С помощью британских спецслужб в Западную Украину был также переброшен бывший гауптштурмфюрер СС Шухевич. Однако советская внешняя разведка через свои возможности в британских спецслужбах получила сведения на Шухевича, а также на его «коллегу» Йозаса Лукшу, заброшенного в Литву. С февраля 1951 года поиск Лукши в Литве осуществляли две специальные оперативные группы, в состав которых входили командированные из Москвы подчиненные Наума Эйтингона. Это агентурно-оперативное мероприятие продолжалось несколько лет. Генерал-майору Эйтингону пришлось трижды выезжать в Литву, чтобы на месте руководить ходом операции. В конце концов чекистам удалось заманить Йозаса Лукшу в засаду и уничтожить его.

В отчете руководству МГБ СССР от 19 января 1953 года министр госбезопасности Литвы генерал-лейтенант Петр Кондаков докладывал: «Особенно положительные результаты в ликвидации бандитизма были достигнуты после применения таких форм агентурной работы, как создание агентурно-боевых групп, направленных против банд, оперативное использование тайно задержанных бандитов и их вербовка нашей спецагентурой в качестве легендированных представителей банд, штабов и центров сопротивления… В результате нам удалось взять под агентурный контроль самые серьезные организационные бандитские единицы, уничтожить организационную структуру оставшихся формирований, парализовать их активную террористическую деятельность».

18 апреля 1953 года министр госбезопасности Литвы сообщал в МГБ СССР, что чекисты его министерства за неполных четыре месяца этого года провели 240 агентурно-оперативных комбинаций, захватили 72 руководителя националистического подполья, из которых 18 были перевербованы, 23 националиста использованы для других оперативных целей, а остальные арестованы для предания суду.

После ликвидации бандформирований и уничтожения входивших в них военных преступников вооруженная борьба в республиках, занимавших западные территории СССР, постепенно приобрела характер законспирированного противоборства между спецслужбами националистов и стоявшими за ними МИ-6 и ЦРУ США и советской контрразведкой.

Свою программу, аналогичную «Лиотэ», разработали и американцы. Поняв к началу 1950-х годов, что выиграть атомную войну у СССР невозможно, они выработали план разрушения Советского Союза, рассчитанный на длительный период. В его осуществлении приняли участие практически все разведывательные, дипломатические и идеологические службы Запада.

Историк отечественных спецслужб Игорь Дамаскин в одной из своих работ подчеркивал: «Одним из наиболее ярких и типичных проявлений идей "Лиотэ" стала инструкция ЦРУ украинским националистам в начале 1950-х годов. В ней предлагалось прекратить вооруженную борьбу, как не имеющую перспективы. Ярым оуновцам рекомендовалось затаиться, а нескомпрометированной молодежи выдавать себя за сторонников власти, добросовестно работать и учиться, постепенно проникать в комсомол, проявлять активность, стать его функционерами, а затем сотрудниками партийного и советского аппарата, в котором занять руководящие посты с тем, чтобы через 30–40 лет захватить власть на Украине и организовать ее отделение от СССР».

Что, как известно, и произошло — в полном соответствии с программой «Лиотэ».

Еще в 1950-е годы на развал СССР и его союзников в США были выделены огромные средства. Помимо государственных органов к операциям «по свержению правительств» были привлечены многочисленные фонды, а также такие радиостанции, как «Свобода» и «Свободная Европа», внесшие серьезный вклад в дестабилизацию и развал Советского Союза.

Конечно, вопрос о причинах распада СССР нельзя сводить только к успехам его противников. Тут и экономические трудности, и политические просчеты, и великодержавные амбиции, и рост национализма в союзных республиках, и слабость политической работы и политической пропаганды, и еще множество крупных и мелких причин.

Так или иначе, операция «Лиотэ» и другие планы расчленения Советского Союза сбылись. Сейчас эта работа продолжается уже против России.

Что же касается человека, в честь которого была названа операция, то генерал Луи Лиотэ стал военным министром и маршалом Франции. Потом он снова служил в Марокко и умер в 1934 году глубоким стариком, когда посаженные по его указанию деревья уже стали большими.

Операция «Бой»

После освобождения Италии от фашистов в 1944 году Москва направила в эту страну в качестве резидента советской внешней разведки под прикрытием сотрудника дипломатической миссии Николая Михайловича Горшкова (оперативный псевдоним — «Мартын»).

Именно он, находясь в командировке в Алжире, осуществил успешную операцию по привлечению к сотрудничеству с советской внешней разведкой видного чиновника из окружения генерала де Голля француза Жоржа Пака, ставшего в дальнейшем ответственным функционером штаб-квартиры НАТО.

Николай Горшков

Для любого сотрудника внешней разведки только одного этого эпизода было бы достаточно, чтобы с гордостью сказать, что его оперативная жизнь удалась. Но у Николая Михайловича таких эпизодов были много.

По прибытии в Рим Горшков быстро организовал работу резидентуры, наладил оказание помощи советским военнопленным, возобновил связь с руководством Компартии Италии.

Николай Михайлович был не только хорошим организатором, но и служил замечательным примером для подчиненных. Резидентура под его руководством добилась больших результатов по всем видам разведывательной деятельности.

Центр ставил перед римской резидентурой задачи по получению разведывательной информации о стратегических планах США, Англии и возглавляемых ими союзов по противоборству с СССР и странами социалистического лагеря. Особое внимание Москва обращала на вопросы получения документальных материалов о разрабатываемых и реализуемых новых видах оружия, прежде всего атомного и ракетного, а также электронного оборудования для военного применения.

Горшков лично приобрел ряд источников, от которых поступала важная политическая и научно-техническая информация, имевшая существенное оборонное и народнохозяйственное значение: документация по самолетостроению, образцы радиоуправляемых снарядов, материалы по атомным реакторам.

Так, в начале 1947 года из Москвы в римскую резидентуру поступила ориентировка-задание относительно созданной английскими специалистами новинки военной техники — электронного артиллерийского зенитного снаряда, обладавшего очень высокой по тем временам степенью поражения движущихся целей.

Перед резидентурой была поставлена задача — добыть техническую информацию об этом снаряде, получившем кодовое название «Бой», и по возможности — его образцы.

На первый взгляд, задача по поиску в Италии новинки, разработанной англичанами и примененной на практике при защите территории Англии, казалась почти безнадежным делом. Однако резидентура под руководством Горшкова разработала и успешно реализовала операцию «Бой».

Уже в сентябре 1947 года резидент доложил о выполнении задания и направил в Центр чертежи и соответствующую техническую документацию, а также образцы снарядов.

В распоряжении Зала истории внешней разведки имеется заключение главного конструктора ведущего советского оборонного НИИ того периода, в котором, в частности, подчеркивается, что «получение образца в полной комплектации… в значительной степени способствовало сокращению сроков разработки аналогичной модели и затрат по ее производству».

Не осталась в стороне римская резидентура и от ставшей исключительно важной в послевоенные и последующие годы работы по проблематике использования ядерных материалов в военной и гражданской областях. Как стало известно позже, поступавшая из резидентуры от одного из привлеченных ею к сотрудничеству ученых-ядерщиков техническая информация имела важное значение и явилась весомым вкладом в укрепление экономического и оборонного потенциала СССР.

Следует также подчеркнуть, что по заданию Центра римская резидентура при непосредственном участии Горшкова добыла и переправила в Москву полный комплект чертежей американского бомбардировщика Б-29, что значительно способствовало созданию в Советском Союзе в кратчайшие сроки собственных средств доставки ядерного оружия.

Несколько слов о литературном наследии Бунина

Великий русский писатель, лауреат Нобелевской премии Иван Алексеевич Бунин еще при жизни стал классиком мировой литературы.

Первый съезд советских писателей, проходивший в 1934 году под председательством Алексея Максимовича Горького, принял решение содействовать возвращению на Родину писателей-эмигрантов Александра Куприна и Ивана Бунина, чье творчество принадлежит народу Известно, что Александру Ивановичу Куприну удалось вновь увидеть родную страну в 1937 году, а Иван Алексеевич Бунин скончался в Париже в 1953 году в возрасте 83 лет и похоронен на пригородном кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Однако некоторая часть его литературного архива возвратилась в Москву Большая роль в этом деле принадлежит советскому разведчику Борису Никодимовичу Батраеву.

Борис Батраев. Париж, 1956 год

В 1951–1957 годах Борис Батраев занимал в посольстве СССР в Париже должность атташе по вопросам культуры. В начале 1955 года резидент КГБ во Франции Михаил Степанович Цымбал поставил перед молодым разведчиком необычное и деликатное задание — выйти на вдову писателя Веру Николаевну Муромцеву-Бунину с целью возможного получения литературного архива писателя. Батраев поинтересовался, не лучше ли поручить это дело кому-либо из «чистых» дипломатов, но Михстеп, как меж собой называли резидента оперработники, разъяснил ему, что целесообразнее делать это именно разведке из-за сложной обстановки вокруг семьи Бунина.

— С эмигрантскими кругами писатель рассорился, — пояснил резидент, — особенно с теми, кто сотрудничал с нацистами в годы оккупации. В Америку ехать наотрез отказался. Едва заикнулся о возможности вернуться в Союз — получил клеймо предателя. Стоит нам только по официальным каналам высказаться о желании вернуть домой бунинский архив, как на жену писателя Муромцеву окажут жесткий нажим. И во Франции, и со стороны США.

— Бедствует Вера Николаевна и от этого страдает, — продолжал Михстеп. — Человек она гордый, истинная аристократка, с довольно сложным характером.

Как расположить ее к себе, как сблизиться и повлиять на нее, убедить вернуть архив мужа — подумай сам. Посол обещал всяческую поддержку. Опыта общения с людьми искусства и богемой тебе не занимать. Словом, попытайся очаровать даму.

Пока резидент говорил о секретном характере миссии, о предельной осмотрительности, о том, чтобы ни в коем случае не дать ни малейшего повода эмигрантским кругам подвергнуть Веру Николаевну травле, оперработник размышлял о другом: «Всех деталей жизни Бунина я не знаю, а времени на подготовку нет. Удастся ли соблюсти конфиденциальность переговоров с женой писателя? Сколько было печальных случаев: стоило нам проявить интерес к русским раритетам, оставшимся за рубежом, как нас опережали. Те же американцы. Скажем, им достался подлинник бесценной “Русской грамматики”, а нам — лишь копия».

Борис Батраев хорошо знал район, в который и направился на своем «ситроене». Сам он проживал неподалеку, на бульваре Сюше. По привычке проверился, нет ли «хвоста». Дом на улице Жака Оффенбаха он нашел легко. Поднялся на третий этаж, нажал на кнопку звонка и, услышав легкие шаги за дверью, снял шляпу.

Возникшая в проеме женщина была высока, сухощава, на вид лет семидесяти. Седина придавала ее лицу благородство, тонкие черты говорили о породе, упрямая линия губ подразумевала властность и суровость нрава. Оперработник галантно представился и протянул визитную карточку. С опаской взяв прямоугольник картона и пробежав по нему глазами, она громко позвала: «Леонид, к нам визитер». Из соседней комнаты вышел представительный мужчина, молча повертел визитку и попросил предъявить удостоверение личности. Наконец с формальностями было покончено, и Батраева провели в просторную комнату, пригласили к столу.

Разговор сложился так, что поначалу спрашивали его. Оперработник сказал, что работает в МИД, в настоящее время занимается вопросами культуры и является горячим поклонником творчества Бунина. Это, впрочем, соответствовало действительности. По памяти назвал несколько его рассказов. Вера Николаевна благосклонно заметила: «Я понимаю, вы еще молодой человек и не имели возможности в силу вашей занятости ознакомиться с творчеством Ивана Алексеевича. Расскажите о вашей семье»…

Борис рассказал, что родился в семье потомственных интеллигентов. Во время Гражданской войны его отец был мобилизован Колчаком и год воевал на стороне белых, а после перешел к большевикам, сражался в рядах 1-й Конной армии Буденного. Дед всю жизнь учительствовал, а на склоне лет на деревенском сходе был выбран священником и вскоре рукоположен Синодом. Сам он находится во Франции с 1951 года, является атташе посольства СССР по вопросам культуры. До этого в 1947–1948 годах работал в Италии.

Разведчик рассказал Вере Николаевне только часть своей биографии. Впрочем, она больше и не спрашивала: ей хотелось знать, с кем имеет дело. Батраев, естественно, умолчал о том, что на самом деле работает в советской внешней разведке. Видимая часть его биографии была истинной правдой, и Батраев почувствовал, что ему поверили, разговор стал дружелюбным и доверительным. Тогда он осторожно заговорил о бунинском архиве, о том, что советский народ почитает своего классика и желает, чтобы его творения вернулись на Родину.

Вскоре Батраев стал своим в квартире на улице Жака Оффенбаха, обстановка которой соединяла в себе бедность, достоинство, хорошие манеры хозяев и незримое присутствие почившего в бозе Мастера. Неизменные чай и сушки. Легкий румянец на щеках Веры Николаевны, когда он вручал ей небольшой букетик цветов. Изысканная вежливость Леонида Зурова, приемного сына и секретаря И.А. Бунина, без которого его вдова никогда не начинала беседы.

Уже во время второй встречи Вера Николаевна дала согласие на предложение оперработника о передаче рукописей:

— Это совпадает с волей самого Ивана Алексеевича, но я хотела бы, чтобы наши контакты не афишировались, — сказала она.

Борису Батраеву были показаны книги, подготовленные к изданию собрания сочинений великого писателя с его пометками. После каждой пометки — его подпись. Все по-русски. «Значит, не в Америке, Франции или Англии собирался он навечно поселить свои книги, а только в России», — подумал про себя оперработник.

На третьей встрече ему был передан первый сверток книг, за ним последовали второй и третий. Каждый состоял из 6–8 книг. Часто к ним прилагались ценные рукописи, черновики, автографы, письма, так или иначе связанные с бунинскими стихами, прозой или публицистикой. Оперработник бережно отвозил эти сокровища в посольство, писал сопроводительные письма в МИД. Оттуда рукописи поступали в Союз писателей, где тексты, изданные во Франции, сверялись с бунинской правкой, корректировались. Словом, в Москве шла сложная литературоведческая работа.

Однако материальное положение Веры Николаевны было столь плачевным, что Батраева неотступно преследовала мысль: если вдове предложат крупную сумму за литературный архив мужа, она может дрогнуть. Тем более что из США уже делались Буниной заманчивые предложения. Прецедент уже был: Вера Николаевна передала в Толстовский фонд работу Бунина о Чехове. За это ей обещали всего лишь 400 долларов, но деньги она так и не получила, о чем с горечью поведала ему.

Что делать? Ясно, что конверт с деньгами она отвергнет. А что, если официально назначить В.Н. Буниной пожизненную пенсию? Посол СССР во Франции Сергей Александрович Виноградов поддержал это предложение без колебаний:

— Подготовьте телеграмму. Я ее подпишу, а уж в Москве решат, как быть.

В Москве решили: быть.

Этот шаг оказался весьма своевременным. На очередной встрече Батраев сообщил вдове Бунина о назначении ей пожизненной пенсии Союза писателей СССР.

Вера Николаевна, вспыхнув, перебила его:

— Не понимаю, при чем тут пенсия? Вы что же, хотите купить меня? Мы же договорились, что все материалы я передаю вам безвозмездно.

— Поверьте, Вера Николаевна, это от чистого сердца. Мы хотим как-то скрасить вашу жизнь. Сумма приличная, 8о тысяч франков в месяц. Столько зарабатывает квалифицированный французский рабочий. Я уполномочен передать вам сразу за полгода. Вот 480 тысяч, — сказал оперработник.

Бунина была потрясена, и он воспользовался затянувшейся паузой: «Как вам удобнее получать деньги? Наличными под расписку из моих рук или через банк? Впрочем, в банке придется платить налоги».

— Через банк? — воскликнула она испуганно. — Но тогда все станет известно. Банковские служащие могут разгласить наши отношения. Нет-нет, лично!

— Хорошо. Вы предпочитаете получать деньги ежемесячно или раз в полгода?

— Раз в полгода, — быстро отреагировала Бунина.

В январе 1957 года Батраев вновь привез вдове Бунина полугодовую пенсию. В ее глазах он увидел сомнение и тревогу. Вера Николаевна написала расписку и неожиданно всплеснула руками:

— Борис, давайте все ежемесячно, только ежемесячно. Я ведь на этих деньгах спала, боялась, что меня ограбят…

В июне того же года служебная командировка Бориса Батраева в Париж подошла к концу. Направляясь к новому месту службы, он «передал» вдову писателя своему коллеге, который в дальнейшем исправно платил ей пенсию Союза писателей СССР.

Много лет спустя Борис Никодимович узнал, что все, что было переслано через него из Парижа в Москву, опубликовано в 9-томном собрании сочинений великого писателя, вышедшем в свет в 1965–1967 годах. В собрание сочинений вошли и произведения из пакетов, врученных Батраеву вдовой Бунина. Вера Николаевна умерла в 1961 году. После смерти вдовы Бунина наследником семейного архива и мебели стал их приемный сын Леонид Зуров. Он скончался в 1971 году, а оставшаяся часть архива Буниных перешла к доценту Эдинбургского университета Милице Эдуардовне Грин, но хранится в Русском архиве Лидского университета.

Операция «Серебро»

В апреле 1953 года в Лондон возвратился резидент Сикрет интеллидженс сервис (СИС) в Сеуле Джордж Блейк. Еще весной 1951 года он по собственной инициативе пошел на сотрудничество с советской внешней разведкой.

Вскоре разведчик был принят начальником СИС Синклером, который сообщил Дж. Блейку о его назначении заместителем начальника недавно созданного нового отдела британской разведки, имевшего кодовое название «Игрек». Этот отдел занимался техническими операциями с применением техники подслушивания. Его сотрудники прослушивали телефонные переговоры советских дипломатов и военнослужащих, работавших в советском региональном центре в Вене, а также в других странах Европы.

Джордж Блейк

Такое решение руководства СИС о назначении Дж. Блейка на столь высокий пост во многом было продиктовано тем, что он владел русским языком, а основными объектами внедрения отделом «Игрек» оперативной техники, как мы видим, были советские представительства за границей.

Главным полем технических операций британской разведки против советских учреждений была избрана Австрия. Однако венская резидентура СИС, руководимая Питером Данном, не могла похвастаться большими достижениями в этой области, поскольку проникнуть в советские объекты в Австрии было практически невозможно. В этой связи Данн вышел к руководству английской разведки с предложением попытаться подсоединиться к линиям связи советских воинских частей и учреждений в оккупационной зоне СССР в Австрии и записывать все ведущиеся разговоры, а затем отбирать представляющую интерес информацию. Эта операция получила в английской разведке кодовое название «Серебро».

В качестве пункта подключения к советским линиям связи было избрано помещение британской военной полиции, располагавшееся неподалеку от советской зоны. Специалисты СИС разработали план операции, включавший осуществление подкопа из подвала полиции в виде туннеля и организацию в нем поста прослушивания с необходимой техникой. Этот план был одобрен начальником оперативного директората СИС Дж. Янгом, и вскоре туннель был прорыт. В Вену прибыли два сотрудника британской разведки, владевшие русским языком. К концу 1952 года операция «Серебро» получила дальнейшее развитие: англичане осуществили подключение еще к двум кабелям связи советских войск в Австрии. В венской резидентуре СИС над обработкой полученной информации трудилась уже целая бригада переводчиков.

Естественно, заступив на новый пост и ознакомившись с деятельностью своего отдела, Дж. Блейк немедленно сообщил своим советским кураторам все детали операции «Серебро». В Москве было принято решение о немедленной перестройке всей системы военной связи в советской оккупационной зоне в Вене.

В 1953 году английская разведка была вынуждена свернуть операцию «Серебро» в связи с ее бесперспективностью.

Операция «Золото»

В 1953 году английская разведка СИС завершила проведение в Вене операции «Серебро», связанной с подключением аппаратуры прослушивания к советским линиям связи.

К тому времени резидент венской разведывательной точки СИС Питер Данн, разработавший и начавший там операцию «Серебро», был переведен на работу в Западный Берлин, где возглавил крупнейшую в то время в Западной Европе резидентуру английской разведки.

По приезде к новому месту службы Ланн столкнулся с серьезными проблемами: несмотря на обширный разведывательный аппарат, резидентура СИС явно не справлялась со своими оперативными задачами по сбору информации о деятельности советских учреждений и воинских частей в Восточной Германии.

Ланн решил изучить вопрос о проведении оперативно-технического мероприятия, аналогичного операции «Серебро», в отношении линий связи Группы советских войск в Германии (ГСВГ). Однако планируемая операция оказалась значительно труднее австрийской. Для ее осуществления необходимо было прорыть туннель длиной около 550 метров, что было невозможно без финансовой помощи США.

Эксперты ЦРУ, проинформированные по данному вопросу, сразу же поняли, какие перспективы открываются перед ними, и охотно согласились финансировать эту дорогостоящую операцию. Техническое оборудование для нее обязалась поставить английская сторона.

О значимости этого технического разведывательного мероприятия говорит даже его кодовое название — «Золото».

В декабре 1953 года в Лондоне состоялось совершенно секретное совещание представителей американской и английской разведок, на котором присутствовал Дж. Блейк. На совещании обсуждались детали операции «Золото». Полученная

информация имела чрезвычайно важный характер, поэтому Блейк срочно встретился со своим советским куратором и передал ему подробные сведения о готовящейся операции.

Туннель с аппаратурой прослушивания линий связи ГСВГ в Берлине

Так с самого начала совместная британско-американская оперативно-техническая операция попала под полный контроль советских спецслужб. Они активно использовали сложившуюся ситуацию для доведения до американских и английских «слушателей» направленной информации и дезинформации. Вряд ли стоит говорить, что операция «Золото» не принесла весомых дивидендов разведкам США и Великобритании.

Впрочем, вряд ли вся информация, шедшая по этому каналу, была полностью ложной. Подготовка дезинформации требует времени и больших затрат, насытить линию только ей практически невозможно. Прекращение же любых переговоров с полезной для противника информацией неизбежно вызвало бы подозрение. И потому в 1956 году советская разведка произвела эффектную операцию по «случайному» вскрытию туннеля.

Связисты ГСВГ при проведении профилактических работ в Берлине якобы случайно обнаружили туннель. Разразился скандал. Советское правительство заявило «решительный протест американским и британским властям». Но даже после провала операции «Золото» британские и американские спецслужбы были уверены, что все это произошло случайно, и на служебном положении Дж. Блейка провал операции не отразился.

Операция «Вызволение»

Рассказывая об операциях спецслужб разных стран, мы хотели бы остановиться на одной подлинно гуманной акции, которую провели советская разведка и внешняя контрразведка в середине 1960-х годов. Речь пойдет о мероприятии кабульской резидентуры КГБ по освобождению из афганских тюрем шестнадцати советских агентов-нелегалов, арестованных на территории Афганистана в 1945–1946 годах и томившихся в заключении более двух десятков лет. Эта операция получила условное название «Вызволение».

Путь освобождения этих людей из средневековых восточных казематов был долгим и трудным. Их судьба была поистине трагической. Далеко не все агенты-нелегалы — а их был не один десяток — дожили до возвращения на Родину. Реализация операции «Вызволение» наглядно свидетельствует о многоплановой работе резидентуры в Кабуле и разведки в целом, которые не ограничивались решением лишь чисто разведывательных задач.

Л.И. Брежнев и король Афганистана Мухаммед Захир Шах

Большинство агентов-нелегалов, о которых идет речь, были заброшены в северные афганские провинции разведотделом Туркестанского военного округа, а некоторые — органами безопасности советских республик Средней Азии. Подобранные из числа жителей среднеазиатских республик — узбеков, таджиков, туркмен, — они проходили соответствующую подготовку, которая, как правило, была скоротечной. Тем не менее агенты-нелегалы были обучены основным приемам и способам ведения разведывательной работы, умели пользоваться тайнописью, шифрами и кодами, поддерживать связь по рации. Все они владели языками коренного населения северных провинций Афганистана, а также дари (диалект персидского). Среди этих людей были медицинские работники, учителя, служащие государственных учреждений, главным образом молодые или среднего возраста мужчины и женщины. После подготовки разведчики переправлялись в Афганистан через «зеленую границу». В нашем рассказе мы ограничимся лишь оперативными псевдонимами некоторых действующих лиц.

Следует отметить, что в результате Гражданской войны и разгрома басмаческого движения в Средней Азии в афганских северных провинциях осело большое количество эмигрантов из СССР. Сразу после окончания Второй мировой войны афганские власти увидели в них потенциальную угрозу для страны.

Афганистан — многонациональное государство, где основной нацией являются пуштуны, исторические создатели афганской государственности. Непуштунские народности населяют в основном северные провинции страны. Длительное время афганское правительство проводило политику насильственной пуштунизации проживавших на Севере таджиков, узбеков, туркмен и представителей других национальностей. В частности, для них обязательным было изучение языка пушту.

В середине 1940-х годов в Кабуле пришли в выводу, что эмигранты из СССР, а заодно и коренное население Севера, ввиду его этнического единства с народами Средней Азии, являются хорошей базой для деятельности советской разведки.

Кабульская резидентура внимательно отслеживала деятельность афганских властей по контролю за своими северными провинциями. Так, в 1946 году они приняли решение провести поголовную паспортизацию всего населения северных провинций. Началась активная кампания по установлению эмигрантов и других лиц, не являвшихся подданными Афганистана. Северные провинции страны стали усиленно контролироваться службой безопасности, полицией, жандармерией и пограничными комиссарами, которые имели широкую агентурную сеть. В каждом селении появились квартальные старосты, которые внимательно следили за появлением на их территории любого неизвестного или постороннего человека. Среди местного населения под страхом наказания широко практиковалось доносительство на неизвестных пришельцев. Наконец, в каждом населенном пункте был мулла, который знал все обо всех.

Миновать такую густую сеть слежки и доносов было практически невозможно. Оказавшись в Афганистане, наши агенты-нелегалы неизбежно попадали в поле зрения местного населения, после чего их арестовывали и заключали в тюрьму.

В свою очередь кабульская резидентура во второй половине 1940-х годов неоднократно сообщала в Центр об арестах советских агентов, заброшенных в Афганистан из СССР. Информация об этом на постоянной основе поступала от надежной агентуры в окружении короля Захир Шаха и МВД страны.

Провалы агентов-нелегалов вскоре после скрытого пересечения границы были вызваны, с одной стороны, слабой подготовкой и плохой зашифровкой, а с другой — упомянутой выше всеохватывающей системой сыска, доносов и слежки.

В «Очерках истории российской внешней разведки» по этому поводу, в частности, говорится: «Общее число выведенных в Афганистан агентов-нелегалов нам неизвестно, поскольку сведений на этот счет в архивных материалах СВР нет, но было их по крайней мере два-три десятка…

Арестованных советских агентов судили и приговаривали к длительным срокам тюремного заключения. Условия их содержания в местах лишения свободы были крайне тяжелыми. Многие не выдерживали пыток и избиений во время допросов, другие погибали во время отбывания наказания.

Трагически сложилась судьба радистки “Мухабат”, которой во время ее вывода в Афганистан исполнилось 20 лет. Ее задержали с поличным: у нее обнаружили рацию, оружие и другие уликовые материалы. Она была тут же препровождена в Кабул, где ей учинили допрос с пристрастием. Ее осудили на длительный срок лишения свободы и долгое время содержали в так называемом “зиндане” — тюремной камере под землей с решетками наверху. Ее здоровье было почти полностью подорвано, цветущая девушка превратилась в старуху».

До середины 1950-х годов никто в СССР не поднимал перед афганскими властями вопрос об освобождении наших граждан. Робкие попытки решения данной проблемы со стороны советского посольства в Кабуле неизменно наталкивались на отрицательную реакцию афганских властей соответствующего уровня. Они обычно ссылались на то, что «эти лица совершили особо тяжкие преступные деяния против Афганистана», и вопрос оставался в подвешенном состоянии.

Обстановка изменилась, когда к власти в стране пришел премьер-министр Мухаммед Дауд, который в корне пересмотрел состояние афгано-советских отношений. Они получили серьезное развитие, началось крупномасштабное сотрудничество между двумя странами.

К концу 1950-х годов в Афганистане работали тысячи советских специалистов. На регулярной основе стали происходить встречи советских руководителей с королем Захир Шахом и другими афганскими официальными лицами.

В сложившихся благоприятных условиях резидент внешней разведки в Кабуле поставил перед Центром вопрос об освобождении оставшихся в живых 16 агентов-нелегалов силами и средствами резидентуры. Центр дал разрешение на реализацию операции «Вызволение».

В детально разработанном плане предстоящего мероприятия важное место отводилось агентуре и доверительным связям, входившим в окружение короля Захир Шаха, а также занимавшим ответственные посты в системе МВД.

В первую очередь была получена четкая информация о количестве советских граждан, находившихся в местных тюрьмах, об их установочных данных, состоянии здоровья и местах заключения.

Затем был найден прямой выход на короля для проведения с ним в подходящий момент соответствующей беседы, так как было ясно, что без Захир Шаха этот вопрос решить нельзя. Решающую роль в успешной реализации плана операции «Вызволение» сыграл надежный и исполнительный агент «Хамид».

Свой вклад в освобождение наших сограждан внесла и «Марьям» — активная и опытная помощница советской разведки, которая к моменту осуществления мероприятия резидентуры была уже в преклонном возрасте, но прониклась желанием сделать все, что в ее силах, для вызволения советских людей из тюрем.

До высшего руководителя страны была доведена информация о советских гражданах, арестованных более 20 лет тому назад и продолжавших находиться в афганских застенках, хотя определенные судом сроки их заключения уже давно прошли. При этом было подчеркнуто, что если эта история выйдет наружу и получит огласку, то афганцы и лично король будут выглядеть очень некрасиво в глазах руководства СССР в условиях развития плодотворного афгано-советского сотрудничества.

Король, разумеется, знал о советских разведчиках, находившихся в афганских тюрьмах, но сделал вид, что для него это — неожиданная новость. Он пожурил собеседника за то, что тот не доложил ему этот вопрос раньше, и распорядился выпустить всех на свободу без лишнего шума, огласки и вообще как можно незаметнее.

Через свою агентуру в системе МВД резидентура проследила за прохождением и исполнением этого секретного указания короля.

Вскоре шестнадцать бывших агентов-нелегалов, в том числе — «Мухабат», были доставлены на родную землю.

Операция «Вызволение» была завершена.

Операция «Черепаха»

В декабрьские дни 1957 года резиденту внешней разведки КГБ СССР в Бонне было не до рождественских праздников. Поступившая из Центра телеграмма была краткой и конкретной: «Примите меры по получению необходимых сведений о последнем заседании начальников штабов стран НАТО в Брюсселе по вопросу об увеличении количества ядерного вооружения в Европе».

Резиденту уже подготовили список лиц, которые могли располагать необходимыми сведениями по данному вопросу. В него входили высокопоставленные сотрудники МИД ФРГ, Ведомства канцлера, несколько генералов бундесвера и две секретарши, в обязанности которых входила обработка подобных материалов.

К сожалению, прямых подходов к этим лицам у резидентуры не было, а задание Центра было довольно срочным.

Резидент задумчиво рассматривал переданные ему фотографии возможных «хранителей секретов». Его внимание привлекла фотография одной из секретарш — белокурой женщины с большими темными глазами, которую он для себя окрестил «Маргарет».

В прилагавшейся небольшой справке на «Маргарет» говорилось: «Немка. Тридцать лет. С мужем разведена, детей нет. Очень привлекательной внешности. Кмудчинам неравнодушна, но в связях разборчива. Увлекается танцами, посещает танцевальные клубы». В конце имелся адрес «Маргарет» в Бонне, где она проживала одна.

Через несколько дней в одном из танцевальных залов Бонна появился высокий, молодой, элегантно одетый мужчина. Он внимательно понаблюдал за отдыхавшей там с друзьями «Маргарет». Рассмотрев девушку и хорошо ее запомнив, он покинул увеселительное заведение.

На другой день «Марчелло», симпатичный 33-летний итальянец, купив огромный букет чайных роз, направился по известному ему адресу к «Маргарет». По дороге он еще раз мысленно повторил свою легенду. Он журналист-международник, интересуется проблемами вооружения. Живет с матерью в Кельне, в Бонн приехал на несколько дней в одну из редакций. Вчера он увидел «Маргарет» в танцевальном клубе и решил с ней познакомиться.

«Марчелло» действительно был профессиональным журналистом-международником, сотрудничавшим с рядом газет и журналов. Но этим его деятельность не ограничивалась. Уже на протяжении длительного периода он поддерживал тесные отношения с советской внешней разведкой.

Операция «Черепаха» дала возможность получать документальную секретную информацию по проблемам НАТО

Знакомство с «Маргарет» состоялось. Обаяние молодого человека, шикарный букет и легенда сыграли свою роль. Через десяток минут они уже сидели в небольшой, но со вкусом обставленной гостиной и пили кофе.

В тот первый вечер, когда они познакомились, «Марчелло» сознательно вернулся ночевать в гостиницу. В ближайшее воскресенье они ездили вдвоем на прогулку за город, и опять «Марчелло» на ночь вернулся в свой отель. Его поездки в Бонн становились все более частыми, а отношения с «Маргарет» все ближе и крепче. И только когда «Марчелло» убедился, что «Маргарет» всей душой привязалась к нему, он позволил себе близость с ней.

В ходе общения девушка интересовалась работой журналиста, и он рассказывал ей о своих поездках по городам Германии и другим европейским странам. В свою очередь «Маргарет» поведала о своих частых выездах в Брюссель на заседания руководящих органов НАТО вместе с генералом, у которого она работала секретарем. При этом отметила, что генерал предлагает ей выйти за него замуж, но он намного старше.

Несмотря на то что «Марчелло» постоянно подчеркивал, что является убежденным холостяком, никогда не был женат и не собирается этого делать, их отношения становились все ближе и доверительнее.

Наступил день, когда «Марчелло» попросил «Маргарет», по возможности, показать ему конкретные документы НАТО, на основании которых он смог бы более грамотно подготовить свои статьи, а на полученные гонорары сделать ей подарки. На другой день в обеденный перерыв она принесла копию протокола секретного заседания, интересовавшего боннскую резидентуру. «Марчелло» в тайне от нее переснял документ на пленку. Задание Центра было выполнено.

Тем не менее Центр рекомендовал продолжить расширять добрые отношения с «Маргарет», учитывая ее связи в структурах НАТО. «Марчелло» это даже обрадовало, несмотря на то что он не собирался расставаться со своим положением холостяка, а «Маргарет» стремилась выйти замуж, обрести настоящую семью. Ему действительно нравилась эта красивая и умная женщина, был по душе ее ровный, некапризный характер. Однажды, уезжая в очередную командировку, «Марчелло» подарил ей маленькую золотую черепашку, которую назвал ее именем. «Маргарет» была в восторге от такого подарка.

«Марчелло», конечно, не знал, что мероприятие по получению натовского документа, в котором он принимал непосредственное участие и которое было решено продолжить, в оперативной переписке с Центром было названо операцией «Черепаха». В ходе ее реализации советская разведка еще несколько лет располагала возможностью получать документальную секретную информацию по проблемам НАТО.

Но все когда-то заканчивается. По ряду обстоятельств «Марчелло» долгое время не был в Бонне, а когда приехал вновь в этот город, то узнал, что «Маргарет» вышла-таки замуж за старого генерала и переехала жить к нему.

«Кондор» выпускает когти

В 1975 году в столице Чили Сантьяго в обстановке строжайшей секретности прошло необычное совещание, в котором приняли участие ближайший соратник чилийского диктатора Аугусто Пиночета, руководитель Национального директората разведки (ДИНА), а по сути — политической тайной полиции страны Мануэль Кантрерос и ряд ответственных представителей Центрального разведывательного управления США.

В ходе встречи были достигнуты тайные договоренности о совместной борьбе с «подрывными элементами». Вскоре к ним присоединились спецслужбы Аргентины, Бразилии, Боливии, Парагвая, Перу и Уругвая. Так вступила в действие широкомасштабная операция «Кондор», направленная на активную борьбу в Южной Америке не только с марксистами и коммунистами, но и с оппозиционерами, которые выступали против правления военных хунт в этих латиноамериканских странах.

Планом операции «Кондор» предусматривался широкий обмен оперативной информацией между ее участниками относительно местонахождения противников режимов, разработка мероприятий по их похищению и передачи спецслужбам заинтересованных стран. Не исключалось, впрочем, и физическое устранение оппозиционеров.

На протяжении десяти лет хищный «Кондор» вел охоту на своих жертв. Особенно отличались в искоренении «крамолы» сотрудники чилийской спецслужбы ДИНА и главной аргентинской спецслужбы, выполнявшей функции разведки и контрразведки, — Государственного секретариата разведки (СИДЕ). Как правило, они действовали в тесном взаимодействии.

Орландо Летельер

Еще до официального принятия плана «Кондор» от рук чилийской тайной полиции пал бывший командующий сухопутными войсками Чили Карлос Пратс. Он был одним из немногих высших чилийских генералов, кто сохранил верность конституции и представлявшему блок народного единства президенту страны Сальвадору Альенде и не поддержал военный переворот, возглавленный в 1973 году Аугусто Пиночетом.

Эмигрировав в Аргентину вскоре после сентябрьских событий 1973 года в Чили и поселившись в Буэнос-Айресе, генерал Пратс сразу же оказался «под колпаком» чилийской спецслужбы ДИНА.

Бомба взорвалась под днищем его автомобиля 29 сентября 1974 года, когда генерал и его жена подъехали к дому, возвращаясь из гостей. Жена Пратса погибла мгновенно. Смертельно раненный генерал скончался через несколько минут.

Очередное покушение подручных Кантрероса на другого видного чилийского оппозиционера было организовано в самом центре американской столицы.

Орландо Летельер был одним из ближайших соратников президента Альенде. Он занимал в правительстве народного единства ряд министерских постов. После военного переворота Летельер был арестован путчистами, подвергнут издевательствам и пыткам, а затем содержался в подземном каземате и в концлагере.

Лишь в сентябре 1974 года Летельер был выслан из страны. Некоторое время он жил в Венесуэле, а затем перебрался в США, поселившись вместе с женой и четырьмя сыновьями в Вашингтоне. Являясь профессором Американского университета и экспертом Центра по исследованию внешней политики, Летельер часто выступал с лекциями и статьями, в которых разоблачал преступления чилийской хунты. Естественно, для режима Пиночета он являлся одним из самых непримиримых врагов. И Летельера постигла судьба генерала Пратса.

Утром 21 сентября 1976 года, выйдя из дома, Летельер сел за руль своего автомобиля. Он не успел тронуться с места, как раздался мощный взрыв. Летельер погиб мгновенно. Почерк убийц был тот же, что и в случае с генералом Пратсом.

Расследование показало, что за гибелью известного чилийского политэмигранта стояли генерал Мануэль Кантрерос и его заместитель по тайным операциям за рубежом полковник Педро Эспиноса. А исполнителем теракта являлся двойной агент Майкл Таунли, работавший одновременно на американское ЦРУ и чилийскую тайную полицию ДИНА.

Операция «Кондор» продолжала расширяться. На ее счету появлялись все новые жертвы.

Так, в мае 1976 года в Буэнос-Айресе на одной из оживленных улиц в брошенном автомобиле были обнаружены убитыми после истязаний и пыток четверо видных политических эмигрантов из Уругвая. Двое из них были бывшими депутатами уругвайского парламента: Эктор Гутьеррес и Сельмар Мичелини. Позже, на основании многочисленных документов, было установлено, что уругвайские политики, активно выступавшие против правящей в их стране клики президента Бордаберри, стали жертвами очередного этапа операции «Кондор», совместно реализованного спецслужбами Уругвая и Аргентины.

Не отставали от своих латиноамериканских коллег и сотрудники парагвайской тайной полиции диктатора Стресснера.

Осенью 1976 года парагвайские спецслужбы начали поиск эмигрировавшего из страны оппозиционера Агостина Гоибуру, являвшегося руководителем Народного движения «Колорадо», выступавшего за демократические преобразования в Парагвае. Официальные запросы были направлены в спецслужбы Бразилии и Аргентины.

Уже через два месяца Бразильское управление разведки сообщило парагвайским коллегам адрес «смутьяна» в Аргентине. Далее в рамках операции «Кондор» в дело вступила аргентинская охранка. 9 февраля 1977 года Агостин Гоибуру был похищен из своего дома и тайно доставлен в Парагвай.

Позже выяснилось, что оппозиционер был замучен до смерти солдатами президентского полка в Асунсьоне.

Несколько раньше, в июне 1976 года, в рамках операции «Кондор» сотрудники боливийской разведки похитили и убили в провинции Буэнос-Айрес, недалеко от аргентинской столицы, генерала Хуана Хосе Торреса, который в 1970–1971 годах являлся президентом Боливии. Смещенный со своего поста в результате очередного военного переворота, Торрес, находясь в эмиграции, активно выступал с критикой правящего в Боливии режима.

Писатель и публицист из Санкт-Петербурга Валерий Нечипоренко, рассказавший на страницах газеты «Секретные материалы XX века» о различных этапах операции «Кондор», подчеркивал: «В общей сложности, по различным оценкам, жертвами террора тех лет в Латинской Америке стали от 40 до 60 тысяч человек, в том числе: 30 тысяч аргентинцев, более 3 тысяч чилийцев, 3 тысячи перуанцев, 160 парагвайцев, 150 боливийцев и 140 уругвайцев…

В середине 1980-х годов проект “Кондор” был свернут. В ту пору его организаторы и руководители могли еще рассчитывать на то, что санкционированные ими массовые преступления навсегда окажутся в прошлом. Но мир стремительно менялся. К власти в странах Южной Америки пришли гражданские правительства, взявшие на себя обязательства восстановить справедливость по отношению к людям, подвергшимся насилию при военных режимах».

Начиная с середины 1990-х годов многие из высокопоставленных функционеров спецслужб латиноамериканских стран, имевшие отношение к операции «Кондор», а также рядовые сотрудники тайной полиции, участвовавшие в убийствах и исчезновениях оппозиционеров, предстали перед судом.

Операция «Турнир»

Противостояние разведки и контрразведки во все времена и во всех странах всегда отличалось остротой содержания, хотя приемы этой борьбы носили подчас многоплановый характер. Особенно можно выделить такое оперативное мероприятие, как проникновение разведки в агентурную сеть противника. В этом небольшом очерке нам хотелось бы рассказать о советском разведчике, вступившем на тропу борьбы со спецслужбами Запада под легендой «предательства».

.. В августе 1971 года, за неделю до отъезда из отпуска к месту работы, сотрудник монреальской резидентуры Тургай был приглашен на беседу к заместителю начальника внешней разведки органов государственной безопасности. Генерал, человек плотного телосложения, лет пятидесяти, располагал к себе доброжелательной улыбкой. Он поинтересовался семьей Тургая, проведенным отдыхом, сроком отъезда. Внимательно выслушивал ответы, видимо, привыкая к собеседнику.

— Скажите, вы докладывали в Центр о довольно пристальном внимании к вам со стороны канадской контрразведки?

Тургай, в прошлом морской офицер и военный контрразведчик, а теперь — оперативный работник монреальской резидентуры, подтвердил сказанное генералом. Еще во время проведения в Монреале международной выставки «Экспо-67», на которой работал разведчик, к нему «подбивала клинья» агентура Королевской конной полиции — канадской контрразведки. А генерал медленно, как бы взвешивая то, о чем пойдет речь, начал объяснять задачу:

— Мы хотим начать игру с канадскими спецслужбами и стоящими за ними американцами. Могли бы вы заинтересовать их собой до такой степени, чтобы они сделали вам вербовочное предложение?

Поворот беседы для Тургая был более чем неожиданным. Подумав немного, он рассказал, что среди людей, которые, видимо, изучают его по заданию канадской контрразведки, он может выделить некого коммерсанта Джеффри, с которым он поддерживает официальный контакт по линии учреждения прикрытия.

Анатолии Максимов

— Еще с 1967 года Джеффри пытается втянуть меня, сотрудника торгпредства, во внеслужебные отношения — хорошо оплачиваемые коммерческие сделки, нарушающие наши законы…

Генерал удовлетворенно кивнул и спросил:

— Что, с вашей точки зрения, нужно для того, чтобы реализовать идею внедрения в агентурную сеть канадской контрразведки? Какие главные условия?

Тургай, как профессионал, уже загоревшийся предложением стать участником столь сложной операции, не задумываясь ответил:

— Свобода действий, полное доверие и максимум конспирации!

А генерал углубил проблему операции:

— Готовы ли вы, в случае оперативной необходимости, выступить в роли предателя с публичным выходом на телевидение и прессу?

Он терпеливо ждал обдуманного ответа. А Тургай не хотел и не мог упустить шанс приобщиться к серьезному делу.

— Мне доверяют, и я считаю себя способным выполнить это задание, у меня оснований отказываться от него нет…

В ходе беседы было принято решение постараться навязать канадцам материальную основу для привлечения Тургая к сотрудничеству. А создание видимости такого материального интереса Тургай предложил построить вокруг. иконы, якобы тайно вывезенной им в Канаду с целью продажи.

Предполагалось, что в случае удачного развития событий игра с противником может проводиться длительное время. В этом случае будет достигнута главная ее цель — всесторонне изучить методы, формы и средства работы канадской контрразведки против граждан советской колонии в Монреале. Кроме того, проникновение в агентурную сеть канадских спецслужб создавало хорошую возможность, при необходимости, для их компрометации.

Одновременно данная операция должна сковывать силы и средства противника, отвлекая его на «ложный объект». В задачу Тургая входило также изучение сотрудников канадских спецслужб с целью возможного осуществления вербовочного подхода к ним, а в ходе непосредственного общения с ними — продвижение направленной дезинформации экономического и коммерческого характера.

Операция получила кодовое название «Турнир» и одобрение руководства Комитета государственной безопасности.

В последующий год «игра с иконой», встречи и беседы с Джеффри, конкретные шаги разведчика по «поиску путей обогащения» убедили канадскую контрразведку в возможности получения согласия русского коммерсанта на сотрудничество с ней на материальной основе.

Через год, за несколько дней до завершения командировки и возвращения оперработника на родину, к Тургаю был осуществлен подход представителя канадской контрразведки с предложением «о разовой сделке»: передать за внушительную сумму сведения о коллегах по торгпредству. Тургай категорически отказался это сделать, подчеркнув, что готов работать с канадцами в будущем только при условии правительственных гарантий его безопасности, возможности, при необходимости, переехать на жительство в Канаду и серьезного материального обеспечения. Договорились поддерживать отношения в ходе его выездов из Москвы за рубеж в короткие командировки.

В дальнейшем последовали регулярные деловые поездки Тургая по линии Министерства внешней торговли за океан и европейские страны. В ходе его встреч со своими канадскими кураторами «вербовка» Тургая была закреплена. «Московский агент» начал передавать информацию и получать за нее вознаграждение. Позже стало известно, что в агентурной сети канадских спецслужб Тургай проходил под оперативным псевдонимом «Аквариус», а дело его оперативной разработки носило громкое название «Золотая жила».

Под предлогом неукоснительного соблюдения мер безопасности со стороны канадцев в работе с ним Тургай сам определял характер и объем передаваемой информации. Помимо Монреаля, Торонто и Нью-Йорка, встречи проводились в Женеве, Базеле и Цюрихе, где и проводился «обмен товара на деньги».

В работе с «Аквариусом» принимали участие три сотрудника канадских спецслужб, а также их группы сопровождения. В качестве гарантии судьбы своего агента на будущее ему были подготовлены канадские паспорта на две фамилии (Дзюба и Стадник), другие документы, счета на солидную сумму в банках Канады и Швейцарии, а также «гарантийное письмо на предоставление Джеральду Стаднику канадского гражданства».

В начале 1978 года канадские власти инспирировали очередную кампанию шпиономании, связанную с Советским Союзом. Из страны была выдворена большая группа сотрудников находившихся там советских учреждений и журналистов. В Москве было принято решение операцию «Турнир» завершить путем компрометации канадской контрразведки.

В центральной советской печати появилась большая статья, раскрывающая на документальной основе характер вербовочной работы канадских спецслужб среди членов советской колонии Монреаля. Особое внимание в статье было уделено таким фактам, как: изготовление фальшивых документов на подставное имя «без ведома правительства»; работа канадских спецслужб на территории других стран вопреки запрещающему это местному закону; прикрытие таких действий канадских спецслужб министром юстиции; провал в работе с «московским агентом» по вине канадской контрразведки, которая якобы допустила утечку сведений о его вербовки. Советская сторона указала номера паспортов, свидетельств о рождении, карточек социального страхования, счетов в банках, а главное — привела полный текст гарантийного письма о предоставлении Дж. Стаднику канадского гражданства.

Разразился скандал. После заседания правительственного трибунала по делу «московского агента» вынужден был подать в отставку министр юстиции (он же — генеральный прокурор). Одновременно канадская пресса сообщила, что «закончилась карьера шести блестящих сотрудников канадских спецслужб, включая двух генералов».

Активная работа канадской контрразведки против представителей советской колонии в Монреале была на длительное время дезорганизована. А в штаб-квартире Королевской конной полиции и в курирующих ее органах еще долго были уверены, что «по вине болтунов возникла ситуация, в результате которой провалился ценный “московский агент” и операция “Золотая жила” в целом». Более двадцати лет, вплоть до конца 1990-х годов, в канадской контрразведке были уверены, что их агент «Аквариус» «был разоблачен и замучен в подвалах Лубянки».

Тем не менее фигурант операций «Турнир» и «Золотая жила» Тургай, он же — «Аквариус», Дзюба и Стадник, жив и здоров. Капитан 1-го ранга в отставке, ветеран флота, военной контрразведки и внешней разведки Анатолий Максимов за участие в операции «Турнир» был отмечен высшей профессиональной наградой — нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности».

Операция «Байкал-79»

27 апреля 1978 года государственная власть в Кабуле в очередной раз сменилась. Ее захватила группа молодых офицеров — членов Народно-демократической партии Афганистана (НДПА). Председателем Революционного Совета и премьер-министром был избран Генеральный секретарь ЦК НДПА Нур Мухаммед Тараки. Его заместителями стали Бабрак Кармаль и Хафизулла Амин.

Начиная с 17 мая 1978 года по просьбе нового афганского руководства в страну стали активно направляться советники из СССР.

В сентябре 1979 года в Афганистане произошли события, которые во многом предопределили судьбу страны на многие годы вперед. 14 сентября по приказу Амина были сняты со своих постов четыре министра, верных Тараки. А сам Тараки изолирован.

16 сентября Тараки и его соратники на Пленуме ЦК НДПА были освобождены от занимаемых должностей и исключены из партии.

Генеральным секретарем ЦК НДПА стал Хафизулла Амин, который сразу же повел дело к установлению диктаторского режима. По его распоряжению 8 октября Тараки был убит. Одновременно усилились репрессивные меры в отношении всех лиц, выражавших несогласие с его политикой.

Центральной власти удавалось удерживать свои позиции только в крупных городах. Большая часть территорий страны перешла под контроль оппозиции к режиму Амина. Вооруженная борьба в Афганистане все отчетливее обретала характер гражданской войны. В этой связи оппозиция все настойчивее ставила вопрос о вводе советских войск в Афганистан.

Проблема разрешения критической ситуации, сложившейся в Афганистане, становилась все острее. Ведь Советский Союз был крайне заинтересован иметь на своих южных границах надежного союзника. А политическая и оперативная обстановка в стране накалялась с каждым днем. В этих условиях советское руководство приняло решение провести упреждающую специальную операцию под кодовым названием «Байкал-79».

Участники операции «Байкал-79»

Историк отечественных спецслужб Игорь Дамаскин в одной из своих работ по поводу сложившейся в то время ситуации в Афганистане подчеркивал:

«Принимая решение по афганской проблеме, советское руководство учитывало ряд серьезных факторов:

— ЦРУ предпринимало усилия по созданию “новой Великой османской империи” с включением в нее южных республик СССР;

— на юге СССР отсутствовала надежная система ПВО, и, в случае размещения в Афганистане ракет типа “Першинг”, это поставило бы под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром Байконур;

— афганские урановые месторождения могли быть использованы Пакистаном и Ираном для создания ядерного оружия;

— ЦРУ стремилось к ослаблению советского влияния в Афганистане, вплоть до развертывания басмаческого движения в Средней Азии, а это позволило бы США приблизиться вплотную к уникальной кладовой мира — Таджикистану, где есть все элементы таблицы Менделеева, а на Памире — перспективные залежи урановой руды;

— президент Афганистана X. Амин, возможно, сотрудничает с ЦРУ США».

Иными словами, причин для вмешательства в афганские дела хватало. А решать афганскую проблему дипломатически и экономически не всегда удавалось, учитывая существовавшую там тогда власть.

В начале декабря 1979 года в Москве было принято решение устранить тогдашнего президента Афганистана Хафизуллу Амина и поставить на его место находившегося в СССР Бабрака Кармаля.

Для этой цели в Афганистан были переброшены специальные группы КГБ СССР, подчинявшиеся внешней разведке, и отряды ГРУ Генерального штаба Советской Армии, в том числе — так называемый «мусульманский батальон». Затем, исходя из просьбы X. Амина, в Афганистан намечалось ввести «ограниченный контингент» советских войск. К этому времени в афганской армии находились многочисленные советские военные советники, а в охране X. Амина — советники от 9-го управления КГБ. Все это придавало особый характер намечаемой операции.

25 декабря 1979 года в 15.00 части советской 40-й армии перешли государственную границу Демократической Республики Афганистан. Операция «Байкал-79» началась. А группы специального назначения КГБ и ГРУ приступили к решающей стадии подготовки спецоперации, получившей кодовое наименование «Шторм-333», главной целью которой был захват дворца Тадж-Бек с находившимся там Амином.

Для ее проведения были выделены силы и средства спецназа КГБ: группа «Зенит», общим числом в 60 сотрудников, и группа «Гром» из сотрудников «Альфы», численностью 20 человек. Им придавался «мусульманский батальон» ГРУ ГШ СА. Накануне операции высадилась воздушно-десантная дивизия численностью в 3 тысячи солдат.

В операции «Байкал-79» первым пунктом был обозначен Хафизулла Амин. Далее шел дворец Тадж-Бек, резиденция Амина. После этого — генеральный штаб, служба безопасности, министерство внутренних дел, радио и телевидение, министерство иностранных дел, тюрьма Поли-Чархи и ряд других объектов. Всего предстояло захватить 18 объектов.

Советскому спецназу и бойцам ВДВ противостояли значительные силы: 7-я и 8-я пехотные дивизии по 10 тысяч человек каждая, две танковые бригады (около 200 танков), полк «коммандос» — 3 тысячи человек, народная гвардия и охрана — 2 тысячи человек, служба безопасности — 1,5 тысячи человек.

27 декабря 1979 года выпадал на пятницу, нерабочий день в Афганистане, как и во всех мусульманских странах мира. В 12.00 во дворце Тадж-Бек Амином проводился большой прием по случаю его переезда в свою новую официальную резиденцию дворец Тадж-Бек и ввода ограниченного контингента советских войск на территорию Афганистана.

Первой фазой спецоперации «Шторм-33» предусматривалось с помощью внедренного в окружение Амина советского разведчика-нелегала осуществить в ходе приема пищевое (не смертельное) отравление Амина и его ближайшего окружения с целью вывода их из строя на некоторое время для ослабления контроля за ситуацией в стране и в столице. Именно временная нетрудоспособность Амина и его ближайших соратников создали предпосылки для успешного проведения практически всех намеченных пунктов плана операции «Байкал-79», и в первую очередь — специальной операции «Шторм-333»·

Спецоперация «Шторм-333» началась 27 декабря 1979 года в 19 часов 30 минут. Она сопровождалась жестоким, беспощадным боем советского спецназа. Никто из бойцов спецназа, шедших на штурм резиденции Амина, не дрогнул. Гвардейцы Амина дрались отчаянно, но напор спецназовцев был настолько мощным, что они ничего не могли поделать.

Этот показавшийся бойцам спецназа вечностью штурм продолжался всего 45 минут.

Практически все спецназовцы были ранены, 17 из них тяжело. При штурме дворца погибло 5 спецназовцев. В «мусульманском батальоне» погибло 5 человек, ранено — 35.

Операция «Шторм-333» была завершена. Режим Амина пал. Все группы спецназа возвратились в исходное положение.

В Кабуле, благодаря мужеству, высокопрофессиональным, смелым и решительным действиям спецназовцев из других групп отряда «Зенит» при поддержке подразделений ВДВ и пограничников, с боем, подавив сопротивление сторонников Амина, были взяты все остальные объекты, намеченные к захвату планом операции «Байкал-79», о которых говорилось выше.

Наши потери при этом составили: убитыми — 1 человек, ранеными — 4 человека.

К 12 часам ночи 27 декабря 1979 года перестрелка в отдельных районах Кабула затихла. Операция «Байкал-79» завершилась успешно.

28 декабря в 2 часа ночи по радио было передано обращение Бабрака Кармаля к народу Афганистана. А затем начался ввод в страну ограниченного контингента советских войск, который приступил к боевым действиям с целью отодвинуть от своих границ потенциального противника.

Публицист Дмитрий Аграновский в одном из своих материалов, посвященном афганским урокам, отмечал: «В Афганистане наши военные защищали нашу Родину — на дальних подступах. И они ее защитили, но кроме того, вместе с просветителями, врачами и инженерами строили абсолютно цивилизованное государство. Военная победа, мужество, героизм, отвага, профессионализм нашей армии, совершенство нашей техники не вызывают сомнений. Мы все в неоплатном долгу перед нашими “афганцами”, и не наша вина, что тогдашнее руководство обратило все их жертвы и усилия в прах».

15 февраля 1989 года в 16 часов 21 минуту через мост Дружбы на участке Тахтабазарского пограничного отряда перешел границу последний военнослужащий Советской Армии. В этот день был завершен вывод советских войск из Афганистана.

Заместитель главы фракции «Единая Россия» в Государственной думе Российской Федерации, лидер Российского союза ветеранов Афганистана Франц Клинцевич подчеркивал: «Присутствие советских войск в Афганистане в 1979–1989 годах заморозило угрозу терроризма, ставшего ныне проблемой номер один для всего человечества. Советский Союз принял на себя первым удар джихада, теоретики и исполнители которого идеологически и финансово были выпестованы спецслужбами западных стран, прежде всего США».

Он служил на 6-м американском флоте

В конце 1986 года указом Президиума Верховного Совета СССР американцу Соутеру Гленну Майклу, советскому разведчику, выведенному в Москву из США в связи с угрозой провала, было предоставлено советское гражданство.

Гленн Майкл Соутер родился 30 января 1957 года в городе Хаммонд (штат Индиана, США) в семье среднего предпринимателя. Родители Гленна развелись, когда ему было четыре года. Воспитывался он матерью, отношения с отцом не сложились.

В 1975 году Гленн поступил в университет, но, проучившись полгода, учебу бросил. Полученное от матери воспитание, проявившийся еще в школе интерес к чтению, в том числе к русской классике, увлечение фотографией придали его жизненным поискам несколько романтическую окраску. Он захотел шире взглянуть на окружающий мир. Так пришло решение пойти служить во флот. Гленн поступил в школу военных фотографов, а по ее окончании получил назначение на 6-й американский флот, базирующийся в Средиземном море.

Служил сначала на атомном авианосце “Нимиц”, затем на штабных кораблях “Олбани” и “Пьюджет Саунд” в должности военного фотографа в составе разведывательного подразделения ВМС США. Был личным фотографом командующего в то время 6-м флотом адмирала Кроу и его доверенным представителем для контактов с общественностью и журналистами.

В 1980 году Гленн Майкл Соутер был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой на идейно-политической основе резидентом КГБ в Риме Борисом Александровичем Соломатиным.

Гленн Майкл Соутер (Михаил Евгеньевич Орлов)

На одном из совещаний Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов назвал генерала Соломатина «классиком разведки».

В среде ветеранов-разведчиков за ним прочно закрепились прозвища: «легенда разведки», «боевой оперативник», «волкодав» (так на оперативном сленге разведчиков именуют особо умелых вербовщиков). И молодые и опытные сотрудники разведки всегда произносили и произносят фамилию Бориса Александровича Соломатина с искренним пиететом.

Во второй половине 1960-х годов Соломатин возглавлял резидентуру КГБ в Вашингтоне, а в начале 1970-х годов — в Нью-Йорке.

«Этот человек причинял нам серьезные неприятности всюду, где бы он ни работал. Его считают, вероятно, одним из лучших оперативников, которые когда-либо служили в КГБ. Трудно оценить масштабы урона, который он нанес Соединенным Штатам. Американские спецслужбы будут помнить его всегда. И проклинать» — так писал о Соломатине в конце 1980-х годов американский журнал «Вашингтон пост мэгэзин» со ссылкой на мнение руководителей американских спецслужб…

Критически оценивая военно-политическую доктрину США, Глен Соутер был убежден в необходимости активных действий по предотвращению ядерной угрозы. Хотя у Соутера был невысокий флотский чин, всего лишь старшина, в силу своего служебного положения — служба в морской разведке на штабных кораблях — он знал значительно больше, чем иной старший офицер. Все основные приказы и распоряжения командующего 6-м флотом США попадали в Москву практически одновременно с теми, кому они были адресованы для исполнения.

От Соутера было получено большое количество важной документальной информации военного и военно-стратегического характера, раскрывающей стратегические планы Соединенных Штатов в Средиземноморье, Ближневосточном и других регионах. В Центр направлялись сценарии учений с применением ядерного оружия, сведения о боевой подготовке и планах задействования ВМС США, а также о передислокации американских атомных подводных лодок и авианосных групп, мобилизационные планы и планы действий на случай войны, многие другие суперсекретные сведения.

В начале 1982 года истек срок контракта Соутера на службу в ВМС США. Он поступил на военный факультет университета «Олд Доминион» в городе Норфолк, что на восточном побережье Атлантики (штат Вирджиния), и одновременно устроился на работу в фотолабораторию находящейся в том же городе крупной военно-морской базы США. В разведывательном центре базы, где стал работать Соутер, сосредотачивалась информация, добытая различными средствами — от космических до агентурных. В этом центре вырабатывались конкретные указания 6-му и 2-му американским флотам. Успешно пройдя спецпроверку, он получил допуск к обработке материалов космической разведки, а также к списку целей на территории СССР, подлежащих ядерному поражению в случае военного конфликта. Этот список содержал около 150 тысяч различных советских объектов. Ценность этих сведений, которые он передал в Центр, трудно было переоценить.

В университете Соутер специализировался на изучении русского языка и литературы. По завершении учебы летом 1986 года он должен был пройти подготовку на офицерских курсах и получить назначение на должность офицера разведки ВМС США. Однако этим планам не суждено было осуществиться. В июне 1986 года в связи с возникшей угрозой ареста Соутер нелегально выехал в СССР.

Адаптация Соутера, поименованного Михаилом Евгеньевичем Орловым, к новым жизненным условиям протекала непросто. Как человек деятельный, энергичный, он считал, что главной опорой его дальнейшей жизни должен стать осмысленный, общественно-полезный труд во имя тех идеалов, которые он в свое время выбрал, пойдя на сотрудничество с советской разведкой. Он с энтузиазмом включился в преподавательскую деятельность, увлеченно работал над выполнением специальных заданий. Вскоре Орлов был зачислен на действительную военную службу в органы госбезопасности с присвоением звания майор. Творческая натура, гибкий и живой ум, исключительная работоспособность позволили ему многое сделать на порученных участках работы. За заслуги перед своей второй Родиной Орлов был награжден орденом Дружбы народов.

Но даже активной жизненной позиции не всегда хватало, чтобы противостоять периодически возникавшим у него сильным депрессивным настроениям, которые во многом были связаны с колоссальными психологическими перегрузками и огромным нервным напряжением, сопровождавшими последние годы работы Орлова-Соутера за рубежом.

22 июня 1989 года Михаил Евгеньевич Орлов по собственной воле ушел из жизни. В некрологе о скоропостижной смерти советского разведчика подчеркивалось, что он свою жизнь целиком посвятил тому, чтобы отвести нависшую над человечеством угрозу ядерной катастрофы.

Как герб США работал на СССР

В середине 1943 года И.В. Сталин поставил перед главой НКГБ Лаврентием Берией задачу осуществить прослушивание рабочих кабинетов всех американских дипломатов, и в первую очередь помещения главы дипломатической миссии Аверелла Гарримана, так как секретные совещания, на которых принимались наиболее важные для советской стороны вопросы, проводились именно там.

17 декабря 1943 года Берия доложил Сталину, что под руководством Льва Термена группа специалистов оперативно-технического управления НКВД закончила работу и провела испытание микрофона уникальной конструкции, получившего кодовое название «Златоуст».

Наша справка:

Термен Лев Сергеевич (1896–1993) — российский физик, музыкант. Стал всемирно известен в 1920 году, когда изобрел и запатентовал под названием терменвокс электромузыкальный инструмент, в котором для создания звука используются электрические колебания звуковых частот, которые возбуждаются электронным генератором, усиливаются усилителем электрических колебаний и преобразуются в звуковые.

Выполняя задание советской внешней разведки, онв 1931–1938 годах работал в США в качестве гендиректора акционерного общества по производству электромузыкальных инструментов.

За изобретение эндовибратора — «пассивного жучка», названного «Златоустом», получил Сталинскую премию 1-й степени (сто тысяч рублей).

С 1966 года до своей кончины являлся научным сотрудником кафедры акустики физического факультета МГУ.

Мировая практика создания и использования аппаратов, «снимавших» чужие государственные секреты, ничего подобного не знала. Чудо-«жучок», без преувеличения, произвел настоящую революцию в технике подслушивания.

Это было пассивное подслушивающее устройство: ни элементов питания, ни тока — ничего такого, что могло быть обнаружено с помощью имевшихся на вооружении специалистов мира того времени технических средств. Устройство, похожее на головастика с маленьким хвостом, приводилось в действие источником излучения микроволнового сигнала, который заставлял рецепторы головастика резонировать. Голос человека влиял на характер резонансных колебаний устройства, позволяя осуществлять перехват слов. Микрофон мог действовать сколь угодно долго. Микроволновые импульсы подавались головастику чрезвычайно энергоемким генератором с расстояния до трехсот метров. Прием, расшифровка и запись на магнитную ленту возвращающихся колебаний осуществлялся другим уникальным устройством, расположенным на одной линии с передающим генератором. Чтобы передающиеся и принимаемые импульсы не накладывались, вся геометрическая фигура имела форму равнобедренного треугольника.

«Златоуст» был закамуфлирован под американский герб, выполненный из редких пород дерева и самоцветов

Генератор и аккумулятор микроволн были установлены на верхних этажах жилых зданий слева и справа напротив здания американской дипломатической миссии. Жильцов, разумеется, выселили. Освободившиеся квартиры заняли специалисты из оперативно-технического управления НКВД, обслуживающие приемопередающую аппаратуру, но на балконах, выходящих на американское посольство, по-прежнему вывешивалось для просушки белье. А женщины — сержанты госбезопасности — по воскресеньям вытряхивали коврики и одеяла, в прямом смысле слова пуская пыль в глаза офицерам безопасности посольства, ответственным за изучение оперативной обстановки в окружении дипломатической миссии США в Москве.

«Златоуст» был закамуфлирован под американский герб, выполненный из редких пород дерева и самоцветов. 9 февраля 1945 года в Артеке пионеры подарили его Авереллу Гарриману. Тронутый до слез, он повесил герб над своим рабочим столом. Так началась операция «Исповедь» по прослушиванию проводимых в кабинете посла секретных совещаний. О принятых там решениях Сталин узнавал раньше президента США.

«Златоуст» проработал восемь лет, пережив четырех послов: Аверелла Гарримана, Уолтера Смита, Алана Кирка и Джорджа Кеннана.

Примечательно, что каждый вновь назначенный глава американской дипломатической миссии в Москве стремился полностью — от чернильного прибора и пресс-папье до паркета на полу — поменять интерьер доставшегося от предшественника кабинета. Несменяемым в помещении оставался только герб. Его художественное совершенство действовало гипнотически на американских высших дипломатов — даже шторы на окнах и мебель подбирались в тон цветовой гаммы герба!

К концу 1952 года в Вашингтоне возникли подозрения, что русские дипломаты, контрагенты американского посла, еще не сев за стол переговоров, досконально знают все о позиции американской стороны. Но где искать «протечку»?! Используя «детектор лжи», допросили ближайшее окружение посла. Безрезультатно! Подозрение пало на кабинет главы дипломатической миссии в Москве, и Уолтер Беделл Смит, шеф ЦРУ, отрядил в Советский Союз военно-транспортный самолет с лучшими технарями-«чистилыциками» на борту. Те, потратив три дня в бесплодных поисках, решили провести эксперимент. Расположившись в кабинете Джорджа Кеннана и настроив привезенную поисковую аппаратуру, они попросили посла надиктовать текст якобы донесения в Государственный департамент. Чудо-микрофон при звуке голоса автоматически активизировался, и стрелки приборов указали направление поиска: герб! Он тут же был снят со стены и разобран на детали. Среди них тускло поблескивала какая-то пластина…

По свидетельству американских дипломатов, очевидцев событий, вслед за вскрытием герба и обнаружением «Златоуста» у посла начались приступы паранойи. Уподобившись частному детективу, Джордж Кеннан по ночам прятался в бильярдной, что рядом с его рабочим кабинетом, поджидая советских техников, надеясь поймать их за установкой новых «жучков».

«Златоуст» продолжает жить своей особой жизнью. После обнаружения его в гербе американцы и англичане попытались сделать с него копию. Работы по получению аналога советского «жучка» под кодовым названием «Удобный стул» велись американцами в секретной лаборатории в Нидерландах. Одновременно английская контрразведка проводила свои исследования, получившие кодовое наименование «Сатир».

Англичане продвинулись в исследованиях дальше, чем американцы, но так и не сумели до конца разгадать тайну генератора, излучавшего микроволны, возбуждающие пластины-резонаторы «Златоуста». Английский микрофон мог функционировать лишь на удалении всего 30 ярдов (1 ярд равен 0,9144 метра. — Авт.), в то время как наш — на расстоянии 300 метров.

Соединенные Штаты хранили в тайне унизительное для них открытие — «Златоуста» — в течение семи лет. Но в конце мая i960 года, после того, как мы сбили самолет-шпион U-2 с Гарри Пауэрсом на борту, Вашингтон в попытке противостоять международной критике сделал достоянием гласности факт использования нами подслушивающего устройства, внедренного аж в кабинет американского посла в Москве!

Генри Кэбот Лодж, представитель США в ООН, в ходе Чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН продемонстрировал герб и находившегося в нем «Златоуста».

В дальнейшем герб и чудо-микрофон были показаны и во время заседания Совета Безопасности ООН. Представитель Индии в шутку попросил сделать для него копию с микрофона. Лодж смешался, и больше герб с «жучком», как позорный упрек американским службам безопасности, никогда на международных форумах не выставлялся.

В настоящее время «Златоуст» хранится в музее ЦРУ в Лэнгли.

«Медовая ловушка» для посла

Известно, что громкие скандалы о провале какой-либо разведки свидетельствуют прежде всего о глубине ее проникновения в секреты противоборствующей державы. Как подчеркивал «Моцарт разведки» Аллен Даллес: «Об успешных операциях спецслужбы помалкивают, а их провалы говорят сами за себя».

Скандалы в Англии сначала вокруг имени Дональда Маклина, а затем и остальных членов «Кембриджской пятерки», или в ФРГ вокруг имени Гюнтера Гийома, референта канцлера Вилли Брандта, свидетельствуют, что советская разведка умела забраться в иноземный ларец за семью печатями.

Тот факт, что наша внешняя разведка не имела грандиозных скандальных провалов во Франции, вовсе не доказательство неуязвимости ее секретов или отсутствия к ним интереса со стороны советских спецслужб. Франция, пятая держава мира, и вдруг — на втором плане геополитических и разведывательных интересов СССР? Такого быть не могло, потому что быть не могло никогда!

Лариса Кронберг-Соболевская и французский посол Морис Дежан

Под непосредственным руководством и при личном участии начальника Второго главного управления (центральный контрразведывательный орган КГБ СССР) генерал-лейтенанта Олега Михайловича Грибанова была проведена вербовочная операция «Галант», в результате которой в пользу СССР стал работать посол Франции в Москве Морис Дежан.

Разумеется, подписку о секретном сотрудничестве у посла не отбирали и в торжественной обстановке оперативного псевдонима не присваивали. Явок, в классическом понимании этого слова, то есть на конспиративных квартирах, с ним не проводили. Обучения технике пересъемки секретных документов на курсах без отрыва от производства он не проходил. Денег в конвертах за свои услуги не получал и тем не менее советским агентом посол являлся. Морис Дежан, как сейчас принято в среде профессионалов называть негласных помощников такого калибра, был агентом влияния. И он влиял, да еще как! Например, на принятие де Голлем решений по многим внешнеполитическим вопросам, прежде всего по вопросам участия Франции в НАТО. Не без рекомендаций Дежана де Голль вывел свою страну из Атлантического военного альянса, ослабив его на более чем десятилетие.

Чтобы вовлечь Мориса Дежана в орбиту КГБ, был использован такой простейший способ вербовки, с успехом используемый всеми спецслужбами мира, как подстава ему «ласточки» — агентессы-обольстительницы.

Операция под кодовым названием «Галант» — длилась около трех лет. В ней были задействованы десятки гласных и негласных сотрудников. Ключевую роль в вербовочной разработке посла сыграла актриса Лора Кронберг-Соболевская, которая и загнала посла в «медовую ловушку».

Наша справка:

«Медовая ловушка» — на жаргоне англо-американских спецслужб означает использование сексуально привлекательной женщины — «ласточки» — в роли обольстительницы при вербовочной разработке, либо компрометации объекта заинтересованности разведки или контрразведки.

Заключительный этап реализации «медовой ловушки», как правило, фиксируется с помощью фото- или видеосъемки для последующего оказания на объекта оперативной заинтересованности психологического воздействия.

В один прекрасный день Грибанов решил, что сентиментальный роман, развивавшийся уже несколько месяцев между Морисом Дежаном и Кронберг-Соболевской, пора дополнить более близкими отношениями.

В Москву был срочно вызван некто Муса. Ему предстояло сыграть роль мужа Лоры, который якобы неожиданно вернулся домой из командировки.

Соболевская, следуя отработанной с ней линией поведения, при общении с «душкой Дежанчиком» постоянно жаловалась ему на жестокость и патологическую ревность своего «мужа».

Все происходило на третьем этаже жилого дома № 2 на Ананьевской улице. Квартира, где предстояло разыграться спектаклю, была «под завязку» напичкана спецтехникой — аудио-, кино- и фотоаппаратурой.

Муса с приятелем извлекли Дежана и Лору из постели и начали лупить француза. При этом псевдомуж кричал, что подаст на совратителя своей жены, то есть на посла, в суд.

Дежану в конце концов удалось выскользнуть из квартиры — это было предусмотрено сценарием — и в сопровождении своего шофера добраться до посольства.

В тот же вечер Морис Дежан должен был встретиться с Грибановым, который находился с послом в прямом контакте, выступая под фамилией Горбунов в роли советника председателя Совета Министров СССР, чтобы обсудить с ним ряд межгосударственных проблем.

Дежан, ничего не скрывая, поведал советскому представителю о своих злоключениях и попросил вмешаться, чтобы «муж» Лоры забрал из милиции свое заявление.

Посол чувствовал себя одновременно признательным и обязанным своему новому другу из Совета Министров СССР: ведь «муж» Лоры в конце концов забрал свое заявление.

Теперь по всем проблемам посол давал исчерпывающий расклад, дополняя его собственным мнением и прогнозами. Иногда он даже предостерегал советскую сторону от каких-то неверных, на его взгляд, шагов. Кроме того, в беседах с Грибановым Дежан делился своими мыслями о поступках, деловых и личных качествах других западных дипломатов, с которыми он поддерживал отношения в Москве, пересказывал свои с ними беседы, сообщал об их планах в отношении Советского Союза.

В свою очередь Грибанов через Дежана доводил до де Голля то, что было выгодно СССР, что отвечало позиции советского правительства на международной арене.

Это продолжалось в течение шести лет до сентября 1963 года.

То, что президенту де Голлю стало известно о роли Мориса Дежана в деле отхода Франции от военной организации НАТО, объясняется заурядным предательством. Посла «сдал» англичанам некто Юрий Кротков — один из действующих лиц в вербовочной разработке Дежана. Англичане сразу же проинформировали об этом французов.

Однако отношение де Голля к провинившемуся дипломату оставалось лояльным до конца его жизни. Дежан не подвергся никаким санкциям, просто был отправлен в отставку.

Умер Морис Дежан в Париже 14 января 1982 года в возрасте 82 лет.

В некрологе, опубликованном в газете «Монд», коллега Дежана, посол Эрве Альфан, особо отметил его замечательную политическую прозорливость: «…затем он был в течение восьми лет послом в Москве, где, по выражению генерала де Голля, “достойно и с честью представлял интересы Франции”». Таким образом, есть основание утверждать, что Морис Дежан был полностью реабилитирован в глазах общественного мнения Франции.

Агент КГБ «Оскар Уайльд»

12 апреля 1956 года ранний телефонный звонок разбудил резидента КГБ в Англии Бориса Николаевича Родина. Подняв трубку, генерал услышал условную фразу. Агент «Оскар Уайльд» вызывал его, своего оператора, на экстренную встречу.

Взволнованный голос «Оскара Уайльда» свидетельствовал, что произошло нечто запредельное.

«Оскар Уайльд», в миру Уильям Джон Кристофер Вассалл, родился в Англии в семье священника. Окончив в 1941 году частную школу в Хэрроу, он некоторое время служил фотографом Британских королевских ВВС, затем работал в военноморской разведке, в аппарате Адмиралтейства — так в Англии именуется Министерство военно-морских сил. В 1952 году он был направлен на работу в

Москву в качестве сотрудника аппарата военно-морского атташе. Несмотря на скромную должность, Вассалл имел неограниченный доступ к секретным документам аппарата военно-морского атташе.

Выйти на Вассалла сотрудникам английского отдела Второго главного управления (контрразведки) КГБ при СМ СССР, курировавшего иностранных дипломатов в Москве, помог некто Феликс, советский гражданин, работавший в посольстве Великобритании на технической должности от Управления по обслуживанию дипломатического корпуса.

Выполняя задание контрразведки по изучению вновь прибывших в посольство сотрудников, Феликс подружился с Вассаллом. Через некоторое время он вывел англичанина в «свет», приобщил к изысканной кухне московских ресторанов «Арагви» и «Армения». Друзья шиковали в ресторанах, гуляли на московских квартирах приятелей Феликса, опорожняли ящики шампанского. Все снималось на фото- и кинопленку.

Джон Вассалл и подводник Лайонел Крэбб

Вербовку англичанина проводил лично начальник контрразведки генерал-лейтенант Олег Михайлович Грибанов за полгода до окончания срока его командировки. При этом учитывалось, что Вассалл по возвращении на родину будет назначен на работу в центральный аппарат разведывательного управления Министерства военно-морских сил Великобритании…

Вскоре на квартире Вассалла раздался звонок, и знакомый голос предложил встретиться за бутылкой вина, поболтать о жизни. Англичанин приглашение принял. На последовавшей встрече Грибанов умело сыграл на самолюбии иностранца, внушив ему мысль о том, что его мнение по вопросам международной политики представляет для советской стороны большой интерес. В сентябре 1955 году Вассалл приступил к регулярной передаче секретных документов, встречаясь с куратором на явочных квартирах КГБ.

По возвращении в Лондон Джон Вассалл, получивший к тому времени оперативный псевдоним «Оскар Уайльд», был распределен на работу в разведуправление ВМС Великобритании. Одновременно являлся помощником парламентского секретаря Адмиралтейства Т. Гэлбрейта.

«Оскар Уайльд» продолжил сотрудничество с советской разведкой. Он был принят на личную связь резидентом КГБ в Англии Борисом Родиным (оперативный псевдоним «Коровин»), что свидетельствовало о большом значении, которое придавалось работе с англичанином, имевшим непосредственный доступ к сведениям, представлявшим даже не военную — государственную тайну! От источника поступала важная информация о военноморских силах Великобритании и других стран НАТО, а также о разработке новейших систем вооружений.

Но вернемся к телефонному звонку 12 апреля 1956 года, с которого мы начали наше повествование.

В принятом резидентом от «Оскара Уайльда» донесении содержалась информация о том, что по заданию Сикрет интеллидженс сервис (СИС) под крейсер «Орджоникидзе», на борту которого 22 апреля в Англию прибывают Первый секретарь ЦК КПСС Хрущёв и министр ВС СССР Булганин, для совершения каких-то манипуляций должен нырнуть ас диверсионных операций майор Лайонел Крэбб.

Надо отметить, что в те годы крейсер «Орджоникидзе» был самой современной боевой единицей военно-морского флота, бороздившей воды Мирового океана.

Он был оснащен новейшим противолодочным и противоминным оборудованием. Возможно, оно-то и заинтересовало англичан. Как бы там ни было, председатель Комитета государственной безопасности Серов, получив информацию от Родина, не преминул доложить Хрущёву, что на него готовится покушение. Благо, основания для такого заявления имелись: 29 октября 1955 году был взорван и пошел ко дну со всем экипажем линкор «Новороссийск». Одной из наиболее серьезных версий, которую всерьез обсуждали в Кремле, была версия о мести итальянских диверсантов. Линкор, известный во время войны как «Джулио Чезаре», находился на вооружении ВМС Италии и нам достался в счет репараций.

Сигнал, поступивший от «Оскара Уайльда», немедленно был взят в работу. В Портсмут из Мурманска на подводной лодке доставили отряд «Барракуда» — диверсантов-подводников экстра-класса, которым предстояло нести круглосуточное дежурство по периметру крейсера.

Неизвестно, чем закончилась боевая вахта наших боевых пловцов, но Крэбб на берег Англии никогда более не ступил.

В итоге Хрущёв, заявив решительный протест, спешно прервал визит, чем выставил англичан на весь мир негостеприимными хозяевами, а премьер-министру Англии пришлось приносить публичные извинения в палате общин…

Английская контрразведка МИ-5 арестовала Джона Вассалла 12 сентября 1962 года на основании информации, полученной английскими спецслужбами от перебежчика А. Голицына.

На допросах и суде Вассалл ничего не утаил. Как известно, чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок. 22 октября того же года за работу на СССР Джон Вассалл был приговорен лондонским судом к 18 годам тюремного заключения. Освобожден после отбытия 10 лет срока. В тюрьме написал, а после освобождения — выпустил книгу мемуаров.

Шпионы-парашютисты

После окончания Второй мировой войны отношение Уинстона Черчилля к Советскому Союзу, бывшему союзнику по антигитлеровской коалиции, из вынужденно миролюбивого превратилось в откровенно агрессивное. Первым симптомом рецидива застарелой советофобии стала активизация разведывательной деятельности английской Сикрет интеллидженс сервис (СИС).

В декабре 1946 года член «Кембриджской пятерки» советских разведчиков Ким Филби был назначен главой резидентуры СИС в Турции с центром в Стамбуле, откуда проводились основные шпионские акции против СССР и социалистических стран Восточной Европы.

Новоиспеченный резидент должен был подготовить почву для реализации операций по «проникновению вглубь». Этим термином руководство СИС обозначило план по засылке шпионов в Грузию и Армению через турецкую границу.

Направляя небольшие группы агентов-нелегалов на короткие сроки — 6–8 недель, — СИС собиралась изучить возможность длительного нелегального пребывания своих кадровых разведчиков в Ереване и Тбилиси. Если бы пробные вылазки прошли гладко, то со временем англичане намеревались создать постоянную агентурную сеть в Закавказье.

ЦРУ делало ставку на переброску агентов-нелегалов не по земле, а по воздуху

Об этих долгосрочных целях английской разведки, как и о пробной засылке лазутчиков, Филби незамедлительно проинформировал московский Центр.

Сталин с интересом отнесся к информации, взял под личный контроль проведение мероприятий, препятствующих инфильтрации вражеской агентуры в южные регионы СССР. По его замыслу, громкий провал первой же операции по заброске боевиков заставил бы не только англичан, но и их партнеров-американцев отказаться от дальнейших планов засылать к нам нелегалов на длительное оседание.

В первой декаде апреля 1947 года Филби, генерал Тефик-бей, глава турецкой службы безопасности, и двое молодых грузин выдвинулись в район турецкой деревни Позов, что напротив грузинского города Ахалцихе. После проверки оружия и снаряжения, которым их снабдили в Лондоне, грузины двинулись в сторону границы. При свете луны Филби отчетливо видел, как упали оба грузина, сраженные автоматными очередями пограничников…

Демонстративная ликвидация лазутчиков заставила руководство СИС навсегда похоронить идею заброски своей агентуры на территорию СССР. Чего, впрочем, нельзя было сказать об их американских партнерах.

В начале 1950-х годов политическое руководство США испытывало жестокий дефицит в информации о положении дел в экономической и военной отраслях СССР. Восполнить этот пробел, и в этом ни у кого на Капитолийском холме не возникало сомнений, можно было лишь с помощью разведывательных акций. С приходом в Центральное разведывательное управление энергичного и предприимчивого Аллена Даллеса деятельность этого ведомства резко активизировалась. Учитывая провальный опыт английских коллег, шеф ЦРУ сделал ставку на переброску агентов-нелегалов не по земле, а по воздуху. Активную помощь американцам в этом вопросе стал оказывать опытный специалист по России, ас шпионского промысла, шеф западногерманской разведки Рейнхард Гелен.

Первыми агентами, засланными на территорию СССР, были Виктор Воронец и Александр Ященко — дезертиры, с 1943 года служившие в так называемой «Русской освободительной армии» (РОА) перешедшего на сторону врага генерала Власова. Местом их назначения был Минск, в район которого 18 августа 1951 года они были выброшены на парашютах с американского военно-транспортного самолета, взлетевшего с секретной базы в Салониках (Греция).

Лазутчики были экипированы миниатюрными радиопередатчиками, складными велосипедами производства ЧССР (они продавались в СССР), пистолетами «Парабеллум», а также получили по 5 тысяч рублей, кожаный кисет с золотыми царскими червонцами и несколько пар советских часов на случай подкупа. Но. недолго музыка играла! Афинский радиоцентр принял от парашютистов лишь сообщение о благополучном приземлении, затем связь прервалась. Через три месяца все наши центральные газеты сообщили о поимке «двух американских шпионов», которые по приговору суда были расстреляны.

Тем временем с аэродрома в Висбадене (ФРГ) поднялся еще один военнотранспортный самолет «Дакота» американских ВВС и взял курс на Кишинев.

25 сентября 1951 года оперативный дежурный министерства государственной безопасности Молдавской ССР принял телефонограмму из штаба ВВС Приднестровского военного округа: «В 2 часа 24 минуты стационарные посты ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь) зафиксировали появление воздушного судна неизвестной принадлежности с погашенными бортовыми сигнальными огнями. На большой высоте оно двигалось в направлении Кишинева. В районе Каушаны-Бендеры самолет резко снизился, сделал круг и, набрав высоту, удалился в сторону Черноморского побережья.

Поднятые по тревоге истребители-перехватчики настигли нарушителя. На предупредительные сигналы он не реагировал и в 2 часа 58 минут был атакован. Резко снизившись, с горящим левым крылом самолет упал в море. Координаты:

31 градус 02 минуты восточной долготы и 44 градуса 56 минут северной широты. Держал курс на зюйд. Пилот выпрыгнул с парашютом в море и был подобран экипажем сухогруза «Жолио Кюри». В ходе допроса пилота (проведен с привлечением переводчика немецкого языка) установлено, что в вышеуказанном районе снижения самолета была произведена выброска одного парашютиста».

Через час после поступления телефонограммы в МГБ Молдавии парашютист в ходе физического прочесывания местности силами личного состава ряда подразделений двух мотострелковых дивизий был пленен. Им оказался 25-летний Константин Хмельницкий.

Несмотря на молодость, это был стреляный воробей. В возрасте 15 лет он поступил на службу к немцам, оккупировавшим его родное село Вилюйки, что под Минском. В 1943 году за заслуги перед фатерляндом был зачислен в батальон СС, в составе которого воевал против англо-американских войск в Италии. После капитуляции гитлеровской Германии перебрался во Францию, где поступил на учебу в Сорбонну. Там ему стало известно, что в своей оккупационной зоне на территории Западной Германии американцы вербуют молодых русских и украинцев для выполнения спецзаданий в СССР. Без сожаления он оставил учебу в университете и поступил в разведывательно-диверсионную школу, расположенную в небольшом городке Имменштадт.

При выпуске Хмельницкий, получивший оперативный псевдоним «Солист», был представлен лично Гелену как наиболее перспективный агент-нелегал.

В начале октября 1951 года «Солист» установил связь с американским разведывательным центром на территории ФРГ и сообщил, что приступил к выполнению задания. Вслед за этим на его хозяев обрушился водопад разведдонесений, который не иссякал около трех лет. Согласно радиограммам, «Солист» разъезжал по всему Советскому Союзу, создавая «ячейки недовольных» для последующего проведения террористических и диверсионных акций, похищения документов из советских учреждений, распространения слухов, компрометации советских и партийных должностных лиц.

Кроме того, регулярно выезжая в Свердловск и Челябинск, агент собирал сведения о промышленных объектах Атоммаша. Затем в обусловленные тайники аккуратно закладывал пробы земли, воды и веток кустарника, взятые вблизи атомных предприятий (разумеется, все эти «закладки» были абсолютно нейтральны, что дезориентировало и сбивало с толку американских операторов). Тем не менее передаваемые «Солистом» материалы настолько впечатлили Аллена Даллеса, что он лично поздравил Гелена с успехом…

И вдруг — как гром среди ясного неба — в июне 1954 года отдел печати МИД СССР организовал специальную пресс-конференцию для двухсот иностранных журналистов, аккредитованных в Москве.

В зале, ярко освещенном юпитерами, за столом, на котором аккуратно была разложена шпионская экипировка: парашют, американский радиопередатчик, пистолет, топографические карты, мешочки с золотыми царскими червонцами, ампулы с ядом, восседал «Солист», он же — Константин Хмельницкий.

Отвечая на вопросы репортеров, он заявил, что с 1945 года был агентом советской военной контрразведки, по ее заданию влился в среду перемещенных лиц, чтобы быть завербованным американскими «охотниками за головами» и в дальнейшем пройти подготовку в разведывательной школе.

После этого двойной агент сделал свое самое сенсационное заявление: три года он успешно вел радиоигру с американцами, передавая информацию, подготовленную органами государственной безопасности СССР. По его словам, «игра велась настолько продуктивно, что на основании полученных в ходе нее инструкций и запросов были раскрыты многие планы ЦРУ».

Конфуз был так велик, что канцлер ФРГ Конрад Аденауэр, отдал приказ Гелену прекратить парашютные операции против СССР. Однако ЦРУ спорадически продолжало заброску агентов, заручившись «дружеской помощью» Гелена. Вслед за этим — что со временем превратилось в правило — в советской печати сообщалось о поимке очередных парашютистов. Например, американской группы под кодовым названием «Квадрат Б-52» в составе Охримовича и Славного, арестованных под Киевом в 1954 году.

Всего в 1951–1954 годах советской контрразведкой было обезврежено около 30 шпионов-парашютистов, большинство из которых по приговору суда было расстреляно. Уцелевшие агенты использовались в радиоиграх, которые разоблачали планы и намерения ЦРУ.

В 1956 году, с наступлением эры самолетов-шпионов У-2, Аллен Даллес, а за ним и другие руководители разведывательных служб стран НАТО, отказались от засылки шпионов-парашютистов на территорию Советского Союза.

Операция «Венский пасьянс»

16 февраля 1955 года советские средства массовой информации обнародовали сообщение ТАСС из Вены о закончившейся полным провалом попытке американских спецслужб путем шантажа и подкупа склонить к невозвращению на Родину советского консула в Австрии.

В эпицентре тех событий оказался достаточно опытный советский разведчик Борис Яковлевич Наливайко, работавший в Вене под прикрытием заведующего консульским отделом советской части Союзнической контрольной комиссии по Австрии (СККА).

Резидентура КГБ в Вене с успехом реализовала операцию «Венский пасьянс», связанную с разоблачением деятельности американских спецслужб по вербовке советских граждан за границей.

А началась эта история значительно раньше, в Берлине, где в первые послевоенные годы начинающий сотрудник внешней разведки Борис Наливайко (для удобства изложения мы будем в дальнейшем называть его Клаусом) представлял советскую консульскую службу.

Среди многочисленных официальных знакомых в Берлине у Клауса значился американский журналист Роберт Г, свободно владевший русским языком. В предвоенные годы американец несколько лет проживал в Советском Союзе, где его родители работали по контракту на строительстве одного из промышленных объектов Урала. Тогда же Роберт женился на украинке, с которой возвратился в США. Думается, что профессиональный интерес молодого разведчика к личности американца понять нетрудно. Они познакомились семьями, периодически общались.

Следует отметить, что интуиция подсказывала Клаусу, что Роберт не совсем тот человек, за которого стремился себя выдать. О своих подозрениях он, естественно, информировал резидента. А окончательно убедиться в этом оперработник смог в конце 1948 года во время одной из встреч семьями в доме у Роберта. В тот вечер к ужину неожиданно присоединился его «близкий друг», который якобы случайно оказался проездом в Берлине и навестил Роберта без предупреждения, так как утром следующего дня должен был вылететь в США. К тому же оказалось, что он свободно говорил по-русски. Хотя беседа за столом носила чисто светский характер, в поведении хозяев чувствовалась сильная напряженность.

Вена. 1955 год

Прощаясь, участники ужина выразили надежду на новую встречу, но в Берлине она так и не состоялась. «Холодная война» набирала обороты. Служебные контакты между советскими и американскими представителями стали носить подчеркнуто официальный характер, а частные встречи прекратились. В феврале 1952 года в связи с окончанием командировки Клаус отбыл в Москву. Но уже спустя полтора года он вновь был направлен за рубеж. На этот раз в Вену.

Из официальной справки СВР:

«Австрия в те годы занимала особое место в мировой политике и борьбе секретных служб Запада и Востока.

В отличие от Германии, на территории которой вскоре после войны образовались два государства, отличавшихся друг от друга общественно-политическим строем и принадлежностью к противостоящим блокам, Австрия избежала деления на четыре зоны оккупации. Не было и ограничений для передвижения по секторам.

В этой связи в Австрии создалось как бы свободное для инициатив противоборствующих сторон пространство. И это противоборство приобретало порой острые формы, хотя и не достигало такой напряженности, как это было в Берлине, у которого был особый статус и где периодически возникали фазы напряженности, близкие к серьезным международным кризисам.

Вместе с тем Вена, столица Австрии, стала важным центром международной политики. Она соперничала с Берлином как в силу своего среднеевропейского положения, традиционно посреднической роли между Востоком и Западом, наличию здесь ряда международных организаций, так и в силу близости к некоторым странам, входившим в Австро-Венгерскую империю, таким, как та же Венгрия и ставшая внеблоковой Югославия.

Бывшие союзники СССР, опираясь на свои позиции в Австрии, вели отсюда подрывную деятельность в отношении социалистических стран, в первую очередь ГДР и Венгрии, а также Румынии и Югославии.

Особый простор в этих условиях открывался для работы спецслужб, которые пытались скомпрометировать противника, так или иначе ослабить его позиции. В числе таких попыток была и провокация с целью склонить на свою сторону консула СССР в Вене…

В отличие от Берлина, военная комендатура в Вене была единая для всего города, коменданты в ней поочередно сменялись. В соответствии с этим перемещался по кругу и смешанный экипаж патрульных машин. Не только город, но и вся Австрия не была разобщена ни в политическом, ни в экономическом плане. Полномочия австрийского президента, канцлера, правительства распространялись на всю территорию».

Приезд разведчика в Вену совпал с подготовкой СССР, США, Англией и Францией заключения Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии. Ожиданием этого поистине исторического события жила буквально вся страна и каждый австриец. К этому времени американские спецслужбы и приурочили проведение акции, целью которой было скомпрометировать представителя страны, войска которой в 1945 году освободили столицу Австрии — Вену.

Однажды, в начале 1954 года, в советском консульстве раздался звонок. На противоположном конце провода оказался уже известный нам Роберт, который сообщил, что недавно был переведен на работу в Вену, а знакомясь с новым справочником дипкорпуса узнал, что Клаус находится в австрийской столице. О звонке Роберта разведчик доложил резиденту, рассказав предысторию знакомства.

Первая их встреча после звонка в консульство состоялась лишь через пару месяцев. Клаус с женой и дочерью пришли 1 мая на главную улицу города посмотреть на демонстрацию, организованную коммунистами и социалистами. Там они и столкнулись с американцем и его женой.

Прошло еще около двух месяцев, и Роберт объявился снова. Позвонив, он стал настаивать на встрече с оперработником в ресторане, чтобы сообщить ему что-то очень важное. Руководство резидентуры решило принять это предложение. В ходе беседы Роберт, явно нервничая, сообщил, что один из его знакомых располагает точными сведениями о том, что в ближайшее время Клаус будет отозван в Москву, где его ожидают большие неприятности. Считая Клауса своим другом, Роберт якобы решил предупредить его об этом.

Вскоре Роберт уехал из страны, а оперработник стал замечать вокруг себя какую-то непонятную возню. То какая-то подозрительная молодая пара в ходе приема посетителей обратилась к нему с просьбой о предоставлении политического убежища. То пришедший в консульство американский студент стал упрашивать Клауса оформить ему немедленно советскую визу, пригласив его для дальнейшего разговора в ресторан, но отказавшись от заполнения анкеты. То проживавшая в американском секторе Вены местная советская гражданка, неоднократно бывавшая ранее в консульстве, стала настойчиво приглашать Клауса посетить ее на дому Каждый из этих эпизодов сам по себе мало что говорил. Но вместе взятые они давали пищу для размышления.

В конце января 1955 года в Вене вновь появился Роберт. На этот раз он не стал связываться с оперработником, а перехватил его жену в городе, представил ей своего «друга», у которого, по его словам, было важное дело к Клаусу, и тут же удалился. Напарник Роберта на чистейшем русском языке настойчиво попросил жену оперработника передать мужу объемный пакет. Получив отказ, он вытащил из пакета и развернул перед глазами женщины полосу местной газеты «Венский курьер» с пометкой «сигнальный номер». Под заголовком «Советский консул — шпион» там была помещена занимающая почти всю полосу статья и две фотографии разведчика, а также фотографии двух немцев — граждан ГДР, с одним из которых жена Клауса была знакома в Берлине…

Проведя анализ ситуации, резидентура пришла к выводу, что американские спецслужбы решили реализовать накопленный на оперработника материал. В разработанном и согласованном с Центром плане операции, получившей условное наименование «Венский пасьянс», в частности, предусматривались следующие шаги. Затянуть развязку до февраля, когда во главе союзнической комендатуры будет находиться представитель советских оккупационных войск. Взять инициативу продолжения контакта в свои руки, получив от Роберта телефон для связи. Дать понять противнику, что супруги никому не доложили о происшествии в городе. Учитывая, что встречи с напарником Роберта, которого тот назвал Френсисом Меннингом, не избежать и что именно на ней может быть поставлена последняя точка в этом противостоянии, согласиться на такую встречу. Одновременно выдвинуть твердое условие, что последний должен будет документально подтвердить свои полномочия на ведение переговоров.

Наступил февраль. Развитие ситуации вышло на финишную прямую. Встреча оперработника с Робертом и Меннингом была назначена на субботу, 5 февраля, после работы, в респектабельном кафе «Гартенбау», расположенном в центре города, в его «международном» районе. Кафе было битком заполнено посетителями.

Принеся извинения за проявленную бестактность по отношению к жене дипломата, американцы сразу же перевели разговор в иное русло. Отталкиваясь от предстоящей публикации материала о разведчике в газете «Венский курьер», Меннинг заговорил о материальных благах, которые его ожидают в случае согласия обосноваться в США. Прервав собеседника, Клаус потребовал от Меннинга предъявить документ, подтверждающий его полномочия к ведению переговоров. Внимательно изучив документ, оперработник неожиданно для собеседников спрятал его во внутренний карман пиджака, одной рукой схватил бокал с пивом и плеснул его содержимое в лицо Роберту, а другой влепил пощечину Меннингу. Скандал сразу же привлек внимание посетителей, которые обступили их стол. Громко, чтобы все слышали, Клаус на немецком языке выразил возмущение провокационными действиями в отношении советского консула со стороны американцев. По реакции зала он почувствовал, что симпатии посетителей были на его стороне. Позже выяснилось, что Меннинг успел-таки во время конфликта спрятать за стоявшую рядом кадку с пальмой пакет со злополучным номером газеты. Но и он оказался в резидентуре.

Спустя несколько минут в кафе прибыла патрульная машина межсоюзнической комендатуры. Американцы были доставлены в комендатуру для установления их личностей. В тот же вечер Верховному комиссару США в Австрии была направлена нота протеста по поводу провокационных действий американских официальных лиц в отношении советского дипломата.

В воскресенье об инциденте в кафе «Гартенбау» знала вся Вена. А спустя два дня в местной прессе была опубликована фотокопия изъятого у Меннинга документа, в котором говорилось, что американский госдепартамент разрешает советскому консулу и его семье обосноваться в США. Сопровождать их поручено полковнику американской армии Ф. Меннингу. А главе миссии США в Австрии предписывается оказывать полковнику Меннингу «всяческое содействие в успешном выполнении возложенной на него миссии».

Спустя еще два дня газеты опубликовали официальное сообщение о том, что полковник Меннинг и Роберт Г. отбыли самолетом в США.

15 мая 1955 года во дворце Бельведер состоялась церемония подписания Государственного договора о восстановлении независимой и демократической Австрии. Со стороны союзников в ней приняли участие специально прибывшие в Вену министры иностранных дел СССР, Англии и Франции, а также государственный секретарь США. А 25 октября того же года территорию Австрии покинул последний чужеземный солдат.

Операция «Обмен»

14 октября 1957 года в здании Федерального суда Восточного округа Нью-Йорка начался шумный судебный процесс по обвинению в шпионаже советского гражданина Абеля Рудольфа Ивановича. Ему грозила смертная казнь или пожизненное тюремное заключение. В ходе следствия Абель категорически отрицал свою принадлежность к советской внешней разведке, отказался от дачи каких-либо показаний на суде и отклонил все попытки работников американских спецслужб склонить его к сотрудничеству. Через месяц судья зачитал приговор:

30 лет каторжной тюрьмы, что для него в 54 года было равносильно пожизненному заключению.

Лишь в начале 1990-х годов Служба внешней разведки России официально сообщила, что настоящее имя арестованного в июне 1957 года в США советского разведчика — Вильям Генрихович Фишер.

Наша справка:

Вильям Фишер родился 11 июля 1903 года в городе Ньюкаслена-Тайне, в Англии, в семье русских политэмигрантов. Его отец — уроженец Ярославской губернии, из семьи обрусевших немцев, мать — уроженка Саратова, русская. В 1901 году супруги Фишер за революционную деятельность были выдворены из России за границу.

В 1920 году Фишеры возвратились в Москву. Все члены семьи стали советскими гражданами. Вилли был принят на работу переводчиком в отдел международных связей Исполкома Коминтерна. В 1925 году его призвали на военную службу и зачислили в 1 — й радиотелеграфный полк Московского военного округа. В армии Вилли получил профессию радиста, сыгравшую в его дальнейшей судьбе важную роль.

Вильям Фишер (Рудольф Абель)

В органы госбезопасности Фишер был зачислен в 1927 году по рекомендации Московского комитета ВЛКСМ.

Незаурядные способности Фишера позволили руководству внешней разведки доверить ему выполнение важных заданий по нелегальной линии в двух европейских странах.

Работа Фишера за границей была признана положительной. Он получил повышение по службе, и ему было присвоено звание лейтенанта госбезопасности. Однако в последний день уходящего 1938 года Фишеру сообщили, что без объяснения причин он увольняется из органов.

В сентябре 1941 года Фишеру предложили вернуться на работу в НКВД. Он был зачислен во вновь созданное подразделение, занимавшееся засылкой боевых разведывательно-диверсионных групп в тыл врага.

После окончания войны Фишер снова становится сотрудником внешней разведки и зачисляется в ее нелегальное подразделение. Руководство принимает решение направить его в США. В октябре 1948 года Фишер выехал в командировку, которой суждено было продлиться 14 лет. О качестве его работы в США свидетельствует такой факт: уже в августе 1949 года за конкретные результаты он был награжден орденом Красного Знамени.

В результате предательства в июле 1957 года Фишер был арестован.

Почему при аресте Вильям Фишер, проживавший в Нью-Йорке по документам на имя свободного художника, американца Эмиля Роберта Голдфуса, назвался именно Рудольфом Абелем?

Сейчас, по прошествии времени, можно с уверенностью сказать, что, выдав себя за скончавшегося к тому времени своего друга и коллегу по работе в органах госбезопасности, советский разведчик-нелегал тем самым дал понять Центру, что в тюрьме оказался именно он. Во внешней разведке довольно быстро разобрались что к чему. Ведь о настоящем Абеле и о его дружбе с Фишером в Центре хорошо знали.

До конца своих дней полковник внешней разведки оставался для домашних и сослуживцев Фишером или Вилли, а для всех остальных — Рудольфом Абелем. Легенде было уготовано оставаться легендой, а тайне — тайной. И мы в нашем рассказе будем пока тоже называть его Абелем.

После объявления приговора Абель сначала находился в одиночной камере следственной тюрьмы в Нью-Йорке, а затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте.

Родина не оставила своего разведчика в беде. Сразу же после вынесения Абелю приговора советская разведка начала операцию по его освобождению.

А началось все с налаживания с Абелем прямой переписки, которую в дальнейшем можно было бы использовать в оперативных целях. Эта переписка, носившая общий характер, велась от имени его жены Елены Степановны и дочери Эвелины. Первое же письмо жене Абель закончил словами: «Остаюсь с любовью к вам. Ваш муж и отец Рудольф», тем самым дав понять, как следует к нему обращаться. Правда, в июне 1959 года Министерство юстиции США запретило Абелю переписку с женой и дочерью, как «не соответствующую национальным интересам». Однако вскоре, после активных протестов со стороны Абеля и его американского адвоката Донована, переписка была вновь разрешена.

Вскоре к переписке подключился «двоюродный брат» Абеля Ю. Дривс, мелкий служащий, проживавший в ГДР. Эту роль блестяще исполнил молодой разведчик-нелегал Юрий Дроздов, будущий начальник советской нелегальной разведки.

В свою очередь Дривс привлек к работе по подготовке обмена Абеля влиятельного немецкого юриста, члена Коллегии адвокатов Большого Берлина Вольфганга Фогеля. Последний выступил в качестве посредника между женой Абеля и его «двоюродным братом», с одной стороны, и американскими властями — с другой.

События стали развиваться значительно быстрее после того, как 1 мая i960 года в СССР в районе Свердловска был сбит американский самолет-разведчик У-2, а его пилот Фрэнсис Гарри Пауэрс арестован.

А вот как сам Абель позже писал в своих воспоминаниях о событиях, связанных с его обменом: «6 мая i960 года утром, как обычно, заключенных вывели группами в душевую рядом с камерами, и мы вымылись. Возвратившись в камеру, я занялся своими математическими развлечениями. Вдруг — через маленькое окошечко кто-то просунул свернутую в трубку газету. Быстро разворачиваю и читаю заголовок, напечатанный огромными буквами: над Свердловском, в СССР, сбит самолет У-2. Ниже, помельче, было напечатано: “Гарри Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону”.

Вот это была новость!

Моя реакция была вполне понятной. Мои надежды на скорое освобождение из тюрьмы — надежды, которые не покидали меня все время, — теперь обрели под собой реальную почву.

Прошел суд над Пауэрсом, и в США газетчики проливали крокодиловы слезы насчет “бесправия”, “отсутствия объективности советского суда”, “беспринципности защитника, назначенного судом” и тому подобного.

Писали, что Пауэрс не шпион, а лишь солдат, исполняющий приказ, и какое может быть сравнение с матерым разведчиком вроде полковника Абеля, забывая, что Пауэрс не раз пролетал над территорией СССР, проходил специальную подготовку и знал, на что он идет.

…Кончился i960 год, наступил новый, а жизнь в тюрьме шла своим чередом. Шла моя переписка с семьей и семьи с адвокатом Донованом.

В Вашингтоне тем временем шли споры — пойти на обмен или нет. Одни — по всей вероятности, сотрудники Федерального бюро расследований — надеялись на то, что мне наконец надоест сидеть в тюрьме и я расскажу им о своей деятельности в США, и противились обмену. А другие — видимо, Центральное разведывательное управление — хотели заполучить своего летчика обратно, чтобы узнать, что именно произошло 1 мая i960 года недалеко от Свердловска.

Время шло, наступил декабрь 1961 года. Неожиданно меня вызвал начальник тюрьмы. День был обычным в том смысле, что по этим дням недели он принимал заключенных по их личным делам. Однако я к нему ни с какими просьбами не обращался.

Я сидел в приемной и ждал очереди. Наконец я вошел, и начальник вежливо предложил мне сесть. Он протянул мне конверт, в верхнем правом углу которого было написано: “Вскрыть в присутствии Абеля Р.И.”. Я возвратил ему конверт, он его вскрыл и вынул второй; посмотрев на него, он передал его мне. На втором было написано: “После прочтения уничтожить”. Я снова вернул конверт, и начальник вскрыл его. Он вынул сложенный лист бумаги, взглянул на него и передал мне.

Письмо было от адвоката Донована. Он писал, что собирается поехать в Восточный Берлин в качестве неофициального представителя правительства США для ведения переговоров об обмене и просил меня написать письмо жене, объясняющее цель его поездки, с просьбой обеспечить ему соответствующий прием со стороны представителей советского посольства.

Я сказал начальнику, что напишу соответствующее письмо, и мы договорились, что в обеденный перерыв я ему передам свое послание. Это письмо было доставлено жене в рекордно короткое время — два-три дня против обычных тридцати дней. Вскоре я получил ответ, что жена предпримет нужные меры.

Машина закрутилась!

Из Берлинской тюрьмы, куда я был доставлен накануне, меня вывели под конвоем двух гигантов. В машине со мной сидели мои “телохранители” и еще один человек из числа прилетевших вместе со мной из США.

Вначале ехали по городу, затем за городом.

Приехавший со мной из США чиновник повторил вопрос, который он задавал мне раньше в самолете:

— Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь?

Я рассмеялся.

— Зачем? — ответил я. — Моя совесть чиста. Мне нечего бояться.

— Подумайте, еще не поздно! — продолжал он.

Я улыбнулся опять и отвернулся.

Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках: “Вы выезжаете из американской зоны”.

Приехали!

Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины.

Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояли несколько американцев. С другой стороны также стояли несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. Между ними стоял молодой высокий мужчина — Пауэрс.

Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски:

— Обмен!

Представитель США Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ и передал мне. Быстро прочел — он свидетельствовал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди! Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с адвокатом Донованом и пошел к своим товарищам.

Кончилась четырнадцатилетняя командировка!»

После лечения и отдыха Абель вернулся к работе в центральном аппарате внешней разведки и находился на боевом посту до конца своей жизни.

Заслуги Абеля-Фишера, кадрового разведчика, полковника, почетного сотрудника госбезопасности были отмечены орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и многими медалями.

15 ноября 1971 года Вильяма Генриховича Фишера (Рудольфа Ивановича Абеля) не стало.

Основатель и бессменный руководитель Центрального разведывательного управления США в течение многих лет — Аллен Даллес — в своей книге «Искусство разведки» писал: «Я бы хотел, чтобы мы имели трех-четырех человек, таких, как Абель, в Москве». А Санш де Грамон, американский писатель, автор книги «Тайная война», добавил: «Абель — редкий тип личности… Мы можем только сожалеть, вместе с Алленом Даллесом, что он вышел не из рядов разведки Соединенных Штатов».

«Крот» в системе ГРУ

Приоритетным направлением в агентурной деятельности резидентуры ЦРУ в Вене была вербовка офицеров советской военной разведки, но до появления там подполковника Попова этот приоритет был скорее желаемым, чем реально осуществимым планом.

В начале октября 1952 года резидент ЦРУ в Вене Джордж Кайзвальтер получил сигнал от агента-австрийца, работавшего в советском посольстве, что на замену убывшего дипломата прибыл новичок. Вскоре он — Петр Попов — был идентифицирован как военный разведчик, действующий под дипломатическим прикрытием.

Обновление в рядах противника всегда реанимировало службу наружного наблюдения и технического контроля. Им предстояло, выявив уязвимые места в характере, в поведении и в оперативной подготовке нового советского разведчика, ввести в его разработку своих агентов. С их помощью определялась возможность нанесения главного удара — вербовочного подхода к новичку.

Просмотрев несколько отснятых на улицах Вены кинобобин и ознакомившись со сводками наружного наблюдения за Поповым, Кайзвальтер принял решение не тратить время на «пристрелочные выстрелы», а выпустить в новичка «золотую пулю» — особо ценную агентессу — Грету Ламсдорф. Уж ему-то, успешному «охотнику за головами», был известен простейший способ вербовки — загон намеченной жертвы в «медовую ловушку»!

Ламсдорф выполнила свою миссию по вербовочной разработке сотрудника Главного разведывательного управления Генштаба подполковника Попова и передала его в руки «играющего тренера» Джорджа Уильямса Кайзвальтера.

Рассел Август Ланжелли и Петр Попов

В 1953–1954 годах Попов, отныне — агент «Грэлспайс», «сдал» ЦРУ имена и коды более 80 советских разведчиков, 4 нелегалов и 17 агентов-иностранцев, действовавших в Австрии и Западной Германии. Он передал секретную информацию особой важности о личном составе ГРУ и приоритетных направлениях его работы, а также сообщил американским хозяевам важные подробности о советской политике в Австрии.

Под первого «крота» в военной разведке ЦРУ создало специальный отдел — SR-9 (Soviet Russia). Возглавил его Кайзвальтер.

Компенсацией за усердие на шпионской ниве были не только дензнаки в иностранной валюте, но и свидания с Гретой, которые предоставлялись Попову соразмерно объему и качеству добытой информации.

В апреле 1954 года Попова по причине его дружбы с сотрудником КГБ Петром Дерябиным, накануне сбежавшим в США, отозвали в Москву. Однако никаких подозрений относительно лояльности Попова ни у ГРУ, ни у КГБ не возникло, и летом 1955 года его направили в Берлин.

Встречи с «Грэлспайсом» Джордж Кайзвальтер проводил, как правило, на территории Западного Берлина. Сев в поезд в восточном секторе, где-нибудь на Шпильмаркт, Попов выходил на второй или третьей остановке, находясь уже в западной зоне.

На случай встречи с патрулем у него имелось поддельное удостоверение, которое позволяло ему бывать за «баррикадой».

В июне 1958 года, во время очередной встречи со своим куратором, Попов «сдал» Кайзвальтеру агента-нелегала Таирову, которую ему поручили переправить в Нью-Йорк.

Руководство ЦРУ, рискуя поставить под удар свой источник информации, неохотно предупредило американскую контрразведку о предстоящей засылке в США советской разведчицы. Дальнейшие события подтвердили обоснованность опасений цэрэушников. В неудержимом порыве как можно быстрее разоблачить агентессу-нелегала ФБР окружило Таирову такой бесцеремонной «опекой», что она, почувствовав опасность разоблачения, немедленно воспользовалась запасным путем отхода и вернулась в СССР.

ГРУ тут же отозвало Попова из ГДР в Москву для выяснения причин неудачной заброски Таировой. Не без помощи своего покровителя генерала армии Ивана Серова, успевшего к тому времени с треском вылететь из кресла председателя КГБ и стать во главе Главного разведывательного управления Генштаба, Попов сумел оправдаться, обвинив в неудаче саму Таирову.

Формальных оснований для отстранения Попова от работы не было, но по инициативе начальника Второго главного управления КГБ генерал-лейтенанта Грибанова за границу Попова больше не выпустили, предоставили жилье в Твери и установили за ним бессрочное круглосуточное наружное наблюдение. Дабы подсластить пилюлю и убедить Попова, что он по-прежнему пользуется доверием, ему устроили повышение по службе — присвоили звание полковника и назначили начальником хозяйственного управления ГРУ.

Накануне отъезда «Грэлспайса» из Германии Кайзвальтер, предвидя, что его отсутствие может затянуться на неопределенное время, познакомил агента с сотрудником резидентуры ЦРУ в Москве Расселом Августом Ланжелли, который должен был выполнять обязанности связника во время пребывания Попова в Советском Союзе.

В ходе знакомства Ланжелли и Попов договорились, что их встречи будут проходить в режиме «моменталки» — агент, встречая связника в каком-нибудь многолюдном месте, в одно мгновение передает ему собранные материалы, взамен получая гонорар. Это, по мнению Ланжелли, должно было воспрепятствовать возможному «наружному наблюдению» зафиксировать контакт: поди, разберись, кого агент коснулся в толпе случайно, а кого преднамеренно. Кроме того, после передачи материалов «в одно касание» в людном месте им обоим легче затеряться в толпе и уйти от возможного «хвоста».

Первая встреча с «Грэлспайсом» была проведена американцем в фойе гостиницы «Советская». Проведена виртуозно, действительно, «в одно касание». В те годы при входе в гостиницу была установлена массивная крутящаяся дверь-карусель. Поделенная на четыре отсека, в каждом из которых мог уместиться только один человек, она беспрерывно вращалась против часовой стрелки.

Ровно в 16.00 Попов неторопливо поднялся по ступенькам «Советской» и вошел в один из отсеков «карусели». Как только он оказался в фойе, Ланжелли, поджидавший агента внутри, сделал шаг ему навстречу и принял пакет. Не покидая «карусели», Попов через секунду вновь оказался на улице и двинулся к троллейбусной остановке. Со стороны все выглядело так, будто рассеянный человек по ошибке заглянул в гостиницу.

Когда в одном месте, в одно и то же время оказываются два разведчика из противоборствующих спецслужб, «наружна», как правило, задается вопросом: а не играют ли они, как два пианиста — за одним роялем — в четыре руки? Задача контрразведчиков — выяснить, кто заказывает музыку и для кого играют «таперы»…

Вскоре напротив входов всех московских гостиниц, где были установлены двери-карусели, были устроены стационарные посты наружного наблюдения, оборудованные кино- и фотоаппаратурой. Такие же посты установили и в фойе.

Через два месяца, ровно в 16.00 Попов оказался в фойе гостиницы «Центральная», куда пятью минутами ранее вошел прибывший на ярко-красном «бьюике» с дипломатическими номерами мистер Ланжелли.

Все произошло так же, как и в «Советской», с той лишь разницей, что, завидев «Грэлспайса», американец втиснулся к нему в отсек, буквально выхватил у него из рук почтовый конверт, выбежал на улицу и впрыгнул в сорвавшийся с места «бьюик», за рулем которого сидел невесть откуда взявшийся Джордж Пейн Уинтерс-младший, еще один цэрэушник, работавший под прикрытием вице-консула посольства США в Москве.

Как выяснилось позже, причиной, побудившей Ланжелли действовать с прытью ковбоя, была поднятая сотрудниками наружного наблюдения суета. Они на свой страх и риск решили взять с поличным американца и Попова, развив в фойе гостиницы бурную подготовительную деятельность, не оставшуюся незамеченной Уинтерсом-младшим. Последний во время проведения Ланжелли операции по связи с «Грэл-спайсом» осуществлял контрнаблюдение, то есть выяснял, есть ли «хвост» за Ланжелли или за агентом. Обнаружив подозрительно повышенную активность «обслуживающего персонала» в фойе гостиницы, Уинтерс понял, что готовится ловушка, и в самый последний момент, когда агент уже шагнул в «карусель», подал коллеге сигнал тревоги, а сам опрометью бросился к машине.

Промах, допущенный ретивыми русскими «топтунами», исправил, как это ни покажется парадоксальным, американец Уинтерс.

Джордж Пейн Уинтерс-младший, молодой кадровый офицер ЦРУ работал в Москве под прикрытием второго вице-консула посольства Соединенных Штатов. Внимание нашей контрразведки он привлек нестандартностью поведения, повышенной общительностью и чрезвычайной мобильностью. Чтобы полнее фиксировать радиус перемещения американца и объекты его устремлений, было принято решение применить «шпионскую пыль» — спецпрепарат, разработанный в секретных лабораториях КГБ. Горничная, она же — агент Второго главка — получила задание регулярно «опылять» одежду Уинтерса во время уборки его квартиры, что позволяло нашим контрразведчикам выявлять связи сотрудников резидентуры ЦРУ, действовавших под прикрытием американского посольства в Москве. Скажем, подвез американский разведчик своего осведомителя на машине, салон которой обработан «пылью», и микрочастицы химиката осядут на продолжительное время на коже и одежде водителя и пассажира, как и на всех предметах, к которым они прикасались.

Вечером 23 декабря 1958 года Попов позвонил на квартиру атташе посольства США Р. Ланжелли и условным сигналом вызвал его на личную встречу, которая должна была состояться в воскресенье 27 декабря в мужском туалете Центрального детского театра во время антракта утреннего спектакля. Однако Ланжелли, пришедший в театр с женой и детьми, напрасно прождал Попова в условленном месте — тот не явился. В московской резидентуре ЦРУ были обеспокоены отсутствием Попова в театре и совершили роковую для него ошибку.

Получив из Штатов письмо от Кайзвальтера, адресованное «Грэл-спайсу», Уинтерс отправил его агенту по почте, так как на конверте имелся его домашний адрес. Результат не заставил себя ждать. Датчики, которыми были снабжены сотрудники наружного наблюдения, работавшие за Уинтерсом, зафиксировали его приближение к почтовому ящику и какие-то манипуляции у него. Изъятую корреспонденцию проверили с помощью датчиков, и участь Попова была предрешена: он оказался «под колпаком» у Второго главка. В ходе наблюдения было установлено, что Попов 4 и 21 января 1959 года встречался с Ланжелли и во время второй встречи получил от американца 15 тысяч рублей. 18 февраля 1959 года Попова арестовали у пригородных касс Ленинградского вокзала, куда он прибыл на очередную встречу с Ланжелли.

При обыске у него дома в Твери в тщательно оборудованных тайниках были обнаружены средства тайнописи, шифровальные и дешифровальные блокноты, инструкции относительно пользования шифрами и адресами, по которым он мог известить ЦРУ из СССР о своем положении.

Попов сразу во всем признался и согласился сотрудничать с Комитетом государственной безопасности в игре по дезинформации противника. Однако на первой же встрече он предупредил связника, что находится под контролем контрразведки: накануне он умышленно порезал руку и спрятал под повязкой соответствующую записку. В туалете ресторана «Арагви» он передал ее американцу. Со своей стороны Ланжелли, полагая, что таким образом «Грэлспайс» решил в одностороннем порядке прекратить сотрудничество, назначил ему контрольную встречу. Встреча состоялась 16 сентября в рейсовом автобусе № 12. Попов указал глазами на магнитофон, закрепленный у него за лацканом пиджака, но было уже поздно. Ланжелли был задержан. Вскоре его объявили «персоной нон грата» и выслали из Советского Союза.

7 января 1960 года в Москве под председательством генерал-майора юстиции Виктора Борисоглебского состоялось заседание Военного трибунала, который вынес Попову приговор, гласивший: «Попова Петра Семеновича признать виновным в измене Родине и на основании ст. I Закона об уголовной ответственности предать смертной казни с конфискацией имущества».

Изменник был расстрелян. Генерал армии Иван Александрович Серов был смещен с должности председателя КГБ и назначен начальником Главного разведывательного управления Генштаба.

Позже Джордж Кайзвальтер назвал работу своего отдела с Петром Поповым генеральной репетицией триумфальной работы с другим «кротом» из ГРУ — полковником Олегом Пеньковским…

Один МиГ над Тель-Авивом

Эпоха противостояния капиталистического и коммунистического миров получила название «холодная война». Ее сражения разыгрывались не в границах основных ее участников — США и СССР, а в странах или даже регионах, весьма отдаленных как от Москвы, так и от Вашингтона. Разумеется, нам далеко не все известно о сражениях «холодной войны». О многом мы доподлинно не узнаем никогда. Вместе с тем, мировая общественность была достаточно осведомлена о ходе одной такой баталии, получившей название «Карибский кризис». Тогда, в октябре 1962 года, человечество находилось в шаге от края ядерной пропасти. Однако о том, как развивался еще один кризис, также грозивший вселенской катастрофой, стало известно относительно недавно.

После оглушительной победы над Египтом в шестидневной войне 1967 года Израиль был охвачен эпидемией тотальной эйфории. Триумф гипнотически подействовал и на высшее руководство страны, которое пришло к выводу, что арабы утратили наступательный потенциал и в обозримом будущем не способны восстановить свои вооруженные силы. Израильский премьер-министр Голда Меир, благодаря покровительству «старшего брата» — Соединенным Штатам, — была убеждена в неуязвимости своей страны.

МиГ-25Р — детище КБ Микояна и Гуревича, до конца 1970-х годов не имел аналогов в мировом военном самолетостроении

Правительство Насера, а затем Садата, несмотря на потерю Синайского полуострова и утрату контроля над Суэцким каналом, не использовало даже трибуну Генеральной Ассамблеи ООН для отстаивания своих прав. А находившиеся в Каире советские советники по вопросам разведки разработали план по дезинформации израильтян. И египтяне, начиная с 1970 года, стали методично его реализовывать. Изо дня в день они снабжали западноевропейских журналистов, посещавших Каир, ложными сведениями о положении дел в войсках, всячески подчеркивая неспособность арабов овладеть и управлять советской военной техникой.

Цель этих мероприятий состояла в том, чтобы сформировать у руководства Израиля превратное представление о собственной безопасности и убедить его, что арабы смирились с поражением.

Эту тактику Египет применял в течение шести лет и с помощью СССР воссоздал армию, оснащенную современными наступательными видами вооружений.

В сентябре 1973 года Элиа Зеира, глава израильской военной разведки, проигнорировал агентурные сведения о готовности египетской и сирийской армий взять реванш за поражение в шестидневной войне. Подобным образом поступил и Уильям Колби, директор ЦРУ, несмотря на то что спутники-шпионы зафиксировали передислокацию арабских войск к границам Израиля.

Утром 5 октября 1973 года началась разработанная египетскими генералами совместно с Генштабом ВС СССР операция под кодовым названием «Убур» (преодоление водной преграды). Египтяне форсировали Суэцкий канал, а сирийские войска атаковали военные порядки израильтян в районе Голанских высот. Обе армии должны были продвигаться далее в направлении Тель-Авива и, окружив его, замкнуть кольцо.

Неслучайно была выбрана дата начала операции. На 5 октября приходился Йом-Киппур — еврейский праздник Судный День. В этот день все правоверные иудеи, отложив мирские заботы, должны взаимно каяться в грехах, совершенных в течение года.

Арабы нанесли весьма ощутимый урон израильским частям: убиты 3000 солдат и офицеров, уничтожены свыше 900 танков и около 200 самолетов. Для Израиля, с учетом его людских и материальных ресурсов, это были запредельные потери.

После трех дней кровопролитных боев перед сирийскими танками открылась прямая дорога на Иерусалим, и вечером 7 октября министр обороны Моше Даян в панике обратился к Голде Меир с предложением капитулировать. Однако премьер не разделяла пораженческих настроений генерала. Ранним утром 8 октября на экстренном заседании кабинета министров она огласила свой окончательный вердикт: «Никакой капитуляции. Мы применим ядерное оружие и уничтожим Каир и Дамаск!»

Действительно, в распоряжении Израиля были восемнадцать атомных бомб. Министры поняли, что «железная леди» потеряла чувство реальности и никто не сможет ее переубедить. В зале повисла гробовая тишина. Голда Меир по-своему расценила молчание соратников. Не мешкая ни секунды, она отдала приказ Моше Даяну немедленно привести в боевую готовность весь ядерный арсенал.

Уже через час резидентуры КГБ и ГРУ на Ближнем Востоке от своей агентуры, инфильтрованной в высшие эшелоны власти Израиля, узнали о решении Голды Меир нанести атомный удар по Египту и Сирии.

10 октября Политбюро ЦК КПСС одобрило предложенный председателем КГБ СССР Юрием Андроповым «План операции по принуждению Израиля к миру», предусматривавший прежде всего отказ от применения атомного оружия.

11 октября советник-посланник советского посольства в Вашингтоне Георгий Корниенко вручил госсекретарю США Генри Киссинджеру обращение всемирно известных физиков-ядерщиков Юлия Харитона, Якова Зельдовича и Ильи Лившица к американскому президенту Советские академики назвали решение израильского премьера самоубийством. Подчеркнули, что атомная бомбардировка Каира и Дамаска будет иметь катастрофические последствия не только для Ближнего Востока, но и для всей мировой цивилизации. Патриархи нашего ядерного оружия деликатно намекнули, что СССР, будучи связан с Египтом и Сирией договорами о военном сотрудничестве, не останется безучастным и примет меры, адекватные атомной атаке Израиля. Вместе с тем, они подчеркнули, что вся ответственность за последствия такого соразмерного ответа ляжет на израильское правительство.

12 октября, ввиду того, что администрация президента США под разными предлогами неоднократно переносила дату ответа, руководство СССР приняло решение прибегнуть ко второму варианту «Плана операции по принуждению Израиля к миру».

13 октября 1973 года заместитель командира полка истребительной авиации майор Бежевец нес боевое дежурство на командном пункте военного аэродрома «Владимировка» в Волгоградской области. В 6 часов 15 минут нарочный из штаба Волжского военного округа вручил майору пакет с пометкой «Секретно. Вскрыть немедленно!».

В 8 часов 12 минут по местному времени на экране локатора командного пункта противовоздушной обороны (КП ПВО) Тель-Авива появилась светящаяся точка. Быстро перемещаясь из северо-восточного в юго-западный сектор, точка приблизилась к воздушным границам города. Дежурный офицер выслал на перехват нарушителя звено сверхзвуковых истребителей «Мираж». Дежурный офицер КП ПВО внимательно наблюдал за тем, как на экране локатора три «Миража» двигались параллельным с нарушителем курсом. Но почему они не поднимаются выше?! Почему дистанция между «Миражами» и точкой увеличивается с каждой секундой?!

Вслед за этим на экране появляются белые полосы: «миражи» стреляют ракетами класса «воздух — воздух». Но что это?! Ракеты исчезают в голубой бездне небосклона, так и не поразив цель, а она с немыслимой скоростью удаляется на высоте 69 тысяч футов. Делает один-два-три… шесть кругов над городом. Фантастика!

Дежурный офицер высылает на помощь «Миражам» звено «Фантомов». Задача одна: сбить нарушителя. Увы! Ни «Фантомы», ни их ракеты не могут добраться до. До чего?! Как назвать нечто, движущееся с запредельной скоростью на невероятной высоте?! Да и не самолет это вовсе. Это — БЛО — «безмолвный летающий объект»! Все это так, но откуда он взялся? У арабов до сих пор ничего подобного не было. Значит, он из России.

Министр обороны, прибывший к премьеру с докладом об инциденте в небе над Тель-Авивом, застал ее за чтением письма-обращения советских ядерщиков. Выслушав генерала, Голда Меир сразу поняла, что эти события — обращение и вторжение загадочного летательного аппарата — суть «акты одной пьесы», а режиссеры руководят действом из Москвы.

«Железная леди» была вынуждена «перестраиваться на марше»: она обратилась к Генри Киссинджеру и другим высокопоставленным американским чиновникам с просьбой о дополнительной военной помощи. В результате массированного давления сионистского лобби с Капитолийского холма на президента Никсона между США и Тель-Авивом немедленно был создан «воздушный мост», и израильтяне получили новейшие модели боевой техники, включая самолеты, танки и ракеты. В то же время израильские дипломаты начали «работать» с иорданским королем Хусейном и с королем Марокко Хасаном II, чтобы с их помощью склонить руководителей Египта и Сирии к заключению перемирия…

Коль скоро фактическое поражение Израиля в войне Судного Дня стало очевидным, Киссинджер предпринял титанические усилия, чтобы спасти его хотя бы от унизительной капитуляции. Он выступил посредником в урегулировании конфликта, добиваясь отвода египетских и сирийских войск и создания «буферной зоны» с Израилем. Однако эта его инициатива не нашла поддержки у постоянных членов Совета Безопасности ООН. По настоянию советских дипломатов была принята резолюция о создании чрезвычайных сил, которые предполагалось ввести в зону разъединения египетских и израильских войск.

Рейд «безмолвного летающего объекта» (БЛО) в небе над Тель-Авивом не только развеял миф о неуязвимости Израиля, но и фактически заставил Голду Меир отказаться от нанесения атомного удара по столицам Египта и Сирии. В апреле 1974 года Меир и Даян вынуждены были с позором уйти в отставку после поражения на выборах. Свой пост покинул и Элиа Зеира, начальник израильской военной разведки.

«БЛО» — МиГ-25Р, — детище КБ Микояна и Гуревича, до конца 1970-х годов не имел аналогов в мировом военном самолетостроении и превосходил все имевшиеся в США и в Западной Европе боевые самолеты. Одновременно наш истребитель был абсолютно недосягаем для средств ПВО вероятного противника!

В 1973 году Александр Данилович Бежевец за полет над Тель-Авивом был удостоен звания Герой Советского Союза.

Последний сеанс в «России»

Вечером 15 июля 1977 года кадровая сотрудница ЦРУ Марта Петерсон, действовавшая под прикрытием должности вице-консула посольства США в Москве, отправилась закладывать тайник, предназначавшийся для агента «Тригон» (Александр Огородник — старший референт министра иностранных дел СССР, объект оперативной разработки Второго главного управления КГБ при СМ СССР в рамках операции «Агроном». Читателю может быть известен как один из персонажей фильма «ТАСС уполномочен заявить», действовавший под псевдонимом «Трианон». —Лет.).

Запарковав служебную автомашину у кинотеатра «Россия», американка взяла билет на последний сеанс. Сотрудники наружного наблюдения вели объект на расстоянии, так как на разведчице было белое с крупными цветами платье, легко различимое в темноте.

«Женщина в белом» уселась в кресло у запасного выхода и минут десять делала вид, что следит за происходящим на экране.

Убедившись, что окружающие увлечены фильмом, Петерсон натянула поверх платья черные брюки, надела такого же цвета пиджак, наглухо застегнулась и распустила собранные в пучок волосы. Совершенно преобразившись, американка выскользнула из помещения. Теперь это уже была «женщина в черном».

Задержание Марты Петерсон

К машине она не вернулась, а села сначала в автобус, затем покаталась на троллейбусе и в метро — проверялась, пытаясь обнаружить «наружку». Убедившись в отсутствии за собой слежки, Петерсон успокоилась, поймала такси и приехала к месту проведения тайниковой операции у Краснолужского моста. Там уже все было готово к встрече с разведчицей.

Хотя в поздний час место операции выглядело совершенно безлюдным, на самом деле там находилось довольно большое число оперативных сотрудников из разных подразделений Комитета госбезопасности. С помощью аппаратуры ночного видения они скрытно наблюдали за перемещениями Петерсон и за всем происходящим в районе моста. В момент закладки разведчицей в тайник контейнера в виде булыжника, предназначенного для «Тригона», все вокруг осветилось, вспыхнул настоящий фейерверк, казавшееся пустынным место вдруг стало многолюдным…

При задержании госпожа вице-консул продемонстрировала великолепное знание русского мата и блестящее владение приемами карате.

Позже станет известно, что Марта Петерсон — чемпионка Соединенных Штатов 1976 года по карате среди женщин, обладательница по мировой классификации черного пояса, шестого дана. Импровизированная схватка продолжалась несколько минут, однако устоять перед Владимиром Зайцевым, асом восточных единоборств, гремевшим на весь КГБ, разведчица была не в силах…

Задержанную доставили на Лубянку и вызвали советника американского посольства для опознания. В его присутствии вскрыли «булыжник», в котором находились инструкции, вопросник, микрофотоаппаратура, золото, деньги и две ампулы с ядом.

Разведчики — народ суеверный. Петерсон — не исключение. Прощаясь со следователем и своим спарринг-партнером, она отметила, что никогда больше не будет брать билеты на последний сеанс.

Операция «Сватовство»

1 августа 1978 года в Москве, во Дворце бракосочетания, что на улице Грибоедова, был зарегистрирован самый сенсационный брак XX века: Кристина Онассис, дочь «адмирала танкерного флота», вышла замуж за рядового клерка «Совфрахта» Сергея Каузова.

Согласно завещанию Аристотилеса Сократеса Онассиса, владельца крупнейшего в мире частного танкерного флота, единственной наследницей всего имущества стала его дочь Кристина. В ее хозяйстве, помимо сотен танкеров, была авиационная компания «Олимпия», несколько греческих периодических изданий, банковский, строительный и игорный бизнес.

Однако личная жизнь госпожи Онассис, в точном соответствии с народной мудростью: «не деньги приносят счастье», так и не сложилась. Хотя от желающих предложить тридцатилетней миллиардерше руку и сердце не было отбоя.

Надо отметить, что нет в мире уважающей себя спецслужбы, которая бы оставила без внимания фигуру, подобную Кристине Онассис, и не предприняла усилий, чтобы вовлечь ее в свою орбиту. При удачном раскладе из бизнесмена такого калибра можно со временем выпестовать агента влияния, которому под силу не то что бы вносить изменения в мировую экономическую конъюнктуру, но и оказывать содействие определенным силам в перекраивании политической карты мира.

Первыми на приступ ринулись «охотники за головами» из ЦРУ. От имени частной американской танкерной компании они направили Кристине приглашение посетить США для заключения обоюдовыгодного контракта. Но то ли ребята из Лэнгли действовали традиционно нахраписто, то ли у госпожи Онассис возникло свое видение собственной роли в мироустройстве, но американцам она отказала. А в своем ближайшем окружении заявила о готовности заключить контракт с «Совфрахтом».

Церемония регистрации брака Кристины Онассис с Сергеем Каузовым в Грибоедовском ЗАГСе Москвы

Московский Центр не мог упустить такой шанс и, не медля, приступил к сбору сведений о характере, привычках, склонностях, симпатиях и антипатиях владелицы «заводов, газет, пароходов». Офицеры-аналитики на основании полученной информации начали оценивать перспективы внедрения наших людей в ближайшее окружение Кристины, а через нее — почему бы и нет?! — в элитные клубы богатейших и влиятельнейших людей планеты, в частности, — в Бильдербергский клуб.

Первым пунктом в плане операции «Сватовство» значился подбор кандидатов в женихи для госпожи Онассис. Выбор пал на агента «Корабела». Агент имел добротное специальное образование, умен, начитан, свободно владел английским и французским языками.

Как и было предусмотрено планом, знакомство «Корабела» с Кристиной произошло в «Совфрахте», куда она прибыла для заключения контракта. Во время фуршета агент завел разговор о Сальваторе Дали и сразу нашел в лице Кристины внимательного слушателя. В дальнейшем «Корабел» сумел покорить объекта своими познаниями в истории Древней Греции, в современной западной литературе, кинематографе…

На прощание Кристина в знак благодарности за прекрасную экскурсию по Москве и Суздалю подарила «Корабелу» белую «Волгу» и свою фотографию, надпись на которой свидетельствовала, что подстава удалась, контакт развивается согласно плану.

По возвращении в Афины Кристина заявила родственникам, что наконец встретила человека, за которого хоть завтра вышла бы замуж. Вся родня встала плотиной на ее пути. Но Кристина была непреклонна, и никто не сумел отговорить ее от вступления в брак с русским.

Через месяц после знакомства и общения в Москве Сергей, согласно плану Центра, а также выполняя просьбу Кристины, прибыл в Париж.

Западные журналисты, узнав о романе Кристины Онассис с рядовым чиновником из «Совфрахта», были едины во мнении: к этому приложила руку всесильная Лубянка. Уж больно дерзко и безоглядно вел себя Каузов на чужой территории!

Тьерри Вольтон, автор фундаментального исследования деятельности советских спецслужб во Франции в 70—8о-е годы прошлого века, прямо заявлял на страницах «Figaro», что в случае с Кристиной не обошлось без штатных гипнотизеров и специалистов по НЛП (нейролингвистическому программированию) из КГБ, которые, дескать, во время пребывания в Москве зомбировали миллиардершу, подготавливая ее вербовку в качестве агента влияния.

Впрочем, ничего удивительного в пассажах Вольтена нет. Ибо западному обывателю только зомбированием и можно было объяснить мгновенную и всеобъемлющую любовь молодой, эффектной и самой богатой женщины мира к лысеющему клерку советской пароходной компании.

Морганатический брак, длившийся 16 месяцев, в конце концов распался. Кристина не выдержала жизни в Москве и потребовала развода, заявив, что их «любовный корабль разбился о бытовые рифы».

Чтобы подсластить пилюлю, госпожа Онассис подарила мужу пару танкеров. Теперь и он стал судовладельцем, организовав в Греции свою фирму. Несмотря на свой статус новоиспеченного капиталиста, Сергей Каузов вплоть до развала СССР исправно платил партийные взносы. В январе 1992 года он убыл на постоянное жительство в США.

А что же Кристина? Решив, что жизнь — сплошной обман, она бросилась в бесшабашный загул. В ноябре 1988 года ее труп обнаружили в одном из загородных ночных клубов в сорока километрах от Буэнос-Айреса. Сразу же было объявлено, что она умерла от отека легких. Потом возникли слухи о самоубийстве — были и для них основания. Но дольше других просуществовала версия, что смерть миллиардерши — это месть ЦРУ за отказ от сотрудничества.

Непосвященным может показаться, что блестяще проведенная подстава, завершившаяся бракосочетанием агента с объектом нашей заинтересованности, закончилась ничем, что вся энергия ушла в свисток. Обманчивое впечатление! Программа максимум — внедрение наших людей в элитный клуб западных капитанов индустрии через Кристину Онассис — была выполнена. Но это уже совсем другая история…

Тайны японских караванов

Сегодня серьезные аналитики сходятся во мнении, что Япония продолжает рассматривать Россию не в качестве равноправного партнера, но исключительно как ресурсовывозящий источник своего жизнеобеспечения. И время от времени совершает камуфлированные пиратские набеги на российские «кладовые» природных богатств. Об этом и пойдет речь ниже.

В 1976 году в Совет министров СССР обратился генеральный директор японского полугосударственного предприятия «Икебуко» с предложением заключить контракт на закупку объемных партий витринного стекла. Конкретизируя свое намерение, японский контрагент пояснил, что готов приобретать стекло эшелонами!

Перспектива сделки была более чем привлекательна — ничтожно малые затраты на производство витринного стекла сулили обернуться огромной прибылью в твердой валюте. Предложение было принято немедленно и безоговорочно. Контракт был заключен, и тысячи платформ со стеклом двинулись в сторону порта Находка, где «ценнейший экспортный товар» грузился исключительно на японские пароходы.

Лишь спустя два года КГБ СССР через свою закордонную агентуру установил, что стекло выполняло роль прикрытия. В соответствии с полученными от наших секретных источников данными, на практике происходило следующее.

Как только караван сухогрузов с очередной партией стекла покидал порт Находку и выходил в открытое море, наемным морякам-рабочим раздавались плоскогубцы и гвоздодеры, после чего они принимались за разбор контейнеров. Доски — фурнитура — аккуратно отделялись друг от друга, сортировались и укладывались в штабеля, которые затем специальными лебедками опускались в трюмы. Стекло же сбрасывалось за борт. Все манипуляции проводились только с наступлением темноты при свете бортовых прожекторов. Эти меры предосторожности призваны были сохранить в тайне истинную цель приобретения стекла от нежелательных свидетелей — проходящих вблизи судов, самолетов и вертолетов советских пограничников.

В целях конспирации администрация «Икебуко» нанимала рабочих только на один рейс. Никто из них не был профессиональным моряком и не являлся членом профсоюза. Все они, как правило, были безработными из Вьетнама, Лаоса или Индонезии, готовыми за гроши выполнить любую работу

По завершении работы поденщиков партиями по двадцать человек под присмотром вооруженных охранников препровождали в кают-компанию, где им вручали по пять долларов и кормили. При этом под угрозой физической расправы принуждали выпить стакан рисовой водки, куда подмешивался наркотик, вызывающий временную парамнезию. Делалось это для того, чтобы на берегу рекруты не могли вспомнить, чем они занимались на судне.

По имеющимся данным, только за один рейс караван сухогрузов доставлял в Страну восходящего солнца до 10 тысяч кубометров ценнейшей древесины. А все потому, что любая наша продукция, шедшая на экспорт, по традиции обшивалась ценными и твердыми породами деревьев: кедровой сосной, буком и дубом. Именно из этой древесины и были изготовлены контейнеры для витринного стекла. Фурнитура, но никак не стекло, интересовала японцев.

Япония время от времени совершает камуфлированные пиратские набеги на российские «кладовые» природных богатств

Благодаря махинациям с витринным стеклом, Япония, не имеющая природных запасов древесины, в конце XX века заняла третье место, после Испании и Италии, по экспорту на мировой рынок экологически чистой мебели.

В 1978 году японская фирма «Асахари» обратилась в Министерство внешней торговли СССР с просьбой сдать ей в аренду на два года участок прибрежной зоны в районе поселка Озерновский, что на юго-восточной оконечности Камчатского полуострова.

Свое намерение руководство «Асахари» мотивировало потребностью возвести в указанном районе базу отдыха для экипажей рыболовецких судов, ведущих промысел в нейтральных водах Охотского моря.

Советская сторона пошла навстречу руководству «Асахари», контракт был заключен. Однако, по наблюдениям советских пограничников, японцы отнюдь не торопились с возведением базы отдыха, сосредоточив все внимание на вывозе так называемого «черного песка» из прибрежной зоны.

Свои действия (вернее, бездействие) руководство «Асахари» объясняло проведением подготовительных работ для последующего возведения коттеджей, причалов и т. п. Вместе с тем МИД Японии поспешил заверить советскую сторону, что песок попросту сбрасывается в море.

По указанию председателя КГБ СССР Юрия Андропова для отслеживания маршрутов движения японских судов с песком на борту была подключена космическая разведка.

Выяснилось, что «черный песок» бережно доставляется в Японию, где скрупулезно, до песчинки, складируется в специальных водозащитных ангарах.

По распоряжению Андропова в спецлабораториях КГБ был проведен химикобиологический анализ вывозимого японцами «черного песка». Было установлено, что песок, прозванный местными жителями «черным», есть не что иное, как вулканический пепел периодически действующего вулкана Майон, расположенного неподалеку от острова Катандуанес (Филиппины).

Майон выбрасывает в прибрежные воды Филиппинского моря вулканический пепел, который по дну Идзу-Бонинского и Японского желоба тихоокеанским течением выносится только на побережье Камчатки, конкретно — в район поселка Озерновский.

Лабораторные исследования «черного песка» показали, что он буквально перенасыщен редкоземельными элементами: скандием, иттрием, лантаном и лантанидами. Кроме того, в нем обнаружили высокое содержание золота и платины.

Прибрежная зона в поселке Озерновском — это единственное место на Земле, где открытым способом можно добывать редкоземельные металлы.

Скандийсодержащие ферриты — это элементы памяти всех компьютеров, а сплавы скандия — перспективные конструкционные материалы в авиации и электротехнике. Иттрий используется в качестве легирующей добавки для повышения электропроводности радиодеталей. Лантан и лантаниды — в электронике, лазерной и оптической технике.

В 1979 году из Комитета госбезопасности в ЦК КПСС ушла докладная записка, в которой, в частности, отмечалось: «…Своими достижениями японская радиоэлектронная промышленность во многом обязана “черному песку”, обманным путем вывозимому с юго-восточного побережья Камчатского полуострова».

Вслед за этим Министерство внешней торговли в одностороннем порядке расторгло договор об аренде японцами прибрежной полосы в районе поселка Озерновский, а МИД СССР направил японской стороне ноту протеста.

Лаборатория на колесах

В то время как в США в интересах национальной безопасности строились скоростные автодороги, СССР с этой же целью расширял и модернизировал свои железнодорожные магистрали. В ЦРУ хорошо знали, что советские стратегические ракетные комплексы разрабатывались и производились на западе и в центре страны, а затем по Транссибирской железнодорожной магистрали перевозились на восток, где устанавливались и нацеливались на объекты на территории Соединенных Штатов. К началу 1980-х годов американцы располагали информацией о местонахождении всех наших стратегических ядерных ракет постоянного базирования. Однако они не имели данных о наших передвижных ракетных комплексах (по американской классификации — MIRY) с десятью боеголовками индивидуального наведения, установленных на железнодорожных платформах и закамуфлированных под пассажирские вагоны. И тогда на помощь американцам пришли японцы…

В середине 1980-х годов частная японская фирма «Сетику» привлекла внимание контрразведчиков Приморья тем, что в течение полугода регулярно, раз в месяц, доставляла в порт Находка фаянсовые вазы для последующей отправки их в Гамбург.

Казалось, придраться не к чему: сопроводительные документы всегда в полном порядке, груз нейтрален, опасности для окружающей среды (и интереса для грабителей!) не представляет, находится в опломбированном металлическом контейнере на открытой железнодорожной платформе. И все же некоторые особенности «фаянсового экспорта» настораживали.

«Ладно бы экспортировались вазы, представляющие художественную ценность, а то ведь — обыкновенные горшки! — рассуждал начальник УКГБ по Приморскому краю генерал-майор В., вновь и вновь возвращаясь к вопросу о перевозке изделий японских ремесленников. — Стоит ли овчинка выделки? Ведь черепки, которым грош цена в базарный день, везут почему-то в страну, которая славится саксонским фарфором! Почему? Да и провоз багажа через весь Союз по Транссибирской магистрали — путешествие не из дешевых. Выходит, после погашения накладных и транспортных расходов керамические горшки должны стоить как золотые. Точно, здесь что-то не так! Лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть, а потому заведем-ка мы дело оперативной проверки “ Горшечники”».

Обычный грузовой контейнер мог содержать шпионскую начинку

Свои соображения шеф Приморской контрразведки изложил в шифртелеграмме во Второе главное управление (ВГУ) КГБ СССР.

Сотрудники 5-го (японского) отдела ВГУ вскоре установили, что «Сетику» тесно сотрудничает с крупной американской фирмой, работающей в радиоэлектронной отрасли военно-промышленного комплекса США, и, по сути, находится у нее на содержании, так как уставный капитал японской фирмы на 80 % американского происхождения. По данным закордонных источников, это обстоятельство было самым оберегаемым секретом «Сетику».

Происками ВПК Соединенных Штатов занимался 1-й (американский) отдел, поэтому шифртелеграмма из Приморья была доложена генерал-майору Красильникову. Он поддержал главу Приморского управления и принял решение: как только очередной контейнер поступит в Находку, туда из столицы для проведения негласного досмотра груза вылетит группа экспертов.

Платформу с таинственным контейнером отцепили от основного состава и отогнали в тупик. Срезали пломбы, распахнули двери. По всей длине контейнера от пола до потолка были сложены аккуратно упакованные ящики. Вскрыли первый… второй… десятый. Лишь после того как были вытащены наружу и распотрошены более пятидесяти ящиков, поисковики наткнулись на фанерную перегородку, за которой скрывалось достаточно просторное помещение, размером с ванную комнату, загроможденное загадочной аппаратурой. Не контейнер — кабина космического корабля!

При более тщательном обследовании, проведенном уже в Москве, было установлено, что контейнер оборудован сложной системой с блоками регистрации гамма-излучений, питания, накопления и обработки поступавшей информации. Кроме того, в контейнере находились термолюминесцентные дозиметры и фоторегистрирующая аппаратура. Система была автономна, управлялась компьютером без вмешательства человека.

Внимательно изучив всю эту фантастическую аппаратуру, эксперты пришли к выводу, что в контейнере находится специальная лаборатория, способная собирать и накапливать информацию на протяжении всего пути от Находки до Ленинграда.

Специалисты также установили, что уникальная разведывательная система по дороге фиксировала наличие мест, где проводилась выемка атомного сырья, а также производственные объекты по его переработке. Она была способна засечь транспорт, на котором перевозились компоненты атомного производства, и даже определить направление его движения.

В местах наиболее интенсивного радиоактивного излучения автоматически открывались вентиляционные заслонки контейнера и производилась фотосъемка окружающей местности по обе стороны железнодорожного полотна. Показатели излучений и фоторегистрации, а также счетчики километража давали возможность точно определять, где именно находится данный объект.

Именно таким образом чудо-лаборатория позволяла скрытно прощупывать довольно обширное пространство вдоль всей Транссибирской магистрали, устанавливать и контролировать перемещение наших атомных объектов.

Генерал Красильников понял, почему в сопроводительных документах были заявлены именно вазы. Заяви «Сетику» перевозку бамбуковых циновок, и кто знает, как к контейнерам отнеслись бы русские грузчики, а фаянсовые изделия — товар хрупкий, требует особо бережного отношения: «не кантовать, с горки не спускать!» Очевидно, отправители рассчитывали, что задекларировав в качестве груза легко бьющиеся предметы, они тем самым заставят наших рабочих проводить погрузочные операции с особой осторожностью. А это — залог того, что ценнейшая аппаратура (нашими специалистами она была оценена в 200 миллионов долларов!) прибудет в пункт назначения в целости и сохранности.

Конечно, фирма могла указать и бытовую радиоэлектронику — не менее хрупкий груз, также требующий деликатного обращения, но в этом случае нет никакой гарантии, что контейнеры не разграбят, ведь платформа открытая и неохраняемая.

Лаборатория на колесах использовалась по следующей схеме: завершив пиратский рейд по территории СССР, она из Гамбурга должна была переправляться в США, а после снятия информации ее обратно доставляли в Японию, и все повторялось сначала. Чекистская операция «Горшечники» разбила эту схему на мелкие фарфоровые черепки.

Нелегко пришлось и руководству «Сетику», на которое пало подозрение в пособничестве Центральному разведывательному управлению. Чтобы сохранить свой бизнес на нашем рынке, глава японской фирмы Хидэе Арита срочно вылетел в Москву, чтобы попасть на прием к председателю Совета министров СССР. Добившись, наконец, аудиенции, президент слезно умолял пред Совмина не предавать дело огласке. Он клятвенно заверил, что японская сторона в качестве компенсации немедленно перечислит в российскую казну полмиллиона долларов…

Охота за натовскими секретами

В конце 1970-х годов отчетливо наметилось усиление военного противостояния между США и НАТО, с одной стороны, и СССР и стран Варшавского договора — с другой. Естественно, спецслужбы противоборствующих лагерей шли на любые ухищрения, чтобы заполучить секретные сведения о противнике.

В этой гонке за сверхценной информацией никогда невозможно было определить ни победителей, ни побежденных, ибо о поражениях становилось известно всему миру, а о своих успешно проведенных операциях противники предпочитали помалкивать. Все это напоминало детскую комнату: когда там веселый гам — все в порядке, если тишина, значит, жди неприятного сюрприза. Подобное так и произошло в ситуации, связанной с похищением КГБ СССР сверхсекретного натовского «Пакета».

В разгар «холодной войны» советская разведка получила от ряда источников сведения, что на борт торговых судов определенной категории, принадлежавших странам-членам НАТО, поступил некий «Пакет». Он якобы содержал предписание, которое регламентировало действия судна и команды в случае возникновения ядерного конфликта: перечислились морские базы; финансовые институты; явные или до поры законсервированные союзники Североатлантического блока, чьими услугами можно было воспользоваться при наступлении экстремальной ситуации.

Согласно полученной информации, в «Пакете» также имелся блок документов-рекомендаций относительно того, как избежать интернирования при нахождении в портах СССР и его союзников, какие меры нужно предпринять, находясь в нейтральных водах и при встрече с советскими субмаринами, вероятные маршруты ухода в безопасные порты. Кроме того, в «Пакете» находился шифрблокнот с натовскими кодами, действительными в течение двух лет.

Утрата «Пакета» или его вскрытие без санкции высшего руководства НАТО приравнивались к совершению особо опасного государственного преступления и карались по законам военного времени. Виновным грозил длительный срок тюремного заключения.

«Пакет» являл собой материализованный плод работы военной машины стран главного противника и его научно-исследовательских учреждений. Завладев им, мы смогли бы открыть для себя много нового не только о потенциале, которым располагал противоборствующий лагерь, но и оценить степень осведомленности его спецслужб о наших приготовлениях к возможному конфликту с противником. Эта информация не только помогла бы нам усовершенствовать методику зашифровки советских военных программ, но и выявить каналы, через которые идет утечка наших секретов.

Новороссийский порт стал местом проведения операции «Пакет»

Словом, «Пакет» стал объектом первоочередных устремлений Второго главка КГБ и спецслужб стран Варшавского договора, в чьи порты заходили суда определенной классификации. Содержавшаяся в нем информация стоила того, чтобы не экономить на способах ее приобретения. Однако и заполучив ее, надо было сделать все возможное, чтобы противник оставался в неведении о нашем «прозрении», так как натовские стратеги, узнав, что сверхсекретный «Пакет» побывал в наших руках, немедленно внесли бы изменения в свои предписания, инструкции и коды.

В КГБ пришли к выводу, что лучшим способом сохранить в тайне от противника нашу осведомленность о его секретах явилось бы установление долгосрочных агентурных отношений с лицом, имевшим постоянный доступ к «Пакету».

Однажды зимой с одним из английских судов в советских широтах Баренцева моря случилась трагедия. Корабль ночью в шторм напоролся на льдины, получил пробоины и затонул. Ближе всех к месту катастрофы оказались наши эсминец и подводная лодка, возвращавшиеся с боевого дежурства. Они поспешили на призывы о помощи, но все было кончено ранее их прибытия в квадрат. Удалось спасти только двух членов экипажа, которые вскоре скончались от переохлаждения. Один из них, помощник капитана, в бреду постоянно повторял слово «Пакет».

По прибытии на базу подробности спасения двух англичан были доложены командиром эсминца по команде. Два часа спустя в Москве уже знали о затонувшем судне все, как знали и о предсмертных словах помощника капитана. Потерпевший крушение английский рудовоз подпадал под классификацию судов, имеющих на борту пресловутый документ. Не было счастья — да несчастье помогло. Казалось, протяни руку — и жар-птица твоя…

Из Москвы в Мурманск вылетели сотрудники ряда подразделений КГБ. Задача упрощалась тем, что рудовоз затонул на мелководье. Подводные работы дали результаты: на борт эсминца был поднят сейф капитана. Среди судовых документов находился и «Пакет», покрытый полихлорвиниловой оболочкой и снабженный восковой печатью.

«Вскрыть!» — приказал старший московской экспедиции охотников за натовскими секретами.

Но как только была вспорота синтетическая упаковка, «Пакет» вспыхнул ярчайшим белым пламенем, и через 10 секунд на опаленном зеленом сукне стола осталась лишь дымящаяся оболочка со щепоткой пепла внутри.

Шли годы, уходили в отставку офицеры, планировавшие мероприятия по добыче «Пакета», морские просторы бороздили суда, в чьих сейфах скрывалась сверхсекретная информация, а она, увы, по-прежнему оставалась для нас тайной за семью печатями.

Согласно плану, разработанному генералом Карповым из Второго главка КГБ, на учет были взяты все суда заданной классификации, регулярно посещавшие морские порты СССР.

И вот на стол генерала легла шифртелеграмма, в которой сообщалось, что 12 октября 1981 года в Новороссийск для загрузки должен прийти итальянский супертанкер «Genova», который подпадал под классификацию судов, имевших на борту искомый документ.

План, разработанный отделом генерала Карпова, предполагал использование следующих благоприятных обстоятельств.

Первое. В октябре в новороссийской бухте изрядно штормит — волны достигают высоты двухэтажного дома. Это значит, что каждое прибывшее судно, чтобы закрепиться на рейде, будет беспрестанно передвигаться в траверзе порта, а штурман не станет отмечать на судовой карте все его маневры. А уж через день по памяти восстановить их попросту невозможно.

Второе. Натовским спецслужбам, как и капитанам судов, имевших на борту «Пакет», было известно, что на дне акватории новороссийской бухты пролегает кабель стратегического назначения, идущий от штаба Краснознаменного Черноморского флота в Севастополе до военно-морской базы в Поти.

Третье. Согласно положению Гаагской конвенции, выведение из строя средств связи государственного значения каралось огромным штрафом — 100 000 американских долларов за каждый день дисфункции кабеля. Капитанов судов, виновных в причинении ущерба, списывали на берег без выходного пособия. Их имущество подлежало конфискации в счет компенсации затрат Ллойдовской страховой компании, которая и должна была выплатить огромные суммы пострадавшей стороне.

«Почему бы, — решил Карпов, — не использовать эти нюансы, обвинив Доменико Дзаппу, капитана супертанкера “Genova”, в повреждении стратегического кабеля при спуске якоря?»

Решено — сделано. 11 октября генерал Карпов с группой офицеров, один из которых владел итальянским языком, прибыл в Новороссийск.

«Нет ничего лучше плохой погоды!» — воскликнул генерал, ознакомившись с метеосводкой на ближайшую неделю. Шторм должен был бушевать как минимум еще 3–5 дней. Этого времени было достаточно, чтобы убедить итальянца, что якорем именно его судна поврежден кабель, и впоследствии предложить ему поделиться секретами, содержащимися в «Пакете».

Капитан Дзаппа был вызван в администрацию порта радиограммой. В беседе он категорически отвергал все аргументы о повреждении кабеля якорем его супертанкера, настаивая на проведении экспертизы независимой комиссией, в которую должны были войти юристы Ллойдовской страховой компании и… военные эксперты Североатлантического блока.

«Ничего себе “независимая комиссия”! — подумал Карпов. — Согласись я с условиями этого упертого итальяшки, нам, вместо того чтобы завладеть натовскими секретами, пришлось бы раскрыть свои. Нет, дружок, с круга я тебя снимаю и ставлю на “запасную лошадь” — на твоего первого помощника — африканца Самантара. Для него я припас “туза в рукаве” — особо ценного агента, студента Университета Дружбы народов. Бенжамин — тоже африканец. Выступит в роли бизнесмена, прибывшего в Новороссийск, чтобы зафрахтовать судно. Подведем его к Самантару. Уверен, африканцы быстро подружатся. Об остальном я позабочусь лично. За работу!»

По данным «наружного наблюдения», первый помощник капитана сомалиец Мохамед Али Самантар снял номер в гостинице «Советская» и второй день пил горькую в гостиничном ресторане.

В ресторане гостиницы «Советская» сидят двое африканцев. Выпивают. Один из них заводится и начинает проклинать СССР и Гаагское соглашение, предусматривающее жесткие санкции за повреждение средств связи, имеющих стратегическое значение. Второй, с бородкой (это был Бенжамин), подливая водку в рюмку собеседника, вторит ему, говоря, что противостоять натиску русских стало невозможно.

В зал ресторана входит наряд милиции. Лейтенант и два сержанта. Проходя между столами, они слышат, как иностранцы кроют Советский Союз. Ну и как тут не сделать замечание двум иностранцам, если ты в милицейской форме, да еще и при исполнении?

«Один из иностранцев, тот, который без бороды, поднялся и неожиданно ударил меня в подбородок, — напишет в рапорте один из сержантов. — Вдруг тот, что с бородой, по-русски скомандовал: “Мохаммед, срывай с них погоны! Это — коммунисты, они узурпировали власть в 1917 году! Бей их!” Между нами и иностранцами началась потасовка. С лейтенанта содрали погоны и ударили по голове чем-то тяжелым. Он отключился. Мы по рации вызвали дополнительный наряд и забрали этих дебоширов.»

Схватка в ресторане была проведена в соответствии с планом Карпова. А в роли милиционеров выступали сотрудники новороссийской «наружки».

Когда Самантар, протрезвев, очнулся в изоляторе временного содержания, Бенжамин сообщил товарищу по несчастью, что тот убил офицера милиции. Сомалиец был потрясен.

В дискуссии, продолжавшейся около двух часов, Бенжамин сумел убедить Самантара, что для того, чтобы избежать наказания за убийство, надо поделиться имевшимися в его распоряжении секретами. В итоге первый помощник капитана не только выдал вожделенный «Пакет», но и объяснил, что его надо вскрывать в барокамере, лишенной кислорода…

Специалистам из Оперативно-технического управления КГБ потребовалось около двух часов, чтобы вскрыть и переснять содержимое «Пакета». А чтобы скрыть свою осведомленность о содержании секретных натовских предписаний и кодах, спецам пришлось придавать «Пакету» первозданный вид. На это потребовалось еще около часа.

Подкоп под резидента

Вечером 20 июля 1983 года машина с дипломатическим номером посольства США в Москве остановилось у Серебряно-Виноградного пруда в Измайлово. Атлетического сложения водитель осторожно достал из багажника тяжелую спортивную сумку и, внимательно оглядевшись, нырнул в заросли кустарника. Появившись оттуда через минуту, он снова осмотрелся. Никого. Иностранец небрежно бросил пустую сумку в багажник, уселся за руль и был таков.

Далеко за полночь чекисты вернулись из Измайлово. В кустах, где ползал любитель ночных прогулок из американского посольства, они обнаружили огромный валун, камень-тайник, внутри которого находились инструкции, микрофотоаппаратура, вопросник, шифрблокноты и крупная сумма денег в советских рублях.

Рано утром следующего дня у зарослей кустарника появился кучерявый молодой человек с сумкой в руках. Он опасливо осмотрелся, нагнулся и скрылся в зарослях.

Через минуту, озираясь по сторонам, кучерявый вылез из кустов, с трудом вскинул сумку на плечо и тут же оказался в объятиях бойцов «Альфы».

«Кучерявым» оказался Константин Вишня, сотрудник Арктического и Антарктического НИИ Госкомгидромета. Он давно уже попал в поле зрения наших контрразведчиков по причине регулярных контактов с иностранцами в заграничных портах, куда прибывал в составе экипажа советских научноисследовательских судов.

На первом же допросе Вишня с пафосом представился: сообщил свой псевдоним, присвоенный ему иноземными работодателями: «Паганэль».

Оперативники, сдерживая улыбки, переглянулись — им задержанный был известен как «Осьминог». Под этим псевдонимом он проходил по делу оперативной разработки.

«Очень приятно, господин "Паганэль"! Нас интересует, когда, где и как вы должны осуществить следующий сеанс связи с вашими американскими друзьями».

Вишня с готовностью открыл инструкции, изъятые из валуна.

«Я должен заложить тайник на сороковом километре Приморского шоссе, в том месте, которое в инструкциях проходит под кодовым названием “Сорок”».

Место, известное контрразведчикам: в этом районе трасса Ленинград — Зеленогорск имела ответвление к дачам сотрудников генконсульства США в Ленинграде. Среди них было несколько установленных разведчиков ЦРУ, действовавших под дипломатическим прикрытием. Кому же конкретно придется обрабатывать тайник?

Посовещавшись, контрразведчики пришли к выводу, что с таким ценным агентом, каким был для американцев «Паганэль», может работать только сам резидент ЦРУ в Ленинграде, Лон Дэвид фон Аугустенборг.

Из «волкодавов» контрразведки, поднаторевших на разоблачении иностранных шпионов, из самых опытных сыщиков «наружки» и бойцов «Альфы» был сформирован оперативный штаб, который должен был разработать план захвата американца на тайнике «Сорок».

Штаб возглавил начальник 1-го (американского) отдела Второго Главного управления КГБ СССР генерал-майор Рэм Красильников.

Приморское шоссе стало ловушкой для фон Аугустенборга

Взять с поличным профессионала экстра-класса, коим являлся Аугустенборг — задача сверхсложная. К тому же место, на котором предстояло осуществить операцию, — открытое, как столешница: слева и справа от Приморского шоссе чистое, хорошо просматриваемое во все концы поле. Спрятаться группе захвата на обочине невозможно. А о том, чтобы устроить засаду непосредственно на шоссе, не могло быть и речи. Аугустенборг — разведчик, хорошо осведомленный об ухищрениях, к которым прибегают наши контрразведчики при проведении операций по захвату шпионов. Заметь он ремонтников или гаишников поблизости от места закладки тайника, даже если бы они были настоящими, случайно оказавшимися здесь, он не станет изымать контейнер. Просто перенесет сеанс связи на другое время и в иное место — береженого Бог бережет!

Надо было найти какое-то нестандартное решение, нечто из ряда вон выходящее, доселе не использовавшееся в контрразведывательной практике…

Генерал Красильников предложил присутствующим свободный обмен мнениями, в результате которого должен был созреть план мероприятий.

Заслушаны были даже самые невероятные и фантастичные предложения. Так, полковник С. предложил провести захват шпиона с. неба. Для этого «альфовцев» следовало разместить в вертолете, который барражировал бы вдоль шоссе. В момент появления Аугустенборга вблизи тайника бойцы «Альфы» покидают МИ-8 и проводят задержание.

Заместитель начальника Службы наружного наблюдения полковник Ш. предложил поставить «альфовцев» на. роликовые коньки. Скрываясь за задним бортом грузовика, они приблизятся к резиденту и произведут захват. Присутствующие на совещании встретили это предложение дружным смехом.

«Отставить! — Красильников хлопнул ладонью по столу. — На коньках, товарищ Ш., пусть катаются твои подчиненные. За объектами, что поглупее. Кто еще желает высказаться? Только попрошу лыжи и санки не предлагать!»

Желающих не оказалось, и генерал обратился к заместителю командира «Альфы» подполковнику Владимиру Зайцеву: «Немедленно дайте указание, чтобы на вашем Ярославском полигоне был возведен отрезок дороги, копирующий ту часть Приморского шоссе, где будет проводиться операция по захвату Считаю, что потренироваться надо на макете предстоящего поля боя, тогда вам легче будет провести захват. Макет должен быть готов через сутки. Действуйте!»

О задержании «Паганэля» и свои соображения о дальнейших действиях чекисты доложили Андропову. Даже став генеральным секретарем ЦК КПСС, Юрий Владимирович продолжал живо интересоваться всем происходящим в недрах КГБ СССР, который он возглавлял в течение пятнадцати лет.

Надо сказать, что с уходом Андропова из системы КГБ на территории СССР в течение года не был разоблачен ни один американский агент или разведчик. В то же время наши разведчики из вашингтонской и нью-йоркской резидентур «сыпались» — проваливались — пачками.

Захват Аугустенборга с поличным на тайниковой операции мог бы если и не оправдать разведактивность КГБ на территории США в глазах мирового сообщества, то хотя бы уравнять наши шансы с ФБР на ниве разоблачения шпионов, а также заставить американцев извиняться и оправдываться.

10 сентября, в субботу вечером, у указателя на 40-м километре появилась ничем не примечательная тряпка, измазанная в мазуте. Внутри была консервная банка с информацией от «Паганэля».

В ту же ночь в условленном месте проспекта Добролюбова агент поставил метку о закладке в тайник «Сорок».

Утром в воскресенье 11 сентября американский разведчик Эдвард Мюллер убедился, что метка поставлена, и помчался на дачу. Через сорок минут поступил сигнал, что Аугустенборг за рулем «мерседеса» с женой Дэнис и двухлетней дочкой покинул дачу.

Внешне на шоссе все было спокойно, и резидент остановился у столба с отметкой 40-го километра. Из «мерседеса» вышла его жена Дэнис, неся на руках дочь, укутанную в детское одеяльце. Со стороны все выглядело так, будто заботливая мать хочет помочь своему дитяти сделать «пи-пи».

Вдруг одеяльце соскользнуло с тела ребенка и упало, точно накрыв лежащую на бетонном основании столба грязную тряпку-контейнер.

Скорчив брезгливую гримасу, Дэнис в одно касание подхватила одеяльце и, держа его одной рукой, а дочь — другой, поспешила к автомашине. Аугустенборг в это время сидел в машине с включенным двигателем, держа ногу на педали газа и нервно барабаня пальцами по рулевой баранке.

Миссис Аугустенборг открыла заднюю дверцу, бросила одеяльце с тряпкой на пол, ребенка усадила в детское кресло, притороченное к заднему сидению, и уже собралась сесть рядом, как вдруг прямо перед нею выросли гренадеры в камуфляже.

В ту же секунду надрывно взвыл мотор «мерседеса» — это Л он Дэвид до упора выжал акселератор, пытаясь сбежать. Увы! Радиатор машины уперся в колесо бензовоза, а американец вмиг был выброшен «альфовцами» из салона. Дэнис билась в истерике на руках у гренадеров…

Дипломатические машины неприкосновенны, обладают правом экстерриториальности, но. Победителей, как известно, не судят. Да и приказ Андропова — взять разведчика с поличным — для «альфовцев» был превыше дипломатического протокола!

До проведения Аугустенборгом тайниковой операции оставалось всего три недели, но план мероприятий по его задержанию так и не был разработан. Но вдруг одному из контрразведчиков пришла замечательная мысль.

Эврика! Надо вырыть подземный ход. Решено — сделано.

От леса к Приморскому шоссе рабочие «Ленметростроя» прорыли тоннель и оборудовали его средствами связи. Заканчивался туннель прямо на насыпи Приморского шоссе лазом, замаскированным дерном.

Такой же тоннель был вырыт и в Ярославском пограничном учебном центре, где проводилась подготовка группы захвата.

В лесу был оборудован командный пункт (КП) с перископами, с помощью которых можно было вести наблюдение и за воротами дипломатической дачи, и за объектом «Сорок».

Вслед за выездом Аугустенборга с дачи «альфовцы» должны были покинуть КП и по подземному ходу достичь лаза на насыпи. При появлении американского разведчика у тайника группе захвата по телефону следовала команда: «Захват!»

По телефону? Да, ибо, как и предполагал генерал Красильников, в машине Аугустенборга «альфовцы» обнаружили рацию, настроенную на частоты, которые использовала «наружка». Зафиксируй разведчик повышенную активность в эфире перед выемкой тайника, он попросту отказался бы от акции.

В Ярославском учебном центре «альфовцы» по многу раз в день, до седьмого пота, в дождь, грязь, днем и ночью разыгрывали одну и ту же мизансцену: имитировали приезд американца и его захват. Справились!

На следующий день Лон Дэвид фон Аугустенборг был объявлен persona non grata и вместе с семьей убыл восвояси. Еще через день за ним последовал Эдвард Мюллер.

Прерванный полет

Счет сбитым иностранным самолетам советской противовоздушной бороной (ПВО) над нашей территорией был открыт 16 июня и 13 июля 1952 года самолетами-разведчиками PBY Catalina и DC-З. Это вынудило США и их союзников изменить тактику.

С 1954 года для разведывательных полетов над СССР стали применять беспилотные дрейфующие аэростаты («АДА»). За двадцать лет советскими войсками ПВО было зафиксировано более четырех тысяч полетов «АДА». К сожалению, сбить удалось только 473.

С 1956 года в небе лидировал американский самолет-разведчик Докхид У-2. До 1960 года эти самолеты-разведчики совершили 50 безнаказанных вторжений в воздушное пространство СССР. Дело в том, что они действовали на недосягаемой в то время для советской противовоздушной обороны высоте. Они летали даже над Москвой, Киевом и другими крупными городами СССР. Наконец, первый У-2 был сбит 1 мая 1960 года под Свердловском (о его полете рассказывается в очерке «Крах операции “Оверфлайт”»).

В середине 1960-х годов США открыли «второй фронт»: если раньше их самолеты-разведчики летали над европейской частью нашей страны, то теперь они стали летать над Дальним Востоком.

Неспокойно было и в Закавказье. 28 ноября 1973 года нашу воздушную границу нарушил иранский самолет «Т-33». На его перехват вылетел МиГ-21СМ. За штурвалом сидел Геннадий Елисеев, который, истратив боезапас, пошел на таран нарушителя. Это был первый воздушный таран на реактивном самолете. Летчик посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.

20 апреля 1978 года произошло первое знакомство советских военных летчиков с южнокорейскими пассажирскими самолетами-нарушителями воздушной границы СССР. Госграницу в районе Кольского полуострова пересек пассажирский «Боинг-707» авиакомпании KAL, выполнявший рейс Париж — Анкоридж — Сеул. Полет лайнера был пресечен над Карелией двумя ракетами «воздух — воздух», выпущенными с борта Су-15ТМ. Авиалайнер, несмотря на разрушенное крыло, сумел совершить посадку на лед озера Корпиярви.

В конце 1970-х — начале 1980-хгодов советской ПВО стали досаждать легкомоторные самолеты. Осенью 1978 года в Приморье была принудительно посажена китайская машина; летом 1986 года — два иранских самолета в Азербайджане.

Здесь следует также отметить, что за весь период «холодной войны» ни один советский самолет не вторгался на землю США. А по сообщению военного обозревателя В. Шурыгина, «за пятьдесят лет противостояния над территорией СССР было сбито более тридцати (!!!) боевых и разведывательных самолетов США».

В воздушных боях над нашей территорией мы потеряли 5 боевых самолетов, американцами было сбито несколько наших транспортнопассажирских бортов. А всего было зафиксировано более пяти тысяч нарушений нашей государственной границы американскими самолетами.

31 августа 1983 года 269 пассажиров рейса 1490 «Боинга-747» бортовой номер 55719 южнокорейской авиакомпании «Korean Air Lines» явно нервничали: еще бы, на целых 40 минут откладывался рейс. Дикторы аэропорта постоянно успокаивали: вылет рейса Анкоридж — Сеул задерживается по метеоусловиям. Наконец объявили посадку, пассажиры заняли свои места в самолете. Взлет!

Точно в то же время с военного аэродрома Анкориджа, что на Аляске, стартовал такой же «Боинг-747» с таким же бортовым номером: 55719. О том, что он принадлежит «Korean Air Lines», указывали аршинные голубые надписи по обоим бортам. В отличие от настоящего южно-корейского самолета в салоне его двойника не было ни одного пассажира, а только 18 членов экипажа (без стюардов) и 10 таинственных американцев.

Впрочем, «таинственные» — слишком сильно сказано, ибо южно-корейский экипаж, во главе с командиром корабля, опытнейшим пилотом — полковником резерва ВВС Южной Кореи — Чан Бун Суном и вторым пилотом, подполковником ВВС Южной Кореи, Сон Дон Вином (оба связаны с секретными службами США), знали, что американцы-молчуны — сотрудники спецслужб, поскольку обе палубы самолета (оба этажа), как бабушкин комод тряпьем, были под завязку набиты электроникой.

Спустя годы были получены данные, что стартовавший с военного аэродрома Анкориджа «Боинг-747» с бортовым номером 55719 был не чем иным, как американским самолетом-разведчиком, закамуфлированным под пассажирский авиалайнер «Korean Air Lines».

Почему задержка пассажирского корабля произошла на 40 минут позже обычного графика? Объясняется это просто: такая задержка нужна была для того, чтобы строго синхронизировать по времени подход самолета-разведчика к берегам Камчатки и Сахалина с полетом американского спутника-шпиона «Феррет-Д».

Этот спутник предназначен для ведения радиотехнической разведки в широком диапазоне частот, на которых работала радиоэлектронная аппаратура Советского Союза. «Феррет-Д» был способен выявлять эту аппаратуру в полосе местности шириной около трех тысяч километров. Период его обращения вокруг Земли составлял 96 минут.

«Феррет-Д» возник над Чукоткой 31 августа в 18 часов 45 минут (здесь и далее время московское. — Авт.). В течение 12 минут в режиме боевого дежурства он летел восточнее Камчатки и Курильской гряды, обеспечивая этим первый этап полета самолета-шпиона.

На следующем витке в 20 часов 24 минуты «Феррет-Д» появился над Советским Союзом, а в 20 часов 30 минут, то есть точно в момент вторжения самолета-нарушителя в советское воздушное пространство, находился над районом Камчатки. Начался второй этап разведывательного полета над нашими стратегическими объектами в южной части Камчатского полуострова. На этом витке спутник имел возможность прослушивать советские радиоэлектронные средства на Чукотке и Камчатке, работавшие в обычном режиме боевого дежурства, уточнять их местоположение и уровень активности, обеспечивая, таким образом, успешный полет самолета-разведчика в целом.

Разумеется, что нарушение советского воздушной границы вынудило примерно вдвое увеличить интенсивность работы радиотехнических средств ПВО, на что и рассчитывали в своем замысле организаторы провокационного полета. Все это «Феррет-Д» фиксировал и передавал на землю в соответствующие разведслужбы США. Важно отметить, что одновременно он контролировал работу советских радиотехнических средств ПВО, расположенных на острове Сахалин и Курильской гряде и действовавших в их обычном повседневном режиме.

Следует также отметить, что полет американского самолета-разведчика на всем его протяжении осуществлялся не только в зоне радиотехнических служб управления воздушным движением, но и в рабочей области американской радионавигационной системы «Лоран-С», позволяющей с высокой точностью и в любой момент определить истинные координаты любого летательного аппарата.

Впоследствии это обстоятельство тщательно скрывалось американской стороной. Администрация США доказывала, что будто бы все дело в случайном вводе в бортовой компьютер самолета ошибочных данных координат полета. Но при этом они упорно умалчивали, что столь устойчивое отклонение от курса в течение двух с половиной часов могло произойти лишь при условии, если бы ошибка была допущена не по одной, а по меньшей мере по семи контрольным точкам на трассе.

Советским контрразведчикам было ясно, что эта «ошибка» введена вполне сознательно и преднамеренно теми, кто готовил и организовывал этот разведывательно-провокационный полет.

Такой вывод вытекает и из исследования, проведенного независимыми специалистами национального управления гражданской авиации Великобритании, результаты которого были объявлены по английскому телевидению 14 сентября 1983 года. В том сообщении указывалось, что, используя ЭВМ и тренажер самолета «Боинг-747», было проведено моделирование всего полета и рассмотрено 27 вариантов условий его выполнения. В итоге выявилась абсолютная невозможность такого большого отклонения самолета от заданного маршрута, как в случае неисправностей в навигационной системе, так и в случае неправильного ввода в компьютер самолета полетного задания. Англичане подчеркивали также, что командир экипажа, используя бортовую РЛС, мог сразу же обнаружить отклонение самолета от курса, сличая местность с картой.

Все действия самолета-разведчика подтверждали, что он четко управлялся экипажем. Только этим можно объяснить его маневрирование по курсу, скорости и высоте. Более того, экипаж видел предупредительные подходы советских истребителей ПВО и пытался уклониться от них, хотя и понимал, что это грозит огнем на поражение.

Такие действия убедительно свидетельствуют о том, что самолет выполнял приказ с земли. Имея на борту специальное разведывательное оборудование, он, разумеется, категорически отказывался от посадки на советские аэродромы, так как был бы полностью разоблачен.

Помимо упомянутого выше спутника «Феррет-Д» накануне и в период нарушения самолетом-разведчиком воздушного пространства СССР в районе его действий находились также два разведывательных самолета «PG-135», барражировавшие вдоль Курильской гряды. Еще один разведывательный самолет — «Огіоп-2» — находился над Охотским морем севернее Сахалина, а второй самолет такого же типа — над Японским морем. Одновременно с указанными выше разведсредств США, в зоне, где произошло нарушение советского воздушного пространства, действовал самолет Е-3А («АВАКС»), контролировавший полеты как самолета-нарушителя, так и наших истребителей.

Таким образом, 31 августа — 1 сентября 1983 года в районе советского Дальнего Востока был развернут и функционировал целый разведывательный комплекс спецслужб США, в который вошли: лжеюжнокорейский самолет «Боинг-747», оснащенный разведывательными радиотехническими средствами; несколько специальных разведывательных самолетов; ряд кораблей ВМС США; наземные станции слежения на Алеутских островах, Гавайях, в Японии, в Южной Корее и, наконец, спутник радиотехнической разведки «Феррет-Д». Вся эта армада сил и средств была нацелена на получение максимально полных данных о советской системе ПВО на Дальнем Востоке, особенно в зонах важных стратегических объектов, расположенных на Камчатке и на Сахалине.

По согласованию с Москвой советский истребитель «Су-15ТМ», пилотируемый заместителем командира летного полка майором Осиповичем, поднялся с аэродрома «Сокол» и 1 сентября 1983 года в 00 часов 43 минуты выпустил по лжеюжнокорейскому «Боингу-747» две ракеты. Одной из них было разрушено левое крыло, второй — хвостовое оперение самолета.

Через несколько часов полета пассажирам рейса 1490 южнокорейской авиакомпании «Korea Air Lines» по внутреннему радио было объявлено, что по техническим причинам самолет делает вынужденную посадку на острове Окинава, в расположении американской военной базы.

Недоумение пассажиров, 90 процентов из которых являлись японскими туристами, вызвал приказ командира корабля сдать стюардам всю имеющуюся радиоаппаратуру и радиотелефоны.

Беспокойство, граничащее с паникой, возникло у пассажиров, когда им объявили, что устранение технических неполадок самолета займет не менее трех-четырех суток, во время которых им категорически запрещается покидать приготовленную для них гостиницу. Питание и развлекательные программы по телевидению гарантировала страховая компания.

Сразу же после приземления у входа в самолет появились вооруженные американские морские пехотинцы и японские полицейские, которые беспардонно проводили личный досмотр всех пассажиров, на предмет выявления транзисторов и радиотелефонов. Экипаж борта номер 55719 разместили в пристройке к штабу командующего американской военной базы.

Второй этап тщательно спланированной американцами провокации начался утром 1 сентября 1983 года, когда все ведущие средства массовой информации США, как по команде, разразились бранью в адрес СССР по поводу сбитого советским военным самолетом гражданского авиалайнера «Korean Air Lines», в результате чего погибли около 300 пассажиров.

Поспешность, с которой была оглашена информация (с момента инцидента прошло не более четырех часов), свидетельствует о том, что ЦРУ заранее подготовило и в последующем передало провокационные материалы в редакции ведущих американских СМИ.

Майор Геннадий Осипович (слева), сбивший самолет-шпион, закамуфлированный под гражданский лайнер «Боинг- 747»

В полдень того же дня радио и телевидение обрушили на американского обывателя шквал антисоветских комментариев президента США Рейгана, министра обороны Уайнбергера, секретаря государственного департамента Шульца и других высокопоставленных чиновников американской администрации. Опять прозвучали, ставшие уже шаблонными, обвинения в адрес СССР как об «империи зла».

А что же заложники американского разведывательно-провокационного фарса — японцы и граждане Южной Кореи?

По данным наших спецслужб, всем японским пассажирам возместили стоимость путевок, плюс выплатили компенсацию за упущенную выгоду. Одновременно у них отобрали подписки о неразглашении истинного маршрута полета, и вскоре они растворились на японских островах. Южнокорейских граждан с военной базы на родину доставили американские военные корабли, которые якобы и спасли их после падения авиалайнера в Японское море. Им также были выплачены щедрые отступные и отобраны соответствующие подписки.

Майора Осиповича перевели служить в Майкоп. Ему досрочно присвоили звание полковника и наградили орденом Красной Звезды.

Советские водолазы, спустившись под воду в месте, где упал «Боинг-747», действительно, обнаружили корпус самолета, внутри которого находились, как и ожидалось, горы пришедшей в негодность электронной аппаратуры и… 28 трупов.

Ознакомившись с рапортом советских специалистов, командующий в то время войсками Дальневосточного военного округа генерал армии Третьяк подчеркнул: «Всех беспокоил вопрос: сколько же было обнаружено тел на борту Боинга и можно ли вообще говорить о 269 погибших пассажирах? Сегодня я категорично заявляю: “Нет!” На самом деле их было идентифицировано только 28. Наличие обнаруженного на месте падения лайнера огромного количества радиоэлектронной аппаратуры объясняет увеличение численности экипажа Боинга с 18 до 28 человек. По нашему твердому убеждению, 10 человек — это группа американских специалистов-электронщиков. Более того, при тщательном обследовании останков погибших было неопровержимо доказано, что 10 человек не являются азиатами! А других пассажиров в салоне Боинга не было.

Мое заявление подтверждают все опрошенные мною специалисты: характер поднятых на поверхность вещей позволяет с полной уверенностью говорить о присутствии на борту лишь 28 человек. Что же касается багажа 269 человек, поднятого со дна моря, то весь он был нанизан на стальной трос и скреплен по кругу. Вы видели такое когда-нибудь на обычном самолете? Это наверняка потребовалось организаторам провокации, чтобы вещи не были унесены течением. С учетом сказанного, можно считать, что таким образом и была сфабрикована улика о гибели якобы 269 человек».

Такого же мнения придерживается и генерал армии Корнуков, командовавший в 1983 году 40-й истребительной авиационной армией на Дальнем Востоке и лично руководивший пресечением полета боинга.

А вот что говорят водолазы Григорий Матвеенко и Вадим Кондратьев, которые в течение месяца по 6–8 часов в день работали под водой, осматривая обломки самолета: «.Самое главное в том, что мы там не увидели, а не то, что видели. А не увидели мы двухсот с лишним трупов. Их было только 28. Когда спустились в первый раз, ожидали увидеть целое кладбище, но нет, его не было! Вещи, да, были: изодранные кожаные куртки, башмаки, зонты в чехлах и. горы радиоаппаратуры».

Американцы использовали поднятую в СМИ волну «о русских варварах, сбивающих гражданские самолеты» с максимальной политической выгодой для себя: правительство ФРГ уступило домогательствам США и разрешило размещение на своей территории оперативно-тактических ракет «Першинг», нацеленных на Советский Союз.

«Красная селедка»

На жаргоне сотрудников секретных служб англоговорящих стран выражение «красная селедка» (red herring) означает «отвлекающий маневр», «дезинформация». Впервые «красная селедка» — совместная операция ГРУ и КГБ по введению в заблуждение главного противника, получившая кодовое наименование «Хоровод», — была успешно запущена в мутные воды американских спецслужб в 1955 году. Да так удачно, что в итоге позволила СССР опередить Соединенные Штаты в области ракетостроения и освоения космоса на целое десятилетие.

В 1955 году, во время авиационного парада, проводившегося по традиции в третье воскресенье августа в Москве в присутствии иностранных дипломатов и военных атташе западных стран, с которыми СССР находился в состоянии «холодной войны», над аэродромом Тушино в течение 1520 минут на сверхнизкой высоте, звено за звеном, пролетала армада тяжелых бомбардировщиков нового типа. Этих самолетов оказалось гораздо больше, чем могли предполагать иностранные разведчики, действовавшие в Москве под дипломатическим прикрытием. В результате у них сложилось впечатление, что с конвейеров наших авиазаводов самолеты такого сверхмощного типа сходят десятками, а то и сотнями.

В действительности одна и та же эскадрилья этих самолетов-монстров летала по кругу, через каждые три минуты вновь и вновь появляясь над головами ошеломленных иностранцев.

Цель этого отвлекающего маневра заключалась в том, чтобы создать видимость, будто СССР намерен увеличить мощь своих наступательных сил, бросив весь ресурс своего военно-промышленного потенциала на производство сверхтяжелых бомбардировщиков. Иными словами, упор в вероятной войне СССР собирался сделать на использование авиации. В действительности же Советский Союз ускоренными темпами строил межконтинентальные баллистические ракеты.

Обман удался.

В итоге Соединенные Штаты, несмотря на то что в их распоряжении находилась вывезенная из послевоенной Германии технология производства ракет и даже ее создатель Вернер фон Браун, перестали уделять должное внимание развитию ракетостроения. Они занялись разработкой новых типов самолетов, а также массированным выпуском и усовершенствованием средств ПВО, полагая, что русские в вероятной войне будут наносить авиационные удары сверхмощными бомбардировщиками.

Успешно проведенная в 1955 году операция «Хоровод» имела серьезные и далеко идущие последствия. Настолько серьезные, что запуск Советским Союзом в октябре 1957 года первого искусственного спутника Земли привел администрацию США и американские спецслужбы в состояние шока. Они не могли поверить, что мы способны так быстро прийти в себя после войны, и уж тем более в такой короткий срок создать столь мощную ракету-носитель. США бросились вдогонку, но время было упущено.

Триумф операции по дезинформации главного противника стал особенно очевиден спустя шесть лет, когда 12 апреля 1961 года в космосе первым оказался русский, а не американец. Спустя неделю глава Центрального разведывательного управления Аллен Даллес был отправлен в отставку. И хотя формальным поводом для его устранения считалась неудачная попытка свергнуть коммунистический режим на Кубе, в американской администрации хорошо понимали, что президент Кеннеди не смог простить ему просчетов шестилетней давности и отставания в разработке космических систем…

Операция «Хоровод», проведенная Главным разведывательным управлением Генерального штаба Красной армии (военная разведка) совместно с Комитетом государственной безопасности, стала классикой искусства дезинформации.

Самый рентабельный агент ЦРУ

В феврале 1977 года офицер ЦРУ, работавший в Москве «под крышей» посольства США, обнаружил записку, оставленную под стеклоочистителем своей машины. Автор записки утверждал, что имеет доступ к информации, которая настолько ценна, что сможет изменить баланс сил в пользу США. Он выражал желание встретиться с сотрудником ЦРУ.

Через несколько недель появилась другая записка. К ней автор приложил описание некоторых технических деталей одной из советских радарных систем.

Но даже этого было недостаточно, чтобы руководство ЦРУ убедилось в искренности автора посланий.

Толкачёв на скамье подсудимых

В активных попытках русского войти в контакт с американцами начинающий психиатр усмотрел бы признаки гипоманиакального поведения. Но директор ЦРУ, которому сразу же доложили о случившемся, расценил ситуацию по-своему, обнаружив в действиях незнакомца подтверждение своим подозрениям, что все это — провокация КГБ. Было известно, что русская «наружка» вела наблюдение за американским посольством 24 часа в сутки. А тогда какой идиот рискнет в такой обстановке подойти к запаркованной у посольства автомашине?! Только тот, кому нечего терять, поскольку он не является инициативником, а действует под руководством и по наущению КГБ…

Однако резидент ЦРУ в Москве Гарднер Гас Хэтэуэй не разделял точку зрения своего патрона, считая его опасения необоснованными. Мысль о том, что можно упустить золотую рыбку, которая сама напрашивается в сети, не давала ему покоя. В составленной в категоричном тоне телеграмме на имя Тернера он просил разрешения позвонить автору по номеру, указанному в одной из его записок.

Директор нехотя согласился.

«Мы получили вашу записку, — сказал Хэтэуэй снявшему трубку мужчине. — В телефонной будке, что вторая слева от входа в Институт радиопромышленности, вас ожидает пакет».

Сотрудники московской резидентуры ЦРУ из машин наблюдали, как худощавый, невзрачного вида мужчина подошел к телефонной будке и схватил пакет. В нем содержались перечень вопросов о советских радарах, подробные инструкции, как и где оставить ответы, и небольшая сумма советских денег, равная пятистам долларам.

Через неделю «Невзрачный» положил свое сообщение в условленное место. Все сомнения относительно того, является ли он двойным агентом или нет, мгновенно рассеялись. Информация, которую он представил, была настолько секретной, что в штаб-квартире ЦРУ сразу поняли — КГБ никогда не будет рисковать ее раскрытием.

Молодой американский разведчик был послан на встречу с добровольным рекрутом.

«Меня зовут Адольф Толкачёв, я — специалист по аэронавигационным системам!» — с этих слов начался «затяжной харакири» Толкачёва, продолжавшийся без малого восемь лет.

В дальнейшем резидент Хэтэуэй принял «Сфиэ» — оперативный псевдоним, присвоенный Толкачёву в ЦРУ — на личную связь. Факт, красноречиво свидетельствовавший о значении, которое придавалось американской разведкой работе с ним, и о ценности поступавшей от него информации.

Толкачёв снабдил американцев подробными сведениями об электронных системах управления, используемых нашими истребителями МиГ, а также о контрмерах, применяемых ими для того, чтобы ускользать от американских самолетов и радаров.

До разоблачения «Сфиэ» ЦРУ успело аккумулировать на его счетах в американских банках более двух миллионов долларов — ничтожная сумма по сравнению с той, что могла быть затрачена США на соответствующие исследования в области электроники. Таким образом, шпион сэкономил американским налогоплательщикам огромные средства.

Американцы поделились полученными от «Сфиэ» секретами со своим основным союзником на Ближнем Востоке — Израилем. Вскоре арабы, чьи военновоздушные силы были на 99 процентов укомплектованы советскими военными самолетами, обнаружили их уязвимость и досягаемость для средств израильской ПВО.

Измена прибыльна. Никогда еще за всю историю Соединенным Штатам не удавалось заполучить более рентабельного агента. Прибыль, полученная американцами от совместного предприятия «ЦРУ — Сфиэ», составила около двадцати миллиардов долларов. С поправкой на сегодня — это около $ 100 млрд.

Измена убыточна. Многомиллиардные контракты на поставку советской авиатехники и средств ПВО арабским странам были сорваны…

Получив соответствующую наводку от закордонной агентуры, советские контрразведчики осторожно выяснили, к разработке каких научных программ и проектов Толкачёв имеет непосредственный доступ, а к каким проявляет повышенный интерес, не обусловленный служебной необходимостью, заказывая спецлитературу в секретной библиотеке Всесоюзного НИИ радиопромышленности. Выяснилось, что его интерес к сведениям, составляющим военную и государственную тайны, беспределен. Было от чего схватиться за голову — за последние семь лет через руки Толкачёва прошло множество документов под грифом «совершенно секретно» и «особой важности».

Значит, сделали вывод аналитики, оригинальные идеи, с которыми успел ознакомиться шпион, уже нашли достойную оценку за океаном и теперь разрабатываются в тамошних секретных лабораториях, или же, будучи материализованы, уже работают на нашего противника. Но вскоре панические настроения сменились трезвым расчетом. В Центре решили в рамках операции «Волонтер» разработать план мероприятий, нейтрализующих или сводящих до минимума нанесенный урон и предпринять ответные удары одновременно в нескольких направлениях.

Прежде всего, надо было превратить Толкачёва в канал продвижения противнику внешне заманчивых, но по сути дезориентирующих или тупиковых идей. Таким образом можно было замкнуть исследования американцев на «негодный объект», заставив их распылять материальные ресурсы и научный потенциал.

Планируя использовать «Сфиэ» «втемную» в своих целях, КГБ СССР исходил из того, что тот, не один год безупречно обслуживавший своих заокеанских хозяев, пользовался их безусловным доверием и настолько приучил к употреблению изысканных яств — сверхценных сведений, — что они, не задумываясь, проглотят и другие, но уже приготовленные на комитетских кухнях.

В ходе изучения абонентских карточек секретной библиотеки ВНИИ радиопромышленности контрразведчики установили, что с 1981 года Толкачёв проявлял повышенный интерес к технологии создания нашими специалистами бомбардировщика-невидимки. Именно в то же время американцы начали активно разрабатывать свой вариант летательного аппарата, который невозможно засечь радарами. Американский «Стеле» был полным аналогом нашего «Невидимки». СССР значительно опережал США в этом направлении, поэтому услуги «Сфиэ», относящиеся к данному проекту, явились бы для противника подарком судьбы.

В течение последующих десяти месяцев, в соответствии с планом мероприятий оперативной разработки «Волонтер», Толкачёв исправно снабжал своих заокеанских заказчиков сведениями, специально подготовленными в секретных лабораториях филиалов ВНИИ радиопромышленности и помещенными в интересующий его раздел библиотеки.

В итоге с помощью «Сфиэ» удалось помешать завершению работ над «Стелсом» в намеченные американцами сроки и вынудить военно-промышленный комплекс США пойти на неоправданно высокие затраты.

Но самое главное состояло в том, что, благодаря усилиям наших контрразведчиков и ученых, американский «Стеле» стал представлять для советских вооруженных сил угрозу не большую, чем дирижабль. В этом заокеанские генералы смогли убедиться уже во время его первых полетных испытаний. «Стеле» являлся невидимкой только для американской национальной системы ПВО.

Как случилось, что «Стеле» оказался мертворожденным ребенком? Объяснения просты. Не в силах заставить американцев вообще отказаться от идеи создания летательного аппарата, который не берут радары, мы постарались, чтобы он был заведомо уязвим для наших средств ПВО.

Для этого Толкачёву в секретной библиотеке подсовывалась специально разработанная техническая документация. Остальное доделывал человеческий фактор.

Стараясь как можно быстрее отчитаться о завершении строительства чудосамолета, инженеры корпорации «Нортроп» — главного подрядчика-изготовителя — зачастую бездумно, механически копировали ту самую технологию, которую им поставлял «Сфиэ», даже не подозревая, что своими же руками загоняют в боевые ангары ВВС Соединенных Штатов троянского коня.

На корректировку данных, попавших в лаборатории корпорации «Нортроп» стараниями КГБ СССР, американцы затратили в общей сложности около восьми лет. Впервые они смогли применить «Стеле» лишь в 1991 году во время боевых действий против Ирака в ходе проведения операции «Буря в пустыне».

Адольф Толкачёв был арестован бойцами отряда «Альфа» вечером в воскресенье, когда возвращался с дачи в Москву. Доставленный в Лефортово, он сразу же написал признательные показания…

Шпион по протекции

Казус с Владимиром Поташовым, доктором наук, старшим научным сотрудником отдела военно-политических проблем Института США и Канады Академии наук СССР, уникален хотя бы потому, что он предложил себя в качестве шпиона не кому-нибудь, а самому министру обороны США Гарольду Брауну.

В 1976 году во время визита Брауна в Москву, тогда еще в качестве главнокомандующего ВВС США, Поташов работал его переводчиком. Он настолько понравился американцу, что тот через некоторое время прислал толмачу приглашение посетить Соединенные Штаты.

В 1981 году Институт направил Поташова в долгосрочную командировку в Вашингтон на переговоры по ограничению стратегических вооружений. Браун — к тому времени уже министр обороны США — встретил старого знакомого радушно, но, сославшись на занятость, поручил своему адъютанту заняться русским. Каково же было удивление министра, когда Поташов, нарушив все нормы протокола, взял его за локоть и прошептал ему на ухо: «Господин министр, я прошу Вас устроить мне частную встречу с офицером ЦРУ». Оторопевший от такого беспардонного предложения министр, несмотря на провокационность просьбы, ответил согласием.

Министр обороны США Гарольд Браун протежировал вербовку секретного источника из противоборствующего лагеря

Это был, по-видимому, первый случай в истории агентурной деятельности спецслужб, когда министр обороны великой державы протежировал вербовку секретного источника из противоборствующего лагеря.

Сотрудники ЦРУ в спешном порядке стали проводить с Поташовым конспиративные встречи — ведь до его отъезда из Вашингтона оставалось совсем немного времени, к тому же необходимо было выяснить психологию «новобранца», шкалу его ценностей. Оказалось, что основной характерной чертой свалившегося на их головы добровольного рекрута является жадность к деньгам. Об этом стало известно на первой же явке.

После взаимных приветствий Поташов, тоном, не терпящим возражений, потребовал немедленно открыть ему счет в каком-нибудь американском банке. Пришедшие на встречу с новобранцем его будущие «кукловоды» понимающе переглянулись — это же мощный рычаг, умело пользуясь которым можно максимально использовать ресурс кандидата в шпионы!

За короткий срок инструкторы из Лэнгли натаскали Поташова, как выполнять задания, не привлекая к себе внимания окружающих, как поддерживать связь с резидентурой ЦРУ, действующей под прикрытием посольства США в Москве.

Кроме того, учеба предусматривала овладение «Медиумом» — оперативный псевдоним, который цэрэушники присвоили инициативнику, — навыками шифрования и дешифровки сообщений, способами нанесения тайнописи, использования международной почтовой переписки, приема и расшифровки кодированных радиопередач.

Как и было обусловлено, Поташов выждал полгода, а затем на маршруте движения американских дипломатов поставил метку, означавшую, что он готов приступить к выполнению заданий.

Предатель передал американцам аналитическую справку о перспективах переговоров между США и СССР по ядерным вооружениям средней дальности, известные ему данные о том, до какого предела советская делегация намерена идти на переговорах на уступки, свой прогноз о развитии противоречий в высшей советской партноменклатуре, которые возникли вслед за выдвинутой Рейганом идеей по так называемому «нулевому варианту».

В 1983 году «Медиум» консультировал ЦРУ по позиции Юрия Андропова (лидер-загадка для Запада!) на очередном раунде переговоров по ядерным вооружениям. Когда же в 1984 году по инициативе советской стороны были прерваны переговоры с США по сокращению стратегических вооружений и ограничению ядерных вооружений в Европе, агент подготовил долгосрочный прогноз о перспективах развития политических и военных отношений между двумя сверхдержавами, четко сформулировав позицию Советского Союза.

«Медиум» своевременно известил своих заокеанских работодателей о создании в структуре Министерства обороны СССР нового органа управления — Командования военно-космическими силами. В качестве довеска не преминул сообщить о причинах отсрочки запуска советского космического корабля многоразового использования «Буран».

Страсть к «зелени» — валюте — была его доминантой, и Поташов «таскал каштаны из огня» для американцев, не щадя живота своего. Ко всему прочему он, будучи в алкогольном опьянении, разбил свои «Жигули», обзавелся несколькими юными любовницами, алчущими дорогих шуб, золотых украшений, развлечений в злачных местах столицы…

Жадность, в конце концов, и сгубила «Медиума».

Из кабинета директора Института он похитил справочник правительственной связи, наивно полагая, что сорвет за него баснословный куш. Увы! Справочник давно уже не являлся секретным документом, а проходил под грифом «для служебного пользования». Начатое расследование вывело контрразведчиков на Поташова. За ним установили круглосуточное наблюдение, в ходе которого были получены неопровержимые доказательства его преступной связи с сотрудниками резидентуры ЦРУ в Москве.

Когда в 1986 году Поташова разоблачили как американского шпиона и арестовали, он буквально огорошил следователей историей, почерпнутой из американских боевиков. Рассказал, что его, честного ученого и дипломата, американское разведсообщество заманило в ловушку, и четверо гориллоподобных мачо, накачав наркотиками, угрозами и пытками принудили работать на ЦРУ.

Поняв несостоятельность своих выдумок, Поташов, перестроившись на ходу, стал выворачивать наизнанку Библию, пытаясь облагородить смертный грех — измену. Следователи уличили изменника в плагиате. До него то же самое утверждал некто Херман Левин-Гольдшмидт, богослов, состоявший на иждивении у западных спецслужб. Он оправдывал предательство, используя исторические аналогии, представлял измену как вселенски обусловленное явление. На том же настаивал и Поташов, но советская судебная практика всегда была безжалостна к шпионам — для них все заканчивалось расстрельным приговором.

Однако помощь изменнику пришла оттуда, откуда ему и в самых радужных снах не могло пригрезиться. Его судьбу решил… президент США Рональд Рейган, находившийся с визитом в Москве. Во время неофициального ужина Рейган задал один лишь вопрос: «Господин Горбачев, шпионаж — это война без трупов, не правда ли?»

Контекст был подходящий, и Горбачев сразу понял, что и кого имеет в виду Рейган. Несмотря на то что Поташов нанес нашей стране не только политический, военно-стратегический, но и материальный урон, исчисляемый миллиардами долларов, по высочайшему повелению Михаила Горбачева его не расстреляли, а осудили на 13 лет. Что поделаешь — перестройка.

Спустя шесть лет, в 1992 году, Поташова выпустили по амнистии. Он тут же получил в ОВИР МВД загранпаспорт, американскую визу и отбыл за океан.

Казнить нельзя. Помиловать!

В феврале 1992 года Указом президента России Б.Н. Ельцина были помилованы десять осужденных ранее агентов иностранных разведок. Среди них — бывший подполковник КГБ Борис Николаевич Южин, находившийся в местах лишения свободы шесть из пятнадцати определенных ему лет.

Борис Южин начал свою карьеру разведчика младшим офицером. Под прикрытием студента-стажера его направили в шестимесячную командировку в США для обучения в университете Сан-Франциско. Сотрудники американской контрразведки из ФБР готовились к вербовке начинающего русского разведчика долго и тщательно. Были изучены его связи, привычки и пристрастия, достоинства и недостатки, и в результате полученных данных создан его психологический портрет. Судя по всему, Южин по всем параметрам соответствовал представлению контрразведчиков о потенциальном изменнике.

Согласно плану вербовочной операции, к стажеру подвели опытного агента ФБР Джуди Стивенсон, молодую привлекательную женщину.

Однажды Джуди пригласила русского друга посетить латиноамериканский клуб, где якобы собирается прогрессивная молодежь. В соответствии с планом ФБР, это посещение являлось одним из решающих этапов вовлечения Южина в западню.

Следующим пунктом было знакомство Бориса с «братом» Джуди — Лэри Уотсоном, в действительности кадровым офицером ФБР (психолог, он должен был подготовить реализацию завершающего этапа вербовочной операции в отношении русского разведчика).

Вскоре мисс Стивенсон явилась к Южину на квартиру вся в слезах и рассказала, что люди из ФБР произвели обыск у нее дома, изъяли фотографии, сделанные в клубе, и обвинили ее в пособничестве в установлении контактов между ним и латиноамериканскими террористами.

На следующий день к Южину примчался Лэри Уотсон и объявил, что его «сестру» госпитализировали, и сейчас она находится в критическом состоянии. Он заявил, что против «сестры» выдвинуты очень серьезные обвинения, и она просила «милого Бориса» съездить в ФБР и объяснить там, что она ни в чем не виновна. На допросе, который прошел в дружественной атмосфере, Южин, как мог, объяснил Джону, сотруднику ФБР, что вся история с Джуди — недоразумение.

Проникнувшись симпатией к Джону, Южин попросил у него совета — к нему на несколько дней прилетает жена, нельзя ли в университете получить материальную помощь? Тем более что здесь это практикуется, а ведомство Джона при решении подобных вопросов играет не последнюю роль. Джон, парень понятливый, пообещал все устроить.

Джуди пригласила Южина посетить латиноамериканский клуб

Действительно, через день он, улыбаясь, вручил Южину конверт с пятью сотнями «зеленых»!

Проводив жену, Южин заскочил в деканат по работе с иностранцами, чтобы поблагодарить за материальную поддержку.

«Какие-такие пятьсот долларов? — удивились в деканате. — Знать ничего не знаем…»

Южин все понял — ФБР посадило его «на крючок»!

Очередную встречу Джон назначил Борису в гостинице. Там Южин встретил четырех улыбающихся парней. Они показали ему фотоснимки, как он получает деньги от американского контрразведчика. Вдобавок ему «вылили» весь собранный на него компромат: сообщили о его истинном месте службы, воинском звании и цели командировки в США. В заключение ему было объявлено, что с этого дня он — агент американских спецслужб, носящий оперативный псевдоним «Твайн»…

В течение пяти лет «Твайн» добросовестно пахал на ФБР. Он сообщил известные ему сведения о составе резидентур КГБ в Соединенных Штатах, постоянно информировал американскую контрразведку об оперативных планах внешней разведки в отношении США.

Лишь в апреле 1985 года выяснилось, что Южин — двурушник. Сотрудники столичной контрразведки установили за Южиным постоянное наблюдение, фиксируя его деятельность, связи и контакты.

23 декабря 1986 года Южин был арестован бойцами «Альфы». Он сумел убедить следователей, что сотрудничал с ФБР против собственной воли и глубоко раскаивается в содеянном. В результате ему удалось избежать смертной казни. Он был осужден на пятнадцать лет, из них пять провел в лагере строгого режима «Пермь-35». В феврале 1992 года был амнистирован и вернулся в Москву. В 1994 году вместе с женой и дочерью выехал по частному приглашению в Сан — Франциско.

Плащ и кинжал «чистого ученого»

Утром 27 октября 1999 года сотрудники Калужского Управления ФСБ арестовали Игоря Вячеславовича Сутягина, научного сотрудника Института США и Канады Академии наук РФ. Ему инкриминировалось «разглашение секретных данных» в главе, опубликованной в книге «Стратегия ядерного вооружения России».

Своими донесениями Сутягин помог американцам сэкономить пару сотен миллиардов долларов

Доброжелательность следователей на первых допросах Сутягин ошибочно воспринял как «приглашение к танцу», решив, что его собираются использовать в качестве двойного агента, и был готов сдать своих англосакских хозяев, откровенно рассказывая все, как было в действительности.

Когда же Сутягин понял, что ФСБ в его услугах не нуждается, он «ушел в полный отказ», то есть отрицал даже очевидное, или вообще хранил молчание…

В ходе судебного разбирательства нашли подтверждение все данные, добытые оперативным путем — с помощью наружного наблюдения, а также аудио- и видеоконтроля.

Было доказано, например, что Сутягин, едва в апреле 1999 года начались натовские бомбардировки Белграда, проинформировал американского военного атташе в Москве бригадного генерала Брэннона о предназначении российского разведывательного корабля «Лиман» (замаскированный под рыболовецкий траулер, он был направлен в Средиземное море). Сутягин документально успокоил военного атташе, что никаких ракетных залпов «Лиман» по объектам НАТО производить не будет.

Своими донесениями «чистый ученый» Сутягин помог американцам сэкономить пару сотен миллиардов долларов, так как его расчеты убедили их не тратить деньги на постройку новых авианосцев, каждый из которых обошелся бы федеральной казне не менее, чем в 35 миллиардов долларов. Благодаря его аналитическим справкам, военное ведомство США стало уделять внимание только строительству атомных субмарин, отказавшись от возведения авианосцев — динозавров.

Сутягин передал Соединенным Штатам аналитическую записку, касающуюся планов и тенденций развития группировки Ракетных войск стратегического назначения вплоть до 2007 года. Кроме того, он подготовил для своих заокеанских хозяев подробную справку о составе, технических характеристиках и состоянии российской Космической группировки системы предупреждения при ракетном нападении противника (читай, американцев).

Суд доказал, что главным побудительным мотивом Сутягина в шпионском промысле являлась корысть. Он хотел заработать деньги на квартиры для своих родственников — младшему брату и жене.

Вторым ведущим мотивом явилось желание Сутягина во что бы то ни стало создать себе имидж «великого ученого». Будучи человеком тщеславным, с завышенной самооценкой, он стремился любой ценой добиться признания в глазах мировой научной общественности.

Весной 1998 года на научном семинаре в Бирмингемском университете (Великобритания), который также, как Колумбийский университет США, является оранжереей по взращиванию агентов влияния в российских госструктурах, Игорь Вячеславович Сутягин «случайно» познакомился с обаятельным бизнесменом, представившимся Шоном Киддом, владельцем консалтинговой фирмы «Alternative Future» («Альтернатива будущего»). Этот персонаж был тщательно подобран английской Сикрет интеллидженс сервис (СИС) с учетом его психологической совместимости с Сутягиным. Рост, комплекция, возраст, даже степень облысения, не говоря уже о блестящем владении русским языком, — все было учтено. Документы, подтверждающие его принадлежность к консалтинговой фирме, были также изготовлены СИС. Кстати, этот «коммерсант» так и не был предъявлен общественности. Не человек — призрак. После того как разразился грандиозный скандал, он буквально испарился, впрочем, как и фирма, которую он представлял.

Вскоре Шон в одном из клубов познакомил Сутягина со страховым агентом Надей Локк. Разумеется, под указанными анкетными данными эта дама бальзаковского возраста нигде не значилась. С того вечера Сутягина начала курировать Локк.

Работа с агентом была организована следующим образом. Как правило, в пятницу Сутягин вселялся в заранее оплаченный СИС номер гостиницы в столице одной из третьих стран. В тот же день ему предстоял опрос по темам, которые ему были поставлены для проработки на предыдущей явке.

В субботу, представленная им информация перепроверялась через агентурные, военные, технические, дипломатические и прочие возможности западных спецслужб. Наконец, в воскресенье формулировались задания и обсуждались пути и сроки их выполнения Сутягиным.

Перед отлетом ему выдавалось вознаграждение, как правило, — в английских фунтах стерлингов. Это обстоятельство впоследствии помогло следствию сформировать доказательную базу о выплате Сутягину вознаграждения за его преступные деяния — в таможенных декларациях он указывал количество ввозимой в Россию иностранной валюты.

Здесь следует отметить, что встречи Нади Локк с Сутягиным носили чисто деловой характер. А «охотницу за секретами» интересовало многое. Вот, например, одно из заданий, поставленных ею перед Сутягиным:

— вопросы модернизации истребителей «МиГ-29» «СМТ» и «СУ-27»;

— модернизация системы ПВО и ПРО России;

— схема противотанковой обороны пограничных с Прибалтикой областей Российской Федерации.

И любимец российских правозащитников, «чистый ученый» Сутягин задание выполнил. Вот только «душители демократии» из ФСБ не дали ему возможности отчитаться перед хозяевами на запланированной явке, которая должна была состояться в Риме 28 октября 1999 года.

Благодаря некоторым недобросовестным российским журналистам, в нашем обществе сложилось заблуждение, что Игорь Сутягин — кабинетный ученый, «книжный червь», который все свое рабочее и свободное время занимался исключительно анализом политической, военной, технической литературы. Если бы!

Сутягин по заданию Локк посещал режимные объекты, что отнюдь не входило в его должностные обязанности. Так, например, он читал лекции по военной политике США и договорам СНВ и ПРО в Центре переподготовки ракетчиков имени Петра Великого и еще в десятке подобных заведений.

Лекции «чистый ученый» проводил в форме доверительной беседы — слушатели задавали вопросы, он на них отвечал, встречно задавая свои. Вопросы слушателям своих лекций Сутягин задавал так, чтобы вызвать их на откровенность.

Доверчивые слушатели подкрепляли свою аргументацию совершенно секретными данными. Этого было достаточно, чтобы Сутягин, опытный аналитик, инженер-физик, к тому же обладающий феноменальной памятью, мог легко вникнуть в реальное положение дел в интересующей его военной области.

Практиковал Сутягин и такой психологический прием: в ходе лекции намеренно принижал достоинства нашей техники и, услышав в ответ: «А у нас лучше!» — тут же спрашивал: «А в чем конкретно лучше?»

Когда один из слушателей вполне резонно заметил: «А вам — то это зачем?», Сутягин, почувствовав опасность, ответил, что, дескать, это нужно для обмена информацией с коллегами, и поспешил перевести разговор на другую тему. Этот эпизод впоследствии стал достоянием сначала местного Особого отдела (военная контрразведка), а затем — центрального аппарата ФСБ.

Анализ проведенных Сутягиным лекций на различных объектах Министерства обороны РФ показал, что интерес его к секретам безграничен — от ВМФ до авиации и ПВО, включая комплексы С-300, самолеты марки Су и его модификации…

Вслед за задержанием Сутягина журналисты из некоторых российских газет, выражаясь их языком, «погнали волну» — превратили шпиона Сутягина в «жертву контрразведывательного террора» и в «мученика режима». Помощь Центру общественных связей ФСБ пришла, откуда ее не ждали. В июле 2010 года Сутягин в числе других «кротов», отбывавших наказание за шпионаж, был обменен на группу наших разведчиков-нелегалов, проваленных предателем. И все! Защитники «мученика режима» тут же умолкли — вытаскивая Сутягина и иже с ним из мест заключения, американцы де-факто признали, что те работали в пользу США.

В настоящее время Сутягин, проживающий в Англии, получает пособие от американского правительства как «лицо, пострадавшее в результате сотрудничества с ЦРУ».

Шпионы у Святого престола

Ватикан многолик. Все зависит от точки обзора и от выбора критерия для его оценки. Для любителей искусства Ватикан — это уникальное и грандиозное собрание шедевров великих мастеров прошлого. В папских дворцах веками накапливались бессмертные творения Леонардо да Винчи, Караваджо, Джотто.

Историки отдают дань уважения Ватикану за его богатейшие архивы, собрания редчайших рукописей и старинных книг. Ватиканской библиотеке с литературой XX века может позавидовать любая страна Западной Европы.

Научной общественности Ватикан известен папской Академией наук, основанной в 1603 году. Среди ее членов несколько лауреатов Нобелевской премии.

Для 800 миллионов католиков Ватикан — центр духовного притяжения, где живет первосвященник всемирной церкви, патриарх Запада, носитель верховной власти государства-города Ватикан, глава католической церкви Папа Римский.

Однако у Ватикана есть еще одно обличье, которое неведомо туристам и миллионам верующих. Это мир политических интриг, финансовых афер, махинаций с недвижимостью, с произведениями искусства, являющихся церковной собственностью, и, наконец, мир шпионских козней.

Союз с итальянским, а затем и с германским фашизмом определял в тот период политическую ориентацию верхушки Римской курии. Однако уже в 1943 году ее политический вектор резко изменился. И уже через год Уильям Донован, глава Управления стратегических служб (ныне ЦРУ), получил из рук папы Пия XII Большой Крест ордена Св. Сильвестра. Такая награда вручается только тем, кто «ратными подвигами, либо сочинениями, либо выдающимися деяниями своими распространяли веру, охраняли церковь и вставали на ее защиту».

Конрад Станислав Хеймо водил дружбу с Каролем Войтылой еще со времен совместной учебы в Краковском университете

Сегодня известно, что к «ратным подвигам» генерала Донована относится установление сотрудничества с главой католической разведывательной службы «Pro Deo» («Именем Божьим») преподобным отцом Морлионом. Во время Второй мировой войны он получал деньги от американцев, передавая им секретные отчеты, поступавшие от папских нунций и апостолических делегатов из разных уголков мира.

В жизни и деятельности Ватикана есть один аспект, который заслуживает особого внимания. Речь идет об отношении основных фигур ватиканской политики к коммунизму вообще и к коммунистам, в частности. Надо признать, что все они — основные фигуры — махровые антикоммунисты. И других персонажей в Святом престоле нет! До крушения социалистической системы в Восточной Европе и развала СССР ватиканский антикоммунизм скреплял союз клерикальной реакции с наиболее агрессивной частью англосакского ареала.

Святой престол на протяжении веков оказывал огромное влияние на миллионы верующих, вдохновляя их антикоммунистической идеологией. Немалую роль играет и то обстоятельство, что Ватикан был и остается центром, в котором сосредотачивается масса разнообразной, и не только религиозной, информации. Это в значительной степени определило главное направление устремлений разведок социалистических стран по внедрению в Ватикан своих информаторов…

Историю советского шпионажа в Ватикане изложил в своей книге «Spies in the Vatikan» («Шпионы в Ватикане») бывший офицер РУМО Джон Келер, который в 1980-е годы был советником президента Рейгана.

После изучения документов, рассекреченных по окончании «холодной войны» в Москве и других столицах восточноевропейских стран, Келер пришел к выводу, что руководство Советского Союза приняло решение внедрить своих агентов в Ватикан в 1960-е годы, когда тот начал проводить так называемую «восточную политику», воспринимавшуюся в Москве как вмешательство во внутренние дела соцстран.

Операцией руководил Маркус Вольф, начальник Главного управления разведки (ГУР) Министерства госбезопасности (более известного как «Штази») Германской Демократической Республики. Вольфу удалось провести ряд дерзких акций по внедрению в директивные органы Святого престола своих секретных сотрудников: Пауля Диссемонда, бенедиктинского монаха Ойгена Браммерца и бакалавра философского факультета Мюнхенского университета Альфонса Вашбюша.

Диссемонд начал работать на «Штази» в 1974 году, когда занимал пост генерального секретаря Немецкой епископской конференции. Это он информировал «Штази», что тогдашний государственный секретарь Римской курии кардинал Агостино Казароли установил контакты с рядом епископов ГДР и Польши для проведения совместной с Ватиканом враждебной социалистическим странам политики. Политики, которая была рассчитана на подрыв и ослабление соцлагеря в целом.

Монах-бенедиктинец Ойген Браммерц был завербован советской контрразведкой в мае 1945 года, когда он как военный врач люфтваффе был интернирован в лагерь военнопленных.

В 1975 году Браммерц был отправлен трирским бенедиктинским аббатством Св. Матфея в Рим, где стал работать переводчиком в редакции немецкого издания ватиканской газеты «Оссерваторе романо». Со временем ему удалось проникнуть в комиссию Святого престола по науке, членом которой являлся кардинал Казароли, «архитектор восточной политики».

Самым крупным успехом «Великолепного монаха» — под этим псевдонимом Браммерц проходил в платежных ведомостях «Штази» — явился отчет, составленный им и отправленный Маркусу Вольфу В отчете были не только перечислены все лица, причастные к проведению «восточной политики», но и даны им исчерпывающие характеристики.

После избрания кардинала из Кракова Кароля Войтылы на папский престол под именем Иоанна Павла II «Великолепный монах» регулярно отправлял в «Штази» донесения о «растущем влиянии польского духовенства в Ватикане».

В 1987 году, после смерти Браммерца, его тайное дело продолжил другой немец, состоявший в агентурном аппарате «Штази» с 1965 года под псевдонимом «Антониус». Начиная с 1976 года он работал в качестве корреспондента немецкоязычного католического информационного агентства KNA. В 1981 году, во время чрезвычайного положения в Польше, объявленного генералом Войцехом Ярузельским, Вашбюш снабжал польские спецслужбы сведениями о подрывной деятельности католической церкви внутри страны.

Ближе всех приблизиться к Папе Иоанну Павлу II удалось другому агенту, польскому священнику-доминиканцу Конраду Станиславу Хеймо, который водил дружбу с Каролем Войтылой еще со времен совместной учебы в Краковском университете. В Италии патер Хеймо занимался организацией паломничества католиков из Польши в Рим и имел неограниченный доступ к понтифику, вплоть до последних дней его жизни. Возможно, поэтому дело Хеймо считается самым шокирующим.

Обвинения против Хеймо были выдвинуты в 2005 году Леоном Кьеросом, тогдашним директором польского Института национальной памяти (ИНП), собирающего и исследующего документы, связанные с деятельностью спецслужб Польской Народной Республики.

Кьерос ознакомил западных журналистов с некоторыми документами, доказывающими шпионскую активность патера Хеймо, при этом заявил, что в файлах службы безопасности тот проходил под псевдонимами «Доминик» и «Хейнал», и ИНП подготовило по поводу его деятельности досье из 1000 страниц.

По мнению Ярека Целецкого, другого польского священника, занимавшего пост директора Информационной службы Ватикана, Хеймо всегда отличался фанатичной преданностью Войтыле, и если он действительно работал на польскую службу безопасности, то это было исключительно по принуждению или из-за благих побуждений, которые навредить понтифику никак не могли…

На пресс-конференции в Риме, сразу после того как ему приклеили клеймо агента коммунистической спецслужбы, патер Хеймо категорически отверг выдвинутые против него обвинения в шпионаже. Однако признал, что часто вел себя «как наивный человек». Посетовал, что если его и можно в чем-то упрекнуть, то только «в излишней болтливости». С его слов выходило, что он мог иногда делиться подробностями о жизни и деятельности Папы Римского с людьми, надежность которых была ему неизвестна. «В любом случае, — оправдывался патер, — этим людям я рассказывал о Папе лишь то, что можно было почерпнуть из открытых источников печати».

Вспоминается анекдот: во время Великой Отечественной войны Молотов, бывший в то время министром иностранных дел, обратился к Сталину с предложением включить в антигитлеровскую коалицию Ватикан, поскольку тот имеет бесспорный авторитет у миллионов католиков. На что вождь язвительно спросил: «А сколько у Ватикана дивизий?»

История наверняка выдумана, но звучит вполне правдоподобно. Справедливости ради надо признать: кое-какая армия у Святого престола все-таки есть, хотя и выполняет церемониальные функции. Это — полторы сотни швейцарских гвардейцев, вооруженных алебардами и облаченных в живописную униформу XVI века. Тем не менее в период «холодной войны» Маркус Вольф нашел применение бойцам и этого «воинства».

В мае 1998 года в селении Винитепо, что на итало-швейцарской границе, в мягком VIP-вагоне сверхскоростного поезда Рим — Женева были обнаружены трупы начальника ватиканской охраны полковника Алоиса Эстерманна, его жены Марии-Луизы и капрала роты швейцарских гвардейцев Седрика Торнэ.

В ходе предварительного следствия было установлено, что супруги Эстерманн убиты из табельного оружия капрала, который затем покончил с собой. Полицейские решили, что перед ними жертвы традиционного любовного треугольника: престарелый муж, его блудливая жена, которая по возрасту годится ему в дочери, и молодой красавец любовник, у которого, похоже, крыша поехала. Эту версию поддержали в Святом престоле, и ватиканский пресс-секретарь Хоакин Наварро Вальс поделился ею с примчавшимися на место происшествия репортерами итальянских, швейцарских, немецких газет и соответствующих телестудий. Однако сутки спустя в сумочке Марии-Луизы был обнаружен замшевый мешочек с шестью кассетами микрофильмов о заседаниях папского Совета и… о производстве подводного вооружения на секретном заводе ВМС Италии в Сан-Бартоломео! Разумеется, эти находки заставили взглянуть на трагедию под иным углом зрения.

К расследованию приступили сотрудники «Pro Deo», итальянские и швейцарские контрразведчики. Собственное расследование начала также и редакция западногерманской газеты «Берлинер Курир». Полгода спустя на ее полосах в течение недели публиковалась сенсационная сага о перипетиях супругов Эстерманн…

Ссылаясь на анонимный источник в Бюро по охране Конституции (контрразведка ФРГ), газета сообщила, что шпионский «семейный подряд» Эстерманнов работал на «Штази» с 1980 года. Первым был завербован Алоис. Он стал объектом заинтересованности гэдээровских разведчиков ввиду его близости к Папе Иоанну Павлу II и наличия ватиканского паспорта, который позволял ему беспрепятственно путешествовать по миру.

Под псевдонимом «Вердер» Алоис Эстерманн охотно «таскал из огня каштаны» для своих кураторов из «Штази», так как «сверхурочная работа» ежемесячно сулила дополнительные 1500 западногерманских марок (сегодня примерно 750 евро) в семейный бюджет. Столько же он получал и на основном месте работы.

В 1984 году он овдовел и сразу женился на взбалмошной фотомодели, итальянке из Триеста, которая была на 23 года моложе. Склонить жену к сотрудничеству труда не составило, ибо больше всего в жизни она ценила деньги. Сомнения в ее надежности как секретного агента возникли у операторов «Вердера». Он успокоил их. На том и порешили. Марии-Луизе присвоили псевдоним «Соната», и супруги Эстерманн стали работать на восточногерманскую разведку в «четыре руки».

«Вердер» в рамках операции «Понтифик» добывал конфиденциальную информацию о папском дворе и о контактах с капитанами западноевропейской индустрии, в том числе и в военной отрасли, а «Соната» выполняла роль связника, доставляя «почту» в указанное Центром место. Встречи с разведчиками ГУР проводились только на нейтральной территории: в Швейцарии, Австрии, Франции, реже — в Западной Германии. Из Рима «Соната», как правило, выезжала в пункт назначения сверхскоростным экспрессом. За 18 лет сотрудничества супруги подготовили и передали около 700 донесений.

«Кокон» в Охотском море

Одной из самых секретных разведывательных программ ЦРУ начала 1980-х годов явилось активное использование в сборе важной информации подводных лодок. Они систематически проникали в наши территориальные воды, едва не вторгаясь в расположение военно-морских баз.

Венцом своих разведывательных изысков ЦРУ считало сверхсекретный проект «Плющ» — съем информации с наших подводных кабельных линий связи. Американцы исходили из того, что русские, уверовав в неуязвимость подводных кабелей, либо применят простейшие шифры, либо будут вести переговоры открытым текстом. Для перехвата переговоров как раз и использовались субмарины. Минусом являлось лишь то, что они были вынуждены длительное время неподвижно стоять над кабелем. Это, конечно, грозило расшифровкой операции. Необходимо было заменить субмарины на стационарный аппарат, способный работать в автономном режиме и «сливать» накопленную информацию приходящей на «явку» подводной лодке. В итоге такой аппарат по заданию ЦРУ был создан специалистами АНБ.

Наша справка:

Агентство национальной безопасности (АНБ) — ведущая американская спецслужба в области радиоэлектронной разведки, криптографии и защиты информации, циркулирующей в телекоммуникационных и компьютерных сетях.

Структура АНБ включает в себя, в частности, следующие подразделения:

— Управление радиоразведывательных операций АНБ. Занимается разведывательными операциями (от перехвата до криптологического анализа), анализом движения сигналов и анализом расшифрованных сообщений по географическому принципу. Кроме того, осуществляет обработку всех входящих и исходящих из США международных радиосигналов, компьютерную обработку разведывательной информации и отвечает за координацию всех операций по перехвату;

— Управление защиты коммуникаций АНБ. Занимается поставками шифровального оборудования для всех государственных учреждений США, а также устанавливает процедуры защиты линий связи для всех ведомств, входящих в американское Разведывательное сообщество;

— Управление научных исследований и техники АНБ. Занимается разнообразными научно-техническими исследованиями в области перехвата радиосигналов, дешифровки и защиты линий, начиная от математических методов и кончая разработкой новых технологических процессов и оборудования.

Разведывательный контейнер «Кокон» и арест Пелтона

Подготовка кадров для АНБ осуществляется Национальной школой криптологии. Кроме того, АНБ оплачивает обучение своих сотрудников в ведущих колледжах и университетах страны, а некоторых из них направляет в военные колледжи Министерства обороны.

Численность персонала на объектах АНБ, включая прикомандированных военнослужащих всех видов вооруженных сил, превышает 130 тысяч человек. До 30 тысяч из них работают в центральном аппарате АНБ, а остальные трудятся на базах и станциях АНБ по всему миру. Таким образом, с точки зрения численности сотрудников, АНБ, несомненно, является самой крупной среди американских спецслужб. По мнению специалистов, у АНБ в настоящее время имеется более 4 тысяч круглосуточно работающих станций радиоэлектронного перехвата, разбросанных по всему миру.

Помимо стационарных пунктов радиоперехвата АНБ использует для своих целей разведывательные суда ВМС США. В распоряжении АНБ находятся также возможности ВВС США и морской авиации. Самолеты с техническими специалистами АНБ на борту нередко сознательно нарушали пределы воздушного пространства СССР и Китая, чтобы привести в действие их системы ПВО.

Изготовленный специалистами АНБ аппарат, получивший название «Кокон», воплотил в себе последние достижения радиоэлектронных технологий и был способен «снимать» информацию с кабеля без вскрытия его внешних оболочек. «Кокон» представлял собой сигарообразный контейнер, в хвостовой части которого располагался миниатюрный атомный реактор, служивший источником питания для бортовой радиоэлектронной системы.

С конца 1970-х годов ЦРУ проявляло повышенный интерес к сведениям о результатах запусков наших межконтинентальных баллистических ракет, которые поражали цели на камчатском полигоне. Поэтому «Кокон» сразу после создания оказался на стратегическом кабеле, проложенном по дну Охотского моря от Камчатки до главного штаба Дальневосточного военного округа (ДВО).

Всем служащим советской дипломатической миссии в Вашингтоне было известно, что сотрудники ФБР денно и нощно ведут видеонаблюдение за входом, а уж то, что посольские телефоны «находятся у штатников на прослушке», вообще было аксиомой. Дежурные дипломаты, чтобы охладить пыл шутников или провокаторов из числа звонивших в посольство, употребляли стандартную фразу: «Не лучше ли вам зайти к нам на огонек?»

14 января 1980 года исключением не стало. В 12.32 по вашингтонскому времени в приемной посольства раздался звонок: «Я… э-э… из… словом, из федеральный правительство Соединенных Штатов», — с сильным американским акцентом по-русски произнес неизвестный.

«Не лучше ли вам, члену федерального правительства, зайти к нам на огонек?» — поддержал, как ему казалось, шутку дежурный.

«О’кей, завтра э-э… вечер, когда будет темно…»

На следующий день этот человек позвонил вновь и сказал, что прибудет через минуту. Сомнения в его психическом здоровье отпали, как только он, представившись сотрудником АНБ, потребовал встречи с официальным представителем посольства.

В тот день установить визитера американским контрразведчикам не удалось.

Магнитофонная запись телефонных звонков и рапорты американских контрразведчиков оказались на архивных полках, и дело застопорилось. Неожиданное продолжение оно получило лишь в августе 1985 года.

В последней декаде апреля 1980 года, когда закончились зимние штормы в Охотском море, американские разведывательные спутники зафиксировали скопление советских судов вблизи Камчатского полуострова. Сначала в ЦРУ этому не придали значения, полагая, что речь идет о рыболовецких судах, ведущих промысел. Но когда американская подводная лодка через неделю прибыла в этот район для замены пленок, выяснилось, что «Кокон» исчез!

В 1980 году командующий Тихоокеанским флотом Владимир Сидоров дал интервью, которое было опубликовано в газете «Дальневосточная правда» накануне празднования 35-ой годовщины Победы советского народа в Великой Отечественной войне. В частности, адмирал сказал: «21 апреля мне позвонили с Камчатки и сообщили, что из-за недисциплинированности рыбаков (район, где пролегает кабель, в навигационных картах обозначен как запретный для рыбной ловли) полуостров лишен связи с материком. Попросили прислать специалистов, чтобы найти обрыв и восстановить связь. Я дал указание перебросить в район предполагаемого обрыва кабельное судно “Тавда”. Ночью оперативный дежурный главного штаба ДВО доложил мне, что во время поиска обрыва на кабеле был обнаружен и носовым краном "Тавды" поднят огромный контейнер неизвестного предназначения. Вес контейнера — 7 тонн, длина — 5 метров. Когда опускали контейнер на палубу, заметили, что его хвостовая часть почему-то нагревается. Как выяснилось позже, нагревание происходило из-за установленного там малогабаритного ядерного реактора.

Но самое удивительное было в другом. При более тщательном обследовании обнаружили, что на металлическом корпусе контейнера выбито “Privacy of US Goverment” (Собственность правительства США). Заявляю со всей ответственностью: это — не халатность или беспечность. Это — наглость и уверенность американцев в собственной безнаказанности, а, может быть, даже вызов нам, славянам!

В Магаданскую гавань судно по погодным условиям зайти не могло, поэтому контейнер доставили на камчатский военный аэродром. Там его освидетельствовали эксперты из КГБ и специалисты флота. Все пришли к выводу, что он взрывоопасен. Однако после дополнительных консультаций с Центром решили не взрывать его, а отправить самолетом в Москву».

Через три дня публикация в «Дальневосточной правде» стала предметом обсуждения на совещании руководства Центрального разведывательного управления. Приглашенный на совещание глава АНБ вице-адмирал Бобби Рэй Инмэн категорически отрицал случайный характер обнаружения «Кокона». Адмирал уверенно заявил: «Русские точно знали, где и что искать, а обстоятельства обнаружения “Кокона” рыбаками, как и интервью русского адмирала — суть акты одного спектакля, имя которому операция прикрытия. С ее помощью КГБ шифрует истинный источник информации».

Утверждение вице-адмирала нашло подтверждение лишь в 1985 году. К тому времени сотрудники ФБР составили список подозреваемых, который состоял из 580 фамилий. Методом постепенного отсева удалось выйти на сотрудника одного из аналитических подразделений департамента АНБ Рональда У. Пелтона. Из архива извлекли пленки с записями телефонных переговоров и идентифицировали его как лицо, звонившее в советское посольство 14 и 15 января 1980 года.

В октябре 1979 года Пелтон не прошел плановую аттестацию, так как рутинный тест на полиграфе показал, что он соврал, отвечая на вопрос об употреблении наркотиков. Дело, возможно, и замяли бы — как-никак он проработал в Агентстве 14 лет, — если бы не его натянутые отношения с непосредственным начальством. Пелтона понизили в должности и лишили допуска к секретной информации. К Рождеству у него скопилось столько долгов, что он вынужден был объявить себя банкротом. Спустя три недели Пелтон переступил порог советского посольства в Вашингтоне и выразил готовность поделиться известной ему совершенно секретной информацией. За оказание необычной услуги он попросил каких-то 35 тысяч долларов США.

Сделка состоялась.

«Доброжелатель» стал обладателем требуемой суммы, а КГБ СССР — информации особой важности. Кроме прочих сведений он представил данные о самой главной на то время тайне АНБ: как, реализуя проект «Плющ», американцам удалось подключиться к кабелю связи, пролегающему в Охотском море. Более того, он назвал координаты района подключения.

При этом Пелтон заявил, что на момент его визита в посольство, проект «Плющ» превратился в полновесную секретную операцию, регулярно проводимую ЦРУ в тех советских территориальных водах, где пролегают секретные кабели.

Сотрудничество Пелтона с КГБ было плодотворным и продолжалось около пяти лет.

Супруги-шпионы

В конце августа 1985 года заместитель командира «Альфы» был срочно отозван из отпуска и получил приказ подобрать и подготовить бойцов для «съема» (на профессиональном жаргоне — негласное задержание) полковника Геннадия Сметанина, помощника резидента ГРУ в Лиссабоне.

По сведениям, полученным контрразведкой, Сметанин и его жена Светлана, находившиеся в загранкомандировке, уже более года поддерживали контакты с представителями американских спецслужб.

Позже было установлено, что военный разведчик по собственной инициативе в 1983 году предложил свои услуги ЦРУ. Вызвавшись сотрудничать, он на первой же встрече запросил гонорар в миллион долларов, за что получил оперативный псевдоним «Миллион», под которым и стал проходить в секретных платежных ведомостях американской разведки.

В конце августа Сметанин получил очередной отпуск и вместе с женой-подельницей прибыл в Москву

Обвинения против супругов были выдвинуты серьезные. Но они требовали конкретного подтверждения. В Москве за супругами было установлено круглосуточное наблюдение. И оно принесло конкретные результаты: были получены данные, прямо указывавшие на сбор супругами дополнительных сведений для американских работодателей, а также о их намерении остаться за границей навсегда.

Так, полковник, скоропостижно воспылав любовью ко всем своим однокашникам по службе в ГРУ, стал активно посещать их на дому и во время застолий делать «фотографии на память». Ясно, что эти снимки значительно пополнили бы картотеки американских спецслужб, затруднив впоследствии работу наших военных разведчиков при выезде в заграничные командировки.

Из Москвы супруги-шпионы отправились в Казань, чтобы навестить и, как небезосновательно считали в КГБ, попрощаться с родителями и близкими. Группа захвата немедленно вылетела в Татарию. Через три дня стало ясно, что скрытно «снять» супругов не удастся: они все время были окружены многочисленными родственниками и друзьями. Тем не менее бойцы «Альфы» не отказались от мысли провести «съем» именно в Казани, на вокзале или в аэропорту — в зависимости от того, какую обратную дорогу предпочтут Сметанины.

Геннадий Сметанин на скамье подсудимых

Свои соображения руководитель группы подполковник Зайцев доложил в Центр и получил «добро».

12 сентября 1985 года сотрудники местной «наружки» доложили Зайцеву, что объекты взяли билеты на самолет и 14 сентября вылетают в Москву.

Одновременно в ходе контроля телефонных разговоров брата Сметанина удалось установить, что объект конспиративно, с помощью своих родственников приобрел два билета на скорый поезд № 37 Казань — Москва.

Эти маневры «подопечного» насторожили Зайцева. На память пришли события пятилетней давности — обстоятельства побега за границу начальника отдела Восьмого главного управления КГБ Виктора Шеймова, который вместе с семьей был вывезен американцами на самолете прямо из аэропорта Внуково. Накануне побега Шеймов, чтобы иметь выигрыш во времени, в пятницу сообщил начальству, что на выходные уезжает на дачу приятеля в Подмосковье. Поэтому его хватились лишь в понедельник, когда он уже был недосягаем.

Как назло, утром того дня, когда супруги должны были покинуть Казань, «наружка» их потеряла. Не веря до конца в возможность побега Сметаниных, сотрудники спецгруппы начали тщательно просматривать сводки наружного наблюдения и слухового контроля, пытаясь найти в них какую-нибудь зацепку, ранее незамеченную деталь, которая могла бы указать на возможное место пребывания объектов. И удача им улыбнулась…

В день приезда Сметаниных в Казань им кто-то позвонил по межгородской сети. Услышав голос, Геннадий ограничился короткой репликой: «Я тебе перезвоню позже, извини, мы только что с дороги».

Казанские специалисты установили, что звонок поступил от двоюродного брата объекта, проживавшего в поселке Козловка под Казанью. Однако в дальнейшем Сметанин попыток связаться с ним не предпринимал. Но полной уверенности в этом не было, так как объект мог позвонить брату с телефона своих многочисленных родственников и друзей.

На всякий случай Зайцев решил выждать один час, оставаясь в Казани. В Козловку он выслал разведдозор во главе со своим заместителем Виталием Демидкиным. Учитывая скорость, с которой привыкли передвигаться «альфовцы» в ходе выполнения боевых заданий, нет ничего удивительного, что уже через сорок минут Демидкин вышел на связь и доложил, что супруги-шпионы гуляют «по-черному» в обществе двоюродного брата Геннадия и его приятелей. У Зайцева отлегло от сердца — «крот» и его жена-подельница найдены.

Однако их обнаружение не решало проблем — брать шпионскую парочку на станции все равно нельзя: их наверняка будут провожать родственники и собутыльники. Может завариться такая каша! Значит, «съем» придется проводить непосредственно в поезде, во время движения.

Геннадия и Светлану «сняли» через пятнадцать минут после того, как поезд отошел от перрона Козловки. Задержание произошло бы гораздо позже, если бы отступник ехал без жены. Надев парик и очки, он настолько изменил внешность, что идентифицировать его по имевшимся фотографиям не представлялось возможным.

Тут же в купе предателя переодели в заранее приготовленный спортивный костюм и отобрали личные вещи — правило, которому всегда неукоснительно следовали все группы захвата. Делалось это исключительно с одной целью: обнаружить предметы, в которых могли находиться капсулы со смертельным ядом.

Во время осмотра вещей Сметанина «альфовцев» насторожило то, как он настойчиво пытался вернуть себе отобранные очки. Странно, тем более что стекла в очках были без диоптрий.

Как выяснилось, в дужках очков находились ампулы с сильнейшим ядом из семейства курареподобных. Сметанину достаточно было сжать пальцами дужки, чтобы из микрорезервуаров вытекла смертоносная жидкость. Ее даже глотать не надо было! Попав на кожу, капля яда гарантировала уход в мир иной в течение 20 секунд. Единственное, что могли бы при вскрытии констатировать патологоанатомы — смерть от острой сердечной недостаточности.

В богато расшитом поясе, инкрустированном черненым серебром, были обнаружены сорок четыре ячейки с крупными алмазами. В ходе допросов выяснилось, что алмазы были переданы супругам двоюродным братом Геннадия, ранее работавшим на алмазных приисках Якутии. Продав их за границей мистер «Миллион» вплотную приблизился бы к своей мечте состояться миллионером…

Рекордный забег «Крота»

7 июля 1986 года на одной из тихих московских улочек бойцами «Альфы» был задержан бывший руководящий сотрудник Главного разведывательного управления Генштаба генерал-майор в отставке Дмитрий Федорович Поляков. В момент ареста он в парадном мундире при всех регалиях направлялся в Военно-дипломатическую академию, чтобы произнести напутственное слово очередным выпускникам, будущим военным разведчикам. Какой фарс! Нет, не фарс — трагедия. Ведь через некоторое время досье на всех этих выпускников генерал, в иночестве — агент «Топ Хэт» («Цилиндр»), передал бы в США своим хозяевам. И участь цвета нашего офицерства была бы решена в ФБР или ЦРУ.

Дмитрий Поляков служил американцам не потому, что стал жертвой шантажа или собственного малодушия, отнюдь. Генерал был предателем по убеждению. Он сам предложил американским спецслужбам свои услуги. Отвергая политические ориентиры советского правительства времен хрущевской «оттепели», Поляков считал, что руководство СССР незаслуженно попирает и предает забвению идеалы сталинской эпохи, за которые он 1418 дней сражался на фронтах Великой Отечественной войны.

Дмитрий Поляков

Были и другие, более тривиальные причины, побудившие тогда еще подполковника, а со временем — генерал-майора, служить сначала американской контрразведке, а затем Центральному разведывательному управлению.

Тщеславие все двадцать пять лет, что он «таскал каштаны из огня» для американцев, подпитывало его рвение на шпионском поприще.

А основным побудительным мотивом, толкнувшим Дмитрия Полякова в объятия американских вербовщиков, была месть. Месть за погибшего младенца-сына…

В ноябре 1961 года, когда Поляков работал в нью-йоркской резидентуре ГРУ, в Соединенных Штатах свирепствовала эпидемия гриппа. Младший из его трех сыновей простудился, получил осложнение на сердце, спасти его могла только срочная дорогостоящая операция. Поляков обратился к руководству резидентуры за материальной помощью, чтобы сына прооперировали в нью-йоркской клинике. Запросили штаб-квартиру ГРУ, оттуда ответили отказом, и младенец умер.

Буквально на следующий день после смерти ребенка Поляков, озверевший от несправедливости судьбы и начальства, предложил свои услуги высокопоставленному офицеру американской армии. Предложение было принято безоговорочно. Вскоре офицер помог Полякову установить контакт с «охотником за скальпами» — офицером — вербовщиком из ФБР, ищущим потенциальных изменников в среде сотрудников КГБ и ГРУ.

Недолго длившееся сотрудничество Полякова с Бюро было прервано в 1962 году Центральным разведывательным управлением США.

Джон А. Маккоун, в то время директор ЦРУ, согласовав с президентом Джоном Кеннеди вопрос об использовании Полякова, немедленно позвонил Гуверу и предложил передать ему на личную связь перспективного офицера ГРУ. Сделка состоялась. Полякову был присвоен псевдоним «Топ Хэт», и он сразу попал в разряд особо засекреченных ценных агентов.

За 25 лет, что Поляков состоял на службе у американцев, СССР понес ущерб в десятки миллионов долларов. Он передал американцам более 100 копий секретных выпусков журнала «Военная мысль», который публиковался для советского руководства и где излагались состояние, стратегия, тактика и планы Верховного командования СССР. Для своих заокеанских работодателей он выкрал тысячи страниц документов, в которых были даны технические характеристики самого секретного советского оружия.

Работая в резидентурах ГРУ в США, Бирме и Индии, а также в Центральном аппарате Генштаба и в Военно-дипломатической академии Советской Армии, «крот» выдал своим американским хозяевам 19 нелегалов, более 150 агентов из числа иностранных граждан, раскрыл принадлежность к советской военной и внешней разведке около 1500 офицеров.

Во время войны во Вьетнаме Поляков представил ЦРУ стратегическую информацию о численности, структуре и боеспособности северовьетнамских войск.

В начале 1970-х предатель передал в ЦРУ информацию о том, что Китай находится на грани прекращения военно-экономического сотрудничества с Советским Союзом. Это помогло Соединенным Штатам «прорубить окно» в КНР. Президент США Никсон и его помощник по безопасности Киссинджер тут же вылетели туда с государственным визитом. И не прогадали! Информация агента была с большой выгодой для США реализована в ходе встреч с китайскими руководителями.

Даже в 1991 году, когда Поляков был уже давно расстрелян, американцы во время войны в Персидском заливе с успехом использовали украденные им сведения, уничтожая иракские противотанковые ракеты советского производства. А ведь они считались недосягаемыми для средств подавления противника.

Звание генерал-майора Полякову было присвоено в 1974 году. Уже выйдя в 1981 году в отставку Поляков помог американской контрразведке раскрыть нескольких наших разведчиков-нелегалов, заброшенных в США на оседание под видом иммигрантов и сумевших натурализоваться, устроившись на работу в американские госучреждения.

В ходе одного из допросов Полякова сотрудники Следственного управления КГБ Александр Духанин и Юрий Колесников поинтересовались, не жалко ли ему преданных им разведчиков-нелегалов, молодых русских парней, которых он сам же готовил к сложной работе за рубежом. «Это была моя работа, — со свойственным ему цинизмом ответил Поляков. — Можно мне чашечку кофе?»

Поляков служил американцам уже 18 лет, как вдруг в 1978 году попал под подозрение. В тот год сведения о его шпионской деятельности были умышленно слиты в средства массовой информации США начальником контрразведки ЦРУ Энглтоном, который считал, что «Топ Хэт» подставлен советской разведкой. Вскоре после этого американский журналист Эдвард Эпштейн опубликовал книгу о Ли X. Освальде, в которой подтверждалась информация Энглтона, полученная журналистом от его источников в ЦРУ и ФБР.

Невзирая на эти сигналы, Поляков во второй половине 1979 года был направлен в Индию в качестве военного атташе и одновременно резидента ГРУ. Правда, в июне 1980 года генерал был отозван в Москву, но продолжил работать в центральном аппарате Управления. В ГРУ отказывались верить, что один из самых заслуженных генералов военной разведки, прошедший Великую Отечественную войну, может быть предателем. Рассуждали так: сведения на Полякова косвенные, а имевшими место публикациями американские спецслужбы пытаются опорочить ГРУ и дискредитировать его сотрудников.

Еще до окончательного разоблачения предателя военные контрразведчики докладывали руководству КГБ о необходимости проверки Полякова. Однако один из бывших заместителей Председателя КГБ, от которого зависела санкция на его углубленную разработку, заявил: «Генерал-разведчик не может быть предателем…»

Почувствовав неладное, Поляков немедленно «лег на дно» и временно прекратил контакты с ЦРУ. В определенный момент он даже уничтожил все свои шпионские инструкции, ожидая своего скорого ареста. Но и на этот раз тучи прошли в стороне от него. Вскоре с помощью переданных ему новейших средств связи Поляков продолжил снабжать американцев информацией о советских военных разведчиках, выезжавших в долгосрочные загранкомандировки.

Казус генерала Полякова во всех отношениях не имел прецедента в истории отечественных спецслужб. Он поставил своеобразный рекорд по длительности работы на противника и по объему переданной ему секретной информации политического и разведывательного характера. Почему же ему удавалось безнаказанно действовать столь продолжительное время?

Во-первых, Поляков являлся кадровым офицером ГРУ, хладнокровным и умным профессионалом, отлично осведомленным о методах и приемах, используемых отечественной разведкой и контрразведкой в своей деятельности по выявлению агентуры противника. Например, он отказывался принимать большие суммы денег, справедливо полагая, что лишняя наличность может привлечь внимание окружающих и контрразведки.

Во-вторых, американцы тоже не благодушествовали, а оберегали своего сверхценного источника самыми изощренными способами, начиная от мероприятий по дезинформации, призванных отвести от «Топ Хэта» любые подозрения в проведении им враждебных СССР акций, и кончая применением самой совершенной радиоэлектронной аппаратуры.

С 1980 года, когда Поляков после своих заграничных вояжей окончательно «стал на якорь» в Москве, американцы избрали только безличный способ связи с ним с использованием тайников и специальных радиосредств. Причем последним отводилась решающая роль, для чего агенту было передано передающее устройство размером с пачку сигарет. Проезжая в троллейбусе мимо посольства США или жилых домов, где проживали американские разведчики, Поляков «выстреливал» передатчиком заранее закодированную информацию и получал подтверждение ее приема. На весь сеанс связи затрачивалось всего несколько минут.

И все-таки контрразведчикам удалось успешно завершить оперативные мероприятия и обезвредить предателя.

Бывший шеф ЦРУ Джеймс Булей так отзывался о разоблаченном генерале: «Из всех секретных агентов США, завербованных в годы “холодной войны”, Поляков был драгоценным камнем в короне». От себя можем добавить — тем важнее и ярче выглядит операция контрразведки по пресечению его деятельности.

Алчный «Монах»

Поздним июльским вечером 1984 года в квартире второго секретаря политического отдела посольства США в Москве Джона Фини раздался телефонный звонок. Мужчина на ломаном английском предложил хозяину квартиры срочно встретиться по совершенно неотложному делу.

Американец, следуя инструкциям Госдепартамента, устным рекомендациям посла и резидента ЦРУ, предписывавшим «чистым» дипломатам принимать самые сумасбродные предложения советских граждан, в пижаме и в домашних тапочках бросился в машину и сломя голову ринулся к месту неурочного свидания.

Невесть откуда появившийся призрак просунул в щелку бокового стекла пачку бумаг и тут же растворился в темноте.

На следующее утро сотрудники резидентуры в ночных «трофеях» нашли отпечатанное на машинке письмо с предложением о сотрудничестве. В качестве подтверждения серьезности намерений автора в пакете находилась брошюрка — «Информационный бюллетень Второго главного управления», — имевшая гриф Совершенно секретно».

Американцы пришли к заключению, что инициативник знаком с методами конспирации не понаслышке, так как предложил весьма сложный вариант установления личного контакта.

Упустить шанс заполучить еще одного источника информации — не в правилах уважающей себя спецслужбы. Поэтому все было сделано так, как предлагал инициативник.

В ходе первого контакта кандидат в агенты предупредил пришедшего на встречу Майкла Селлерса, а через него своих потенциальных работодателей, что сохранение его анонимности — в их общих интересах. Единственное, что он может сообщить о себе, — это имя и место работы. Зовут его Стас, он — сотрудник Второго главного управления.

Это место службы инициативник, являвшийся на самом деле Воронцовым, выбрал намеренно: в ЦРУ должны знать, что имеют дело с достойным партнером, а «Информационный бюллетень» — тому подтверждение.

Хотя Воронцов занимал должность руководителя среднего звена — заместитель начальника отделения Управления КГБ по Москве и Московской области, — он прекрасно понимал, что чем значительнее будет его положение в глазах американцев, тем весомее будет оплата.

Изменнику удалось ввести в заблуждение своих заокеанских хозяев — они выплатили ему в общей сложности более 30 тысяч долларов, а об истинном месте его работы узнали лишь после того, как он был разоблачен и расстрелян.

Воронцов отказался от предложенных ему американцами способов связи. Тайники, односторонние радиопередачи, письма на подставные адреса, контролируемые ЦРУ, — все это было не для него. Он взял инициативу в свои руки и стал диктовать свои правила.

Селлерс во время допроса на Лубянке

В Лэнгли приняли все условия Воронцова. Ведь он сообщил, что работает во Втором главке, а значит, может содействовать обеспечению безопасной деятельности московской резидентуры ЦРУ. Кроме того, через него можно будет получать информацию о намечаемых центральным контрразведывательным органом КГБ мерах по противодействию разведывательным устремлениям американцев на территории всего СССР!

Лже-Стасу был присвоен псевдоним «Монах». На первой явке Селлерс вручил ему 10 тысяч долларов (что по курсу московского «черного рынка» на то время составляло 45 000 рублей, или равнялось стоимости шести автомобилей «Жигули» первых моделей). Не забыли заботливые кураторы из ЦРУ к конверту с «баксами» приложить и вопросник-задание. Увы, не скоро они получили ответы на него, ибо Воронцов рассудил так: раз поверили, значит, ценят, а ценят, значит, подождут. Да и вообще: «дольше едешь — больше командировочных».

На радостях от привалившего богатства новоиспеченный торговец секретами взял отпуск и отправился с женой кутить в Сочи. Поспешный отъезд к морю, а затем постоянные ночные телефонные звонки оттуда нимало удивили коллег и друзей Воронцова. Вдребезги пьяный, он звонил, чтобы поделиться впечатлениями от меню на завтрак, обед и ужин, от концертов, на которых он успел побывать, от общения со звездами кино и эстрады, с которыми загорал на пляже интуристовской гостиницы «Жемчужина», и прочая, прочая, прочая… На все вопросы, откуда он взял деньги на поездку, Воронцов отвечал стандартнопримитивно, дескать, почившая в бозе бабушка оставила наследство. Все эти несуразности и привлекли внимание отдела собственной безопасности УКГБ по Москве и Московской области.

На очередной встрече «Монах» проинформировал Селлерса о том, как КГБ ведет наблюдение за сотрудниками резидентуры ЦРУ, работающими под дипломатическим прикрытием.

А во время последней, провальной, явки передал своему оператору образцы «шпионской пыли», которой сотрудники службы наружного наблюдения обрабатывали автомобили американских дипломатов, подозреваемых в проведении разведывательных операций против СССР. Например, подвез американский разведчик своего осведомителя на машине, салон которой обработан «пылью», — микрочастицы осели на продолжительное время на коже и одежде пассажира, и на всех предметах, к которым ему довелось прикасаться. Кстати, именно из-за предательства Воронцова в 1986–1987 годах в западных средствах массовой информации настойчиво муссировался вопрос о вреде «шпионской пыли» для здоровья людей. В парламенте Великобритании, к примеру, нашлись депутаты, обвинявшие КГБ и правительство СССР в нарушении каких-то несуществующих международных конвенций, которые якобы запрещают использование подобных химикатов. Сущая ерунда! На самом деле «ноу-хау» советской контрразведки оказалось совершенно безвредным, но достаточно эффективным средством разоблачения предателей.

Агент «Хороший сюрприз»

В июле 1992 года в коридорах Лубянки можно было встретить темноволосого смуглого мужчину невысокого роста в добротном сером костюме — тройке и с потухшей трубкой в зубах. Что-то неуловимо иностранное сквозило в каждом его жесте, и если бы не сопровождавшие незнакомца двое следователей, он сошел бы за разведчика-нелегала, вернувшегося из-за кордона и заскочившего в центральный аппарат навестить своих товарищей по оружию.

Увы, это было не так — незнакомец был агентом ЦРУ, который явился на Лубянку с повинной. За это сотрудники Правового департамента успели окрестить его агентом «Хороший сюрприз».

Действительно, то был экстраординарный случай, ибо в 1985–1992 годы распространение получила диаметрально противоположная тенденция — уходить из советских спецслужб и из МИД СССР внаем к противнику. Уходить в шпионы.

Виталий Макаров, советник Консульского управления МИД России, не только пришел сам, но и притащил на Лубянку шпионскую экипировку. Хотя она и выглядела реквизитом с «Мосфильма», однако была вполне пригодной к использованию.

Коротковолновый приемник для прослушивания радиопередач из Мюнхенского разведцентра в высокочастотном диапазоне, одноразовые шифрблокноты, спрятанные в карманных фонариках и в зажигалке.

В портсигаре — считывающее устройство для микроточек, принадлежности для изготовления микроточечных сообщений. Банка из-под печенья с магнитным железооксидом для нанесения на пленку радиограмм для СКП (сверхкороткой передачи).

В 1976 году начинающий дипломат Макаров приступил к работе в советском посольстве в столице Боливии Ла-Пасе. Он часто общался с аборигенами и сотрудниками иностранных посольств. Посещал теннисный корт, шахматный клуб. Но со временем стал замечать, что все чаще его партнером выступает некто Джон Скарлетт. Тот самый, кто впоследствии под дипломатическим прикрытием первого секретаря посольства Великобритании в Москве в 1991–1994 годах будет возглавлять резидентуру Сикрет интеллидженс сервис. Англичанин начинал свою работу по советским гражданам в Боливии, и его первенцем-новобранцем как раз и стал Макаров.

Постепенно, помимо тенниса и шахмат, Макаров и Скарлетт нашли и другие точки соприкосновения: посещение ресторанов, кафе и клубов, совместные выпивки. Потом от англичанина последовали разные мелкие презенты. Он начал ссужать «друга» незначительными суммами. Ну, понятно, коготок увяз — всей птичке пропасть…

В Барселоне к Макарову в баре подсел незнакомец и передал привет от Скарлетта

На каком-то этапе у молодого дипломата работа не заладилась, и в рюмку он стал заглядывать чаще обычного. Ну а собутыльник — тут как тут. Во время одной из попоек Скарлетт предложил «другу» сотрудничество со своей разведкой. Макаров, с его слов, спьяну согласился. Да еще и сумму вознаграждения сам себе назначил — 25 тысяч долларов за свои будущие шпионские услуги. Скарлетт согласился, хотя и понимал, что имеет дело с мелкой сошкой, для которого даже 25 тысяч долларов — огромные деньги.

Накануне отъезда Макарова из Боливии Скарлетт прикрепил к нему американца-репетитора, в чьи обязанности входило обучить новобранца поддержанию шифрованной связи. Но, видимо, ускоренный «Курс молодого бойца невидимого фронта» Виталию впрок не пошел. Находясь в Москве, он принял шифрограмму из ЦРУ, а вот на ответную связь выйти не сумел…

Все годы пребывания в Москве Макарова никто не беспокоил. Поэтому, прибыв в 1986 году в Барселону на должность первого секретаря советского консульства в этом городе, он был уверен, что англичане и американцы попросту забыли о нем. Но вскоре в баре к нему подсел незнакомец и передал привет от «друга» Скарлетта. Мало того, от имени ЦРУ он поставил перед Макаровым конкретное задание. По списку, составленному американцами, Макаров должен был вычислить, кто из сотрудников наших дипломатических представительств в Испании является «чистым» дипломатом, а кто лишь прикрывается дипломатическими должностями. На последних агент должен был составить подробные досье. Через год у Макарова сдали нервы, и он досрочно по болезни был откомандирован в Союз. Перед отъездом американцы вручили ему дополнительное снаряжение и еще несколько тысяч долларов на мелкие расходы.

Спустя три месяца американский куратор Макарова в радиограмме выразил беспокойство состоянием его здоровья и порекомендовал обратиться за консультацией и медицинской помощью к академику Н., известному в Москве специалисту в области психоневрологии. Это было сделано американцами с двоякой целью: чтобы, во-первых, напомнить Макарову, что свою судьбу агенты сами не решают — за них это делают их кураторы из ЦРУ. Во-вторых, чтобы показать нерадивому агенту, сколь велики возможности и как далеко простерлась длань его заокеанских хозяев.

После этого Макаров и явился на Лубянку, где был внимательно выслушан и понят.

Суд над Виталием Макаровым все-таки состоялся. Однако высочайшим повелением президента Ельцина он был помилован, и даже продолжил работу в системе МИД России.

В своем заключительном слове на закрытом процессе Макаров клятвенно пообещал «никогда более не играть с незнакомцами в шахматы».

«Большой друг» Советского Союза и… спецслужб

Леви Кохан родился трижды.

Первый раз в 1898 году в семье эмигрантов из Одессы, снимавших угол на чердаке полуразвалившегося дома на окраине Нью-Йорка.

Второй раз — спустя 23 года в кремлевском кабинете Ленина. В тот октябрьский день 1921 года, проведя в обществе вождя мирового пролетариата четыре часа, он получил из его рук охранную грамоту «Уполномоченного Кремля по связям с капитанами индустрии Запада», а также мандат на право владеть концессией «Российский асбест» на Урале.

Благоволение и щедрость председателя Совнаркома стали для американца стартовой площадкой для выхода на орбиту Большого бизнеса и пропуском в историю XX века.

Третий раз Кохан родился после смерти Ленина в 1924 году, когда он взял псевдоним Арманд Хаммер («Arm and Hammer» в переводе с английского означает «Серп и Молот»).

В течение почти 70-ти лет Хаммер с маниакальной настойчивостью посещал СССР и сумел обаять всех советских лидеров, кроме Сталина и Андропова.

Свой бизнес Хаммер начал на чердаке дома в негритянском квартале Нью-Йорка, там располагалась его карликовая фармацевтическая фирма. Но в 1921 году он переключился на операции с нефтью и в конце 1950-х стал хозяином нефтяной монополии, объем продаж которой составлял 5,5 миллиарда долларов, а чистая прибыль — около 200 миллионов в год! До самой смерти владелец «Оксидентал петролеум» входил в двадцатку самых крупных нефтяных магнатов мира.

Третий раз Кохан родился в 1924 году, когда он взял псевдоним Арманд Хаммер

По ходатайству Анастаса Микояна, наркома внешней и внутренней торговли СССР, Хаммер стал доверенным лицом Сталина по отбору из бездонных запасников Эрмитажа, Русского музея и Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина картин всемирно известных художников, икон, знаменитых пасхальных яиц Фаберже и драгоценных предметов старины, составлявших наше национальное богатство.

Отбор драгоценностей проводился с целью последующей их продажи на западноевропейских и североамериканских аукционах. Деньги, вырученные от продажи шедевров, помогли возвести Днепрогэс, Магнитку и другие промышленные объекты. А Хаммер, ставший к тому времени «Большим Другом» Советского Союза, получил миллионы долларов в виде комиссионных. Коммерческая деятельность Хаммера по разграблению национального достояния СССР продолжилась и с приходом к власти Никиты Хрущёва.

Председатель КГБ при СМ СССР Александр Шелепин давно присматривался к вездесущему американцу, намереваясь использовать его в качестве своего информатора.

На приеме в Кремле, устроенном в честь полета Юрия Гагарина в космос, Шелепина представили Хаммеру в качестве старшего советника Хрущёва, в обязанности которого входит установление контактов с представителями Большого бизнеса Запада.

Шелепина сменил Владимир Семичастный, которому в общении тет-а-тет иногда удавалось заполучить от Хаммера важную информацию.

Так, Арманд Хаммер сообщил, что вице-президент Линдон Джонсон, ставший президентом США после убийства Кеннеди, будет переизбран на этот пост, потому что пользуется поддержкой воротил военно-промышленного комплекса США, да и вообще Джонсон — марионетка в их руках. Взамен они потребуют от него ввести войска в Северный Вьетнам, где специалистами «Оксидентал петролеум» обнаружены огромные запасы высококачественной нефти. Внешнеполитический курс Джонсона будет более агрессивным, чем тот, что проводил его предшественник — покойный Кеннеди.

Все сведения, полученные от Хаммера, в последующем подтвердились. Хрущёв, а затем Брежнев дали указание продолжить использование всезнайки-американца «втемную», поощряя его каким-нибудь шедевром из Эрмитажа…

Контрразведывательное подразделение ФБР вело разработку Хаммера, подозревая его в агентурной связи с советскими спецслужбами, и, в конце концов, глава Бюро Гувер лично вышел на вербовочную беседу с бизнесменом — авантюристом.

В результате шантажа Хаммер за небольшую плату согласился поставлять информацию о «просоветски» настроенных американских бизнесменах и политиках, с которыми был на короткой ноге.

Так «Большой Друг» СССР, миллиардер и хозяин нефтяной корпорации «Оксидентал петролеум» стал платным осведомителем ФБР.

Сотрудничество с Бюро, длившееся несколько десятилетий, было прервано в i960 году Центральным разведывательным управлением США. Аллен Даллес, директор ЦРУ, согласовав вопрос о Хаммере с президентом Кеннеди, позвонил шефу ФБР и предложил передать ему наличную связь неугомонного бизнесмена. Сделка состоялась. Хаммеру был присвоен псевдоним «Оракул», и он сразу попал в разряд «особо ценных агентов».

Даллес и сменившие его директоры Управления — Хаммер находился на связи только у первых лиц ЦРУ — торжествовали: «Оракул» поставлял поистине бесценную информацию. Так, в 1970 году, вернувшись из вояжа в Москву, агент сообщил директору ЦРУ Ричарду Хелмсу, какие указания давал Кремль Анатолию Добрынину о его позиции на переговорах об ограничении вооружений, и о том, до каких пределов СССР может уступить на переговорах об ОСВ-1.

«Оракул» представил подробную справку о нарастающих разногласиях между генсеком ЦК КПСС Леонидом Брежневым и председателем Совмина Алексеем Косыгиным по поводу отношений СССР с США. Администрация президента Никсона мгновенно отреагировала на поступившую от Хаммера информацию и по согласованию с премьер-министром Канады Пьером Трюдо направила Косыгину приглашение посетить Соединенные Штаты и Канаду осенью 1974 года. Там ему оказали королевские почести и недвусмысленно заявили, что Запад делает ставку только на него и на проводимые им реформы.

Хаммер был нередким гостем в Госплане СССР, поэтому неудивительно, что совершенно секретные сведения о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском регионе стали достоянием ЦРУ.

Эта информация спровоцировала энергетический кризис и повышение цен на бензин в Западной Европе и США в 1972 году.

Деятельность Хаммера на ниве шпионажа щедро вознаграждалась. Зная пристрастие «Оракула» к драгоценностям, и особенно к старинным картинам,

ЦРУ не скупилось на пополнение коллекции Хаммера все новыми шедеврами.

Среди самых примечательных парадоксов биографии Хаммера — привлечение его к уголовной ответственности по делу, связанному с процессом века — «Уотергейтом». Он был обвинен в незаконном переводе нескольких миллионов долларов на счет республиканской партии, надеясь на выгоды, которые могли бы последовать для него как бескорыстного жертвователя.

«Оракул» бросился за помощью к своему оператору из ЦРУ, но тот лишь развел руками — судебная власть в США не подвластна даже президенту, не говоря уже о ЦРУ. И Хаммер решил бороться в одиночку.

Поначалу он отрицал факт перевода денег в кассу республиканцев. Прием, однако, не сработал, а суд навесил ему новое обвинение: преднамеренный обман правосудия. Адвокат настоятельно рекомендовал Хаммеру признать за собой первую вину — незаконную передачу денег в фонд республиканской партии, чтобы снять второе обвинение — лжесвидетельство суду, которое по американскому законодательству является еще более серьезным обвинением, чем первое.

Хаммер принял предложение адвоката, в итоге приговор гласил: 3 тысячи долларов штрафа и один год условного осуждения. И хотя приговор был, по существу, символическим, но он лишал Хаммера реализовать мечту всей его жизни — стать Нобелевским лауреатом, так как, по этическому регламенту Нобелевского комитета, лица, осужденные по уголовным статьям, кроме правозащитников и диссидентов, к конкурсу не допускались.

12 октября 1990 года, когда Арманд Хаммер вступил в столетие своей жизни, рентген показал, что он поражен неизлечимым видом рака.

10 декабря 1990 года Арманд Хаммер последний раз глянул на окружавшую его реальность и отбыл в мир иной.

Даже мертвый Арманд Хаммер не переставал преподносить сюрпризы. Когда вскрыли его завещание, оказалось, что единственным наследником он назначил своего сына Юлиана, которому оставил целых… 15 тысяч долларов.

Оскорбленный, тот не явился на похороны отца, как и большинство других родственников, в такой же степени уязвленных и обманутых покойным.

Но самый большой сюрприз ожидал окружающих впереди.

Когда воедино были сведены дебет с кредитом, то оказалось, что Арманд Хаммер должен государству и кредиторам сумму в два раза превышавшую ту, в которую могло быть оценено все его имущество!

«Нос» кубанского Кулибина

Ну скажите, кто из нас, увидев в магазине бытовую новинку, станет выяснять, кто ее изобрел? Мы настолько привыкли ко всякого рода техническим новшествам, которые существенно облегчают нам жизнь, что не задумываемся об истории их появления. А зря! Порой она оказывается занимательнее иного триллера. Возьмем тот же АОН — автоматический определитель номера. Вот уж вещь с прошлым! Знаю не понаслышке, ибо создал этот прибор краснодарец Сеня Гендлер еще в 1976 году.

«Жизнь» этого поистине сенсационного изобретения у всех на виду — без него мы уже не можем обойтись и дня. А вот изобретатель за свое открытие поплатился исключением из института…

19 ноября 1976 года в Комитете ВЛКСМ Краснодарского политехнического института творилось невообразимое столпотворение. И было из-за чего. Из Управления КГБ по Краснодарскому краю поступило строжайшее указание «разобрать на общем собрании института поведение комсомольца Семена Мееровича Гендлера, вступившего из меркантильных побуждений в преступную связь с сотрудником посольства США в Москве и пытавшегося продать ему свое изобретение — телефон».

Чем отличался от своих собратьев изготовленный Гендлером телефон и какой ущерб обороноспособности СССР мог он нанести, попади в руки американцев, краснодарские сотрудники КГБ не объяснили, поэтому институт полнился самыми невероятными слухами.

Некоторые студенты-фантазеры договорились даже до того, что Гендлер изобрел такой телефонный аппарат, который с помощью лазерной приставки способен посылать смертоносные импульсы. Изобретатель якобы намерен был лишить жизни всю краснодарскую краевую партноменклатуру.

Изобретение АОН Гендлера открывало широкие возможности для советской контрразведки

Семен еще на первом курсе института стал искать среди студентов единомышленников, которых можно заразить своей идеей усовершенствования телефонного аппарата.

Неутолимый изобретательский зуд толкнул Семена в Москву, где в феврале 1976 года проходила американская выставка «Средства связи США». Там на совсем юного и неискушенного Гендлера свалилась «Божья благодать» во плоти руководителя стенда телефонных аппаратов Грига Стефаноффа. Впрочем, эта работа была его официальным прикрытием. На самом деле кадровый офицер ЦРУ прибыл в СССР по линии технической разведки.

Отменный психолог, к тому же прекрасно владевший русским языком,

Стефанофф сразу обратил внимание на тщедушного мальчишку, который каждый день выстаивал очередь за билетом, чтобы попасть на выставку, и покидал ее с закрытием, волоча подмышкой кипу красочных проспектов.

Следуя требованиям конспирации, встречаться с Гендлером за пределами выставки Стефанофф не стал — пригласил паренька как обычного посетителя в свой малюсенький кабинет за стендом и там провел прикидочную беседу.

В разговоре с разведчиком Семен ограничился замечанием, что его способ усовершенствовать телефонный аппарат произведет фурор в мире техники, а само новшество может иметь неограниченные возможности. В частности, может быть использовано и в военных целях. Проблема заключалась лишь в том, что он испытывал дефицит в технической литературе.

Стефанофф вызвался снабдить Гендлера необходимой литературой, но при одном условии: изготовленный Семеном аппарат он должен увидеть первым. Получив согласие, американец предложил конспиративный способ пересылки в Краснодар материалов и в заключение вручил изобретателю 1000 рублей.

Ближайшие полгода Гендлер исправно получал из Минска, Киева, Москвы и Ленинграда бандероли с американской технической литературой, благодаря чему сумел в кратчайшие сроки материализовать свою идею и создать АОН — автоматический определитель номера, — назвав его «НОС» («Номер определяет Семен»). Своими успехами он, как всякий первооткрыватель, ищущий признания, не мог не похвастать перед друзьями. Более того, он продемонстрировал, как действует созданный им аппарат.

В порыве обуявшей его откровенности Семен рассказал друзьям историю знакомства с Григом Стефаноффым, сообщил о конспиративном способе получения от него технической литературы и данном обещании первым ознакомить его с результатами своей работы. Для этого он завтра вылетает в Москву…

Друзья были единодушны в своем вердикте:

— Ты, Сеня, в благородство играешь, а ведь есть еще и КГБ, который уж никак не оценит твоих творческих порывов, а попросту отберет аппарат, да еще и, не дай Бог, статью пришьет за связь с иностранцем. Впрочем, изобретение твое, поэтому поступай, как знаешь, как велит тебе совесть. Но посетить ВОИР в Москве ты обязан. С Богом!

На другой день Семен конечно же никуда не улетел, а оказался на нарах специзолятора Краснодарского управления КГБ. Но для родителей и друзей он находился в столице.

Впрочем, в Белокаменную Гендлер все-таки попал. Под охраной двух сотрудников КГБ. Из Краснодара какая-то светлая голова сумела убедить руководство центрального аппарата КГБ СССР в целесообразности использования против американцев изобретения краснодарского Кулибина.

На некоторое время Семена даже прикомандировали к 12-му отделу КГБ, а его изобретением занялась целая бригада специалистов, которым понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, какие преимущества и перспективы сулило открытие Гендлера. Речь прежде всего шла о колоссальной экономии сил и средств. Ведь аппарат Гендлера был способен устанавливать не только номер позвонившего, но и номер телефонной будки, и даже из какого города поступил звонок. Чудеса, да и только.

Разумеется, изобретение Гендлера было засекречено. В Краснодар было направлено указание изъять у «кубанского Кулибина» всю техническую документацию по АОН, а его самого подвергнуть «профилактике» на комсомольском собрании, дабы другим неповадно было вступать в несанкционированные контакты с иностранцами.

В один прекрасный день заместитель американского посла в Москве вызвал к себе коменданта здания посольства и всех строений, являвшихся собственностью Соединенных Штатов в советской столице, и вручил ему список номеров телефонов, которые с того утра начали работать в американской дипмиссии.

— А как же старые? — поинтересовался комендант.

— Ричард, о старых можете забыть. Советы их попросту отключили. Взамен они предлагают нам пользоваться теми, которые указаны в списке. Судя по всему, русские придумали какой-то технический трюк или реализуют против нас более изощренную операцию, как знать… Время покажет.

И время «показало»: в течение шести месяцев Комитету государственной безопасности с помощью аппарата Гендлера удалось выявить и установить более 50 «доброжелателей» из числа москвичей и иногородних, регулярно информировавших американцев о всякого рода ЧП, происходивших на советских промышленных предприятиях, объектах транспорта и связи. Поставляемые ими сведения использовались в передачах радиостанций «Голос Америки», «Радио Свобода», «Голос Израиля», «Немецкая волна».

Вместе с тем основная цель, для которой использовалось гендлеровское изобретение, так и не была достигнута — в сети КГБ не попал ни один агент противника. Американцы слишком дорожили агентурой из числа советских граждан, чтобы давать им номера своих рабочих телефонов или квартир. Для этого они использовали другие способы связи.

А что же Семен Гендлер? Его так и не восстановили в институте. С началом перестройки он стал «бойцом кооперативного движения», а затем перебрался в США и занялся разработкой и продажей в Китай компьютерных программ.

Шпионские балы-маскарады

В конце 1980-х — начале 1990-х годов американским и английским разведчикам, действовавшим в Москве под прикрытием посольств, была присуща одна характерная деталь: пристрастие к маскарадам.

Майкл Селлерс изменял свою внешность с помощью парика и накладных усов

Да, мир разведки во многом схож с театром, и один из постулатов сцены, будь то подмостки театра или разведки, гласит: «Не повторись!» Однако ЦРУ, в отличие от СИС, вопреки этой заповеди камуфлирование своих сотрудников поставило на поток.

Долгое время сотрудники московской резидентуры ЦРУ, действовавшие под дипломатическим прикрытием, проводя явки со своими осведомителями из числа советских граждан, повально использовали манекены. Справедливости ради надо признать, что это «секретное оружие» какое-то время приносило противнику успех.

Еще одно антиконтрразведывательное средство, используемое офицерами-агентуристами, американцы назвали «Джек в коробке». На жаргоне «наружки» КГБ — «Трюк с манекеном».

«Трюк с манекеном» действовал по следующей схеме.

Выйдя из здания посольства, сотрудник резидентуры садился в машину вместе со своей женой (или с другим сотрудником). Жена — за рулем, разведчик рядом. Под ним — небольшая коробка. За несколько часов до встречи они выезжали на проверочный маршрут. Следуя по нему, в заранее намеченном месте машина после ряда поворотов на несколько секунд выпадала из поля зрения сыщиков наружного наблюдения, то есть оказывалась в «мертвой зоне». Не медля, разведчик, вышедший на встречу с агентом, катапультировался из машины и исчезал в первой попавшейся подворотне. Жена же активировала «Джека» — нажимала кнопку, и… о чудо! Из коробки мгновенно выпрыгивал манекен, чей силуэт был как две капли воды схож с покинувшим машину мужем, то бишь разведчиком. Резиновая кукла, заполненная сжатым воздухом, выглядела абсолютно правдоподобно. Женщина, сидящая за рулем, чтобы окончательно ввести в заблуждение следующую за ней «наружку», начинала имитировать беседу, поворачивая голову куклы с помощью незамысловатого устройства. Лишь подъехав к дому, где проживали сотрудники американского посольства, она на глазах у ошеломленных сыщиков выпускала воздух из манекена и упаковывала его в коробку. Все, партия выиграна!

Бойцы наружного наблюдения, конечно, понимали, что второго разведчика они потеряли, но установить его местонахождение до его появления дома или в посольстве не могли.

Тем временем американец, надев фуфайку и нахлобучив кепку до носа, пешком и в городском транспорте, проверившись и убедившись в отсутствии «хвоста», добирался до места встречи. Проведя явку, разведчик возвращался домой или в посольство.

К 1990 году в посольство США в Москве были доставлены девять машин с затемненными стеклами. Более того, разведчиков резидентуры снабдили не только манекенами, имитировавшими сотрудников посольства, но и резиновыми масками для лиц, наподобие тех, которыми пользовался Фантомас в небезызвестном французском фильме.

Зачем, спрашивается, все эти манекены, маски?

Американские разведчики рассчитывали с их помощью водить за нос нашу службу наружного наблюдения. Например, манекен разведчика-агентуриста, который должен был провести конспиративную встречу со своим агентом, демонстративно вывозили в какой-нибудь отдаленный район Москвы в обычной машине. Сам же офицер-агентурист в автомобиле с затемненными стеклами уезжал в противоположном направлении. С этой же целью, чтобы сбить с толку «наружку», использовались и маски.

Маскарадные пристрастия американских разведчиков были различными. К примеру, бывший второй секретарь посольства США Майкл

Селлерс изменял свою внешность с помощью парика и накладных усов. Его коллега, работавший в такой же должности, любил наряжаться под рабочего и носил темные очки. А один из атташе даже переодевался в женское платье — в таком наряде он проводил шпионские операции. Наши разведчики наружного наблюдения по этому поводу шутили: «Опять появилась эта дама приятной внешности, значит, на серьезное дело идет!»

В анналах советской контрразведки хранится уникальный трюк по отрыву от «хвоста», к которому прибег английский разведчик Филипп Джеймс Вуд, прибывший в Москву для проведения агентурных акций.

В Шереметьево-2 Вуда встречали сотрудники наружного наблюдения. Для простоты переговоров по рации и для их зашифровки иностранцу оставили псевдоним, под которым он проходил в материалах оперативной разработки, — «Английский дуб» или просто «Дуб».

Филипп Вуд вышел из здания аэропорта, одной рукой неся объемистую коробку в подарочной упаковке, другой — спортивную сумку. Делая вид, что протирает очки, огляделся, отошел в тень.

В следующее мгновение произошло то, что заставило ветеранов службы наружного наблюдения сначала оторопеть, а в последующем относиться к подопечному с профессиональным уважением.

Вуд сорвал красочную обертку и вынул из коробки… раскладной велосипед. Тренированным движением приторочил к нему колеса, перебросил через плечо спортивную сумку и покатил в сторону Москвы. Стало ясно, что Вуду необходимо наверняка оторваться от хвоста. Значит, либо по дороге в Москву у него намечен контакт с агентом, либо он должен обработать тайник.

Пустая коробка как памятник изобретательности английской разведке возвышалась на тротуаре.

В оперативном гардеробе есть все: от парика и телогрейки до макинтоша и тюбетейки, но чтобы велосипед! Не в Китае или Вьетнаме живем. Сотрудники наружного наблюдения ведь либо пешком, либо на машине передвигаются.

Езду на автомобиле со скоростью 10 километров в час, как и бег за велосипедистом в цивильных костюмах, с большой натяжкой можно назвать скрытым наблюдением.

В день прилета эмиссара в системе КГБ был спортивный день, а до спорта разведчики наружного наблюдения неизменно были охочи. Потому под рукой кстати оказались спортивные костюмы общества «Динамо».

Размеренно крутит педали не то — дачник, не то — обходчик. Не отрываясь, бегут за ним «спортсмены-динамовцы» — два бойца наружного наблюдения с переговорными устройствами размером с газовую зажигалку. Нажатие рычажка в одну сторону — слушают тебя коллеги в машине, в другую — ты слышишь.

Километр-полтора бегут одни, нырок в машину — и на дистанции уже другая пара. А со стороны все выглядит естественно: тренируются спортсмены, а тренер — на велосипеде. Да и для Вуда все выглядит естественно. Ведь где только не бегают спортсмены: и в Англии, и в Штатах, и у них — в России!

Так, попеременно с коллегами из машин сопровождения иностранного разведчика и довели до Химок. Доезжает Филипп Вуд до телефонной будки, входит, достает жетон…

Разведчики, да еще английские, в наших телефонных будках не прячутся. Раз уж они прибегают к велосипедным ухищрениям, значит, звонить будут не в посольство. А не попробовать ли выяснить: кому звонок, о чем речь? Тем паче что в руках мощнейшее приемо-передающее устройство.

Стоит в телефонной будке мужик, а мимо пробегает запыхавшийся «спортсмен-динамовец». Протягивает руку внутрь (где вы видели стекла в химкинских телефонных будках?), хлопает мужика по плечу: «Мужик! Наши не пробегали?»

Мужик тот — Филипп Вуд — не понял сначала. Он ведь «на связь выходит». Находится, так сказать, при исполнении.

«Кто наши?» — задает закономерный вопрос английский разведчик, мысленно ощутив холод наручников на своих запястьях.

«Ну наши! Динамовцы!» — отвечают британцу разведчики.

Тут Вуд успокаивается, понимая, что еще не «вяжут». Отвечает: «Нет! Не пробегали!»

Этих мгновений было достаточно, чтобы второй «динамовец» подбросил в будку свое приемо-передающее устройство, связанное с магнитофоном в машине. Все остальное было в буквальном смысле делом техники: и комбинация набранного Вудом номера, и сам разговор были записаны.

Отзвонившись, «Дуб» покатил в сторону Первопрестольной, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к общественным видам транспорта.

Бригады слежения вызвали подмогу, так как «спортсмены-динамовцы» выдохлись, да и бежать по городу в трусах как-то не к лицу офицерам контрразведки.

Не прошло и десяти минут, как вокруг велосипедиста, двигавшегося по Ленинградскому шоссе, уже водили хоровод семь оперативных машин, стремясь не выпустить объект из поля зрения и в то же время не «засветиться». Работать пришлось, выражаясь спортивным языком, «на грани фола».

Смекалки «наружному наблюдению» не занимать — они предложили связаться с постом ГАИ, чтобы там под предлогом создания им аварийной ситуации его лишили средства передвижения, ну хотя бы выкрутили из колес ниппеля. Проблем в реализации «варианта Ниппель» возникнуть не могло. Гаишники — ребята чуткие, всегда готовы откликнуться на призыв контрразведчиков о помощи. Надо — изловчатся придраться даже к телеграфному столбу, слишком близко, мол, стоишь к проезжей части. Да и осложнениями международной обстановки «вариант Ниппель» чреват не был, так как железный конь дипломатического номера не имел.

Однако руководитель оперативной разработки «Дуб» категорически запретил любые действия, препятствующие движению объекта: «Если кто-то попытается помешать гонщику из Англии занять призовое место в Лефортово — погон тому не сносить! Он только этого и ждет. Проколют шины, значит, следят. А это уже не ему — нам “прокол”. Пусть “двухколесный” считает, что “хвост” у него чистый. Пусть упивается триумфом. У нас будет время расквитаться с ним за наши мытарства!»

Людям, далеким от разведывательной деятельности, рассказанный выше эпизод с велосипедным трюком может показаться глупостью или потугами на оригинальность чудака из разведки. В лучшем случае — импровизацией. Профессионалам же хорошо известно, что импровизации отведен самый дальний уголок на дне шпионского ранца. Д а-да, в реальной разведывательной деятельности возможностей для импровизации гораздо меньше, чем могло бы показаться. Более того, при ближайшем ознакомлении с разведывательным ремеслом убеждаешься, что места в нем для импровизации просто не остается, так как все заранее просчитывается, расписывается, а иногда и не раз обыгрывается в условиях, приближенных к боевым. Об этом мы и постарались рассказать в представленных выше очерках. И конечно же все согласовывается и утверждается вышестоящим, кстати, не всегда разделяющим вашу точку зрения, начальством.

Другое дело — контрразведка. И чтобы понять и принять ее суть, достаточно одного примера: велородео английского разведчика Филиппа Вуда и ответа на него сотрудников «наружки».

Действительно, когда бы это сыщики успели просчитать, а просчитав, завизировать у руководства и получить «добро» своим действиям?! Слишком дорого могли бы обойтись контрразведке и государству, которое ей доверило свою безопасность, всевозможные визирования и согласования. А за отсутствие дара импровизации пришлось бы заплатить сполна…

И все-таки наши парни утерли нос высокомерным крючкотворцам из Сикрет интеллидженс сервис, убежденным в собственном превосходстве. Просчитанному англичанами сюрпризу противопоставили свой — импровизированный! Ведь, обнаружь Вуд за собой слежку, он не стал бы звонить из будки в Химках. Раз звонил — значит, был совершенно уверен, что неподконтролен.

Из когорты легендарных

Чаще всего разведчиков называют легендарными вопреки их воле, так как им, как правило, выпадает судьба становиться известными разве что в случае провала или предательства. Такое, например, случилось почти шестьдесят лет тому назад с Вильямом Генриховичем Фишером (Рудольфом Ивановичем Абелем), который был арестован в США и о котором мы рассказали в одном из предыдущих очерков.

Родина никогда не бросала своих разведчиков в трудную для них минуту Они всегда знали, что Москва придет к ним на помощь. Об этой уверенности наглядно свидетельствует эпизод из оперативной деятельности видных советских разведчиков Конона Молодого и Джорджа Блейка.

3 мая 1961 года в Лондоне, в знаменитом уголовном суде высшей инстанции Олд Бейли, началось слушание уголовного дела о шпионаже в пользу Советского Союза сотрудника британской разведки МИ-6 Джорджа Блейка. Процесс носил закрытый характер. Джордж Блейк, которого предал один из руководителей польской разведки, был признан виновным по пяти пунктам обвинения и приговорен к 42 годам тюремного заключения — самому продолжительному сроку наказания в истории британского правосудия.

Буквально за полтора месяца до этого, 23 марта 1961 года, в том же суде закончился громкий судебный процесс по так называемому «портлендскому делу», в котором основным фигурантом был канадский бизнесмен Гордон Лонсдейл, приговоренный британской Фемидой к 25 годам лишения свободы.

Под этим именем в Великобритании работал кадровый советский разведчик-нелегал полковник Конон Трофимович Молодый.

Оба осужденных некоторое время содержались в лондонской тюрьме Уормвуд-Скрабс и знали друг друга. В ходе одной из прогулок в тюремном дворе между Молодым и Блейком состоялся разговор, который последний запомнил на всю жизнь. В своей обычной оптимистичной манере Молодый сказал Блейку:

— Я не знаю, что произойдет с нами дальше, но в одном я уверен: мы с вами будем в Москве в 1967 году на праздничном параде в честь 50-летия Октябрьской революции.

Это звучало фантастично в то время, когда разведчики только начинали отбывать длительные сроки тюремного заключения. Но оказалось, что Молодый был прав.

О некоторых операциях советских органов государственной безопасности по оказанию помощи своим сотрудникам, попавшим в беду, и возвращению их на родную землю мы и хотим рассказать в заключительной главе нашего повествования.

Один из активистов Коминтерна Исидор Мильграм в марте 1921 года был направлен на работу в Иностранный отдел ВЧК. В свои 25 лет он уже был опытным подпольщиком, приобрел навыки нелегальной работы. Он свободно владел немецким, голландским, английским и польским языками. Первым ответственным разведывательным заданием для Мильграма в ИНО ВЧК было участие в составе советской делегации, возглавляемой М.М. Литвиновым, в Гаагской конференции 1922 года. Мильграм сумел успешно справиться с задачами, поставленными перед ним Москвой.

В 1923–1924 годах Исидор Мильграм находился на нелегальной работе в Германии. Его деятельность получила самую высокую оценку Центра.

С декабря 1924 года Исидор Вольфович Мильграм являлся помощником «легального» резидента ОГПУ в Греции. В стране находился под именем Оскара Миллера и под прикрытием должности сотрудника полпредства СССР. Добился конкретных вербовочных результатов.

29 декабря 1925 года Исидор Вольфович был арестован сотрудниками Асфалии (так называлась в те годы греческая служба безопасности. — Авт.) во время встречи с источником, который был выдан контрразведке провокатором. На квартире Мильграма был произведен тщательный обыск.

Три месяца Мильграм провел в тюрьме, где подвергался интенсивным допросам. И все это время Центр активно занимался решением вопроса о его освобождении.

Вскоре состоялся обмен Мильграма на второго секретаря греческого посольства, «вовремя» арестованного в Москве. По сути, это был первый обмен арестованного за границей советского разведчика на его иностранного коллегу, арестованного в СССР, в только начинавшей отсчет времени истории советской внешней разведки.

Поведение разведчика в заключении было признано Центром «мужественным и исключительно достойным».

Упоминавшийся выше советский разведчик-нелегал Конон Молодый, проживавший в Лондоне под именем Гордон Лонсдейл, был арестован английскими спецслужбами в результате предательства 7 января 1961 года.

При аресте Молодый держался подчеркнуто невозмутимо. На судебном процессе он отлично контролировал себя, не позволял себе расслабиться ни на минуту, следил за своими жестами, выражением лица, чувствуя, как внимательно за ним наблюдает зал.

В заключительном заявлении на суде Молодый взял на себя всю вину, пытаясь освободить от обвинения в шпионаже сотрудников своей резидентуры.

Лондонская газета «Обсервер», оценивая поведение Молодого на процессе, писала: «В Лонсдейле было что-то настолько профессиональное, что возникало лишь чувство восхищения. И если хоть один человек был патриотом и жил ради своего долга, то это — он».

Молодый был приговорен к 25 годам тюремного заключения. Во время ареста, следствия и судебного процесса он вел себя стойко и мужественно, не выдав противнику никаких секретов. За исключением двух источников, о которых стало известно британской контрразведке, резидентура Молодого так и осталась не раскрытой англичанами.

В ноябре 1962 года Молодый прочитал в одной из лондонских газет сообщение об аресте в СССР по обвинению в шпионаже английского коммерсанта Гревилла Винна. Это известие породило у него вполне обоснованные надежды на возможный обмен. Его коллеги по работе в Москве активно работали в этом направлении.

В 1964 году английские власти согласились обменять советского разведчика на сотрудника британских спецслужб Гревилла Винна, арестованного в Москве.

После возвращения на Родину Молодый работал в центральном аппарате внешней разведки.

Американец Моррис Коэн активно сотрудничал с советской разведкой с 1938 года, его жена Леонтина — с 1941 года. Являлись агентами-связниками нью-йоркской резидентуры НКВД: обеспечивали конспиративную связь с рядом наиболее ценных источников. В период Второй мировой войны Моррис участвовал в боевых действиях против немцев в Европе. Леонтина принимала непосредственное участие в операции по получению секретных документов, касающихся создания атомного оружия в США.

В начале 1949 года супруги Коэны были включены в состав резидентуры разведчика-нелегала Вильяма Фишера (Рудольфа Абеля). В 1951–1954 годах находились в Москве, где проходили специальную разведывательную подготовку

В 1955 году супруги выехали в Англию в качестве сотрудников резидентуры разведчика-нелегала Конона Молодого. В Англии проживали под видом новозеландских бизнесменов Хелен и Питера Крогер. В купленном ими доме в районе базы ВВС в пригороде Лондона Нортхолте супруги организовали радиоквартиру для связи с Центром.

В январе 1961 года из-за предательства сотрудника польской разведки М. Голеневского, завербованного ЦРУ, супруги Крогеры-Коэны были арестованы и приговорены к 20 годам тюремного заключения.

В результате проведенной Центром операции по вызволению своих сотрудников в августе 1969 года супруги были обменены на арестованных в СССР агента британских спецслужб Джеральда Брука и двух наркоторговцев — подданных Великобритании и прибыли в Москву. До конца своих дней они работали в подразделении нелегальной разведки Центра.

15 июня 1996 года Указом Президента Российской Федерации за успешное выполнение специальных заданий по обеспечению государственной безопасности в условиях, сопряженных с риском для жизни, проявленные при этом героизм и мужество звание Героя России было посмертно присвоено замечательной советской разведчице-нелегалу Леонтине Коэн.

Несколько ранее, 20 июля 1995 года, такого же высокого звания был посмертно удостоен другой легендарный советский разведчик-нелегал Моррис Коэн — муж и боевой товарищ Леонтины.

В галерее разведывательной славы нашей страны, ставшей для них второй родиной, Моррису и Леонтине Коэн принадлежит видное место. Убежденные интернационалисты, Коэны внесли значительный вклад в установление ядерного паритета и делали все возможное, чтобы «холодная война» не переросла в «горячую».

Зимней ночью 17 февраля 1969 года в районе КПП Херлесхаузен на государственной границе между двумя Германиями произошло событие, которое не освещалось в отечественных и зарубежных средствах массовой информации того времени: состоялся обмен суперагента советской разведки Хайнца Фельфе сразу на 21 агента разведок ФРГ и США. Для их доставки к месту обмена спецслужбам Германской Демократической Республики потребовался целый автобус. Среди них 18 человек являлись агентами западногерманской разведки, отбывавшими наказания в тюрьмах ГДР, а трое других западных немцев были пойманы с поличным в СССР и осуждены за шпионаж в пользу США.

Хайнц Фельфе был арестован в 1961 году и приговорен западногерманским судом к 15 годам тюремного заключения. Кстати, столь суровое наказание не получал в Федеративной Республике Германии ни один агент иностранной спецслужбы.

Можно с уверенностью сказать, что для советской внешней разведки Хайнц Фельфе в Западной Германии значил то же самое, что и знаменитый разведчик Ким Филби в Великобритании. Благодаря Фельфе на протяжении свыше десяти лет все секреты возглавляемой Рейнхардом Геленом разведки ФРГ становились известны Лубянке.

На границе Хайнца Фельфе встречали представители советской разведки и МИД ГДР. Для него это было не только освобождением, но и началом жизни в новом мире.

Являясь координатором работы Федеральной разведывательной службы Германии (БНД) против официальных представительств и разведок СССР на территории ФРГ, Хайнц одновременно согласовывал ее акции с другими спецслужбами Федеративной Республики (с Федеральным ведомством по охране конституции — БФФ, разведкой бундесвера), а также с коллегами из стран НАТО. Благодаря этим контактам, Фельфе заблаговременно становились известными многие операции, затеваемые западными спецслужбами против советских представительств и их сотрудников в Европе. Поступавшие от источника сведения о готовящихся провокациях против советских граждан позволяли Москве успешно срывать их.

Аресты Хайнца Фельфе и других членов его разведывательной группы, долгие годы работавших в БНД, 6 ноября 1961 года вызвали в ФРГ крупный политический скандал. Журнал «Штерн» писал тогда: «Благодаря Фельфе Советский Союз знал все, что происходит в БНД. С помощью двух фотоаппаратов он фотографировал все проходящие через него документы. Ежемесячно курьер доставлял в Берлин отснятые пленки и минимагнитные кассеты, спрятанные в атташе-кейсе с двойным дном. Всего Фельфе передал Советскому Союзу свыше 15 тысяч фотокопий секретных документов. Разведцентр в Пуллахе был полностью дезорганизован».

Следствие по делу Фельфе длилось полтора года. В его допросах принимали участие сотрудники БНД и вездесущего ЦРУ США. В ходе следствия Хайнц держался стойко, признавал только неоспоримые улики, которые удалось получить следователям. Судебный процесс над Фельфе и его группой начался 8 июля 1963 года и продолжался две недели. Разведчик был приговорен к 15 годам тюремного заключения и помещен в тюрьму Штраубинг в Баварии.

Но и в тюрьме БНД не оставила в покое разведчика. В январе 1968 года ее представитель встретился с Фельфе и предложил ему свободу, издание мемуаров с выплатой гонорара в размере полумиллиона марок при условии, что он после выхода из тюрьмы согласится обосноваться в одной из нейтральных стран и навсегда откажется от поездок в страны Варшавского договора.

Фельфе отверг предложения представителя БНД, справедливо полагая, что за этим стоит попытка сорвать его обмен и выезд в ГДР. В то же время советская разведка делала все возможное для вызволения Фельфе, и час его освобождения неумолимо приближался. 16 февраля 1969 года он был приглашен к директору тюрьмы, который сообщил, что на следующий день его обменяют на группу западных немцев, отбывающих наказание в Восточной Германии…

В 1959 году выпускнику Московского государственного института международных отношений Алексею Козлову предложили работать во внешней разведке органов государственной безопасности и стать разведчиком-нелегалом. После интенсивной подготовки он уже в конце 1962 года выехал на боевую работу за границу.

Разведчику пришлось работать в ряде стран Западной Европы, Ближнего Востока и Африки. В первой половине 1970-х годов он начал работать по кризисным точкам: обосновавшись в одной из западноевропейских стран, выезжал для сбора информации в страны, с которыми СССР не имел дипломатических отношений и где возникали кризисные ситуации.

Алексей Козлов

В 1980 году в результате предательства сотрудника внешней разведки Гордиевского Козлов был арестован в Йоханнесбурге. Месяц провел во внутренней тюрьме контрразведки ЮАР в Претории, подвергаясь постоянным пыткам. Затем — шесть месяцев в камере смертников в центральной тюрьме Претории. В 1982 году был обменен на одиннадцать человек — десять западных немцев и одного офицера армии ЮАР.

После четырех лет пребывания в Центре Козлов вновь выехал на боевую работу за границу, которая продолжалась десять лет. В Москву возвратился в 1997 году.

В 1999 году Указом Президента России Козлову было присвоено почетное звание Заслуженный сотрудник органов внешней разведки Российской Федерации. А 2000 году за мужество и героизм, проявленные при выполнении специальных заданий, полковник Козлов Алексей Михайлович был удостоен высокого звания Героя Российской Федерации.