Глава VII

Покончив со всеми наставлениями Сиппенсу и выяснив, что для ликвидации чикагских дел ему необходимо будет съездить в Нью-Йорк, чтобы обсудить кой с кем из финансистов, каким образом реализовать хотя бы некоторую часть своих владений, Каупервуд, естественно, вернулся мыслью к Беренис: как бы устроить так, чтобы поехать с ней вместе и жить под одной крышей, не привлекая к себе излишнего внимания?

Разумеется, он представлял себе гораздо яснее, чем Беренис, какая длинная цепь вместе пережитых событий и установившихся привычек связывала его с Эйлин в большей мере, чем с кем-либо другим. Это было нечто такое, чего Беренис была не в состоянии себе представить, тем более что она уже давно догадывалась о его пылких чувствах к ней. Для Каупервуда было совершенно очевидно, что, во избежание скандала, с Эйлин надо держаться только одной тактики – тактики умиротворения и обмана. Всякий другой способ действий был бы чрезвычайно рискованным, в особенности если у него выйдет что-нибудь с этой затеей в Лондоне, и тем более сейчас, после всей этой скандальной шумихи в связи с созданными им компаниями и чересчур смелыми приемами, к которым он прибегал в Чикаго. Ведь его обвиняли во взяточничестве и чуть ли не в подрыве общественных устоев. И навлечь на себя сейчас обвинение в безнравственности или угрозу какой-нибудь публичной выходки со стороны Эйлин – а она способна в газеты сообщить о его отношениях с Беренис, – это было бы уж совсем из рук вон плохо.

Кроме того, Каупервуда беспокоило еще одно обстоятельство, которое также могло повести к неприятностям с Беренис: это его отношения с другими женщинами. Кое-какие из его прежних связей еще не совсем оборвались. С Арлет Уэйн можно было считать дело поконченным, да и с несколькими другими он встречался лишь крайне редко. Но оставалась еще Керолайн Хэнд, жена Хосмера Хэнда, крупного чикагского воротилы, чей капитал был вложен в железные дороги и мясоконсервные компании. Когда Каупервуд познакомился с Керолайн, она была совсем юной и мало походила на замужнюю даму. Хэнд развелся с нею из-за Каупервуда, но закрепил за Керолайн недурной капитал. Она и сейчас еще была очень привязана к Каупервуду. Он купил ей дом в Чикаго и на протяжении своей ожесточенной борьбы за место среди чикагских дельцов часто бывал у нее – ведь он в то время был совершенно убежден, что Беренис никогда его не полюбит.

Теперь Керолайн собиралась переехать в Нью-Йорк, она хотела быть поближе к нему, когда он окончательно развяжется с Чикаго. Керолайн была неглупая женщина, не ревновала его – во всяком случае, никогда не показывала своей ревности. Она была очень хороша собой, только одевалась немного чересчур вызывающе. Веселая, остроумная, она всегда умела привести его в хорошее настроение. Ей минуло тридцать, но на вид ей можно было дать двадцать пять, а в живости она, пожалуй, могла бы поспорить с двадцатилетней. Вплоть до самого последнего времени, когда неожиданно появилась Беренис, и даже и теперь, хотя Беренис этого и не знала, Керолайн устраивала у себя приемы и рассылала приглашения всем, кого Каупервуду нужно было видеть. Вот об этом-то особнячке на Северной стороне и упоминалось в чикагских газетах, когда в прессе поднялась кампания против Каупервуда. Керолайн всегда говорила ему, что, если он когда-нибудь ее разлюбит, он должен честно сказать ей об этом, и она не станет его удерживать.

Раздумывая теперь о своих отношениях с нею, Каупервуд спрашивал себя: а что, если поймать ее на слове, поговорить с ней откровенно и расстаться? Но даже при всей его любви к Беренис такой шаг казался ему все же рискованным. Не лучше ли пока повременить, а потом, может быть, ему как-нибудь удастся объясниться и с той и с другой? Но, во всяком случае, его отношения с Беренис надо оградить от всего этого: ведь он поклялся принадлежать ей одной и, насколько в его силах, должен сдержать свою клятву.

Но главным источником его беспокойства все-таки оставалась Эйлин. Ему невольно вспоминались все те события и случайности, которые привели их к такому длительному, прочному союзу. Какая это была бурная, неистовая любовь, когда она явилась к нему в Филадельфии, и как это потом печально обернулось для него, ибо эта история сыграла тогда немалую роль в его первом финансовом крахе! Веселая, безрассудная, влюбленная Эйлин, как пылко она отдавала ему всю себя, как жаждала получить взамен вечную привязанность, такую, какой любовь за всю историю своего сокрушительного шествия еще никому не давала! Даже и теперь, после стольких лет и всяких любовных историй в его – да и в ее – жизни, она все такая же, не изменилась. И все так же любит его.

– Знаешь, дорогая, – сказал он Беренис, – я эти дни все думаю об Эйлин, и мне, право, очень жаль ее. Подумай только, одна, в этом огромном доме в Нью-Йорке, никаких сколько-нибудь интересных знакомых, так, какие-то лоботрясы вертятся около нее: таскают ее по ресторанам, устраивают кутежи да попойки, выманивают у нее деньги, потому что, разумеется, платит за все она. Я это знаю от слуг, они мне и сейчас преданы.

– Все это, безусловно, трагично, – отозвалась Беренис, – но я понимаю ее.

– Мне вовсе не хочется быть жестоким по отношению к ней, – продолжал Каупервуд, – ведь, в сущности, кругом виноват я. Знаешь, мне пришло в голову: а что, если подыскать какого-нибудь такого приятного молодого человека из нью-йоркского общества, ну, разумеется, не из высших кругов, но вполне приличного молодого человека, который за известное вознаграждение взялся бы познакомить ее с интересными людьми, ходил бы с ней в театры, – словом, развлекал ее? Разумеется, я говорю это не в таком смысле… – Он посмотрел на Беренис, и губы его искривились невеселой улыбкой.

Беренис слушала его с самым невозмутимым видом, и по ее лицу нельзя было догадаться, как она обрадовалась оттого, что их мысли совпали. У нее только чуть дрогнули уголки губ и глаза вдруг расширились.

– Не знаю, – осторожно протянула она, – может, на свете и бывают такие молодые люди…

– Да ими хоть пруд пруди, – деловито продолжал Каупервуд. – Но, конечно, это должен быть американец. Эйлин терпеть не может иностранцев – я имею в виду поклонников иностранцев. Но я знаю одно: если мы хотим, чтобы у нас все шло мирно и мы с тобой могли свободно передвигаться, надо что-то придумать и как можно скорей.

– Мне как будто припоминается один такой человек, и, пожалуй, он мог бы подойти, – задумчиво промолвила Беренис. – Его зовут Брюс Толлифер. Он из виргинских и южнокаролинских Толлиферов. Ты, может быть, даже знаешь его.

– Нет. Но это действительно такой тип, какой я имею в виду?

– Очень красивый молодой человек, если ты это имеешь в виду, – продолжала Беренис. – Я с ним не знакома, видела его раз в Нью-Джерси у Дэнии Мур на теннисном корте. Эдгар Бонсиль тогда рассказал мне, что это типичный паразит, что он всегда живет на содержании у какой-нибудь богатой женщины, ну, например, у Дэнии Мур. – Беренис рассмеялась и добавила: – Мне кажется, Эдгар побаивался, как бы я не влюбилась в этого Толлифера. Он, правда, мне очень понравился, такой красивый! – И она улыбнулась с таким видом, словно для нее не имело значения, что представлял собой этот молодой человек.

– Стоит подумать! – заметил Каупервуд. – Его, наверно, прекрасно все знают в Нью-Йорке.

– Да, мне помнится, Эдгар говорил, что он часто встречает его на Уолл-стрит. Вряд ли он занимается какими-нибудь финансовыми делами, просто делает вид, что принадлежит к этим кругам. Наверно, чтобы произвести впечатление.

– Вот как! – воскликнул Каупервуд, очень довольный ее рассказом. – В таком случае я разыщу его без труда, хотя таких молодчиков много везде толчется. Да мне и самому не раз приходилось с ними встречаться.

– По-моему, в этом есть что-то постыдное, – сказала Беренис. – Ужасно, что нам с тобой приходится говорить о подобных вещах. И потом, если ты свяжешься с таким типом, какая у тебя может быть уверенность в том, что он не впутает Эйлин в какую-нибудь неприятность?..

– Но ведь я для нее же стараюсь, Беви, для ее пользы. Пойми это. Я просто хочу найти такого человека, который мог бы для нее сделать то, что ни она сама, ни я, ни даже мы с ней вместе не можем и не сумеем сделать. – Он замолчал и вопросительно посмотрел на Беренис. А она ответила ему грустным и несколько недоумевающим взглядом. – Мне нужен человек, который взял бы на себя труд развлекать и занимать ее. И я готов заплатить за это. И щедро заплатить.

– Ну хорошо, хорошо, посмотрим, – сказала Беренис и, как бы желая прекратить этот неприятный разговор, стала рассказывать о своих делах: – Я жду завтра маму – поезд приходит в час. Я уже сняла номер в гостинице «Брэндингхэм». Кстати, я хотела еще поговорить с тобой относительно Ролфи.

– А что такое?

– Да он ни к чему не пригоден. Его никогда ничему не учили. Я думаю, хорошо бы найти для него какое-нибудь дело.

– Ну насчет этого можешь не беспокоиться. Я мигом пристрою его к одному из моих компаньонов. Пусть приезжает сюда, и я направлю его к кому-нибудь в качестве секретаря. Скажу Китереджу, он ему напишет.

Беренис посмотрела на него долгим взглядом, растроганная его готовностью прийти ей на помощь и той легкостью, с какою он все разрешил.

– Пожалуйста, не считай меня неблагодарной, Фрэнк! Ты так добр ко мне.

Загрузка...