Книга 2

Приоткрывая эту дверь, сразу замечаешь двоих – одного в белом одеянии, другого в черном, и не знаешь, кому угодить.

Часть 1

1

Он больше не оглядывался назад, торопливо спускаясь с горы, на которой едва не погиб. Теперь, когда ужас и невероятное спасение оставались позади, он с радостью шел к ним, к людям, которые были внизу горной долины. Чтобы избежать лишних вопросов, он снял с себя защитный костюм, сорвал с головы шлем, который мешал, и дышать, и думать, и жить. Он вдыхал воздух свободы – холодный, горный воздух, которым не дышал почти три года. Его легкие до краев заполнялись восторгом свежего дыхания, и теперь он хотел только одного. К ним! Его костюм свернулся в небольшой легкий сверток, превратившись в рюкзак неприметного серого цвета, внутри которого скрылись два баллона с кислородом и защитная одежда. Этот рюкзак изолировал снаряжение с остатками радиации, представляя собой надежный контейнер. Теперь он был в тонком, но очень теплом комбинезоне, так предусмотрительно найденным в убежище. Это единственное, что он удачно сделал, готовясь к побегу. Все остальное произошло спонтанно, и уже не верилось, что совсем недавно он парил на крыльях над этими горами. И так, налегке, в костюме туриста с рюкзаком за плечами он спускался с горы.

Снег после долгой бури успел затвердеть, превратившись в толстую прочную корку, и он без труда шагал. Казалось, что идти было недалеко. В горах все кажется на расстоянии вытянутой руки или короткого взгляда. На самом деле, ему нужно было преодолеть больше километра пути, прежде чем он подойдет к месту, где видел людей. А те уже растворились среди невысоких домишек, сугробов, извилистых дорожек. (Это была одна из горнолыжных стоянок – некогда курортная зона, а теперь маленькая горная деревня.) Успокаивало одно – он их не потерял, люди разошлись по домам, из труб валил дым, а запах горящих поленьев примешивался к чистому, горному воздуху. Наконец он спустился и пошел по улице. Вокруг не было ни души. Но люди были здесь, он знал это, и в его груди что-то перевернулось. Он столько времени никого не видел и теперь был снова с ними. Нет, пока не с ними, но уже совсем рядом, и от предвкушения скорой встречи, от свежего воздуха кружилась голова… В конце улочки показались две фигуры. Это была женщина и маленькая девочка. Они лопатами чистили порог дома, не обращая на него внимания. А он уже подошел и стоял всего в нескольких метрах, молчал и не мог оторвать взгляда и скрыть невероятный восторг…

2

– Что ты хочешь? – наконец спросила женщина.

– Здравствуйте, – сказал он, испугавшись собственного голоса.

– Здравствуйте, – ответила она, продолжая чистить снег, но вновь посмотрев на него, спросила:

– Чего уставился? – произнеся это, больше не отрывала от него взгляда, перестав работать лопатой. Девочка тоже удивленно на него смотрела, и он не понимал, что сделал не так.

– Я спросила, что ты хочешь и чему так радуешься? – переспросила она. И тут он понял, что стоит и дурацким образом улыбается. Собравшись с мыслями, ответил:

– Я здесь впервые. Ищу место для ночлега. Вы не подскажете – здесь есть какой-нибудь отель?

– Отель? Ты откуда свалился?

Он подумал, что действительно свалился, но как это объяснить – не знал, а еще понял, что разучился говорить. Сейчас их было как будто трое, не считая девочки. Была она, был он и еще этот голос, который невероятно ему мешал. Он слышал его со стороны.

– Что молчишь?… Откуда ты пришел?… Я тебя спрашиваю! Я тебя не знаю!

– Оттуда, – и неопределенно махнул рукой в сторону гор.

– Оттуда? – ее лицо потемнело, нахмурилось, наконец, она коротко бросила:

– Проходи, – отставила лопату, взяла за руку девочку и, переступив порог, кивком пригласила следовать за ней.

Они зашли в прихожую и, не раздеваясь, проследовали в просторную комнату. Это была гостиная довольно приличного загородного особняка – уютная отделка, обстановка, где почему-то отсутствовала мебель. Сразу понял, почему они не раздевались – в доме было немногим теплее, чем на улице. А женщина уже поднималась по лестнице, и он пошел за ними. На втором этаже было немного теплее, но и здесь они не стали снимать зимние куртки.

– Садись! – предложила она, устроившись за большим столом. Девочка села рядом с ней и смотрела на него не отрываясь.

– Как тебя зовут? – вдруг спросил он девочку.

– Она не говорит, – перебила женщина, – уже два года… Как зовут тебя и кто ты такой?

– Виктор, – ответил он, и голос его эхом отозвался от стен пустой комнаты. Поймал себя на мысли, что никак не может привыкнуть к своему голосу, а теперь еще и к этому имени, потому что около трех лет оно ему было не нужно, и он совсем о нем забыл.

– Виктор. Почти Гюго! – пробормотала женщина. – Кто ты?

– Человек. – Он не знал, что добавить еще и просто улыбался. – А как зовут вас? – наконец вымолвил он.

– Бетти, – коротко бросила она, – куда ты направлялся?

– К людям… К вам.

– Откуда ты о нас узнал? – снова насторожилась она.

– Ниоткуда. Я случайно наткнулся на ваше поселение.

– Как ты смог уйти от них? – спросила она и холодно на него посмотрела.

– Я ни от кого не уходил, просто искал людей.

Он не понимал ее агрессии, а она продолжала:

– Тогда, от кого ты пришел и откуда здесь появился.

– Если вам неприятен мой визит, я могу уйти и не буду вас беспокоить.

– Ты никуда не уйдешь, и будешь отвечать на мои вопросы.

Он не понимал, почему она так беспокоится и к чему этот допрос.

– А если я не буду отвечать? – спросил он и снова улыбнулся.

– Тогда я убью тебя, – спокойно ответила она.

Больше он не улыбался, заметив в ее глазах решимость, и понял, что она не шутит, хотя не знал, как она сделает это, но поверил на слово.

– Ты подробно мне сейчас расскажешь, откуда пришел и кто тебя послал! – повторила она.

– Подробно? Если у тебя есть два с половиной года, могу подробно, – попытался отшутиться он, подумав, что выбирать не приходится, да и нечего было ему скрывать. Он не хотел ссориться с первым же попавшимся ему человеком, тем более с женщиной, и все никак не мог отделаться от идиотской радости при виде первых, на его пути, людей. А еще подумал, что ему и говорить особенно нечего. Он же не будет рассказывать о том, как выращивал цветы, и про свою музыку, про остальное. Да и не стоило рассказывать этой уставшей, запуганной женщине о его жизни на горе. Все это имело отношение только к нему одному, поэтому его история не заняла много времени.

– Что ты столько времени делал там? – наконец, спросила она.

– Что делал? Ничего не делал. Сходил с ума…

– Повезло, – сказала она, и голос ее немного смягчился. – Как ты это можешь доказать? – снова встрепенулась она.

– То, что я не сошел с ума? – пошутил он, но сразу поправился, видимо, шуток она не понимала: – Доказать? – пойдем со мной и я покажу тебе все. Это километрах в тридцати отсюда… Только там радиация, – добавил он.

– Что в твоем рюкзаке?

Он бросил ей свой багаж, она раскрыла его и сквозь прозрачный пластик увидела костюм и баллоны с кислородом.

– Советую к этому не прикасаться. Его нужно обработать, прежде чем использовать или брать в руки. Повторяю, там была радиация.

Женщина отбросила рюкзак, который он тут же застегнул, подошла к камину, бросила туда дрова и разожгла огонь. Собственно, это были не дрова, а остатки стула, который она ловко топором разрубила на части. Вот почему здесь было так мало деревянной мебели! – понял он. Потом она снова внимательно оглядела его и, приняв какое-то решение, произнесла:

– Последи за огнем… И убери отсюда эту дрянь, – показала она на рюкзак, – будем обедать…

Допрос был окончен, больше она на него не смотрела, ничего не говорила, занимаясь своими делами. Постепенно в комнате становилось теплее, она сняла с девочки и с себя зимнюю одежду, а он, молча жег стул между делом за ней наблюдая.

Перед ним была еще совсем молодая женщина. Судя по возрасту ее дочери, ей не было и тридцати, но на ней лежала печать какой-то надломленности, и от всего пережитого возраст был неопределим – то ли молодая девушка, то ли, уставшая, зрелая женщина. «Бетти» – подумал он, – когда-то ее звали «Беатрис».

– Как эти люди пережили войну? – думал он, глядя на девочку, которая молча помогала матери. Они тем временем доставали из пакетов еду, выкладывая ее на стол, Бетти подошла к огню и поставила на решетку кастрюльку с рисом. Вскоре все сидели за большим столом. Стол был пластиковым, поэтому его миновала участь стульев и прочей деревянной мебели. На первое у них было месиво из пакетиков. Вода для этого бралась из снега, который таяли в большой кастрюле, а потом кипятили. На второе – большая тарелка вареного риса. Огромным ножом женщина резала тонкими ломтями хамон, и он порадовался, что люди когда-то умели так коптить мясо, что оно до сих пор сохранилось. Виднелась даже заводская бирка. Он попробовал – вполне съедобно! Таким же на вкус оказался твердый потрескавшийся сыр, который она отрезала от большой головки. В чем он не сомневался, так в ароматном кофе, который до сих пор сохранил свои качества. А на десерт было печенье и побелевший шоколад. Все это было из той прошлой жизни, но было вполне съедобным. Не спрашивая, она налила по стакану красного вина, которое от возраста стало только лучше. И тут он подумал – сколько еды осталось там на его горе.

– Давай! – коротко бросила она.

– За знакомство, – ответил он, и они выпили. Потом снова долго молчали. Наконец он спросил:

– А зачем ты сжигаешь свою мебель?

– Это не моя мебель, и дом не мой. Мы сюда перебрались недавно – с месяц назад, сразу же начались холода, а дров здесь нет.

– Можно я спрошу еще? – сказал он.

– Да.

– Откуда пришли сюда вы?

Она доела, стряхнула со стола крошки и ответила.

– Откуда пришли?… И запомни. Для других мы пришли оттуда же, откуда и ты. С востока. В тысяче километрах отсюда остались в живых люди…, много людей. Оттуда мы и бежали.

– Почему бежали?

– Там всем заправляют военные. Они установили свои порядки, оттуда трудно выбраться, но кому удается – бегут. Вот и мы ушли сюда… Говоришь – там, в твоем убежище много оружия?

– Да.

– Так вот! Не вздумай никому об этом говорить.

– Почему?

– Хватит оружия. Достаточно. Уже наигрались в войну. Ты меня понял?

– Да.

Больше она ничего не объяснила, видимо, не хотела, и он не стал расспрашивать. Захочет – расскажет сама.

– И последнее, Бетти, – снова заговорил он.

– Да? – Женщина сидела уставшая, напряженная, хотя сейчас бояться ей было нечего, видимо, она привыкла так жить – в постоянном напряжении.

– Можно тебя называть Беатрис?

Она удивленно на него посмотрела, что-то живое промелькнуло в ее уставших глазах.

– Да, Беатрис… Давно уже забыла об этом… Беатрис… – Помолчала и добавила: – Там от прежних хозяев осталась одежда. Поищи в шкафах, не спать же тебе в этом комбинезоне.

Тогда он и понял, что ему можно остаться на постой. А за окном начинало смеркаться. В горах солнце садится рано, в доме уже становилось совсем темно, и он был благодарен этой женщине за то, что она его приютила.

– Почему ты разрешила мне остаться? Ты больше не боишься меня? – почему-то спросил он.

– Бояться. За эти три года забываешь, что такое бояться… Оставила тебя?… Потому что целую вечность не видела, чтобы человек так по-идиотски улыбался… Извини.

Девочка засмеялась молчаливым смехом, и он снова улыбнулся…

Ему показали комнату на третьем этаже. В шкафу он нашел одежду. Когда-то здесь жил крупный мужчина и с размером не было проблем. Не было постели, в спальне было довольно свежо. Он надел свитер, ватные брюки, закутался пледом и улегся на холодный диван. Постепенно тело согревало его холодное ложе, и тогда он понял, как устал. А еще понял, что больше он не один. В другой комнате спала женщина и ее девочка, за окном видны были дома, над крышами из труб валил дым. Там тоже жили люди, шла жизнь, теперь и он был одним из них. Так и закончился первый день его новой жизни в этом новом мире.

3

Наутро, позавтракав, Бетти показала, где на стоянке находится магазин одежды, и он направился туда. Собственно, показывать ему не нужно было ничего – он бывал здесь раньше и теперь шел выбирать одежду. Дверь магазина была не заперта, колокольчик над входом гостеприимно встретил посетителя жизнерадостным звоном. Здесь был большой выбор горнолыжного снаряжения. Именно в это место он приезжал, когда начинал работать на новом объекте. Было это более пяти лет назад. Тогда он впервые поехал кататься в горы, и этот горнолыжный курорт оказался самым близким к объекту. Не удивительно, что тогда он заходил именно в этот магазин. С тех пор здесь ничего не изменилось. Теперь он медленно бродил по рядам, с интересом озираясь по сторонам. Все было, как прежде. Почему-то вспомнил, что тогда он купил белый комбинезон, перчатки и шапку. Купил дорого, на горе всегда дороже, чем внизу. А теперь та одежда находилась в его старой съемной квартире, где была радиация. Было это совсем в другом мире, другой жизни, и не имело теперь никакой цены. Было это так давно! Каково же было его изумление и радость! Вот он висит, тот самый белый комбинезон и белая шапка, как будто ничего не случилось и не было тех лет. И так захотелось обойти этот отрезок времени, надеть эти вещи и начать все с самого начала. Так и поступил. Посмотрел на себя в зеркало. То самое зеркало! Как когда-то, пять лет назад, оно отражало рослого мужчину в спортивном наряде, и ему стало хорошо и радостно, так бывает, когда возвращаешься в место, где ты был счастлив. Начать с самого начала, вычеркнуть все плохое и в этой одежде выйти отсюда, как будто ничего не случилось.

– Сейчас он возьмет лыжи, комбинезон, перчатки, шапку – и на гору!

По инерции подошел к кассе. Здесь никого не было. Все было бесплатно, в этом магазине он был совсем один. Но все равно было очень приятно, а колокольчик вежливо с ним попрощался.

– У тебя вид заезжего туриста! – воскликнула Бетти, разглядывая его наряд.

– Нравится? – спросил он.

– Особенно загар. Ты, как с другой планеты, – ответила она. – Сейчас мы отправимся за продуктами на другую стоянку. Повторяю, никому не рассказывай про свое убежище. Ты меня понял?

– Хорошо, – ответил он, – а почему на другую?

– Потому, что здесь уже все выбрали. Тут был один маленький магазин и никого из людей. Сначала мы жили тем, что нашлось в нем и что принесли с собой, теперь, когда все закончилось, нашли другое место. Сегодня туда и поедем. Мы не знаем этих мест, а пока идет снег – трудно искать где-то еще.

– Если хочешь, я поеду один, а вы оставайтесь, – предложил Виктор.

– Одному нельзя. Могут напасть волки. В горах расплодилось слишком много зверья. Ходим только группами и только с оружием…

Бетти подумала немного и посмотрела на него.

– Хорошо, – согласилась она, – я познакомлю тебя с остальными – поедешь с ними, а мы должны собрать дрова…

И добавила: – Только не болтай лишнего! Мы тебя будем ждать.

Они вышли из дома, взяли сани с приспособленной на них коробкой и отправились к месту сбора людей. Вскоре подошли к группе лыжников, которые толпились на самом краю деревни. Бетти подвела его к какому-то человеку.

– Познакомься, это Давид, – сказала она.

Виктор смотрел на него с нескрываемым удовольствием и на остальных людей тоже. Он не мог скрыть дурацкой радости, да и не хотел. Слишком долго он обходился без людей!

Давид, оставив без внимания его приветствие и поправив на плече автомат, неприязненно посмотрел на него и сказал:

– А ну-ка, Бет, пойдем, поговорим.

Они отошли в сторону и горячо что-то обсуждали. Остальные смотрели в их сторону, переводили взгляды на загорелого новичка в белом спортивном комбинезоне, снова на тех двоих. Глядели без интереса. Эти люди стояли безрадостной серо-зеленой массой, на них были одежды цвета светомаскировки и, наверное, они давно забыли о светлых тонах. Только один маленький мальчик был в яркой куртке и шапочке.

– Этот, наверное, не помнит всего того, что случилось тогда, – подумал он.

– Это не твое собачье дело, Давид! Он пойдет с вами. Ты понял, что я сказала. Ты меня знаешь…, – донеслись ее последние слова. И, не оглядываясь, она пошла в дом, а Давид махнул группе людей рукой, взял сани и первым поехал вперед.


Люди небольшим караваном шли по заснеженной долине. У кого-то были собаки, которые тащили сани, кто-то сам вез свой пока еще пустой транспорт. Они растянулись по ущелью и двигались вдоль гор на север. Виктор прекрасно знал следующую стоянку, куда они направлялись. Была она километров в десяти отсюда, а значит всего через полчаса – час они будут на месте. Он посмотрел наверх и поневоле залюбовался. Над головами на канатах висели пустые кабинки. На вершинах виднелись станции, откуда лыжники когда-то неслись по голубым и зеленым трассам к основанию долины. Показалось, что сейчас эти конструкции оживут, заработают подъемники, дети будут кувыркаться на досках и санях. Мимо будут пролетать люди на лыжах, раздаваться веселый женский крик, в ответ мужские голоса, зовущие на новые склоны. Все в красивых одеждах, в шарфах, немыслимых шапках. Наверху, в ресторанчиках за маленькими столиками снова люди, они загорают, пьют горячий глинтвейн, фотографируются! И не верилось, что несколько лет назад все это закончилось. Он чувствовал себя замечательно, находился в отличной форме и теперь после долгого заточения с удовольствием преодолевал маршрут. А главное – он был не один, рядом шли люди, они делали общее дело, как первобытные племена добывали себе еду. А там, на горной стоянке, его ждала женщина и ее дочь, – вдруг подумал он. – Женщина? Случайный человек. Не важно. Как приятно, когда тебя кто-то ждет…

А удивительная панорама уже открывалась за горой, где вновь появились небольшие дома, отели – это место и было целью их путешествия. Давид был впереди, он ускорил шаг, и многие за ним не поспевали. Как приятно мчаться на лыжах по скрипящему чистому снегу. Видимо, Давид любил быструю езду. Если бы не эти сани, можно было бы скатиться по целине с сумасшедшей скоростью. А люди мчались все быстрее, азарт гонки захватил многих из них и теперь… Все напоминало гонку преследования…

Они добежали до маленькой стоянки. Давид уже вскрывал двери небольшого магазина. Виктор догнал его, и теперь они первыми входили внутрь. Какие-то коробки, ящики, стеллажи с небогатым выбором продуктов. Он понимал, что брать можно далеко не все. Увидел, как Давид молча заполнял продуктами свою коробку. Выбирал он пакеты с крупами, сахаром, нашел целую коробку чипсов. Все это бросал на дно, торопливо и без оглядки на остальных, молча и сосредоточенно.

– Что же, попробуем и мы найти что-нибудь съедобное, – подумал он. Ему повезло – попалась крупа, рис, спагетти, пакет с сухим молоком. Несколько бутылок вина, сахар, соль… Люди уже заполняли маленькое пространство магазина, они работали руками молча и как-то яростно, долго не изучая продукты, быстро сваливали их в свои коробки. Чтобы не толкаться и не мешать, он положил еще несколько упаковок с сухарями, печеньем, нашел мешок с мукой, яичным порошком и вышел на улицу. Все равно скоро эти люди закончат работу, выйдут и начнут все это делить, а его коробка уже была полна. Он стоял и с удивлением наблюдал, как они с остервенением продолжали крушить крошечный магазин. Последние, отставшие в лыжном пробеге, врывались внутрь и уже собирали остатки.

Давид стоял неподалеку. Его сани были полны. Он откупорил бутылку вина, выпил прямо из горлышка, закурил сигару, и теперь с каким-то удовольствием смотрел на людей. Как будто следил за соревнованиями или смотрел по телевизору футбол. Потом обернулся:

– А теперь, пока никто не мешает, давай поговорим, – произнес он. – Бетти сказала, что ты пришел оттуда, – и махнул рукой на восток.

– Да, добрался только вчера.

– Еще она говорит, что вы знакомы, но я вижу тебя впервые. Откуда ты взялся, парень?

– Я уже ответил.

Он без страха смотрел прямо ему в глаза, пока тот с угрозой в голосе его допрашивал. Давид задал еще несколько вопросов, наконец, закончил: – Что же, я опрошу людей, еще вернемся к этому разговору.

– А что тебя так беспокоит? – вдруг спросил Виктор.

– Что? Беспокоит, чтобы непрошенные гости не приходили неизвестно с какой целью кем-то подосланные. Ладно, – закончил он и отошел в сторону, напоследок бросив, – пока гуляй. Скажи спасибо Бетти.

Он продолжил пить вино, с удовольствием наблюдая за людьми. А те уже не церемонились. В магазине был настоящий погром. Они сбрасывали с полок банки, выхватывали друг у друга пакеты с чипсами, крупами и выскакивали со своей добычей на улицу упаковывать груз.

– Как они изголодались, – подумал он, – до какой крайности нужно было дойти, чтобы при виде еды вести себя так. Тем более что она здесь была. Немного, но все же…

Подождав последнего, люди тронулись в обратный путь. Прошли совсем немного, и Давида нагнала какая-то женщина. Та самая с маленьким мальчиком в пестрой одежде.

– Давид, мы пришли позже всех…, – ветер уносил ее слова в сторону, но Виктор слышал обрывки фраз: – Скажи им, чтобы нам дали хоть что-нибудь…

– Ты знаешь правила… Не успела, значит в другой раз…

– Но мы не дотянем до другого… В доме ни крошки…

Так вот почему эти люди терзали магазин, и чуть не дрались друг с другом, – понял он. – Здесь такие законы – кто успел, тот свое получил, остальные опоздали. Выживает сильнейший. Это был не спортивный турнир, а бег на выживание. Никто и не собирался ни с кем делиться.

Женщина подошла еще к нескольким людям, одни молча, стыдливо опускали глаза, другие, не замечая, проходили мимо, оставляя ее просьбу без ответа.

– Постойте… Подождите… Как вас зовут? – догнал он женщину, которая не скрывала своих слез. Она как-то странно на него посмотрела, потом взяла за руку мальчика и поплелась за остальными.

– Подождите. Нельзя же так. Вот возьмите! – и он начал перекладывать в ее сани пакеты с едой. Женщина замерла, словно потеряла дар речи, а он, протянув сухарь ее сыну, продолжил, пока не отдал все. На дне его коробки одиноко лежал мешок с мукой.

– Ничего, разберемся, – подумал он.

Вдруг женщина села прямо на снег и не могла ни встать, ни сказать слова. Он понял, что она голодна и сейчас упадет в обморок. Раскрыв бутылку вина и плитку шоколада, протянул ей. Она отпила глоток, откусила кусочек, оставшееся отдала мальчику.

– Вы откуда такой? – пробормотала она. Вдруг горячо заговорила: – Впрочем, не важно. Большое спасибо. Меня зовут Пат… Патриция.

Женщина все еще сидела на снегу, медленно приходя в себя. Она была голодна, из последних сил приехала на эту стоянку… Но опоздала.

– Я врач, хороший врач. Я вам всегда помогу. Вы спасли нас… Я ваша должница!

Дорога назад заняла времени намного больше. Все с усилием, не спеша, волочили свою добычу, иногда присаживались, жевали снег, доставали что-то из еды. Он не заметил, как Давид снова оказался рядом с ним, он злорадно взглянул на его пустые сани, улыбнулся и буркнул:

– Бетти будет очень рада.

– Сволочь! – выругалась Пат, которая шла рядом.

– Поговори еще тут, – проворчал Давид. Сказал это устало, без злобы, словно отпихнул назойливую дворнягу.

Виктор помог Пат довезти сани до ее жилища и вернулся к Беатрис. Та мельком взглянула на дно саней, ничего не сказала, взяла мешок с мукой и понесла в дом. Он не знал, что она думает, а она молчала и ничего и не говорила.

4

Сегодня он сам решил растопить воду для еды. Девочка помогала, а Бетти лишь следила издалека. Днем они набрали хворост, и теперь она ломала его, бросая в огонь. Сегодня он будет готовить для них обед! Так он решил. Нашел сковородку, срезал немного жира с остатков вчерашнего хамона. Женщина продолжала молча следить за его действиями. Мука оказалась с добавками яичного порошка и сухого молока. Он размешал ее в остывшей кипяченой воде и начал готовить. А из головы все никак не шла та картина в магазине. Что им мешает помочь друг другу, поделиться, быть вместе, чем в одиночку – так намного легче. Это разумнее. Как он хотел им помочь! Чем – пока не знал. Но непреодолимое желание захватило его всецело и, готовя еду, он напряженно соображал. Он должен что-то придумать. Люди устали, у них не осталось сил просто быть людьми. Казалось, он понимал их. Но рядом находилась Бетти. Она же впустила его в дом, накормила совершенно постороннего человека… А теперь почему-то молчит, лишь изредка поглядывая в его сторону. Наконец он отвлекся от своих мыслей, с радостью, посмотрел на Беатрис и на девочку, думая, как давно он не видел людей!

– Хочешь попробовать? – спросил он. Девочка не отходила от него ни на шаг, следя за его действиями, а он небольшими порциями разливал густое месиво по сковороде, обжаривая его с обеих сторон. Это были русские блины. Просто блины! Они поднимались, покрываясь коричневой корочкой, и пахли жиром хамона. Ничего другого ему в голову не пришло. Да и не нужны были никакие изысканные рецепты, когда у тебя есть только мука, вода из талого снега, а еще две голодные женщины…

Девочка с удовольствием взяла из его рук лопатку и стала ворочать на сковороде блин. И так вошла во вкус, что жалко было отбирать у нее эту новую игрушку. Игрушку? Знает ли она, что это такое? Впрочем, отбирать было не нужно – девочка прекрасно справлялась сама. И вот уже большая тарелка с горкой блинов стояла посреди стола, они снова пили вино, заедая его остатками сыра, и было как-то тихо, спокойно и хорошо. Бетти первой прервала молчание. За это время она не произнесла ни слова.

– Тебе Давид ничего не говорил?

– Нет, – соврал он, не желая ее расстраивать.

– Если что-нибудь скажет – не бери в голову. Он был полицейским и останется им навсегда.

Виктор решил перевести неприятную тему разговора. Захотелось сделать что-то приятное. В комнате находился рояль. Нет, не STEINWAY, это был старенький замерзший инструмент, покрытый царапинами и трещинами.

– Снова рояль, – еще вчера подумал он, впервые оказавшись в этой комнате. Он встал, подошел к инструменту. Потом посмотрел на девочку и спросил:

– Она молчит, а слышит хорошо?

– Да, слышит хорошо и понимает тоже хорошо, – ответила Бетти, – потому и молчит.

– Что-то случилось, после чего она перестала говорить?

– Случилось. Много всего случилось… Не сейчас…

– Тогда, слушай! – сказал он девочке и сел к роялю. Открыл крышку, взял одну ноту, потом другую, аккорд, еще один. Потом оглянулся. У девочки были широко открытые глаза. Они напоминали два огромных коричневых блина, которые лежали на ее тарелке. Наверное, никогда раньше она не слышала ничего подобного. Даже не представляла, что эта мебель, которую почему-то еще не сожгли, способна на такое. Бетти тоже с интересом и каким-то любопытством на него смотрела.

Он не играл с тех пор… С того самого момента, когда огромная белая чайка свалилась ему на голову. А до этого удивительного события он был совершенно один и играл лишь прозрачным стенам и самому себе, и космосу, но теперь две женщины сидели рядом и ждали его музыки. Музыки! Женщины! Два настоящих живых человечка! Он снова опустил пальцы на клавиши рояля. Что он играл, как долго, что чувствовал – он не помнил. Но, открывался удивительный канал, который связывал их в этой комнате, в заснеженном, холодном доме, в заброшенных, одиноких горах, в какой-то новой стране, где теперь он не был один. И эти трое тоже не были одни, потому что были вместе. И были рядом с этой музыкой. А горы тоже услышали ее и поняли, что люди, наконец, вернулись сюда. Больше они не будут стрелять и взрывать города, а будут жить и радоваться этой жизни, и красоте, которую они – горы трепетно для них сохранили…

– Хочешь попробовать? – спросил он девочку. А та уже с радостью выталкивала его с последнего, оставшегося здесь деревянного стула. Потом он показывал ей, как нужно правильно держать руки, ставить пальцы, как нажимать на волшебные клавиши…


Снова и снова он обдумывал свой план. Наконец понял, что может сделать для тех людей, которые жили в своих холодных и темных домах. Они недавно пришли в эти горы. Здесь не было еды, да и не могло быть запасов для жизни сотен голодных людей. Тогда все случилось в конце лета, в этой курортной зоне не было никого – до открытия сезона оставалось еще много времени, поэтому стоянки были пусты, полки магазинов тоже. Эти люди пришли сюда, не зная местности, а он изъездил эти места несколько лет назад. И знал, что стоит спуститься ниже, и на трассе, которая проходит вдоль горного массива, находится все, что так необходимо. Жизнь там продолжалась круглый год, а не короткий зимний сезон. Конечно, эти люди тоже могли отправиться вниз, но по такой погоде было неизвестно, как без транспорта возвращаться, поднимаясь назад, и находились они здесь как в западне. Он тоже пока этого не знал, но решение принял и теперь готовился к поездке. Еще нужно взять с собой счетчик радиации, – напоследок подумал он, – мало ли что.

– Я завтра уеду, – сказал он Бетти, когда девочка легла спать.

– Куда?

– Привезу еду.

Она на мгновение задумалась.

– Одному нельзя. Это опасно.

– Ничего, справлюсь. Я могу не вернуться так быстро, как сегодня, но вернусь скоро.

Она ничего не ответила, а наутро дала ему пистолет, патроны и приготовила в дорогу пакет с едой. Он знал, что это последнее что у них оставалось, и когда девочка пошла проводить его до дороги, вернул ей этот пакет.

– Отдай маме.

Она отрицательно замахала головой.

– Не волнуйся, все будет хорошо. Отдай маме, – повторил он, надевая лыжи. – Я скоро вернусь.

Он сунул пистолет в карман, взял в руки лыжные палки и быстро поехал по дороге.

5

Сани он брать не стал. На любой стоянке ближе к цели он найдет такие же, а сейчас они замедлили бы путь. План был простой – ехать вниз, пробиваясь к дороге, которую пропустить было невозможно. В прошлом это была большая скоростная трасса. Вдоль нее и находились крупные магазины.

– Сколько до нее километров? – соображал он. – Наверное, не больше тридцати, и ехать он будет вниз!

О том, как будет возвращаться, он почему-то не думал, и снова его маршрут был похож на путешествие в один конец. Но его гнало непреодолимое желание сделать что-нибудь для тех людей. Для Беатрис и ее девочки, для Пат, для тех, кого он видел в магазине, кого еще не видел, но знал, что они там живут. Для бедняги Давида. В конце концов, не он виноват, что жизнь стала такой.

Сначала он шел по горной долине, затем, подойдя к ее краю, медленно начал спускаться вниз. Высота была 1200–1300 метров над уровнем моря, а вдалеке только снег. Белый пушистый снег и больше ничего. Иной год не дождешься снега, а внизу в это время года уже должна была подниматься трава, и все начинать зеленеть. Но, этот год был таким необычным. Снова посмотрел вниз – снега и снега.

Он ехал медленно, вдруг не выдержав, понесся, не разбирая дороги, интуитивно ощущая спуск. Мчался по целине. Уклон был небольшим, но редкие недлинные, но крутые склоны манили его, и уже, не думая ни о чем, он срывался и летел с них вперед и вниз. Он снова летел! Ветер бил в лицо, а небольшие трамплины, которые так не хотелось упустить, подбрасывали его тренированное тело. Снова вниз! Наверх! Вниз! Он не разучился скоростному спуску! Какой восторг лететь, не думая ни о чем!..

Неожиданно странная мысль мелькнула в голове:

– И о голодных людях можно тоже не думать? И о девочке, которая совсем не говорит? Он должен помочь им, а не сломать себе шею!..

И уже не спеша, аккуратно он спускался с горы, понимая, как это здорово беречь себя и жить ради кого-то. А инстинкт самосохранения теперь, как никогда за последние три года, был с ним, спасая от неверного шага.

С бесконечного склона он спускался около часа. Бесконечного, потому что не было ни ориентира, ни спидометра, была только цель – вниз. Знал, что пройти мимо той дороги он не мог. Она находилась у самого подножия гор, а его по-прежнему окружали склоны. Иногда видел какие-то домишки, разбросанные в горах, небольшие шале, засыпанные снегом без признаков жизни, но, не останавливаясь, он проезжал мимо. Ему было необходимо спуститься до самого основания гор, шел он всего один час, преодолел примерно километров пятнадцать – а значит впереди около половины пути.

Наконец, ненадолго остановился с желанием перевести дух и огляделся. А вокруг только снега, белые горы и густые пролески. В этих местах не было никого с тех пор, и теперь этот мир принадлежал ему – белый, заснеженный и бесконечный. Вдруг вспомнил свою поездку к морю, которую он предпринял из своего убежища, и на мгновение закружилась голова. Как тогда! Словно поддался ощущению приступа на пляже у самой кромки воды, где огромное небо давило на него, расплющивая по песку. Стало трудно дышать! Все продолжалось лишь одно мгновение, но каким долгим оно показалось! Но, нет! Он широко раскрыл глаза, и мир этот величественно предстал его взору и был он совсем другим. Был настоящим, не казался разрушенным, раздавленным и униженным, и был он прекрасен! Просто он снова на какое-то время оказался один. Но люди, от которых он находился всего лишь в часе пути, стояли за его спиной, были рядом на этом пустынном склоне. И теперь так будет всегда!..

Внезапно мысли его прервало какое-то движение. Несколько серых теней метнулись из ближайшего леса.

– Волки! – понял он. – Его предупреждали!

А серые хищники быстро приближались. Молча, уверенно они преодолевали небольшое расстояние, разделяющее их, оставалась всего какая-то сотня метров. Он достал пистолет, снял с предохранителя. Бежать не имело смысла. Можно скатиться с небольшого пригорка, но через сотню метров снова будет ровная площадка, где они настигнут его. А волки уже подходили все ближе. Четыре большие, серые фигуры увеличивались в размерах, пока не замерли как вкопанные в нескольких шагах.

Большой серый волк стоял впереди всех и в упор на него смотрел. Человек тоже смотрел без страха с каким-то любопытством. Смотрел прямо в глаза этому зверю и не мог отвести глаз. И какая-то странная радость от близости этих живых существ почему-то не давала повода задуматься об опасности. Остальные волки находились поодаль и ждали сигнала к атаке. Но большой серый вожак почему-то медлил и тоже смотрел ему прямо в глаза. Словно ждал хотя бы намека, крошечной искорки страха, который и помогает совершить насилие. Но человек почему-то стоял не шевелясь, молчал, не направлял на него пистолет. Стоял и улыбался.

Вечностью показалась эта минута перед прыжком и смертью вслед за ней. А потом четыре голодные собаки уже терзают безжизненное, теплое тело. После этого можно будет долго искать следующую добычу, прожить еще несколько дней в этой заснеженной стране, без страха умереть от истощения. Но нет. Этот чертов человек стоит, смотрит и улыбается. Но почему он улыбается? И уже невозможно смотреть ему в глаза…

Внезапно какая-то фигура промелькнула в стороне, и вожак сорвался с места. Остальные побежали следом. Лишь самый маленький на мгновение замер и обернулся.

– Какой легкой могла быть эта добыча! – подумал он, но побежал за своими, а резвая косуля уводила их все дальше от этого места. Наконец, они скрылись из виду совсем…

Только теперь он понял, что могло произойти. Что в эту минуту они с ним делали бы, не пробеги мимо спасительная косуля. Он посмотрел на руки, на пистолет…

– Какого черта он не стрелял? Кем он себя возомнил? Почему не защищался? А, может быть, это и есть тот единственный способ выжить, а какое-то внутреннее чутье подсказало ему, что иначе не стоит. Просто нельзя бояться. Уже казалось, что он любил этих волков. Как он хотел там, на своей горе, иметь хотя бы собаку. Звери, почувствовали это и не тронули его. Сейчас он знал точно, что не смог бы выстрелить в этих серых собак. Да и чем он лучше их. А еще понял, что после этой встречи в этом мире ему бояться нечего. Что может быть страшнее голодного волка на твоем пути?

Но, пора было идти дальше. Он устал. На секунды волнения были истрачены, казалось, все силы. И теперь, не спеша, он продолжил спускаться с горы. Обойдя один трамплин, не поддавшись искушению с него спрыгнуть, обернулся. Это был огромный сугроб. Сверху не было заметно, что здесь находилось какое-то сооружение – павильон или ангар. Все было закрыто на замки, но любопытство взяло верх. В стороне находились какие-то небольшие домишки. Понял, что это не жилье, скорее, какая-то промышленная зона. Конечно, никаких фабрик в курортной зоне быть не могло. Значит – это склад. Он подошел к будке охраны, палкой разбил окно и влез внутрь. Нехитрый скарб, кем-то оставленные вещи – чайник, плита, холодильник. Здесь находилось место охраны. Заметил ящик с инструментами. Вот что было ценно. Он поднял его и поволок к ангару. У крыши были длинные козырьки, и двери не были завалены снегом, но закрыты на замки. Он умел вскрывать электронные замки, разблокировать системы защиты любой сложности, но с этим металлическим булыжником провозился долго. Хотел плюнуть и ехать дальше, но подумал – если он не откроет этот замок, как же он попадет в любой магазин там внизу. Значит, пора осваивать новую профессию. Замок он так и не выломал, но петли в деревянных воротах вырвал с мясом. Наконец вошел внутрь. По инерции хотел включить свет, щелкнул выключателем и вдруг с удивлением заметил, что стоит в освещенном ангаре, заставленном техникой. Сообразил, что это невозможно, электричества здесь быть не могло, но увидел оборудование для автономного питания. Снова вышел на улицу, обнаружив неподалеку солнечные батареи, понял, откуда взялся свет. В горах бывали веерные отключения электричества, и люди, когда-то работавшие здесь, позаботились обо всем. Он долго ходил по ангару и вскоре понял, что нашел то, что ему было так необходимо. Нет, здесь не было запасов еды, но решалась проблема его передвижения вниз, а потом назад на горную стоянку. Здесь находилось оборудование для работы на горнолыжных трассах – снегоуборочная техника, вездеходы и огромная машина для разравнивания снега на трассах. Он помнил, как эти огромные черные машины под любым углом выезжали на гору, пробивая дорожки для катания. И теперь такая машина была у него. На щитке у выхода нашлись ключи к замку зажигания, оставалась мелочь – завести мотор. Он открыл дверь и забрался в кабину. Вставил ключ в замок зажигания. Повернул. На что надеется человек, когда так поступает? Как просто – повернуть ключ, и мотор заработает. Спустя три года? Это невозможно! Бессмысленно даже проверять. Нет! Все равно он вставляет ключ и поворачивает его.

Нельзя же вечно испытывать судьбу. Она помогала ему лететь на крыльях, спасла на краю скалы, избавила от неминуемой смерти при встрече с волками, но теперь… Аккумуляторы безнадежно разрядились. Он выпрыгнул из кабины и снова прошелся по ангару. Здесь стояли нужные машины, были даже небольшие снегоходы для катания по горе. Кстати, работали они на бензине, и здесь же, в бочках, находился небольшой запас топлива. Но, как завести эту огромную черную машину? Аккумуляторы давно сели… Стоп. Электричество есть! Вот лампочки – они горят, на улице яркое солнце! А ток, через специальное оборудование идущий по проводам, подходит к батареям и заряжает их. Значит, у него есть то, от чего можно зарядить аккумулятор. Но, это может занять целую ночь. Он должен остаться здесь, сегодня он никуда не поедет и не вернется домой… С каким удовольствием он сказал это слово «домой». Не страшно! Значит, поедет завтра, тем более что без этой техники туда он не поднимется никогда. Вот и решение проблем.

Он разыскал провода, подключив их к аккумулятору. Потом оглядел панель управления. Здесь было множество ручек и приспособлений. Как он поедет на ней, он не знал, но почему-то был уверен, что справится. Главным было то, что у него появился настоящий транспорт, а не маленькие санки. Закончив дела, он задумался о ночлеге. Здесь в ангаре была небольшая бытовка, а маленький радиатор отапливал ее. Ему повезло. Здесь было все самое необходимое, пожалел только о пакете с едой, который вернул девочке. Хотя, им сейчас он был нужнее.

День быстро заканчивался. Темнело рано, теперь нужно было экономить мощность батарей, которые получили свой дневной заряд и тратили его на зарядку аккумулятора. Он выключил везде свет, закрыл на улицу ворота, оставив работать только маленький обогреватель. И вот так, в кромешной темноте остался на ночь в этой крошечной, но теплой комнатке, лежа на каком-то диване. Остался без окон, звезд и ночного неба, к которому так привык у себя на горе. Зачем он вспомнил об этом? Теперь его ждут люди. Наконец, он занят делом. Он кому-то нужен. Но эта маленькая коморка все равно чем-то напомнила подвал на глубине сотен метров под толстым слоем земли.

Утром он уже хорошо понимал тех людей, а чувство голода придавало его действиям четкость. Он снял с аккумулятора клеммы проводов и закрыл капот. Снова забрался в кабину. На мгновение замер, затаив дыхание, наконец, повернул ключ. Какой восторг! Стартер начал проворачиваться!.. Но тут же остановился… Неужели придется ждать еще? Ждать, может быть, целые сутки? Он подождал пару минут и повторил попытку. Снова волшебный рокот, но опять тишина… Он взмок. Как хотелось отдать все свои силы этой дурацкой машине, чтобы она ожила! Подождал еще две минуты – и снова неудача… Он в бешенстве выскочил из кабины и направился к скутеру. Сейчас он заведет его и уедет отсюда! У снегохода был ручной завод. Напоследок пришла в голову мысль повторить еще раз. Он снова открыл капот, подключив напрямую провода от батарей к аккумулятору. Последняя попытка! На секунду замер… Последняя! Зачем-то досчитал до десяти и вновь повернул ключ… Есть! Мотор тихо урчал в глубине машины, успокаивал и звал в дорогу! Он сделал это!

6

Немного времени ушло на то, чтобы разобраться с управлением. Масса неизвестных рычагов и кнопок! Он, стараясь не обращать внимания на них, использовал лишь те, что знал. И если вчера первую половину пути он проехал всего за один час, теперь не торопился и берег эту удивительную машину. Одно дело на лыжах огибать любое препятствие и лететь с горы, другое дело ехать на таком вездеходе. Старался выбирать пологие маршруты, а лесные просеки подсказывали ему направление. Вскоре горы начали уступать дорогу начинающейся равнине, и наконец, он увидел торчащие из снега, фонари большой дороги. Указатели показали на нее заезд. Гусеницы легко наступали на метровый снег, и скоро дорожный знак направил его на ближайшую станцию заправки, где должен был находиться магазин. А вокруг лишь поля и снега, огромная белая пустыня, ни следов человека, ни брошенных машин. Только белый снег и знаки, торчавшие утонувшими булавками из холодной пушистой перины.

Магазин был довольно большим, он легко взломал инструментом пластиковую дверь и проник в помещение. Полки были уставлены различными товарами. В первую очередь нашел фонарики на солнечных батареях и убедился, что они, находясь поблизости к окну, успели зарядиться. В подвальную часть вела небольшая лестница, и он решил проверить, что находится там. Результаты порадовали – кроме неработающих холодильников, где все было испорчено и покрыто плесенью, продукты находились в ящиках или стояли прямо на полу. Он продолжал исследовать свою добычу. Здесь оказались десятки ящиков с огромными головками сыра, который казался на вид вполне пригодным. А поскольку в этом месте было прохладно даже летом, сохранились они достаточно хорошо. Он взял пару десятков вяленого хамона, муки и крупы. Набрал минеральной воды, но потом от нее отказался. Зачем вода? Все пространство вокруг покрыто чистой водой! А вот несколько ящиков с вином и виски, пожалуй, не помешают. Набрал еще много всякой всячины, и, усевшись на ступеньках, устроил себе завтрак. Удовольствие не получал. Воспоминание о голодных людях там, в горах, заставило его поторопиться. Он был голоден, но не мог есть, сидел, давился, испытывая дурацкое угрызение совести, вспоминая глаза худенькой девочки, которая все время молчала. Они были так выразительны!

Он недолго грузил продукты в огромный багажник и вскоре отправился в обратный путь. Продуктов было в магазине на сотню таких заездов – их маленькой колонии теперь еды хватит надолго. Потом в эту страну придет весна, следом за ней лето, и можно будет подумать о чем-то еще…

7

Дорога наверх заняла не более часа. Он ехал до своего ангара по накатанной утром колее, потом без труда поднимался по знакомым горам и всю дорогу волновался. Беспокоился за машину, за свое неумение ездить на ней. Боялся, что не успеет. Почему не успеет? Когда бы он ни приехал – будет вовремя. А как эти люди будут рады его помощи! Хотя, какая разница, неловко выступать в роли спасителя, хотелось просто помочь и ему это удалось!

Вон уже показалась знакомая деревня, вон домики с ожидавшими людьми. Впрочем, кроме Бетти, никто его не ждал и не надеялся, поэтому было приятно вдвойне. Он ехал, глядя по сторонам, но почему-то никого не было видно. Улица была пуста. Остановился в самом центре деревни и стал ждать. Потом нашел кнопку гудка, и его черная машина огласила всю округу громкой сиреной. Но дома были закрыты, и если бы не клубы дыма из печных труб, можно было подумать, что все куда-то исчезли. Открыв дверь, он спрыгнул на снег.

Страшный удар по голове свалил его с ног. Потом он провалился куда-то, сквозь обморок слыша чьи-то голоса и крики. Наконец что-то холодное привело его в сознание, и он очнулся. Перед ним стояли Давид и еще два человека с автоматами, а он почему-то не мог пошевелить руками и беспомощно лежал на снегу. Потом почувствовал, что на запястьях висят наручники, а какой-то мужчина продолжал прикладывать снег к его голове.

– Очнулся, мерзавец, – произнес Давид.

– И кого ты нам привез?… Я тебя спрашиваю, ты что оглох?… Я так и знал, что его заслали. А ну-ка, Бернард, открой капот этого танка… Не бойся, я прикрою.

Бернард с опаской подошел к огромному багажному отделению, открыл его и резко отскочил в сторону. Все упали в сугроб, и только дула автоматов торчали наружу. Так продолжалось какое-то время. Потом Давид встал и вдоль машины боком аккуратно прошел к открытой двери багажника. Заглянул внутрь.

– Какого черта? Что это такое?

Забрался в кабину, и минуту его не было видно, а Бернард с напарником уже стояли у багажника, рассматривая его содержимое. Давид спрыгнул на снег и подошел к Виктору. – Это все?

– Да, – ответил он, не понимая. Тот достал ключи и открыл наручники.

– В следующий раз не станешь предупреждать, тебя пристрелят. Или я или мои ребята. Ты меня понял?

Голова гудела, но постепенно он приходил в себя, прикладывая комок снега к голове.

– Как интересно, – подумал он, – еще никогда его не били прикладом. И наручники тоже не надевали.

А из домов начали выходить люди. Бернард снова заглянул в багажник и спросил:

– Зачем тебе столько?

Но Давид его перебил:

– Жратвы много не бывает, – и отошел в сторонку. Люди выходили из своих домов и большим, плотным кольцом окружали машину. Они все шли и шли. Их было, наверное, больше сотни. В основном женщины. Не было пожилых людей. Совсем немного детей и мужчин. Наконец он увидел всех обитателей деревни, а они стояли и молча на него смотрели. Бетти тоже была неподалеку и смотрела на него, словно понимая, что сейчас произойдет.

– Долго будешь дразнить людей? Езжай, куда ехал! – зло сказал Давид. Виктор молча подошел к багажнику и, шатаясь от сотрясения, начал вынимать еду, предлагая ее людям. Те не понимали, многие сторонились, но не уходили и ждали. А он все доставал – коробки, банки, пакеты – и клал все это прямо на снег.

– Помогите же мне! – воскликнул Виктор.

Наконец они поняли, бросились к машине, начали вынимать из багажника драгоценную провизию. Теперь уже не выхватывали друг у друга, а передавали по рядам. А кто был за их спинами, тоже брали, отдавая дальше.

– Поделите это, – сказал он и пошел к Беатрис. А она была неподалеку, улыбалась и держала дочь за руку. Теперь они втроем стояли рядом, глядя на остальных. Люди мгновенно организовались, словно вышли из оцепенения. Кто-то начал считать количество домов, кто-то разбирать продукты, раскладывая их в знакомые коробки, которые были до его приезда совсем пустыми. Их уже успели принести и теперь заполняли едой. Давид находился в стороне и никак не реагировал. Люди поднесли ему пакет, но он отказался. Беатрис взяла коробку, которая досталась ей и направилась к своему дому, ведя за собой замерзшую девочку, остальные тоже начали расходиться, унося драгоценную ношу. Многие подходили, благодарили, а голова шумела. Наконец, остались всего несколько человек. Они с интересом смотрели то на Виктора, то на Давида. Беатрис успела вернуться и теперь стояла рядом. Он бросил взгляд на Давида, и ему почему-то стало жалко этого человека. Жалко и обидно за его нелепый поступок. Он залез в кабину, что-то достал и направился к Давиду.

– Извини. Наверное, мы не поняли друг друга. Думаю, от этого ты не откажешься, – и протянул ему небольшую деревянную коробку.

– Сигары… Кубинские…, – только и произнес Давид. Виктор понимал, что Давиду неловко извиняться и подбирать слова. Да и помнит ли он, как это делается? Поэтому быстро попрощался, и они с Беатрис направились к ее дому. Вдруг он на мгновение замер.

– Бетти, забыл спросить, это удобно, что я у тебя остановился?

Она, окинув его взглядом, ответила спокойно и просто:

– Оставайся сколько захочешь, – немного помолчала и добавила, – ты понравился Сильвии.

– Сильвия, – повторил он, – красивое имя.

– Вот и познакомились, – сказала она.

8

На следующие утро люди как всегда разбрелись по долине в поисках дров. Они втроем тоже пошли по пустующим брошенным домам в надежде найти хоть какую-нибудь мебель. В долине не было деревьев, только реденькие кустарники верхушками торчали из сугробов снега. Внезапно вдалеке раздались автоматные очереди. Сильвия подбежала к Виктору и схватила его за руку. Она показывала куда-то в горы. Может, показалось? Беатрис тоже подошла и сказала: – Там стреляют, нужно идти в дом.

– Давид куда-то пропал, – крикнул пробегающий мимо мужчина. – Ушел утром и не возвращался.

– Может, отстреливается от волков? – сказала Бетти.

– Может быть. А, может, и нет, – и убежал, бросив свой хворост прямо на снег. Другие уже закрывались в своих домах. Поселок мгновенно опустел. Он довел женщин до крыльца и кинулся к машине.

– Я скоро, – крикнул он.

– Без оружия? Ты сумасшедший! – попыталась остановить его Бетти.

– Мне не нужно оружие.

Он уже ехал по склону в направлении выстрелов. Перебравшись через перевал, больше не слышал ничего, но картина битвы уже открывалась перед его глазами. По колено стоя в снегу, Давид тащил за собой тушу, вернее, две перевязанные туши горных коз. Лыжи его валялись в стороне, а позади, метрах в ста, за ним плелись два волка. Один прихрамывал, видимо, Давид сумел его ранить, другой трусил рядом, и очень хотел есть. Поэтому и шел за кровавой дорожкой, оставляемой добычей Давида, невзирая на автоматный огонь.

– А ты, парень, вовремя, – произнес Давид, увидев Виктора.

– Ничего, если мы попачкаем в твоем багажничке? – спросил он.

Они загрузили тяжелых коз и закрыли капот.

Давид обернулся к волкам и в последний раз дал короткую очередь.

– Зачем? – спросил Виктор.

– Что зачем? – не понял Давид.

– Зачем без надобности делаешь это?

– Зачем стреляю в волков? – снова удивился Давид.

– Да.

Тот посмотрел на Виктора, как на ненормального:

– Странный ты парень. Ходишь без оружия, в волков не стреляешь… Ладно, патронов больше останется. Поехали.

Они залезли в кабину, и уже возвращались назад. Давид попросил его подъехать к центру деревни. Наконец они остановились. Давид хотел было выбраться из кабины.

– Береги голову – сказал ему Виктор.

– Что беречь? – не сразу понял Давид. Потом, усмехнувшись, ответил:

– Ах да, голову. Не беспокойся. Со мной наши головы будут на месте.

Люди с облегчением выходили на улицу, с интересом поглядывая на Давида. Он гордо разложил добычу у маленького заброшенного ресторанчика в самом центре деревни и начал сооружать какую-то конструкцию. Потом свежевал еще теплую дичь и, наконец, устроил большой вертел.

– Как раз дровишек собрали, – сказал он, увидев брошенные в спешке людьми остатки хвороста и мебели.

– Что, Давид, проголодался? – пошутила Беатрис. – Съешь сразу две косули?

– И не подавлюсь, – нашелся он.

– Кетчуп принести? Вина налить? Или так, всухомятку будешь?

– А ты не стой, Бетти. Помогай… А вы чего уставились? – крикнул он подходящим людям. – Сегодня угощаю я.

– Ты? – переспросила Пат. – Не заболел? У тебя все в порядке?

– Болтать будете меньше – все будет в порядке. Через час все собирайтесь здесь. Приглашаю в ресторан! Столики заказывайте заранее. Чаевые оставляйте себе…

По долине потянулся запах жареного мяса, и люди, уставшие от консервов и чипсов трехлетней давности, подтягивались ближе к огню. Они расставляли на открытой веранде столы и стулья из ресторана. Несли вино. Как-то незлобиво подшучивали над Давидом, с нетерпением ожидая его блюдо. Наконец, собрались все.

– Такое в первый раз, – сказала Пат. Она с сыном села с ними за один столик, и теперь все вместе пили вино и ели. – Это твоя заслуга, Виктор. Дурной пример заразителен.

– Это заслуга несчастных козочек, которые попались на пути Давида, – пошутил он. А люди за соседними столами тоже сидели и шутили. И ели. Многие прямо руками хватали куски жирного, горячего мяса и зубами рвали его на части, как делали это их далекие предки, возвращаясь с охоты. И ничего более естественнее придумать не могли. Сейчас это собрание напоминало первобытное племя. Потом вытирали их о снег, снова пили вино. Кто-то запел, а в руках у него оказалась гитара. Эти звуки перемешивались с ароматами старого вина и жареного мяса, с запахом дыма костра и возвращали всех в какую-то прошлую, давно забытую, жизнь без войны и страха, без голода. Туда, где когда-то люди пели песни, разговаривали, пили вино и просто жили.

– Интересно, если я сяду за руль, меня не оштрафуют? – спросил Виктор, отпивая из стакана.

– Далеко поедем? – уточнила Бетти.

– Кататься! На горных лыжах! А вездеход вместо подъемника!

Кое-кто из молодых, услышав, пошли за ними. По дороге достали из магазина цветастые шапки и куртки, забросили лыжи в багажник, и вот такой пестрой толпой, облепив со всех сторон вездеход, поднимались на гору, а потом на лыжах спускались с нее. И снова и снова, и опять к столу. Мясо было так восхитительно, что люди наедались за все прошлые годы и надолго вперед. Как волки… И снова – вино, и гитара, и песни…

Он отошел, сев поодаль, наблюдая за людьми. Они веселились, как дети. И дети их тоже радовались неожиданному празднику. Солнце начинало садиться за гору, скоро стемнеет, но пока оно играло последними яркими лучами по верхушкам заснеженных склонов, отражалось от них, освещая горную долину, где жили люди, пели песни и, казалось, больше не думали о том, что могло омрачить их праздник.

Он сидел и смотрел – на них, смотрел на горы, на белый снег. Он дышал свободным воздухом и думал, что все плохое для этих людей осталось позади – и война, и голод, и все, что было с ними потом. А теперь на этом белом снегу, на, сверкающем белизной, склоне можно было стереть прошлое и нарисовать с белого и чистого листа совсем новую жизнь. Жизнь нового племени и новых людей. Все те пороки общества, которое завело себя в тупик, оставались позади. Больше не было насилия и рабства, унижения, жажды власти и богатства, а значит и бедности. Потому что не было тех порочных правителей и их законов. Чиновников и фискалов, так умело построивших жизнь, где, еще не родясь, ты уже был всем должен. Продажных политиков и военных, и денег не было. Ничего не было. Нечего было покупать и делить. Не было тюрем и концлагерей. И если оставался суд, то лишь совести и чести, и еще Высший Суд, тот, в который каждый имел право верить… А еще оставался этот белый чистый снег и люди в пестрых нарядных одеждах, и отблески от большого костра, освещавшего их счастливые лица…

Часть 2

9

Вечером, вернувшись домой, они с Сильвией снова играли на стареньком рояле. Вокруг он разложил фонарики, которые привез из магазина, и те отсвечивали причудливыми огоньками по клавишам, по их рукам и лицам.

– Бетти, посмотри, как Сильвия раскраснелась, весь день на улице провела! – воскликнул он.

– А как она катается на лыжах. Сразу же встала и поехала, – похвалил она девочку. Сильвия стучала маленькими руками по клавишам, и ее щеки, еще красные от мороза, блестели пунцовым румянцем. Тут Беатрис, присмотревшись, подошла и потрогала ее лоб.

– Она горит… Какой ужас! У нее температура!

Сильвия была в возбужденном состоянии, и когда ее уложили в постель, начала стучать зубами – ее колотило от холода.

– Нет лекарств, нет ничего, – в отчаянии прошептала Бетти.

– Нужно позвать врача, – ответил он.

– Где его взять этого врача? Ты забыл, где живешь?

– Среди людей, – ответил Виктор.

– Людей, – горько произнесла женщина…, – Господи, что же делать?

Виктор надел куртку и выскочил на улицу. Пат еще не спала, и через несколько минут они вдвоем уже шли к больной. В руках она держала большой саквояж, была спокойна и уверенна.

– Не волнуйся, Виктор. Может быть, я не могу позаботиться о хлебе насущном, но лекарств здесь хватит надолго.

Бетти с удивлением ее встретила:

– Ты врач? – спросила она.

А Патриция, не отвечая, уже занялась девочкой, попросив оставить их вдвоем и не мешать. Потом она вернулась и сказала:

– Воспаление легких.

– Боже мой. Она все – что у меня есть, – воскликнула Бетти.

– Не волнуйтесь, у меня есть все необходимое. Я буду приходить и делать ей уколы. Лекарство годно еще лет пять…

С этими словами она положила на стол ампулы и шприцы.

– Девочке нужен сон и еще… Ей нужно тепло, – сказала это, оглядев пустую комнату. – У вас слишком холодно. Если что – в любое время зовите меня. Утром приду. Повторяю, девочке нужно тепло…

Она взяла саквояж и ушла. Девочку знобило, температура была очень высокая.

– Сейчас я сожгу этот чертов дом. Где нам взять тепло? – воскликнула Бетти. Она накрывала Сильвию найденными пледами, одеждой, всем, что попадалось под руку, но ледяной воздух холодил ее диванчик, и согреть его было невозможно, а остатки хвороста едва поддерживали огонь. Виктор обошел весь дом. Кроме ручки топора ничего деревянного не нашлось. Уже хотел бросить его в камин, но понял, что этого хватит лишь на десять минут. Он держал в руках топор и думал… И тут единственно возможная мысль пришла ему в голову.

– Боже мой – что ты делаешь? – опешила Бетти.

А костер в камине разгорался все ярче. И столько тепла, сколько напоследок мог отдать этот старый рояль, не отдало бы никакое полено, потому что этот божественный инструмент и был создан дарить людям тепло и любовь…

Очень скоро в доме стало жарко. Очень жарко! Они подошли к девочке. Та лежала без движения, Бетти прикоснулась к ее лбу и счастливо прошептала:

– Она спит, температура упала, – а рука ее была мокрая от ее лба. – Ей жарко, и она спит! Слава Богу!

10

Спать не хотелось, и они молча сидели в комнате у камина. Женщина впервые за это время сняла с себя теплые свитера и осталась в каком-то платьице. В этом наряде она была такая странная, и он впервые обратил на нее внимание. В комнате было очень тепло. Старый рояль, как скелет, как причудливое изваяние, словно арфа с натянутыми струнами, издавший недавно свой последний аккорд, отсвечивал ярким светом от горящего в камине деревянного остова. А он все смотрел на переливающиеся огоньки, играющие по желтым струнам, по бронзовой раме и думал. И вдруг ему показалось, что какой-то человек в белом смокинге сидит на стуле у рояля. Инструмент снова казался лакированным, черным, словно восстал из пепелища. Человек легко бежал пальцами по клавишам, а на руках его были надеты белые перчатки, и какая-то неземная музыка раскачивалась в такт огненным отблескам. Эта музыка не была слышна, но она находилась здесь и звучала в его душе. Напоминала она то ли ветер за окошком, то ли дыхание девочки, биение ее сердца, долгожданное тепло. А яркая луна сияла в вышине, заглядывая в окно. Эта музыка не имела смысла, но была она чем-то большим, бесконечным и исходила откуда-то сверху, из космоса. Была она божественной и нереальной.

– Видение. Чудесное видение, – подумал он…

– Ты слышал? – неожиданно спросила Бетти.

– Да! – ответил он, удивленно на нее посмотрев. Она тоже видела это, а на прощанье некто, одетый во все белое, встал, снял шляпу, поклонился и исчез. И снова тишина… Долгая тишина…

– Она все, что у меня осталось, – Бетти заговорила странным голосом, который шел не из груди, но из ее души.

– Сначала все было неожиданно и быстро. Война длилась всего каких-то несколько часов, да и то ночью. Тем, кто погиб сразу, повезло. Потом закончилась ночь, и наступило утро. Начались паника, хаос – люди озверели, метались из стороны в сторону, не зная, что им делать. Так продолжалось дни и недели. Тогда порядок начали наводить военные и полиция. Вроде бы ничего – им удалось справиться с этим ужасом, и воцарил порядок. Но они почувствовали, что такое власть, а рядом еще оставался запах крови – крови той войны. Тогда все и началось. Они заходили в дома, брали то, что хотели, уводили мужчин работать на них. Кто не хотел – стреляли. Ты видел – из мужчин почти никого не осталось. Потом приходили снова, но уже уводили женщин, тех, кто им понравился. Кто сопротивлялась – тоже стреляли сразу. Или не сразу, все равно стреляли… после…. потом…

Он слушал и боялся перебить ее. Он не знал – нужно ли ей это рассказывать, хотя, может быть, ей станет легче. Ее лицо отражалось красным светом от камина, было жестоко и удивительно красиво.

– Пришел ко мне один такой… Легионер. Армия у них теперь называлась Легионом. А у меня дочь, я даже не могла покончить с собой, а мужа успели забрать. Позже я узнала, что его застрелили. Они же и застрелили… Сначала я терпела этого… Как-то раз он пришел очень пьяный и перепутал двери… Или не перепутал – теперь уже не узнаешь. Хотя, какая разница. Сильвия громко закричала – это было последнее, что я от нее услышала. Тогда я взяла нож и вовремя успела… Одевшись, мы вышли на улицу. Там стоял охранник этого урода. Он тоже был совершенно пьян, и я без труда с ним справилась. А Сильвия стояла рядом и смотрела. На выезде из города нас задержал патруль. Там был совсем молодой парень. Но мне было уже все равно, больше я не думала ни о чем, а Сильвия снова стояла и смотрела на меня и на этот нож. Там же я его и бросила… Глаза этого парня, совсем еще мальчика, не могу забыть до сих пор…

Мы шли целую ночь. Убрались подальше от города. Девочка устала, и пришлось нести ее на руках. Так мы тащились, пока нас не догнала машина, в которой сидел Давид. Он был в полицейской форме, и сначала я пожалела, что осталась без оружия, но он успокоил меня. Оказалось, его история похожа – он что-то не поделил с легионерами, потом потерял жену и на этой машине бежал… Мы долго ехали по стране. Он объяснил, что радиация уходит странно. Где-то спустя некоторое время после взрывов ее уже не было, а где-то местность заражена на столетия. У него был прибор, и мы объезжали такие территории. По дороге встречали множество людей, Они тоже искали убежища, уходя оттуда, откуда бежали мы. Так уходили все дальше на запад, потом останавливались, думая, что спасены. Но эти подонки устроили сафари, и на вертолетах гнались за бегущими людьми. Они отстреливали нас, как волков. Мы для них перестали быть людьми. Если ты не хочешь жить по их правилам, значит, тебя нужно уничтожать. Мы бежали все дальше и дальше!

Ты удивляешься, что, находясь рядом, мы не знаем друг о друге ничего. И о том, что Пат – врач, тоже не знал никто. А ты когда-нибудь видел города, заваленные трупами, видел людей, месяцами умирающих от лучевой болезни? И если кому-то захочешь помочь – считай, что ты погиб. Если задержишься хоть на минуту, отстанешь – это конец. Невозможно помогать всем, потому спасали все только себя и близких. Если хочешь выжить – ты должен бороться, должен научиться проходить мимо – другого выхода нет. Каждый из этих людей прошел через то же, что и мы с Сильвией. А ты знаешь, сколько нас было еще недавно, и сколько дошли сюда? Мы уходили все дальше, меняли города, стоянки. Какое-то время жили спокойно, но нас снова догоняли. Так продолжалось два года. Наконец, добрались сюда, в эти пустые горы. Прошли более тысячи километров и оказались в этой горной пустыне, где никого нет. Слава Богу – никого! Но здесь нас настигла другая беда – зима, чертов снег и голод. Какое-то нескончаемое проклятие…

Она на минуту замолчала. Ее глаза отражались красными огоньками камина и он боялся ее перебить. Какое-то время они сидели молча. Потом Бетти заговорила снова:

– Страшна не война, а то, что она после себя оставляет. Страшно, когда ты к этому привыкаешь. Когда единственное избавление для тебя – смерть, но даже ее ты не можешь себе позволить. Сильвия – это все, что осталось у меня…

Бетти устала, взгляд потух, она опустила глаза и больше не было той напряженной, агрессивной тигрицы, готовой в любой момент к прыжку. Сейчас перед ним была совсем еще молодая, одинокая женщина, уставшая от всего. В этой теплой комнате в этом почему-то летнем платье она казалась маленькой и беззащитной, какой, наверное, и должна быть женщина. И сердце его перевернулось.

11

Сильвия медленно выздоравливала. Пат заходила два раза в день и делала уколы. Она говорила, что все обойдется, просто должно пройти время. Теперь каждый день он уезжал на вездеходе на поиски дров. Объезжал ближайшие стоянки, спускался вниз в долину. А зима и не думала уходить, здесь, на горе, была низкая температура. Как-то раз к нему присоединился молодой мужчина. Звали его Лео – вдвоем стало легче и веселее. Они по несколько раз в день делали такие заезды, привозили продукты, дрова. Это был предмет первой необходимости, поскольку даже редкие кусты в округе давно были сожжены в каминах.

– Что ты делаешь? – как-то раз спросил он Лео. Тот вертел в руках обломок деревянного приклада и ножом на его поверхности что-то вырезал.

– Война войной, а руки просят дела, – уклончиво ответил тот.

– Руки? – удивился он.

– Да, Виктор, – он помолчал немного и проворчал, – эти руки когда-то писали картины, лепили из глины скульптуры.

– А теперь ты мастер по дереву? – и кивнул он на деревяшку. – Что же у тебя получится?

– Из этого полена? – любовно спросил Лео.

– Я так понимаю – из приклада от автомата, – поправил его Виктор.

– Это замечательное, мягкое дерево, – и рукой погладил свою работу, стряхнув стружку, – будет статуэтка балерины…

– Почему балерины?

– Не знаю, – ответил Лео, – балерины и все…

Виктор помолчал немного и произнес: – Как символично – из куска приклада от оружия сделать балерину, которая будет танцевать, а не помогать в кого-то стрелять…

Лео удивился, серьезно на него посмотрев, потом весело воскликнул:

– Если бы ты знал, как давно я мечтаю найти краски и кусок холстины… Главное краски – рисовать можно на чем угодно! Те два года я не мечтал и не задумывался об этом. А ведь я – художник. Преподавал в академии, у меня были выставки… Потом всему пришел конец… Но сейчас появилось желание снова что-то сделать.

Они снова замолчали, каждый думая о своем.

– Лео… Леонардо… Леонардо да Винчи! – пошутил Виктор. Он радовался за этого человека, но расспрашивать его больше ни о чем не стал. Казалось, что воспоминаниями эти люди могут ранить себе сердце, а пора научиться смотреть вперед, в будущее, забыв обо всем. Вот и этот приладил приклад и делает из нее фигурку балерины….

– Да Винчи… А ты знаешь, что сказал Леонардо сотни лет назад? – вдруг серьезно произнес Лео: «Железо ржавеет, не находя себе применения, стоячая вода гниет или на холоде замерзает, а ум человека, не находя себе применения, чахнет»… Вот и я больше не могу без красок. Глупо? В этом есть какой-то великий магический смысл. Несмотря на то, что не хватает дров и еды, но стоит набить себе брюхо и руки уже просят дать им кисть и краски… Знаешь, за те два года ни разу не приходило в голову что-то нарисовать. Война отбирает главное, отбирает отсюда, – и постучал себе по лбу. – Не понимаю людей, которые с ее помощью решают свои дела, ведь взяв на себя такую ответственность…, такой грех…, они уже не способны ни на что. А когда перестанут стрелять и будет у них богатство, власть, и что там еще им надо… Но, совершив однажды такое, потом что-то стирается. Стирается навсегда…

Виктор уже пожалел, что продолжил этот разговор, но Лео снова горячо заговорил:

– Тогда в подвале, куда меня заперли и сказали, что утром пристрелят…, тем более не хотелось рисовать… Животный ужас и это убогое тело, которое способно лишь бояться… Паралич… Но повезло… Они куда-то уехали и забыли обо мне. Удалось бежать! А потом, идя по той стране, переступая через воронки, через горы трупов, но, оставшись в живых, я поклялся, если дойду, если выберусь – буду снова писать. Буду это делать всегда… Виктор! Как тебе это объяснить?! Хочется снова жить, надеяться на что-то!..

Он замолчал, потом как-то, извиняясь, посмотрел на него, пожалев о своем откровении – нашел время. Тогда Виктор произнес:

– А еще твой Леонардо сотни лет назад сказал: «Где умирает надежда, там возникает пустота».

И в эту минуту вспомнил, сколько всего он прочитал там, на своей горе, в спокойном мирном оазисе, пока эти люди метались по стране в поисках спасения. Лео был удивлен, он не думал, что его способен кто-то понять и с благодарностью на него посмотрел…

– Краски?!.. Что же, едем покупать тебе краски! – засмеялся Виктор.

12

Теперь они ехали вглубь материка, все дальше уходя от гор на запад, а вокруг только снега и никого вокруг. Словно это была другая планета с неземным пейзажем, пустынная, и только небо, это бесконечное небо напоминало о том, что они по-прежнему здесь. По дороге попался небольшой домик. Он стоял одиноко на невысоком холме, и чудесная панорама открывалась с высоты. Виктор остановился и выскочил из вездехода. Не проваливаясь в снег, он легко шел по твердому насту, направляясь к дому. Что его привлекло – он не знал… Поднялся на крыльцо, поддел замок, легко открыв дверь, и вошел внутрь. Здесь никого не было. Словно ему дали ключи от небольшой виллы, которую он зачем-то купил, и указали адрес. И вот он добрался сюда и теперь осматривался. Было уютно и прибрано. Словно, еще вчера здесь жили люди. Они подготовили все к его приезду и ушли по своим делам. И вдруг он понял, что не хочет отсюда уезжать.

– Ты что? – спросил Леонардо. Он тоже вышел из кабины.

– Если бы я хотел иметь свой дом, наверное, он должен быть именно таким! – неожиданно для себя воскликнул Виктор.

– А у меня уже был такой дом, или очень похожий на этот… Только теперь там совсем другие люди… Люди?!.. Черт с ними… Поехали отсюда!

– Поехали, – Виктор напоследок бросил взгляд с холма, посмотрев на горы, закрывающие половину открывшегося с такой высоты мира, где по другую сторону были только поля, холмы и бесконечная равнина снега… Дальше они ехали молча, и каждый думал о своем. Так бывает, когда вынимаешь что-то сокровенное и доверяешь кому-то еще. А потом только пустота в душе, и повсюду, куда ни посмотреть. Бесконечная белая пустыня, покрытая снегом…

Наконец, они въехали в пригород. Вокруг никого, только закрытые двери домов и магазинов…

– Был август месяц, – вспомнил он. – Два часа ночи – пятницы или уже субботы. А теперь только снег вместо ночной жары…

Магазин был огромным, и они медленно шли по его рядам.

– Снова набираем еду? – спросил Лео.

– Давай немного походим, – предложил Виктор, и Лео с радостью согласился. Он устал от долгого сидения в машине, и теперь они блуждали по огромному помещению, где, наверное, было для жизни все…

Что нужно человеку? – думал он, потеряв Лео из виду, а тот успел повернуть в другую в сторону.

– Стеллажи с продуктами – основная часть магазина.

– Одежда – тоже очень важный отдел.

– Вот фермерский уголок – газонокосилки, садовая утварь, семена… Семена! Значит, снова будет огород! Целая плантация!

– Отдел рыболова – замечательно!

– А здесь масса полезных хозяйственных мелочей – жизнь налаживается!

– Фильмы, музыка – почему бы и нет? Разберемся с электричеством и снова включим эти приборы.

Он разбирал стеллаж с музыкальными дисками. Отдел классики был не таким большим, но кое-что нашлось…

Вдруг замер, услышав дикие крики, подскочил на месте, и, рассыпав диски, кинулся на голос Лео. Пробежав пару отделов, замер, с удивлением глядя на художника:

Леонардо ликовал! Он вопил на все это огромное здание так, что стены сотрясались. Он бегал, он кричал, что останется здесь навсегда, а в руках держал бумагу для рисования, мольберты, краски. Все это не помещалось в руках, и пришлось подвести тележку. Сам Лео, видимо, до этого не додумался.

– Зачем тебе столько? – удивленно спросил Виктор, помогая ему складывать вещи.

– Открою художественную школу! Буду рисовать! Я научу этому всех наших детей! – кричал в запале Лео.

– Научи их для начала читать, – кричал в ответ Виктор, хохоча, – наверняка они даже этого не умеют.

Но Лео его не слышал, он продолжал носиться по магазину, как сумасшедший, перетаскивал коробки с красками, книгами, какими-то альбомами и журналами, а Виктор едва за ним поспевал. Он видел совершенно обезумевшего человека. И, наконец, когда они залезли в кабину и тронулись в путь, Лео произнес:

– Знаешь? Я впервые счастлив за последние несколько лет. Ты не представляешь! Ты был прав – надежда появляется, она с нами, а пустота… Пустота не для нас…

– Это сказал не я, а Леонардо да Винчи, – скромно поправил он сумасшедшего художника.

Очень скоро они снова проезжали мимо его дома…

– Ого, – подумал он, – уже «его».

Виктор ненадолго притормозил и с восторгом огляделся по сторонам. Но Лео не мог усидеть на месте, Лео торопил, он звал в дорогу, он готов был развести краски, взять в руки кисть и прикоснуться к мольберту. И уже очень скоро они поднимались в горы, возвращаясь домой.

– Домой? – снова подумал он. – Где он тот дом?…


Когда они разгружали багажник, к ним подошел Давид.

– О, книги! Молодцы! Книгами растапливать намного удобнее, – сказал он. – Очень ценно… Виктор, я что хотел спросить… Не одолжишь ли ты нам свой вездеход,… скажем, на завтра? Хотим с ребятами прокатиться. А ты пока отдохнешь… Годится?… С меня причитается.

– Конечно, Давид, бери, – отозвался Виктор. Он был рад такому предложению. В последнее время он часто уезжал и мало бывал дома. А теперь появилась возможность отдохнуть и провести время с Сильвией, которую он так редко видел. И с Беатрис тоже…

– Возьми еще это, – и протянул карту местности, которую прихватил в магазине.

– Ну, спасибо… Даже карта…, – поблагодарил Давид.

Лео на прощание спросил: – Может, поехать с вами?

Давид мгновение подумал и ответил: – Не надо… Справимся сами. Отдыхайте, ребята, не заблудимся…

13

С того памятного дня, когда у людей был праздник, прошло больше недели. С того вечера, когда заболела Сильвия и когда они все-таки справились с этим, со дня, когда в этой маленькой горной долине все так изменилось и люди стали немного другими, начали носить другие одежды, разговаривать, улыбаться друг другу, с того дня, казалось, прошла уже целая вечность. Виктор и Лео завалили поселок дровами и провиантом на недели вперед, стало намного легче. Патриция заходила к ним каждый день, и девочка пошла на поправку. На улицу ее не пускали, но она уже начала вставать, ходила по дому, иногда подходила к этому странному инструменту, который когда-то спас ее жизнь. Нажимала на клавиши и отходила, чуть не плача. Виктор принес ей множество книг, и теперь по очереди они читали ей о принцессах и королях, о мудрецах и богатырях, о многом другом, чего она еще не слышала и не знала. Девочка быстро поправлялась, и Бетти уже совсем успокоилась, глядя на дочь. Этим вечером Виктор, вернувшись из магазина, привез много книг и подарков. Сильвия получила огромного медведя, а Пат отнесла сыну большого зеленого крокодила. И еще…

– Я кое-что привез… Уже для тебя, Бетти…, признался он на следующий день, когда Сильвия спала и они остались одни. – В этом я не разбираюсь, поэтому не взыщи.

Он смутился и протянул небольшой пакетик. Она робко взяла подарок и начала распаковывать.

– Косметика?… Духи? – покраснела и спросила. – Виктор, ты за мной ухаживаешь?

– Нет… То есть,… если все это не нравится или испортилось… Просто я подумал…, – и замолчал.

– Нет? – улыбнулась она.

– Что, нет?

– Ты не ответил на мой вопрос, Виктор… Ты действительно хочешь, чтобы я пользовалась этим?

– Не знаю…, – он вел себя, как двадцатилетний юнец. Подумал, что совершенно одичал и разучился разговаривать с женщинами. – Черт дернул его притащить это сюда. Хотя, почему бы и нет. И вслух повторил. – Почему бы и нет?

Она странно на него посмотрела, потом улыбнулась и сказала: – Спасибо. Только…, наверное, я пока не готова снова быть…

– Глупости, – перебил он, – война закончилась… У тебя получится. Это так здорово быть просто женщиной…

Теперь они молчали, глядели друг на друга и не знали, что сказать. Внезапно с улицы донесся крик Лео, и он подошел к окну.

– Виктор, пойдем поможем разгрузить машину. Они вернулись.

Давид с самого утра с его людьми уехал на вездеходе и только сейчас приехал в деревню. Они подошли к машине, которую тот припарковал у своего дома в самом центре поселка. Какие-то люди по привычке тоже подошли и смотрели на дверцу открывающегося капота. Давид был очень доволен. Его помощники начали выкладывать свою добычу на крыльцо, а Давид гордо посматривал по сторонам.

– Ну как улов? – наконец, спросил он.

– Что это? – спросила, подошедшая Бетти.

– А ты не видишь?

Все было упаковано в деревянные ящики зеленого цвета. На мгновение Виктору показалось, что где-то он уже видел это. Давид открыл один из них. Там лежали автоматы, новенькие и в смазке. Другой ящик – гранаты или мины. Третий – сигнальные ракеты…. Четвертый… Пятый… Пистолеты… Патроны… Наручники…

– Зачем все это? – воскликнула Бетти.

– Глупая женщина! – сказал Давид, – будем ходить на охоту!

– С наручниками? Будешь надевать их на лапы медведю?

– Найдем на кого надеть, – пробурчал он, – было бы что надевать. Пока все это хозяйство будет в моем доме. Позже решу, кого и как вооружать.

Он протянул Виктору пистолет и коробку патронов. – Спасибо за транспорт. Взяли полицейский участок! – и громко засмеялся.

– Это все, что вы привезли? – опять спросила Бетти.

– Тебе мало? Ракет земля-воздух не нашлось…

– Ты герой, Давид! Ты настоящий герой! – сказала она, повернулась и пошла к своему дому. И люди тоже начали расходиться в недоумении, со знакомым привкусом недавнего прошлого.


В последние дни потеплело, и долина погрузилась в плотный туман. Этот туман был обыкновенной тучей, которая расположилась, как на привале на этой горе, но растворяться и уходить не собиралась. А поскольку было очень сыро, стало холоднее вдвойне. Пат, зайдя в очередной раз и сделав укол, сказала, что он был последний. Оставив какие-то таблетки, добавила, что теперь нужно просто ее беречь, и девочка очень скоро будет совсем здорова. Посмотрела в окно и добавила:

– Плохо, что так сыро. Хорошо бы в тепло и на солнце, тогда можно выходить на улицу, а не дышать целый день дымом камина.

– Что же делать? – спросила ее Бетти.

– Случись это в другой жизни, сказала бы, что нужно сменить обстановку – пожить на материке там внизу. Поскольку сказать этого не могу – промолчу.

И тут ему опять вспомнился тот «его дом». Идея была нелепая, но почему бы нет. Рассказывая о нем, он думал, что Бетти не согласится, но он ее плохо знал. Привычка к скитаниям закалила этих женщин, и та уже собирала нужные вещи в дорогу. Решили поехать туда завтра утром. С Лео договорился о том, что тот довезет их до места, а потом вернет вездеход в деревню – здесь он будет нужнее.

И вот наступило утро, ничем не отличавшееся от вчерашнего вечера. Густой туман, казалось, проникал сквозь щели в домах, в комнаты и камины, в спальни, под одеяла и подушки. Закипал в чайниках, лежал на тарелках, попадал в рот и легкие. Целиком заполнял долину и весь этот маленький мир. Он был повсюду, только в кабине вездехода ему места не оставалось. Но стоило спуститься всего на пару сотен метров с горы, туман, оставшись наверху, превратился в маленькое, веселое облачко, а вокруг только снега и склоны, освещаемые яркими лучами утреннего солнца. У Виктора было ощущение, словно они едут в отпуск. А приключения, ожидавшие их впереди, так притягивали и волновали, что настроение было приподнятым. Вдруг подумал:

– Как странно, еще недавно так стремился к людям, а теперь с радостью от них уезжал. Может быть, потому что эти две женщины отчасти заменили ему остальных… Заменили?… Отчасти?…

14

Быстро добрались до знакомого ангара и, пока женщины грелись в кабине теплой машины, они с Лео подключили клеммы от другого вездехода, который был немного меньше, к их работающему аккумулятору. Через пару минут обе машины весело урчали моторами. Пришло время прощаться. Втроем они пересели в новый транспорт, и Виктор бережно прикрыл ворота ангара, где оставалось еще много техники.

– Ну что, – попрощался он, – до встречи?

Лео помялся и воскликнул: – Вам подарок. – Развернул пакет, достав оттуда статуэтку.

Эта была удивительная миниатюра. Юная танцовщица стояла в пуантах на чуть согнутых в коленях ногах и, подняв руки, тянула их в изящном движении. Ее глаза тоже смотрели куда-то вслед за движением рук. Острый подбородок был вздернут, и, казалось, яркое солнце или свет софитов отражался в этих глазах. Маленькая пачка обвивала тоненькую фигурку. Это была еще не женщина, но уже не ребенок. А взгляд, взлет ее рук придавали столько силы прерванному движению, что, казалось, сейчас случится невероятное. Ее ноги выпрямятся, и она легко и естественно оттолкнется и полетит в вышину, станет невесомой. И этот полет, скрытый в волшебной фигурке, угадывался и звал за собой. Как мог обыкновенный деревянный брусок приклада от автомата таить в себе столько красоты? Леонардо краснел от удовольствия. Он видел их реакцию и остался доволен.

– Это дебют? – спросил Виктор.

– В дереве – да, – скромно ответил он.

– Достойно Лувра!

– Лувра больше нет, – вздохнул Лео.

– Зато теперь есть это, – отозвалась Бетти. – Спасибо тебе. Мы сохраним ее.


Попрощавшись, они начали спускаться с горы все дальше в сторону материка. Леонардо, вместо того чтобы вернуться в деревню, продолжал за ними мчаться. Он мял снег гусеницами огромного вездехода, гудел сиреной, появлялся то сбоку, то обгонял и был похож на большую заботливую пчелу, охранявшую своего младенца. Они тоже гудели, махали ему руками, а тот продолжал нестись, не отставая. Так он проводил их до самого дома. Потом оторвался и поехал вперед в сторону городка, где они однажды побывали.


Беатрис очень понравился его дом.

– Как будто нас здесь ждали. Даже дрова заготовлены, – радовалась она. – И поленья в камине лежат, и спички рядом. Остается только зажечь!

Они с удовольствием обходили новое жилище. Солнце заглядывало во все окна, было светло и уютно, а скоро и очень тепло. Здесь, на равнине, на этом холме было столько воздуха и солнца, что казалось оно не уйдет никогда.

– В этом месте у нас есть пара лишних часов светового дня, – сказал Виктор. – Теперь, когда горы не закрывают солнце, оно будет садиться намного позже.

Не успели они закончить осмотр и разложить вещи, как сирена вездехода вновь огласила равнину.

– Он не уедет никогда! – засмеялась Бетти.

– Значит, мы его усыновим! – ответил Виктор. – И будет у нас свой придворный живописец.

А Лео, подкатив на вездеходе к самому крыльцу, начал разгружать багажник.

– Решил нагло напроситься на новоселье! – воскликнул он, ввалившись в дом.

– Да ты не с пустыми руками! – заметил Виктор.

– Все самое лучшее от местного магазина! Самое свежее и почти непросроченное! – кричал он.

Леонардо привез еды, наверное, на месяц вперед, а выпивки на целый год. Очень скоро они сидели в своей новой гостиной, обедали и пили шампанское.

– Посмотрите на вид из окна, – сказал художник. Он встал, взял бокал и торжественно его поднял, – я поздравляю вас с новосельем и желаю столько света, воздуха и тепла, сколько сможет вместить в себя ваш дом.

Он уже успел немного выпить, и теперь романтизм его души переплескивал через край.

– Посмотрите на эти стены! Они светятся, залитые солнцем, а занавески раздвинуты. Они согреваются дровами, но никакое тепло от камина не заменит человеческого тепла и огня любви…

Он долго говорил тост, нес полную чепуху, несколько раз жадно отхлебнув из бокала.

– Поэтому желаю растопить весь снег в округе и согреть эту грешную землю! – сделал еще один большой глоток, – …и согреть эту землю собою. И столько тепла, сколько у нас здесь, – сказал, положив руку на сердце, – вы не найдете больше нигде. Так согреем эту землю и нашу маленькую планету!..

Видимо, тост его был бесконечен. Виктор подошел к окну и посмотрел вдаль. Снег и снег, холмы и равнины. Наконец, он был у себя дома. Об этом он и мечтал когда-то, находясь один. Чего же еще желать? Чтобы пришла весна. А там будет видно…

Лео уговаривали остаться, но он по секрету сообщил, что на днях познакомился с замечательной девушкой и хочет видеть ее непременно сегодня.

– Только познакомился? – удивилась Беатрис. – А где же она была раньше?

– Где-то рядом… Все мы были где-то рядом. А теперь мы вместе, – сказал это и, покачиваясь, откланялся.

Сирена вездехода звучала все тише и тише, пока не растворилась в бесконечной долине, в горах, в мокром тумане, который оказался просто облачком, притаившимся на вершине скалы, освящаемой лучами яркого солнца. Но увидеть его таким можно было только отсюда…

– Жалко, что он уехал, – сказала Бетти.

– Да, хороший парень, – ответил Виктор.

Теперь они сидели в полной тишине, допивая шампанское. В тишине, потому что оба молчали, а маленькая Сильвия не могла говорить. Сидела рядом и смотрела на них…

15

– Поставь стул на место! – закричал Виктор. Бетти, не ожидая этого возгласа, уронила стул на пол.

– Извини, – уже спокойнее сказал Виктор, – я напугал тебя. Но поставь этот стул туда, где он стоял…

Бетти удивленно на него посмотрела и возразила: – У нас закончились дрова.

Она впервые с ним заговорила с момента их переезда. А, может быть, это он впервые ее заметил. Прошло три дня, все это время он пропадал снаружи, залезал на крышу, снова забегал в дом, что-то чинил, возился с какими-то приборами, проводами. Лишь иногда обращал на них внимание, когда его звали к столу или просили принести снег, чтобы растопить воду.

– Ты не видишь, что я делаю? – наконец спросил он.

– Вижу… Но не понимаю, – призналась Бетти.

– Тогда почему не спросишь? – сказал он.

– У мужчин должны быть свои игрушки, – как-то просто ответила она. – Так я могу сжечь этот стул?

– Нет!!!

Он столько времени возился со своей идеей и совсем о них забыл. Сначала он исследовал новое жилье. А поскольку дом стоял на отшибе, здесь было предусмотрено для жизни все. Еще в первый приезд он заметил те самые солнечные батареи, которые были на лето отключены, и система не работала. Скорее всего, этот домик предназначался для редких визитов хозяев на праздники или выходные, и включали ее редко. В любом случае, сейчас он должен был подключить электричество, без которого было не так удобно. А поскольку под руками нашлось все необходимое – почему бы и нет. Много времени понадобилось, чтобы во всем разобраться. Если бы он делал эту систему сам, все было бы по-другому. И сейчас, переделав все, он готов был ее включить! А Бетти собралась сжечь стул!.. Их деревянный стул! Сильвия тоже находилась здесь и ничего не понимала. Каково было их удивление, когда он подошел к выключателю, щелкнул, и на потолке загорелась лампочка. Если бы Сильвия могла говорить, она закричала бы от восторга. Неизвестно, видела ли она раньше свет лампы, вернее помнила ли она об этом? Сейчас ей было около семи лет. Наверное, помнила, но не ожидала увидеть его здесь.

– Ты хочешь сказать, что мы сможем теперь готовить еду на этой плите? – спросила Бетти.

– Да. И больше не жечь стулья. А эти батареи сейчас станут теплыми, – ответил он.

– Мы сможем включить музыкальный центр? Смотреть видео? – она была в восторге. Пожалуй, он впервые видел ее такой…

– Мы даже сможем затопить ту маленькую сауну. Надеюсь, мощности хватит – иначе, зачем она здесь нужна. И больше не жечь деревянные стулья!!! А воду я завтра приготовлю и залью целый бак. Беатрис, ты давно принимала настоящую ванну?

– Боже мой, ванна! – шептала она. – Неужели это возможно! Сколько времени нам ванной служил тазик с талой водой!

– А теперь мы растопим снег, и он будет течь из крана.

– Ты волшебник! – прошептала она, но на всякий случай спросила. – То есть… мы не будем жечь этот деревянный стул?

– НЕТ!!! – и оба громко захохотали. Смеялась и Сильвия. Он впервые видел, как она это делает. Потом добавил:

– И стол, и кровать, и шкафы мы больше жечь не будем.

Затем подошел к небольшой стойке, выбрал фильм и включил телевизор. Они уселись на большом диване, больше не обращая внимания на потухший камин, потому что стало тепло и светло… А там, за окном уже вечерело, и на многие километры отсвечивал маленький огонек их большой и теплой гостиной. Он светил, словно первая звездочка, упавшая с неба на равнину, на эти холмы, на землю… Первая, но не последняя…

16

На следующий день он залил целый бак талой водой и проверил сауну. Солнца хватало на все, и на батареи, которые заряжались, поддерживая их жизнь. Сильвия уже хорошо себя чувствовала. Прошли две недели с начала ее болезни, и он попросил Бетти разрешения вывести ее на улицу. Оно того стоило. Был чудесный день. Чистый снег все никак не желал таять и просился, чтобы его скомкали и бросили в кого-нибудь снежком. Бетти возилась у плиты, а они с девочкой прямо перед домом лепили огромную снежную бабу. Почему ее так называли, он не знал. Может быть, это был дед, а не баба? Впрочем, не важно – в голову лезли глупые мысли, а девочка уже пристраивала к голове снежной скульптуры ведро и угольками из камина рисовала глаза.

– Скульптура, – подумал он. – Сюда бы Леонардо, он превратил бы эту огромную долину в гигантскую выставку лепнины из снега и льда.

Он уже начинал скучать без него. За те несколько дней их поездок он успел подружиться с этим чудесным парнем, и теперь ему не хватало его.

Наконец, они долепили свое изваяние и посмотрели наверх. Окошко второго этажа было открыто и, удивительная женщина стояла, откинув в сторону занавеску. Она махала рукой и звала их в дом. Напомнила она маму из его далекого детства, которая точно так же кричала и звала, а он просил еще минутку подождать, потом другую и третью, но все никак не шел. Снова посмотрел на Беатрис – нет, не мама, – просто женщина, близкая и родная женщина стояла у окна и звала его… Их…

Оглянулся – перед ним расстилалась огромная, снежная пустыня, а на ней стоял небольшой уютный домик, и чудесная женщина махала ему из окна рукой. Вот и пределы маленькой белой планеты, где больше ничего и не нужно…

Получил снежком по голове. Потом еще и еще.

– Ах, ты так! – и бросился вслед за противной девчонкой… А та уже успела открыть дверь и нырнуть в дом. И так захотелось услышать, как она смеется. Услышать ее детский голос. Наверное, это единственное, чего не хватало ему сейчас, потому что все остальное у него уже было…

17

Через несколько дней они решили, что Сильвия уже совсем здорова. Виктор хотел было поехать в магазин, но они уговорили его взять их с собой. То есть, попросила Беатрис, а Сильвия молчаливо, но категорично настаивала. И вот они подъезжают к огромному магазину.

У него был план – он давно присмотрел отдел с семенами и сразу же устремился туда, Бетти пошла за продуктами, а Сильвии понравились большие металлические тележки, и она катала их по залу, потом, подражая взрослым, тоже чинно пошла по рядам. Так они разбрелись по магазину, и на какое-то время он потерял их из виду. Теперь он выбирал пакеты с семенами и удобрениями, знакомые ему лоточки для рассады и мешки с грунтом. Когда-то в этой стране должна наступить весна, и он сделает целую плантацию, обеспечив их небольшую колонию там, в горах, своим урожаем. Конечно, они смогут продолжать жить и здесь, но за тех людей он уже чувствовал какую-то ответственность, и ничего лучше придумать не мог. И как ему не было хорошо с этими двумя женщинами в их замечательном доме – без тех людей он уже себя не мыслил.

И чего не хватает человеку? Казалось бы, есть все – но он ищет что-то еще…

Закончив делать свои «покупки», он позвал Беатрис. Она из глубины магазина крикнула, что ей нужно еще немножко времени. «Немножко» заняло целый час. Он снова окликнул ее, но Бетти ответила, что еще не закончила.

– Ни в чем себе не отказывай! – пошутил он. – Нам открыли кредитную линию!

Как давно он не был с женщиной в магазине, и теперь с каким-то удовольствием ждал ее, с уважением относясь к ее просьбе. У мужчины должны быть свои игрушки – вспомнил он. У женщины тоже… Но, что можно столько времени делать там, черт возьми! Сильвия тоже успела закончить обход, и теперь они разбирали «покупки». В ее тележке было все. Начиная с игрушек, а этот отдел она посетила со всем вниманием, и закончила кухонной утварью. По-хозяйски была подобрана большая сковородка, сервиз на двенадцать персон и венчик для взбивания. Значения венчика она не понимала, но он так мило смотрелся, что пройти мимо не смогла. Дальше можно было заметить специфический набор товаров – электрическая бритва, автомобильное масло, дрель с перфоратором, лопата, средство для мойки раковины и автомобильная шина. Шина была одна. Рассказать о значении этих приобретений она не могла, поэтому, он так и не узнал, зачем ей все это нужно, но поздравил с удачными покупками, и они отправились загружать все это в багажник. Наконец появилась Беатрис. Она аккуратно упаковала свои вещи в большие пакеты и спешила к ним. Он посмотрел на нее и вдруг подумал:

– Беатрис!

В последние дни мысленно он больше не называл ее Бетти, только помнил ее полное имя. Ее красивое имя… Беатрис!

Вернувшись домой, они разобрали «покупки», и за ужином ему не терпелось спуститься на первый этаж, где они выделили кладовку для его рассады… Для его забавы… Следом появились Сильвия, и мать учила ее пользоваться душем, напоминая забытое старое.

– Сильвия, не переводи много воды! Не хватит на всех! – неслось из ванной.

– Ничего, – крикнул он им. – Целая долина снега! Растопим еще!

После купания девочка, чистенькая и новенькая, в пестром халатике, в новых веселых тапочках пришла к нему и долго смотрела, как он расставляет поддоны, засыпает их землей, устраивая здесь свой сад. Он показывал, все разрешал, но, не желая запачкать ее землей, все-таки проводил в спальню, пообещав на следующий день делать все вместе. На прощанье девочка протянула ему коробку.

– Что это? Бритва? – удивился он.

Она показала ему картинку на коробке, где мужчина брил бороду, а потом показала на зеркало.

– Спасибо, – пробормотал он и подивился, как женщина, даже такая маленькая, знает, что нужно мужчине. Заглянув в зеркало, ужаснулся. И как он обходился без них раньше?…

Пожелав спокойной ночи, немедленно воспользовался ее подарком. (Уже целый месяц он не помнил что такое бритва). Потом принял душ и почувствовал себя человеком – чистым, выбритым и немного уставшим.


Войдя в комнату, остолбенел. У стойки с кинофильмами стояла незнакомая женщина… Ее черные, немного мокрые после ванны распущенные волосы, струились по спине. Она была в невероятном платье из какой-то совершенно другой жизни. А когда она повернулась, он ее не узнал. Теперь он понимал, что можно было делать столько времени в магазине. Она как-то небрежно провела рукой по волосам, откинув их со лба, посмотрела на него и сказала:

– Там было много всего такого… Вот я и подумала… Ведь, теперь это никому не нужно?…

Он подошел. Ее глаза излучали необычный блеск. Он зачем-то коснулся ее платья, руки.

– Беатрис?… А где Бетти?

От женщины исходил запах необыкновенных духов, и у него закружилась голова. Он смотрел в эти черные глаза, словно знакомился, увидев их впервые. Руки касались её горячих рук, и по ним, как по проводам, шел ток высокого напряжения. Он все смотрел и не мог оторвать взгляд, захотелось больше никогда не отпускать ее, касаться ее рук и ощущать аромат удивительной женщины. Она прикоснулась к его гладкому подбородку, провела по щеке, посмотрела в глаза…

Внезапно какой-то страх или боль промелькнули в ее взгляде. Бетти отпрянула, села на диван и долго молчала. Потом тихо произнесла:

– Я не могу… Прости, я не могу… Ты не подумай… Дело не в тебе…

Она молча сидела и смотрела, а взгляд ее уходил куда-то далеко в глубину ее сознания, она мучительно что-то вспоминала. Может быть, не могла о чем-то не думать…

– Я не боюсь ничего – ни войны, ни военных. Ни голода, ни диких зверей в горах. Я не боюсь ничего… Когда я вижу, как ты играешь с Сильвией, как что-то делаешь, я готова отдать все… Чем больше смотрю, понимаю, что не могу без тебя… Но… И с тобой не могу… И с собой тоже не могу ничего поделать…

Они долго молчали. Потом он встал, подошел к музыкальному центру, поставил диск.

– Знаешь, когда я был один на своей горе и когда наступал вечер, иногда я ставил этот джаз. Он мне очень помогал… А потом я мечтал об этом доме, о людях, о тебе…

Музыка заполнила небольшую гостиную звуками саксофона и пианино. Эти два инструмента вели себя, словно безумцы. Они, то перебивали друг друга, настаивая каждый на своем, то импровизировали, ломали ритм, шутили, спорили, смеялись. Доходило до драки! Внезапно начинали друг друга слышать и помогать, сливаясь в унисон, и наконец, вместе в удивительном единении и согласии закончили пьесу.

Бетти улыбалась. Ее плохое настроение улетучилось, и ей снова было спокойно и легко.

– Я тебе «купила» подарок. То есть, нашла кое-что для тебя, – воскликнула она. Развернув большой сверток, достала домашний мужской костюм. Не пижам и не смокинг. Просто теплый мягкий, не мнущийся и такой удобный домашний костюм. А еще тапочки. Он немедленно отправился переодеваться, а когда вернулся, показав ей наряд, она взглядом его оценила, подошла, положила руки ему на плечи и вдруг поцеловала.

– Все будет хорошо? – спросила она.

– Да, – ответил он.

Он не знал, что будет с ними потом, но знал точно, что не даст умереть надежде и поселиться в этом женском сердце пустоте…


– Чем можно удивить женщину? Что можно сделать такое, чтобы она на мгновение забыла обо всем, а потом это мгновение превратилось в целую жизнь?

Он лежал в своей комнате в постели, думал и не мог уснуть.

– Купить подарки, засыпать золотом и дорогими вещами, подарить виллу, остров, поставить у ворот шикарный автомобиль. Как банально теперь это звучит. Как примитивно делали это люди. Сейчас, когда это стало доступным и никому не нужным, все теряло смысл. Тогда, что ценнее? Что может заставить сердце женщины биться и помогает ей смотреть только на тебя. И не думать ни о чем…


– Как можно ни о чем не думать, если стоит закрыть глаза и все возвращается? – она сидела на кровати. Ее платье висело на спинке стула и с укоризной на нее смотрело.

– В таком наряде можно только любить и быть любимой, – словно говорило оно.

– Но как любить? Нет следов от ран на теле, наверное, еще молодая и красивая, но эта проклятая память… То, что она сохранила… Он не сможет этого не заметить… Он совсем другой и сохранил себя в этом кошмаре…


– У Антонио, который живет на краю нашей деревни, есть мама, а еще с ними живет мужчина. Антонио называет его папой. – Сильвия проснулась, смотрела в потолок и думала. – Нужно спросить у Виктора, могу ли я тоже называть его папой. Только, как это сделать, если я совсем не могу говорить?…


– А, может, и не нужно ничего покупать? И ее покупать не нужно, да и не на что, а просто любить… Делать это каждый день, тогда она поймет, увидит, и больше не будет помнить… и бояться тоже не будет ничего…


– А, может, не нужно закрывать глаза, просто смотреть на него, тогда все станет легко и просто?…


– А, может, и спрашивать ничего не нужно, просто знать, что он мой отец… Ведь, про себя я могу называть его так!.. И еще – очень-очень хочется спать…


– Спокойной ночи, любимая, – сказал он в тишине.


– Спи милый мой, спи девочка моя. Спите мои хорошие… Все будет хорошо, – прошептала она.


В каком-то волшебном сне прозвучали эти слова, а толстые стены пожалели, что помешали этим людям видеть и слышать друг друга, и еще было жалко прощаться с этим днем и таким удивительным вечером…

18

Пора было приводить свою жизнь в порядок. Он находился среди людей, рядом с ним были два чудесных создания. Он поселился в доме, о котором мечтать не мог всю прежнюю жизнь. Больше не нужно было скитаться, переезжая с одного места работы на другое. Не нужно было просыпаться одному под куполом, оторванным от всего мира. Не нужно было искать способ, чтобы выжить, прокормив себя и других. Что они будут делать сегодня? Завтра? Кем они станут?

– Бетти, кем ты мечтала в детстве стать, когда вырастешь большая? – как-то раз спросил ее он.

Она готовила еду и, услышав эти слова, с удивлением на него посмотрела. На ней был удивительный наряд, и вообще, теперь каждый день она была такой разной. Пользовалась косметикой, надевала новые вещи, а однажды он застал ее за маникюром. Бетти, словно, возвращалась из далекой, прошлой жизни. Она ему нравилась все больше, и ему было хорошо с ней… и с Сильвией тоже. Словно что-то изменилось с того вечера, когда она задумалась о чем-то в последний раз. Больше он не замечал и тени плохого настроения, только тени на ее красивом лице от хорошей косметики, а еще много разных нарядов, которые ей так шли. Он не знал, что думать о ней и о себе. Он был старше ее лет на двадцать, но пока сидел в своем аквариуме, эта женщина прожила намного больше его… Зачем что-то думать? Ему было просто хорошо с ней! Хорошо и как-то спокойно. Наверное, такое бывает редко, и многие, прожив целую жизнь, так и не испытали того, что чувствовал он сейчас, находясь рядом с ней. И уже не верилось, что совсем недавно он случайно забрел именно в ее дом. Зашел и остался…

Стоит ли верить в судьбу? Когда-то он верил только в себя, всего добивался сам, но, теперь, пережив долгое заточение и оказавшись рядом с ней, был, наверное, счастлив и благодарен судьбе…

– Кем я хотела стать? – отозвалась Бетти. – Мальчиком. Я играла только с мальчишками, а когда они дергали меня за косу, жалела, что я девчонка.

– А потом?

– А потом я хотела быть красивой и нравиться всем.

– А потом?

А потом… я влюбилась и уже не хотела ничего.

– Нет, Бетти. Кем ты хотела стать, кем работать, что делать?

– Виктор! Ну, кем хочет стать девочка!? Если она дурнушка – кем угодно – математиком, депутатом, налоговым инспектором. Но если на нее смотрят и видят женщину, она и хочет оставаться ею… Я тебе нравлюсь? – неожиданно спросила она. Он покраснел, как мальчишка и пробурчал что-то в ответ.

– Я понимаю, о чем ты хочешь спросить, – уже серьезно заговорила она. – Когда-то я была дизайнером одежды, работала в салонах, рисовала модели, помогала на показах.

– Ты была манекенщицей?

– И манекенщицей тоже. А что – не похоже?

– Ну почему, просто, хотел знать, что тебе нравится. Теперь можно себе позволить все и превратить детские мечты в реальность. Ты чего-нибудь хочешь?

– Мне нравится готовить для вас еду, нравится быть матерью… Ну, я не знаю…

– Тогда позволь сказать мне, – ты не будешь против, если у нас появится сад, где ты будешь украшать землю вокруг нашего дома, а я займусь созданием плантации и буду кормить людей. А потом, если ты, конечно, захочешь, снова будешь шить одежду.

– Значит, мы остаемся здесь? – с удивлением спросила она.

– Если вы не будете против.

Она посмотрела на него своими огромными черными глазами, на секунду задумалась и как-то просто ответила:

– Виктор, мне все равно где жить и что делать, главное, чтобы вы были рядом. Сильвия и ты.

И в эту мгновение ему стало нестерпимо хорошо рядом с этой женщиной, с близким и теплым созданием. И не обязательно быть еще ближе, потому что ближе не бывает… Так думал он…

19

Он развил бурную деятельность. Солнце становилось все горячее, дни длиннее, и что-то подсказывало, что скоро снег растает и придет долгожданная весна. С помощью девочки он засадил все лотки семенами. Через неделю те начали пробиваться из земли, показывая зеленые листики, и теперь Сильвия радовалась им так, как когда-то он в своем саду. У него были грандиозные планы. Он хотел засадить всю округу, а поскольку климат здесь был теплым, можно было скоро получить большой урожай. Он часто заезжал в большой магазин и перевез сюда, наверное, всю технику для работы на земле. Но земля продолжала скрываться под толстым слоем снегом, и он ждал, когда он растает и можно будет начинать. Каждый день он занимался с девочкой, привез много учебников и учил ее всему, что знал сам. Она не говорила, но быстро схватывала. Еще немного, и она сможет излагать свои мысли на бумаге. У него никогда не было детей, и теперь, наверное, впервые в жизни он понял, какое это счастье иметь ребенка. Девочку! Отдавать ей знания и быть ей почти отцом. А она чувствовала это и светилась от радости, когда он бросал свои взрослые игрушки и возился с ней. Но если был занят делами, значит, она была рядом и обязательно мешалась под руками.

20

Так прошли две недели их загородной жизни, полные спокойствия и безмятежных снов. Только иногда по вечерам, когда Сильвия уходила спать, а они оставались вдвоем, ему было не по себе. Он не понимал, что с ним происходит, немного стеснялся Беатрис и самого себя. Они пересмотрели множество фильмов из той прошлой жизни, читали, разговаривали, но он никак не мог понять, что ему не дает покоя. Он думал, что уже научился относиться к Бетти, как к еще одной дочери, только она совсем не походила на дочь, а он на ее отца. Иногда ловил на себе ее долгий взгляд. Она смотрела и думала о чем-то, хотела что-то сказать, но молчала и просто смотрела. Он пытался понять, что у нее на душе, но не мог и не хотел причинить ей боль, напомнив о чем-то. Тогда он ставил музыку или рассказывал о той своей жизни, которую провел в заточении. Теперь он мог это делать – ему нечего было от нее скрывать. Иногда они садились за большой стол и придумывали его большую плантацию и ее сад. Уже рисовали планы будущего поместья. Она помогала придумывать дизайн вокруг дома, и мысленно они уже находились там, в своей весне. Иногда, отбирая карандаш, она невольно касалась его рукой, не отбирая ее в сторону. Это тепло обжигало, и в такие мгновения он уже не представлял ее ни своей дочерью, ни женой, а чем-то большим… Но, разве такое возможно?


Когда он возился на будущей плантации неподалеку от дома, что-то мерил, вбивал колышки или просто думал, глядя по сторонам, она смотрела на него в окно, и ей так хотелось, чтобы он скорее вернулся и был рядом. Но у него находилось масса дел, а так долго она без него не могла и не хотела. Обычно в той прошлой жизни все происходило, как в кино. Люди встречались, знакомились, ложились в постель. Просыпались и были вместе. Женились или расходились. Не важно. Но все равно любили и были любимыми хотя бы какое-то время и обязательно, как в кино. А этот фильм или пока еще только сценарий был таким странным – в белой пустыне, в чудесном доме, с мужчиной, которого она уже бесконечно любила и хотела быть с ним. Но не могла…. потому что никогда в жизни так не любила. А он мог часами находиться рядом, быть совсем близко, но потом опять заниматься своими делами или дочкой… Дочкой! – думала она. – Теперь у него появилась дочка…

А потом он снова будет что-нибудь делать, забывая о ней. Иногда она завидовала ему. Кто-то сказал, что женщина любит всегда, а мужчина лишь эпизодами. Кто сказал?… Какая разница. Все равно теперь этого никому не вспомнить… Но так, как он не умела, поэтому смотрела в это большое окно и ждала…

Проклятый страх. Когда ничего нет – и терять нечего, все просто, совсем не боишься, а внутри лишь пустота. Но стоит появиться чему-то, когда уже не веришь ни во что… (А этот человек такой необычный… Как он улыбается… Другие стреляют, а этот улыбается, и не знаешь – кто сильнее.) …тогда боишься все испортить, а рядом проклятый страх, потому что так хорошо еще в жизни не было никогда… И страшно все сломать… Но, что же будет завтра?…


Теперь он часами пропадал на поле перед домом, ходил с какими-то чертежами, делал разметку своего огорода. Он мерил расстояния, записывал – сколько шлангов нужно привезти еще, какой материал понадобится, что-то рассчитывал. Уже рисовал на этом глубоком снегу свое лето. Только мужчина умеет так мечтать. Иногда ей казалось, что сейчас он войдет и принесет в дом спелые помидоры или клубнику. Казалось, что мысленно он уже посадил и вырастил все это, и готов был снимать урожай. Женщин он туда не допускал, не давая затоптать придуманное чудо, а они и не обижались.

21

Первые числа марта вытащили из календаря огромное и горячее солнце. Оно было уже очень высоко и повеяло весной. Однажды Виктор признался, что на днях у него день рождения, и он в первый раз будет отмечать его со своей маленькой семьей.

День рождения! Почему бы и нет – если хочется превратить жизнь в праздник! А иногда так хочется позабыть о буднях. Хотя, будней в его жизни больше не оставалось – они отступили в далекое прошлое.

На днях, проезжая на своем вездеходе, он обнаружил всего в каких-то сотнях метрах от дома большое озеро. Тогда он случайно въехал на лед, покрытый толстым слоем снега, и его тяжелая машина проделала в воде полынью. Вот, когда и пришла мысль о рыбалке. В этих краях должно быть много рыбы! И теперь к праздничному столу они приготовят чудесное блюдо! Он собрал снасти, придумал наживку. Бетти уже начала готовить что-то к завтрашнему празднику, а он отправился на озеро. Сильвию брать не стал. Девочка недавно болела, и сидеть на озере он ей позволить не мог. Конечно, можно было пойти на охоту, но пока рука не поднималась нажать на курок, а рыбалка – совсем другое дело.

– Виктор, возьми ружье! – сказала Бетти, заметив, что он собирается уходить.

– На рыбалке не нужно ружье, – улыбнулся он.

– Могут прийти волки.

– Ничего, до дома рукой подать, обойдусь, – успокоил он ее.

Она замолчала, подумала, потом спросила: – Ты не хочешь научиться стрелять?

Он смешался, но ответил: – Я умею стрелять, но постараюсь обойтись без этого…

– А ты уверен, что это возможно? – снова спросила Бетти, – ведь бывают в жизни такие моменты…. – и замолчала.

– Бетти, я уверен. Я очень на это надеюсь.

Больше она не произнесла ни слова, задумчиво проводив его взглядом…


Он уже два часа сидел на льду у полыньи и никаких результатов. Даже ни единого движения или намека на присутствие в озере рыбы. Перепробовал разную наживку, использовал приманки, найденные в магазине, но поплавок стоял, словно приклеенный к ледяной воде, ни разу не пошевелившись.

– Странно, – подумал он. – Обычно в этих озерах много рыбы, а здесь почему-то все замерло, не подавая признаков жизни.

И снова воспоминание о том, как стоял он когда-то у самой кромки воды, где было мертвое море и берег, и все вокруг, нахлынуло на него. Прошло уже столько времени, и нет причин в этом чудесном месте гибнуть всему! Но это озеро почему-то напомнило то море, где не было жизни. Только поплавок на ледяной воде и человек на белом снегу…

Он не сразу понял, что произошло. А, когда увидел огромного кабана, несущегося на него, бежать было поздно. Тот летел, как огромный снаряд, его глаза были прикрыты, и только два огромных клыка торчали из пасти. Вспомнил глаза волка, так внимательно и разумно изучавшего его, а тут – прищуренные красные глаза, без признаков жизни с одним желанием – убить. Вот оно – ощущение неминуемой смерти. А кабан все приближался! Наверное, так мчится пуля, которая ни за что не изменит траектории полета, так падает бомба, сброшенная с самолета, и ее не остановить. Так летела война, которая накрыла всю планету, а теперь большой черный кабан мчался по прямой, сокращая путь. И путь этот напоминал траекторию смерти…

Вдруг раздался громкий хлопок. Животное внезапно остановилось и замерло, с удивлением на него взирая. Только сейчас оно широко раскрыло глаза. В них было удивление, ненависть и боль. Только боль смогла остановить его. Зверь постоял мгновение, покачался на коротких толстых ногах и повалился на бок.

Виктор обернулся, неподалеку стояла Бетти с ружьем, от которого еще шел белый дымок. Она была в одном платьице и домашних тапочках, но в руках крепко сжимала оружие.

– Ты уверена, что ходила по подиуму, а не работала егерем? – спросил он, постепенно приходя в себя.

– Я делала все, Виктор, – спокойно ответила она.

22

Вечером, сидя в гостиной, он вдыхал ароматы завтрашних блюд. Сильвия была рядом и что-то рисовала, а Бетти возилась у плиты. Мог ли он подумать, помечтать об этом еще год назад в замке одинокого затворника. А завтра его праздник… Их праздник. И этот день таил в себе какую-то сказку, еще не наступившую, но была она уже где-то рядом…

«Наверное, подготовка к этому дню важнее самого праздника. Прелюдия, ожидание чего-то – вот само совершенство! А что из этого получится… То и получится», – вспомнил он…


Утром звонкие брызги капели застучали по подоконнику и разбудили его. Он проснулся, еще не открыл глаза, но сразу вспомнил – какой сегодня день. Солнце пробивалось сквозь окно спальни, сквозь закрытые веки и слепило глаза. Сейчас он их откроет и наступит этот день. Как здорово просыпаться, когда тебя будит весна!

Он сразу же заметил двух улыбающихся женщин. Они сидели и ждали, когда он соизволит проснуться. Комната была увешена гирляндами из цветных шариков, подоконники были уставлены искусственными, но очень красивыми цветами, а на стене красовался большой плакат. – С днем рождения!

Сильвия смеялась про себя и держала в руках картину. Она сама ее нарисовала. На ней было видно огромное солнце, большое белое поле, их маленький домик, и три маленьких человечка, которые держались за руки. А внизу было неровно нацарапано. – Мама, папа и я! Когда он все это рассмотрел, она втащила тот самый перфоратор, ту самую лопату – все было перевязано ленточками.

– Спасибо, девочки! – только и ответил он. – Вы всю ночь провозились в моей комнате?

Но ему не ответили.

– За мной тоже подарок, – сказала Бетти. – Только не сейчас, немного позже – хорошо!?

Потом был праздничный завтрак. Как можно из ничего сделать такое? Он не знал, что это была за еда, из чего она была сделана, но это были ресторанные блюда. Он набросился, словно не ел целую неделю. Бетти смеялась, подкладывая ему в тарелку, и говорила:

– Это только начало, не торопись. И не съешь вилку!

Они выпили мартини. Потом еще выпили и снова выпили.

– Если так будем продолжать – до вечера не дотянем! – воскликнул он, вставая из-за стола.

Потом они оделись и поехали кататься на лыжах и прощаться с уходящей зимой.

– Знаешь, – сказала Беатрис. Она остановилась и смотрела по сторонам. – Я уже не надеялась, что эта зима когда-нибудь закончится… А мы действительно здесь остаемся?

– Если ты этого хочешь, Бетти, – ответил он.

– А ты знаешь – да! Пожалуй, я хочу остаться здесь навсегда!


Днем эта маленькая хрупкая женщина стояла у плиты, не позволяя себе помогать. Она, надев большой фартук, рубила на части того самого кабана и готовила из него блюдо. А Виктор с удивлением за ней наблюдал. Долго смотрел так, ничего не говоря. Нет, не любовался, но со всем вниманием разглядывал эту женщину – такой он еще ее не видел. Фартук, топор, ее руки – все было в крови. Она безжалостно рубила дичь, кромсая на части, и что-то дикое было в каждом движении, в ее тонкой и сильной фигуре. И это дикое, необузданное поневоле начало передаваться ему, поднимаясь в душе, застилая глаза кровавым туманом. На мгновение показалось, что он находится в первобытном мире, а эта дикая женщина сейчас бросит перед ним на стол сырой кусок мяса, потом себе и они набросятся на еду. Будут зубами вгрызаться в кровавую мягкую плоть. Свежая кровь будет течь по рукам и локтям, и ничего вкуснее представить себе невозможно. А потом они пустятся в дикий пляс, и вакханалия будет продолжаться всю ночь…

Кровь приливала к вискам, ударяла в голову…

– Выпей кофе, – очнулся он от странного видения, услышав ее голос.

– Мартини… Утренний мартини, – подумал он.

Он пил горячий кофе, а чудесные ароматы уже разливались по дому и всей округе. Бетти снова была в красивом наряде, была она утонченная и нежная…

– И что только не привидится! – подумал он.

Потом был вечер, и жаркое, и торт именинника! Как он был похож на тот – его любимый… И как она догадалась? Знала его вкус? А из чего приготовила – это было непонятно. А может быть, торт был совсем другим, просто ему очень хотелось, чтобы он был из далекого детства.

– Это и есть твой подарок? – спросил Виктор.

– Понравилось? – тоже спросила она.

– Да!

Вечер постепенно наступал на длинный, счастливый день. Солнце зашло, и Сильвия снова потащила их на улицу. А Бетти прихватила с собой какой-то большой пакет. И теперь уже не взрывы снарядов или бомб, а петарды и ракетницы озарили небо, белую равнину, весь этот маленький мир, который оказался таким большим. А фейерверк так блестел и слепил, освещая весеннее темное небо, что, казалось, звезды завидовали ему…

Он был счастлив, он устал от этой безумной, нежданной радости. Если люди могут так веселиться – бояться им нечего, потому что теперь они смогут просто счастливо жить.

Он сидел в гостиной, где еще витали ароматы недавнего застолья и уходить к себе не хотел. Праздник окончился, он остался один, женщины, попрощавшись, давно разошлись по своим комнатам. Спать не хотелось. Ему было жалко прощаться с этим днем. Он потушил свет, и долго смотрел в окно. Звезды отражались он белого снега, освещая долину, горы вдалеке, где жили люди и не знали, какой праздник пропустили. Было как-то удивительно хорошо от этого одиночества, к которому он давно привык. Человек должен быть один. Лишь на какие-то счастливые мгновения удается создать сказку, быть всем вместе, но чтобы потом сохранить ее, понять – нужно уметь снова возвращаться к себе…

23

Он сразу почувствовал, что она в его комнате. Он узнавал запах, слышал трепетное дыхание, а руки ее в темноте тянулись к нему.

– Я так долго тебя ждала. Почему ты так долго не шел ко мне?

– Боялся, что тебя здесь нет.

– Я здесь, и теперь буду с тобой всегда.

– Ты не боишься этого – всегда?

– С тобой нет… С тобой я не боюсь ничего…

А небо уже закрывалось плотными тучами. Долина собирала их. Больше ей не нужны были надоевшие звезды, потому что сегодня пришла весна – белая, замерзшая от долгой и холодной зимы. Такой бесконечной и долгой… Но все-таки весна! И долина впустила сюда эти черные, набухшие огненными разрядами грозовые тучи, позволив смыть с себя проклятую зиму. Еще мгновение, и начнется весенний огненный шквал. Как изверженье вулкана, гром возвестит о начале весны, о конце холодов… И той зимы… И пустоты, которую нужно было теперь заполнить, потом всему расцвести и начинать новую жизнь…

– Это и есть твой подарок? – спросил он, проведя пальцами по ее губам.

– Нет, этот подарок для меня. А подарок этот – ты. Я люблю тебя.

Он подумал… хотя думать ни о чем не мог и не хотел… И все-таки подумал – как сложно научиться произносить это слово. Но она может, у нее получается… Вдруг вскочил с кровати:

– Иди за мной!

– Сейчас? Нет, не хочу. Не пойду!!!

– Я тебе тоже хочу кое-что подарить.

Они стояли у окна и смотрели вдаль на его плантацию. Начиналась гроза, а снег белел в кромешной темноте. И вдруг равнина перед ее глазами озарилась сиянием ярких лампочек. Эти огоньки перебегали от одной гирлянды к другой, создавали причудливые рисунки, меняли цвета. И уже огромные сверкающие буквы бежали все дальше, выстраиваясь в слова. А слова написали простую, переливающуюся всеми цветами радуги, фразу:


«Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ»


Молнии со всех сторон разрывали в клочья это огромное пространство. Они сверкали, яркими веселыми стрелами пронзали черные тучи, только бережно и с любовью обходили это место, словно умели читать. А их блеск превращался в огромную огненную паутину, где в центре, в самой середине оставались и светились эти слова.

– Ты давно это сделал? – прошептала она.

– Сразу… С самого начала…

– Но почему молчал?…

Их лица, их белые фигурки освещались немыслимым светом отблесков молний, а они все стояли и смотрели, как не хотелось уйти, закрыть глаза, остаться вдвоем и больше не думать ни о чем.

Часть 3

24

Дождь лил всю ночь, потом целый день и еще одну ночь. Он заливал белую долину, спускался реками с гор, стоящих вдалеке. Умывал их маленький мир, отогревал землю. Снег таял, уходил вместе с холодной зимой, и теперь открывающаяся земля просила зеленой травы и листвы, и семени, брошенного щедрой рукой… Они не выходили из дома, не смотрели в окна, только друг на друга и на маленькую Сильвию, которая все видела, наверное, все понимала, поэтому тоже была счастлива.

Как это удивительно, когда ничего не ждешь, просто на мгновение останавливаешься, замираешь и этим мигом живешь. Живешь прямо сейчас, каждую секунду – проживаешь и час, и день, и еще одну ночь, ни о чем не думаешь, растворяясь в каждом мгновении. Но потом понимаешь, что ты не стоял на месте, просто жил. Потому что любил…

Две удивительные ночи обрамляли волшебный день, но снова наступает утро, и не хочется никуда идти, отрываться друг от друга, а щедрое солнце ласкает дом и комнату, и подушку, волосы, которые пахнут весной…


Она встала, накинув на себя халатик. Пора было просыпаться и начинать новый день, такой по-весеннему солнечный!

– Сильвия, ты где? Сильвия, дочка. Ты куда подевалась? – уже слышался издалека ее голос. Бетти ходила по дому, но нигде не могла ее найти. Виктор тоже спустился вниз. Потом выглянул в окно.

Девочка стояла на крыльце и смотрела прямо перед собой. Они вышли на крыльцо узнать, что привлекло ее внимание. А взгляд ее был устремлен туда, где уже вскрылась дорога, проходившая неподалеку. Снег растворился, и вода бурными весенними потоками уходила с холма куда-то вниз. А на дороге лежали люди. Нет, не люди – то, что от них осталось. Эти останки были одеты в одежды… Когда-то по этой дороге ночью они уходили из взорванных городов. В последние минуты жизни они шли туда, где виднелись горы, где можно было спастись. Никто из них не знал, сколько еще осталось минут, а если повезет, – часов. Но страшные лучи уже поразили их тела, и надежды не оставалось. Оставались только шаги по этой дороге смерти… И куда не посмотреть, везде были они – и на дороге, и на холме, на поле. Вся долина была усеяна маленькими мокрыми холмиками. Вот куда делись люди из этой страны! Они никуда не ушли, они остались под белоснежным пушистым снегом навсегда.

Бетти взяла Сильвию за руку и молча повела в дом. Ничего не говоря, они молча делали одно и то же – собирали вещи. Наконец Виктор вышел на страшную улицу, подогнал вездеход прямо к крыльцу и начал грузить багаж. На мгновение посмотрел на девочку. Сильвия сидела на стуле и спокойно глядела в окно. Он поразился ее спокойствию, потом вспомнил слова Бетти. – «Страшно, когда к этому привыкаешь». Сколько всего успела увидеть эта маленькая девочка? – подумал он. – На сколько жизней хватит?

Они быстро собрались и тронулись в путь, а безжалостное солнце освещало дорогу и все вокруг. Ему казалось, что он проглотил змею. Ядовитую змею. Сначала съел, а потом узнал, что это было. Там, где он ходил с Сильвией на лыжах, где строил плантацию, там, где совсем недавно мерцали разноцветные гирлянды с волшебными словами… Под чистым белым снегом скрывались останки людей.

ЭТИ взрывали свои ракеты с минимальной разрушительной силой – только вспышка и все, а тысячи гибли в считанные минуты… ЭТИ уничтожали только живую силу, но города, дома, дороги сохраняли для себя. Они надеялись прийти сюда, жить в их доме, ходить в их магазины… Так вот почему в озере не было рыбы. Она оставалась на дне, а люди остались на равнине, и теперь это место превратилось в огромное мокрое кладбище, только без крестов. ЭТИ сидели в своем бункере и нажимали на кнопки, а гибли люди. Так вот почему этот снег столько времени не таял? Ему было стыдно! Он берег этих троих, обманывал их, давая немного времени. Но такое невозможно скрывать бесконечно…

Виктор пытался объезжать эти холмики, состоящие из костей и одежды, но их было так много. Они были повсюду – на дороге, в поле, они были везде. Поневоле наезжал тяжелыми гусеницами, и тогда раздавался хруст. Снова и снова пытался объехать – и снова хруст. Сможет ли он забыть? Только теперь понял – какого мужества стоило Бетти и Сильвии об этом не вспоминать. Но рука из проклятого прошлого вновь протянула свою костлявую плеть, взяла их за шкирки, и заставила глядеть прямо перед собой:

ДОЛИНА СМЕРТИ. ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРЕКРАСНЕЙ! СМОТРИТЕ, НИЧТОЖНЫЕ СОЗДАНИЯ! ЭТО ДЕЛО ВАШИХ РУК!..

Казалось, эта дорога не закончится никогда. Горы были так близко, но как далеко они были, и каждый шаг отзывался хрустом… И снова, и снова только скрежет равнодушных железных гусениц вездехода, перемалывающего все в фарш. Какое-то время они ехали по бесконечному полю. Те несчастные не смогли добраться до спасительных гор. Одни прошли меньше, другие чуть больше, но все остались здесь. Вот и подножие, начинались возвышенности и холмы, где уже не видно было никого. Слава богу, – подумал он, – никого! А значит, оставалось еще место для жизни. Горы, маленькие шале, разбросанные на склонах, подъемники на горнолыжных стоянках, местами остатки снега и земля. Свободная и чистая земля…

25

Лео был рад их видеть. Он помогал разгрузить багаж, но был молчалив и задумчив.

– Почему не приезжал к нам в гости? – спросила его Бетти. – Как твоя девушка?

Виктор после дороги тоже был молчалив, приходя в себя. Да и возможно ли это, отъехав от долины на несколько десятков километров, обо всем забыть? Но вот их чудная горная деревня, снова воздух и солнце… И уже казалось, то был страшный сон, который остался позади. Нужно только проснуться и стряхнуть его с себя.

Лео ответил: – Девушка чудо. А не приезжал… Да, собирался, но было много работы! – и они порадовались за него. Наконец, этот человек занимался своим делом.

– Много рисуешь? – поинтересовался Виктор.

– Да… Да я очень много работаю. Хочешь, я тебе все покажу?

– Конечно! – ответил Виктор и, оставив женщин возиться с имуществом, двое мужчин отправились вглубь деревни.


Они шли по дорожке между домами, и Виктор не узнавал этого места. А мимо проходили люди, здоровались – это были старые знакомые, иногда попадались совсем новые лица. Все куда-то торопились. Он не понимал, что здесь изменилось. Видимо, сошел снег, и теперь все выглядело по-другому, – подумал он. Они подошли к дому Леонардо.

– Как твоя школа? Ты хотел заниматься с детьми, – спросил Виктор. Лео замялся и ответил, – сейчас ты все увидишь сам.

Над дверью дома была прибита большая табличка:

«Памятники, вывески, витрины».

Еще на ней был нарисован человек с палитрой и кистью в руках, а длинный шарф развевался на ветру.

– Памятники? – не понял Виктор.

– Понимаешь, – замялся Лео, – школа сейчас не так актуальна, – объяснили мне. – Люди не хотят заниматься этим и платить за учебу. Нужно налаживать жизнь…

– Платить? – перебил его Виктор.

– Да. Пойдем дальше, все увидишь.

Показался дом Патриции. На ней тоже красовалась табличка с живописной надписью – «Клиника жизни».

– Хочешь, зайдем, поздороваемся, – весело предложил Лео. Они немедленно поднялись по ступенькам и вошли в дом. Там сидело несколько человек. Незнакомая девушка строго их окликнула: – Вы записывались?

Лео перед ней стушевался и сказал:

– Мы на минуточку.

– Все на минуточку! – строго ответила она. Но дверь комнаты приоткрылась, и оттуда выглянула Пат… Нет Патриция. Она была в белом халате и строго спросила:

– Что за шум?

Девушка начала оправдываться:

– Вот! Эти двое! Хотели пройти без очереди! – но Патриция, улыбаясь, уже шла к Виктору, протягивая ему руку:

– Здравствуй, Виктор. Здравствуй, дорогой! Я очень рада тебя видеть. Как вы, как Сильвия?

Они перекинулась парой ничего незначащих фраз, и она сказала, – вечером зайду!

– Видишь, как жизнь налаживается! – воскликнул Лео, выходя на улицу. – Нравится? – и гордо указал на табличку. – Моя работа.

Теперь он понял, что в этом месте изменилось – вся улица пестрела вывесками и рекламными щитами:

«Ресторан на горе» – так называлось заведение, где они когда-то праздновали добычу Давида.

«Казино» – там пока не было никого, но веселый крупье красовался на огромном щите, нарисованный рукой мастера, и зазывал внутрь.

Парикмахерская – «Оставь свою бороду».

Пекарня – «Съешь меня»

Был даже публичный дом – «Возьми меня»

Бюро ритуальных услуг – «Приди и останься».

Дальше, в самом центре деревни, вывески казались строже – «Банк», «Мэрия», «Таможня»…

И, наконец, показался самый высокий коттедж, который со всех сторон был увешан табличками. Те примыкали друг к другу, теснились, некоторые были огромными, другие поменьше в размере, вот уже совсем маленькие. Этот дом напоминал муравейник. Из него выходили люди. Одни несли стопки бумаг, другие какие-то папки, а у дверей стояла охрана.

– Этот дом пока единственный, к которому подключили электричество! – с уважением произнес Лео. – Им оно нужнее.

А на вывесках были видны таблички следующего содержания – «Полицейский участок», «Полицейское управление», «Полицейское ведомство», «Служба разведки», «Служба контрразведки».

Дальше таблички были чуть меньше – «Национальная армия», «Налоговое управление», «Суд» и, наконец, в самом конце дома висела крошечная и неприметная табличка – «Тюрьма».

Город пестрел надписями и плакатами и был похож на фантик от конфеты.

– Твоя работа? – спросил Виктор.

– Да! – гордо ответил Лео. Потом осекся, посмотрел на Виктора и добавил: – Я ведь только художник… Мне говорят, я рисую. Правда, ребята из этих офисов особенно развернуться не дали, работы здесь было мало – скукота, зато пойдем сюда – покажу кое-что еще. Они отошли от дома, где у каждой двери стояли люди с автоматами и направились на край деревни. Дальше были видны очень скромные вывески: «шью», «гадаю», «исцеляю»… И, наконец, показалось огромное панно над дверью одного из домов. Виктор присмотрелся. Это была не картина, а скорее икона. На ней было нарисовано действо из библейской жизни. Они вошли внутрь. Все здание было освобождено от перегородок и стояли маленькие леса. Повсюду были разбросаны краски, кисти и несколько картин украшали стены. В глубине сидел настоящий священник и читал книгу… Лео прошептал:

– Это мое спасение. Когда все надоедает, прихожу сюда и пишу. Не рисую, не вырезаю чертовы буквы по металлу или дереву – а пишу. Не будь этого места, наверное, сошел бы с ума.

Виктор спросил:

– Что же мешает писать картины для людей? Ты же хотел этого? Ты настоящий художник!

Лео помялся:

– Ну, как сказать… Я теперь не один. В жизни кое-что изменилось… А если у нас появится ребенок… Я не могу позволить им умереть с голода! – произнес это тихо, шепотом, но Виктор расслышал его, начиная все понимать. Они вышли на улицу.

– Лео, кто все это придумал? – спросил он. – Прошел всего месяц с тех пор, как мы с тобой кормили всех. Вряд ли Давид на такое способен.

– А и не нужно больших способностей. Нашлись умные головы. Они знают систему. А системе – тысячи лет. Давид велел нарисовать нужные таблички, и пошло – поехало. Свято место пусто не бывает. Теперь каждый делает то, что умеет.

Виктор снова окинул взглядом деревню – вдалеке, на самом краю, виднелся последний дом, и Виктор захотел взглянуть на него.

– Не интересно! – отозвался Лео. – Эти ребята не дали мне заказ – все делают сами.

Они подошли. На двери висела, на первый взгляд, скромная, табличка. Но, если присмотреться, можно было увидеть, что сделана она из настоящей бронзы, а на ней старинным, витиеватым стилем было выбито: «Адвокатская контора. Рай или ад?»

– Даже ошибку допустили! – снисходительно бросил Лео. – Зачем вопросительный знак!? Ну, кто так делает? Ничего без меня не могут!..

А Виктор продолжал рассматривать табличку. Казалось, что ей много столетий. Бронза отливала старинной патиной и, куда ни отойти, отовсюду была видна эта надпись – маленькая, но такая яркая и почему-то с вопросительным знаком.

– Они появились недавно, раньше мы их не видели, но, похоже, ребята знают, что делают…

От прогулки Лео заметно устал и потащил его в ресторан: – Нужно выпить! – убедительно сказал он. – Срочно нужно выпить! – но, заметив, как Виктор с удивлением посмотрел на часы, а было еще раннее утро, извиняясь, добавил, – за встречу.

26

Теперь они брели по пестрой улице назад. Таблички и плакаты, люди, снующие кто куда, автоматчики у дверей… У него закружилась голова.

– Действительно, стоит выпить, – подумал он. Вдруг кто-то сзади хлопнул его по плечу.

– Виктор! Приехал?

Это был Давид. Он был в полицейской амуниции с кобурой на поясе.

– Здравствуй, Давид!

– А Лео, по-видимому, ведет тебя в кабак? С утра пораньше. Да, Лео?

Тот неуверенно пробурчал что-то в ответ.

– Ладно, пойдем, выпьем. Пора промочить глотку!

Они зашли в ресторан и уселись за столик.

– Ну, как тебе у нас? – спросил Давид. – Не ожидал увидеть такое? Всего за месяц – пока ты там прохлаждался с Бет!..

Они сидели у большого окна, а напротив разгуливали люди с автоматами, охраняя здание полиции.

– Скажи, Давид, в тех конторах напротив – кто там – и полиция, и разведка, и армия?

Давид как-то подобрался, крякнул и выпил виски.

– Сказать по правде, пока сижу я там один, но скоро наберу толковых ребят. Мне люди нужны. Кстати, Виктор, иди ко мне! – вдруг предложил он. – Парень ты проверенный. Поработаем!

– Может быть, сразу назначишь начальником тюрьмы? – спросил Виктор, улыбнувшись.

– Ну, зачем сразу! – не понял юмор Давид. – Тюрьма это дело тонкое! – с любовью сказал он. – Тюрьма, это, брат, тюрьма! Сначала поработаешь моим помощником, а там посмотрим…

– И что – в ней уже кто-то сидит? – не унимался Виктор.

– Была бы тюрьма, а кого посадить – всегда найдем, – философски заметил Давид. Выпили еще. Давид строго посмотрел на Лео.

– А тебе хватит. Иди, работай. Ты мне что обещал сделать?

– Да, Давид! Конечно! Я заканчиваю. Осталось совсем немного.

– Вот закончишь – тогда и пей. А пока, чтобы я тебя здесь не видел!

Лео распрощался, уже собирался уйти.

– А заплатить? – язвительно добавил Давид.

– Ну,… ты же знаешь, пока мне здесь не отпускают в кредит.

– Не отпускают, – пробурчал Давид, – а ты чаще сюда заходи. Ладно, давай иди, работай! – и проводил Лео взглядом.

– Так что. Идешь ко мне? – снова обратился он к Виктору.

Виктор посмотрел на него, перевел взгляд на меню, где стояли цены. В каких они были единицах, было непонятно, но цены там были. Потом очнулся. – К тебе?… Давид, я только что приехал. Не знал, что теперь все не так просто,… – и показал на меню. – Я подумаю.

– Не напрягайся. Я заплачу, – сказал тот. – Ну, подумай, подумай… Два раза такое не предлагают… Привет Бетти!

И они разошлись, отправившись каждый своей дорогой.

27

Вечером зашла Патриция. Она была энергична, жизнерадостна, пышила здоровьем, которое несла людям, и была безумно рада их видеть.

– Как наша Сильвия? – она осмотрела девочку, сказав, что та абсолютно здорова.

– Ну, как тут у нас? – наконец, спросила она. – Чем думаете заниматься?

– Виктор хочет сделать плантацию, выращивать овощи, цветы, – ответила Бетти.

– Цветы? Цветы не нужно, а вот фрукты, овощи – это замечательно и очень полезно для здоровья. Надоели сушеные сливы и всякая дрянь.

– Пат! – спросил Виктор, – ты врач и лечишь людей. А кто кормит тех, которые работают в мэрии?…

Патриция посмотрела на них, как на детей малых, и ответила:

– Вы и кормите. Вы где живете? Забыли, что такое цивилизованное общество? Люди трудятся, зарабатывают, а потом тратят и живут. Одни работают, другие управляют. Мы пришли сюда голодные, без всякой защиты, а теперь можно не беспокоиться о завтрашнем дне.

Пат говорила, и ее лицо светилось уверенностью и энергией. Ее можно было понять – она снова занималась любимым делом, лечила людей, а на остальное ей было наплевать…


Вечером, уже совсем поздно, зашел Лео. Он был навеселе и немного грустный. Он принес Сильвии один из своих мольбертов, краски и кисточку. Показал, как этим пользоваться, а потом все собрались за большим столом. Бетти положила ему остатки того самого жаркого, и он набросился на еду, словно давно не ел.

– Лео, вы опять голодаете? – удивилась Бетти.

Тот проглотил кусок, застрявший у него в горле, и скромно ответил: – Ну, почему голодаем?… Совсем не голодаем…, – но продолжил жевать. – Вкусно! Очень вкусно! – приговаривал он.

– Расскажи, а откуда эти деньги. Где люди их берут? – спросил Виктор. Глаза Лео засветились.

– Деньги. Они отсюда! – загадочно произнес он. – Только никому не говори! – и достал из кармана какую-то железку.

– Скоро у нас будет много денег!

– Что это, Лео? – спросила Бетти.

– Матрица. Только тихо… Мне заказали ее в мэрии. Сначала мы давали друг другу расписки за услуги и еду. Потом совершенно запутались и оказались все друг другу должны. Но это! …Это и есть деньги… Будущие деньги. Я отдам эту матрицу Давиду, и они в мэрии с ее помощью будут их печатать.

– Но, как они попадут потом к людям? – удивилась Бетти.

– Как – как! Я нарисовал плакат – мне заплатили. Я нарисовал деньги – они и дали мне эти деньги!.. Какой абсурд! – и вдруг громко засмеялся.

– Лео, ты отдашь эту матрицу в мэрию. Как ты собираешься разбогатеть? – продолжала она.

– Ведь я художник! Большой художник! Нарисую еще! Сделаю копию, черт возьми! Только тихо! Я даже своей девчонке этого не говорил.

– А в вашей тюрьме появится первый посетитель, – засмеялся Виктор.

– В вашей тюрьме? – переспросил Лео и поправил его, – в нашей тюрьме! К сожалению, вы сюда вернулись…

– Но, Лео, – возразила Бетти, – мы не собираемся ни у кого ничего брать! И деньги подделывать тоже не будем.

– Этого совсем не достаточно! – весело ответил Лео. – Чует мое сердце… Уже одно то что ты живешь в городе, где есть пустая тюрьма, не оставляет тебе никакого шанса…

– Ты пессимист, Лео, – продолжал смеяться Виктор. – Тебе нужно лечь в постель, а завтра проснуться человеком.

Они уложили Сильвию в кровать и проводили Лео до его дома. Несколько раз его матрица выпадала из кармана, и они, заботливо подбирая творение художника, возвращали ему.


Оставшись вдвоем, пошли по единственной улице их городка. За это время люди привезли сюда фонарики на солнечных батарейках, и теперь дома светились огоньками. В ресторане были зажжены свечи, и только здание полиции и других важных служб гордо мерцало электричеством, отбрасывая его почти на весь этот маленький городок.

– Ты не пригласишь меня в ресторан? – спросила она.

– Милая, я приглашу тебя куда угодно, но в ресторан мы пойдем в другой раз. Твой муж совершенно нищий.

Муж – подумал он. Как приятно произнести это слово.

– Муж, – трогательно и со значением повторила она. Ты мне делаешь предложение?

– Я тебя люблю, – просто ответил он.

Они стояли посреди улицы и смотрели по сторонам. Люди проходили мимо, улыбались, здоровались. Как красив был этот вечерний город. Как хорошо, что остался на свете уголок, где люди просто могут жить, ходить по улицам, улыбаться и говорить друг другу такие слова…

28

Утром он повез всех на прогулку в горы. Конечно, у него была тайная мысль, но о ней он пока молчал. Горы стояли голенькие, уже без снега, но еще без травы и зелени. Скоро начнут появляться первые бутоны, из земли выглядывать побеги весенних цветов, а склоны станут пестрыми от буйства фантазии природы. Сколько воздуха и жизни было в этих прекрасных горах!..

Он нашел то, что искал. Небольшая река пробивала русло в узком ущелье, а вода ее переливалась утренними лучами, играя с крутыми берегами, переворачивала небольшие гладкие камешки на дне, устремляясь куда-то вниз. Он подвел их к берегу, развернул снасти и начал всех учить рыбной ловле. А рыба стала совсем ручная и глупая. Она уже забыла, что такое человек с его хитрыми приспособлениями и плавала в чистой воде, словно жила в раю. Заметив наживку, захватывала ее целиком. Рыба забыла ту войну, она и не могла о ней ничего знать – это было так давно. И что такое человек – рыба тоже пока не знала, вернее, уже забыла. И очень скоро целое ведро крупной форели они несли домой.

Не доезжая до деревни, Виктор остановил вездеход, они выпрыгнули из кабины и стояли, не понимая, зачем он их сюда привез. А Виктор уже обходил ровную площадку – небольшое плато, зажатое между скал. Что-то прикидывал, замерял…

– Беатрис, ты будешь женой фермера! – наконец, издалека крикнул он.

– Фермершей… С мускулистыми толстыми ногами и крепким задом! – согласилась она.

– Ты будешь таскать огромные тележки, набитые доверху овощами и фруктами! – поддержал он ее.

– Потом привозить их на городской рынок и продавать втридорога.

– Нет, Бетти. Будешь раздавать их просто так.

– Нет, втридорога! – уже смеялась она, – а потом, после тяжелого рабочего дня мы будем надевать на себя красивые одежды…

– …на твой большой и круглый деревенский зад…

– …и на твою старую гриву…

– …ходить по магазинам и бутикам и все спускать. И тратить, и тратить, и тратить.

– Нет! Складывать в кубышку! – уже хохотала она. – А потом мы наймем себе много рабов!

– И рабынь!

– Что? – грозно пошла она на него.

– Пошутил! Просто пошутил!.. Покрасим их в черный цвет, – смеялся он.

– Нет, в красный! И в зеленый! И будем на них пахать!

– Бетти, у нас рабовладельческий строй? – спросил он.

– Каменный век!

– Тогда придется надеть шкуры диких зверей – и никаких бутиков.

– И никаких ресторанов? – изумилась она.

– И золотых побрякушек тоже… И шуб, и нарядов… И что там бывает еще у вас, у глупых женщин…

Она уже бежала за ним. И Сильвия бежала, а Виктор несся по этому полю – по будущей его плантации. Повсюду тянулись к солнцу воображаемые всходы растений. Уже густыми зарослями они покрывали пространство вокруг, и он повалился прямо в них с головой. Верхом на нем сидела Беатрис, а Сильвия носилась рядом…

– Ты весь в грязи, дурачок, – услышал он и оглянулся. Зарослей не было, и растений тоже не было, даже маленьких всходов. Все это ему только показалось. Но он серьезно на нее взглянул, привлек к себе и прошептал:

– Это не грязь. Это наша земля.

И провел перепачканной рукой по ее щеке.

29

На двери их дома висела бумага. Несколько бумаг. Все они были заверены печатями, а текст был приблизительно такой:

«…надлежит явиться в мэрию.

В 1 комнату мэрии.

На первом этаже мэрии.

Подпись – мэрия.

…В налоговую службу.

…В полицейское управление…»

И так далее.

Бетти шутя спросила: – с вещами?

– Думаю, сухари можно будет получить с передачей, – ответил с улыбкой Виктор Он надел самый приличный костюм и отправился в центр городка.


День был по-настоящему весенний. Солнце слепило глаза, люди улыбались друг другу, перекидывались репликами, желали доброго дня и шли дальше по своим делам.

– Пожалуй, и ему пора заняться делом, – подумал Виктор.

Когда он зашел в мэрию, голова пошла кругом. Множество людей сновали из комнаты в комнату. Они носили какие-то бумаги, ставили печати, и этот стук был похож на работу фабричного цеха. Девушка в комнате номер один сказала, что он должен зарегистрировать их личности и получить паспорта.

– Должен! – повторил он с улыбкой. Она очень удивилась, когда узнала, что ему не известно полное имя Беатрис.

– Вы ее муж?

– Да.

– Но, фамилии ее не знаете?

Ему было весело, и он, едва скрывая смех, ответил.

– Не знаю.

– Вы должны узнать ее имя.

– Должен! – снова повторил он, – Что же, пойду знакомиться.

И через пару минут вернулся к Бетти.

– Они спрашивают, как тебя зовут.

– А ты не знаешь? Ну, конечно, муж и не знаешь. Откуда же тебе знать?

Она написала на бумаге их полные имена, и он во второй раз отправился в мэрию. Закончив получать паспорта, он почувствовал себя человеком и гражданином.

– Вы должны встать на учет в полицейском управлении, – напоследок сказала девушка.

– Должен! – весело попрощался он с комнатой номер один и перешел в соседнее здание. А на улице солнце успело улыбнуться ему и проводить до нужной двери…

– Вы должны оставить отпечатки пальцев, – сказали ему в полицейском управлении и проводили в другую комнату.

– Должен!

– Ну что, Виктор. Ты подумал о моем предложении? – Давид с удовольствием макал его пальцы в краску, оставляя их следы на какой-то пластине.

Давид, да ты художник! – любовался его работой Виктор. – Как красиво у тебя получается.

Давид посмотрел на него подозрительно, пытаясь постигнуть тайный смысл этих слов.

– Не художник, а полицейский, – отрезал он, – так ты не ответил?

– Давид, мы с Беатрис будем выращивать хлеб и много всего другого, У нас будет плантация, мы будем кормить людей.

Давид был очень удивлен.

– Мы с Беатрис!? – презрительно повторил он. – Кстати, передай ей, что ее пальчики мне тоже нужны, – на мгновение задумавшись, посмотрел на него с сожалением и какой-то жалостью. Он его не понимал…

– Что же, второй раз не предложу, – ответил он, – тебе в соседнюю комнату, – и с недоумением посмотрел ему вслед. В другой комнате Виктора расспросили, где он будет работать и, узнав о его планах, ответили:

– Мы вас поставим на учет. Вы должны…, – ему опять стало невероятно смешно. Как взрослые люди могут на полном серьезе заниматься такими вещами? – думал он. – Они играют или разыгрывают его?

– Должен!

– Не перебивайте меня. Еще вы должны заплатить налог за землю…

– Но, земля эта ничья!

Женщина посмотрела на него укоризненно, – такого не бывает, Виктор.

– А если земля будет в километре отсюда, в двух десятках километрах?…

– Все равно… Дальше, вы должны…

– Должен…

– Вы меня перебиваете, потом что-нибудь перепутаете и будете должны выплачивать штрафы. Итак, вы должны выплачивать ежемесячный налог на вид вашей деятельности. Мы рассчитаем вам ориентировочную прибыль и определим, сколько это будет стоить.

– Но первый урожай я сниму только спустя три месяца. И неизвестно, вырастет ли что-то из старых семян!

– Тем не менее, все эти три месяца вы будете выплачивать налог.

Ему стало жарко. Здесь работал обогреватель, горел свет, было душно, а еще было очень смешно. Но женщина спокойно серьезно на него смотрела, совсем не улыбаясь.

– Как я смогу что-то оплатить, если три месяца я не буду иметь ни цента?

– Для этого вы возьмете в банке кредит – это в доме напротив, – с легкостью ответила она. Он задумался и теперь пристально на нее смотрел.

– А зачем вы здесь сидите? – неожиданно спросил он.

– Как? – на секунду задумалась она. – Мы выдаем разрешения и запрещения.

– Понятно, – ответил он. Видимо, женщина не шутила.

– Хорошо, а если я просто возьму свой вездеход и привезу еду с материка, и ничего не буду выращивать, что тогда?

– Тогда вам в другую комнату. Там вы заплатите таможенную пошлину, а потом мы насчитаем налоги. Кстати, еще вы должны заплатить налог на транспорт.

– Должен, – повторил он и задумался.

– Я еще ничего не сделал, но уже всем должен!

Она развела руками. Ей искренне было жаль этого дикого, непонимающего человека и с теплотой и участием произнесла:

– Виктор, вам лучше работать на государственной службе. Бизнес – удел немногих. Не каждому это дано.

– Да, да… Вы совершенно правы… Мне уже предлагали командовать тюрьмой.

Тут в ее взгляде мелькнуло что-то живое.

– О! Если вам удастся добиться такой должности!.. Заходите!.. Попьем чайку… По-соседски…

Она улыбнулась, и только теперь он заметил, что это была совсем молодая милая женщина.

Он выскочил на улицу. Ему было нестерпимо жарко, на свежем воздухе он постепенно приходил в себя, а солнце по-весеннему ласково улыбалось, люди проходили мимо, все куда-то торопились, некоторые здоровались, и он не верил в то, что произошло. Дьявольский розыгрыш!? Снова обернулся на здание, откуда только что выскочил. Оно стояло незыблемо, как скала, блестело на солнце табличками и настойчиво повторяло одно и то же слово – «должен».

30

Идя по улице, заглядывал во все дома, где находились таблички.

– Как они живут? Как ходят по этим улицам, улыбаются?

Его встречали, здоровались, все что-то предлагали. Так дошел до вывески «шью». Она была нарисована не рукой художника, а нацарапана от руки карандашом. Открыл дверь, откуда сразу же повеяло холодом. У камина, забывшего, что такое дрова, увидел пожилую женщину. Ее лицо было сморщенным, может быть, не от старости, но от войны, которая для нее еще не закончилась. В доме не было признаков тепла и какой-то еды.

– Вы что-то хотели? – удивилась она.

– Нет, извините меня, – и снова вышел на улицу.

– Хотел ли он чего-нибудь? Да, хотел. Хотел ей помочь, но теперь не знал, чем помочь самому себе.

– Тюрьма!.. Директор тюрьмы. Отличная должность! – пробормотал он. Потом зашел еще в несколько домов с такими же простенькими табличками и вспомнил магазин, который когда-то громили эти люди. Теперь одни улыбаются, а другим нечего есть. Ничего не изменилось? Тогда всем было легче от осознания общей беды, а теперь, когда у одних было все – и напечатанные деньги, и дорогие таблички, нарисованные рукой настоящего художника, и нужные печати и штампы, а другие даже не выходили из домов, не желая этого видеть. Неужели война не закончилась?…

– Памятники! – вспомнил он надпись над дверью мастерской Лео. Эти люди не смогут даже позволить себе купить такой памятник, даже клочок земли на погосте и то не смогут…

31

Он добрался до последней таблички, гордо переливающейся на солнце. – «Рай или ад?». Хотел было повернуть назад – довольно уже насмотрелся, но дверь раскрылась, и какой-то молодой, статный мужчина появился на пороге, приглашая его зайти. Отказать ему было невозможно. Виктор переступил порог. Обстановка поразила. Здесь все напоминало средневековый замок – каменные сиденья, бронзовые подсвечники, камин, отливающий магическим светом. Его проводили к столу. Напротив сидел молодой крепкий мужчина. Одет он был во все белое. Кстати, заметил он, открывавший ему дверь, был во всем черном. Лет им было… – наверное, по триста или по пятьсот, – неожиданно подумал он. А человек в черном кивнул ему, словно подтверждая это предположение.

– Какая-то чушь…

Тут человек в белом произнес: – Мы поможем решить ваши проблемы. Рассказывайте.

Он молчал. Что он мог рассказать, когда все люди теперь находились в одном идиотском положении. А ему нужно было принимать какое-то решение. Какое?…

Человек в черном подсказал:

– Мы и поможем вам принять это решение.

От неожиданности он оторвался от своих мыслей и посмотрел на него в упор.

– Понимаете! – продолжал белый человек, – вы должны делать лишь то, что считаете нужным. Каков бы абсурден ни был ваш план – осуществите его. Понимаете – о чем я? – и, посмотрев на человека в белом, добавил:

– А мы вам поможем.

Виктор медленно шевелил губами, едва выговаривая слова. Он был словно под гипнозом.

– Даже, если бы я хотел воспользоваться вашими услугами, к сожалению, у меня нет денег. Мне нечем заплатить.

– Нам не нужны ваши деньги, – сказал белый человек.

– Почему? – спросил он.

– Потому что… вы наш первый клиент! – ответил человек в черном.

– Потому что вы нам нравитесь! – перебил его белый, заметив сомнение в его глазах. – Хорошо, давайте начистоту, признаюсь, мы поспорили.

– А я предмет вашего спора? – спросил Виктор.

– Да! – честно ответил белый человек.

– Какие же условия вашей адвокатской конторы?

– Вы должны сделать то, что хотите… Это все!

– Но желания бывают разные, – перебил его человек в черном. – Вы можете стереть с лица земли этот город, можете руководить тюрьмой или пойти служить в армию,… бежать отсюда!

– Или помочь этим людям! Решать вам, – добавил человек в белом.

– Но я не один… У меня семья. Теперь я не знаю, смогу ли…

Они сидели за длинным каменным столом – человек в черном курил сигару, а человек в белом пил напиток, напоминающий молоко. И на мгновение ему показалось, что знает этих людей. Знает давно. Видел их не раз, сидел с ними за одним столом, только не помнил где и когда.

– Сделай то, что ты хочешь? А чего он хочет?

В эту минуту он не видел выхода. Он не Бог и не дьявол, в конце концов!

– Почему у вас такое название – «Рай или ад?», – спросил он.

– Ну…. потому что существует всего два цвета – белый и черный. Остальные находятся между ними и не имеют значения. Каждый выбирает себе то, что ему ближе, – сказал человек в белом.

– Остальные цвета – просто остальные, и не имеют особого значения, – повторил человек в черном.

Пауза затянулась. Белый человек допил свой напиток и произнес:

– В любом случае, вы можете на нас рассчитывать…

Он встал, пожал Виктору на прощанье руку и откланялся. Черный человек проводил его до двери, повторив:

– Просто сделайте, то, что хотите и все. А мы вам поможем… Непременно поможем, – и вежливо прикрыл за ним дверь.

32

Вечером громкая музыка раздавалась из центра поселка, и они вышли из дома. Виктор уже рассказал Бетти обо всем и на ее вопрос: – Что мы будем делать? – у него не было ответа. Впервые за эти два месяца, находясь среди людей, он не находил выхода. Он не представлял, что можно сделать и как им жить дальше. Было проще нестись с горы на лыжах, не зная, как он найдет обратный путь, но надежда оставалась, а желание помочь людям и найти еду помогало. Было проще смотреть в глаза голодному волку, проще любить… Нет любить всегда непросто, но как это удивительно, когда ты становишься кому-то нужен. Проще на голой, одинокой равнине было строить грандиозные планы. Даже ехать по останкам людей было проще, потому что тогда он знал, что кого-то еще можно спасти… Но теперь…

Музыка играла. На плакате была нарисована огромная надпись – «Презентация новой купюры». Около ресторана толпились люди. Многие были одеты в праздничные одежды. Столики были выставлены на улицу, а на них стояли бутылки с шампанским и прочими напитками, в тарелках была какая-то еда. Фуршет на весь город – поняли они. У микрофона стоял полный мужчина, заканчивая речь. Оказалось, это и был банкир. Как он сохранил импозантную фигуру в той войне – было неизвестно. Хотя банкир, наверное, и на войне банкир.

– … с сегодняшнего дня мы рвем эти расписки и больше никому не должны… Мы начинаем жизнь с чистого листа и с чистой совестью…

Иногда казалось, что говорит он стихами:

– Мы должны занимацци…

– Модернизацци…

– Инновацци…

Закончив речь, поправил пиджачок на кругленьком животике и прокричал: – А теперь банкет за счет центрального городского банка!

Люди быстро расхватали бокалы и закуску, они чокались, а громкая, бравурная музыка вновь огласила окрестности гор.

Не было гитары, никто не пел, – подумал Виктор…

Потом на площади выстроилась организованная процессия. Во главе ее стоял высокий человек, крепко сжимая древко, на котором висело огромное изображение купюры, и начался ход в сторону церкви, чтобы ее освятить.

Люди пошли следом. Виктор заметил, что некоторые, оглядываясь, подходили к праздничным столам с пакетиками, украдкой сгребали остатки еды, пряча ее. Банкир покровительственно на них смотрел и приговаривал: – Берите, берите! Сегодня праздник! Сегодня можно все!

А толпа ужу организованно дошла до здания церкви. Священник торжественно произнес проповедь и окрестил знамением макет купюры. Та сияла на солнце, переливаясь всеми цветами великого художника, оставившего след на этом полотне. Солнце улыбалось людям, горы аккуратно, словно в каменных ладонях, держали процессию и эту новую икону, которая гордо светилась в вышине.

– Всего два цвета – белый и черный, – вспомнил он. – Остальные цвета не имеют никакого значения.

Вдруг, немного поодаль заметил две знакомые фигуры. Один был во всем белом, другой в черном. Они тоже смотрели и улыбались…

33

– А может быть так и надо?

Они лежали в постели, дрова в камине едва отсвечивали красными угольками. Было темно, и только музыка, шедшая издалека, все никак не заканчивала этот день. Слышны были голоса, смех – город веселился.

– Может быть так и должно быть? – повторил он уже вслух.

– Нет, – прошептала она. – Если ты будешь смотреть в потолок, а не на меня, так быть не должно.

Он перевел на нее взгляд и улыбнулся. Как хорошо, когда можно ни о чем не думать, просто оставаться с ней. За стеной в теплой комнате спала маленькая Сильвия, рядом была любимая женщина. Эти черные волосы на подушке, ее красивое лицо, нежные руки… Все хорошо, а остальное – лишь несущественные мелочи. Суета.

– Что он хочет? Просто не думать ни о чем, – в эту минуту он знал это точно.

– Можно я тебя спрошу? – подумав, произнесла она. – Я хочу ребенка… Хочу мальчика… Мальчика, похожего на тебя…

Он заглянул в эти, светящиеся веселыми огоньками, глаза и произнес:

– Только сегодня я узнал, как тебя зовут. Тебя это не смущает?

– Нет!

– Теперь я никто. Безработный, нищий. Это тебя не беспокоит?

– Нет. Я хочу от тебя ребенка, хочу всего… Наконец я снова хочу всего…

Он смотрел на нее и молчал. И любовался…

– Все будет хорошо? – спросила она.

– Да…

А музыка за окном все играла и играла, не давая им остаться и побыть в этом городе вдвоем. Хотя бы ненадолго, но только вдвоем…


Прошло несколько дней. Как-то утром, проснувшись, он пошел проведать Лео. Он не видел его с тех пор, как они вернулись в деревню. На празднике его не было, к ним он не заходил, и Виктор начал волноваться. Двери его дома были закрыты. Он заглянул в окна, но там была только темнота и совсем никого. Он вернулся, Бетти успела куда-то уйти, и Сильвии не было дома – все куда-то подевались. Он сидел и не знал, что предпринять. Что-то нужно было делать, но что, он не знал, сидел и ждал своих женщин. Наконец, вернулась Бетти и начала готовить обед, а вот и Сильвия промелькнула за окнами. Она шла с маленьким сыном Патриции.

– Слава богу. Хоть эти нашли себе занятия, – подумал он.

На обед было вкусное мясо, на столе появился сыр, консервы, кофе, что-то еще…

– Ты ограбила магазин? – удивленно спросил он.

– Вкусно? – спросила Бетти.

– Очень.

– Я была у Патриции…. – она минутку помедлила и продолжила, – вот, посмотри, что я принесла, – и вынула из кармана картину Лео – маленькую купюру, потом вторую и третью…

– Ты заняла денег?

– Нет. Я отдала нашу форель, а Пат дала мне деньги.

Он молча вертел в руках пестрые бумажки.

– Ну, милый. Мы же не можем питаться одной рыбой! – улыбнулась она.

Он не знал, что сказать, что подумать. Еще не знал, черт побери, что он хочет сделать, что должен сделать! А разговор в старинной гостиной у камина все не шел из головы. И глаза людей, собирающих остатки еды с праздничного стола, тоже забыть не мог. Что он хочет сделать?…

– Ты куда? – вдогонку крикнула ему она.

– Я скоро! – весело бросил он. – Не сейчас, но скоро!

И уже на ходу застегивая куртку, он бежал к своему вездеходу…

34

Дорога заняла около часа. Снова дорога, – подумал он. Сколько он объездил за два месяца этих дорог? Сначала побег, затем долгая зима в горах, потом на равнине. Снова среди людей, уже совсем других. А, может быть, они всегда такими были? Война заставила их измениться на короткий период, но пришла весна, оттаяла, отогрела, и теперь каждый вспоминал забытое, возвращая свою прежнюю жизнь… Только не каждому это удалось. И в той прошлой жизни не всем она удавалась. Тогда он умел проходить мимо, теперь так не получалось. Почему? Этого он не знал. Может быть, из-за музыки, которая научила его чему-то, а может, из-за любви к этой женщине. Одно он знал точно, что не сможет заниматься только собой, проходить спокойно мимо домов с табличками-фантиками, быть всем должным и делать лишь то, что скажут. Встав однажды с колен, трудно опуститься на них опять. Глотнув свободы, пусть в окружении руин и радиации, не сможет возвращать себе ту странную, бессмысленную жизнь. Уж лучше не видеть этого совсем… Почему растения или животные не угнетают себе подобных? Живут себе, радуются жизни, отдают цветы и плоды, растят младенцев, потом умирают, возрождаясь снова… Сможет ли Бетти?

Этого он не знал…

Снова шлем давил ему на голову, а радиоактивный оазис уже появился вдалеке в горах. Стеклянный купол весело блестел на солнце, приглашая вернуться своего старого друга. Наконец, он был у себя… Дома…

Долго бродил по этажам. И вдруг в этой тишине, окруженный со всех сторон прозрачными стенами, почувствовал, что повторить этого не сможет. Тишина давила на уши, на сознание, на тело. Только голоса двух любимых женщин смогли бы оживить эти помещения, принеся сюда жизнь. И уже не хотел оставаться здесь ни на минуту.

Набрал много продуктов, загрузил вездеход маленькими спасительными рюкзаками с костюмами, дававшими пропуск в эту зону и, не оглядываясь по сторонам, отправился в обратный путь.

– Захочет ли она? Сможет ли?

Он возвращался. Горы обступали со всех сторон, а вдалеке виднелось его любимое море. Сняв защитный костюм, наконец, вдохнул свободно полной грудью.

– А сможет ли он? Но почему он должен бежать? Зачем нужно прятаться? От кого?! Почему нужно смириться? Почему он должен Бетти и Сильвию похоронить в том оазисе, заставив дышать искусственным воздухом, жить искусственной жизнью? Находиться в месте, где люди должны лишь выживать, но потом снова возвращаться друг к другу? Для кого эти горы, солнце? Для кого создан этот прекрасный мир?

Он не знал, что ему делать и что он хочет, но без людей себя уже не мыслил, и без его любимых женщин тоже…

35

– Теперь ты ограбил магазин? – спросила его Бетти.

А он все доставал из машины коробки с едой, закрытые специальной фольгой. Она защитила этот груз от радиации, но больше была не нужна. Он свернул ее в новый пакет, похоронив все это в подвале. Потом достал знакомые ей рюкзаки.

– Ты… был Там? – спросила она.

Он смотрел на нее. Смотрел в ее глаза, не представляя, что сможет увезти их в аквариум, в тот улей, в его замкнутый мир.

– Ты хочешь увезти нас туда?

– А ты этого хочешь? – спросил Виктор. – Ты хочешь жить в месте, где не будешь ни от кого зависеть? Родить мне мальчика? Жить той жизнью, о которой я рассказывал тебе?

Она молча на него смотрела, переводила взгляд на Сильвию, на городок, на горы, которые их окружали, на высокое небо и солнце. Смотрела и молчала…

– Мы остаемся, – наконец вымолвил он. – Но, что бы я ни не сделал…. тебе придется смириться и понять меня.

– Виктор, ты меня пугаешь.

– Это совсем не страшно. Нужно лишь попытаться понять, что мы хотим, и сделать это. Ты готова?

– Ты что-то задумал? – спросила она.

– Я не хочу, чтобы ребенок, которого ты придумаешь для меня, был невольником. Чтобы голодал, убивал, боялся. И Сильвия не заслуживает этого. Хватит с нее – насмотрелась…

А вечером на их двери появилась табличка следующего содержания – «Тем, кто голодает – бесплатная помощь».

Он не смог разыскать Лео. Его почему-то снова не было дома, и Виктор нарисовал этот плакат сам. Криво, но нарисовал.

36

Скоро начали появляться люди. Они робко оглядывались, здоровались, молча заходили в дом, брали пакеты с едой и быстро уходили. Потом приходили другие так же тихо и по одному. Вели они себя, словно преступники, не выстраивались в шумные очереди, а один посоветовал снять с двери табличку: – Кому нужно, тот дорогу найдет, – и, поблагодарив, тоже тихо исчез. Вечером у них был первый нормальный ужин, первый спокойный вечер и, наконец, первый и такой спокойный за последние дни сон.

Они пришли поздней ночью. Их было четверо. Двое были в военной форме с автоматами в руках. Наверное, это была вся армия Давида. С ними была какая-то женщина и сам Давид.

– Есть разговор, – буркнул полицейский.

– Почему так поздно? – удивилась Бетти. Она успела одеться и тоже спустилась к ним.

– Бет, у нас мужской разговор, иди в дом, – по-хозяйски сказал Давид.

– Мужской разговор с двумя автоматчиками?… Против одного Виктора?

– Мы пришли поговорить по-хорошему, – ответил Давид. Видимо, ему тоже все это не нравилось, но в разговор вмешалась женщина:

– Ты что делаешь, Виктор? – энергично начала она.

– Не понял? – ответил тот.

– Не понял? А кто тебя просил бесплатно раздавать еду?

Из разговора стало понятно, что она была хозяйкой новоиспеченного магазина.

– И кто теперь понесет мне деньги? – кричала она. – Ты знаешь, как это называется?

От ее крика захотелось зажать уши, а она все продолжала…

– Ладно, хватит, – перебил ее Давид. – У нас к тебе просьба, – спокойно сказал он. – Закончим этот разговор по-хорошему. Не мешай людям работать.

– Работать?

– Да, трудиться и зарабатывать себе на жизнь.

– А как быть с теми, которым нечем заплатить в вашем магазине? – спросил Виктор.

– Пусть трудятся. Мы будем в поте лица пахать, а они приходить за бесплатной едой? Так не бывает, Виктор. Еще раз говорю по-хорошему, оставь эту затею. Возьми кредит, сделай дело, бизнес. Ты толковый парень…

– Я не хочу быть кому-то должен! – возразил он.

– Но, ты уже должен заплатить налог за товар, который привез.

– Это не товар. Я раздавал продукты голодным людям.

Виктор посмеялся. – Если ты псих, не значит, что это не товар.

– Ты не отдал продукты на проверку! – не выдержала хозяйка магазина! А если ты потравишь людей?

– Совсем недавно вы были счастливы любой возможности найти эту еду.

– Может быть, нам всем закрыть бизнес из-за одного идиота? – снова завизжала женщина. Но Давид опять сурово на нее посмотрел, и она осеклась.

– В последний раз тебя предупреждаю, – сказал Давид. – Дальше будет разговор другой.

– Давид, я нарушил ваши законы? – удивился Виктор.

– За такое дело – под суд, – ответил тот.

– Тогда давай сразу. Не будем ничего ждать, – сказал Виктор. – Давай по-плохому. Валяй!

Давид потянулся к кобуре, но остановившись, задумался.

– Ты уже нарушил несколько законов. Ты не заплатил пошлину, налоги. Не платишь за транспорт… Знаешь, что за это грозит?

– Нет. Не знаю. У тебя свои правила – у меня свои.

– Но ты будешь жить по нашим правилам! По тебе тюрьма плачет!

– Вот! – улыбнулся Виктор, – я давно ждал этого слова! Тюрьма! Тогда сажай. Давай прямо сейчас! – и протянул руки, предлагая надеть на них наручники.

Давид на секунду задумался, – ну, зачем же прямо сейчас. Успеется.

Он подошел к вездеходу Виктора и открыл дверцу. – Хорошая привычка, оставлять ключи в замке зажигания. Новая привычка… Ты заплатишь за транспорт, получишь разрешение и только тогда будешь на нем ездить. А пока я арестую твой вездеход. На штраф-стоянку! Счетчик тикает. Время пошло!

– Давид. Ты должен посадить меня в тюрьму? – опять спросил Виктор.

– За такое сажают, – твердо ответил полицейский.

– Так выполняй свой долг!

Давид на мгновение замер.

– Сажать за то, что ты помогаешь людям? – гневно ответил он. – А завтра меня все будут мешать с грязью? У меня есть совесть и честь…. – подумал немного и добавил, – …полицейского.

Потом он заскочил в вездеход и крикнул остальным:

– Поехали, ребята! …Ты еще придешь ко мне по-хорошему. Тюрьма – это слишком просто! С голоду начнете подыхать, тогда приползете… Иди, работай!..

Люди забрались в кабину вездехода и поехали в свой город. В свою страну, где теперь все было по их законам…

37

Бетти словно чувствовала что-то и не хотела заканчивать этот день, засыпая. Уже начинался новый день, но ей было так мало их маленького прошлого, тех первых голодных дней, их чудесного дома на равнине. И не важно, что случилось потом, важно было то, что они были вместе, и им было сказочно хорошо, как не верилось, что еще когда-нибудь будет. А их рыбалка в этих горах, их плантация, где они так и не успели ничего посадить, но нашли место и начали мечтать, надеяться… А сейчас женское чутье подсказывало неминуемую беду, которая вновь настигает их, и они снова и снова будут бежать, но уже вместе. Только вместе. Поэтому так не хотелось заканчивать день вчерашний, но сегодня уже наступило…

– Ты будешь любить меня? – спросила она. – Ты всегда будешь меня любить?

– Буду.

– Мы будем вместе?… Мы всегда будем вместе?

– Да.

– Все будет хорошо? – спросила на прощанье она. На прощанье, потому что сейчас он уснет, и это завтра наступит…

– Береги Сильвию, – ответил он. – Обещай, что ты будешь ее беречь. Тогда все будет хорошо. Обещаешь?

– Да, – сказала она, мысленно прощаясь с ним и с вчерашним днем. – Придется что-то пережить опять. Осталось немного, но снова все будет хорошо, – думала она. Провела по его волосам, по сильной руке… Смотрела, не отрываясь. А этот настырный подбородок, этот упрямый лоб! Но он спал и не чувствовал этого, а она все чувствовала, все понимала, поэтому не могла уснуть…

38

Человек шел по горной деревне, где жили люди. Он смотрел по сторонам, улыбался и здоровался с прохожими. Читал пестрые вывески, которые сверкали надписями, такими разными, какими и были эти люди, обитавшие здесь. С удовольствием улыбался всем и каждому. Поздоровался с солдатами, стоящими на почетном карауле у дверей самых важных домов и офисов. У него было удивительное, какое-то восторженное состояние, и казалось, что он летит, а не идет по земле. И вновь забытое чувство полета, ощущение необыкновенной легкости вернулось к нему – словно не идешь, а толкаешь планету, и поэтому она вертится… Такое, наверное, бывает, когда, наконец, ты что-то решил, и теперь свободен и счастлив… Он попросил Беатрис оставаться с Сильвией и ждать его. Он вернется. Не сразу, но когда-нибудь точно придет. Она поняла его, и, ни о чем не спросив, смотрела и улыбалась. Наверное, так и должна отпускать женщина своего мужчину, чтобы он запомнил ее такой…

Напоследок захотелось заглянуть в тот дом на окраине городка с бронзовой вывеской и большим старинным камином. Нет, не заходить туда, лишь взглянуть на странную вывеску, а потом шагать дальше и сделать то, что он хотел…

Он замер. На месте дома была высокая трава и больше ничего, никаких напоминаний. Как будто его и не было вовсе. Человек был потрясен. А эти двое? Где эти странные парни? Он немного постоял на месте, где когда-то был дом. Он не мог ошибиться – этот дом находился именно здесь. Но теперь на его месте лишь огарок большой коричневой сигары, лежащий в траве и больше ничего.

– Мы тебе поможем, – вспомнил он…

– Не нужна их помощь. Если есть страховка – все теряет смысл! Ты снова от кого-то зависишь и делаешь это не по зову совести, а значит, опять несвободен.

– И хорошо! – думал он. – Так даже лучше.

Потом человек вернулся к центральной площади и подошел к зданию ресторана. Привратник гостеприимно открыл перед ним дверь: – Прошу вас, заходите, – вежливо произнес тот.

– Как жаль, что он не может дать ему чаевых! – подумал он. Потом вынес из ресторана стол, поставил на него стул и пополз наверх. Швейцар сначала не понимал, даже помогал ему. Наконец, человек забрался на крышу этого трехэтажного дома, встал и, оглядевшись, развернул большой плакат. На одной его стороне красовалась картина новой купюры. Та самая икона, которую в конце праздника за ненадобностью выбросили, заменив ее маленькими, но точными копиями, которые теперь назывались деньгами. Человек, видимо, подобрал ее и зачем-то сохранил. Итак, на одной стороне плаката был рисунок купюры, а на другой была написана короткая фраза. Человек забрался на высокий конек крыши, развернул плакат и поднял руки. А на нем было написано:

«Посадите меня в тюрьму!»

39

Люди шли по улице. Увидев на крыше странного человека, сначала смотрели с любопытством, даже с каким-то интересом, потом, испуганно озираясь, быстро проходили мимо. Улица опустела. Опустела, как тогда, когда он впервые на это же место привез еду. Потом эти люди останавливались вдалеке, поворачивались, снова украдкой смотрели, словно были виновны в том, что имели глаза. Площадь в самом центре города оказалась совершенно пуста.

Появился Давид. Сначала он ничего не заметил, но звериным чутьем понял – что-то не так и поднял глаза.

– Что за дьявол! – выругался он. – Виктор, ты спятил? А ну-ка слезай оттуда.

Через мгновение рядом появилась какая-то женщина.

– Он не брал у меня разрешения! – оправдывалась она. – Это несанкционированный митинг. Давид, ты можешь его арестовать!

Виктор встал и направил плакат прямо надписью на этих двоих, словно просил их об этом.

– Да, он издевается! – понял Давид. – Ах ты… Ты издеваешься над нами!

Этот возглас перебил тучный банкир. Он стоял рядом, платком вытирая лоснящееся лицо и тяжело дыша.

– Не нужно никого арестовывать! – сказал он. – Вот еще одно доказательство, что у нас демократический город! – Громко произнес он. – Каждый имеет право на собственное мнение… Что вы хотите, Виктор? – крикнул он. – Мы готовы рассмотреть ваши требования.

Виктор в ответ молча повернул плакат с надписью на банкира.

– Я же говорю – он издевается, – повторил Давид.

– И мешает работать! – добавила женщина.

Люди робко начали подходить ближе, собираясь за спинами сильных мира сего. Это были по большей части хорошо одетые граждане. Они держали в руках какие-то бумаги, папки. Все они спешили по делам, но теперь, обо всем забыв, стояли и смотрели.

– Объясни толком, чего ты хочешь? – опять закричал Давид.

Виктор снова молча повернул к нему плакат.

Банкир вытер лицо. Потом воскликнул, обернувшись к людям:

– Ну, если это все – нужно расходиться и заниматься делами. Мы уделили этому гражданину достаточно времени и внимания. Пусть сидит там – сколько вздумается. Не снимайте его, Давид, он снова туда полезет, и не обращайте на него внимания…

– Нужно оцепить это место, – проворчал Давид.

Все больше людей собирались поодаль, глядя наверх. Теперь в толпе появились совсем другие граждане – одетые намного проще. Они не расходились, но боялись подойти ближе…

Внезапно окрестности огласились колокольным звоном. Люди обернулись в сторону церкви. На крыше стоял Леонардо, раскачивая огромный кусок трубы, который как по наковальне бил по куску железного рельса.

Как он затащил ее на крышу – было неизвестно, но звук получился отменный.

– Вот и Лео нашелся, – подумал Виктор. – Значит теперь он не один.

– Еще один придурок, – сказал Давид. – Пора с этим заканчивать.

– Не трогайте их! – громко воскликнул банкир, – это милейшие люди и шалости их невинны, как у детей. Пусть развлекут народ.

А Лео уже добился своего. Казалось, все граждане города вышли сюда и толпились на этой улице. Лео спустился и весело направился к зданию ресторана, а в руках у него был саквояж. Он подошел вплотную к стене и крикнул:

– Привет, Виктор! Лови!

И тяжелый чемодан полетел на крышу. Через минуту Лео стоял рядом с Виктором.

– Ну вот, теперь у нас два клоуна, – сказал Давид. – Что будем делать? – спросил он банкира.

Тут закричала какая-то женщина.

– Лео, если ты не спустишься, домой не возвращайся!

Это была та самая девушка, которая выдавала «разрешения и запрещения», – повезло парню, – подумал Виктор.

– Посадите нас в тюрьму! – прокричал Лео. – Это свободная страна! Мы имеем право сидеть в тюрьме! Посадите нас туда!

Люди смеялись, другие негодовали, третьи, совсем голодные, молчали.

– Почему они молчат? – подумал Виктор. – Им нечего терять.

– Ну вот, началось веселье, – сказал Давид. – А я говорил – надо было сразу его оттуда снимать.

– Подождем, – мудро заметил банкир.

– Посмотрите на горы, посмотрите на это небо, на солнце. Они смеются над вами, – продолжал свою речь Лео. Несмотря на раннее утро, он был слегка пьян, но это только придавало ему красноречия.

– Люди, что вы делаете? Оглянитесь на себя. Вы потеряли то, что вернула вам проклятая война. Вы потеряли свое лицо. Теперь на ваших лицах гримасы. Вы разучились говорить, любить, смотреть на небо! Ваши дети родятся такими же – злобными, холодными и пустыми. Вы – пустые бутылки из под кислого вина, которое выпил кто-то другой. В вас не зальешь даже свежего вина, потому что оно сразу же скиснет.

– Потрясающе! – подумал Виктор, – Лео говорит так же, как он думает, только своими словами. Удивительный человек!

Он встал, поворачивая плакат направо и налево, во все стороны, чтобы те, кто подошел позже, могли его видеть.

– Вы динозавры. Еще не закончилась трава на этой планете, а вы уже начинаете поедать друг друга, – продолжал Лео.

– Вам судьбою был дан один единственный на тысячелетия шанс все исправить, повернуться лицом друг к другу, а вы снова надели воротнички, окружили себя полицейскими и взяли в руки оружие. Нет, пока не взяли, но оно дожидается в арсенале Давида. И тюрьма пустая тоже дожидается… И теперь, если ты захочешь быть свободным, можешь оставаться им только там, за решеткой. Какой абсурд!..

Лео достал из саквояжа бутылку вина, отхлебнул добрую половину и протянул Виктору. Тот из солидарности тоже отпил глоток, поставив ее на крышу. А художник продолжал:

– Но почему вы молчите? Больше вас никто не спасет. Вы скоро погибнете от голода, – он смотрел в сторону серой толпы голодных людей, которая так и не успела переодеть одежды военных времен и стояла поодаль.

– Почему вы стоите позади? Это ваша жизнь, ваш город! Горы и солнце, все это ваше! Люди, оглянитесь, вспомните о себе, ведь не ради этого убожества вы явились на свет!

Лео допил бутылку и со словами, – сделайте что-нибудь! – бросил ее в дом напротив.

– Эй, придурок, полегче, – закричал Давид.

– Включите музыку на площади! И погромче! – сказал банкир хозяину ресторана. – Пора заглушить оратора.

Через минуту бравурная громкая мелодия огласила всю площадь. Всю горную долину, всю эту маленькую страну, где люди стояли, молчали и слушали…

Лео пытался перекричать ее, но было тщетно. Тогда он повернулся к Виктору:

– Знаешь, я хотел сначала сделать это для себя и для нее… Вон для той дуры… Потом подумал – для вас тоже и для всех тех, кто скоро подохнет с голоду. Только зачем нам это? Правда, Виктор? – с этими словами он раскрыл тяжелый саквояж. И тут Виктору стало понятно, чем тот занимался все последнее время, и почему его нигде нельзя было найти. Лео поднял над головой пачку новеньких банкнот, развернул ее, размахнулся изо всех сил и метнул в толпу людей.

– Вы хотели этого? Получите!

Он все доставал и доставал новые пачки, и сеял ими с крыши. Музыка оглашала окрестности вокруг, она гремела на всю горную долину, а пестрые бумаги летели, как цветные бабочки, опускаясь на тротуар, попадая в людей, в руки, в их лица. Это уже был целый ливень из цветной мишуры, и теперь она покрывала всю улицу. Вдруг Виктору на мгновение показалось, что он видит в толпе тех двоих – одного в белом одеянии, а другого в черном. Они стояли и, улыбаясь, на него смотрели. А на груди Виктора гордо красовалась надпись – «Посадите меня в тюрьму»…

Банкир еще минуту потоптался, вытер пот с лица и повернулся к Давиду:

– Ты знаешь, что этот парень только что сделал?..

– Что? – тупо спросил полицейский.

– Он обрушил нашу национальную валюту.

Сказал это и пошел прочь. А пестрый серпантин из разрисованных фантиков безнаказанно и весело продолжал кружиться по площади, падая на крыши домов, на землю. Ветер подхватывал эти бумажки и мчал их все дальше и дальше в нескончаемом хороводе, не понимая – что он делает… Да и где ему было понять?…

Давид, наконец, решив, что пришла пора действовать – направил людей на крышу. Лео старался успеть разбросать все из саквояжа, уже отбивался от полицейских пачками цветных купюр. Но двоих нарушителей порядка скрутили, надели наручники и стащили на землю. Потом долго вели через площадь, а люди молча расступались, давая дорогу. Полицейские подталкивали, торопясь закончить свое дело. И наконец, их спустили в подвал дома, где на стене была прибита маленькая, но столь желанная вывеска – «Тюрьма».

40

Солнце село в горах. В камере стало темно. Свет здесь не полагался, хотя было тепло и сыро, а в мисках была еда.

– Почему в мисках? – подумал он. – Хотя, какая разница…

Лео лежал на матрасе и безмятежно спал. У него было лицо нашкодившего ребенка. Он был очень молод. Только теперь Виктор подумал, что ему нет и тридцати. Совсем еще мальчик, такой талантливый, ранимый и настоящий. Как ему удалось сохраниться? Теперь он чувствовал нерушимую связь, дружбу, которая останется между ними навсегда.

Ему было спокойно и хорошо. Там, дома, у него была любимая жена и дочь, а теперь появился друг. Настоящий друг… Вдруг вспомнил о подвале, где когда-то провел несколько дней. Наверное, все подвалы друг на друга похожи. И тот на горе, на глубине сотен метров и этот. Они имели стены, потолки, имели человека, запертого и отрезанного от всего мира, но свободного – потому что, никакие стены не могли ограничить его свободу. Поэтому было спокойно и хорошо…

В окошко постучали. Это была Бетти. Он раскрыл ставни и через металлическую решетку протянул руку. Она взяла ее обеими руками и провела по губам.

– Привет, – подумал он.

– Привет, – молча ответила она.

– Как ты?

– Ничего.

– Ничего – это ничего, – снова подумал он.

– Без тебя ничего, но когда твоя рука со мной – хорошо.

– Хорошо и спокойно, – думал он.

– Я скучаю, – посмотрела на него она.

– Я тоже… Это не навсегда, – ответил он взглядом.

– Люди начали отсюда уходить, – заговорила она. – Не многие, но все же…

– Туда обратно? – спросил он.

– Нет, в горы. Дальше на север. Они хотят найти другие стоянки и жить там. Нас тоже звали, но мы с Сильвией будем ждать тебя.

– Вам нечего есть, – сказал он.

– Ничего, что-нибудь придумаем.

– Когда нас выпустят, можем тоже пойти дальше. Этого ребенка с собой возьмем? – и показал на Лео.

– И его девушку – она хорошая. Она приходила ко мне, просила передать ему, что он дурак и что она его любит. А еще – у них будет ребенок.

Теперь они долго молча смотрели друг на друга.

– Я тебя люблю, – подумал он.

– Я тоже, – ответила взглядом она. – Все будет хорошо?

– Да…

41

Взрывы разорвали на части тишину горной долины. Бомбы рвались со всех сторон. Виктор был оглушен этим грохотом и мог только бросаться на решетку, пытаясь увидеть, что творится наверху. Дома горели и рушились, как игрушечные. Утреннее солнце нещадно слепило глаза, и он не понимал, что происходит. Внезапно, страшный удар сорвал крышу над головой, и открылось голубое небо. Виктор оглянулся. Лео спал, как убитый.

– Тем лучше, здесь безопаснее, – подумал он, выбираясь наружу.

Над головой, словно три огромных жука летали вертолеты. Они бросали бомбы и снаряды, как пушинки переворачивали дома, не оставляя ни метра невспаханной земли. Ковровая бомбардировка – понял он. И еще струи дьявольской дряни извергались из них. Они обволакивали остатки домов, поджигая их.

– Напалм! Запрещенное оружие войны. Запрещенное? Теперь можно все.

Некоторые дома еще оставались нетронутыми, освещаясь лучами утреннего солнца. Кто-то еще мог спастись, выбравшись, но шаг за шагом огненный шквал не оставлял никакого шанса. Дом Бетти находился на самом краю деревни, и не был разрушен. Вертолеты летали почти над головой, но Виктора словно заговорили… Он с ненавистью посмотрел на пилотов, которые были так близко. И вдруг ему показалось лицо одного из них знакомым. Тот сидел в кабине, на голове его был надет черный шлем, черный дым обволакивал дома его жертв, и что-то дьявольское было в этом взгляде. Он повернул к нему свое лицо, и Виктор узнал его!

– Мы поможем тебе! – вспомнил он его голос!

Виктор побежал. Он мчался, как загнанный зверь, нет, как спаситель, и знал, что его не тронут! Если он успеет добежать до своего дома…, их дома, – они будут спасены! А пока тот виднелся на самом краю деревни, и казалось, ему не угрожает ничто.

– Они обещали ему!

Оставалось еще сотня метров, уже полсотни…


Внезапно вертолет завис всего в нескольких шагах прямо перед ним. Черный парень откинув шлем, посмотрел ему прямо в глаза, поднял руку с оттопыренным большим пальцем кверху, потом повернул его вниз и сделал вираж… Там, где только что стоял их дом, где находилась их крепость, их очаг любви, теперь зияла огромная черная воронка! Вот брызнула струя напалма и огненный фонтан рванулся из страшной ямы, не оставляя больше никакой надежды. Виктор упал на землю то ли от взрывной волны, то ли от отчаяния.

– Они ему обещали!!!

Подполз к огню, который почему-то не обжигал его, а вокруг внезапно наступила кромешная тишина, и только треск сухого горящего дерева, а в отдалении звуки падающих остатков стен домов…

Все!.. Это был конец…

Через мгновение большие черные птицы, урча моторами, растворились вдалеке за горами, там, откуда недавно взошло яркое, утреннее солнце. А теперь оставалась только тишина…

Виктор метнулся к месту, где минуту назад оставил Лео… Черная воронка. Вокруг огонь, дым, и снова только мертвая тишина…


Человек шел по долине, поднимаясь все выше к горным вершинам, потом к морю, к дому, откуда он когда-то сюда пришел. На нем не было защитного костюма. Теперь ему было все равно – радиация там или нет, и сколько ему еще оставалось. Он хотел только одного – туда, к себе… Человек опять забрался слишком высоко, и спускаться не было ни сил, ни желаний. А как же те другие горы и вершины, которые виднелись вдалеке? Они ждут тебя, зовут к себе. Что горы? Ну, горы… Горы… Все равно их не обойти одному, да и кому теперь это нужно?

Он поднимался все выше, а солнце ярко слепило глаза, застилая все под ногами. И так, совершенно ослепший от этого света, он совершал последнее свое восхождение. Только вперед и ввысь…

42

Наверху, на одном из высоких этажей в открытом кафе сидели двое. Кафе называлось «Небесное», и, действительно, если с его террасы посмотреть вниз и если голова не начнет кружиться, можно было увидеть лишь облака, которые стелились по земле. Это был очень высокий этаж, а наверху только небо и яркое солнце. Один из них был одет в белые штаны и белую просторную рубаху, которая свободно спускалась, прикрывая его красивое молодое тело. Другой был в черной жилетке и черных брюках. Волосатые, мускулистые руки едва помещались на его половинке стола.

– Не жарко? Снова в черном? Не пора ли сменить одежду? – спросил человек в белом.

– Иронизируешь? – парировал волосатый.

– Когда же принесут счет?

– Ты говоришь о нашем пари?

– Да, и платить тебе, – сказал белый человек.

– Что же – я готов, – ответил черный человек. – Девушка, милая – счет, пожалуйста.

Девушка была то ли в розовом сарафане, то ли вообще без него. Это было не важно, в чем была девушка – на такой высоте и такой жаре. Этих двоих, скорее всего, мало чем можно было удивить. Впрочем, им, пожалуй, было все равно. Им здесь уже надоело. Человек в черном бросил на принесенный поднос несколько монет и хотел откланяться. Белый жестом его остановил.

– Зачем ты сделал это? – спросил он.

– Я помог ему. Мы обещали, и я выполнил наш уговор. Он жив.

– Этого мало… Ему мало, и ты знаешь об этом.

– Да, я немного погорячился, – сказал человек в черном. – Но уже ничего не поправить.

– Ты помнишь, что сказал их любимый живописец да Винчи – «Лучше смерть, чем усталость». Может, хватит испытывать этого человека? Он уже сделал все, что мог.

Человек в черном подумал и произнес:

– Становишься сентиментален. Извини, помогать – не моя работа. До встречи…

– Увидимся! – белый человек, или не человек вовсе, проводил взглядом своего компаньона и посмотрел с высокого этажа вниз. Он смотрел и думал, и вспоминал…

– Почему эти люди получились такими? Разве трава забывает расти, камни бросаются друг на друга, стирая в порошок? Цветы ленятся распускаться и цвести, а солнце отказывается светить? Или стадо диких коз, подходя к высокому обрыву, бросается головой вниз, не помня ни о чем? Почему, когда у них есть все – эти горы, и море, цветы на склонах, этот ветер и яркое солнце, звезды в ночи… когда у них, кроме тела, есть душа, есть способность любить, мыслить… Почему на ум им приходит лишь одно – стереть душу, все то, что на глубине ее таится, и жить только ради тела своего? Как просто… Хотя, здесь наверху все кажется – легко и просто. Но чего стоило этому человеку столько времени провести там внизу ОДНОМУ? Наверное, этого не понять никому, не измерить ничем… А, может быть, для того чтобы понять – нужно быть просто человеком?…

Облако поднялось до этого высокого этажа, и кафе растворилось в голубоватой дымке.

* * *

Мы не ангелы и не демоны. Мы не можем посмотреть сквозь облака и увидеть, что за ними скрывается. Перенестись через горы не можем и узнать, куда дойдет этот человек? Дойдет ли? Но мы можем взять у автора перо, перевернуть страницу, и на оставшемся, пока еще свободном клочке, на чистом листе бумаге, дописать еще несколько строк:


– Тебя выпустили? – этот голос возник ниоткуда, но был он совсем близко. Бетти стояла перед ним и держала за руку Сильвию, а в другой руке у нее было ведро, полное форели.

– Что с тобой? Что случилось? Ты весь в саже. Там был пожар? – удивилась она. Он молчал и не мог вымолвить ни слова.

– Они добрались и сюда? – вдруг поняла она. – Мы слышали грохот, подумали, что идет гроза и решили вернуться. Это были они?

Она долго ждала, пока он ответит.

– Жалко Лео, – только и смог вымолвить он…

– Это кто нас хоронит?

Зеленые густые кусты позади них раздвинулись и, совершенно черные от сажи, появились две фигуры. Черные, но знакомые до боли.

– Пока ты спасал своих, я успел вытащить ее! – радостно продолжал Лео. – Познакомьтесь, это Изабель. И у нас будет ребенок!.. Черт нас всех подери! – вдруг заорал он на всю долину. И эти горы теперь, зная об этом, передавали новость все дальше и дальше от вершины к вершине, от долины к бескрайнему морю, раскатистым эхом пролетая вдалеке.

– У нас будет ребенок! – продолжал кричать Лео…

– Мы знакомы, – сказала Беатрис, глядя на Изабель.

– И у нас, – она перевела взгляд на Виктора. – У нас тоже будет ребенок…

Он подошел, обнял ее, долго смотрел так и ничего не говорил, потом спросил:

– Что же мы будем делать?

Все замолчали, глядя вдаль, где открывалась горная долина.

– Рисовать картины и играть на рояле. Ловить форель и выращивать хлеб. Растить ваших маленьких детей и никогда не стрелять… Хорошо у меня получается? – это сказала Сильвия. Маленькая, но такая взрослая Сильвия, с голосом чудесного ребенка, и такой уже взрослой женщины, которую они никогда не слышали и не знали, как она умеет говорить…

Май 2010 г.

Загрузка...