«Всегда держись противоположной стороны, так безопасней», — говорят они.
Человек ввалился в распахнутую настежь дверь таверны Гебера Финна, шатаясь, словно растерзанный молнией. Лицо, пиджак, разорванные брюки — на всем алели невысохшие пятна крови. Громкий стон приковал внимание завсегдатаев стойки. Некоторое время было слышно только, как постреливает нежная пена в узорчатых кружках. Бледные и розовые, покрытые жилками и кроваво-красные, как петушиный гребень, лица уставились на вошедшего.
Глаза вошедшего остекленели от ужаса, губы дрожали. Люди сжали пивные кружки. «Ну! — безмолвно кричали они. — Говори же, что случилось?» Незнакомец боднул головой воздух.
— Столкнулись, — прохрипел он. — Столкнулись на дороге.
И упал как подкошенный.
— Столкнулись! — С десяток мужчин бросились к нему.
Гебер Финн перемахнул через стойку.
— Вы слышали? Столкновение! Келли, беги на дорогу! Там должны быть жертвы, без них не обходится. Джо, жми за доктором!
— Минутку! — из темного угла, прибежища философов, поднялся черноволосый человек.
— Док! — обрадовался Гебер Финн. — Это вы?!. Ночь проглотила врача и людей. «Столкнулись», — у человека, лежавшего на полу, судорожно дернулись уголки рта.
— Осторожно, ребята! — Двое посетителей вместе с Гебером Финном положили жертву на стойку.
Он был прекрасен, как смерть, возлежа на темном полированном дереве, и зеркало у стойки отразило истерзанное тело, удвоив несчастье.
Там, за дверью, было царство тумана. Туман окутал луну и звезды; и казалось, вся Ирландия погрузилась в мрачную пучину, из которой торчали невидимые подводные скалы. Ослепленные тьмой, люди в нерешительности задержались на ступеньках, а потом с проклятиями исчезли во мраке. В ярком проеме двери остался один человек. Его лицо не было ни слишком бледным, ни слишком красным, он не был ни угрюмым, ни беззаботным, чтобы считаться ирландцем, и поэтому ему оставалось быть только янки. Так оно и было.
А будучи американцем, он, конечно, боялся оказаться замешанным в то, что казалось ему местной традицией. С тех пор как попал в Ирландию, он не мог отделаться от впечатления, что живет в центре сцены Театра аббатства. Он не знал, что делать, — ему оставалось только удивленно глядеть вслед ушедшим людям.
— Но, — неуверенно заговорил он, — я не слышал на дороге ни одной машины.
— То-то и оно! — отозвался почти с гордостью какой-то старик: подагра помешала ему следовать за всеми. Он раскачивался, сидя на нижних ступеньках и вглядываясь в белые слои тумана, поглотившего его друзей. — Посмотрите на перекрестках, ребята! На перекрестках, вот где это случается!
— Перекрестки-и-и!.. — Топот ног слышался отовсюду.
— Да и столкновения я тоже не слышал, — продолжал американец.
Старик презрительно фыркнул:
— Конечно, куда нам до вашего трамтарарама! Но авария-то, вот она, пойди и посмотри. Да не беги ты! Эта ночь — ведьмин шабаш. Побежишь — обязательно напорешься на Келли. Этому дай только побегать… Или столкнешься с О'Хулиганом. Он так упился, что нипочем не найдет дороги. Может, у тебя найдется фонарик? Толку от него никакого, но все равно возьми. Да ступай же, слышишь?
Американец ощупью добрался до своей машины, нашел фонарь и, утопая в ночи, побрел на гул голосов, клубком свивающийся где-то впереди.
Оттуда, из преисподней, за сотню ярдов послышались приглушенные проклятия:
— Полегче там! Вот дьявольщина! Да держи же его, не раскачивай!
Толпа людей вынырнула внезапно из мглы и оттеснила американца. Над головами качался темный силуэт. Американец мельком увидел окровавленное лицо, потом кто-то ударил его по руке, и фонарик качнулся вниз.
Послушно подчиняясь смутному свету таверны, призрачному и бледному, как виски, процессия двигалась к этой привычной и уютной гавани в океане мрака.
Сзади послышался тревожный треск кузнечиков, и появились расплывчатые фигуры.
— Кто там? — вскрикнул американец.
— Это мы — с велосипедами, — сказал кто-то. — Мы нашли место столкновения.
Фонарь осветил их лица и сразу погас, но американец уже успел разглядеть двух деревенских парней, которые играючи, без усилий тащили под мышками старинные черные велосипеды без передних и задних фар.
— Это… — начал американец.
Но парни уже прошли мимо, и туман захлопнул окошко в мир происшествия. Американец остался один на безлюдной дороге, сжимая в руках мертвый фонарь.
Когда он открыл дверь в таверну, оба тела лежали на стойке, с руками, вытянутыми по швам.
— Мы положили их на стойку, — пояснил старик, повернувшись к вошедшему американцу.
Люди толпились здесь же, оставив кружки на столах. Врач с трудом пробился к своим пациентам, жертвам безумной гонки ночью по грязным дорогам.
— Первый-то — Пэт Нолан, — зашептал старик. — А другой — мистер Пиви из Мейнута. Торгует кондитерскими изделиями и сигаретами. — И уже громче: — Они что, померли, док?
— Можно подождать хоть минуту! — Врач напоминал скульптора, который пытается отделать две мраморные статуи сразу. — Ну-ка, положите одного на пол!
— Внизу холодно, как в могиле, — заметил Ге-бер Финн. — Наверху хоть тепло от наших разговоров.
— Однако, — тихо сказал смущенный американец, — я в жизни не слышал о подобных авариях. Вы совершенно уверены, что там не было ни одной машины? Только эти двое на велосипедах?
— Только! — загрохотал старик. — Если кто жмет, так что пот прошибает, то, считай, накручивает миль тридцать пять в час, а если под гору, то и все пятьдесят — пятьдесят пять миль. То-то у них, голубчиков, и посшибало начисто все фары.
— Разве это не запрещено?
— К черту правительство с его постановлениями! Вот они гонят из города домой без огней, как будто дьявол сидит на запятках, и — трах! — оба по одной стороне дороги на перекрестке. Всегда держись противоположной стороны, так безопасней, вот что они говорят. Но посмотри-ка теперь на этих парней: местечка целого нет, и все из-за этих болтунов в правительстве. Один, скажем, помнит про это правило, а другой забыл. Уж лучше бы эти чиновники помалкивали. Вот эти двое умирают…
— Умирают?.. — Ужас сковал американца.
— Что же помешает, кроме тумана, двум здоровенным парням, которые как оглашенные несутся по дороге из Килкока в Мейнут, разбить свои котелки в лепешку? Двое сшибаются, как крикетные шары — только воротца летят! Представляешь, два таких лба налетают друг на друга, будто всю жизнь не виделись. Велосипеды вон сцепились, как коты на крыше. А потом — бряк на землю и ждут смерти.
— Нет, правда, неужели они?..
— В прошлом году в нашем свободном государстве ночи не проходило, чтобы кто-нибудь после такого вот столкновения не отдал богу душу.
— Вы хотите сказать, что больше трехсот велосипедистов в Ирландии…
— Милосердный бог тому свидетель.
— Я никогда не езжу ночью. — Гебер Финн взглянул на стойку. — Я хожу пешком.
— Тогда он собьет тебя. — Старик был неумолим. — На колесах или пешком, всегда найдется идиот, который торопит свою смерть. У него скорее кишки лопнут, чем он окликнет человека. Какие люди были изувечены или остались калеками! А у других голова потом болела всю жизнь.
Старик дрожал и щурил глаза.
— Иной раз думаешь, что людям нельзя давать в руки такой сложный механизм, правда?
— Три сотни каждый год! — Американец не мог прийти в себя. — Мы так и будем стоять здесь? — Он беспомощно показал рукой на стойку. — Здесь есть больница?
— Когда луна не светит, — гнул свое Гебер Финн, — лучше идти полем, подальше от дьявольских дорог. Я вот дожил до пятого десятка.
— Ну-у… — Люди зашевелились.
Врач увидел, что он слишком долго хранил молчание и начал терять аудиторию. Теперь он завладел всеобщим вниманием, выпрямившись у стойки и издав протяжное «та-а-ак…».
Ропот быстро смолк.
— У этого, — показал врач, — синяки, рваные раны и безумная головная боль на две недели. А вот другой… — он сосредоточенно вглядывался в восковое, смертельно бледное лицо. — Сотрясение мозга.
— Сотрясение! — Громкий вздох вырвался из грудей.
— Он выживет, если быстро доставить в клинику Мейнута. Кто отвезет его на машине?
Все, как один, обернулись к американцу. Ему показалось, будто одним мягким толчком его перебросило с дальнего края этого мистического происшествия в самую середину. Он вздрогнул, вспомнив площадку перед заведением Гебера Финна — там сейчас стоял только один автомобиль. Он торопливо кивнул.
— Ну, вот и прекрасно. Ну-ка, тащите этого парня в машину нашего хорошего друга!
Все бросились поднимать тело — и вдруг замерли: американец что-то проговорил, потом обвел всех рукой и поднес пальцы с остриженными ногтями ко рту. Этого жеста здесь, где напитки водопадами низвергались со стойки, не требовалось:
— Кружку на дорогу!
Теперь и один из потерпевших внезапно пришел в себя, увидел протянутую к губам кружку.
— Хлебни, парень, да расскажи, что с вами стряслось.
Одним телом на стюйке стало меньше; другого унесли, и было слышно, как на улице его все сразу впихивают в машину. В комнате остались лишь американец, врач, второй потерпевший и два приятеля, тихо бранившихся между собой.
— Допейте свой стакан, мистер… — сказал доктор.
— Мак-Гир, — машинально ответил американец.
— Господи, да вы ирландец!
«Какой из меня ирландец!» — думал американец, по имени Мак-Гир, тоскливо оглядываясь вокруг; его взору представился велосипедист, который дожидался, когда все вернутся и начнут расспрашивать его, пол в пятнах крови, два велосипеда, оставленные возле двери, как реквизит в ярмарочном балагане, темная ночь, поджидавшая его за дверью; он слышал мерный гул и рокот голосов, мягко звучавших в подушке ирландского тумана.
«Нет, — подумал американец, по имени Мак-Гир, — может быть, я и ирландец, но не совсем».
— Доктор, — услышал он свой голос и звон монеты о стойку, — у вас часто бывают аварии автомобилей, столкновения людей в машинах?
— Только не в нашем городе. — Врач презрительно махнул головой на восток. — Если вам нравятся такие развлечения, поезжайте в Дублин.
Они двинулись к двери, и доктор взял американца под руку, как будто хотел сообщить что-то чрезвычайно важное, и горячо шептал на ухо, а американец чувствовал, как пиво переливалось внутри него.
— Послушайте, Мак-Гир, признайтесь, вы ведь мало ездили по Ирландии, не так ли? Так вот слушайте! Поедете в Мейнут — туман и всякая дрянь по дороге, — так уж лучше ехать быстрее. Чтоб грохот стоял! Пусть велосипедисты и коровы прыгают в кювет. Если ехать медленно, они и очухаться не успеют, как очутятся под колесами. И еще: если впереди машина, гасите свет. Пропускайте друг друга без огней, так безопасней. Горящие свечи дьявола совсем слепят, и лучше уж ничего не видеть, чем с открытыми глазами лететь к черту в пекло. Значит, договорились: побыстрей и гасить свет при встрече с машиной.
У двери американец кивнул. Он слышал, как позади скрипнул стул под человеком, попавшим в аварию, — он булькал пивом, размышлял, готовился начать свое повествование: «Так вот, спешу я, значит, домой, все идет как по маслу, спускаюсь под гору — и вдруг…»
На улице, в машине, где другой потерпевший тихо постанывал на заднем сиденье, но уже начинал поднимать изумленно голову, — а где же его кружка, черт побери! — врач дал последний совет:
— И носи, парень, кепку. Она спасет тебя от страшной мигрени, если ты повстречаешься с Келли, или Мораном, или еще каким-нибудь сумасшедшим, у которого от рождения чугунный череп и неистребимое желание снести все на своем пути. У нас в Ирландии, знаешь, свои правила для пешеходов, и главное из них: носи ночью кепку!
Ни слова не говоря, американец пошарил под сиденьем, вытащил только что купленную в Дублине коричневую твидовую кепку и надел ее на голову. За стеклом ночь кипела черными клубами тумана.
Он прислушался к пустынному шоссе, поджидающему его впереди, — бесшумная, беззвучная, тихая мгла звенела напряженной тишиной, и там, где по холмам Ирландии летели сотни длинных странных миль, его стерегло вкрадчивое тревожное безмолвие.
Потом, глубоко вздохнув, он нажал на стартер.
Перевел с английского Г. ГАЕВ