Столовая гора

1

Эпиграф и сюжет легенды о Гейлюне, открывающей роман, скорее всего,— авторские; прямых источников в фольклоре они не имеют. Синтетическим является и восточный орнамент, которым окружен идеологический каркас легенды (так, например, ее персонажи, будучи аварцами, носят несвойственные им имена тюркского происхождения).

Будучи окрашенной в тона народного сказания, «легенда о Гейлюне» явственно несет в себе набор идеологем, обращенных к героям романа, «героям своего времени»: сохраняя способность видеть истинное положение вещей («сними… с глаз моих повязку»), понимать невозможность существования человека вне общества, верить в возрождающееся, как феникс из пепла, жизнелюбие.

Анализируя истоки легенды о Гейлюне, следует отметить, что уже к концу XIX в. российскими исследователями был накоплен обширный материал в области фольклора народов Кавказа. Однако Слезкин, оказавшийся во Владикавказе в силу не зависящих от него обстоятельств, только там познакомился с некоторыми его образцами. В посвященной этому заметке Слезкин писал: «…несколько аварских (в Дагестане) легенд, рассказанных мне… художником Халил-беком Мусаевым, стоят того, чтобы их записать и напечатать» (С л е з к и н Ю. Литература в провинции. Письмо из Владикавказа // Вестник литературы. 1921. № 1. С. 13). Тем не менее, в книге Мусаясула (Мусаева) «Страна последних рыцарей», которая содержит много народных преданий, сюжета, подобного легенде о Гейлюне, нет, что косвенно свидетельствует о том, что последняя — плод авторского вымысла.