Страж Границы

Глава 7.

Альтон Роско никак не был похож на сына солтыса. Видимо, за годы службы в канцелярии Первой крепости он достаточно пообтёрся и обрёл более пристойный облик. Поначалу он мог показаться слишком молодым для чина обер-канцлера, ему можно было дать лет двадцать пять, не больше. Будь дело в любом из королевств, можно было сказать, что этот человек получил чин по родству или в силу заслуг родителя, однако у нас, на границе, где все отрекались от своего прошлого, и бывший капрал мог командовать отпрыском герцогского рода, этого быть не могло. Здесь ценились только твои заслуги, ничьи более. Вот так и пробился за годы безупречной службы крестьянский сын Альтон Роско, служил, служил - и дослужился до обер-канцлеров.

Он любил одеваться шикарно: в меха и парчу при обилии золота - массивные цепи, перстни и даже серьга в ухе, множество драгоценных камней, неважно каких - главное побольше и помассивней. Даже в бытность свою главарём разбойничьей шайки, я не одевался подобным образом. Хотя живи я не в лесу, а в городе, пускай даже самом захудалом, очень может быть, что и таскал бы на себе большую часть добычи.

Роско сопровождала внушительная свита чиновников разного ранга, скорее всего, не только из Первой, но и из других крепостей. Была и парочка из нашей, два лиценциата в длиннополых одеяниях, с чернильницами на витых поясах и массивными тубами для бумаг. Одного я знал неплохо - он приходил ко мне сразу после моего выхода из госпиталя. Рассказал свою историю. Оказывается, он не всегда был чиновником, на самом деле он оборотень-стриж, отсюда и прозвище, заменившее за годы имя. Как и я, Стриж попал под мощную некротическую магию во время слежки за армией Лионеля д'Арси во время последней войны с этим личом, и медики едва спасли его от превращения в вурдалака. С тех пор путь в разведку Стрижу был закрыт, вот и подался в чиновники. Дон Кристобаль прислал его ко мне с ясно видимой целью. Мол, и после перехода с оперативной службы жизнь есть, вот в чиновники, например, податься можно или ещё куда. Хотя бы на время, пока некротическая энергия для меня смертельно, а там посмотрим.

Стриж, скорее всего, прилетел в Первую на своих крыльях. Второго же чиновника могли доставить в сюда и ходоки - он же не оперативник, ему по лесу гулять непривычно.

- Это ты, значит, и есть нашенский военспец от Второй крепости? - ошарашил меня вопросом Альтон Роско.

Не предупреди меня заранее магистр, я бы сильно удивился подобному обращению со стороны полномочного посла и обер-канцлера. А так ничего, даже быстро нашёлся.

- Так точно, - ответил я. - Капитан Галеас, Вторая крепость.

- Чьих будешь? - продолжал спрашивать Роско.

- Был рейдером, после натаскивал центурию из новобранцев, - как понял, так и ответил я.

- Молодец, - махнул рукой обер-канцлер, потеряв ко мне всякий интерес.

Во внутренний двор вошёл магистр Дункан. В своих белоснежных латах и столь же кипельном плаще, с обнажённым мечом в руках, он был просто великолепен. Подойдя к знамени, уже поднятому, согласно традиции, но без ритуала, он картинно вонзил меч в землю под ногами.

- Господа стражи, - обратился магистр ко всем сразу, - сегодня мы отправляем посольство к королю Теренсии Пелиаму. Он хочет присоединить к своей стране земли, которые мы охраняем. Что же, пускай присоединяет, нам всегда было всё равно, кто правит у нас в тылу. Император ли, короли, бароны или вовсе никто. Мы уже давно обходимся без чьей-либо поддержки, обойдёмся и впредь. Но ведь глупо отталкивать руку, предлагающую нам помощь, но надо узнать, с этой ли целью протянули её нам. А потому вы отправляетесь в Теренсгард под предводительством обер-канцлера Альтона Роско. В вашу честь король, скорее всего, устроит турнир, а потому вместе с чиновниками едут бойцы всех крепостей. Проявите себя наилучшим образом, господа! - воскликнул Дункан и взмахнул мечом над головой. - Не посрамите чести нашей границы!

- Не посрамим! - в один голос, не сговариваясь, гаркнули мы.

- Вот и отлично, - снова вонзил меч в землю магистр. - В добрый путь, господа стражи!

- Счастливо оставаться, - отвесил ему в ответ поясной поклон Альтон Роско.

И снова только благодаря инструкции магистра я не рассмеялся - настолько комично выглядел в этот момент обер-канцлер.

В пути мне пришлось вспомнить навык езды верхом. Оказалось, правда, что научась ездить на коне, не разучишься никогда. Да и лошадь мне подобрали спокойную со звучной кличкой Бронтозавр, видимо, кто-то из конюхов был любителем жутких зверей с противоположной границы. Хоть не на игуанодоне ехать пришлось, и то хорошо. В общем, мы быстро сдружились с Бронтозавром и ехали чаще всего шагом, чтобы не опережать медленно едущие повозки с дарами для короля Теренсии и высшей знати его королевства, а также провиантом и множеством незаменимых в походе вещей. Вот и ехал наш санный - снег лёг прочно и дожди уже не проливались нам на голову - поезд. Мы двигались на восток, к Старшему перевалу, отделявшему наши территории от королевств бывшей империи. Граница переместилась не так давно, и потому земли эти заселены были ещё слабо, и король Пелиам стал первым из владык, кто заявил на них свои права. Это в имперские времена, когда царил относительный мир, и громадному государству постоянно грозило перенаселение, это заселение было поставлено на государственном уровне. Людям из казны выдавались лошади с коровами, повозки и инструменты, переселенцев на десять лет освобождали от уплаты налогов, а часто высылали из внутренних областей "неблагонадёжных", всех кого не терпели на своей земле дворяне, лорды, войты городов и солтысы деревень и округов. Теперь же на эти территории стремились либо отслужившие своё солдаты, которым хотелось зажить своим хозяйством, да всякая шваль, вроде беглых каторжан и просто преступников. Прямо как я.

Дорога была невероятно спокойной. Мне было весьма удивительно так долго находится в седле - зад, извините, отбил очень скоро. Конечно, навыка верховой езды я, как выяснилось, не растерял, однако за долгие годы службы на границе совершенно отвык от седла. Пускай ехали шагом, но останавливались только на ночь, целые дни проводя верхом, и зад мой к вечерней заре вопиял. Я слезал с коня, едва переставляя ноги, стоять уже не мог, а сидеть не хотел ни в коем случае. А потому добирался до ближайшей разбитой палатки, расстилал там лежак и валился на него. Наличие слуг разбаловало меня. Интересно, все чиновники так путешествуют или только обер-канцлеры?

К концу первой недели путешествия я, наконец, освоился в седле и более не валился с ног после дня дороги. К тому же, стражи разных крепостей за это время притёрлись друг к другу и принялись напропалую травить байки, щедро приправляя их выдумками. Рассказ каждого из нас можно было смело делить на два, а то и на три, но, всё равно, слушать их было интересно. Особенно радовал нас живчик Марсель из Третьей крепости. Он любил утверждать, что является бастардом некоего древнего дворянского рода, и бежал на границу, спасаясь от родственников.

- Папашка-то мой, - говорил он, - наследничком законным не обзавёлся, а всё мне, как сыночку родному завещал. Я и не ведал то ничего, на кухне жил, как сверчок за печкой. А тут заваливаются ко мне ребятки дядьки моего, ну по батюшке, значит, и давай меня гонять по всей кухне. Я - в окно и был таков! А после уже на границу уехал, отсюда никак не достанут.

Однако повадки Марселя, мелкие детали, вроде манеры прикрывать предплечьем миску и часто потирать запястья, у меня на это глаз намётан, выдавали в нём завсегдатая тюрем и ям.

Полным контрастом ему был могучий богатырь Илья - капитан тяжёлых бойцов Четвёртой крепости. Уроженцы одного с ним мира, называвшегося Земля, звали Муромцем, он только добродушно усмехался, но объяснять ничего не объяснял. Он, вообще, был молчаливый человек, этот Илья по прозвищу Муромец, чем-то напоминал гнома - обстоятельностью, медлительной манерой речи и, вместе с тем, молниеносной реакцией в бою и умением быстро принимать верные решения. Не смотря на могучее телосложение, Илья секире предпочитал тяжёлый прямой меч, каплевидный щит и копьё. Свою сотню, вооружённую сходным образом, он называл дружиной.

- Мне так привычнее, - объяснял он. - Все эти центурии или там роты, не ложатся они на язык. Не выговариваю. Это ромеям да немцам подходит, но не мне. Опять же капитаном называться непривычно тож. Сотником там или воеводой, а то ка-пи-тан, язык заплетается, когда себя так зову.

При этом он обычно весело смеялся, подмигивал нам и доставал из седельной сумы бурдюк с медовухой. Этот напиток он варил сам из купленного в деревнях, мимо которых мы проезжали, мёда и мы распивали его вечерами на бивуаках.

От Первой крепости был целый отряд бойцов Гарнизона. Эти закованные в лучшие доспехи ребята под предводительством высокого эльфа по имени Кариэль. С виду этот бледный эльф с вечно поднятым к небу взглядом казался каким-то совершенно недоступным в смысле нормального общения. Он всё больше молчал, хотя от медовухи не отказывался и даже разговоры поддерживал, но как-то вяло, без интереса. За это заработал прозвище Бледная немочь и едва не получил от нас бойкот. Однако в один вечер, когда мы основательно злоупотребили медовухой по случаю дня прихода Ильи на границу, Кариэля Бледную немочь словно подменил кто. Раскрасневшийся от выпитого эльф принялся травить байки из мало знакомой нам жизни Гарнизона. После ещё одного круга, что прошёл бурдюк с медовухой, Кариэль объяснил нам, в чём было дело, почему поначалу он вёл столь высокомерно.

- Я две недели как полуполковника получил, - сказал он. - И Роско со мной долго беседовал на тему, что с вами сближаться нельзя ни в коем случае. Мол, я не только представитель элиту стражи - воин Первой крепости, но - элита элиты, боец Гарнизона, гвардии нашей крепости. А вы все… - Он сделал неопределённый жест рукой.

- Вот оно как, - пьяно усмехнулся Марсель. - Вы у себя в Первой всё в белом, а мы…

- Прекрати, - оборвал его я. - Ты видишь, Кариэль, свой человек… в смысле, эльф. Это Роско много про себя думает. Крестьянский сын, а туда же.

- Ты болтай, болтай да меру знай! - хлопнул меня по плечу Кариэль. - Роско не одного за такие слова в порошок стёр. Он принимает их, как попытку уронить его авторитет. А авторитет свой он ценит больше всего.

- А всё-таки, - зачем-то принялся настаивать Марсель, - многие в Первой крепости считают… ну что, они там, у вас, а мы, типа…

- Не все, - понял его бессвязную реплику Кариэль, - но многие. Намного больше, чем мы можем позволить себе в такое время.

Вот интересно, эльф пил с нами наравне и захмелел также, однако речь его оставалась ровной. Он не путал слова и не запинался, говорил вполне чисто. Я уж насколько крепок по части спиртного, но и у меня уже язык заплетался. Кариэлю же хоть бы что.

- Значит, считаете себя элитой… гвардией гвардии, - помрачнел Илья.

- Не все, - ответил Кариэль. - Магистр выбрал меня и моих людей именно потому, что мы не из таких. Нам надо сражаться плечом к плечу, и не важно - Гарнизону, рейдерам, карателям. Нежить разбираться не станет, кто гвардия, а кто просто бойцы.

В общем, так дальше и двигались к Старшему перевалу. Днём скачка, вечером - пьянка. Весело. Ни тебе ночёвок у костра, когда даже рядом с пламенем, которое поддерживает часовой, промерзаешь до костей. Ни ожидания драки, что может начаться в любую минуту. Вечно ждёшь "подснежников", упырей или ещё каких тварей. Ни прочих прелестей жизни рейдера. Так и расслабиться недолго. Вот и мы и расслабились. И это едва не стоило нам всего нашего посольства.

Я всегда именно себя считал виновным в том, что случилось. Слишком уж много было подозрительного в деревнях, через которые мы проезжали. Слишком тихо вели себя крестьяне, не глазели на чудных чужаков, каких редко увидишь так далеко от крепостей. Даже детишки не бежали вслед за нами, а лишь смотрели испуганно через щели в ставнях. И то я мог лишь предполагать, может быть, и мальцов мы не заинтересовали. Выборные депутации во главе с солтысами отводили глаза, когда разговаривали с чиновниками, Альтон Роско до них не снисходил. А ещё были церкви, в каждой деревне, через которую мы проезжали, были церкви. Только после, когда появилось время подумать над этим, я понял, все эти церкви мало того, что были очень похожи, так ещё и словно их делали те же мастера, которые возводили культовое здание в приснопамятной деревеньке, где мы встретились с некромантом в эсэсовской форме.

Не вызвало особых подозрений и странное отравление нескольких человек из прислуги. Да и отравлением оно не выглядело. Просто с утра, всего в паре миль от деревни их начало тошнить и покачивать, лица слуг и без того бледные приобрели зеленоватый оттенок. В общем, как сказал бы Гимарт Ловкач - клинический случай, абстиненция. Похмелье, если более доходчивым языком. В следующей деревне нам охотно вызвались помочь несколько мужиков, за вполне умеренную плату, в основном, так сказать, натурой. Крупами, вином да мелкой скотиной. Мужики взялись пройти с нами до перевала. Они не вызывали никаких подозрений - самые обыкновенные мужики. Да молчат всю дорогу, общаются только меж собой, а с кем им ещё говорить. Да у костров с остальными не сидят, тоже нормально, кто мы им, а они - нам, чтоб хмельным делиться. Да мрачные и хмурые, что твои тучи, так ведь жизнь у мужика невесёлая, дома семьи остались, жёны-детишки, чем веселиться. Им ещё в деревню возвращаться от перевала, и уже без каравана, а сам-шесть, по нашим-то землям, в такое-то время, ведь и не вернуться можно, к жёнам, к детишкам, какое уж тут веселье.

Та деревня была едва не последней перед Старшим перевалом. Мы собирались заночевать в ней, и с утра пораньше выступить к горам. Поселение было старым, одним из первых после переноса границы, однако до размеров города, как Западный, не дорос. Слишком близко отсюда располагался город Встреч, куда мы не стали заворачивать, чтобы сэкономить время, и большая часть переселенцев уходила туда, благополучно минуя эту деревню.

Старших чиновников и офицеров расселили по домам зажиточных крестьян, остальные же разбили лагерь неподалёку от деревни. Я, конечно, попадал в число тех, кто мог бы поселиться в доме у какого-нибудь местного богатея, однако глядеть на эти постные рожи сил просто не было. Потому я и отправился в лагерь. Дорога туда вела мимо деревенской церкви, что не странно, ведь она стояла точно посреди деревни. Я шагал мимо неё, от нечего делать, крутя головой и высматривая разные разности. Расписанные горшки на плетнях, красивые коньки на крышах, символы на церкви. И тут же замер, застыл, как вкопанный. Среди иных знаков тут же красовалась и проклятая свастика, не стилизованная, как старых церквях, с которых сбивать их не стали даже после мятежа фон Бока, а самая что ни на есть нацистская, повёрнутая под углом.

И тут меня словно кто в спину толкнул. На ходу проверяя оружие - меч и новый пистоль, подарок дона Кристобаля - я быстрым шагом устремился к дому здешнего солтыса, у которого гостил Альтон Роско. Дом был большой, добротный, в два этажа - нижний каменный, верхний сложен из массивных брёвен - да к тому же обнесён высоким деревянным забором, куда там плетням, что вокруг других домов. У ворот стоят два бойца из отряда Кариэля в тяжёлых доспехах, при мечах и щитах, лица закрыты забралами массивных шлемов.

- Куда? - преградил мне дорогу один из них, подняв руку в останавливающем жесте.

- У меня дело к обер-канцлеру, - заявил я. - Особой важности. По иному поводу я бы к Роско рваться не стал.

- Ну да, - кивнул гвардеец. - Удачи тебе, сэр Галеас.

Он даже толкнул створку ворот. Я поспешил внутрь. Войдя в дом, я поймал за руку какого-то мальца и спросил у него, где солтыс и его гость.

- Дак, у батьки они, - ответил тот. - Ток никово пущать не велено. Тама не токмо гость да батька, но и батюшка наш. Их тревожить никак нильзя.

- Мне можно, - ответил я. - Где батьки твоего комнаты.

- Дак, на втором етаже, токмо пущать не велено.

- Не бойся, парень, - отпустил его я, - не выдам.

Я поднялся на второй этаж, легко нашёл комнаты солтыса. Оттуда раздавались голоса, отчего-то два, и оба благожелательные и спокойные. Выходит, никто не собирается обижать нашего обер-канцлера. Когда я ворвался в комнаты, то обнаружил Альтона Роско, сидящего за столом вместе с молодым человеком в долгополой одежде, более всего напоминавшего именно священника. Правда, "батюшкой" его мог назвать разве что мальчишка, вроде того, что я поймал за плечо.

- Вы что себе позволяете?! - тут же вскричал обер-канцлер, швыряя вилку в блюдо с мясом.

- Приветствую тебя, некромант, - заявил я лжесвященнику, полностью игнорируя обер-канцлера. Ещё при входе в комнаты солтыса, я вынул из кобуры пистоль и теперь наставлял его на противника. - Давно тут окопался?

- Ты что творишь, капитан?! - орал Роско. - Я тут налаживаю отношения с местным духовенством, а ты… ты… Ты!

- Я чую в тебе остатки нашей силы, - ни я, ни некромант не обращали внимания на него, - откуда?

- Я прикончил одного из вас, - ответил я. - В вашем мире, в вашей иллюзии.

- Понятно, - кивнул некромант, - как ты понял, кто я такой. Но со мной тебе не сладить. Я сильней того несчастного, что возжелал стать личом, не имея для этого достаточно знаний.

Глаза его загорелись чёрным пламенем, по одежде замелькали антрацитовые искорки, пальцы опутала паутина того же мрачного цвета.

- Убери свой пистоль, - голос некроманта также изменился, став хриплым и каким-то замогильным, - свинец не причинит мне вреда.

Я пальцем сдвинул рычажок предохранителя - и нажал на курок. Мой новый пистоль был иной системы, чем прежний, несколько лучше него. Вместо луча из ствола вылетел свинцовый шарик пули. Он врезался в голову некроманта, точно между почерневших глаз. Некромант даже усмехнуться успел, мол, что ты мне сделаешь, я ж тебе говорил. Но в следующий миг голова его лопнула, будто взрывчаткой начинённая. Кровь, осколки черепа и мозговое вещество полетели во все стороны, забрызгав еду, одежду и лицо обер-канцлера.

- Да что это такое? - Он уже не кричал, голос его осип, руки тряслись, а по лицу словно белилами прошлись. - Что ты тут творишь, капитан?

- От смерти нас спасаю, - ответил я. - Вы ещё не поняли, обер-канцлер, с кем вы трапезничали?

- Какое право ты имел врываться ко мне… - начал было Роско, но его прервал шум на улице.

Снова позабыв о нём, я подскочил к окну и распахнул ставни. Более всего это напоминало последствия резни, какие учиняют в деревнях немёртвые твари. Вот только валяющееся прямо в грязи люди были ещё живы и дёргались в конвульсиях. К тому же, на телах их не было следов никаких ранений. Казалось, люди, как шли по своим делам, так и повалились, скорее всего, так оно и было. Над ними суетились чиновники из свиты Роско, многие стояли над телами на коленях или сидели на корточках, не боясь испачкать свои долгополые одежды в грязи. Иные совершали сложные пассы, с рук их стекала магическая энергия.

Ко мне присоединился Роско, толкнувший меня плечом. Он с любопытством и страхом глядел вниз. Наверное, из него мгновенно выветрилось всё высокомерие и презрение к рейдерам. Он совершенно не обращал внимания на кровавые пятна на лице и одежде.

- Это… - заикнулся обер-канцлер, голос его дрожал. - Это что такое?

- Некротический шок, - заявил входящий в комнату солтыса чиновник, тот самый, молчаливый, из кабинета магистра. - Они слишком долго находились под воздействием некроманта, и с его гибелью оказались на грани смерти. Некромант тянул из них жизненную силу, а некротическая энергия стала своего рода наркотиком. Без постоянного воздействия они умрут - и очень скоро.

- И что же, никак нельзя помочь несчастным? - обернулся к нему Роско.

- Были у нас раньше мастера… - протянул чиновник.

Я одними губами, так чтобы увидел только он, произнёс "Форскрит". Чиновник кивнул.

- Но их теперь нет, - сказал он, - а тех, кто остался ещё натаскивать и натаскивать.

- И теперь все эти люди обречены, - вздохнул Роско.

В тот миг я подумал, что не такой уж он надутый и высокомерный болван, каким кажется. Просто, наверное, высокий посланник и обер-канцлер западной границы не может быть другим. Но там, под этой маской высокомерия, под мехами и золотыми цепями скрывается неплохой, в сущности, деревенский парень, сын солтыса целого округа.

- Это не самая худшая новость, обер-канцлер, - сказал чиновник. - Откат смерти некроманта накрыл и мужиков, что нанялись к нам после болезни наших людей.

- И что это должно значить? - нетерпеливо спросил Роско.

- Они такие же, как те крестьяне, что сейчас корчатся на земле, - ответил вместо чиновника я. - В их деревне тоже хозяйничает некромант.

- А вы ещё смеялись над идеей командора Гутьере создать карательные отряды, - зачем-то ввернул шпильку молчаливый чиновники, - и выступали против учреждения таких из бойцов нашей крепости.

- Я не думал, что всё зашло настолько далеко! - взмахнул руками Роско. - К тому же, карательная центурия всё же была создана.

Мы спустились на первый этаж. У лестницы лежал знакомый малец, у которого я спрашивал, где найти Роско. Его били судороги, словно в эпилептическом припадке, на губах пузырилась пена, локти и босые ступни разбиты в кровь. Переступать через него было бы неприлично, а потому мы с чиновником перенесли его в сторону. Это было непросто, даже сложнее, чем если бы он намеренно вырывался. Уложив мальчишку, мы вышли на улицу. Видимо, мальчик был жив исключительно благодаря юным годам, тело его сохраняло способности к выживанию, не смотря на некротическое воздействие. Потому что остальные жители деревни уже лежали замертво

- Никакая целительская магия их не спасёт, - покачал головой чиновник. - Осталось только сжечь деревню дотла, и передать Воздушным письмом всё, что тут стряслось.

Это была долгая ночь, лишь ближе к вечеру, когда умерли все жители деревни от стариков до грудных детей, мы сложили их в несколько больших домов, забили щели сухой соломой, залили дома горючей жидкостью, какую использовали обычно для розжига, и подожгли. Некроманта жгли отдельно. Для него сложили отдельный погребальный костёр, на поленьях которого чиновники, как оказалось, почти все они были магами, вырезали руны, а на жидкость для розжига наложили заклинания. Видимо, благодаря их усилиям поленица, на которой лежало тело некроманта, вспыхнула ярко и прогорела в одно мгновение. От некроманта не осталось и горстки пепла, а что было, смешалось с золой. Эти остатки чиновники-чародеи скрупулёзно собрали, уложили на стальной поддон и развеяли буквально в ничто.

И только после этого мы смогли успокоиться, насколько это, вообще, возможно в данных обстоятельствах. Спать в ту ночь никто не спал. Мы сидели вокруг костров, пили горькую, сладкая медовуха в горло не лезла, а потому доставали самогон, водку и брагу, и пили их до полного отупения. Только в таком состоянии можно было позабыть вонь горящих домов и человеческих тел. Однако стоило только немного протрезветь, как она возвращалась, настырно влезая в нос и глотку, и руки сами снова тянулись за флягой или бурдюком.

И лишь только из-за горизонта показалось солнце, мы собрали лагерь, как смогли, в нашем-то состоянии, и караван медленно двинулся к Старшему перевалу. А за спинами нашими догорала деревня, да болтались на деревьях тела повешенных нами мужиков, что нанялись нам в помощь в одной из первых сектантских деревень.