Глава 2 Май 1454 г. Константинополь Пряник

Берите же скорей от наших угощений:

Хлеб вожделенный из печи…

Федор Студит.

Монастырская гостиница

…девятый день месяца мая, шестого года первого индикта правления императора ромеев Константина Палеолога Драгаша, к слову сказать – бывшего морейского деспота. Не могло быть! Потому что и прозвища такого – Мехмед Фатих – тоже сейчас быть не могло… А ведь было бы! Было! Если бы ровно год назад 29 мая 1453 года войско османского султана Мехмеда взяло и разграбило Константинополь, положив конец великой Ромейской империи!

Так и было! Но стало… стало – по-другому! Штурм удалось отбить, удалось перессорить врагов, создать им проблемы… так, что история пошла подругому! И приложил к этому руку не кто иной, как протопроедр Алексий Пафлагон – русский парень Алексей Смирнов, рожденный в самом конце двадцатого века и невообразимым образом очутившийся в веке пятнадцатом. Здесь, в Константинополе, городе, который Алексей давно уже считал родным, он достиг многого – приобрел друзей, положение в обществе, любимую женщину и семью. А там, в том, будущем времени, по-прежнему жил Лешка Смирнов – двойник – студент первого курса истфака, не так давно ушедший служить в российскую армию… Как так могло получиться, Алексей не знал, лишь догадывался о той роли во всем этом, что сыграла старуха Федотиха – колдунья из того, будущего времени, с которой он уже не раз контактировал по очень и очень важным делам… Однако и Федотиха не знала всего… лишь могла чему-то способствовать – к примеру, пару раз выручала Алексея, отправляя назад, в свое – константинопольское – время. О империя! Как славно оказалось жить в ней, пусть даже от былого величия остался только лишь отблеск. Да и на тот покушались турки…

Алексей вспомнил, как удалось изменить ход истории, как штурм 29 мая 1453 года закончился поражением турок, а не их победой, как было – должно было быть – на самом деле. Константинополь остался стоять непоколебимой твердыней восточно-христианского мира, а воинственный султан Мехмед так и не получил своего прозвища – Фатих – Завоеватель! И этой монеты – акче – не должно было быть! То есть не должно было быть в этом, измененном, мире, в котором Империя ромеев вовсе не пала под ударами султанских войск. Так, может – пока еще не пала?

Но вот же она, монета!

Алексей подбросил на ладони серебряный светлый кружочек – грозный вестник иного времени, другой истории… или, точнее сказать – той, что сложилась в действительности. В действительности уже около года как не должно было существовать империи… то есть империя существовала, но другая, не ромеев, а османов, османлы, как себя именовали турки. Не хотелось бы, чтоб так было, очень и очень не хотелось…

Немного не доходя до дома, протопроедр спустился в небольшой полуподвальчик, в харчевню, заказав полкувшина вина и сыра. Пил, не глядя на разговаривающих вокруг людей, пил, вспоминая тот день, тот истинный день 29 мая 1453 года, когда турецкие янычары ворвались в город. Дым пожарищ, разрушенные турецкими бомбардами стены, резня и отрезанная голова императора на копье султана! И голова сына… И погибшая страшной и мучительной смертью жена, Ксанфия…

Нет!!!! Нет!!! Нет!!!


– Вам не понравилось вино, господин?

– А? Что? – очнувшись, Алексей непонимающе тряхнул головой.

– Говорю – вино, верно, кислое?

Это спрашивал сосед по столику – прилично одетый мужчина с черной кудрявой бородой и светлыми голубыми глазами.

– Да нет, вино отличное, – протопроедр через силу улыбнулся. – Привиделось тут кое-что…

Собеседник усмехнулся:

– Бывает. Так, говорите, хорошее вино?

– Да, неплохое…

– Эй, хозяин! – обернувшись, громко позвал сосед. Заказал кувшинчик такого же, как у Алексея, вина, представился: купец Никомед Марокис.

– Алексий Пафлагон, чиновник, – протопроедр не стал уточнять – какого ведомства, да Никомед и не спрашивал, дождался наконец вина, выпил…

– Гм… и в самом деле вкусное.

– Вы чем торгуете, уважаемый? – не то чтобы Алексей сильно этим интересовался, просто так спросил, поддержать разговор – не слишком-то вежливо было бы сидеть сейчас бирюком… Да заодно – отвлечься за доброй беседой от всяких нехороших мыслей.

– Чем торгую? – переспросил купец. – Большей частью – посудой. Золотой, серебряной, медной… В Смирне делают очень неплохую, в Эфесе…

– Так там же турки!

– Они вовсе не запрещают торговать, наоборот, – Никомед улыбнулся и тут же передернул плечами. – Конечно, турки жестоки – на то и турки. Я сам видел, как однажды, на базаре в Смирне – Измире, так этот город называют османы – при всем честном народе с живого человека сдирали кожу. Смею вас уверить – жуткое зрелище.

Протопроедр прищурился:

– Кто бы сомневался! Интересно, какие монеты у турок в ходу?

– Да наши, – пожал плечами купец. – Есть и мавританские, а так – аспры…

– Такие? – Алексей вытащил из висевшего на поясе кошеля давешнюю акче.

Никомед внимательно рассмотрел денежку, даже попробовал на зуб, после чего с уверенностью заявил, что таких не видел. Нигде – ни в Эфесе, ни в Смирне.

– Уж так-таки и нигде? – усомнился протопроедр.

– Точно – нигде. Я ж торговец, все монеты знаю.

В общем-то, ничего другого Алексей и не ожидал услышать, а монету – акче – показал просто так – мало ли?

Значит, нет такой нигде… Откуда же здесь взялась? Откуда… Ясно, откуда – из того мира… который должен был быть, в котором Константинов град – никакой не Константинополь уже – Истамбул, столица Османской империи! И как же сюда попала эта зловещая денежка? Хорошо бы выяснить, хорошо бы…

И опять – все ниточки ведут к Роману Родинке, увы, ныне покойному. Остается лишь отыскать его людей, да поговорить вдумчиво – может, чего и выплывет.

И то – зачем удачливому вору портовый чиновник, и – откуда у него взялась акче с арабским вензелем «Мехмед Фатих» – монета, которой в этом мире и вовсе не должно было быть.

Протопроедр явился домой – в новый уютный особнячок близ Амастридского форума – довольно поздно. Смеркалось уже, и в быстро синеющем небе вспыхнули первые звезды, а над величественно-могучим куполом храма Святой Софии повис, закачался золотой полумесяц… Полумесяц… Тьфу ты, господи, еще этого не хватало!

Кивнув привратнику, заодно исполнявшему и обязанности мажордома, Алексей поднялся на второй этаж, в покои, еще издали услыхав детские крики – сын с дочкой гонялись друг за дружкой, играли… Ага! Вот заметили отца:

– Батюшка! Батюшка пришел!

– Батюшка, а что ты нам принес?

Протопроедр вытащил заранее припасенный пряник, купленный все в той же харчевне, обнял детей, улыбнулся:

– Нате, делите!

– Ой, батюшка, интересный какой пряник! – заметил десятилетний Арсений, сын. – Воин нарисован в чалме… Турок, что ли?

– Какой еще турок? – Алексей устало опустился на скамью.

– Сам посмотри. И вон, узоры какие-то…

Узоры? Точно – узоры… И действительно – турок в чалме, с саблей. И полумесяц, и арабский вензель – «Мехмед Фатих»!

Черт побери! Так и пряника такого не должно было быть – но ведь вот он!

Алексей встрепенулся, бросился было бежать, да потом сообразил, что поздно – по велению императора все питейные заведения Константинополя закрывались с наступлением темноты, за чем пристально следили специальные городские чиновники…

Да и жена…

Вышла из спальни, где кормила грудью недавно народившуюся дочку… вторую уже, первая – почти уже трехлетняя Елена играла сейчас с Сенькой. Дочки – вылитая матушка – такие же синеглазые, да и волосы… Алексей надеялся, что будут, как у матери – вьющиеся, золотые…

Супруга, любимая жена, поправив длинную столу, уселась на скамью рядом, обняв мужа за шею. Прижалась щекою, тихонько спросила:

– Устал? Не отвечай… вижу… Сейчас уложу детей. Фекла отпросилась на сегодня – брат у нее приехал из Мистры.

Фекла – это была нянька… Теперь понятно, почему дети так поздно не спали…

Однако ж и Ксанфия, хоть и аристократка, а с детьми справлялась ничуть не хуже няньки… укачала одну, уложила другую, третьего… Села на край кроватки, запела тихонько песню:

Снова брошен в окна лунный свет…

Алексей усмехнулся: его песню пела, «Арии», группы, которую обожал когда-то. Еще там, в том мире, подростком будучи… Да, собственно, там, в окрестностях Мценска, и остался Лешка… Тот, другой, двойник… И кто же из них настоящий? Алексей давно уже был склонен считать, что – тот. Хотя, признаться, тянуло, тянуло в прежнюю жизнь – выпить с ребятами пива, сходить в сельский клуб на дискотеку, или – в город, на тот же концерт. На тракторе прокатиться по колхозным – вернее, бывшим колхозным – полям… Алексей – Лешка – сирота был, в детском доме рос… а вот семью обрел здесь. И все был готов заради семейного счастья сделать. И – хотя и тянуло иногда туда, в будущее – вспоминал о нем все реже и реже. Как-то не до того было. Хотя знал, как уйти – в Верховских княжествах, у черного леса – большое село Амбросиево. Рядом, в лесу – болото, и там – старый пень. Это и есть – выход, и – он же – вход. Только вот никогда не угадаешь заранее – удастся ли туда-сюда выбраться? Бабка Федотиха знала, как… только не все рассказывала. Рыскал уже меж временами Алексей, бывало, да только не своей волею, а по самой крайней необходимости. Боялся вот теперь, что такая необходимость опять настанет. Акче вот, пряник… Как говорится – не дай-то бог!!!

* * *

Уложив детей, подошла Ксанфия, обняла за шею:

– Любимый…

Ах, как повезло Алексею с женой… красива, умна, решительна, во многих – скажем, в финансовых – делах куда больше мужа смыслит.

– Ксанфия… Какое у тебя красивое платье…

– А! Наконец увидел, – молодая женщина улыбнулась, качнула золотыми – с изумрудами – серьгами. – Владос заходил… как всегда, тебя не дождался.

– Жаль, что не дождался, – протопроедру было приятно услышать о старом дружке. – Как он там, рыжий пройдоха? Не женился еще?

– Ой, не сглазить бы! – Ксанфия перекрестилась на висевшую в углу икону. – Вроде как собирается.

– Собирается?! – вот уж чем Алексей был удивлен. – Интересно, и кто же избранница?

– Какая-то молодая вдова, я не спрашивала… Кажется, у нее торговые склады в гавани Юлиана.

– Склады? Это хорошо… Я смотрю, наш приятель невесть кого в невесты не выбирает… Как, скажем, ты – в мужья.

Ксанфия засмеялась, поцеловав мужа в губы:

– Ты был такой статный, красивый… Я сразу влюбилась!

– Был? Ха, а сейчас, конечно, обрюзг, постарел…

– Шутишь все… Служба у тебя такая, нервная – вот и не постарел.

– Сколько ж лет прошло с нашей первой встречи? Помнишь, там, во Влахернской гавани… Лет двенадцать уже?

– Больше… Я купалась с подружками… тут ты…. Кстати, Арсений вчера выспрашивал – где мы да как познакомились… Интересно ему… Кстати, мы еще не познакомились с соседями.

Алексей погладил супругу по спине, нащупывая завязки платья:

– Думаешь – надо?

– Конечно, надо… иначе не вежливо… Ой, что ты делаешь!

– Снимаю с тебя платье!

– Так осторожней же, не порви… Наш Сенька, кстати, уже познакомился с соседским мальчиком… тот старше, но, кажется, умненький и из хорошей семьи.

– Ты его видела?

– Нет, Сенька рассказывал… Ой, щекотно!

– Ага-а-а!!!

– Ну, щекотно же… Дети проснутся!

– Да не проснутся… ну иди же сюда… иди…

– Что, прямо здесь? Ах, супруг мой…

И сразу куда-то делась усталость, исчезло, ушло, растворилось накопившееся за день напряжение, а бурный восторг обладания прекраснейшей женщиной на свете сменился тихой, но сильной радостью…

– Ксанфия, родная… Как же сильно любит меня Господь, соединивший нас…

Поднявшись с лавки, они ушли в спальню, снова предаваясь любви, и заснули лишь под самое утро в тесных объятьях друг друга…

– Ксанфия… – шептал Алексей во сне. – Милая моя… родная…


Их разбудила служанка, Фекла. Войдя во двор, она о чем-то расспорилась с привратником-мажордомом. Тот чем-то был виноват – то ли купил у молочника не то молоко, то ли у рыбника – не ту рыбу.

– Лобанов, лобанов надо было брать! – громко упрекала служанка. – А что это у тебя?

– Скумбрия.

– Вижу, что скумбрия! Что мне с ней теперь делать? Я лобанов хотела пожарить в масле…

– Так жарь скумбрию!

– Скумбрия-то не так вкусна получится!

Подойдя к окну, Алексей распахнул ставни, с нежностью обернувшись на спящую жену. Краем уха услышал, как Фекла поднялась наверх, успокоив плачущих дочек. Улыбнулся…

А Ксанфия, вдруг вскрикнув, проснулась, широко распахнув глаза! Села на ложе, похоже, ничего не понимая, а вид у нее был… несчастный, испуганный…

Протопроедр поспешил успокоить супругу – прижал к себе, обнял, погладил:

– Что? Что, родная? Приснился дурной сон?

– Вот именно, что дурной! – Ксанфия наконец-то пришла в себя и перекрестилась. – Господи, пойду сегодня в церковь, помолюсь, поставлю свечку…

– В Святой Софии храм или в нашу, ближнюю, Фрола и Лавра?

– В нашу-то я и так каждый день хожу. Нет, нынче в церковь Хора пойду, к монастырю, к гавани… Мы же венчались там…. Там и молиться буду… От всякой напасти!

Ксанфия обхватила себя за плечи руками, задышала тяжело, побледнела даже…

Алексей успокоил:

– Ну, ну… что приснилось то?

– Гнусь всякая! – женщина передернула плечами. – Бр-р! До сих пор жуть берет… не верю, что и проснулась.

– Расскажи.

– Ну вот еще, рассказывать всякую гадость…

– Так ты расскажи, – ободряюще подмигнул протопроедр. – А уж мы с тобой вместе подумаем, как над сей гнусностью посмеяться. Смешное – ведь уже не страшное, верно?

Ксанфия невольно улыбнулась:

– Экий ты у меня…

– Ну, ну, рассказывай…

– Да не хочу… и не над чем там смеяться… – женщина махнула рукою. – Лучше помоги одеться… Фибулу, вон, подай… Так… Страшный, страшный сон видела… теперь уже и помню смутно – будто город наш турки взяли, сожгли… турецкий султан верхом на белом коне в храм Святой Софии въехал…

Вот тут и Алексей вздрогнул – ведь этот сон… это же правда было! Должно было быть!

– Ну-ну-ну. – Он быстро спрятал глаза. – И дальше что?

– Не хочу говорить!

– Да говори уж, коль начала.

– Ну… – Ксанфия решительно махнула рукой. – Слушай уж – сам хотел. Султан турецкий на белом коне под крики янычар въехал в храм Святой Софии. Шлем на солнце сияет, в руке – копье, а на копье том…

– Ну!

– На копье том – голова базилевса!

Алексей едва сдержал эмоции. Да… все так и было…

Однако лишь ухмыльнулся:

– Действительно, чушь какая-то!

– Это не все еще… Рассказывать дальше?

– Рассказывай! Но только не вздыхай так – это ведь всего лишь дурной сон.

– То-то и дело, что дурной… – тихо продолжила супруга. – Вижу – кругом турки – янычары, сипахи и эти еще… башибузуки-разбойники… Грабят, жгут, женщин насилуют прямо на улице, никого не стесняясь. За мной кинулись – я бежать… а ноги как будто не слушаются. Бог знает как добралась домой… Господи – не могу рассказывать! – Ксанфию вдруг затрясло, да так, что испуганный супруг долго не мог ее успокоить, а когда успокоил, оставил все свои расспросы, лишь рукой махнул. – Пожалуй, и я с тобой в церковь схожу. Заодно в монастырь заглянем, настоятеля навестим, отца Георгия… давно уж не заходили, с Пасхи, а друзей забывать негоже.

– Да, – успокоившись, согласилась Ксанфия. – Давненько уже отца Георгия не видели. Хоть раз бы сам зашел!

– Его дела – не мирские…

Подпоясав платье узеньким шелковым поясом, молодая женщина повернулась к иконам и, троекратно поклонившись, прочитала молитву, тут же поддержанную мужем…

Так и закончили разом:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа – аминь!

Вот только после этого Ксанфия уж и совсем успокоилась, заулыбалась даже. Но тут же потупила очи:

– И все же доскажу, коль уж начала…

– Давай, давай, – через силу улыбнулся супруг.

– Вбежала я во двор… не сюда, а в наш старый дом у Влахернской гавани, помнишь?

– Еще бы…

– Спряталась… А за мной – почти сразу – турки. Янычары – застучали в ворота, один так уже и через ограду прыгнул… Бежит ко мне, щерится, саблей машет… Тут ему наперез сын наш, Арсений… Взмахнул янычар саблей…. Господи! Не могу дальше…

Алексей снова погладил жену по волосам – и не надо было дальше, он и сам прекрасно знал, как там все было… Отрубил янычар голову его единственному сыну – вот как! Живьем содрали кожу с Ксанфии… Вот так вот и было! Могло было быть… Было бы… если б все случилось тогда так, как написано в книгах, если бы войска османов взяли Константинополь, если бы султан Мехмед получил почетное прозвище – Завоеватель – «Фатих»! То самое, увиденное вчера на акче… и на прянике… Да-да, на прянике!

– В церковь не ходи одна, – уходя, предупредил Алексей. – Вернусь сегодня пораньше, вместе пойдем.

Ксеафия улыбнулась:

– Ну, вот и славно. Удачного тебе дня!

Алексей вышел и, хотя по статусу имел право на служебную коляску, да и собственный выезд был – зашагал на службу пешком, благо идти-то было недалеко, да еще по красивейшим местам, где не так остро чувствовалась разруха и запустение, кое еще не преодолели – время, время нужно было. Ничего, дайте срок…

Прошелся по Месе – в беломраморных портиках, в акациях, цветущих каштанах, сирени, – обогнул площадь Тавра – многолюдную, многоголосую, с расставленными по углам мраморными статуями древних правителей, свернул к старой площади Константина – тут уже улочки пошли уютные, тихие, без лишнего утомительного гама, без шума… Прежде чем зайти в учреждение, остановился, по привычке троекратно перекрестясь: сначала – на ближнюю церковь Святой Ирины, затем – на видневшийся невдалеке купол Святой Софии и, наконец, повернувшись, – на церковь Сергия и Вакха – ту, что сразу за ипподромом. Еще раз перекрестившись, чинно вытер ноги об решетку, вошел… Стоявшие у ворот стражники привычно отсалютовали копьями.

Кивнув им, протопроедр молча прошествовал в приемную залу, уже полную ожидающих сотрудников. Кто-то что-то азартно обсуждал, кто-то рассказывал что-то смешное, кто-то смеялся… При виде начальника все затихли.

Алексей рассмеялся:

– Ну, что воды в рот набрали? Не ожидали, что так рано приду? Ну, заходите, заходите, поглядим, чем вам сегодня заняться.

Оглядел всех с некоторой насмешкою, отдельно кивнул заместителям – Луке и Леонтию, друзьям-приятелям старым, уж после этого вошел в кабинет, уселся в высокое кресло, жестом пригласив остальных. На столе не так уж и много бумаг лежало – специально приучил заместителей, чтоб всякую мелочь сами расписывали – кому поручить – чтоб не отвлекаться зря. Вот и сегодня так же…

Подождав, пока подчиненные рассядутся на длинных лавках, повернул голову к Леонтию, слегка приподняв левую бровь.

Тот сразу поднялся, пригладил кудри, откашлялся:

– Итак, сначала из мелочи… Кража белья с улицы у квартала скачек, занимается младший тавуллярий Скадис, дюжину кур неизвестные злодеи похитили со двора вдовицы Мехтонии, что у площади Тавра, дознание поручено тавуллярию Метродору, драка в притоне у ворот в Юлианскую гавань… ну, там каждый день драки, место такое, кругом одни моряки… поручено дело тавуллярию Анросу… он парень опытный, разберется… Еще одна кража, верней – мошенничество – некий молодой наглец обманом выманил у ростовщика Харитона с улицы Медников закладные росписи… дескать, на долевое строительство кораблей…

– И что, ростовщик повелся? – удивленно прервал своего заместителя протопроедр.

– Повелся, – Леонтий не сдержал усмешки. – А как же ему не повестись, ежели два месяца назад тот же самый тип уже брал у него закладные, под сто процентов… и честно их уплатил. И так же честно расплатился и в прошлом месяце… А вот сейчас… увы!

Алексей со смехом махнул рукою:

– Понятно, значит, сначала прикормил, а потом… Ростовщику поделом – нечего быть таким жадным.

– Он жалобу не нам написал – сразу эпарху, – скривил губы Лука.

– Вот как? – протопроедр покачал головой. – Сразу самому эпарху, надо же…

– Видать, были у них с эпархом какие-то общие дела. Ростовщик Харитон – богатей известный.

– Что ж… – Алексей с усмешкой развел руками. – Придется стараться… Но пока подождет, потом подумаем – кому поручить. Что по главному делу?

Вот тут Леонтий потупился, скосив глаза на братца – Луку…

Тот дотронулся до левого уха – тайный знак: пошептаться бы, не для лишних ушей. Протопроедр хмыкнул – сам же когда-то и научил близнецов этому знаку. Выпроводив всех – «идите, работайте!» – вскинул глаза на заместителей:

– Ну, говорите, что там такого-этакого накопали!

Братья переглянулись, как-то неправильно, нехорошо переглянулись – сконфуженно, нет, не так должны переглядываться уверенные в себе люди! Не так! Надо сказать, Алексей был заинтригован – интересно, и чтобы это могло так смутить этих двоих?

Леонтий махнул рукой:

– Говори, Лука.

– Хорошо… Нам удалось найти сообщника Родинки…

Протопроедр всплеснул руками:

– Отлично! Того, который стрелял?

– Пока не знаем… – Лука, кажется, был смущен куда более брата. – В общем, докладываю…

– Да, говори ж, говори!

Вот, тянут кота за хвост! И что такое случилось?

А ничего не случилось. Просто Лука, как следует поговорив с мальчишкой-водоносом, выяснил, что того человека, который подошел к парню и попросил позвать «прогуливающегося солидного дядьку», оный юный водонос пару раз видел в одной харчевне у Амастридской площади. И – главное – видел уже после того, как был убит неуловимый вор! Лука тогда удивился – парнишка явно что-то путал, ведь подходил-то к нему сам Роман Родинка! Среднего роста, черная бородка клином, родинка на правой щеке… Он и подходил. А потом, часа через три, водонос видел его в харчевне! Что же, получается, покойника видел?

Заинтересовавшись сим не очень пока понятным казусом, Лука, прихватив с собою мальчишку, немедленно же отправился к Амастридам. Другой бы, менее опытный, конечно же решил, что водонос просто перегрелся на солнышке либо утомился за день – отсюда и путаница во времени, ведь вполне возможно, что торговец водой видел Родинку в харчевне на площади Амастрид, да вот только не вечером, а днем.

Тем не менее мальчишка показал харчевню… где Лука добросовестно просидел аж до самого позднего вечера, выпив пару кувшинов вина и проболтав с посетителями, служками и хозяином. Кстати, харчевня сия располагалась не так уж далеко от той, в которой как раз этим же вечером сидел и сам протопроедр, приводя в порядок собственные мысли в обществе словоохотливого купца Никомеда.

Итак, просидев почти целый вечер в харчевне, да так ничего толком и не разузнав, Лука отпустил водоноса и отправился домой, спать… И вот как раз на пути, на краю площади, нос к носу столкнулся… с Романом Родинкой!

– Ну, он это, он, клянусь архангелом Михаилом! – крестясь, божился Лука. – Одно лицо… и бородка, и родинка…

– А кого же тогда убили? – Алексей покачал головой. – Что, значит, тот был не Родинка?

– А черт его знает, – виновато развел руками Лука. – Может, у Родинки был брат-близнец? А что? Работали на пару – один ворует, другой в это время в каком-нибудь людном месте – вот потому-то и поймать его, вернее – их – никак не могли! Вот и я… – старший тавуллярий сконфуженно хмыкнул. – Каюсь, упустил. Сперва опешил – ну, луна-то светлая. Я его сразу узнал… Но подумал, что обознался. Тем не менее пошел за ним… осторожненько этак крался по краю улицы… А Родинка… ну, или брат его… шел себе, шел, ничего такого не замечая… потом словно б свернул куда-то… И исчез!

– То есть как – исчез?

– Да так… Там все уже закрыто было, все заведения… Одна пекарня еще работала – тесто к утру месили, да и те уже закрывались… Нет, не думайте, пекарню я осмотрел и весьма тщательно. Нет там никакого потайного хода… Никак не уйти!

– Пекарня, говоришь? – протопроедр задумчиво почесал бородку. – Ладно, сходим, поглядим, что там за пекарня.

– Я почему при всех не хотел говорить… – вдруг улыбнулся Лука. – Подумал – Родинку мы – ну, пусть не мы – ликвидировали, о чем самому базилевсу доложили… А сейчас, кому расскажи, что же – получается снова на свободе неуловимый вор? Не дело ведь это?

Алексей кивнул:

– Не дело. Значит, думаешь, что близнец?

– А кому еще быть-то? Уж я-то Родинку хорошо рассмотрел, еще живого…

– Точно – близнец, – поддержал брата Леонтий. – Как и мы… Ой, такие в детстве штуки вытворяли – только держись! Вот и злодеи эти – тоже…

Протопроедр снова покачал головой… А ведь, и в самом деле, не такая уж и тухлая идея про близнецов. По крайней мере, она много чего объясняет. Хм… логично… стало быть, Роман Родинка – это не один человек, а два! Два! Ну, теперь-то остался один… Которого надобно как можно быстрее найти и обезвредить, иначе… иначе может выйти конфуз… да еще какой – базилевс такого просто так не спустит!

– Ладно, проверю все по своим каналам… Кстати, установили – что там была за коляска? Ну, двуколка, с женщиной, – Алексей напряженно обвел глазами своих сотрудников.

Лука улыбнулся:

– Установили – женщину зовут Анисия-наездница, циркачка с ипподрома. Шапочная знакомая Родинки – мы ее уже допросили. Увидала, говорит, знакомого – кивнула. Ничего более.

– Ничего более? – задумчиво переспросил протопроедр. – Что ж, может быть… А может быть – и не так! Вот что, допросите-ка ее… Впрочем, нет, я сам допрошу, когда будет время. Ну, идите, работайте. Пекарню эту еще раз проверьте, дома… Сквозь землю же никто провалиться не мог!

Накинув на плечи далматику, Алексей покинул родное ведомство через черный ход и, выйдя на неприметную улочку, зашагал к площади Тавра.

День был чуден и тих. Налетавший с Мраморного моря легкий ветерок лениво шевелил листья тополей и каштанов, в изобилии росших по краям обширного форума, когда-то давно – признанного центра общественной жизни, площади великих ораторов, философов, многочисленных собраний. Теперь, конечно, давно уже ничего подобного не было, однако мраморные колонны и тенистые портики напоминали о былом величии великого Константинова града. Сейчас площадь использовалась в качестве рынка… как и почти все другие площади. Торговали здесь всем. Вот буквально – всем! От украшенного драгоценностями оружия и золотой посуды – до каких-то глиняных обломков и стоптанных башмаков. Все можно было купить, и все можно было продать – нужно лишь суметь правильно назначить цену. Назначить так, чтобы можно было поторговаться, затем чуть – а, может быть, даже и не чуть – скинуть и не остаться в накладе. Вот и торговались до онемения, до хрипоты, можно сказать – до потери пульса.

– Что?! Этот воск не стоит десяти аспр? Да как я могу это слышать от столь почтенного клирика? Вы посмотрите только на его цвет… понюхайте… Чувствуете? Это запах снега! Да-да, снега – замерзшей воды из далекой страны русов, как известно, именно там самый лучший воск, недаром его так любят латиняне!

– Что ты смотришь, женщина? Клянусь мощами Святой Катерины, ты не найдешь в округе лучшего мыла, как ни старайся! Да-да, это – лучшее! А какой запах? А как оно хорошо стирает. Клянусь перекладинами креста святого Андрея, твоя хозяйка будет довольна! К тому же, если ты возьмешь сразу дюжину кусков, я сделаю хорошую скидку…. Очень хорошую скидку, клянусь слезами святой Варвары, очень хорошую…. Эй-эй, куда же ты, женщина?!

– По-прежнему торгуешь собачьим мылом? – усмехнувшись, протопроедр незаметно подошел сзади и тронул продавца за рукав.

– Кто тут врет про собачье мыло?! – разгневанно обернулся тот – кудрявый хитроглазый молодец самого приятного вида, коий несколько портили лишь оттопыренные уши… хотя нет, не портили… – О! Кого я вижу?! Господин…

– Господин Лавр. Хартофилакт базилики Святого Петра, – быстро оглянувшись вокруг, промолвил Алексей. – Помните, молодой человек, третьего дня вы мне обещали хорошей франкской бумаги?

– Бумаги? Гм… Ах, ну да, ну да, конечно же помню… А я ведь ее для вас и припас, любезнейший господин Фрол…

– Лавр.

– Ах да, да, извините. Бумага тут рядом в лавке… Не угодно ли пройти, взглянуть?

– Да, конечно, идемте, взглянем…

Ушлый молодец быстро спрятал свой дурно пахнущий товар в большой холщовый мешок и, забросив его за плечи, зашагал в сторону Венецианского квартала. Алексей – «хартофилакт-архивариус господин Лавр» – конечно, за ним. Пришли быстро – пара улиц, проулков, да таких, что никто чужой не найдет – еще несколько полуразрушенных портиков… еще чуть-чуть, и…

– Н-да… Чем-то похоже на старую берлогу покойного Леонидаса Щуки, – опустившись по продавленной лестнице куда-то под землю, усмехнулся протопроедр. – Ну, здравствуй, Зевгарий!

– И вам доброго здравия, господин Паф…. мой господин. Вижу – какая-то спешка у вас?

Алексей усмехнулся – еще бы не спешка! Зевгарий – а попросту – Зевка – молодой человек лет двадцати пяти или что-то вроде – был его давним агентом и… не сказать, что другом, но так, приятелем. С тайными агентами вообще надо поддерживать приятельские отношения – о том и в секретных инструкциях эпарха сказано. Обычно протопроедр встречался с Зевкой по пятницам, каждую пятницу – в новом месте, о котором уславливались во время предыдущей встречи. А вот сейчас…

– Случилось что?

– Только не говори, что ты не знаешь Романа Родинку…


Простившись с агентом, Алексей посетил харчевню, ту самую, в которой «потерялся» близнец – вряд ли Лука просто обознался, сотрудник наблюдательный, опытный. Харчевня как харчевня – часть столов – на первом этаже узкого двухэтажного дома, часть – во дворе, под липами. Так заведение именовалось «Под липами» – скромно и без затей, антураж тоже имело соответствующий, то есть – почти не имело. Столы, лавки, в глубине двора – летняя кухня. Обстановка самая скудная – ни картин на стенах, ни вывески, если не считать прибитую над входом липовую ветвь. Так себе заведение, средней руки, явно рассчитанное на контингент мелких рыночных торговцев, поденщиков и прочий небогатый люд. Однако готовили ничего себе, вкусно – жареная и тушеная рыба, моченые оливки, сыр, свежие, только что испеченные лепешки из расположенной поблизости – дом в дом – пекарни.

Хозяин харчевни – немолодой армянин с морщинистым смуглым лицом и квадратной бородкой – производил вполне благообразное впечатление, впрочем, Алексей с ним почти не разговаривал – боялся спугнуть, тем более что Лука с Леонтием уже проводили опрос в харчевне, правда, безрезультатный. Посетителями сего заведения, служками и хозяином должен был заняться Зевка, протопроедр зашел лишь для того, чтобы получить общее впечатление.

Еще раз окинув взглядом зал, Алексей отметил для себя крутую, ведущую на второй этаж лестницу, расположенную у самого входа, у всех на виду. Да уж – незаметно по ней не поднимешься – только на виду у всей харчевни. Однако «близнец» как-то сбежал… Имеется замаскированный выход? Это оставить Зевке, сейчас же зайти в пекарню – может, подобный выход имеется там?

Поблагодарив и расплатившись с хозяином, протопроедр вышел на улицу и остановился. Идти никуда не надо было – харчевня «Под липами» и пекарня некоего господина Филоса стояли стена к стене. Дверь в пекарню была распахнута настежь, и по всей улице распространялся дразнящий запах свежей выпечки, привлекая разномастных окрестных собак, мальчишек и нищих. Надо сказать, нищие вели себя вполне прилично – не ругались, не вопили, не дрались – в ожидании подачек сидели смирно, и даже собаки не лаяли, лишь дружелюбно помахивали хвостами при виде мелькавших в дверном проеме смуглых фигур пекарей.

Алексей заглянул в открытую дверь:

– Эй, уважаемые! Нельзя ли у вас купить свежих булок?

– А вон, поговорите с хозяином, – орудовавший у печи полуголый, мокрый от пота парень кивнул куда-то в глубь помещения. – Господин Филос! К вам пришли.

Хозяин – могучего вида атлет лет тридцати – в широком кожаном фартуке и с перевязанными узеньким кожаным ремешком волосами – при виде прилично одетого посетителя вежливо поклонился:

– Хотите заказать оптовую партию? Не сомневайтесь, испечем все, что закажете. Скажите только – куда доставить?

Протопроедр улыбнулся:

– Для начала хотелось бы знать, так сказать, весь ваш ассортимент. Взглянуть бы лично.

– Пожалуйста, пожалуйста, – излучая любезность, господин Филос провел его через всю пекарню – мимо печей и деревянных лотков с уже испеченным хлебом. – Булки, коржи, лепешки…

– А ржаного ничего не печете?

– Ржаного? Так вы ж знаете указ – выпекаем продукцию только определенного вида… Хотя если договоримся… – оглянувшись, хозяин заговорщически подмигнул. – В зависимости от того, сколько и чего вам надо…

– Хорошо, – Алексей улыбнулся еще шире, чем пекарь. – Я подумаю. Когда можно зайти? Удобно ли завтра?

– Да-да, вполне удобно.

– Ну, вот и славно. А у вас здесь не так уж и жарко.

– Хорошо работает вентиляция, – господин Филос с гордостью указал на узкие – под самым потолком – окна. Скорее даже – щели. Человеку не пролезть, разве что только кошке.

– А выхода во двор у вас нет?

– У нас и двора-то нет, – с неожиданной грустью промолвил пекарь. – Все оттяпали по суду алчные соседи. Ничего, я с ними тоже сужусь – может быть, и высужу что-нибудь. Вы правы, уважаемый, двор нам очень нужен.

Алексей покачал головой – похоже, и отсюда тайком не выберешься. Как вошел – так и выйдешь.

– Слушайте, а пряники вы тоже печете?

– Если закажут.

– И часто заказывают?

– Последний раз с месяц назад приходили.

С месяц назад. А как же тот пряник с арабским вензелем? Врет? Или пряник – из другой пекарни? Ну, Зевке об этой пекарне сказано…


Вернувшись в присутствие, протопроедр застал там вестового из центрального ведомства. Непосредственный начальник, патрикий Филимон Гротас вызывал на очередное совещание. Алексей, конечно, послал бы заместителя – Леонтия или Луку, – однако вестовой недвусмысленно заявил, что господин патрикий настаивал на присутствии всех начальников отделов лично.

Ну, лично так лично. Алексей вздохнул – похоже, совместный с Ксанфией поход в церковь Хора откладывался – совещания обычно затягивались, и не по вине Гротаса – на таких сборищах очень любили присутствовать префекты и квесторы – изображали строгий контроль за законностью и радение во имя высших интересов империи. Строго вращали глазами, произносили напыщенные патетические речи, в общем – вели себя, как последние идиоты, лишь тормозя работу ведомств.

Усевшись в служебную коляску – иначе нельзя было, мероприятие-то официальное – протопроедр доехал до императорского дворца, в притворах которого обычно и проходили подобные сборища. Соскочив наземь, радостно помахал рукою старым друзьям, с которыми когда-то начинал службу в секрете: когда-то чернявый, а ныне почти совершенно седой Никон, Иоанн с пышной светло-русой шевелюрой, вечно серьезный Панкратий…

– О, Лекса! – друзья так его и звали – Лекса. – Рады тебя видеть в добром здравии. Говорят, ваши подстрелили самого Родинку?

– Подстрелили, – обняв друзей, улыбнулся Алексей. – Хотел убежать, гад, – не вышло!

Массивные двери притвора распахнулись, и на лестнице показался патрикий Филимон Гротас. Не приглашая войти, старый сыскной волк обвел собравшихся долгим подозрительным взглядом и усмехнулся:

– Надеюсь, вы еще не успели сегодня опрокинуть кувшинчик-другой вина. Конечно, неразбавленного, другого вы и не пьете.

Все негромко засмеялись, знали – это Филимон так шутил. Хотя, говоря откровенно, в шутке патрикия имелась немалая доля правды. Все знали, что в сыскном ведомстве пили – а как иначе снимешь напряжение от нервной и неблагодарной работы?

– Вижу, сильного перегара от вас нет, – спускаясь вниз, хохотнул господин Гротас. – Что смеетесь? Думаете, раз не зову внутрь, так собрания и не будет? Ошибаетесь, парни! Собрания, конечно, не будет… будет нечто другое, более, так сказать, важное. Базилевс изъявил желание, чтобы начальство всех отделений ведомств присутствовало сегодня на открытом заседании синклита. Для лучшего, так сказать, понимания политики императора и государства. Так что прошу пожаловать во дворец, господа, прошу!

Многие – не один Алексей – досадливо скривились: мало кому хотелось тратить время на слушанье псевдопатриотических воззваний вельмож, на каждого из которых… ну почти что на каждого… имелись разные забавные материалы. Кто-то потихоньку расхищал казну, кто-то был явным педофилом, кое-кто содержал публичные дома, и практически все брали взятки. Приличных людей в синклите можно было пересчитать по пальцам… к ним, кстати, относился и выступающий первым Лука Нотара, командующий флотом и первый министр империи – дука.

Красивый, осанистый Лука говорил четко и звучно, как видно, брал уроки у риторов. Каждое слово его долетало до самых отдаленных уголков обширной, полной собравшимися людьми залы, перекрывая то и дело возникающий гул. Лука Нотара говорил о латинской опасности. Говорил вполне справедливо, ибо опасность такая была. Генуэзцы снимали сливки практически со всей внешней торговли империи, их колония Галата, расположенная на северном берегу бухты Золотой Рог, фактически не подчинялась имперским законам, как и сами генуэзские купцы. Ничуть не лучше вели себя и венецианцы, и многие другие.

– Сердце мое скорбит, когда я вспоминаю разрушивших наш великий град крестоносцев! – повысив голос, дука воздел руки к высокому, украшенному затейливой лепниной потолку. – Алчные и похотливые свиньи… Думаете, они сейчас изменились? О нет! Они хотят уничтожить нашу веру, наши обычаи, нашу жизнь. Папские легаты – повсюду. Подобно жукам-короедам, медленно, но верно, они подтачивают идеалы империи… да что там говорить – вы только посмотрите на нашу молодежь из самых лучших фамилий! Разноцветные штаны с дурацкими узконосыми башмаками – продукция хитрых латинян – предел их мечтаний! Служить в войске никто не хочет, как никто не хочет начинать службу в ведомствах – все хотят всего и сразу. И в этом – разлагающее действие Запада. Если мы не будем бороться с ним – мы потеряем империю, как это уже случилось ровно двести пятьдесят лет тому назад, когда копыта рыцарских коней попирали наши святыни!

Ничего не скажешь – совершенно правильно говорил дука. Однако, выпячивая одну опасность, он не видел другой – турок! А ведь они были куда как сильнее и ближе. Ага… вот, наконец, упомянул и султана…

– Правитель османов – человек просвещенный и никогда не посягающий на главное – нашу веру! Посмотрите – в Эфесе, Смирне, Адрианополе – везде по-прежнему служат православные службы. Храмы не осквернены и почитаются людьми султана.

Все слушали дуку вполуха. Знали уже давно, о чем скажет. Да, конечно, Запад давил древнюю Византию, нынче – экономически, а раньше – и военной силой. Однако игнорировать турок мог сейчас только слепой. Вот и Лука Нотара не игнорировал… он лишь сравнивал. И сравнения были не в пользу латинян, как в империи именовали европейцев. Латиняне то, латиняне это, латиняне такие, сякие, этакие…

Алексей и раньше не понимал подобных обобщений. Типа того: французы – галантные кавалеры. А если не галантный – значит, не француз? Немцы – любители пива… А кто предпочитает виски? Значит, эти – не немцы? Русские – пьяницы. А кто не пьяница – уже не русский? Чушь какая-то… Вот так примерно и здесь. Да, конечно, наверное, есть что-то общее, объединяющее, у наций… но есть и человеческая индивидуальность, все те качества, которые и составляют не тупое стадо, но личность!

После дуки выступало еще человек шесть с дурацкими выпяченно-патриотическими завываниями. Мало кто слушал, все перешептывались, решали собственные дела, а кое-кто – вполне откровенно спал. Алексей тоже подремывал, лишь иногда вскидывая голову под строгим взором Филимона Гротаса.

…поднять народ… все, как один… наша великая страна… наша вера… верные сыны Отчизны…

Господи, как все похоже! И как убого – одни слова. И чем они выше, патетичнее – тем ублюдочнее тот, кто их произносит ради каких-то своих корыстных целей.

Собрание закончилось уже в темноте, протопроедр отправился со всеми и на служебной коляске поехал домой, наслаждаясь вечерней прохладой, наконец, наступившей после жаркого майского дня.


Еще подъезжая к дому, Алексей заметил что-то неладное. Несмотря на позднее время, почти во всех окнах горели огни, суетясь, маячили какие-то тени, слышались выкрики и плач. Кстати, тоже самое происходило и в расположенном неподалеку обширном особняке, утопающем в зелени садов. Там тоже бегали, суетились и даже… как показалось протопроедру… рыдали.

Да что же такое случилось-то?

Прыгая через ступеньку, молодой человек поднялся в покои… сразу увидев плачущего Арсения на коленях жены. Та даже не спросила – что так поздно? Войдя, Алексей присел рядом на лавку…

Ничего не сказав, Ксанфия увела сына в спальню, в отдельную спальню, не к остальным детям – там слышно было, как пела колыбельные песни Фекла.

Ничего не понимая, Алексей налил себе вина и терпеливо ждал. Знал – супруга сейчас все расскажет, поведает во всех подробностях, если знает сама.

Уже стало темно – наконец, потушили светильники – лишь в углу, под иконой святого Михаила, тускло горела лампадка. Протопроедр посмотрел на строгий лик святого и почему-то поежился. Нет, он был вполне верующим православным христианином… но вот никак не мог заставить себя ненавидеть католиков, как это делал дука Лука Нотара. Для ненависти пока вполне хватало турок.

Зеленоватое пламя лампадки качнулось – в комнату тихо вошла жена. Уселась рядом, обняв мужа за плечи, прошептала:

– Уснул…

– Что случилось? – так же шепотом спросил Алексей.

– Арсений… Сенька… Он сегодня едва не утонул! Представляешь, обманул няньку, да убежал с ребятами в гавань – купаться.

– Что ж – жаркий день.

– Но не в десять же лет! С ними был один мальчик, сосед… Сын дуки!

– Сын дуки? – протопроедр вздрогнул.

– Лука Нотара… ты его, верно, знаешь.

– Да, знаю… И что этот сынок дуки?

– Он спас нашего сына. Вытащил, когда тот тонул… А потом – утонул сам.

– Как утонул?!

– Так… Накрыло шальной волною, стукнуло о баркас, и унесло в море… Тело до сих пор не нашли.

– Думаю, найдут на берегу завтра. Выбросит волнами… Так наш сын виноват в чужой смерти?

Ксанфия покачала головой:

– Ребята говорят – нет. Мануил – сын дуки – успел уже вытащить нашего Сеньку… А утонул уже после… зачем-то бросился в море.

– Да-а… – Алексей покачал головой. – Все равно приятного мало…

– Говорят, великий дука очень любил своего младшего сына…

Очень любил… Ну а кто не любит своих детей? Особенно – младших…

Они просидели еще долго, Сенька спал уже, и было тихо – лишь с улицы, из дома великого дуки доносился плач. Протопроедр, конечно, не очень-то уважал дуку за его туркофильские штучки, однако… Теперь-то Луке Нотара можно было посочувствовать… потерять любимого сына! Сильный удар – тут сказать нечего…


Однако дела были сильнее эмоций. Назавтра протопроедр снова не явился обедать домой, усмотрев по пути, прямо ну углу, Зевку. Ушлый парень лениво обмахивался каштановой веточкой – это был условный сигнал. Отпустив возницу с коляской, Алексей, раскланиваясь со знакомыми, неспешно направился к площади Тавра, непроизвольно любуясь изяществом и красотой древних статуй и портиков. Улица – одна из центральных улиц Константинополя – была полна народу: мелкие торговцы, покупатели, моряки с гавани Феодосия, зеваки и просто гуляющие составляли шумную разноязыкую толпу, питательную среду для промыслов различного рода мошенников, вот типа Зевки.

Свернув за угол, протопроедр быстро прошел узким, заросшим лопухами проулком, выйдя на тихую Цветочную улочку и, заняв очередь, уселся на длинную лавку перед домом цирюльника Аристарха. Очередь была небольшая, пять человек, все солидные люди – торговцы, мелкие служащие, кормщик…

Немного погодя к жаждущим побриться-подстричься присоединился и Зевгарий, уже одетый в новую тунику и короткий шегольской плащ, в коих любила щеголять молодежь.

– Два часа дня, в квартале Афродиты, – улучив момент, прошептал агент и тут же ввязался в спор между очередниками, деловито обсуждавшими, умеют ли турки строить хорошие корабли.

– Флот у них солидный, суда большие, – доказывал какой-то тщедушный старичок, по виду – служащий какого-нибудь секрета. – Да-да, господа, я сам видел.

– Все мы их видели, – усмехался бородач-кормщик. – Однако я вам вот что скажу: турецкие корабли хоть и большие, а никуда не годные… Конечно, есть у них и хорошие, быстроходные суда… венецианской постройки!

– А я слыхал – мавры строят очень неплохие фелюки…

– Вот именно, что фелюки… Нет, из военных судов наши дромоны пока еще никто в мире не превзошел! И по скорости, и по маневренности, и по боевой мощи… Да и по красоте, пожалуй…

– Ну, красота для военных судов – не главное.

– Ой, уважаемый, не скажи! Красивый добрый корабль – он впечатление производит иное, чем какая-нибудь полузатопленная развалюха…

В два часа дня на площади Афродиты. Тот еще квартал – лупанарии и прочие веселые заведения. Гнездо порока. Однако молодец Зевка – с умом место выбрано, уж в этом-то квартале никого не удивит человек, скрывающий свое лицо и звание. Там таких – пруд пруди.

Дождавшись своей очереди, Алексей подстриг усы и бородку, после чего, прикупив по пути широкополую – от солнца – шляпу, натянул ее на глаза и через двадцать минут уже стоял у старой статуи Афродиты, не особо реагируя на откровенные предложения снующих вокруг девиц.

Зевка не заставил долго ждать, явился почти сразу, и как только успел? Покружил вокруг, приподнял шляпу… кивнул… И спокойно зашагал прочь. Протопроедр немного постоял, а потом – словно бы что-то вспомнив – устремился вслед за агентом. Шли недолго – свернули в какую-то щель меж домами, еще немного прошли, оказавшись среди каких-то заросших кустарником и чертополохом развалин. Впрочем, ворота, перед которыми остановился Зевгарий, заслуживали самых хвалебных отзывов – крепкие, обитые железом – из пушки стреляй – не прошибешь! Да и каменная ограда вполне соответствующая.

Оглядевшись по сторонам, агент постучал в ворота… тут же и распахнувшиеся…

– Идем, господин!

Алексей не заставил себя долго упрашивать, оказавшись в чисто выметенном дворе перед уютным двухэтажным особнячком, окруженным чистыми и ухоженными хозяйственными постройками – амбаром, птичником, кухней…

– Здесь живет старый Никифор Нимес, староста амастридских нищих.

Протопроедр лишь усмехнулся – можно было бы и не пояснять, ему ли не знать, кто такой Никифор Нимес! Говоря откровенно, хмырь еще тот, бывший разбойник и пират, после бурной молодости ставший профессиональным нищим. Его, конечно, тоже держали на поводке, получая время от времени информацию, однако Алексей сильно подозревал, что хитрый старик сообщает им далеко не все. Ладно, посмотрим, что на этот раз скажет?

– Входите, господин протопроедр! – распахнув дверь, во двор вышел благообразный седой старичок в новой, но без особых излишеств, тунике.

Алексей только хмыкнул – надо же, узнал. Впрочем, профессиональные нищие всегда отличались недюжинной наблюдательностью.

– Проходите в дом, я прослежу, чтобы закрыли ворота… Маврикий проводит вас.

Маврикий – так звали слугу Никифора, старого сморщенного негра с хитрыми бегающими глазами.

Маврикий улыбнулся, показав ослепительно белые зубы:

– Прошу, проходите, господин…

Да, следует сказать. что Зевка уже испарился, пожелав протопроедру удачи.

В небольшой, с колоннами, зале и расположились, усевшись за овальный резной стол. Судя по обстановке – колонны из красного дерева, мраморные статуи, иконостас в золотом окладе – староста амастридских нищих жил на широкую ногу, что Алексея давно уже не шокировало, ведь нищий – это была профессия, не менее уважаемая, чем, скажем, учитель.

– Ты знаешь, зачем я пришел, Никифор? – не тратя времени на долгие предисловья, негромко спросил гость.

– Не далее как вчера вечером я видел Романа Родинку, – быстро ответил Никифор. – Того самого, которого якобы убили ваши люди. А вот он, Родинка – жив, здоров и весел!

– А это не мог быть его брат-близнец?

– Близнец?! У Родинки? – нищий удивленно похлопал глазами. – Признаться, я о таком не слышал.

– Ну, а все-таки? Если подумать?

– Если подумать, все может быть. Родинка весьма хитер и осторожен. Брат-близнец… – Никифор с сомнением покачал головой. – Нет, что-то я о таком не слышал.

– Родинка – одиночка, – осторожно заметил протопроедр. – И никто о нем ничего толком не знает. Даже о его шайке!

– А у него нет шайки, – подзывая слугу, словно бы между прочим заметил старик. – Да-да – нет! И не было никогда. Ты правильно сказал, Алексий, Родинка – одиночка. И никогда никому не доверял, впрочем, правильно делал.

Никифор почмокал губами, наблюдая, как темнокожий слуга ставит на стол высокий серебряный кувшин и дорогие бокалы тонкого цветного стекла:

– Выпьем… Зевгарий, значит, твой человек… я знал, знал… и он знал, что я знаю. Но мы ведь друг другу не мешали, верно?

Алексей молча кивнул.

– А теперь мне понадобилась твоя помощь, уважаемый господин, – старик поставил опустевший бокал на стол и откашлялся. – Стефан Кривой Нос метит на мое место… ты, наверное, слышал?

– Слышал, – не стал отнекиваться гость.

– Нехороший человек этот Стефан, очень и очень нехороший. Злодей, льет людскую кровушку, словно горький пьяница – вино себе в глотку. И людишки его – такие же.

– Не думаю, чтоб Кривой Нос хотел занять твое место…

– Да он и не хочет! Это ж надо уметь – всех расставить по местам, договориться с кем надо, поддерживать порядок, улаживать ссоры… А Кривой Нос – туп как дерево! Он хочет только денег. Ничего не делать – и получать мзду. Просто так!

– Такое только чиновникам под силу, – усмехнулся гость. – Понятно… Значит, Кривой Нос заставляет тебя платить…

Старик ухмыльнулся:

– Пытается заставить. Не очень-то я ему поддаюсь. Но – сила у него есть. И еще – тупость. Такой может натворить дел.

– Хорошо! – Алексей понятливо кивнул. – Твои люди могут свидетельствовать против него?

– О, конечно! И не только мои.

– В таком случае – где нам его достать?

– По пятницам он обычно бывает в церкви Апостолов. Молится, лиходей… Или делает вид, что молится.

Протопроедр улыбнулся:

– Уверяю тебя, он больше не будет оскорблять своим мерзким видом храм. Мое слово!

– Роман Родинка сегодня вечером будет в харчевне «Под липами». Он встречается там… Могу я пока не говорить – с кем? Все равно мой… гм… этот человек не придет на встречу.

– Не хочешь, не говори, – Алексей пожал плечами. – Родинка точно там будет?

– Да. И придет один. Ты тоже не бери много людей – место тихое, они будут слишком заметны.

При этих словах протопроедр спрятал улыбку. Ну еще бы! Брать с собой лишних людей вообще было сейчас не в его интересах, и не в интересах сыскного ведомства – ведь об убийстве Родинки уже давно доложили, и даже получили одобрение императора, которое, вполне возможно, вскоре прольется в виде серебряного дождя на многих, причастных к операции сотрудников. Зачем же им мешать? Да и базилевс страшен в гневе… особенно когда считает, что его обманывают. Так что нужно взять с собой… нет, не просто самых верных, а тех, кто знает… Луку и Леонтия… И все! Что потом делать с пойманным Родинкой… или его близнецом – будет видно. Рассуждая цинично – лучше его вообще устранить, да так, чтобы никто никогда не нашел тела. Впрочем, лицо можно до неузнаваемости изуродовать, и подкинуть убитого в трупную яму – как очередной бесхозный труп. Там видно будет… Живой Родинка уж точно никому не нужен… если только не расспросить его насчет той денежки, акче… Расскажет что – тогда можно будет и подумать о его дальнейшей судьбе. Ну а ежели не расскажет – держать его долго опасно. Да, надо еще подумать – где держать-то?! Так, чтоб никто ничего…

Гм-гм… ладно… значит – вечером!

* * *

Родинку Алексей узнал сразу. Бандит явился в харчевню, не особенно и скрываясь. Черная, клином, бородка, только вот родинки на правой щеке – не было! Хотя… Долго ли ее присыпать какой-нибудь там пудрой? Или – замазать египетской мазью… И все равно – заметно, если хорошо присмотреться – заметно. Вон она блестит – мазь, да… похоже, это и в самом деле Роман Родинка. Или его брат-близнец… Братоубийца – кто бы он ни был. Протопроедру уже доложили – в бегущем со всех ног человеке, бросившему в придорожную канаву ненужный уже арбалет, прохожие опознали по приметам самого Родинку. Как та унтер-офицерская вдова, что сама себя высекла…

Брат-близнец – в этом нет никаких сомнений! Вот, в чем секрет такой неуловимости… то есть уже бывшей неуловимости.

Алексей сидел в самом углу харчевни, весело болтая с завсегдатаями. Пил вино, время от времени искоса посматривая на бандита. Снаружи уже темнело, и многие посетители расходились – узкие улочки города после наступления темноты становились опасны, очень опасны… Даже для такого ухаря, как Роман Родинка… который, казалось, вовсе не собирался уходить, а словно бы кого-то ждал… Кого-то или чего-то. Может быть, и впрямь – темноты? Когда народу в харчевне уже почти совсем не осталось, Алексей расплатился с хозяином и вышел… Остановился, прижавшись к ограде – уже давно сделалось темно, хоть глаз коли, и вряд ли бы его сейчас здесь хоть кто-нибудь заметил…

– Будем брать сразу, как выйдет?

Ха! Ну, вот, пожалуйста – Леонтий. Или – Лука.

Протопроедр усмехнулся:

– Думаю – да. В этой тьме нам совершенно незачем рисковать.

– Тьма? – удивленно переспросил помощник.

Да Алексей и сам заметил, что, как только над крышами взошла полнощекая нахально сверкающая луна – о темноте можно было забыть. Как и об этом убежище… хотя один человек еще мог спрятаться за кустами.

– Лука, Леонтий, встаньте на разных концах, – быстро распорядился сыщик. – Я же встречу его здесь… Пойду сзади – ну а вы там уж не теряйтесь.

– Да уж как-нибудь, – хохотнули оба – и тут же две быстрые тени метнулись по разные стороны улочки, затаились на углах – никак их не минуешь.

Алексей посмотрел на небо – ну не вовремя эта чертова луна, не вовремя… хотя, с другой стороны, если Родинка просидит в харчевне еще с полчаса, луна как раз спрячется за выступом крыши. И тогда, в тени… Впрочем, совершенно не ясно, кому тогда будет легче – сыщикам или бандиту?

Харчевня не закрывалась долго, хотя давно должна бы была, по всем правилам, однако, хозяин, как видно, давал на лапу чиновникам – и спокойно работал всю ночь. Или – полночи. Нет! Вот метнулось в открытых дверях дрожащее пламя светильника…

– Да-да, мы уже закрываемся, уважаемый господин.

Голос хозяина-армянина.

– Что ж, спасибо за вино и пищу….

Вот он, Родинка! Вышел, запахнув плащ. Прошел шагов пять в сторону затаившегося протопроедра. Остановился… Что-то заподозрил? Почувствовал? Нет, оглянулся на харчевню… Хозяин как раз закрыл дверь, и падавший на улицу тонкий лучик света угас. И яркая луна наконец зашла за выступ, погрузив узкую улочку в непроглядную ночную тень.

Алексей настороженно затаил дыхание и явственно услышал шаги… Бандит! Куда же он идет? Налево или направо… А вообще – никуда! Шаги тут же стихли и что-то тяжелое вдруг со звоном упало наземь. Кинжал? Нет… скорее уж – связка ключей. Интересно…

Покинув свое убежище, протопроедр на цыпочках подобрался ближе… Видно ничего не было, но чувствовалось, угадывалось, что бандит находился сейчас совсем рядом с харчевней, как раз напротив пекарни. Да-да – у самой двери. И слышно было как возился с замком!

Как такое может быть? Сам знаменитый вор Роман Родинка решил обворовать пекарню? И что он там хочет украсть – пару черствых булок или чан с тестом? А может, он просто желает там спрятаться, переждать ночь? В таком случае – пожалуйста, никакого другого выхода из пекарни, кроме этой двери, нет. Так что бандюга сам себя загоняет в ловушку, остается только лишь его взять… Взять. А если все ж таки из пекарни есть еще один выход? Тогда Родинка спокойно уйдет. Нет! Нельзя рисковать. Надо брать! Вот сейчас, тут же!

Прыжком преодолев несколько шагов, отделявших его от бандита, Алексей с ходу ударил Родинку ребром ладони по шее… ударил бы… но в темноте промахнулся, а может быть, сам Родинка внезапно выпрямился, что-то почуяв, – и удар пришелся ему по спине… Сильный, между прочим, удар… Бандит захрипел, бросился было бежать, но тут же остановился… Алексей резко присел, уловив пронесшийся над головою клинок. Ах, ты так?

С усмешкой протопроедр вытащил из-за пояса кинжал… Потом, подумав, убрал обратно в ножны – все же хотелось бы вдумчиво допросить этого типа. Все ж хотелось бы… Да и некуда ему деться – слева и справа – свои! Лука и Леонтий.

Вот снова удар… Алексей тяжело повалился наземь, застонал как можно громче, хотя вовсе и не был ранен. А пусть вражина полагает, что ранен. Ведь обязательно решит добить… Сейчас подойдет… ну, вот-вот… давай же! Сыщик замер в ожидании, словно скрученная пружина… ну… иди!

А вот – ничего подобного. Бандит не подошел! Но слышно было, как тихонько скрипнула дверь.

Ну точно – решил скрыться в пекарне! А значит – там есть выход. Видать, Родинка все ж таки почуял слежку и решил уйти наверняка, как обычно, оставив всех с носом… Может уйти! Может!

Однако врешь – не уйдешь!

Вскочив на ноги, Алексей рванулся к пекарне, в любую секунду рискуя нарваться на нож… однако делать было нечего – сейчас так нужна была решительность и быстрота. Вот она, дверь… вот опущенный засов… замок… ручка…

Рвануть на себя… И сразу – резко – присесть… Ага! Снова над головой просвистело лезвие. А ведь попал бы… А так…

Вытянув руку вперед, протопроедр с силой дернул бандита за ногу… услышав, как тот, не удержавшись, повалился спиною в пекарню… Звякнув, упал на пол кинжал… или нож, что там у него было… Ага!

Словно почуявший близкую добычу тигр, молодой человек бросился на врага, хватая за горло… Родинка захрипел… Ага! То-то!

– Пусти… пусти…

– Ты – Роман Родинка? А ну, признавайся! Говори же – задушу!!!

И столько было в этом шепоте ярости, злобы и гнева, что даже неуловимый бандит, похоже, струхнул.

– Да, я – Родинка. Не убивай! Пусти же…

– Вставай… – протопроедр рывком поставил Родинку на ноги, да тот и не сопротивлялся, а лишь, тяжело дыша, стонал…

– Бедная моя голова…

– Расшиб, что ли?

– Расшиб… Не расшибешь тут. Ой, больно… Да не ломайте так руки, мой господин, клянусь, я не сделаю вам ничего плохого… просто не смогу… Ой, как же болит голова…

Бандит снова застонал и вдруг начал заваливаться… Да что хоть с ним? Сотрясение? Возможно… вполне…

Алексей наклонился к вражине… а тот, вдруг изогнувшись, ударил его обеими ногами в грудь, выталкивая с порога на улицу… Упав, протопроедр вскочил сразу, но…

Но ведущая в пекарню дверь уже оказалась закрытой. Точно – есть там другой выход! Терять времени было нельзя, и молодой человек с разбега ударил плечом. Дверь неожиданно поддалась, заскрипела… Еще удар! Еще…

Вышиб!!!

Протопроедр влетел в пекарню, едва не расшибив голову об печь… Ударился сильно, потеряв на какой-то миг сознание, а когда очнулся, перед глазами плясали зеленые искры… И дверь, входная дверь оказалась закрытой! Закрытой снаружи на замок!

А в пекарне, похоже, никого не было. Точно, не было – ни шороха, ни звука… Да уж, если б бандит оставался в пекарне, сыщику мало б не показалось. Убил бы! Наверняка убил… Значит, выскользнул через потайной выход. Ну пекарь! Ладно, с пекарем можно разобраться потом…

Помотав головой, Алексей осмотрелся… да-да, именно осмотрелся, уже можно было это сделать, ибо сквозь узенькие вентиляционные окна в пекарню проникал утренний свет… Да-а… вот и утро. Сейчас явятся пекари, выпустят… Однако где же, черт побери, Леонтий с Лукою? Эти-то чего ждут – приказа? Да нет, уж сообразили бы… Странно. А как вкусно здесь пахнет! Какими-то сладкими хлебцами… нет, пряниками… да вот же они, в лотках, только протянуть руку!

Алексей взял один, надкусил… черствый… А хозяин пекарни, кажется, говорил, что пряники здесь не пекут… Пряники… Не те ли самые, с именем Мехмед Фатих?! Вроде бы есть какая-то надпись… жаль, все равно темновато еще, не разглядеть… ничего…

Кто-то протяжно крикнул снаружи… Потом еще… И вот уже закричали со всех сторон, завыли… Алексей вздрогнул и вот тут вдруг по-настоящему испугался. Он хорошо знал эти крики… Узнал и теперь… Да, конечно, их здесь не могло быть… но ведь вот – были. Еще бы не узнать…

Утренний крик…

Загрузка...