Стража! Стража!

– А можно я попробую? – сгорая от любопытства, Моркоу потянулся к кожаной кобуре.

После разговора Шноббс был слегка не в себе. Только этим можно объяснить, почему он совершил ошибку – не говоря ни слова, вручил колокольчик Моркоу.

Несколько секунд Моркоу внимательно изучал загадочный предмет. Затем принялся рьяно размахивать им над головой.

– Двенадцать часов! – заорал он. – И все спокооооо-о-йнааааа!

Эхо, отпрыгивая от стен, заметалось по улице, но было быстро подавлено жуткой плотной тишиной. Лишь в ночной дали разгавкались собаки. Заплакал ребенок.

– Ш-ш-ш-ш! – зашипел Шноббс.

– Но ведь все и вправду спокойно? – доверчиво уточнил Моркоу.

– Если ты не уймешься, все очень быстро изменится! Дай сюда этот чертов колокольчик.

– Я не понимаю! – воскликнул Моркоу. – Слушай, у меня с собой эта книга, которую мне дал господин Лосняга, и…

Порывшись в карманах, он продемонстрировал капралу «Законы и Пастановления».

Шноббс лишь пожал плечами.

– Никогда ни о чем подобном не слышал, – заявил он. – А теперь умолкни. Ни к чему поднимать такой шум. А то привлечешь сюда всяких разных. Давай быстрей за мной.

Схватив Моркоу за руку, он быстро потащил его по улице.

– Каких разных? – воскликнул Моркоу, сопротивляясь решительному натиску Шноббса.

– Плохих парней, – пробормотал тот сквозь зубы.

– Но мы же стражники!

– В самую точку! И нам ни к чему связываться со всякой швалью! Вспомни, что случилось с Гаскином!

– Но я не помню, что случилось с Гаскином, – растерянно признался Моркоу. – Кто такой Гаскин?

– А, это было еще до тебя, – промычал Шноббс. Он немного подуспокоился. – Бедолага. Но такое может случиться с каждым из нас. – Он оторвал взгляд от мостовой и уставился на Моркоу. – Все, хватит, ясно? Ты действуешь мне на нервы. Ночные погони, этого еще не хватало!

Он решительно зашагал прочь по улице. Обычно Шноббс передвигался несколько бочком, и сочетание решительной ходьбы с движением бочком создало любопытный эффект, как будто по мостовой прыгает краб.

– Но, но, – не унимался Моркоу, – в книжке сказано…

– Знать не знаю никаких книжек, – прорычал Шноббс.

Вид у Моркоу стал совершенно удрученный.

– Но есть Закон и… – попробовал робко возразить он.

Его слова – повезло, что не жизнь, – прервал огромный топор, со свистом вылетевший из-за ближайшей двери. Пугающего вида лезвие, вращаясь, рассекло воздух, врезалось в противоположную стену и отскочило. До слуха стражников донеслись звуки расщепляемого дерева и бьющегося стекла.

– Эй, Шноббс! – загорелся Моркоу. – Да тут драка!

Шноббс быстро заглянул в дверь.

– Ясное дело, – тоном знатока отозвался он. – Это же гномий бар. Причем из самых худших. Не лезь туда, парень. Эти недорослики нечестно дерутся – подставят подножку, а потом потрошат тебе нутро. Ты Шноббса держись, уж он-то…

Он схватил Моркоу за стволообразную руку. Это было все равно как попытаться взять на буксир статую Свободы.

Моркоу побледнел как мел.

– Гномы пьянствуют! И дерутся! – Он не верил своим ушам.

– За милую душу, – подтвердил Шноббс. – И говорят такие слова, которые я не рискну произнести даже при моей дорогой матушке. С ними компанию лучше не водить, это свора ядовитых… Ты куда?!

Никто не знает, почему у себя дома, в горах, гномы ведут тихую, упорядоченную жизнь, но, попадая в большой город, начисто о ней забывают. Что-то находит даже на самого что ни на есть невинного, словно выкованного из чистой железной руды шахтера. Переехав в город и немедленно поменяв имя на что-нибудь вроде Загорлохвать Пинайног, гном ходит все время в боевой кольчуге, носит не менее боевой топор и каждый вечер напивается до мрачного бесчувствия.

Вероятно, это происходит именно потому, что у себя дома гномы ведут такую тихую, упорядоченную жизнь. Таким образом, первое, что хочет сделать внезапно очутившийся в большом городе юный гном, лет этак семьдесят вкалывавший на папашу в глубокой сырой шахте, это хорошенько набраться и набить кому-нибудь морду.

Описываемая драка была одной из тех смачных гномьих драк, которые насчитывают около сотни участников и не менее ста пятидесяти болельщиков. Крики, проклятия и звон от ударов топоров о металлические шлемы смешивались с пением пьяной компании у камина, которая – еще один гномий обычай – распевала о любимом золоте.

Шноббс с размаху врезался в спину Моркоу. Резко остановившись, юноша с нарастающим ужасом разглядывал кабак.

– Слушай, здесь так каждую ночь, – предупредил Шноббс. – Не вмешивайся, вот что говорит сержант. Это их этнические обычаи или что-то в этом роде. А в этнические разборки лучше не встревать.

– Но… но… – запинаясь, возразил Моркоу, – это ведь мой народ. Стыд и позор так себя вести. Что же люди-то подумают?

– Люди уже думают о них как о мелких злобных педиках, – оборвал Шноббс. – А теперь пошли отсюда!

Но Моркоу уже прокладывал себе путь через кучу малу. Сложив ладони чашечкой вокруг рта, он проревел что-то на неизвестном Шноббсу языке. Так можно было бы сказать о практически любом языке, включая родной язык капрала, – но в данном случае речь идет о гномьем.

– Гр’дузк! Гр’дузк! ааК’ зт езем ки бур’к тзе тзим?[7]

Дерущиеся замерли на месте. Пара сотен разъяренных глаз, глядящих с сотни круглых лиц, с досадой и удивлением воззрились на ссутулившуюся фигуру Моркоу.

Надтреснутая пивная кружка, ударившись о грудные латы Моркоу, отскочила куда-то в угол. Моркоу наклонился и без видимых усилий поднял в воздух отчаянно сопротивляющуюся и размахивающую руками фигуру.

– Й’ук, идруз-m’руд-естуза, худр’зд дезек дре-з’хук, хузурук’т б’тдуз г’ке’к ме’к б’тдуз m’би’mк ксе’драmк ке’хкm’д. ааДб’сук?[8] Я не хочу никого шлепать, но если вы начнете играть со мной в б’тдуз[9], я начну играть в б’тдуз с вами. О’кей?[10]

Ни одному из гномов в жизни не доводилось слышать такого количества слов Старого Языка из уст кого-то выше четырех футов ростом. Они были поражены до глубины души.

Отпала сотня твердых, словно высеченных из камня челюстей.

– Вы на себя посмотрите! – Моркоу покачал головой. – Можете ли вы себе представить, что ваша бедная седобородая старушка мать, работающая не покладая рук в своей крохотной норке там, на родине, думающая, как там сегодня ее сын, – можете ли вы себе представить, что она подумает, увидь она вас сейчас? Ваши любящие матери, ведь именно они подарили вам первую кирку и научили вас пользоваться ею…

Стоящий у двери Шноббс наблюдал за происходящим с ужасом и изумлением. До его ушей донесся нарастающий хор сморканий и приглушенных всхлипываний. А Моркоу тем временем продолжал:

– …Она-то, верно, думает, что ее сынок коротает тихие вечерние часы за игрой в домино или чем-нибудь этаким…

Близсидящий гном, в шлеме, покрытом, точно еж, шипами длиной в шесть дюймов, тихонько заплакал, роняя горькие слезы в свое пиво.

– И бьюсь об заклад, прошло немало времени с тех пор, как кто-то из вас послал старушке матери последнее письмо, а ведь обещали писать каждую неделю…

Шноббс машинально вытащил засаленный носовой платок и передал его припавшему к стенке гному. Гномье тельце сотрясалось от рыданий.

– Ну а теперь, – добродушно заключил Моркоу, – я не хочу никого запугивать, но предупреждаю: отныне я намерен проверять это место каждую ночь и в дальнейшем рассчитываю видеть здесь поведение, достойное гордых гномов. Я знаю, что такое быть далеко от дома, однако таким безобразиям оправдания нет. – Он коснулся рукой шлема. – Г’хрук, т’у к.

Одарив всех ослепительной улыбкой, он полувышел, полувыполз из гномьего бара. Когда Моркоу наконец показался на улице, Шноббс похлопал его по руке.

– Никогда больше так не поступай, – предупредил он. – Ты ведь служишь в Городской Страже! Законом я уже сыт по горло.

– Но ведь это очень важно… – возразил Моркоу, на рысях поспешая за Шноббсом, который сворачивал в переулок.

– Куда важнее остаться целым, – перебил Шноббс. – Гномьи бары! Если у тебя осталось хоть немного мозгов, парень, ты зайдешь со мной сюда. И держи свою пасть на замке.

Моркоу уставился на здание, к которому они приближались. Оно стояло немного на отшибе от того моря грязи, которое в Анк-Морпорке зовется улицей. Изнутри доносились звуки, наводящие на мысли о крупной пьянке. Над дверью висела потрескавшаяся и заляпанная вывеска. Надпись сопровождалась изображением барабана.

– Это ведь таверна? – глубокомысленно заметил Моркоу. – И в этот час она открыта?

– Не вижу, с чего бы ей быть закрытой. – Шноббс толчком распахнул дверь. – Чертовски хорошее заведение. «Залатанный Барабан».

– Здесь тоже пьянствуют? – послюнявив большой палец, Моркоу торопливо залистал свою книжечку.

– Очень на это надеюсь, – Шноббс кивнул троллю, работающему в «Барабане» в качестве отшибалы[11]. – Привет, Детрит. Вот, показываю новенькому наши места.

Тролль что-то глухо пробурчал и махнул каменистой дланью.

В наше время «Залатанный Барабан» пользуется заслуженной славой самой разнузданной таверны Плоского мира. Весьма характерен тот факт, что после недавнего, вызванного необходимостью ремонта новый хозяин таверны провел не один день за восстановлением оригинальной патины, грязи, копоти и прочих, менее поддающихся идентификации, веществ, что покрывали местные стены. Также он купил у заморских торговцев не меньше тонны предварительно сгноенного камыша, которым и устелил пол. Завсегдатаи «Барабана» представляли собой типичное сборище героев, головорезов, наемников, сорвиголов и негодяев, и лишь очень, очень внимательный наблюдатель смог бы определить, кто здесь к какой категории относится. Толстые кольца дыма плавали в воздухе – видимо, очень не хотели прислоняться к стенам. При появлении стражников разговоры несколько поутихли, но затем вернулись к прежнему уровню громкости. Два закадычных приятеля призывно замахали Шноббсу.

Тут Шноббс заметил, что Моркоу чем-то занят.

– Что это ты там затеваешь? – раздраженно осведомился он. – Никаких разговоров о матерях, ясно?

– Я делаю заметки, – строго ответил Моркоу. – Купил себе записную книжку.

– Держи билет, – Шноббс протянул ему клочок картона. – Тебе здесь понравится. Я сюда каждый вечер заглядываю, чтобы перекусить.

– А как пишется слово «противозаконный»? – спросил Моркоу, переворачивая страницу.

– Таких слов я даже и не слышал никогда, – отозвался Шноббс, прокладывая себе путь сквозь толпу. Редкий случай, словно что-то толкнуло его, и на Шноббса вдруг накатил прилив щедрости. – Что будешь пить?

– По-моему, это не слишком уместно, – поднял брови Моркоу. – И потом, Крепкие Напитки Превращают Человека В Посмешище.

Вдруг Моркоу ощутил на своей шее чей-то пронизывающий взгляд. Он оглянулся – и уставился в большое, ласковое и мягкое лицо орангутана.

Тот сидел за стойкой, перед ним стояли пинтовая кружка и миска с арахисом. Дружелюбно подняв кружку, он поприветствовал Моркоу, а затем сделал глубокий и шумный глоток – нижняя губа его свернулась в нечто вроде обхватывающей воронки и произвела звук, какой бывает при осушении канала.

Моркоу пихнул Шноббса локтем.

– Это же обезь… – начал было он.

– Заткнись! – рявкнул Шноббс. – Забудь это слово! Это же библиотекарь. Работает в Университете. Всегда заходит сюда перед сном, чтобы опрокинуть кружку-другую.

– И посетители не возражают?

– С какой стати? – удивился Шноббс. – Он ничем не хуже остальных, сидит, выпивает, сам в драку не лезет, но если что, спуску не дает.

Моркоу вновь принялся рассматривать человекообразное. Масса вопросов настойчиво требовали ответа, как то: где эта зверюга держит деньги? Библиотекарь поймал этот взгляд, но истолковал его неверно и мягко подтолкнул в направлении юноши тарелку с арахисом.

Выпрямившись во весь свой внушительный рост, Моркоу сверился с записной книжкой. Всю вторую половину сегодняшнего дня он посвятил чтению «Законов и Пастановлений». Время было потрачено не зря.

– Кто собственник, обладатель, арендатор или хозяин этого помещения? – осведомился он у Шноббса.

– Чего? – переспросил коротышка. – Хозяин? Я так думаю, сегодня тут за главного Чарли. А что?

Он указал на крупного, грузного мужчину с лицом, покрытом сетью морщин. Обладатель лица прервал свое увлекательное занятие, заключавшееся в более равномерном распределении грязи по бокалам с помощью мокрой тряпки, и заговорщицки подмигнул Моркоу.

– Чарли, это Моркоу, – представил Шноббс. – Обитает у Лады.

– Ты и вправду там поселился? – удивленно поднял брови Чарли.

Моркоу прокашлялся.

– Если ты здесь главный, – громко и выразительно произнес он, – то я обязан проинформировать тебя, что ты задержан.

– Задер… что, дружок? – спокойно переспросил Чарли, не прекращая полировать бокалы.

– Задержан, – продолжал Моркоу, – по подозрению в следующих обвинениях: 1) 18 грюня или около того в месте под названием «Залатанный Барабан», расположенном на Филигранной улице, ты а) подавал или б) приказывал подавать крепкие спиртные напитки после 12 (двенадцати) часов ночи вопреки правилам работы Общественных Пивных Заведений, содержащимся в Акте от 1678 года; 2) 18 грюня или около того в месте под названием «Залатанный Барабан», расположенном на Филигранной улице, ты подавал или приказывал подавать крепкие спиртные напитки в емкостях, отличных от указанных вышеупомянутым Актом; 3) 18 грюня или около того в месте под названием «Залатанный Барабан», расположенном на Филигранной улице, ты допускал внос посетителями незарегистрированного холодного оружия с длиной лезвия, превышающей 7 (семь) дюймов, что противоречит Разделу Три вышеупомянутого Акта; и 4) 18 грюня или около того в месте под названием «Залатанный Барабан», расположенном на Филигранной улице, ты подавал крепкие спиртные напитки в помещении, очевидно не могущем быть лицензированным как приспособленное для продажи и/или потребления вышеупомянутых напитков, что также противоречит Разделу Три вышеупомянутого Акта.

Воцарилась мертвая тишина, во время которой Моркоу перелистнул страницу и продолжил:

– Также я обязан поставить тебя в известность, что намерен представить Суду Присяжных соответствующие улики, с тем чтобы они рассматривались с точки зрения предъявления обвинения по нарушению Акта об Общественных Собраниях (раздел об Азартных Играх) от 1567 года, а также Актов о Лицензированных Помещениях (Ги-Гиене) от 1433, 1456, 1463, 1465 годов, э-э, и с 1470 по 1690 год, а также… – Он глянул вбок, на библиотекаря, который мгновенно учуял опасность и, давясь, торопливо осушил кружку. – Акта о Домашних и Одомашненных Животных (об Уходе и Защите Оных) от 1673 года. И да здравствует Справедливость!

Последовавшая за этой тирадой пауза так и звенела от ожидания – собравшиеся, затаив дыхание, гадали, что произойдет дальше.

Чарли бережно поставил на стойку бокал, пятна на котором были размазаны до зеркального блеска, и посмотрел на Шноббса.

Шноббс пыжился изобразить, что пришел сюда совершенно один и абсолютно никаким образом не связан с личностью, стоящей рядом и по чистой случайности одетой в точно такой же мундир.

– Какой такой Суд Пристяжных? – воззрился он на Шноббса. – И вообще, разве суды еще существуют?

Шноббс испуганно поежился.

– Новенький, что ли? – нахмурился Чарли.

– Сопротивление только усугубит твою вину, – предупредил Моркоу.

– Пойми, против тебя я ничего не имею, – объяснил Чарли Шноббсу. – К нам сюда недавно один волшебник заглядывал… И рассказал нам кое о чем. О такой гнутой штуковине, которая отлично мозги вставляет. Ну, как ее… – Лицо Чарли приняло глубокомысленное выражение, словно он что-то вспоминал. – А, вот, вспомнил. Кривая усвояемости. Так вроде. Детрит, ну-ка тащи сюда свою каменную задницу.

Каждую ночь примерно в это самое время в «Залатанном Барабане» о чью-нибудь голову разбивается бутылка. И нынешняя ночь не стала исключением из правил.

Капитан Ваймс сломя голову несся по Короткой улице[12]. Следом за капитаном, слабо протестуя, ковылял сержант Колон.

Шноббс, прыгая с одной ноги на другую, поджидал их возле «Барабана». Капрал Шноббс обладал уникальной способностью – в минуту опасности он мгновенно переносился из одного места в другое без видимого пересечения разделяющего их пространства. Даже телепортация не умела работать так быстро.

– Он там дерется! – заикаясь, сообщил Шноббс, хватая капитана за рукав.

– Что, один? – не понял капитан.

– Нет, со всеми сразу! – прокричал Шноббс, продолжая скакать с одной ноги на другую.

– О!

Совесть подсказывает: «Вас трое. Он носит тот же мундир, что и ты. Он один из твоих людей. Вспомни беднягу Гаскина».

Но другая часть мозга, ненавидимая часть, часть презренная, но именно благодаря ей он прослужил в Городской Страже целых десять лет и был по-прежнему жив, – так вот, эта часть мозга тут же возразила: «Не стоит вмешиваться. Это невежливо. Подождем, пока он закончит, и затем поинтересуемся, не нужна ли ему помощь. Кроме того, политика Городской Стражи не одобряет вмешательство в драки. Гораздо проще появиться в самом конце и арестовать всех валяющихся на полу».

Раздался звон – из ближайшего окна, окруженный блестящими осколками, вылетел оглушенный боец и приземлился на противоположной стороне улицы.

– Думаю, – осторожно заметил капитан, – пора предпринять срочные действия.

– Это точно, – подтвердил Колон. – Стоя здесь, можно серьезно пострадать.

Двигаясь как можно тише, стражники переместились подальше от таверны. В глаза друг другу они старались не смотреть. Звуки расщепляемой древесины и разбиваемого стекла стали менее оглушительными. Периодически из таверны доносился чей-то вопль, а время от времени – загадочный тягучий звон, как будто там лупили коленом по гонгу.

Стражники стояли, погруженные в небольшой водоем неловкого молчания.

– Сержант, ты в этом году отпуск брал? – выдавил наконец капитан Ваймс, раскачиваясь на каблуках.

– Так точно. В прошлом месяце возил жену в Щеботан, повидать тетушку.

– Я слышал, там очень хорошо в это время года.

– Так точно.

– Герании цветут небось…

Из верхнего окна вывалилась фигура и с глухим стуком рухнула на булыжник мостовой.

– У них ведь даже есть особые цветочные часы? – с отчаянием в голосе проговорил капитан.

– Так точно. Замечательная штука. Все сделано из маленьких таких цветочков.

Раздался грохот – такой бывает, когда что-то стучит по чему-то чем-то тяжелым и деревянным. Ваймса передернуло.

– Вряд ли служба в страже принесет ему счастье, сэр, – в тоне сержанта прозвучали нотки сочувствия.

Во время дежурных драк дверь «Залатанного Барабана» срывали с петель так часто, что недавно были установлены петли из специальным образом закаленного металла, и тот факт, что следующий сокрушительный удар вырвал дверь вместе с косяком, наглядно свидетельствовал: только что в трубу вылетели изрядные деньги. Фигура, копошащаяся в груде обломков, попыталась приподняться на локтях, застонала и рухнула обратно.

– Н-да, похоже, это все, – покачал головой капитан.

– Вот проклятье, да это же тролль! – изумился Шноббс.

– Кто? – не понял Ваймс.

– Тролль! Детрит! Ну, который при входе сидит!

Соблюдая все возможные предосторожности, они приблизились к валяющейся на мостовой фигуре.

В самом деле, перед ними лежал отшибала Детрит собственной персоной.

Чрезвычайно трудно нанести вред существу, тело которого во всем смахивает на способную к самостоятельному передвижению скалу. Тем не менее кому-то это удалось. Полузасыпанная щепками фигура издавала стоны, напоминающие скрежет трущихся друг о друга кирпичей.

– Об этой драке напишут в книгах, – туманно произнес сержант.

Все трое разом подняли глаза и уставились на пустой четырехугольник, залитый ярким светом, – это было все, что осталось от двери.

– А вам не кажется, – высказал общую догадку сержант, – что он побеждает!

Капитан решительно выставил челюсть.

– Мы обязаны это выяснить, – заявил он. – Ради нашего коллеги и сослуживца.

Сзади раздалось приглушенное хныканье. Повернувшись, они увидели Шноббса, тот высоко прыгал на одной ноге, схватившись обеими руками за носок другой.

– Что с тобой, приятель? – осведомился Ваймс.

Шноббс продолжал мучительно стонать.

В голове сержанта Колона смутно забрезжила догадка. Хотя Городская Стража всегда проповедовала осторожное подобострастие, тем не менее среди стражников не было ни одного человека, который бы не испытал на себе крепость кулаков Детрита. И Шноббс, следуя лучшим традициям полицейских всего мира, только что попытался насладиться долгожданным реваншем – но, видимо, слегка не рассчитал.

– Он подошел и врезал ему по шарам, сэр, – уточнил Колон.

– Позор, – неуверенно заметил капитан. Он поколебался. – А разве у троллей есть?.. – полюбопытствовал он.

– Конечно.

– Ну и ну, – покачал головой Ваймс. – Природа-Мать иногда творит странные вещи, а?

– Так точно, сэр, – послушно согласился сержант.

– А теперь, – провозгласил капитан, извлекая меч, – вперед!

– Так точно, сэр.

– Сержант, это и к тебе относится, – добавил капитан.

– Так точно, сэр.

По всей вероятности, это наступление могло бы прослыть самым осторожным наступлением за всю историю военных маневров. Его можно было бы поставить на самое последнее место того списка, возглавляют который всякие безумные предприятия типа Атаки Легкой Бригады.

Соблюдая все возможные предосторожности, стражники просунули головы в дверной проем и осмотрели место побоища.

Энное количество драчунов растянулись на столах или на остатках оных. Те сражающиеся, кто все еще сохранял сознание, выглядели не слишком довольными этим фактом.

Посреди поля битвы возвышался Моркоу. Ржавая кольчуга была разодрана, шлем отсутствовал, а сам юноша слегка покачивался из стороны в сторону. Один глаз у него уже начал распухать, но Моркоу узнал капитана, уронил слабо протестующего завсегдатая «Барабана», которого в этот момент держал, и отдал честь.

– Докладываю, сэр: тридцать один случай Нарушения Общественного Спокойствия, сэр, а также пятьдесят шесть случаев Буйного Поведения, сорок один случай Сопротивления Офицеру Городской Стражи при Исполнении Им Служебных Обязанностей, тринадцать случаев Нападения с Использованием Смертоносного Оружия, шесть случаев Преступного Невмешательства и… и… Капрал Шноббс пока еще не ввел меня в курс дела…

Он опрокинулся, сломав стол.

Капитан Ваймс прокашлялся. Он понятия не имел, что делать дальше. Насколько ему было известно, до сих пор Городская Стража ни разу не оказывалась в подобной ситуации.

– По-моему, следует дать ему выпить, сержант, – распорядился он.

– Так точно, сэр.

– И мне тоже принеси.

– Так точно, сэр.

– И сам выпей, почему бы и нет.

– Так точно, сэр.

– А ты, капрал, не соизволишь ли… чем ты там занимаешься?

– Обыскиваюподозревамыхсэр, – быстро отрапортовал Шноббс, выпрямляясь. – На предмет инкриминирующих улик и все такое.

– Ты ищешь эти улики в их кошельках?

Шноббс быстро спрятал руки за спиной.

– Улики могут быть везде, сэр.

Сержант отыскал в развалинах стойки чудесным образом уцелевшую бутылку и влил значительную часть ее содержимого в рот Моркоу.

– Что будем делать со всей этой оравой, капитан? – спросил он через плечо.

– Не имею ни малейшего понятия, – вздохнул Ваймс, усаживаясь.

Тюрьма Городской Стражи могла вместить в себя максимум шестерых узников – и то они должны были быть небольшого роста и крайне щуплыми – впрочем, именно такие там и оказывались. В то время как эти…

В отчаянии он огляделся. Здесь и Норк Пронзила, валяется под столом и пускает пузыри. И Большой Генри. И Хватала Симмонс, один из свирепейших кабацких громил во всем городе. В общем и целом, когда эти – и прочие – завсегдатаи очухаются, рядом с ними лучше не находиться.

– Можно перерезать им глотки, сэр, – подал идею Шноббс, ветеран постбатальных наступлений.

Он как раз нашел пребывающего в бессознательном состоянии участника сражения и сосредоточенно стаскивал с него ботинки, на вид совсем новые и подходящего размера.

– По-моему, это будет немножко несправедливо, – покачал головой Ваймс.

Честно говоря, он и не знал, как практически подходить к перерезанию глоток. Прежде такой возможности ему никогда не предоставлялось.

– Нет, – наконец решил он. – Мне кажется, правильнее будет предупредить их и отпустить на все четыре стороны.

Из-под скамьи послышался стон.

– Кроме того, – поторопился добавить Ваймс, – нужно как можно скорее доставить нашего пострадавшего товарища в безопасное место.

– Это верно, – согласился сержант.

Чтобы поддержать расшатавшиеся нервы, он сделал подкрепляющий глоток из бутылки.

Они подхватили Моркоу под руки и поволокли вверх по лестнице, ноги героя заплетались и цеплялись за ступеньки. Ваймс, пригибаясь под тяжестью юного тела, окинул взглядом помещение в поисках Шноббса.

– Капрал Шноббс, – задыхаясь, проскрежетал он, – почему ты пинаешь лежачих?

– Так оно безопаснее, – честно ответил Шноббс. Шноббсу уже давно и не раз говорили, что драться надо честно и побежденного противника не бьют, просто он творчески подходил к вопросам применения этих правил, чему немало способствовал его рост – четыре фута в башмаках на высоком каблуке – и мускулы, смахивающие на тонюсенькие резиночки.

– Кончай, я тебе говорю. В общем, мы пошли, а ты сделай этим уголовникам предупреждение.

– Каким образом, сэр?

– Ну, в общем…

Капитан Ваймс прервался. Провалиться ему сквозь землю, если он знает. Он ведь никогда этого не делал.

– Просто сделай предупреждение, и все, – отрезал он. – Надеюсь, я не должен разъяснять тебе всякие пустяки?

Шноббс остался на лестнице один. Доносившиеся с пола стоны и бормотание служили явным признаком того, что участники потасовки начинают пробуждаться к жизни. Шноббс соображал быстро. Он предостерегающе потряс пухлым, похожим на сардельку пальцем.

– Пусть это послужит вам уроком, – сделал предупреждение он. – Никогда больше так не делайте.

И со всех ног бросился прочь.

Сидящий в сумраке стропил библиотекарь задумчиво почесался. Жизнь полна неожиданностей, это уж точно. И он будет с интересом следить за развитием событий. Задумчиво расколов ногой орех, библиотекарь исчез во мраке.

Верховный Старший Наставник воздел руки к небу.

– Подвергнуты ли ритуальному наказанию Кадила Рока, дабы изгнать из Освященного Круга Зло и Мысли Праздные?

– Ага.

Верховный Старший Наставник опустил руки.

– Ага? – переспросил он.

– Ага, – счастливым голосом сообщил брат Туговотс. – Я лично их подверг.

– Следует отвечать: «Да, о Верховный», – наставительно поправил Верховный Старший Наставник. – Честно говоря, я повторял это достаточно часто, и если вы, братья, не намерены вникать в дух…

– Прочисти уши и слушай, что тебе толкует Верховный Старший Наставник, – вставил брат Сторожевая Башня, яростно сверкнув взором на заблудшего брата.

– Да я целую ночь не спал, наказывая эти кадила, – обиженно пробормотал брат Туговотс.

– Продолжайте, о Верховный Старший Наставник, – почтительно произнес брат Сторожевая Башня.

– Хорошо, в таком случае я продолжу, – кивнул Наставник. – Сегодня вечером мы еще раз поэкспериментируем с вызовом дракона. Полагаю, вы достали подходящее сырье, братья?

– …Тер их, тер, и никакой тебе благодарности…

– Все в порядке, Верховный Старший Наставник, – заверил брат Сторожевая Башня.

На этот раз, признал Верховный Старший Наставник, улов был несколько лучше. Братья, безусловно, постарались. Особо Наставник отметил светящуюся магическую вывеску – какие-то горожане, подумал Наставник, наверняка сейчас радуются исчезновению этой яркой хреновины, которая вечно шипела и не давала по ночам спать. В данный момент буква «И» была призрачно-розового цвета и периодически мерцала.

– Это я ее добыл, – горделиво заявил брат Сторожевая Башня. – Они думали, я вроде как чиню ее, но я взял отвертку и…

– Да, да, отличная работа, – похвалил Верховный Старший Наставник. – Инициатива налицо.

– Благодарю, Верховный Старший Наставник, – просиял брат Сторожевая Башня.

– …Все костяшки стер до мяса, все красные, даже потрескались. Да и мои три доллара, они ведь тоже пропали, а никто даже и не поблагодарит…

– А теперь, – провозгласил Верховный Старший Наставник, беря в руки книгу, – приступим. Брат Туговотс, пожалуйста, заткнись, а?

В каждом городе множественной вселенной имеется район, напоминающий анк-морпоркские Тени. Как правило, это самый старый район, улочки и закоулки которого верно следуют изначальным путям бредущих на водопой средневековых коров, а их названия звучат как Убойный тупик, Трущобный переулок, Ухайдачная аллея…

Большая часть Анк-Морпорка устроена именно так. Но Тени переплюнули все прочие кварталы, став чем-то вроде черной дыры взращенного на жирном навозе беззакония. Скажем проще: даже преступники боялись ходить по этим улицам. Что касается Городской Стражи, то ее нога и вовсе на них не ступала.

Но в данный момент ее нога случайно на них ступила. Правда, не очень уверенно. Ночка выдалась нелегкая, и стражники успокаивали нервы. До Теней они добрались настолько спокойными, что, пересчитав друг друга, дружно решили, что такой толпе ничто не угрожает.

Капитан Ваймс вернул бутылку сержанту.

– Стыд-д-… – он поразмыслил, – … дись, – договорил он. – П-пить на глазах у ст… стр… стршего афцера.

Сержант сделал попытку ответить, но сумел выдавить лишь серию икающих «ткт-чно».

– Пр… примм… примми н-сбя команадование, – отдал приказ капитан Ваймс, отскакивая от стенки. Он смерил наглую кладку испепеляющим взором. – Эта стена оскорбила меня, – объявил он. – Ха! Думаш, такая прочная, да? Слуш, я служитель этого, ну этого, как его… Закона, я зставлютбяпнять, мы никогда не спускаем… не пускаем… не отпускаем…

Он медленно заморгал.

– Чего мы никогда не спускаем, с-ржант? – решил уточнить он.

– Воров с лестницы? – пришел на помощь Колон.

– Нет, нет, нет. Другая вещь. Лана, забудь. Короче, мы никогда не спускаем этих… этих… этих штук никому.

По его сознанию рысью неслись неясные образы. К примеру, был среди них образ комнаты, полной преступных типов, людей, которые насмехались над ним, людей, само существование которых в течение многих лет было для него оскорблением и издевательством, но сейчас все они валялись на полу и стонали. Он сам не совсем понимал, как все это произошло, но некая почти забытая часть капитана Ночной Стражи, молодой Ваймс в ярких сверкающих латах и с большими надеждами, тот самый Ваймс, который, как он считал, давно утонул в алкоголе, внезапно пробудился к жизни и поднял голову.

– Ск… скз… скзать тебе кое-что, сржант? – разразился он.

– Сэр?

Вся четверка мягко отпружинила от очередной стены и начала следующий тур своего крабообразного вальса по переулку.

– Эт’ город. Эт’ город. Эт’ город, сржант. Этот город – это, ну, того… Женщина, сржант. Вот так-то. Женщина, сржант. Древняя, пьяная в доску, потасканная красавица, сржант. Красотавкоторуювлюбляешься, а потом, потом, потом онадаеттебепинкавзубы… Или в гортань.

– Как это женщина? – уставился на него Колон.

Истекающее потом лицо сержанта все перекосилось от мозгового усилия.

– Это ж восемь миль в ширину, сэр. Еще и река. Много всего, домов и всякого другого, сэр, – справедливо заметил он.

– Э. Э. Э. – Ваймс помахал дрожащим пальцем перед носом у сержанта. – Никогда, никогда, никогда не утврждал, что это маленькая женщина. Честно, ведь не говорил же?

Он помахал бутылкой. Пена его мыслей взорвалась еще одной неизвестно откуда взявшейся мыслью.

– Но мы всрвно им показали! – возбужденно воскликнул он, когда все четверо начали косой откат к противоположной стене. – Мы ведь задали им жару? Научили так, что этот урок они не скора збудут, э-э?

– Этточно, – согласился сержант, но без особого энтузиазма.

Он по-прежнему размышлял над особенностями личной жизни своего непосредственного начальника.

Но Ваймс пребывал в том настроении, когда в подбадривании не нуждаешься.

– Ха! – проорал он в темноту переулков. – Что, не нравится? Жрите эту вашу, вашу, вашу, как ее там… в общем, что хотите, то и жрите! Прячьтесь по своим домишкам, трусы!

Он запустил в воздух пустую бутылку.

– Два часа! – проорал он. – И все споко-о-о-ойно!

Для нескольких теней, изрядное время молчаливо маячивших неподалеку от четверки, эта новость была весьма поразительной. Только чистое остолбенение помешало им проявить свой интерес в более откровенной форме. Эти люди, сразу видно, стражники, подумали тени, шлемы и все остальное у них на месте, только с какой стати они околачиваются тут, в самом опасном районе Анк-Морпорка? Так что они продолжали наблюдать – с зачарованностью стаи волков, не сводящих глаз с кучки овец, которые мало того что сами притрусили на полянку посреди густого леса, так еще игриво бодаются и блеют. В итоге, разумеется, все равно получится баранина, однако покамест по причинам сильного любопытства расправа откладывалась.

Моркоу одурело поднял голову.

– Где мы? – простонал он.

– Идем домой, – просветил его сержант.

Он перевел взгляд на испещренную дырками от арбалетных стрел, изъеденную червями и исполосованную ножами надпись прямо у них над головами.

– И мы идем прямо, прямо, прямо… – он скосил глаза, – по переулку Нежности.

– Переулок Нежности – это не домой, – кисло пробурчал Шноббс. – В переулке Нежности нам делать нечего, это в Тенях. Если нас застукают, как мы гуляем по переулку Нежности…

Наступил напряженный момент, в течение которого осознание реальности совершило отрезвляющую работу хорошего ночного сна или нескольких пинт черного кофе. Все трое словно по молчаливой договоренности сгрудились вокруг Моркоу.

– Что будем делать, капитан? – высказал общую мысль Колон.

– Э-э… Позовем на помощь, – неуверенно предложил капитан.

– Здесь?

– Согласен, не стоит.

– Как мне кажется, мы, должно быть, с Серебряной улицы повернули налево, а надо было направо, – дрожащим голосом пролепетал Шноббс.

– Что ж, это была ошибка, и теперь главное не торопиться, чтобы не допустить еще одну, – громко отчеканил капитан. И тут же пожалел об этом.

Послышались звуки шагов. Где-то слева от них захихикали.

– Мы должны образовать квадрат, – отдал распоряжение капитан.

Все попытались образовать точку.

– Эй! Что это было? – нарушил молчание сержант Колон.

– Что?

– Вот, сейчас опять. Какой-то кожаный звук.

Капитан Ваймс попытался отогнать мысли о капюшонах и убийствах посредством удушения.

Насколько ему было известно, существует много богов. У каждого ремесла есть свой бог. Есть бог попрошаек, богиня проституток, бог воров, может, даже бог убийц из-из угла.

Но интересно, существует ли в этом огромном пантеоне бог, который бросил бы милосердный взгляд на преследуемых и вполне невинных слуг закона, явно находящихся на грани гибели?

Наверное, нет такого, с горечью подумал Ваймс. Людишки вроде них недостаточно стильны для богов. Попробуй-ка найти бога, который станет беспокоиться о бедолаге, выбивающемся из сил ради жалкой кучки долларов в месяц. Нет, это не для богов. Они снисходят со своих вершин ради хитрого проныры, шляющегося по храмам и тырящего всякие драгоценности, но не ради лишенного воображения трудяги, который каждую ночь топчет городские мостовые.

– Опять зашуршало. Точно, что-то кожаное… – уточнил сержант, любивший называть вещи своими именами.

А затем раздался звук…

…Похожий на шум от извержения вулкана или кипящего гейзера; так или иначе, это был долгий, скрежещущий рев, подобный которому издают мехи в кузнице титанов…

…И все же это было лучше, чем последовавший затем свет, бело-голубой и такой пронзительный, что рисунок кровеносных сосудов сетчатки отпечатывается на внутренней поверхности затылка.

И свет, и звук длились и длились. Пока внезапно все не закончилось.

Черная пауза заполнилась багровыми образами и легким стеклянным позвякиванием – когда к ушам вернулась способность слышать.

Некоторое время стражники сохраняли абсолютную неподвижность.

– Ну вот, – слабо пробормотал капитан.

После еще одной паузы он приказал – предельно четко и ясно произнося согласные, словно опуская в щель монеты:

– Сержант, возьмите несколько человек и разберитесь.

– Разобраться в чем, сэр? – переспросил Колон, но к этому времени до капитана дошло, что если сержант возьмет несколько человек, то он, капитан Ваймс, останется в полном одиночестве.

– Нет, у меня есть идея получше. Пойдем все вместе, – твердо заявил он.

И они пошли.

Теперь, когда их глаза привыкли к темноте, они различали впереди туманное красное свечение.

Оказалось, что это стена, быстро остывающая. Сжимаясь при охлаждении, от кладки с легким гудением отпадали оплывшие кусочки камня.

Но не это было самое худшее. Самое худшее было на стене.

Они воззрились на это.

Они смотрели на это долго.

До рассвета оставалось не больше пары часов, и никому даже в голову не пришло пытаться найти обратную дорогу в темноте. Они ждали около стены. По крайней мере от нее исходило тепло.

На стену они старались не глядеть.

В конце концов Колон неловко потянулся и произнес:

– Выше нос, капитан. Могло быть и хуже.

Ваймс прикончил бутылку. Это не возымело никакого эффекта. Есть такой тип трезвости, с которым ничего нельзя поделать.

– Да, – отозвался он. – На их месте могли оказаться мы.

Верховный Старший Наставник отверз очи.

– Еще раз, – произнес он, – мы добились определенного успеха.

На братьев напала буйная веселость. Братья Сторожевая Башня и Палец, взявшись за руки, с энтузиазмом отплясывали джигу прямо в магическом круге.

Верховный Старший Наставник набрал в грудь побольше воздуха.

Сначала пряник, подумал он, а потом кнут. Лично он предпочитал работать кнутом.

– Молчать! – рявкнул он.

– Брат Палец, брат Сторожевая Башня, немедленно прекратите это постыдное дерганье, – сурово одернул он. – И все остальные, немедленно заткнуться!

Они притихли, как разгалдевшиеся дети, которые только что заметили вошедшего в класс учителя. Затем они притихли еще больше – дети заметили выражение лица учителя.

Верховный Старший Наставник предоставил впечатлению закрепиться, после чего прошествовал вдоль неровных рядов своих приверженцев.

– Насколько я вижу, – произнес он, – мы сочли, будто сделали что-то волшебное, а? М-м-м, брат Сторожевая Башня?

Брат Сторожевая Башня судорожно сглотнул.

– Ну, э-э, в общем, господин, вы вроде как сказали, что сделали, господин. То есть, э-э…

– Вы пока что не сделали НИЧЕГО!

– Да, Наставник, нет, Наставник, – затрепетал брат Сторожевая Башня.

– Разве настоящие волшебники скачут от восторга по поводу каждого крошечного заклинания, восклицая: «Оле, оле, оле!» М-м-м, брат Сторожевая Башня?

– Ну, мы были вроде как…

Верховный Старший Наставник круто развернулся на каблуках.

– И разве волшебники рассматривают потом стены, опасаясь, не вылезет ли кто оттуда? А, брат Штукатур?

Брат Штукатур повесил голову. Он думал, никто не заметил.

Когда напряжение достигло удовлетворительного градуса, так что воздух загудел, словно натянутая струна, Верховный Старший Наставник вернулся на прежнее место.

– Зачем я все это делаю? – вопросил он, качая головой. – Я имел возможность остановить свой выбор на ком угодно. Я мог бы выбрать лучших. А вместо этого вожусь с горсткой младенцев.

– Ну, если честно, – осмелился подать голос брат Сторожевая Башня, – мы пытались, я хочу сказать, мы действительно концентрировались. Правда, парни?

– Да, – хором поддержали остальные.

Верховный Старший Наставник воззрился на них пылающим взором.

– Каждый брат должен стоять до последнего. Иначе – вон из братства, – предостерег он.

С почти видимым глазу облегчением братья, словно впавшие в панику овцы, увидевшие, что загон наконец открыли, галопом ринулись к выходу.

– Уж об этом-то не беспокойтесь, ваша верховность, – пылко заверил брат Сторожевая Башня.

– Преданность – вот наш лозунг! – сурово произнес Верховный Старший Наставник.

– Лозунг. Ага, – повторил брат Сторожевая Башня.

Он подпихнул локтем брата Штукатура, чьи глаза вновь принялись блуждать по плинтусу.

– Чего? А! Угу. Лозунг. Он самый, – проснулся брат Штукатур.

– А также доверие и братство, – добавил Верховный Старший Наставник.

– Ага. И они тоже, – отозвался брат Палец.

– Итак, – грозно произнес Верховный Старший Наставник, – если есть здесь кто-то, кто не жаждет, да, тот, кто не рвется всей душой продолжать великое дело, пусть такой человек немедленно выйдет вперед.

Ни один из братьев не шевельнулся.

«Они на крючке. О боги, я и вправду хорош, – подумал Верховный Старший Наставник. – Я могу играть на их жалких умишках, точно на ксилофоне. Она поразительна, эта сила низменного. Кто бы мог подумать, что слабость может оказаться большей силой, чем сама сила? Но ее тоже нужно уметь направлять. И я это умею».

– Что ж, в таком случае, – он обвел собрание величественным взором, – повторим Клятву.

И он повел этот хор запинающихся, дрожащих от ужаса голосов, с одобрением отметив удушенность, с которой они произнесли загадочное слово «фиггин». А еще он старался не спускать глаз с брата Пальца.

«Этот слегка умнее, чем прочие, – думал он. – Менее доверчив и так далее. Надо взять на заметку и всегда последним покидать залу. А предложения типа проводить меня до дому сразу отметать».

Чтобы управлять городом, подобным Анк-Морпорку, нужно обладать особым складом ума, и лорд Витинари им обладал. Патриций вообще был выдающейся личностью.

Он неоднократно дурачил и приводил в ярость основных купцов и торговцев Анк-Морпорка, но достиг в этом таких высот, что они уже давным-давно отказались от всяких попыток убить его и теперь занимались тем, что боролись за место под солнцем исключительно друг с другом. И все равно, даже если бы и нашелся смельчак, попытавшийся покуситься на жизнь патриция, ему пришлось бы изрядно попотеть, выискивая участок плоти достаточно большой, чтобы туда можно было вонзить кинжал.

Другие господа ублажали себя жаворонками, фаршированными павлиньими языками, но лорд Витинари всегда считал, что стакан кипяченой воды с ломтиком черствого хлеба – это элегантно и сытно.

И это отчасти бесило. Казалось, у патриция нет ни одного видимого порока. При взгляде на его бледное лошадиное лицо в голову лезли всякие мысли о склонности к темным делишкам с участием кнутов, иголок и женщин в темницах. Прочая знать только оценила бы это. Нет ничего плохого в кнутах и иголках, главное – умеренность. Но патриций коротал вечера за изучением докладов, иногда позволяя себе такое волнительное переживание, как игра в шахматы.

Ходил он большей частью в черном. Однако это не был тот впечатляющий черный цвет, характерный для одежды наемных убийц; скорее, то был трезвый, слегка потертый черный цвет, выбранный человеком, который не хочет попусту тратить время по утрам, размышляя, что сегодня надеть. И чтобы поймать патриция за завтраком, вам пришлось бы подняться очень рано; фактически лучше было бы и вовсе не ложиться.

Однако лорд Витинари пользовался популярностью – хоть и своеобразной, но популярностью. Под его правлением впервые за тысячу лет Анк-Морпорк функционировал. Нельзя сказать, что правление это было особо справедливым или демократичным, зато все работало. Лорд Витинари ухаживал за городом, как ухаживают за кустом в английском парке, там поощряя рост, здесь отстригая лишнюю веточку. Говорили, что патриций терпим абсолютно ко всему, за исключением всего, что угрожает городу[13], и вот она, угроза…

Лорд Витинари долго не отрывал взгляда от полуразрушенной стены; дождевые капли стекали по его подбородку и пропитывали одежду. Сзади нервно витал Воунз.

Затем вперед вытянулась длинная, худая, в голубых венах рука, и кончики пальцев коснулись теней.

Скорее даже не теней – это больше напоминало ряд силуэтов. Очертания были очень отчетливыми. Кое-где виднелась привычная кирпичная кладка. Однако что-то ужасное расплавило стену, превратив кирпич в довольно приятное на вид керамическое вещество и придав поверхности древних камней мягкую зеркалоподобность.

Контуры, отпечатавшиеся на кладке, выразительно изображали шестерых человек, застывших в удивленных позах. Разнообразно воздетые руки сжимали то, что раньше было ножами и абордажными саблями.

Патриций молча перевел взгляд вниз, на кучку пепла под ногами. Капли расплавленного металла вполне могли быть тем самым оружием, очертания которого теперь красовались на стене.

– Гм-м, – произнес он.

Капитан Ваймс почтительно провел его через переулок на аллею Скорой Удачи, где продемонстрировал Вещественное Доказательство № 1.

– Отпечатки ног, – прокомментировал он. – Если можно так выразиться, ваша милость. Потому что это скорее походит на отпечатки лап. А если заглянуть в самую суть, то можно даже сказать, что у этих лап были громаднейшие когти.

Патриций молча разглядывал отпечатавшиеся в грязи следы. Лицо его оставалось практически непроницаемым.

– Понятно, капитан, – наконец произнес он. – И каковы твои мысли по поводу случившегося?

Мыслей у капитана хватало. Часы, остававшиеся до рассвета, тянулись очень долго, и он успел о многом подумать – начать с того, что первую большую ошибку он совершил, когда появился на свет…

Но затем в Тени просочился серый рассвет, а капитан Ваймс все еще оставался живым и незажаренным; он принялся озираться вокруг с выражением идиотского облегчения – и увидел всего в ярде от себя эти самые отпечатки. И ему ужасно захотелось напиться.

– В общем-то, ваша милость, – начал он, – мне известно, что драконы вымерли тысячу лет назад, но…

– Да? – Глаза патриция превратились в щелочки.

Ваймс глубоко вздохнул и нырнул в воду с головой:

– Но, ваша милость, все дело в том… А им самим это известно? Сержант Колон утверждает, что слышал какой-то кожаный звук, и это случилось перед самым, перед самым, перед самым, э… правонарушением.

– Значит, вы считаете, что вымерший, а значит, скорее всего, абсолютно мифический дракон залетел в город, приземлился в узком переулке, кремировал группу преступников и улетел? – осведомился патриций. – Какой сознательный ящер, а?

– Ну, честно говоря…

– Если память мне не изменяет, легендарные драконы предпочитали жить там, где их никто не беспокоил, стало быть, в сельской местности, они избегали людей и обитали в проклятых, труднодоступных местах, – прервал его патриций. – Вряд ли их можно назвать урбанистическими созданиями.

– Конечно, ваша милость, – подтвердил капитан, подавив просившееся на язык замечание насчет того, что характеристика «проклятое, труднодоступное место» как нельзя лучше подходит Теням.

– Кроме того, – продолжал лорд Витинари, – этого дракона кто-нибудь обязательно заметил бы. А, как ты считаешь?