Страх и ненависть в Лас-Вегасе

Бобу Гейгеру, по причинам, которые здесь объяснять не стоит, и Бобу Дилану за песню Mister Tambourine Man.

«Тот, кто превращается в животное, избавляется от боли быть человеком».

Доктор Сэмюэл Джонсон

Часть 1

Накрыло где-то около Барстоу, у края пустыни. Помню, как сказал что-то вроде: «У меня голова кружится, садись ты за руль». И вдруг со всех сторон послышался жуткий рев, небо заполонили какие-то огромные летучие мыши, с визгом пикировавшие и взмывавшие вокруг нашего кабриолета, который с опущенной крышей мчался в Лас-Вегас со скоростью сто шестьдесят километров в час. Раздался вопль: «О, господи! Что это за твари?!»

Потом всё стихло. Мой адвокат сидел без рубашки и поливал грудь пивом, чтобы ускорить процесс загара. «Чего разорался?», – пробурчал он, подставив солнцу лицо в облегающих темных испанских очках. «Проехали, – ответил я. – Твоя очередь вести». Я затормозил и направил Большую Красную Акулу на обочину шоссе. Незачем рассказывать ему про мышей, подумал я, сам скоро увидит.

Был почти полдень, а нам еще предстояло преодолеть больше сотни миль. Тяжелых миль. Очень скоро, я знал, нам обоим напрочь снесет крышу. Но возвращаться нельзя, а отдыхать некогда. Придется перетерпеть. Регистрация репортеров на феерическую мотогонку «Минт-400» уже началась, и чтобы получить свой звуконепроницаемый номер-люкс нужно добраться туда до четырех. О брони позаботился солидный спортивный журнал из Нью-Йорка, он же выдал денег, на которые мы только что взяли напрокат на Сансет-стрип этот огромный красный кабриолет «Шевроле». И, в конце концов, я – профессиональный журналист и должен подготовить репортаж, чего бы мне это не стоило.

Редакция также выдала мне 300 долларов наличными, и почти все они были уже израсходованы на чрезвычайно опасные вещества. Наш багажник напоминал мобильный склад конфиската наркополиции. У нас было два мешка травы, семьдесят пять катышков мескалина, пять листов промокашки с мощной кислотой, полсолонки кокаина и целый арсенал разноцветных таблеток: разогнаться, притормозить, повопить и посмеяться … а еще кварта текилы, кварта рома, ящик «Бадвайзера», пинта чистого эфира и две дюжины капсул амилнитрита.

Все это мы достали накануне, носились как угорелые по всему округу Лос-Анджелес – от Топанги до Уотса, брали всё подряд. Не то, чтоб без всего этого нам в дороге было не обойтись ? просто когда начинаешь основательно запасаться наркотиками, как правило, трудно остановиться.

Один только эфир вызывал у меня беспокойство. Нет на свете ничего беспомощнее, безответственнее и безнравственнее, чем человек в пучине эфирного делирия. А я знал, что скоро мы доберемся и до этой дряни. Пожалуй, на следующей заправке. Всё остальное мы уже опробовали, и сейчас самое время отведать эфиру. И проделать оставшиеся сто миль в безобразном судорожном оцепенении с текущими изо рта слюнями. Единственный способ сохранить бодрость под эфиром – занюхать побольше амилнитрита – но не весь сразу, а постепенно, так чтобы в Барстоу удержать внимание на дороге на скорости 140 км/ч.

«Да, вот это я понимаю поездка», – сказал мой адвокат. Он перегнулся через сиденье и сделал погромче радио, похмыкивая в такт ритм-секции и полуподпевая-полумыча: «Одна затяжка и вперед1 … «

Одна затяжка, говоришь, дурила. Погоди, увидишь сейчас этих богомерзких мышей. Я едва слышал радио. Оно валялось в углу на заднем сиденье и пыталось оттуда перекричать магнитофон, откуда на всю катушку неслась Sympathy for the Devil . Это была наша единственная плёнка, и мы её крутили по кругу, как безумный контрапункт радио. А еще чтобы поддерживать ритм. Ровная скорость бережет топливо, а тогда это почему-то казалось важным. Да, в самом деле. В таких поездках нужно следить за расходом топлива. Избегать резких ускорений, от которых кровь приливает к затылку.

Мой адвокат заметил автостопщика гораздо раньше, чем я. «Подвезем паренька», – сказал он и, не успел я возразить, как он остановился, а эта несчастная деревенщина, разинув рот в улыбке, уже бежала к машине: «Ни фига себе! Ни разу не катался в кабриолете!»

«Да? – сказал я. – Ну тогда, ты, наверно, готов?» Он радостно закивал, и мы рванули с места.

«Мы твои друзья, – сказал адвокат. – Мы не такие, как все».

Господи, да он рехнулся. «Хватит! – рявкнул я, – А то пиявок напущу». Он усмехнулся, вроде понял. К счастью, в машине стоял такой страшный шум от ветра, радио и магнитофона, что на заднем сиденье парнишка ничего не слышал. Или слышал?

Долго ли мы еще сумеем продержаться, подумал я. Пока один из нас не сорвется и не начнет грузить беднягу? Что он тогда подумает? Ведь эта безлюдная пустыня была последним известным пристанищем «семьи» Мэнсона. Вдруг эта мрачная подробность всплывет в его памяти, когда мой адвокат заверещит, что машину атакуют летучие мыши и огромные скаты. Что ж, в таком случае нам придется отрубить ему голову и где-нибудь закопать. Отпускать ни в коем случае нельзя. Он сразу донесет на нас в местное отделение полиции, и эти захолустные фашисты затравят нас как диких зверей.

Господи! Это я сказал или только подумал? А вдруг сказал? Меня услышали? Я глянул на адвоката, но тот с отрешенным видом следил за дорогой, управляя нашей Большой Красной Акулой на скорости под 180. С заднего сиденья звуков не доносилось.

Может лучше поговорить с пареньком? Если я ему всё объясню, он не будет пугаться.

Ну да, конечно. Я обернулся и одарил его лучезарной улыбкой … любуясь формой его черепа. «Вот что, – сказал я, – надо тебе кое-что уяснить».

Он не мигая уставился на меня. И, кажется, заскрежетал зубами.

– Ты меня слышишь?!!!! – заорал я.

Он кивнул.

– Хорошо, потому что я хочу, чтобы ты знал: мы направляемся в Лас-Вегас на поиски Американской мечты. – Я улыбнулся. – Поэтому мы взяли напрокат эту машину. По-другому никак. Усваиваешь?

Он снова кивнул, но в глазах его был испуг.

– Я хочу, чтобы ты знал всю предысторию. Потому, что это очень суровое задание, сопряженной с чрезвычайным риском для здоровья. Черт, совсем забыл про пиво! Не желаешь?

Он помотал головой.

– Может эфиру?

– Что?

– Не важно. Ближе к сути. Короче, сутки назад мы сидели в коктейль-баре «Поло» в отеле «Беверли Хиллс» – на террасе, разумеется – и вот мы сидим под пальмой, и ко мне подбегает карлик-официант с розовым телефоном и говорит: «Сэр, должно быть, этого звонка вы ждали всё это время».

Я засмеялся, открыл банку с пивом, залив все заднее сиденье пеной, и продолжил.

– И знаешь, он угадал! Я и в самом деле ждал звонка, но не знал только от кого. Улавливаешь?

На лице у парня застыла маска растерянности и ужаса. Меня понесло дальше.

– Я хочу, чтобы ты понимал, человек за рулем – это мой адвокат! А не какой-то псих, я его не на улице подобрал. Да ты взгляни на него! Он не похож на нас с тобой, верно? Это потому, что он иностранец. Самоанец, кажется. Впрочем, какая разница? У тебя нет предрассудков?

– Нет, какой там!

– Я так и думал. Потому что, несмотря на свою национальность, этот человек представляет для меня огромную ценность.

Я метнул взгляд на адвоката, но он был не с нами.

Я врезал кулаком по водительскому сиденью. «Это важно, черт подери! Это всё правда!» Машину неприятно повело в сторону, но она быстро выровнялась. «Убери свои сраные лапы с моей шеи!» – заорал адвокат. Парень, похоже, готов был выпрыгнуть из машины и пуститься наутек. Между нами поползли неприятные вибрации – но почему? Я запутался и отчаялся. Неужели в этой машине общение стало невозможным? Неужели мы опустились до уровня бессловесных тварей?

Потому, что я рассказал правду. Самую что ни на есть. И я чувствовал, что надо непременно разъяснить ему цель нашего путешествия. Мы на самом деле не один час просидели в баре, попивая коктейли с мескалем и лакируя их пивом. Когда мне позвонили, я был готов.

Карлик с опаской приблизился к нашему столику и вручил мне розовый телефон. Я ничего не говорил, только слушал. Потом повесил трубку и обратился к адвокату.

– Это из редакции. Они хотят, чтобы я немедля отправлялся в Лас-Вегас и связался с португальским фотографом по фамилии Ласерда. Все подробности у него. От меня требуется только заселиться в номер, он сам меня найдет.

Мой адвокат посидел молча, потом вдруг ожил. «Черт подери! – воскликнул он. – Я всё понял. Тут пахнет серьезными неприятностями!» Он заправил защитного цвета майку в белые шорты и заказал еще выпить. «В этом деле тебе понадобится много советов юриста, – сказал он. – И вот мой первый совет: возьми напрокат скоростную тачку с откидным верхом и вали из Лос-Анджелеса хотя бы на пару суток. ? Он с грустью покачал головой, ? Выходные коту под хвост, ведь, мне, разумеется, придется ехать с тобой – и нам надо вооружиться».

– Почему бы и нет, – сказал я. – Если и браться за такое дело, то как положено. Нам понадобится приличная техника и куча наличности – хотя бы на наркотики и сверхчувствительный магнитофон, чтобы непрерывно записывать.

– О чём репортаж?

– «Минт-400», самая роскошная внедорожная гонка среди мотоциклов и багги в истории профессионального спорта. Фантастическое зрелище, организованное в честь какого-то толстосума по фамилии Дель Уэбб, владельца фешенебельного отеля в самом центре Лас-Вегаса … Так, по крайней мере, написано в пресс-релизе. Мой человек из Нью-Йорка мне только что его зачитал.

– Как твой адвокат, советую тебе купить мотоцикл. Иначе как ты сможешь правильно освещать гонку?

– Никак. Где можно достать «Винсент Блек Шэдоу»?

– Что это?

– Сказочный мотоцикл. У новой модели движок – две тысячи кубиков, двести лошадок на четырех тысячах оборотов, магниевая рама, два пенопластовых сиденья, полная масса – ровно двести фунтов.

– Для нашего дела в самый раз.

– И я о том же. На поворотах, правда, херня, зато по прямой рвёт в клочья. Обгонит Ф–111 на взлете.

– На взлете? Сами не улетим?

– Ни в коем разе. Позвоню в Нью-Йорк насчет денег.

2. Развод свиноматки в Беверли-Хиллс на 300 долларов

В нью-йоркской конторе о «Винсент Блек Шэдоу» ничего не знали: меня отфутболили в лос-анджелесскую, которая на самом деле находилась в Беверли Хиллс, в нескольких кварталах от бара «Поло» – но когда я туда добрался, тётка-бухгалтер отказалась выдать мне больше трехсот наличкой. Она сказала, что понятия не имеет, кто я такой, а я к тому времени уже истекал потом. Кровь у меня слишком густая для Калифорнии: в этом климате у меня никогда не получалось объясниться по-человечески … Особенно, если пот льет градом … глаза красные и выпученные, а руки дрожат.

Я взял 300 баксов и вышел. Адвокат ждал меня в баре за углом. «Маловато будет, – сказал он. – Нужен неограниченный кредит».

Я заверил его, что кредит будет. «Вы самоанцы все такие, – упрекнул я его. – Никакой веры в порядочность, на которой зиждется культура белого человека. Ведь еще час назад мы сидели в тухлом кабаке без цента в кармане и планов на выходные, и тут из Нью-Йорка звонит совершенно незнакомый человек и велит мне отправляться в Лас-Вегас – на расходы плевать – потом посылает меня в какую-то контору в Беверли-Хиллс, а там еще один совершенно незнакомый человек дает мне триста баксов просто так … Вот это, друг мой, американская мечта в действии! Будет глупо затормозить в самом начале этого странного пути и так и не узнать, куда он нас заведет».

– Точно. Так нельзя.

– Верно. Но сначала машина. Потом кокаин. И еще магнитофон с особой музыкой и гавайские рубашки.

Я знал: единственный способ подготовиться к такой поездке – нарядиться как павлины и, попрощавшись с разумом, совершить бросок через пустыню и сделать репортаж. Главное – не упускать из виду основную задачу. А в чем она, собственно, состоит? Никто так и разъяснил. Значит, придумаем сами. Свобода предпринимательства. Американская мечта. Горацио Элджер, обторчавшийся в Лас-Вегасе до потери рассудка. Здесь и сейчас: чистая гонзо-журналистика.

Был еще социо-психический фактор. Всякий раз, когда жизнь усложняется и вокруг тебя начинают кружить хищные твари, единственное лекарство – заправиться губительными веществами и ломиться из Голливуда в Лас-Вегас. Обрести покой в утробе залитой солнцем пустыни. Откинуть и закрепить верх кабриолета, намазать лицо маслом для загара и выдвигаться в путь с музыкой на полную катушку и пинтой эфира – не меньше.

Достать наркотики не составило труда, но раздобыть машину и магнитофон в шесть тридцать вечера в пятницу в Голливуде оказалось непросто. У меня была своя машина, но для работы в пустыне она не годилась – слишком маленькая и медленная. Мы зашли в полинезийский бар, где адвокат совершил семнадцать звонков, прежде чем ему удалось найти кабриолет с достаточно мощным мотором и подходящего цвета. Я слушал разговор.

– Ждите. Мы приедем и всё оформим через полчаса.

Возникла пауза, потом он взревел: «Что?! Разумеется у этого джентельмена безлимитный кредит. Да ты, блядь, соображаешь вообще, с кем разговариваешь?»

– Не позволяй этим свиньям тебе хамить, – сказал я ему, когда он впечатал трубку в аппарат. – Теперь нам нужен магазин с лучшей аудио-техникой. Никакого хлама. Новый бельгийский «Гелиоватт»: выносной микрофон с голосовой активацией – ловить разговоры из встречных машин.

Еще несколько звонков – и мы нашли нужную технику в магазине в километрах восьми от нас. Он уже закрывался, но продавец обещал подождать, если поторопимся. Однако мы задержались в пути, из-за аварии на бульваре Сансет: «Шевроле Стингрей» перед нами сбил пешехода. Когда мы доехали, магазин уже закрылся. За стеклянной дверью были люди, но открывать они не хотели, пока мы несколькими сильными ударами по двери не объяснили, кто мы такие.

Наконец к двери подошли два продавца с разводными ключами, и через узкую прорезь нам удалось договориться о покупке. Потом они приоткрыли дверь, просунули магнитофон, захлопнули и заперли. «Забирайте и катитесь отсюда ко всем чертям!» – крикнул один сквозь прорезь.

Адвокат погрозил им кулаком и прокричал: «Мы еще вернемся! Я вам как-нибудь сюда бомбу захуячу! У меня на чеке ваши фамилии! Найду, где живете, спалю дом!»

– Вот ему будет над чем задуматься, – пробурчал он, когда мы отъезжали, – Он все равно – психопат-параноик. Таких сразу видно.

Неувязки возникли и в автопрокате. Подписав все бумаги, я сел в машину на стоянке и, сдавая назад к заправке, чуть не потерял управление. Продавца аж затрясло.

– Это … ребята, ну вы … с машиной поосторожней, ладно?

– Конечно-конечно.

– Нет, ну вы даете! Вы сейчас перемахнули через полуметровый уступ и даже не притормозили! Семьдесят на задней передаче! Вы чуть в колонку не врезались!

– Всё обошлось. Я всегда так проверяю трансмиссию. Заднюю часть. На прочность.

Мой адвокат тем временем перетаскивал ром и лёд из нашего «Форда Пинто» на заднее сиденье кабриолета. Продавец нервно уставился на него.

– Ребята, вы что, пьете?

– Я нет, – сказал я.

– Давай заправляй, – рявкнул адвокат. – Мы чертовски торопимся. Мы едем в Лас-Вегас на гонку в пустыне.

– Что?

– Неважно, – сказал я. – Мы ответственные люди.

Я дождался, пока он закрутит колпачок на бензобаке, врубил первую передачу и выкатился на дорогу.

– Еще один беспокойный, – сказал адвокат. – Наверняка под быстрым.

– Ага, ты бы ему транков отсыпал.

– Такому козлу транки не помогут. Да и хрен с ним. У нас еще полно дел перед отъездом.

– Я бы не прочь достать мантии священников. В Лас-Вегасе могут пригодиться.

Но всё магазины одежды уже закрылись, а грабить церковь мы не отважились. «Вот еще, – сказал адвокат. – Ты кстати не забывай, что многие копы – злобные благочестивые католики. Прикинь, что эти ублюдки с нами сделают, если нас примут – бухих, гашёных, в паленых ризах? Господи, да они нас кастрируют!»

– Ты прав. И ради бога, перестань пыхать из трубки на светофорах. Не забывай, нас видно со всех сторон.

Он кивнул.

– Нужен большой кальян. Поставим на сиденье, чтобы незаметно было. Кто увидит, подумает, кислородная подушка.

Остаток ночи мы провели в сборах. А потом закинулись мескалином и пошли купаться в океане. Ближе к рассвету позавтракали в кофейне в Малибу, потом очень осторожно пересекли город и, выехав на окутанную смогом автостраду Пасадена, устремились на восток.

3. Странное лекарство в пустыне … Кризис доверия

Меня до сих пор смутно тревожат слова нашего попутчика о том, что он «ни разу не катался в кабриолете». Этот дурень живёт в мире, где по шоссе мимо него один за другим проносятся кабриолеты, а он никогда в жизни в них не катался. Я ощутил себя королем Фаруком2. У меня возникло желание заставить адвоката зарулить в ближайший аэропорт и составить простой договор о передаче машины в пользование этому несчастному дурачку: «Распишись вот здесь и тачка твоя». Отдать ему ключи, по кредитке купить билеты на реактивный самолет – например в Майами, там взять напрокат еще один красный кабриолет и, заправившись наркотиками, гнать на полной скорости по воде до самого Ки-Уэста … а там поменять машину на лодку. Главное не останавливаться.

Но эта маниакальная затея быстро выветрилась у меня из головы. Парнишку арестуют – а это ни к чему, кроме того, у меня на машину свои планы. Я предвкушал, как буду рассекать на ней по Лас-Вегасу. Можно устроить нешуточный дрег-рейсинг на центральной улице: встать у большого светофора напротив отеля «Фламинго» и заорать: «Ну что, цыплята дрисливые! Задроты! Когда загорится зеленый, я выжму газ и всех до одного вас трусливых ушлепков уделаю нахер!»

Точно. Бросить гадам вызов на их же территории. С визгом тормозов подкатить юзом к «зебре» – в руке бутылка рома – клаксоном глушить музыку … изрыгая бессвязные вопли … за маленькими стеклами гризерских3 очков в золотой оправе остекленелые глаза с огромными зрачками… по-настоящему опасный пьяница, от которого разит эфиром и веет неизлечимым психозом. Разогнать движок до жуткого дребезжащего визга … дождаться зеленого …

Когда еще представится такая возможность? Выморозить гадов до самой селезенки. Старые слоны идут умирать в холмы; старые американцы выезжают на шоссе и мчатся на своих огромных машинах навстречу смерти.

Но у нашей поездки иная цель: классическое утверждение всего правильного, истинного и порядочного, что есть в национальном характере. Грубая физическая дань уважения фантастическим возможностям, что открывает эта страна – но только тем, кто крепок духом. Мы были крепки.

Мой адвокат, при всей своей расовой неполноценности, эту идею понимал, но нашего попутчика убедить было нелегко. Он сказал, что понял, но по его глазам я видел, что это не так. Он меня обманывал.

Внезапно мы свернули с дороги, заскользили по гравию и остановились на обочине. Меня швырнуло о приборный щиток. Адвокат обмяк на руле. «Что такое? – закричал я. – Здесь нельзя останавливаться. Здесь летучие мыши!»

– Сердце, – застонал адвокат. – Где лекарство?

«А, лекарство, погоди, сейчас достану». Я полез в чемоданчик за амилами. Паренек застыл в ужасе. «Не бойся, – сказал я. – У него больное сердце – стенокардия. Но у нас есть лекарство. Ага, вот оно». Я вынул из жестяной банки четыре ампулы и две вручил адвокату. Тот немедля разломил одну под носом. Я сделал то же самое.

Он глубоко затянулся и откинулся на сиденье, подставив лицо солнцу: «Музыку, блядь, погромче! У меня сердце как аллигатор!»

«Громче! Чётче! Басы! Побольше басов!» – он замолотил воздух голыми руками. «Да что за херня? Что мы как старушки?» Я выкрутил громкость радио и магнитофона на полную. «Подлый адвокатишка, – сказал я. – Подбирай выражения. Ты разговариваешь с доктором журналистики!». Он истерически хохотал. «Хули мы делаем в этой пустыне? Полиция! На помощь!»

«Ты на этого борова не смотри, – сказал я попутчику. – Он не умеет обращаться с лекарствами. Вообще-то мы оба – доктора журналистики и едем в Лас-Вегас писать главный материал о нашем поколении». И тут меня пробило на смех …

Мой адвокат развернулся лицом к попутчику со словами: «На самом деле мы едем в Лас-Вегас завалить героинового барона по кличке Свирепый Генри. Мы с ним давно знакомы, но недавно он нас кинул. Чуешь, чем пахнет?» Я хотел его заткнуть, но нас обоих скрутило в приступе смеха. Хули мы делаем в этой пустыне, если у нас обоих больное сердце?

«Свирепый Генри подписал себе смертный приговор! – зарычал адвокат. – Мы ему легкие вырвем!»

«И сожрём! – выпалил я. – Ублюдок своё получит. Что творится в этой стране, если какая-та мразь безнаказанно обувает доктора журналистики?»

Никто не ответил. Адвокат разломил вторую капсулу, а паренек пополз через заднее сиденье по багажнику. «Спасибо, что подвезли! – прокричал он, – Большое спасибо! Вы хорошие ребята! За меня не беспокойтесь!» Он спрыгнул на асфальт и побежал в сторону Бейкера. Вокруг пустыня, ни деревца.

«Постой, – крикнул я, – Вернись за пивом». Но он, видимо, меня не слышал. Музыка играла очень громко, а он удалялся очень быстро.

– Скатертью дорога, – сказал адвокат, – Мы напоролись на настоящего психа. Мальчишка заставил меня понервничать. Ты видел его глаза? – Он до сих пор смеялся. – Хорошее лекарство, ей богу!

Я выскочил из машины и метнулся кругом к водительской двери.

– Двигайся, я поведу. Надо валить из Калифорнии, пока он не нашёл полицейского.

– Запарится искать, ему отсюда докуда угодно – полтораста километров.

– Нам тоже.

– А может развернемся и обратно в «Поло»? – сказал он. – Там нас точно искать не будут.

Я пропустил его слова мимо ушей. «Открывай текилу», – потребовал я, перекрикивая снова поднявшийся ветер.

Я выжал газ, и нас вынесло обратно на шоссе. Адвокат тут же склонился над картой: «Прямо по курсу Мескаль-Спрингс. Как твой адвокат, советую тебе остановиться и искупаться».

Я покачал головой: «Надо всенепременно добраться до гостиницы «Минт» до конца регистрации журналистов. Иначе за номер придется платить».

Он кивнул: «Но давай забьем на Американскую мечту. Великая самоанская мечта важнее». Он покопался в чемоданчике. «По-моему, пора заточить промокашку. Мескалин попался дрянь, давно отпустило, а эфирной вони я больше не выдержу».

– А мне нравится. Давай пропитаем полотенце и положим на полу возле педали газа, чтобы испарения поднимались мне в лицо всю дорогу.

Он завозился с магнитофоном. Радио вопило «Power to the People – Right On!» – политическая песня Джона Леннона, запоздавшая лет на десять. «Куда этот дятел лезет, – сказал адвокат, – Когда такие ушлёпки пытаются быть серьезными, они только все портят».

«Да, кстати, если серьезно, – сказал я, – то пришло время эфира и кокаина».

«К черту эфир, оставим на потом, пропитаем им коврик в номере. Вот, держи, твоя половинка промокашки. Только разжуй хорошенько».

Я взял промокашку и положил её в рот. Адвокат возился с солонкой с кокаином. Открывает. Рассыпает. С воплями судорожно ловит воздух, а драгоценный белый порошок крошечным, но очень дорогим смерчем взмывает из Большой красной акулы и рассеивается по шоссе. «О Господи! – застонал он. – Ты видел, что Бог с нами только что сделал?»

– Это не Бог! – крикнул я. – Это всё ты. Ебучий наркоагент! Я раскусил тебя с самого начала, свинья!

– Ты смотри, – он вдруг наставил на меня здоровый «Магнум» 357 калибра, тупорылый кольт «Питон» с фасками на барабане. – В округе полно стервятников. Начисто обглодают твои кости до утра.

– Ах ты сука. Доберемся до Лас-Вегаса, на бифштекс порублю. Что, по-твоему, сделает профсоюз наркоторговцев, когда я заявлюсь в город с самоанским агентом наркополиции?

– Пришьют нас обоих. Свирепый Генри знает, кто я такой. Черт, я же твой адвокат, – Он залился диким смехом, – Ты обожрался кислоты, дурила. Нам чертовски повезет, если доберемся до гостиницы и заселимся прежде, чем ты превратишься в животное. Как тебе перспектива? Поселиться в вегасской гостинице под вымышленным именем с умыслом совершить мошенничество в особо крупных размерах, предварительно обожравшись кислоты? – он снова захохотал и запустил нос в солонку, выбирая туго свернутой 20-долларовой банкнотой остатки порошка.

– Сколько у нас еще времени?

– Где-то полчаса. Как твой адвокат, советую ехать на предельной скорости.

Лас-Вегас уже маячил впереди. Вдали, в голубой дымке пустыни виднелась просека главной улицы, а над ней посреди кактусов торчали серые прямоугольники отелей: «Сахара», «Лендмарк, «Американа» и зловещий «Тандербёрд».

Полчаса. Времени в обрез. Наша цель – высокая башня отеля «Минт» в центре города, а, если не успеем добраться туда до того, как потеряем всякое самообладание – тогда нам на север, в тюрьму штата в Карсон-Сити. Я был там однажды, но только чтобы взять интервью у заключенных – и возвращаться мне туда не хотелось ни при каких обстоятельствах. Так что выбора на самом деле не было: прорываться – и плевать на кислоту. Преодолеть бюрократические дебри, поставить машину в гараж, разобраться с администратором, договориться с коридорным, выписать журналистские пропуска – всё это подлог, совершенно противозаконно, мошенничество чистой воды – но, разумеется, иначе нельзя.

«УБЕЙ ТЕЛО, И ГОЛОВА УМРЕТ»

Запись в моем блокноте, к чему она? Может как-то связано с Джо Фрейзером? Он еще жив? Не разучился говорить? Я видел тот бой в Сиэтле – сидя в хлам на четыре ряда ниже губернатора. Очень тягостное впечатление во всех смыслах, настоящий занавес шестидесятых: Тим Лири в плену у Элдриджа Кливера в Алжире, Боб Дилан стрижет купоны в Гринвич-виллидж, обоих Кеннеди убили мутанты, Оусли4 в тюрьме складывает салфетки, и вот, наконец, Кассиус/Али немыслимым образом повержен с пьедестала человеком-гамбургером и стоит на пороге смерти. Джо Фрейзер, как и Никсон, одержал верх по причинам, которые люди вроде меня отказываются понимать – или хотя бы говорить о них во всеуслышание.

… Но то была иная эпоха, что отцвела и истлела, такая далекая от грубой действительности скверного года 1971 от Рождества Христова. Многое изменилось за эти годы. Теперь я в Лас-Вегасе, пишу статью для раздела автомобильного спорта по поручению редакции глянцевого журнала, отправившей меня сюда на Большой красной акуле не пойми зачем. «Ты там сам разберешься … «

Точно. Разберемся. Но когда мы наконец приехали в гостиницу, мой адвокат не сумел хитроумно обойти процедуру регистрации и нам пришлось стоять в очереди вместе со всеми, что в данных обстоятельствах оказалось нелёгким испытанием. Я твердил себе: «Тихо, спокойно, молчать … говорить, только когда спросят … фамилия, должность, издание … ничего лишнего, не поддаваться этому ужасному веществу, делать вид, что ничего не происходит … «

Невозможно объяснить тот ужас, что обуял меня, когда я наконец оказался перед администратором и начал что-то бормотать. Перед каменным взглядом этой женщины рассыпались все отрепетированные фразы. «Здрасьте, … меня зовут … э … Рауль Дюк … да-да, я в списке. Бесплатный обед, окончательное просвещение, полное освещение … а что? Со мной приехал адвокат, да, конечно, я в курсе, что его в списке нет, но это наш номер, да, то есть он мой шофер. Мы приехали сюда на Красной акуле с самого Лос-Анджелеса, и сейчас время пустыни, так? Да. Посмотрите в списке. Не беспокойтесь. Какие тут расклады? Что дальше?»

Она даже не моргнула:

– Ваш номер еще на готов, но вас кое-кто ищет.

– Нет! За что? Мы еще ничего не сделали!

Ноги стали резиновыми. Вцепившись в стойку, я накренился к администратору. Она протягивала мне конверт, но я не хотел его брать. Ее лицо менялось: оно раздувалось, пульсировало … жуткая зеленая челюсть и клыки наружу – мурена! Смертельный яд! Я отскочил и врезался в адвоката. Тот подхватил меня за руку и протянулся за конвертом. «Я сам разберусь, – сказал он женщине-угрю. – У него больное сердце, но я запасся лекарствами. Меня зовут доктор Гонзо. Приготовьте наш номер поскорее. Мы будем в баре».

Она пожала плечами, а он повел меня прочь. В полном городе буйнопомешанных кислотного торчка никто даже не замечает. Протолкавшись через многолюдный вестибюль, мы нашли два стула у барной стойки. Адвокат заказал две «кубы либре» с пивом и мескалем, потом вскрыл конверт. «Кто такой Ласерда? – спросил он. – Он ждёт нас в номере на двенадцатом этаже».

Я не мог вспомнить. Ласерда? Знакомое имя, но я не мог сосредоточиться. Жуткие вещи происходили вокруг нас. Рядом со мной женщине в шею вгрызалась какая-то рептилия, ковер – пропитанная кровью губка, ходить невозможно, провалишься. «Закажи туфли для гольфа, – прошептал я. – Иначе живыми нам отсюда не выбраться. Видишь, ящеры запросто шастают по этой грязи – потому, что у них на ногах когти».

«Ящеры, говоришь? Ты просто не видел еще, что творится в лифтах», – он снял свои бразильские очки и я заметил, что он плакал. «Я только что поднимался наверх к этому Ласерде, – продолжил он. – Сказал ему, что нам известно, кто он такой. Он говорит, он фотограф, но когда я упомянул Свирепого Генри – тут он и спалился, сел на измену. Я по глазам понял. Он знает, что мы его раскусили».

– Он знает, что у нас есть «Магнумы»?

– Нет. Но я сказал ему, что у нас есть «Винсент Блек Шэдоу». От страха он чуть не обоссался.

– Отлично. Но как же наш номер? И туфли? Мы сидим прямо посреди террариума! И этим ебучим тварям продают бухло! Еще чуть-чуть и нас порвут на клочки. Господи, ты на пол взгляни! Ты видел когда-нибудь столько крови? Сколько народу они уже убили? – я показал на группу у стены в другом конце комнаты; они, кажется, наблюдали за нами. – Блядь! Смотри на ту стаю! Нас засекли!

– Это столик регистрации журналистов, – сказал он. – Там ты должен расписаться и получить на нас документы. Черт, давай наконец разберемся с делами. Иди туда, а я займусь номером.

4. Мерзкая музыка и ружейная канонада … Грубые вибрации субботним вечером в Лас-Вегасе

Ближе к закату мы наконец заселились в номер, и мой адвокат немедля позвонил в обслуживание номеров и заказал четыре клубных сэндвича, четыре креветочных коктейля, литр рома и девять свежих грейпфрутов. «Витамин C, – пояснил он. – Чем больше, тем лучше». Я согласился. К тому времени алкоголь разбавил кислоту, а галлюцинации поутихли. На лице у официанта, что принес нам заказ, едва заметно проступали змеевидные черты, но я уже не видел огромных птеродактилей, бродивших по лужам свежей крови в коридоре. Беспокоила теперь только гигантская неоновая вывеска, заслонявшая нам вид на горы: миллионы разноцветных шаров с гулом пробегали по очень запутанной траектории, вспыхивали странные символы и завитушки.

– Выгляни наружу, – сказал я.

– А что там?

– Там большая … машина в небе … вроде электрической змеи … ползет прямо на нас.

– Пристрели её

– Еще рано. Хочу изучить её повадки.

Он зашел в угол и потянул за цепочку от портьер.

– Слушай, – сказал он. – Прекращай эти разговоры про змей, пиявок и ящеров. Меня уже тошнит.

– Не волнуйся.

– Не волнуйся?! Да я там в баре чуть не умом не тронулся. Нас туда больше не пустят – особенно после того, что ты учинил у столика регистрации.

– А что я учинил?

– Мудила, я оставил тебя всего на три минуты! А ты запугал этих несчастных так, что они чуть не обосрались! Размахивал своим гребаным гарпуном и вопил про рептилий. Тебе повезло, что я вовремя вернулся. Они уже собирались вызвать полицию. Я сказал им, что ты просто напился и я отведу тебя в номер и поставлю под холодный душ. Журналистские пропуска они нам выдали только чтобы от тебя избавиться.

Он нервно ходил кругами по комнате.

– С этим приключением меня совсем отпустило! Мне нужны наркотики! Куда ты дел мескалин?

– В чемоданчике.

Он открыл чемоданчик и съел два катышка, а я включил диктофон.

– А тебе и одного хватит. Тебя еще кислота держит.

Я согласился.

– Нужно успеть на трассу до темноты. Но пока есть время посмотреть новости. Давай-ка порежем грейпфрут и сделаем отличный пунш. Можно добавить промокашку … а где машина?

– Мы её отдали кому-то на стоянке. Квиток у меня в портфеле.

– Какой у них номер? Позвоню, скажу, пусть отмоют как следует.

– Отличная мысль, – сказал он. Но квитанцию не нашел.

– Заебись, – сказал я. – Мы теперь ни за что не уговорим их отдать нам машину без документов.

Он задумался, потом снял трубку и попросил соединить его с гаражом.

– Это доктор Гонзо из восемьсот пятидесятого. Я тут потерял квитанцию на парковку от красного кабриолета, что я у вас оставил, но мне через полчаса будет нужна машина – чистая. Вы можете прислать дубликат? … Что? … Вот и отлично … – Он повесил трубку и взял гашишную трубочку. – Всё нормально, Тот тип запомнил меня в лицо.

– Здорово. Они, наверно уже приготовили к нашему приходу большую сеть.

Он покачал головой.

– Как твой адвокат, советую тебе обо мне не беспокоиться.

В теленовостях показывали вторжение в Лаос – череда жутких кадров: взрывы, искореженные руины, бегущие в ужасе люди, нелепое вранье пентагоновских генералов.

– Выключай эту хуйню! – завопил мой адвокат. – Поехали отсюда!

Мудрый ход. Сразу после того, как мы забрали машину, мой адвокат впал в наркотическую кому и, прежде, чем я вернул управление, успел проехать на красный на Главной улице. Я усадил его на пассажирское сидение и сам сел за руль … чудесное ощущение бодрости. Вокруг меня я люди разговаривали в машинах, и мне хотелось слушать их разговоры. Все разговоры. Но выносной микрофон лежал в багажнике, и я решил его не доставать. Лас-Вегас не тот город, где можно разъезжать по главной улице, целясь в людей черным прибором, похожим на базуку.

Радио погромче. Погромче магнитофон. Любуемся закатом впереди. Опустить стекла и вдыхать прохладный бриз пустыни. О да! Вот оно. Полный контроль. Катаемся субботним вечером по главной улице Лас-Вегаса, два старых приятеля на огненно-красном кабриолете … укуренные, бухие, обдолбанные … Хорошие люди.

О Боже! Что за мерзкая музыка?

«Боевой гимн лейтенанта Кэлли5»:

« … Мы продолжаем свой марш …

Когда я достигну последнего лагеря,

в краю за солнцем

И великий командующий спросит меня …

(О чём он спросил тебя, Расти?)

« … Бился ли ты или бежал?»

(и что ты ему ответил, Расти?)

«на их выстрелы мы ответили всем, чем могли … «

Нет, не верю! Это слуховые галлюцинации. Я взглянул на адвоката, но тот таращился на небо; видимо, его мозг отправился в тот самый лагерь за солнцем. Слава богу, он не слышит. Иначе бы с ним случился припадок расистской ярости.

К счастью, песня кончилась. Но настроение было уже испорчено … а теперь меня забрал бесовский сок кактуса, погрузил меня в недочеловеческий страх. Вдруг мы оказались у поворота к стрелковому клубу «Минт».

На знаке было написано «Одна миля». Но даже за милю я услыхал затихавший треск двухтактовых мотоциклетных двигателей … а подъехав поближе – другой звук.

Ружья! Этот плоский гулкий грохот не спутать ни с чем.

Я остановил машину. Что за чертовщина там происходит? Я поднял все окна и, прижавшись к рулю, потихоньку двинулся по гравийной дороге … пока не увидел десяток фигур, паливших в небо из ружей через равномерные промежутки времени.

Они стояли на бетонной плите посреди поросшей мескитом пустыни, в этом скудном крохотном оазисе к северу от Вегаса … теснились со своими ружьями в полусотне метров от одноэтажного бетонного строения в полутени от десятка деревьев, окруженные полицейскими машинами, мотоприцепами и мотоциклами.

Ну конечно. Стрелковый клуб «Минт»! Эти психопаты не признавали никаких помех своим упражнениям в стрельбе. Здесь в гаражной зоне ошивалось около сотни мотоциклистов, механиков и прочих околомотоспортивных субъектов – регистрировались на завтрашнюю гонку, попивали пиво и оценивали чужую технику – и посреди этого балагана, не замечая ничего, кроме тарелочек, взлетавших в воздух где-то каждые пять секунд, люди с дробовиками невозмутимо расстреливали свои мишени.

А что? Стрельба задавала определенный ритм – своего рода четкая басовая партия под хаотическое дребезжание мотоциклетной тусовки. Я припарковал машину и влился в толпу, оставив адвоката пребывать в коме.

Я купил пива и встал наблюдать за регистрациией мотоциклов. Много шведских «Хускварн 405», … еще много «Ямах», «Кавасаки», несколько «Триумфов 500», «Майко», кое-где CZ, один «Пурсанг» … все очень быстрые, сверхлегкие кроссовые мотоциклы. «Харлеям» здесь не место, даже «Спортстерам» … Как если бы мы записали Большую красную акулу в гонку багги.

А это мысль. Вписать адвоката пилотом, заправить эфиром и кислотой и отправить на старт. Что они тогда будут делать?

Никто не отважится выйти на трассу с таким психом. Он перевернется на первом же повороте и раздавит пяток багги – заезд камикадзе.

– Какой взнос за участие? – спросил я у регистратора.

– Два пятьдесят.

– А если я скажу, что у меня «Винсент Блек Шэдоу»?

Он поднял на меня пристальный недружелюбный взгляд. Я заметил у него на поясе револьвер 38 калибра.

– Проехали. Всё равно мой пилот заболел.

Он прищурился.

– Твой пилот, дружок, тут не единственный больной.

– У него кость в горле застряла.

– Чего? – мужик начинал злиться, но вдруг что-то его отвлекло…

Мой адвокат. Он стоял без своих датских очков, без гавайской рубашки… с голым торсом, тяжело дыша и ничего не соображая.

– В чем дело? – прохрипел он. – Этот человек – мой клиент. Вы готовы предстать перед судом?

Я схватил его за плечо и плавно развернул его кругом.

– Проехали. Они не принимают «Винсент блек шэдоу».

– А ну-ка постой! – взревел он. – Что значит не принимают? Ты что, пошел на сделку с этими свиньями?

–Конечно нет, – я подталкивал его к воротам. – Сам посмотри, они все вооружены. Мы тут одни без оружия. Разве не слышишь, как там стреляют?

Он замер, прислушался, и вдруг бросился бегом к машине.

– Хуесосы! – орал он через плечо – Мы еще вернемся!

К тому времени, когда мы выехали обратно на шоссе, он обрел способность разговаривать.

– Господи! Как мы вообще затесались в банду этих ебанатиков? Скорее валим из города. Эти пидоры хотели нас убить!

5. Освещение событий … Пресса в действии … Безобразный провал

Гонщики были готовы к рассвету. Красивый восход над пустыней. Очень напряженный. Но гонка начиналась только в девять, а потому нам предстояло убить три долгих часа в казино радом с гаражами. Тут-то и начались все неприятности.

Бар открывался в семь. В бункере была еще «коффейная и пончиковая», но те из нас, кто провел всю ночь в заведениях вроде «Цирка-цирка», были не в настроении для кофе и пончиков. Нам хотелось чего покрепче. Мы были похмельные и злые, и нас было человек двести, так что бар открыли пораньше. К половине девятого у игорных столиков образовались большие толпы. Было шумно, повсюду раздавались пьяные крики.

К барной стойке притопал какой-то костлявый вахлак средних лет в майке «Харлей Дэвидсон» и гаркнул: «Етить твою мать! Какой сегодня день – суббота?»

– Скорее воскресенье, – ответил кто-то.

– Эх! Вот засада, а! – воскликнул он, обращаясь к неведомой аудитории. – Сижу я вчера вечером у себя в Лонг-Бич, и кто-то мне говорит, мол сегодня «Минт-400», ну я своей и говорю: «Ну я поехал».

Он загоготал.

– А она мне мозг сверлить … Ну я ей навешал, и тут бац – какие-то два перца, которых я вообще впервые вижу, тащат меня на улицу и давай рихтовать. Отдубасили меня мама не горюй.

Он опять засмеялся, обращаясь ко всем сразу, причем ему было всё равно, слушали его или нет.

Во блин! – продолжал он. – И тут один говорит: куда собрался-то? А я говорю – в Лас-Вегас, на «Минт-400». Короче, они дали мне десятку и отвезли на вокзал … – Он замолк. – Или это не они уже были …

– Ну вот, короче, я здесь. И ночка, скажу вам, была долгая! Семь часов в автобусе трясся! На рассвете очухался где-то в центре Вегаса и не одуплю, как я сюда попал-то. Думал только: «О господи, опять-двадцать пять, на этот раз кто со мной развелся?»

Он взял протянутую ему кем-то из толпы сигарету и прикурил её, всё еще ухмыляясь.

– Но тут вспомнил, ей-богу! Я ж на гонку приехал … и всё, больше мне ничего знать не надо. Тут просто охрененно. Похер, кто выиграет, кто проиграет. Как здорово сидеть тут с вами …

Никто ему не возражал. Мы все понимали. В определенных кругах «Минт-400» котируется гораздо выше, чем Суперкубок, Дерби в Кентукки и финал дерби роллеров в южном Кентукки вместе взятые. Эта гонка привлекает особую породу людей, и наш приятель в харлеевской майке явно к ней принадлежал.

Корреспондент журнала «Лайф» с сочувствием кивнул и заорал на бармена: «Дайемучоонхочет!»

– И поживее, – каркнул я. – А может пять?!

Я впечатал в стойку свою кровоточащую ладонь.

– Точняк! Давай десять!

– Поддерживаю! – завопил тип из «Лайф». Он медленно стекал с барной стойки на колени, однако продолжал вещать твердым голосом:

– Это волшебный миг в истории спорта! Он может никогда не повториться.

Потом его голос дрогнул.

– Я был однажды на Тройной короне6, вообще не сравнить …

Лупоглазая тетка отчаянно тянула его за ремень. «Вставай! – умоляла она. – Ну пожалуйста! Будь красавчиком, вставай!».

Он залился диким смехом.

– Послушай, дамочка. Я и здесь, где я есть, красавец что надо, а если встану, то ты ляжешь!

Тетка продолжала его поднимать. Она целых два часа пялилась на его локти, а теперь делала свой ход. Мужику из «Лайф» она была до лампочки, он еще больше обмяк.

Я отвернулся. Гадкое зрелище. А ведь мы самые сливки национальной спортивной прессы. И мы собрались здесь в Лас-Вегасе ради особого события: четвертой ежегодной гонки «Минт-400» … и на таких мероприятиях нельзя страдать херней.

Но уже сейчас – еще до начала зрелища – чувствовалось, что мы можем потерять контроль над ситуацией. Этим погожим прохладным невадским утром мы сидим в каком-то зачуханном баре в бетонной коробке казино под названием «Стрелковый клуб Минт» в пятнадцати километрах от Лас-Вегаса … гонки вот-вот начнутся, а в нашем стане разброд и шатания.

На улице психопаты-гонщики занимались последними приготовлениями: обклеивали фары мотоциклов, доливали масло в вилки, подтягивали болты, гайки и муфты … и ровно в девять первые десять мотоциклов рванули с места. Волнующее зрелище, мы все вышли посмотреть. По взмаху флажка десять несчастных чертей выжали сцепление и все вместе вошли в первый поворот. Потом кто-то вырвался вперед («Хускварна-405», насколько я помню). Раздались крики одобрения, а гонщик поддал газу и скрылся в облаке пыли.

– Ну вот и всё, – сказал кто-то. – Через часок вернутся. Пойдем обратно в бар.

Не тут-то было. Как же. На старте ждало еще 190 мотоциклов. Они стартовали по десять в ряд, каждые две минуты. Сначала их было видно на двести метров от старта. Но видимость продержалась недолго. Третья десятка исчезла в пыли в сотне метров от нас … а когда пошла вторая сотня (а еще была третья), видимость упала до пятидесяти метров. Видно было не дальше тюков с сеном возле гаражей … .

За этой чертой над пустыней образовалось невероятных размеров и плотности облако пыли, которое провисит здесь еще два дня. Тогда еще никто из нас не догадывался, что больше «Феерическую гонку Минт-400» мы не увидим –

К полудню под палящим солнцем из бара/казино гаражную зону в сотне метров от нас было едва видно. Затея «освещать гонку» традиционным способом смотрелась нелепо: это всё равно, что высматривать пловцов в олимпийском бассейне, где вместо воды тальк. Компания «Форд Моторс», как и было обещано, выдала журналистам джип «Бронко» и водителя, но, после нескольких отчаянных вылазок в пустыню в преимущественно бесплодных поисках гонщиков, я оставил машину на растерзание фотографам и вернулся в бар.

Настал час Мучительной Переоценки происходящего. Гонка определенно шла полным ходом. Я стал свидетелем старта, вот пожалуй и все. И что теперь? Нанять вертолет? Лезть обратно в вонючий джип? Мотаться по пустыне и наблюдать, как эти шуты проносятся мимо контрольных пунктов? По одному за полчаса … ?

К десяти они расползлись по всей трассе. То была уже не гонка, а Битва на Выживание. Виден был только старт, он же финиш, куда каждые несколько минут из облака пыли вырывался какой-нибудь псих, сползал с мотоцикла, механики заправляли бак и мотоцикл возвращался в гонку со свежим водителем … .еще один круг на восемьдесят километров, еще один час не щадящей почек кошмарной тряски в беспросветном пыльном аду.

Часам к одиннадцати я сделал еще один круг в журналистской машине, но нашли мы только два багги, где сидели персонажи, похожие на отставных унтеров из Сан-Диего. Он подрезали нас в пересохшем русле и потребовали знать: «Где эта херня?»

«Без понятия, – ответил я. – Мы простые патриоты Америки, как и вы».

На их машинах красовались зловещие эмблемы: орлы с американскими флагами в когтях, косоглазая змея, кромсаемая звёздно-полосатой бензопилой; а в одной машине на пассажирском сиденье стоял пулеметный станок.

Они гоняли по пустыне на полной скорости в свое удовольствие и докапывались до каждого встречного.

– Вы из какого подразделения? – выкрикнул один из них. За ревом моторов, мы едва слышали друг друга.

– Спортивная пресса, – крикнул я. – Свои, наемные шуты.

Глуповатые улыбки.

– Хотите погоняться, крикнул я. – Ловите козла из «Си-би-эс ньюс» на большом черном джипе. «Продажный пентагон» – его рук дело.

– Да ты чо? – одновременно воскликнули двое. – Черный джип, говоришь?

Они с ревом сорвались с места, мы тоже. Подпрыгивая на камнях, карликовых дубах и, похожих на кактусы чугунных кустах перекати-поля. Мое пиво выпорхнуло из кружки, шлепнулось о крышу и приземлилось мне на штаны, покрыв пах теплой пеной.

– Ты уволен, – сказал я водителю. – Вези меня обратно.

Я чувствовал, что пора приземлиться – обдумать, как справиться с этим поганым заданием. Ласерда настаивал на Полном Освещении. Он рвался обратно в пыльную бурю, чтобы продолжить свои попытки перебором пленок и линз найти ту комбинацию, с помощью которой в этом аду можно хоть что-то запечатлеть.

«Джо», наш водитель, был непрочь. На самом деле его звали не Джо, но нам велели называть его именно так. Накануне я разговаривал с боссом из «Форда» и, когда речь зашла о водителе, он сказал: «Его настоящее имя – Стив, но вы называйте его Джо».

– А что? Джо так Джо, – сказал я. – Как ему нравится. А может «Зум»?

– Не пойдет, только «Джо».

Ласерда ближе к полудню снова отправился в пустыню в сопровождении нашего водителя Джо. Я вернулся в бар/казино, который на самом деле «Стрелковый клуб Минт» – и там принялся бухать по-черному, думать тяжкие мысли, и делать мрачные записи … .

6. Ночь в городе … стычка в «Дезерт Инне» … Наркотический угар в «Цирке-цирке»

Полночь субботы … Воспоминания о той ночи весьма туманны. Мои единственные проводники в этом тумане – полная горсть карточек лото и салфеток, покрытых едва разборчивыми записями. Вот например: «Связаться с типом из «Форда», потребовать джип – наблюдать за гонкой … фото? … Ласерда – позвонить … а может вертолет? … Сесть на телефон, наехать на пидарасов, устроить взбучку».

Еще: «Вывеска на бульваре Парадайз – «Дамы без верха и без комплексов» … стриптиз по сравнению с ЛА – дилетантство; здесь кружки из фольги на сиськах … в ЛА – групповуха … Лас-Вегас – общество вооруженных мастурбаторов/здесь кайфуют от азартных игр/секс как экзотическая добавка для толстосумов … шлюхи от заведения для выигравших, дрочка для неудачников».

Давным-давно, когда я еще жил в Биг-Суре по соседству с Лайонелом Олеем7, у меня был приятель, любивший съездить в Рено сыграть в кости. У него был магазинчик спорттоваров в Кармеле. Один месяц он три уикенда подряд катался в Рено на своем крейсерском «Мерседесе» – каждый раз срывал большой куш. После трех поездок он разбогател тясяч на пятнадцать и решил в четвертый раз не ездить, а свозить своих друзей на ужин в ресторан. «Всегда выходи из игры, пока ты в выигрыше, – объяснил он. – К тому же далеко тащиться»

В понедельник утром ему из Рено позвонил управляющий казино, в котором он играл.

– Нам здесь вас не хватало, – сказал управляющий. – Музыканты скучали.

– Черт, – сказал мой приятель.

И вот на следующие выходные он вылетел в Рено на частном самолете, с другом и двумя подружками – все они «особые гости» управляющего. Для крупных игроков – всё что угодно.

Утром в понедельник он вернулся в аэропорт Монтерея на том же самом самолете, предоставленном казино. Летчик одолжил ему десять центов позвонить другу, чтобы тот приехал за ним и отвез его домой в Кармель. Он задолжал 30 тысяч, и два месяца спустя к нему в дверь постучались ребята из самого сурового агентства по взысканию долгов.

Он продал свой магазинчик, но все равно не хватило. Ничего, подождут, говорил он, но когда его отделали, то убедился, что лучше занять денег и расплатиться полностью.

Системная игромания – очень жесткий бизнес, и Рено по сравнению с Лас-Вегасом – это детский утренник. Для проигравшего Вегас – самый злой город на свете. Еще год назад на окраине Лас-Вегас висел гигантский плакат:

«НЕ ИГРАЙТЕ С МАРИХУАНОЙ!

В НЕВАДЕ

ХРАНЕНИЕ – 20 ЛЕТ ТЮРЬМЫ

СБЫТ – ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК!»

Так что я не очень уверенно чувствовал себя, разъезжая субботним вечером по казино под кислотой в набитой марихуаной машине. Несколько раз мы чуть не спалились: в один из них я попытался въехать на Большой красной акуле в прачечную отеля «Лендмарк», но дверной проем оказался слишком узок, и люди внутри пришли в нездоровое возбуждение.

Мы заехали в «Дезерт Инн» посмотреть представление с Дебби Рейнольдс и Гарри Джеймсом. «Не знаю как у тебя, – сказал я своему адвокату, – но в моей профессии важно быть в теме».

– В моей тоже, – ответил он. – Но как твой адвокат, советую заехать в «Тропикану и заценить Гая Ломбардо. Он выступает в Синем зале со своими «Роял Канадианс».

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем я буду выкладывать свои кровные – поглазеть на труп?

– Слушай, мы вообще для чего здесь? Ради развлечений или по работе?

– Конечно по работе, – ответил я. Мы наворачивали круги по автостоянке казино «Дюны», которое оказалось потом «Тандербердом» … или «Гасиендой» …

Мой адвокат изучал журнал «Вегас Визитор» на предмет куда бы сходить. «Смотри-ка – «Игровые автоматы Ника-четвертака? – спросил он. – Горячие щёлки. Жесть … . Хотдоги по двадцать девять центов …

Вдруг какие-то люди стали на нас кричать. Мы влипли. Два громилы в красно-золотых шинелях нависли над капотом: «Вы что делаете? Здесь нельзя парковаться!»

«А что?» – спросил я. Нормальное место для стоянки, вокруг свободно. Я так долго искал, где припарковаться. Слишком долго. Я был готов бросить машину и вызвать такси … но тут, ура, мы нашли это место.

Которое оказалось тротуаром у главного входа в «Дезерт Инн». К тому времени я переехал через столько бордюров, что последний просто не заметил. Но теперь мы оказались в труднообъяснимом положении … загородили вход, громилы на нас орут, скверная неразбериха …

Мой адвокат мигом выскочил из машины, размахивая пятидолларовой банкнотой. «Припаркуйте машину! Я старый друг Дебби. Я её жарил!»

На миг мне показалось, что он всё испортил … Но тут один из швейцаров протянул руку за банкнотой со словами: «Ладно, ладно, я позабочусь об этом, сэр». И выдал парковочный купон.

– Охренеть! – сказал я, когда мы поспешно преодолевали вестибюль. – Нас чуть не спалили. Быстро ты сообразил.

– А ты чего ожидал? – Я ведь твой адвокат … и с тебя пять баксов. Давай сюда».

Я пожал плечами и отдал ему деньги. В пафосном, выложенном толстым слоем орлона8 вестибюле «Дезерт Инна» казалось неуместным торговаться из мелких взяток парковщику. Это была территория Боба Хоупа. Фрэнка Синатры, Спиро Агню9. Изрядно пованивало дорогим огнеупорным материалом и пластмассовыми пальмами – первоклассное убежище для Крупных Клиентов.

Преисполнившись уверенности, мы подошли к роскошному залу, но нас отказались пускать. Тип в бордовом смокинге сказал, что мы опоздали. Аншлаг, мест не осталось, даже за большие деньги.

– Хуй с ними с местами, – сказал мой адвокат. – Мы старые друзья Дебби. Мы приехали на это представление из самого Лос-Анджелеса и по-любому на него попадем.

Смокинг что-то залопотал насчет «противопожарной безопасности», но мой адвокат и слушать его не хотел. Наконец, после долгого скандала, он впустил нас бесплатно – при условии, что мы будем тихо стоять у дверей, не шуметь и не курить.

Мы пообещали, что не будем, но как только очутились внутри, не смогли удержаться. Сказалось накопившееся напряжение. Дебби Рейнольдс скакала по сцене в серебряно парике в стиле «афро». Под звуки «Сержанта Пеппера» из золотой трубы Гарри Джеймса.

– Нихуя себе! – сказал адвокат. – Мы попали в капсулу времени!

Тяжелые руки схватили нас за плечи. Я вовремя спрятал трубочку для гашиша обратно в карман. Вышибалы выволокли нас из зала, протащили через вестибюль и держали у входной двери, пока не пригнали нашу машину. «Так, валите отсюда, – сказал бордовый смокинг. – Даем вам шанс. Если у Дебби такие друзья, дела у неё еще хуже, чем я думал».

«Это мы еще посмотрим! – прокричал адвокат, когда мы отъезжали – Мразь параноидальная!»

Я подъехал к казино «Цирк-цирк» и припарковался у задней двери. «Место что надо, – сказал я. – Здесь до нас не будут доебываться».

«Где эфир? – спросил адвокат. – Мескалин не прёт».

Я дал ему ключ от багажника и раскурил трубочку с гашишем. Он вернулся с бутылкой эфира, откупорил её, плеснул на салфетку, прижал её к носу и глубоко задышал. Я тоже промокнул салфетку и вдохнул эту гадость. От машины, несмотря на закрытую крышу, во все стороны завоняло эфиром. Вскоре мы уже ковыляли вверх по парадной лестнице, заливаясь глупым смехом, цепляясь друг за друга, как заправские алкаши.

Главное преимущество эфира в том, что под ним ты ведешь себя как деревенский пьяница из старого ирландского романа … полная утрата основных двигательных навыков: в глазах мутнеет, равновесие пропадает, язык во рту немеет – обрубаются все связи между телом и мозгом. Что любопытно, потому что мозг продолжает работать более или менее нормально … Ты видишь, во что ты превратился, но поделать ничего не можешь.

Приближаешься к турникетам на входе, зная, что нужно заплатить два доллара человеку на входе, иначе не пустят … но когда оказываешься там, всё идет наперекосяк: неверно оценив расстояние до турникета, врезаешься в него, отлетаешь и, чтобы не упасть, хватаешься за какую-то старуху, тебя толкает какой-то сердитый ротарианец и думаешь: в чем дело? что здесь происходит? Потом слышишь свой голос: «Псы выебли Папу, я ни при чем. Осторожно! … Какие деньги? Меня зовут Бринкс, я родился … родился? Овец за борт … женщин и детей в бронемашину … приказ капитана Зипа.

Коварный эфир – однозначно телесный наркотик. Разум, не в силах связаться со спинным мозгом, в ужасе отворачивается. Нелепо трепыхаются руки – никак не достать деньги из кармана … дикий смех и шипение … всё это время с лица не слезает улыбка.

Эфир – идеальный наркотик для Лав-Вегаса. В этом городе любят пьяниц. Свежее мясо. В общем, нас пропустили через турникеты.

«Цирк-цирк» – это место, где весь бомонд проводил бы субботний вечер, выиграй фашисты войну. Это Шестой рейх. Первый этаж, как и во всех остальных казино, заставлен игорными столами … но здесь четыре этажа, на манер циркового шатра, и наверху происходят ярмарочно-карнавальная вакханалия. Прямо над игровыми столами под куполом цирка Сорок летяющих братьев Карасито исполняют трюки на трапеции вместе с четырьмя Волчицами в намордниках и Шестью Сестричками-Нимфетками из Сан-Диего … .Сидишь ты в главном зале, играешь в двадцать одно, ставки растут, и вдруг смотришь вверх, а там прямо над головой пролетает полуголая четырнадцатилетняя девочка, за ней рычащая волчица, которая внезапно вступает в смертельную схватку с двумя поляками в серебристом трико, которые сигают с противоположным балконов и встречаются в воздухе, хватая волчицу за гриву … . Поляки устремляются вместе со зверюгой вниз, прямо на карточный стол – но отскакивают от сетки; взмывают под купол, разлетаясь в три разные стороны и, едва они снова начинают падать, их подхватывают Корейские кошечки и развозят на трапеции по балконам.

Это безумие повторяется снова и снова, но никто его, кажется, не замечает. В главном зале играют круглые сутки напролет, и цирк никогда не заканчивается. А на всех верхних ярусах, клиентов завлекают самыми нелепыми ярмарочными аттракционами. Сбей выстрелом из ружья накладки с сосков у огромной лесбиянки и получишь козла из сахарной ваты. Встань напротив этой фантастической машины, друг мой, и всего за 99 центов твое изображение высотой в шестьдесят метров появится на экране над центром Лас-Вегаса. Еще девяносто девять центов – и можешь что-нибудь сказать. «Говори что хочешь, приятель. Тебя услышат, не волнуйся. Главное, что ты будешь ростом в шестьдесят метров».

Вот это да. Я представил себе, как лежу в полудреме на кровати в гостинице, гляжу в окно, и вдруг в полночном небе появляется злобная шестидесятиметровая фашистская пьянь и орет на всю округу: «Вудсток ?ber Alles!»

Занавесим сегодня на ночь окна. От такого зрелища наркоман может запрыгать по комнате словно пинг-понговый шарик. И так хватает галлюцинаций. Но со временем ты привыкаешь не обращать внимание на своих мертвых бабушек, ползущих у тебя по ноге с ножом в зубах. Всякий любитель кислоты способен справиться с такими вещами.

Но когда любое чучело с долларом и девяносто восемью центами в кармане может зайти в «Цирк-цирк» и внезапно появиться в небе над центром Лас-Вегаса ростом в двенадцать раз выше Бога и прокричать все, что ему взбредет в голову – выдержать такой трип никому не под силу. Нет, этот город не для психоделиков. Здесь слишком кривая реальность.

Хороший мескалин вставляет не сразу. Первый час проходит в ожидании, еще через полчаса начинаешь проклинать ту сволочь, которая тебя кинула, потому что ничего не происходит … а потом БАЦ! Адская острота ощущений, странное свечение и вибрации … очень жесткая штука в таком месте, как «Цирк-цирк»

«Мне неприятно об этом говорить, – сказал мой адвокат, когда мы уселись в баре-карусели на втором ярусе, – но это место меня выстегивает. Кажется, меня забирает Страх».

– Чушь, – сказал я. – Мы пришли сюда найти американскую мечту, и теперь, когда мы в самом центре круговорота, ты хочешь свалить. – Я сжал его бицепс, – Пойми же, мы нащупали главный нерв.

– Я знаю. Оттого и Страшно.

Эфир отпускал, кислота отпустила давно, но мескалин накрывал в полную силу. Мы сидели за маленьким золотистым пластиковым столиком, вращаясь по орбите вокруг бармена.

– Смотри. Две бабы ебут белого медведя.

– Ну, пожалуйста, Не говори мне таких вещей. Не сейчас. – Он жестом попросил официантку принести еще два виски. – Последняя стопка. Сколько ты можешь мне одолжить?

– Не много, а что?

– Мне надо уходить.

– Уходить?

– Да, валить из страны. Сегодня вечером.

– Спокойно, через несколько часов тебя отпустит.

– Нет, я серьёзно.

– Джордж Метески10 тоже был серьезный. И смотри, что с ним сделали.

– Не еби мне мозг! Еще час в этом городе и я кого-нибудь грохну!

Я понял, что он на грани. Та самая страшная острота ощущений на пике мескалинового прихода.

– Ладно, я одолжу тебе денег. Давай выйдем и посмотрим, сколько у нас осталось.

– А мы сможем выйти?

– Ну … зависит от того, до скольких человек мы доебемся по пути отсюда до выхода. Ты хочешь выйти по-тихому?

– Я хочу выйти по-быстрому.

– Ладно, расплачиваемся и медленно встаем. Мы оба удолбаны. Путь будет долгий. – Я крикнул официантку. Она подошла со скучающим видом, адвокат поднялся.

– Тебе платят за случку с медведем? – спросил он.

– Что?

– Это он шутит, – сказал я встряв между ними. – Эй, док, пойдем вниз, поиграем. Я довел его до края карусели, но он не хотел сходить, пока та не остановится.

– Она не остановится, – сказал я. – Она вообще не останавливается. – Я сошел и повернулся, ожидая его, но он застыл на месте … я не успел его выхватить и он уехал.

– Стой на месте! – крикнул я – Сейчас вернешься по кругу!

Он тупо глядел вперед перекошенными от страха и растерянности глазами. Но не пошевелил и мускулом, пока не сделал круг.

Я дождался, пока он очутился напротив меня и вытянул руку, чтобы его схватить – но он отпрыгнул и поехал по второму кругу. Я сильно занервничал. Я был на грани. Казалось, бармен наблюдает за нами.

Карсон-сити, подумал я. Двадцать лет.

Я залез на карусель, и быстро зашел к нему вдоль барной стойки со спины. Когда мы оказались на нужном месте, я столкнул его. Шатаясь, он побрел по проходу, потерял равновесие и, издав истошный вопль, врезался в толпу … покатился как бревно, потом резво поднялся на ноги, сжал кулаки и стал высматривать, кого бы ударить.

Я подошел к нему с поднятыми руками, изображая улыбку. «Ты навернулся, – сказал я. – Пойдем».

В этот раз на нас действительно все смотрели. Но этот болван не двинулся с места, а я знал, что будет, если я схвачу его.

– Ладно, стой здесь, за тобой сейчас придут. Я пошел.

Я быстро зашагал к лестнице, не обращая на него внимания.

На него это подействовало.

– Видал? – спросил он, поравнявшись со мной. – Какой-то козел пнул меня в спину.

– Наверно бармен, – сказал я. – За то, что ты сказал официантке.

– Господи! Давай выбираться отсюда. Где лифт?

– К лифту не подходи. Они только этого и ждут … запрут нас в стальном ящике и спустят в подвал. – Я обернулся, но никто за нами не шел.

– Не беги. Им нужен только повод, чтобы расстрелять нас.

Он кивнул, вроде понял. Мы быстро миновали большую аллею аттракционов: тир, тату-салоны, менялы и сладости, прошли ряд стеклянных дверей и спустились по газону к стоянке, где нас ждала «Большая красная акула».

– Поведешь ты, – сказал он. – Кажется, со мной что-то не то.

7. Параноидальный ужас … и жуткий призрак содомии … сверкание ножей и зеленые воды

Доехав до «Минт», я припарковался напротив казино, за углом у автостоянки. Не стоит лезть на рожон в вестибюле. За пьяных мы никак не сойдем. Мы оба перевозбуждены. Повсюду вокруг нас чрезвычайно угрожающие вибрации. Мы кинулись бегом через казино и дальше вверх по эскалатору в конце зала.

До номера мы добрались никого не повстречав – но замок не отпирался. Адвокат отчаянно с ним возился. «Суки, поменяли нам замок, – застонал он. – И наверняка устроили обыск в комнате. Господи, нам конец». Вдруг дверь распахнулась. Мы замерли, потом метнулись внутрь. Всё чисто. «Запри дверь на все засовы», – сказал адвокат. Он разглядывал два ключа от номеров. Подняв ключ с номером 1221 он спросил: «А этот откуда?»

– Номер Ласерды, – сказал я.

Он улыбнулся: «Да, точно. Я решил, пригодится».

– Зачем?

– Давай поднимемся к нему и вытащим его из постели струей из пожарного шланга, – предложил он.

– Нет, лучше к нему не соваться. У меня такое чувство, что он нас почему-то избегает.

– Ты прикалываешься? Этот португальский сукин сын опасен. Он следит за нами как ястреб. – Он искоса посмотрел на меня. – Ты что, с ним сговорился?

– Я позвонил ему, пока ты мыл машину. Он сказал, что сегодня ложится, чтобы завтра быть на старте к рассвету.

Адвокат не слушал. Он издал страдальческий вопль и ударил в стену кулаками.

– Вот козёл! Я знал! Он завладел моей женщиной!

Я рассмеялся: «Та блондиночка со съемочной группой? Думаешь, он отымел ее в задницу?

– Правильно, смейся! Вы белые все такие. – Он уже успел открыть новую бутылку текилы и пил ее большими глотками. Потом схватил грейпфрут и разрезал его пополам стальным охотничьим ножом с острым как бритва лезвием.

– Откуда у тебя нож? – спросил я.

– Принесли из обслуживания номеров, я попросил. Чтобы резать лаймы.

– Какие лаймы?

– Лаймов не было. Они в пустыне не растут. – Он порезал грейпфрут на четыре части, потом на восемь, потом на шестнадцать … потом стал кромсать их на ошметки. – Вот козлина, знал ведь, надо выйти с ним поговорить, пока была возможность. А теперь она с ним.

Я помнил ту девчонку. Несколькими часами ранее у нас с ней в лифте вышел конфуз: мой адвокат свалял дурака.

– Вы, наверно, гонщик – сказала она. – В каком вы классе?

– Классе? Каком нахуй классе?

– На чем вы ездите? – спросила он поспешно улыбнувшись. – Мы снимаем гонку для телевидения, и могли бы вас использовать.

– Меня использовать?

Матерь Божья, подумал я. Началось. В лифте было полно народу, мы поднимались с этажа на этаж очень медленно. Когда мы остановились на третьем, его трясло. Еще пять …

– Я езжу на больших мотоциклах, – вдруг вскрикнул он, – невъебенных.

Я засмеялся, чтобы разрядить обстановку. «Винсент блек шэдоу, – сказал я. – Мы в заводской команде.

В толпе послышался грубый недовольный ропот. «Херня», – сказал кто-то сзади.

– Минуточку! – крикнул адвокат … . Потом, повернувшись к девушке: «Простите, мадам, но сюда, кажется, затесался какой-то невежественный ушлепок, который напрашивается, чтобы ему вскрыли ебало».

Он запустил руку в карман черной синтетической жилетки и повернулся к толпе сзади. «Ну что, пидоры бледножопые, кого тут покоцать?»

Я следил за индикатором этажей. Лифт остановился на седьмом, дверь открылась, но никто не двинулся с места. Мёртвая тишина. Двери закрылись. Восьмой … В кабине ни звука, ни движения. Только двери начали закрываться, я шагнул вперед и выдернул его за руку. Как раз вовремя. Двери сомкнулись, и лифт поехал на девятый.

«Бегом в номер! – сказал я. – Эти гады вызовут копов!» Забежав за угол, мы оказались у двери номера. Адвокат безудержно хохотал. «Обстремались. Видал? Обстремались. Как крысы в клетке!» Когда мы заперли дверь на засов, он перестал хохотать. «Чёрт! Теперь всё серьёзно. Девчонка поняла. Она в меня влюбилась».

Теперь, по прошествии нескольких часов, он убедил себя, что Ласерда, так называемый фотограф, каким-то образом овладел девчонкой. «Давай поднимемся к нему и кастрируем уёбка, – сказал он, оскалив зубы и выписывая восьмерки своим новым ножом. – Это ты ему сдал ее?»

– Так, – сказал я. – Убери-ка свой ножик подальше и поди протрезвись. Я поставлю машину на стоянку.

Я медленно попятился к двери. За долгие годы общения с наркоманами ты понимаешь, что всё серьезно. Ты можешь повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику – особенно если он размахивает острым охотничьим ножом перед твоим лицом.

– Прими душ, – сказал я. – Вернусь через двадцать минут.

Я быстро вышел, заперев дверь на ключ и прихватив с собой украденный моим адвокатом ключ от номера Ласерды. Вот бедняга, думал я по пути к лифту. Его отправили сюда выполнять совершенно нормальное задание: фотографировать гонки мотоциклов и багги в пустыне, а он, сам того не подозревая, очутился в запредельном для его понимания чудовищном мире. Он ни за что не разберется, что тут происходит.

Что мы здесь делаем? В чем смысл это поездки? Неужели меня в самом деле на улице ждет большой красный кабриолет? Катаюсь ли я на эскалаторах гостиницы в каком-то наркотическом угаре или же я приехал в Лас-Вегас, чтобы сделать репортаж?

Я запустил руку в карман: ключ с номером 1850. Хоть что-то реально. Итак, сейчас мне надо поставить машину и вернуться в номер … а потом хоть как-то прийти в себя, чтобы разобраться с делами, которые возникнут утром.

С эскалатора в казино ? вокруг игорных столов по-прежнему толпы. Кто эти люди? Что за лица? Откуда они? Карикатуры на торговцев подержанными машинами из Далласа. Но они настоящие. И их чертовски много – все еще стоят вокруг игорных столов в городе посреди пустыни и что-то кричат в четыре тридцать утра в воскресенье. Все еще дрочат на Американскую Мечту, на образ Большого Выигрыша, вырисовывающегося в предрассветном хаосе затхлого казино.

Большая удача в «Силвер-сити». Обыграй крупье и вернешься домой богачом. Почему бы и нет? Я остановился у «Денежного колеса» и поставил доллар на Томаса Джефферсона … двухдолларовая банкнота-фрик11, как всегда думая, что инстинкт не подведет.

Не тут-то было. Еще два бакса в трубу. Сволочи!

Ну же, успокойся. Научись радоваться и проигрышу. Главное – сделать правдивый репортаж, всё как есть, остальное оставим журналам «Лайф» и «Лук» – по крайней мере пока. Съезжая вниз на эскалаторе, я увидел журналиста «Лайф», скрючившегося в телеграфной будке – он что-то вещал какому-то перевозбужденному роботу в конторской ячейке на том побережье. Вроде того: «Лас-Вегас на рассвете – Гонщики еще спят, пыль еще не осела над пустыней, 50000 призовых покоятся в темном сейфе Дель Уэбба в сказочном отеле «Минт» в самом сердце Центра Казино. Обстановка чрезвычайно напряженная. На месте группа журнала «Лайф» (как всегда в сопровождении отряда полиции…) Пауза. «Да, я сказал полиции. В конце концов, это специальный репортаж для «Лайф»…»

Красная акула стояла напротив казино «Фримонт», где я её и оставил. Я отвёз её в гараж – «машина доктора Гонзо, всё в порядке, если у ваших сотрудников появится свободная минутка – пусть натрут её воском к утру. Да, конечно, запишите в счёт номера».

• • •

Когда я вернулся, адвокат был в ванне. Погруженный в маслянистую зеленую воду – раствор каких-то японских солей – он прихватил их в сувенирной лавке гостиницы вместе с новым радиоприемником, теперь включенным в розетку для электробритвы. На полную громкость. Какая-то херня под названием Three Dog Night про лягушку Иеремия, желавшую принести «Радость всему миру».

Сначала Леннон, теперь это, подумал я. На очереди стоны Гленна Кемпбелла о том «куда исчезли все цветы?»

И правда, куда? Цветов в этом городе нет. Только плотоядные растения. Я убавил громкость и заметил рядом с приемником комок пожеванной белой бумаги. Адвокат, кажется, не заметил, что стало тише. Он был окутан клубами зеленого пара, над водой виднелось только полголовы.

– Ты всё это сожрал? – спросил я, подняв комок бумаги.

Он меня не замечал. Я так и знал. Следующие шесть часов до него будет не достучаться. Он заточил целую промокашку.

– Гнусный сукин сын, – сказал я. – Молись, чтобы в чемоданчике оказался торазин, иначе завтра тебе придется очень худо.

– Музыку! – зарычал он. – Погромче. Поставь вон ту кассету.

– Какую кассету?

– Новую. Вон там.

Я поднял приемник и заметил, что в нём встроенный магнитофон. Кассету – Surrealistic Pillow – нужно было только перевернуть. Он уже прослушал первую сторону – на такой громкости, что слышно, наверно, было во всех номерах через все стены в радиусе сто метров.

– «Белый кролик», – сказал он. – Хочу нарастающий звук.

– Ты обречен, – сказал я. – Через два часа я отсюда сваливаю, а потом сюда придут люди с большими дубинками и выбьют из тебя всё говно. Прямо в ванне.

– Я копаю свои могилы – сказал он. – Зеленая вода и «Белый кролик» … Поставь, а не то я тебя …

Из воды взлетела рука с зажатым в кулаке охотничьим ножом.

– Господи, – пробормотал я. В этот момент я понял, что он безнадежен – лежит, обожравшись кислоты, в ванне, размахивает самым острым ножом, что я когда-либо видел, ничего не соображает и требует «Белого кролика». Всё, подумал я, с меня хватит. Больше возиться с этим дегенератом я не намерен. На этот раз он решил убиться по-настоящему. Сам напросился … .

– Ладно, – я перевернул кассету и нажал воспроизведение, – Но сделай мне напоследок одно одолжение, хорошо? Дай мне два часа. Больше я не прошу – всего-то два часа поспать. Подозреваю, что завтра будет очень тяжелый день.

– Разумеется. Я ведь твой адвокат. Я выделю тебе столько времени, сколько тебе нужно, по обычной ставке: 45 долларов в час, но тебе понадобится подушка, так что положи купюру в сто баксов под радио и пиздуй отсюда.

– Может чеком? Пилозубого национального банка. У тебя его примут без удостоверения личности. Меня там знают.

– Как угодно, – сказал он, начиная подергиваться под музыку. В ванной было как внутри огромного неисправного низкочастотного динамика. Мерзкие вибрации, оглушительный звук. На пол натекло воды. Я положил радио как можно дальше от ванны, насколько хватило провода, вышел и закрыл за собой дверь.

Через пару секунд он заорал: «На помощь! Сука! На помощь!»

Я кинулся обратно, думая, что он случайно откромсал себе ухо.

Однако нет … он тянулся из ванной к полочке, на которой лежало радио.

– Дай сюда радио, блядь.

Я выхватил у него приемник. «Дурила! Лезь обратно в ванну! Уйди нахуй от радио!» Регулятор громкости был выкручен до предела, невозможно было понять, что играет, если не помнишь «Белого кролика» по нотам … . я тогда помнил и знал, что песня закончилась … кульминация миновала.

Но адвокат, видимо, пропустил момент. Ему хотелось ещё. «Поставь обратно! – закричал он. – Ещё раз!» Он смотрел невидящими, обезумевшими глазами. Он был на грани какого-то жуткого психического оргазма …

«Включай! – вопил он. – Чтоб хуячило на полную! А как дойдет до той фантастической ноты, где кролик откусывает себе башку, кидай радио мне прямо в ванну».

Я пристально посмотрел на него, крепко держа приемник. «Только не я, – сказал я наконец. – Я бы с удовольствием захерачил тебе в ванну 440-вольтовый скотопогонщик, но только не радио. От взрыва тобой прошибет стену, через десять секунд тебе пиздец, – я рассмеялся. – Черт, а меня заставят давать показания, потащат на вскрытие, будут допрашивать, как всё было – в мельчайших подробностях. Мне это нахуй не надо».

– Херня! – взревел он. – Скажи им, я хотел вскрыться!

Я задумался. «Ладно, – сказал я наконец. – Ты прав. Пожалуй, это единственный выход». Я занес над ванной радио/магнитофон – он был до сих пор включен в сеть. «Погоди, я проверю, всё ли в порядке, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы я бросил эту штуку в ванну на кульминации «Белого кролика», так?»

Он улегся обратно в воду с благодарной улыбкой. «Да, блядь, наконец-то. Я уж думал, придется вылезать и ловить горничную, чтобы поручить это ей».

«Спокойно, – сказал я. – Готов?» Я нажал пуск и «Белый кролик» заиграл снова. Почти сразу он завыл и застонал … очередной скоростной забег на вершину, с намерением в этот раз всё-таки взлететь. Он крепко зажмурился, из маслянистой зеленой воды торчали только коленки и голова.

Пока песня двигалась к кульминации, другой рукой я перебирал жирные спелые грейпфруты, сложенные в кучу рядом с умывальником. Самый больший весил почти килограмм. Я ухватил его покрепче, и когда наступила кульминации песни – метнул его в ванну как пушечное ядро.

Адвокат истошно завопил и забился в ванной, как акула над жертвой, расплескивая воду и пытаясь до чего-то дотянуться.

Я выдернул шнур из радио/магнитофона и мигом выскочил прочь из ванной … Аппарат продолжал играть, но теперь он питался от своих безопасных батареек. Пока я пересек комнату и подошел к своему чемоданчику, музыка стихла. Я достал газовый баллончик … . Тут вывалился из ванной мой адвокат, чуть не сорвав дверь с петель. Он смотрел невидящими глазами, но размахивал перед собой ножом как человек, всерьез вознамерившийся что-то порезать.

«Газ! – крикнул я. – Хочешь отведать? – Я помахал баллончиком перед его слезящимися глазами.

Он остановился. «Сссука! – прошипел он. – С тебя ведь станется, так?»

Я рассмеялся, по-прежнему размахивая баллончиком. «Да ладно, тебе понравится. Что может быть лучше прихода от «Мейса» – сорок пять минут на коленях с удушьем и сухом рвотой. Успокоишься в миг».

Он смотрел в мою сторону, пытаясь сосредоточить взгляд. «Подлый бледножопый сукин сын, – пробормотал он. – С тебя ведь станется?»

– А что? Минуту назад ты упрашивал меня убить тебя! А теперь ты хочешь убить меня! Да мне, черт подери, пора уже полицию вызывать!

Он поник. «Копов?»

Я кивнул. «Да, выбора нет. Как я лягу спать, когда ты бродишь рядом в таком состоянии – пережрал кислоты и хочешь покромсать меня на куски этим сраным ножом»

Он закатил глаза, попытался улыбнуться.

«Ну почему сразу покромсать? Я просто хотел вырезать тебе на лбу буковку Z – ничего серьезного», – он пожал плечами и потянулся за сигаретной пачкой на телевизоре.

Я снова погрозил ему баллончиком. «Дуй назад в ванну. Закинься красными, попробуй успокоиться. Пыхни травы, вмажься медленным – делай, сука, что хочешь, только дай мне поспать».

Он пожал плечами и рассеяно улыбнулся, будто безоговорочно соглашаясь со всем, что я сказал. «Да, черт возьми, – сказал он с предельно серьезным видом. – Тебе и правда надо поспать. Завтра у тебя много работы».

Он с грустью покачал головой и побрел в ванную. «Вот жопа!» Он помахал мне на прощание.

– Отдыхай. Не хватало еще, чтобы ты из-за меня не спал.

Я кивнул, взглядом проводил его до ванной – он всё еще держал нож в руке, но уже забыл о нём. Кислота в нем сбавила обороты; следующей фазой, скорее всего, будет нечеловечески сильный интроспективный кошмар. Часа четыре кататонического отчаяния, но никакой физической опасности. Только за ним закрылась дверь, я тихонько подставил под дверную ручку тяжелый угловатый стул и положил газовый баллончик возле будильника.

В комнате стало очень тихо. Я подошёл к телевизору и переключил его на неработающий канал – помехи на полную громкость, отличный фон для сна, мощное неумолкающее шипение глушит все посторонние звуки.

8. «Гении всего мира стоят, держась за руки, и каждое потрясение от узнавания гонит весь хоровод по кругу»

Арт Линклеттер12

Я живу в тихом местечке, где ночью каждый звук что-то предвещает: резко просыпаешься с мыслью, что там такое?

Обычно ничего, но иногда … трудно привыкнуть к городу с его ночными звуками. Все они успокаивающе обыденные … машины, клаксоны, шаги … не расслабишься; приходится глушить всё помехами из косоглазого телевизора. Зажать переключатель между каналами … и баиньки… .

Не замечать этот кошмар в ванной. Еще один озверевший дезертир Поколения любви, обреченный клоун, который не выдержал и сломался. Мой адвокат так и не смог принять убеждение, часто исповедуемое завязавшими наркоманами – особенно тем, кто отбывает условный срок – будто без наркотиков прет гораздо круче, чем от них.

Как, впрочем, и я. Но однажды я жил по соседству с Доктором –––––13, бывшим кислотным гуру, который впоследствии заявил, что ему удалось совершить большой скачок от химического неистовства к сверхъестественному сознанию. В один прекрасный день, еще на заре Великой сан-францисской кислотной волны, я заглянул в гости к Доброму доктору с намерением спросить его, (поскольку он уже тогда был известным авторитетом в психотропных веществах) что он мог бы посоветовать своему соседу, который испытывает здоровое любопытство насчёт ЛСД.

Я оставил машину на дороге и зашагал по гравию подъездной дорожки, остановившись по пути радостно помахать рукой его жене, ушедшей в садовые работы с головой, покрытой огромной широкополой шляпой … какая идиллия, подумал я: муж сидит дома и варит свой фантастический психоделический отвар, а жена – работает в саду, пропалывает морковь, или чем она там занимается … и напевает какую-то мелодию – тогда я так и не смог ее узнать.

Мелодия. Как же … Лишь лет десять спустя я понял, что это были за звуки: подобно Гинсбергу, распевавшего «ом» на суде14, –––– пытался заглушить мантрой мое присутствие. В саду работала не его жена, а сам добрый доктор, а эти напевы – отчаянная попытка изгнать меня из своего расширенного сознания.

Я несколько раз пытался объясниться: что зашел по-соседски за советом насчет приёма ЛСД у себя дома. В конце концов у меня было оружие. И мне нравится стрелять – особенно ночью, когда из ствола вырывается красивое синее пламя, и шум … . и пули, да, пули тоже. Нельзя закрывать на это глаза. Шарики свинца/сплава летят по долине со скоростью до 1125 км/с …

Но я всегда стрелял в ближайший холм, а если холма не было – в темноту. Я ни в кого не метил, мне просто нравились взрывы. И я никогда не убивал больше, чем мог съесть.

«Убивать»? Я понял, что никогда не смогу растолковать это слово тому существу в саду. Оно вообще когда-нибудь ело мясо? Умеет ли спрягать глагол «охотиться»? Понимает ли, что такое голод? Способно ли понять, что такое 32 доллара в неделю – мой средний доход в тот год?

Нет … здесь общение невозможно. Но прежде, чем до меня дошло, доктор успел проводить меня своей мантрой обратно до машины и на машине вниз под горку. Забудь об ЛСД, подумал я. Смотри, что оно сделало с этим несчастным.

Так что еще где-то полгода я продержался на траве и роме, а потом перебрался в Сан-Франциско и одним вечером очутился в месте под названием «Филлмор аудиториум». Тут всё и началось. Серый кубик сахара и БУМ! Я снова у доктора в саду. Но не на поверхности, а под землей, пробиваюсь грибом-мутантом сквозь тщательно возделанную почву. Жертва Психоделического Взрыва. Настоящий уличный торчок, жрущий все что попало. Помню, как однажды в «Матрицу» зашел какой-то бродяга с большим рюкзаком за плечами, крича: «Кому Л … С … Д … ? Все материалы с собой, нужно только место, где приготовить».

К нему сразу подбежал администратор: «Тихо, тихо, пойдем в кабинет». Больше я никогда его не видел, но прежде, чем его увели, он успел раздать образцы. Большие белые капсулы. Я зашел съесть свою в мужской туалет. Но сначала половинку, подумал я. Здравая мысль, но трудно осуществимая в тех обстоятельствах. Одну половину я съел, а другую просыпал на рукав своей красной клетчатой рубашки … .И, пока стоял в раздумьях, что с ней делать, зашёл один из музыкантов. «Что случилось?» – спросил он.

«Видишь, – ответил я. – Белый порошок у меня на рукаве – это ЛСД».

Он, ни слова не говоря, хватает меня за руку и начинает её облизывать. Стрёмная картина. Я подумал, а что случится, если вдруг войдет какой-нибудь молодой биржевой брокер/поклонник Кингстон Трио и застукает нас на месте? И хуй с ним. Если повезёт, травма на всю жизнь – теперь он всегда будет думать, что во всех его любимых барах в помещениях за узкой дверью мужики в красных рубашках ловят невероятный кайф от вещей, которые он никогда не узнает. Отважился бы он облизать рукав? Наверное нет. Обойти сторонкой, не высовываться …

Странные воспоминания этой нервной ночью в Лас-Вегасе. Пять лет прошло? Шесть? Будто целая жизнь, или хотя бы Главная Эпоха – золотой век, пик, который никогда не повторится. Сан-Франциско в середине шестидесятых – особое время, особое место. Может быть, это что-то значило. Может и нет, в конечном счете … но никак не передать – ни словами ни музыкой – и не забыть то чувство причастности, биения жизни на том отрезке времени в том уголке мира. Что бы это ни значило … .

Трудно знать историю – всякий продажный сброд постарался – но даже без «истории» кажется вполне закономерным, что время от времени накопленная энергия целого поколения вдруг вырывается ярким красивым пламенем. Почему – никто не в силах понять тогда и объяснить потом.

Ядро моих воспоминаний о том времени – одна или пять или сорок ночей – или предрассветных часов, когда я, едва соображая, выезжал из «Филмора» и ехал не домой, а гнал свой большой мотоцикл 650 Лайтнинг через Бэй-бридж на скорости 150, в шортах и ковбойской куртке … мчался по туннелю Трежер-айленд к огням Окленда, Беркли и Ричмонда, не зная еще, куда свернуть на выезде (я всегда глох на турникете, не в состоянии нащупать нейтралку, одновременно копаясь в поисках мелочи) … . но будучи совершенно уверен: куда бы я ни взял путь, везде меня встретят люди такие же веселые и безумные, как я … в этом сомневаться не приходилось.

Безумие царило повсеместно, ежедневно и всенощно. Если не на ту сторону залива, то по мосту Золотые ворота или по шоссе 101 в Лос-Альтос или Ла-Хонду. Куда ни попади, выбьешь искру. Мы были во власти фантастического всеобщего чувства своей безоговорочной правоты, грядущей победы …

Да, пожалуй, вот в чём было дело: чувство неизбежной победы над силами Старого Порядка и Зла. Не агрессивной, военной победы; она нам была ни к чему. Мы верили, что просто возобладает наша энергия. Бороться бессмысленно – ни на их, ни на нашей стороне. Мы набрали полную скорость, мы взлетали на гребне прекрасной волны … .

Не прошло и пяти лет, и сегодня можно взобраться в Лас-Вегасе на вершину холма и посмотреть на запад, и, если умеешь видеть, то перед взором замаячит уровень полной воды – там, где волна наконец разбилась и отхлынула вспять.

9. Никакого сочувствия к дьяволу … Пытки журналистов? … Бегство сквозь безумие

Решение бежать пришло внезапно. А может и нет. Может, я всю дорогу его планировал – подсознательно выжидал верного момента. Пожалуй, счёт сыграл свою роль. Мне нечем было его оплатить. И я не собирался выкидывать номер с переводными векселями. Особенно после того, как я имел неосторожность связаться с Сидни Зайоном15, когда у меня отозвали «Америкэн экспресс», и теперь эти сволочи подали на меня в суд – вместе с «Дайнерс клаб» и Внутренней налоговой службой….

Кроме того, за всё отвечает журнал. Мой адвокат об этом позаботился. Мы ничего не подписывали, только счета за обслуживание в номере. Сколько всего набежало, мы так и не узнали, но прямо перед отъездом адвокат посчитал, что выходило где-то по 29-36 долларов в час, за двое суток.

– Вот это да, – сказал я. – Как так получилось?

Ответить на этот вопрос было некому. Адвокат уже уехал.

Он наверняка почуял неладное. Вечером в понедельник он заказал в номер набор чемоданов из тонкой воловьей кожи, и заявил мне, что у него забронировано место на ближайший рейс до Лос-Анджелеса. Придется поторопиться, сказал он, и по пути в аэропорт стрельнул у меня 25 долларов на билет.

Я проводил его, а на обратной дороге зашёл в сувенирную лавку и спустил все оставшиеся деньги на всякий хлам: пластмассовые зажигалки «Зиппо» со встроенным рулеточным колесом за 6.95$, 50-центовые фишки с портретом Кеннеди, жестяные банки для костей в виде обезьян по 7.50$ … Я собрал всё это в кучу и свалил на заднее сиденье … . Затем с достоинством уселся на водительское место (крыша была, как всегда, откинута), включил радио и задумался.

Как поступил бы в такой ситуации Хорацио Элджер?

«Одна затяжка и вперед … «

Паника. Она поползла по позвоночнику, как бывает в начале кислотного прихода. На меня вдруг обрушилось ясное осознание пугающей действительности: я один в Лас-Вегасе, на баснословно дорогой машине, в полном неадеквате, адвокат улетел, деньги кончились, статью для журнала я не написал и поверх всего – невъебенный гостиничный счёт. Мы поназаказывали в номер все, что способны унести человеческие руки; среди прочего – шестьсот кусков прозрачного мыла «Ньютроджина».

Оно валялось по всей машине: на полу, на сиденьях, в бардачке. Мой адвокат договорился с метисками-горничными на нашем этаже, чтобы те нам его приносили – шестьсот кусков непонятной прозрачной херни – и теперь это всё моё.

Ещё мне достался пластмассовый портфель: я внезапно заметил его справа на переднем сиденье. Я поднял его и сразу догадался, что лежит внутри. Ни один самоанский адвокат в здравом уме и твердой памяти не попрётся через металлодетектор коммерческой авиалинии с огромным «Магнумом» в кармане … .

Он оставил его мне, чтобы я потом ему его вернул – если сам вернусь в Лос-Анджелес. Если … я живо представил себе беседу с полицейским из дорожного патруля Калифорнии.

Что? Какой пистолет?? Этот заряженный, незарегистрированный, в скрытном ношении, возможно, находящийся в розыске «Магнум-357»? Как он у меня оказался? Видите ли, по совету своего адвоката, который впоследствии исчез, я свернул с дороги у Мескаль-Спрингс, и пока я безо всякой цели бродил по этому оазису, вдруг откуда ни возьмись передо мной появился маленький бородатый тип – в одной руке линолеумный нож, в другой огромный чёрный пистолет … он предложил вырезать мне на лбу большую букву Х, на память о лейтенанте Кэлли, … но когда я сказал ему, что я доктор журналистики, он резко передумал. Да, вы конечно не поверите, но он вдруг швырнул нож в солёные мескалевые воды у наших ног, а потом дал мне этот револьвер. Именно так, вручил мне его рукояткой вперед, а потом убежал во тьму.

Вот откуда у меня этот пистолет. Верите?

Нет.

Но я не собирался его выбрасывать, вот еще. В наши дни хороший «Магнум» не так-то просто достать.

Короче, довезу его до Малибу, и он мой. Рисковал я – пистолет мой: всё правильно. А если самоанская свинья припрётся ко мне домой и поднимет визг – получит из этого пистолета пулю в берцовую кость. Да. 158 гранов свинца и сплава, помноженные на скорость 500 метров в секунду дают двадцать килограмм самоанского мяса вперемешку с обломками костей. А что?

Бред, бред … а тем временем я в полном одиночестве сижу в Красной акуле на стоянке в аэропорту Лас-Вегаса. К черту панику. Собраться. Продержаться. Следующие сутки самое главное – сохранить самообладание. Один посреди ебучей пустыни, в гнезде вооруженных психопатов, в машине, полной опасностей, страхов и долгов, которые я должен довезти до Лос-Анджелеса. Потому что если меня возьмут здесь, я обречен. Мне пиздец. Без вариантов. Для доктора журналистики на должности главного редактора тюремной газеты нет будущего. Катить из этого штата-атавизма, да побыстрее. Да. Но сперва – обратно в гостиницу, обналичить чек на 50 баксов, подняться в номер, заказать два клубных сэндвича, два литра молока, кофейник и 0,75 «Бакарди аньехо».

Без рома сегодня ночью не обойтись – надо почистить записи, этот позорный дневник … всю ночь напролёт крутить на полной громкости магнитофон: «Allow me to introduce myself . . . I’m a man of wealth and taste…"16

Сочувствие?

Только не ко мне. Лас-Вегас не пощадит преступника и наркомана. Здесь как в армии, действует акулья мораль: пожирай раненых. В закрытом обществе, где виновен каждый, единственное преступление – попасться. В мире воров единственный смертный грех – глупость.

Дикое ощущение – сидеть в четыре утра в гостинице Лас-Вегаса, склонившись над блокнотом и диктофоном в люксе за 75 долларов в сутки и с баснословным счётом за обслуживание, набежавшим за двое суток кромешного безумия, зная, что на рассвете ты сбежишь, не заплатив не единого цента … гулкими шагами преодолев вестибюль, вызвать из гаража свой красный кабриолет и стоять и ждать с полным чемоданом травы и оружия … пытаясь выглядеть непринужденно, просматривать первый утренний номер местной газеты «Сан».

Это последний шаг. Несколькими часами ранее я уже отнес все грейпфруты и прочий багаж в машину.

Оставалось только избежать западни: Да, вести себя чрезвычайно естественно, спрятать бешеные глаза за зеркальными стеклами очков … дождаться, пока пригонят Акулу. Кстати, где она? Я отдал злобному парковщику-сутенеру пять долларов, крайне уместное капиталовложение.

Спокойно, читаем газету. Вверху страницы кричащий синий заголовок:

Троица снова под арестом в связи со смертью красавицы

Как сообщили в морге округа Кларк, причиной смерти 19-летней красавицы Дианы Хэмби, чей труп был обнаружен на прошлой неделе в холодильнике, стала передозировка героином… Окружная бригада по расследованию убийств задержала подозреваемых, одна из которых, 24-летняя женщина попыталась выпрыгнуть через стеклянную дверь своего трейлера, но была остановлена стражами порядка. По словам полицейских, женщина билась в истерике и кричала: «Живой меня не возьмете». Однако полицейские надели на неё наручники, и никто не пострадал … .

Американские солдаты гибнут от наркотиков

Вашингтон (АП) – Согласно докладу подкомитета Палаты представителей, в прошлом году из-за передозировки наркотиков погибло 160 американских военнослужащих, из них 40 во Вьетнаме … Также предполагается, что наркотики вызвали смерть еще 56 солдат в Азии и на Тихом океане … В докладе подчеркивается, что проблема героина во Вьетнаме приобретает всё более угрожающие масштабы из-за лабораторий в Лаосе, Таиланде и Гонконге. «Борьба с наркотиками во Вьетнаме фактически безрезультатна, – утверждают авторы доклада, – как из-за некомпетентности местных правоохранительных органов, так и по вине неустановленных пока лиц в аппарате правительства, вовлеченных в наркоторговлю».

Слева от этой мрачной заметки по центру страницы красовалась фотография на четыре колонки: полицейские в Вашингтоне в схватке с «юными пацифистами, устроившими сидячую забастовку и загородившими вход в Центральную призывную комиссию».

Рядом с фотографией жирный чёрный заголовок:

«На суде всплывают рассказы о пытках на войне».

Вашингтон – Вчера добровольные свидетели рассказали неофициальной комиссии конгресса о том, что при исполнении должностных обязанностей в ходе допросов вьетнамских военнопленных они постоянно пытали их электричеством и сбрасывали их с вертолетов. Младший сержант разведки сухопутных войск признался, что застрелил свою китайскую переводчицу, на что его начальник ответил: «Ничего, она ж косоглазая», имея в виду, что та была азиаткой … .

Прямо под этой заметкой был заголовок: «Пять человек ранено в трущобах Нью-Йорка» … неизвестным злоумышленником открывшим огонь с крыши здания, причины неизвестны. Сверху ещё один: «Арестован владелец аптеки» … «в результате», как пояснялось в статье, «предварительного расследования (в аптеке Лас-Вегаса), выявившего недостачу свыше 100 тысяч таблеток препарата, запрещенного к свободной продаже … «

По прочтении первой полосы мне стало намного лучше. На фоне этих гнусностей мои преступления выглядели блекло и ничтожно. Я был сравнительно приличный гражданин – пусть многократно преступивший закон, зато не опасный. Что непременно отразиться на счёте, когда Большой Судья подведет итоги моей игры.

Или нет? Я перевернул газету на спортивную страницы и увидел короткую заметку о Мохаммеде Али; Верховный суд рассматривал его последнюю апелляцию. Его приговорили к пяти годам за отказ убивать «косоглазых».

«А чо, я против вьетконговцев ничо не имею», – сказал он.

Пять лет.

10. Вмешательство «Вестерн юнион»: предупреждение от мистера Хима … Новое задание от спортивного отдела и беспощадное приглашение от полиции

Я снова ощутил себя виновным. Акула! Где она? Я отбросил газету и зашагал туда-сюда. Теряя самообладание. Я почувствовал, как рушится весь мой план … и тут заметил, что из ближайшего гаража по пандусу выезжает машина.

Свобода! Я схватил свой кожаный рюкзак и шагнул навстречу своим колесам.

– Мистер Дюк!

Голос прозвучал за спиной.

– Мистер Дюк! Мы вас искали!

Я чуть не рухнул на тротуар. Каждая клетка мозга и тела обмякла … Нет! Подумал я. Это галлюцинации. Там никого нет, меня никто не зовёт, это параноидальная галлюцинация, амфетаминовый психоз … . Продолжаем шагать к машине и улыбаться …

– МИСТЕР ДЮК! Постойте!

Мда… а что? В тюрьме написано немало хороших книг. К тому же в Карсон-сити я не буду чужим. Меня узнают директор и пахан: я однажды брал у них интервью для «Нью-Йорк таймс». А также у многих зеков, охранников, копов, которые потом рассердились и стали угрожать мне по почте, потому что статья так и не вышла.

Почему нет, спрашивали они. Они хотели поведать миру свои истории. Но как им объяснишь, что все их рассказы оказались в мусорной корзине или навсегда осели в архиве, потому что первые несколько абзацев не угодили какому-то нью-йоркскому редактору – нервному трутню, сидящему за серым пластиковым столом в недрах журналистской бюрократии, чьих тонкостей не понять ни одному невадскому зеку – и статья погибла на корню, потому что я отказался переписать вступление. По своим соображениям … .

Ни одно из которых не прокатило бы в тюремном дворе. Да и какого чёрта? К чему подробности? Я повернулся к своему обвинителю, невысокому молодому клерку с широкой улыбкой на лице и жёлтым конвертом в руке.

– Я звонил вам в номер, – сказал он. – А потом заметил вас на улице.

Я кивнул, уже не в силах сопротивляться. Теперь Акула стояла рядом, но я даже не видел смысла класть туда сумку. Доигрался. Приехали.

Клерк по-прежнему улыбался: «Вам только что пришла телеграмма. То есть, как бы не вам. Она на имя Томпсона, но написано «вручить Раулю Дюку». Вы понимаете, о чем речь?

У меня закружилась голова. Слишком много всего и сразу. Свобода, тюрьма, потом снова свобода – и всё за полминуты. Я пошатнулся назад и облокотился на машину, ощупывая дрожащей рукой складки белой брезентовой крыши. Клерк, по-прежнему улыбаясь, тыкал в меня телеграммой.

Я кивнул, не в силах сказать ни слова. «Да, – наконец выговорил я. – Понимаю». Я взял конверт и вскрыл его:

Молния

хантеру томпсону

через рауля дюка

номер люкс 1850

гостиница минт лас-вегас

позвони мне немедленно повторяю немедленно новое задание с завтрашнего дня тоже лас-вегас не уезжай тчк национальная конференция окружных прокуроров приглашает на четвертый семинар по наркотикам и психотропным веществам в гостинице дюны тчк звонили из роллинг стоун нужна статья 50 тысяч слов большой гонорар все расходы оплачены включая образцы тчк заказаны номера в гостинице фламинго и белый кадиллак тчк всё готово подробности по телефону звони немедленно срочно повторяю срочно

доктор гонзо

– Охуеть! – пробормотал я – Не может быть!

– Хотите сказать, это не вам? – клерк вдруг занервничал. – Я посмотрел Томпсона в книге постояльцев. Его там нет, но я решил, что он работает с вами.

– Так и есть, – выпали я. – Не волнуйтесь, я ему передам.

Я закинул сумку на переднее сиденье, намереваясь уехать, пока не истекла отсрочка приговора. Но клерк не унимался.

– А что с доктором Гонзо?

Я уставился на него, предоставив ему возможность полюбоваться своим отражением в зеркальных стеклах очков.

– С ним всё в порядке. Но у него скверный нрав. Доктор ведёт все наши дела, вся финансовая отчетность на нём.

Я быстро уселся в машину и приготовился отчаливать. Клерк засунул голову внутрь.

– Нас смутило то, что на этой телеграмме из Лос-Анджелеса стоит его подпись, а по нашим данным он должен быть в гостинице, – он пожал плечами. – Кроме того, телеграмма адресована постояльцу, который у нас не записан … так что задержки было не избежать. Я надеюсь, вы понимаете …

Я кивнул, желая побыстрее свалить: «Вы поступили правильно. Никогда не пытайтесь разобраться в журналистских телеграммах. В половине случаев мы шифруем сообщения, особенно с доктором Гонзо».

Он снова улыбнулся, но в этот раз какой-то странно: «Скажите, а когда доктор проснётся?»

Я напрягся: «Проснётся? То есть?» Он замялся.

– В общем, управляющий, мистер Хим, хотел бы с ним побеседовать, – Теперь его улыбка определенно превратилась в злобную ухмылку. – Ничего такого. Мистер Хим всегда лично знакомится с постояльцами с крупным счетом … там просто поболтать, пожать руку, ну вы понимаете.

– Разумеется, – ответил я. – Но на вашем месте я бы не стал беспокоить доктора, пока он не позавтракает. Он очень грубый человек.

Клерк осторожно кивнул.

– Но сегодня он выкроит время? Ближе к обеду?

Я понял, куда он клонит.

– Послушайте, в телеграмме всё наоборот. Она от Томпсона, а не для него. В «Вестерн юнион» видимо напутали.

Я сунул ему в лицо телеграмму, зная, что он её уже прочёл.

– На самом деле, это срочное сообщение доктору Гонзо, который сейчас наверху, о том что Томпсон едет из Лос-Анджелеса на новое задание, – Я помахал телеграммой, отгоняя его от машины. – До свидания, мне нужно на трассу.

Он отошел, а я включил первую передачу. «Спешить некуда, – крикнул он вслед. – Гонка уже закончилась»

– Только не для меня, – я дружески махнул ему рукой.

– Звоните если что! – крикнул он, пока я выезжал на дорогу.

– Обязательно! – крикнул я в ответ.

Я влился в транспортный поток. Проехав несколько кварталов по Главной улице не в том направлении, я развернулся и направился на юг, в сторону Лос-Анджелеса. Но размеренно и неторопливо. Спокойно, главное выехать за пределы города … .

Надо свернуть с дороги, где меня никто не увидит, постоять и подумать над телеграммой от моего адвоката. Телеграмма настоящая, в этом я был уверен. В ее тоне явственно проступала неподдельная срочность, здесь ошибиться было нельзя …

Но я был ни в настроении, ни состоянии оставаться в Лас-Вегасе еще на неделю. Только не сейчас. Нельзя столько искушать судьбу в этом городе … а я дошёл до края. Теперь ко мне со всех сторон подбирались мерзкие хищные твари; я уже чуял их запах.

Да, определенно пора уезжать. Мои шансы здесь упали до нуля.

Теперь, без спешки двигаясь по бульвару Лас-Вегаса со скоростью 50км/ч, я мечтал о местечке, где бы отдохнуть и оформить решение. Оно, разумеется, уже было принято, но мне требовалась кружка-другая пива, чтобы обмыть сделку и заглушить один мятежный нерв, проводивший дурные вибрации … .

Придется с ним разобраться. Потому что всё-таки был кое-какой довод в пользу того, чтобы остаться. Предательский, глупый и безумный во всех отношениях – но нельзя было не увидеть извращенную иронию препохабнейшей картины: гонзо-журналист, на, возможно, последней стадии наркотического психоза приглашается на освещение Конференции окружных прокуроров по наркотикам и психотропным веществам.

Ещё нездоровым блеском светилась мысль жестоко кинуть один отель в Лас-Вегасе, но не бежать обреченно от возмездия в Лос-Анджелес, а прокатиться по городу, поменять красный «Шевроле» на белый «Кадиллак», поселиться за счет журнала в другом отеле и затесаться в толпу полицейских со всей Америки, пока они будут втирать друг другу про Проблему Наркотиков.

Опасное безумие, но именно такую затею поддержал бы настоящий знаток работы на грани. Ибо где в последнюю очередь будет местная полиция искать наркомана и мошенника, только что выставившего на деньги отель в центре города?

Правильно, на Конференции окружных прокуроров по борьбе с наркотиками в фешенебельном отеле на центральном проспекте … . у «Дворца Цезаря» в сверкающем «Куп де вилле» … на вечеринке для наркоагентов и их жён в «Дюнах».

В самом деле, лучше места не найти. Но только не мне. И уж точно не моему адвокату – очень заметный человек. По одиночке, у нас бы, может, и получилось. Но вместе никак, мы спалимся. Слишком много взрывоопасных реактивов в этой комбинации; искушение учинить жесть и ахуй окажется непосильным.

И тогда, конечно, нам конец. Никто не даст нам пощады. Проникнуть под прикрытием в стан агентов, работающих под прикрытием, значит принять правила игры всех шпионов: «Как всегда, если вы или любой другой сотрудник организации попадет в руки противнику, министр будет отрицать всякую связь … и т.д. и т.п.»

Нет, это уж слишком. Граница между безумием и мазохизмом начала расплываться; пора возвращаться … заняться делами, взять тайм-аут, отсрочить приговор … как угодно.

А что? Время выходить из игры приходит рано или поздно: а уж подсчитывать убытки или выигрыш – это как повезёт.

Я ехал неспеша, выискивая подходящее место, где с утра пораньше можно посидеть за кружкой пивка и собраться с мыслями … Спланировать это противоестественное отступление.

11. ААААА, Мама, неужели это конец? … На дне Лас-Вегаса; снова амфетаминовый психоз?

Вторник, девять утра … Сейчас, сидя в кафе «У дикого Билла» на окраине Лас-Вегаса, я всё понял. Дорога в Лос-Анджелес только одна – автострада 15, прямая трасса без проселков и объездных путей – скоростной заезд через Бейкер, Барстоу и Берду, затем выезжаю на Голливудское шоссе и прямиком в безумие и забвение: безопасность и анонимность, ещё один фрик в Царстве фриков.

Но пока ближайшие пять-шесть часов я буду заметной мишенью на этой поганой дороге – единственный красный кабриолет между Монтаной и Тихуаной … мчащий по пустынному шоссе под управлением полуголого деревенщины, которого с распростертыми объятьями ждут в дурдоме. Что лучше – надеть лилово-зеленую гавайскую рубашку или не надевать ничего?

В этой чудовищной машине не спрятаться.

Невесёлая предстоит поездка. Даже бог солнца отвернулся. Скрылся за тучи впервые за три дня. Солнца нет вообще. Небо серое и скверное.

Въезжая на автостоянку «Дикого Билла», которую так просто не найдешь, я услышал рёв над головой и, задрав голову, увидел, как в километре над шоссе, оставляя за собой дымный след, взлетает большой серебристый ДС-8. Интересно, Ласерда на борту? А репортер «Лайф»? Есть ли у них все нужные снимки? Все факты? Выполнили ли свои обязанности?

Я даже не знал, кто выиграл гонку. Может, никто. Может, всё зрелище досрочно завершилось чудовищным побоищем, вакханалией бессмысленного насилия, вспыхнувшего по вине пьяных ублюдков, которые не хотели соблюдать правила.

Я решил заполнить этот пробел в своих знаниях при ближайшей возможности: купить номер «Лос-Анджелес таймс» и отрыть в спортивном разделе заметку о «Минт-400». Взять подробности, написать свой текст. Даже В Бегах, во власти нешуточного Страха …

Я знал, что Ласерда в том самолете – летит домой в Нью-Йорк. Вчера вечером он сказал, что собирается успеть на первый рейс.

Он улетает … а я остаюсь, один, без адвоката, в таверне «У Дикого Билла», нервно попивая «Будвайзер» сижу сутулясь на красной табуретке в баре, просыпающемся от раннего утреннего наплыва сутенеров и пинбольных маньяков … а на улице меня ждёт огромная Красная акула, доверху забитая уликами, так что я даже боюсь на нее посмотреть.

Но тачку я бросить не могу. Единственная надежда – преодолеть на ней пятьсот километров по открытой местности, что лежат между мной и Убежищем. Но, Боже, как же я устал! Я боюсь. Я спятил. Местная культура меня одолела. Хули я здесь делаю? Пишу совсем не то, что от меня требуется. Адвокат ведь меня предупреждал. Всё предвещало беду – особенно тот злобный карла с розовым телефоном в баре «Поло». Надо было оставаться там … всё лучше, чем здесь.

ААААААА … Мама

Неужели это конец?

Нет!

Чья это песня? Неужели я правда только что слышал эту херню из музыкального автомата? В 9:19 мерзким серым утром в таверне «У Дикого Билла»?

Нет. Послышалось – эхо, блуждающее по закоулкам памяти о том мучительном рассвете в Торонто … так давно, на грани потери рассудка в другом мире … но всё, как сейчас.

НА ПОМОЩЬ!

Сколько еще ночей и жутких утренних часов будет тянуться этот невыносимый бред? Сколько еще этого обреченного безумия выдержат тело и мозг? Скрежет зубов, пот градом, кровь гулко стучит в висках … разбухшие синие вены перед ушами, четверо суток без сна …

А вот теперь заиграл автомат! Да, никаких сомнений … а что? Очень популярная песня: «Как мост над бурными водами … я улягусь … «17

БУМ! Вспышка паранойи. Какая ебнутая сволочь поставила эту песню сейчас, в такой момент? Знает ли барменша, кто я? Видит ли меня за зеркальными стеклами?

Все бармены вероломны, но эта – угрюмая толстая тётка в гавайском платье и рабочем комбинезоне … наверно, жена Дикого Билла.

Боже, тёмные волны паранойи, безумия, страха и ненависти – в этом месте невыносимые вибрации. Прочь отсюда. Бежать … и вдруг меня осеняет – последняя вспышка угасающего разума, перед тем, как он окончательно и бесповоротно померкнет – срок пребывания в гостинице истекает только в полдень … что дает мне самое малое два часа законного времени, прежде чем я стану беглым преступником в глаза закона, чтобы на предельно разрешенной скорости покинуть этот проклятый штат.

Сказочная удача. Когда раздастся тревога, я буду мчать сломя голову где-то между Нидлс и Долиной смерти – продавив педаль газа сквозь пол и грозя кулаком Ефрему Цимбалисту18, пикирующему на меня в фэбээровском вертолете.

БЕГИ, ВСЁ РАВНО НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ*

Пошёл ты в жопу, Ефрем, к тебе это тоже относится.

Вы c гостиничным персоналом можете спокойно полагатьь, что я до сих пор в номере 1850 – юридически и духовно, хоть и не физически – с табличкой «Не беспокоить», на двери – чтобы не беспокоили. Ни одна горничная и близко не подойдет, пока на ручке висит эта табличка. Мой адвокат договорился об этом, как он договорился и насчёт 600 кусков мыла «Ньютроджина», которыми завалена Большая красная акула и которые я должен доставить в Малибу. Что на это скажет ФБР? Всё совершенно законно. Горничные подарили нам это мыло. Они подтвердят это под присягой … Или не подтвердят?

Конечно нет. Подлые горничные поклянутся, что им пришлось отдать всё мыло двум вооруженным до зубов буйнопомешанным, которые вымогали его у них, угрожая «Винсентом блек шэдоу».

Господи, мать твою, Иисусе! Есть в этой таверне священник? Я хочу исповедаться! Я грешен, пиздец как грешен! Грешник я подлый, смертный, плотский, крупный, мелкий – как ни назови, Господи … Я виновен.

Но сделай мне одно последнее одолжение: дай мне пять часов быстрой езды, прежде чем опустишь на меня карающий меч; проведи меня через пустыню и избавь от проклятой машины.

Чёрт тебя побери, не так уж и много я прошу, Господи, ибо истина, главная, невероятная истина в том, что я не виновен. Я ничего не делал, только принял твой бред всерьёз … и видишь, до чего это меня довело? Мои первобытные христианские инстинкты сделали из меня преступника.

Помню, пока пробирался через казино в шесть утра с чемоданом, полным грейпфрутов и сувенирных футболок «Минт-400», то твердил себе снова и снова: «Ты не виновен». Это лишь маневр, чтобы избежать неприятной сцены. В конце концов, я не подписывал обязательных соглашений; весь долг лежит на организации – ничего личного. Весь этот кошмар – вина сраного безответственного журнала. Какого-то болвана из Нью-Йорка. Это его затея, Господи, не моя.