8

Ужин был унылым, обычная семейная болтовня сменилась преувеличенным хлюпаньем и чавканьем – или Орле просто так казалось. Элеанор Куин уставилась в свою тарелку, тыкая вилкой в лапшу. Тайко издавал шумное, раздражающее «а-а-а» каждый раз, когда проглатывал молоко. Шоу сильно стучал вилкой о тарелку – может, он вовсе не разрезал пасту? В какой-то момент Орле даже показалось, что он специально пытается действовать ей на последний оставшийся нерв.

– Какой фильм вы, ребята, хотите посмотреть сегодня вечером? – спросила Орла, надеясь снять это странное напряжение.

– Я, наверное, не буду смотреть. – Все взгляды устремились на высказывание, не характерное для Шоу. Он, должно быть, прочел вопрос на их лицах. – У меня работа…

– Ты ведь любишь кино.

Орле захотелось поцеловать дочку за то, что она сказало это с таким укором – теми же словами и тоном, которым сказала бы сама Орла, особенно если бы захотела выяснить отношения.

– Да, моя маленькая фасолинка, бесспорно. Но у меня есть идея, и пора начинать рисовать эскизы.

– Деревья тебе что-то сказали? – спросила Элеанор Куин с ноткой благоговейного трепета в голосе.

Орла посмотрела на Шоу предупреждающим взглядом. Он понял, что на этот раз лучше подумать дважды.

– Нет, по крайней мере из того, что я смог бы понять. Пришлось придумать кое-что самому.

– А-а-а, – протянула Элеанор и продолжила тыкать в лапшу. По тяжело опущенной голове было видно, что она разочарована.

– Ладно. – Орла встала и быстро собрала тарелки. – Пора заканчивать с этой странностью. Ты, – она показала на Шоу, – иди в свою студию и занимайся делами. А мы, – это было адресовано детям, – выберем лучший фильм на свете.

Тайко вприпрыжку вышел из комнаты. Шоу и Орла обменялись взглядами, но дождались, пока уйдет Элеанор Куин, прежде чем снова заговорить.

– Ты мне не помогаешь, – прошептала Орла, пока они счищали с тарелок остатки еды.

– Что, по-твоему, я должен был сделать?

– Веди себя так, будто тебе не все равно, что остальным приходится нелегко.

– Ты имеешь в виду себя.

– А разве Элеанор Куин весело? – попыталась она максимально смягчить тон.

– Это наш первый полный день, нужно время…

– Не хочется поднимать эту тему, но у тебя тоже был не лучший день. Так что сбегать к себе и прятаться…

– Прятаться? Я приехал сюда работать!

– А как же остальные?

Он подошел к ней так близко, что она чувствовала его дыхание.

– Не думай, что я все это время не знал: ты хочешь, чтобы я преуспел в каком-нибудь деле. Так вот, я встаю на этот путь, мои работы стали лучше, чем когда-либо. Я никогда тебе не мешал и поддерживал твои решения, даже когда ты сама их меняла.

Орла знала: он имел в виду ее резкое изменение планов после рождения Тайко. Шоу думал, что она отправила уведомление Карибскому центральному банку, но Орла не сделала этого. Тогда она еще чувствовала себя сильной, чтобы продолжать работать. Они спорили об этом несколько дней. Шоу впервые настаивал на том, что пришла его очередь, тогда-то Орла и выпалила непростительное:

– Ты собираешься приносить обычную зарплату? Преследуя свою мечту? Потому что именно я получаю те деньги, на которые мы можем рассчитывать. Мне кажется, тебе будет легче, если я продолжу работать, потому что тогда нам не придется полагаться в доходах только на тебя.

С таким же успехом она могла бы ударить его в живот им же брошенными вязальными спицами. Она сразу же извинилась. Но это неважно: сколько бы раз Орла ни говорила, что не это имела в виду, сказанного было не вернуть.

Несмотря на разбросанные по всей квартире инструменты, которые нервировали, она продолжала верить в талант мужа – просто убеждала себя, что он еще не нашел свое призвание. Однако Шоу снова вернулся к своему убийственному упреку.

– Я не смогла бы остаться в Нью-Йорке без тебя. И твоей помощи…

Это было жалкое признание, которое не покрывало ущерб от ее слов. Орла пыталась понять, стал ли этот разговор тем, что могло разрушить их будущее. В последние несколько недель ее декретного отпуска все шло напряженно. Но как только она снова вышла на работу, вернувшись к рутине, которой они жили на протяжении многих лет, все успокоилось. С тех пор у них не было ни одного серьезного спора. Но у них также не имелось и сценария на те случаи, когда оба оставались дома вместе на неопределенный срок.

Их первый день в новом доме прошел не очень хорошо. И если Шоу дальше планирует так себя вести, боялась Орла, ей придется признать этот переезд большой ошибкой, выходящей за рамки ее представлений. Они – точнее, она – ожидала, что им понадобится время, дабы привыкнуть к новому образу жизни. Они знали: все изменится, но что, если не предполагали, как? Вдруг они просто не смогут постоянно находиться в компании друг друга? И что, если раздражительность Шоу или страх, который она видела на его лице, заставил мужа сомневаться в собственном решении? Теперь ему было отказано в праве изменить план. Тем более когда первый день почти позади. Все они сменили свой образ жизни ради того пейзажа, который он хотел изобразить на холсте, ради ста тридцати квадратных футов его личного пространства.

Орла подумала, что во всем стоит винить дом. Его предыдущий владелец жил здесь несколько десятков лет и умер тоже здесь – быть может, в студии Шоу. Пока они вычищали дом, в шкафу той комнаты они нашли эмалированный ночной горшок: возможно, в последние годы жизни старик стал слишком дряхлым, чтобы подняться по лестнице в туалет. Возможно, здесь остался и его обрюзгший ворчливый дух, несущий с собой недовольство?

Хотя, скорее, дело было все-таки в обилии комнат и дверей. Их отдаление казалось ей неминуемым. Или же наоборот, это ей нужно больше комнат и дверей, чтобы сохранить границы собственной личности? Как бы ни хотелось кого-нибудь обвинить, Орла прекрасно знала: дело было в людях, которые жили в этих комнатах. Речь шла о том, как они справляются со своими эмоциями.


Когда начались титры, Элеанор Куин похлопала триумфальному завершению фильма, а Тайко начал прыгать на месте. Шоу высунул голову из студии и спросил, не нужна ли Орле помощь, чтобы уложить детей спать. Орла отказалась, но, только поднявшись наверх, оценила его предложение. Ее муж снова становился прежним Шоу, и она надеялась, что мелкая ссора не нарушит их спокойствие надолго.

Когда Орла вернулась вниз, Шоу ждал ее у подножия лестницы, держа в руках два стакана с «Американ Хани». Впервые за весь вечер она улыбнулась, принимая виски.

– Прости… – выпалили оба.

Орла прошла за ним до дивана и забралась на него с ногами, забившись в свой любимый уголок. Шоу поставил бутылку виски на пол между ними и свернулся калачиком возле нее.

– Прости, – сказал он. – Я не знал, что этот день окажется таким напряженным. Плохо с этим справляюсь.

– Ты тоже прости.

Они чокнулись стаканами – оптимистичные обладатели утешительного приза.

– За первопроходцев, – сказал он.

– Я не знаю, точно ли прокладываю путь… Разве что протаптываю.

Он издал смешок:

– Завтра наступит новый день. И я не буду таким… Я буду рядом, обещаю.

Они на мгновение замолчали, собираясь с мыслями. Было приятно находиться с Шоу наедине. Давно они не оставались вдвоем.

– К тебе пришло вдохновение? – спросила Орла. Для нее было важно, чтобы Шоу знал: она верит в него. – Наверное, мне не стоило так реагировать. Прошло несколько недель с тех пор, как ты смог работать.

Его взгляд стал мечтательным.

– Я не могу это объяснить. Образы, которые я вижу… уверенность, которую чувствую… Теперь они стали еще сильнее. Как будто муза говорит: «Сюда! Посмотри сюда!» – Он в изумлении покачал головой. – Я распечатал несколько своих фотографий только ради формы, глубины. И начал рисовать эскизы… правда, готов только первый фоновый слой.

– Я рада, Шоу. Правда рада. – Их пальцы встретились и переплелись. – Теперь мы можем поговорить? О сегодняшнем дне. Дети так испугались…

– Я не совсем понимаю, что случилось?

– Не знаю. Они играли… Я пошла разобрать вещи в гостиной. И вдруг они начали кричать. Там была нулевая видимость…

– Господи.

– Я ничего не видела. Потом нащупала их, схватила и двинулась в сторону дома. А потом… снова вернулось чистое солнечное небо. Как будто ничего и не было.

– Действительно странно. – Его лицо говорило больше, чем слова, и она спросила себя, думает ли он о собственном страшном приключении.

– Тайко после этого был в принципе спокоен. Но Бин… Я просто… Я так надеялась, что она не испугается, и не хочу, чтобы она боялась. Особенно с самого начала проживания здесь.

Шоу расстроенно покачал головой, чем напомнил Орле игру «Волшебный экран», в которой стирали рисунок.

– Знаю. Прости. Я должен был остаться, знаю… Я все думал, пока был там и не мог вернуться, что это мое наказание. Размышлял о том, что не стоило уходить, буквально убедил себя в этом… и был уверен, что лес наказывает меня. За плохие решения.

Орле не понравилось, что он снова говорил о природе как о чем-то одушевленном. Она считала, что Мать-природа взаимодействует с людьми не больше, чем Иисус. И это слишком напоминало тревожное описание Элеанор Куин – как будто ожил кошмар, где что-то хотело ее съесть.

Она пододвинулась к нему поближе и сжала его руку:

– Я до сих пор не понимаю, почему ты не мог вернуться?

Прежде чем продолжить, Шоу осушил стакан. Для храбрости?

– У меня с собой была карта. Компас. Я знаю, насколько густым может быть лес. Пока мы росли, по несколько раз в год слышали истории о туристах, которые сходили с тропы и из-за которых собирали поисково-спасательные группы. Я должен был легко справиться, ведь на снегу оставались следы от моих ног. Я ведь даже не заходил далеко… на пятьдесят-шестьдесят ярдов от большой сосны. Надо взять с собой детей и замерить ее, но, скорее всего, диаметр у основания – около пяти футов. Я даже не знал, что восточные белые сосны бывают такими большими. Так вот, потом я вышел за нее, к северной окраине участка, и свернул вправо, идя по отметкам границы на карте. Было красиво – деревья в снегу, синее небо. И все нетронутое. Тихое, приглушенное, как сам снег.

Его голова стала похожа на метроном, пока он мотал ей, пытаясь разобраться во всем:

– У меня была с собой камера. Я начал фотографировать. А потом уловил этот… древесный запах. Чего-то горелого. И я знал, что в той стороне нет ни единого дома, но пошел на запах дыма. И пришел к каким-то развалинам. К дымоходу. К старому каменному…

– Там что-то горело? Когда мы только сюда приехали…

– Нет, вовсе нет. Наверное, запах просто принесло с другой стороны. Поэтому я сделал еще несколько снимков, а потом собрался идти дальше, закончить обход по периметру и вернуться домой. Но… я не увидел своих следов. Они должны были быть повсюду, я ведь просто бездумно бродил. Я подумал… может, был ветер, и это он замел следы. Но… я почувствовал бы такой шквал. Понадобилось бы время, чтобы все замести…

Орла почувствовала, как волосы встают дыбом. По телу, от рук вниз, пробежали мурашки, и она сжалась в страхе, представив эту картину.

– Там что-то не так. – Она выпалила слова еще до того, как успела подумать. Инстинктивно.

Он пожал плечами:

– Я просто… может быть, я просто растерял навыки больше, чем думал.

Орла подозревала, что Шоу хотел ее подбодрить – так обычно отвечают на чье-то сумасшедшее предположение, тем более что она и сама понимала, что говорит, как плохо прописанный персонаж фильма ужасов. Возможно, Орла слишком остро реагировала на все из-за своей натуры, и теперь ее пугало то, что рисовало собственное воображение.

– Так странно… Большая сосна должна была служить мне ориентиром, как для тебя башни-близнецы являлись ориентирами севера и юга. Но… я ее не видел… поэтому проверил компас, но он застыл.

– Он работал до того, как ты ушел?

К ней подкрадывалась паранойя, вызванная алкоголем, а может, что-то еще более нелепое. Может, где-то недалеко от этого места похоронены останки космического корабля или осколки древнего метеорита, который формировал специфическое магнитное поле и менял погоду.

На самом деле все, что Орла знала о выживании в дикой природе, было почерпнуто из фильмов, которые она смотрела с Шоу. И то, что это были довольно жуткие или низкосортные черно-белые фантастические фильмы, – вина Шоу и его извращенных кинематографических вкусов.

От его слов не становилось лучше. Может, ему тоже было стыдно и страшно, потому как Шоу сам не понимал, во что они вляпались? Он и раньше не был лидером, а теперь даже не мог сориентироваться в собственном дворе.

– Я не проверял его перед уходом, просто предположил…

– Нужно быть осторожнее. – Она хлебнула сладкого виски, надеясь проглотить поднявшийся ком гнева.

– Знаю, я просто… Это было давно.

Так что, возможно, компас все время был нерабочий. И, возможно, ветер действительно скрыл следы Шоу. И, может быть, они оба ощущали напряженность из-за отсутствия интернета, а еще потому что все знакомое было далеко, а все их близкие считали, что они знают, на какой шаг идут. Никто даже не спросил: «Вы уверены?» Напротив, все друзья и даже родители Орлы завидовали им, считали это достижением. Что жизнь немного замедлится. Станет проще. Все говорили о том, как здорово было бы видеть чудеса природы прямо за окном. Потому что Шоу был оттуда. Он знал, что делает.

– Наверное, я запаниковал. Ходил по кругу, как дурак… Может, я просто боялся себя, того, что сделал с нашей семьей. Ведь если детям здесь не нравится и тебе тоже, а я, как засранец, хожу кругами…

– Остановись, малыш. Пожалуйста, не говори так о себе. Ты был напуган, и, как я сказала Элеанор Куин, тебе позволено бояться. Сейчас не как в детстве – ты не ребенок, и у нас есть обязанности, но это наши обязанности. Ты не…

Орла замерла, когда Шоу, пошатываясь, встал с дивана. Сначала она подумала, что муж чем-то расстроен или пытается избежать разговора. Но потом заметила кое-что: выражение его лица. Настороженное. Боязливое. Ищущее. Кто-то из детей вскрикнул во сне? Но она ничего не слышала. Ее руки снова покрылись гусиной кожей.

– Что такое?

Судя по его позе, сосредоточенности, наклону головы, такому же, как у Элеанор Куин, он искал звук. Звук, который она до сих пор не слышала.

– Шоу?

Он подошел к входной двери, затем резко повернулся и прошел несколько шагов в сторону кухни. Так же внезапно, как это произошло, его напряженный взгляд пропал, а плечи расслабились. Вздрогнув, он провел рукой по волосам и упал обратно на диван.

– Что это было? – забеспокоилась Орла.

– Я не знаю. Мне показалось, я слышал… что-то. Неважно. – Он сел и снова открыл бутылку «Американ Хани».

Орла пододвинула свой стакан к его, и он налил золотистое спиртное в оба. Она осушила свой стакан одним глотком, пытаясь унять тревожно колотящееся сердце. Шоу же устроился на прежнем месте, готовый продолжить беседу с того места, где они остановились. Морщины вокруг его глаз стали более выраженными, чем были буквально несколько секунд назад. Ему нужно было хорошенько выспаться.

– Почему бы нам… – Она хотела затащить его в постель, но он звенел от энергии, идущей вразрез с его изнуренным видом. Пальцы стучали по стакану, напоминая азбуку Морзе.

– Я хочу, чтобы ты знала, – сказал он, – я тщательно исследовал этот край, так как мы не задумывались о нем всерьез, когда впервые посетили Сент-Арманд, Северную Эльбу и Харриетстаун. Здесь все рассчитано не только на туристов – в деревне круглый год много творческих людей, и есть по крайней мере одно место, общественный центр искусств, где я мог бы преподавать. Я написал им по электронной почте некоторое время назад, просто чтобы иметь в виду. Я мог бы преподавать рисование, или живопись, или цифровую фотографию, или игру на гитаре. Я не позволю нам остаться без денег.

– Я ценю это, но не такого для тебя хочу. Я видела твой прогресс за последний год и еще больший успех за последние несколько месяцев. Я хочу, чтобы у тебя было время – твое время. Нам пока есть на что жить…

– Пусть этот вариант будет на всякий случай. И наших сбережений не хватит навечно. Так что это возможно. А ты можешь преподавать там балет.

Орла тут же выпрямилась, как будто сама мысль о том, чтобы сделать что-то, связанное с танцами, требовала хорошей осанки. Ее тело стало легче, чем за эти несколько недель:

– Мне этого хотелось бы. Было бы потрясающе работать там на полставки!

Она уж точно не рассматривала преподавание балета как реальную возможность – не посреди дикой природы. Когда Орла провела собственное исследование, она поняла, что не может преодолеть внутреннюю пустоту и внешние ограничения. Все находилось дальше, чем она привыкла. Но это не означало, что рядом вообще не существовало цивилизации – людей и мест, где они собирались. Будущее вдруг показалось менее чуждым, менее абстрактным. Даже многообещающим.

– Если мы сможем укрепить то, что у нас есть, с помощью подработки, это все равно будет творческий…

– Я хочу, чтобы ты работал над собственными идеями, – сказала она. Но внутри все равно затеплилась надежда.

– Я буду… буду. Эта новая… – Он почти трясся от волнения. – Клянусь, я не пытался напугать детей, но это место… между моими мечтами и тем, что на самом деле здесь, тем, что я вижу… Иди посмотри!

Он резко схватил ее стакан, поставил его рядом со своим на полу и схватил за руку.

Орла хихикала, пока он вел ее в свою студию. Сколько раз он просил ее послушать свое новое стихотворение или песню или оценить то, что он сделал? Это было так знакомо. Привычка их семьи, которая никогда не изменится.


Он расклеил фотографии, напечатанные на дешевой копировальной бумаге, на стене рядом с мольбертом. На холсте был изображен грубый набросок деревьев с широкими мазками просвечивавшего неба.

– В общем, я знаю, что пока мало что можно сказать, но ветки – они будут сливаться вместе, от одного дерева к другому, как будто это единый организм. И на коре будет прорисовка, почти как в анатомии человека, с нервной системой и мускулатурой – так, что придется всматриваться. А потом еще под землей… эта часть – полностью мое воображение, ведь мы не знаем, что там, но корни будут похожи на… Я еще не до конца решил. Может быть, на человеческие руки и кисти…

– О боже, это как-то жутко.

– Нет, нет, я не хочу, чтобы это было жутко. Я хочу передать, как все… продумано под землей. Что там, среди корней, тоже есть что-то живое, и с ним взаимодействует все остальное. Поэтому я подумал, что если изображу корни в виде человеческих рук… понимаешь, можно будет добавить кроличью норку и кролика, спящего на ладонях. Вот так.

– Ох… ах! – Озарение Орлы выразилось в виде двух слогов. – Как будто корни его выкармливают?

– Точно. Деревья действуют сообща и многое дают своей естественной среде обитания. Я хотел донести идею о… взаимосвязи. Симбиозе.

Орла заметила одну из распечатанных фотографий и подошла поближе, чтобы получше рассмотреть:

– Это тот самый дымоход, который ты нашел?

– Разве не здорово? – Каким-то образом ему удалось стать еще радостнее, чем при описании своей работы. – Мне кажется, она должна быть очень старой. Наши собственные руины! Единственная награда за то, что я потерялся.

Она внимательно осмотрела стопку камней, но не смогла понять, почему Шоу так ею восхищен:

– Так там был дом?

– Возможно. Там стояло какое-то сооружение сто лет назад. Может быть, получится рассмотреть его весной, когда снег растает.

– Интересно.

Сто лет назад жилы поселения располагались еще дальше, и все же кто-то выбрал из такого количества свободных земель именно эту и построил дом недалеко от них. Знал ли тот человек что-нибудь об этом месте, знал ли секрет, сделавший землю особенной? Или, может, бывший владелец просто был более настроен на природную красоту, которую Орла еще не оценила.

Она продолжила размышлять над утешительной идеей о прошлом дома, вернувшись к эскизным линиям и цветным пятнам на полотне Шоу. То, как он видел окружающее, поражало ее до глубины души.

– Эта ясность, вера в свои силы… – выдохнула она, и Шоу засиял. – Кто ты и что сделал с моим мужем?

Оба рассмеялись, и Орла обняла его.

Он не спускал глаз с незавершенной картины:

– Знаю, люди давно считают, что я зря потратил так много времени и денег на разные мастер-классы, книги, принадлежности… Но теперь я готов, и все складывается воедино.

– Я безмерно тобой горжусь, хочу, чтобы ты это знал. Столько людей бросают на полпути, сдаются. Но ты знал, что в тебе есть что-то, собственное видение… Тебе есть что сказать, поэтому ты продолжал работать до тех пор, пока это не выяснил.

– И чтобы добраться до этого момента, мне потребовалось все, что я сделал.

– Знаю.

Он повернулся к ней и положил руки на талию с улыбкой безумного гения:

– Я так тебя люблю, Орли.

– Я тоже люблю тебя и обещаю, что привыкну к нашей новой жизни. Я тоже хочу этого для тебя, для всех нас.

В конце концов, его батарейка разрядилась, и Шоу начал клевать носом; Орла поцеловала его в лоб, прежде чем отвести обратно, в гостиную, на диван. На его лице все еще блуждала улыбка, когда он положил щеку ей на колени. Она провела пальцами по его волосам, и они какое-то время оставались так, наслаждаясь тишиной. Город постоянно шумел, и она едва замечала собственного мужа. Но здесь… вот как звучала тишина. Тихое потрескивание печи. Иногда гул холодильника. Они улыбнулись в унисон, когда над головой послышался легкий стук: видимо, Тайко уснул, и одна из игрушек выпала из рук на пол, как это обычно бывало. Утром рядом с его кроватью всегда находились игрушки.

Я могла бы к такому привыкнуть.

Но Орла не озвучила эту мысль, потому что ее сопровождала другая. Шоу действительно в какой-то степени верил в то, что деревья разговаривают, но вряд ли думал, будто эти они нашептывают ему идеи, правда? Может, он имел в виду только то, о чем они говорят между собой? Шоу никогда не говорил о природе ничего подобного, но Орла понимала, что художественный процесс требует, чтобы люди открыли себя окружающему миру. Чтобы могли видеть и слышать, узнавать новое. Это заставило ее задуматься…

Ее муж был очень чувствительным, и Орла не сомневалась в его способности черпать вдохновение из тех вещей, которые не замечали другие. Особенно учитывая, что он был в состоянии творческого расцвета. Могло ли место по-настоящему звать, будто приглашая в свои земли?

На этот раз, вместо того чтобы напугать, мысль заставила ее улыбнуться. Возможно, они были здесь желанными гостями. И это обнадеживало: быть может, она не всегда будет чувствовать себя как чужая. Когда-нибудь приспособится и по-настоящему почувствует себя дома.

Загрузка...