В ожидании длинноволосой я состряпал нехитрый ужин. Растер в ступке соленые сливы, приготовил из них соус для салата, обжарил в масле несколько сардин с бататами, потушил говядину с сельдереем. В целом вышло довольно неплохо.
До прихода библиотекарши время оставалось. Потягивая пиво из банки, я сварил имбирь в соевом соусе. Приправил фасоль кунжутом. А потом завалился на кровать и стал слушать старенькую пластинку – фортепьянные концерты Моцарта в исполнении Робера Казадезуса.[22] Мне кажется, Моцарт особенно глубоко проникает в нас, если слушать его именно в старых записях. Хотя, возможно, это лишь мой предрассудок.
Перевалило за семь, за окном уже совсем стемнело, а ее все не было. В итоге я прослушал полностью 23-й, а за ним и 24-й концерты. Наверное, передумала и решила не приходить. Если так – я не могу ее осуждать. Как ни крути, а в решении «не приходить» явно больше здравого смысла.
Тем не менее, когда я стал выбирать очередную пластинку, в дверь позвонили. Я посмотрел в глазок: за дверью, прижимая к груди пачку книг, стояла девушка из библиотеки. Не снимая цепочки, я приоткрыл дверь и спросил, нет ли вокруг посторонних.
– Никого нет, – ответила она.
Я снял цепочку, впустил ее. И только она вошла, запер дверь на замок.
– Какие запахи! – воскликнула она, принюхиваясь. – Можно на кухню заглянуть?
– Да ради бога. Ты у подъезда никого не видела? Дорожных рабочих каких-нибудь или машины с людьми?
– Никого, – ответила она, проскользнула на кухню и, положив книги на стол, принялась открывать одну за другой крышки у кастрюль и сковородок.
– Да, – спохватился я. – Хочешь есть – могу тебя ужином накормить. Не ахти какой ужин, конечно…
– Ой, что ты! Я как раз такое люблю.
Я разложил еду по тарелкам и с возрастающим любопытством стал смотреть, как она уписывает все подряд – блюдо за блюдом, начиная от края стола. Когда твою стряпню уплетают с таким энтузиазмом, ей-богу, хочется отдать поварскому делу всю жизнь. Я достал бутылку «Олд Кроу», налил в большой стакан виски, набросал льда. Затем поджарил ломтики тофу на сильном огне, откинул на тарелку, добавил тертого имбиря – и принялся за виски, закусывая имбирным тофу. Моя гостья, не говоря ни слова, работала челюстями. Я предложил ей виски, но она отказалась.
– Дай лучше тофу попробовать, – попросила она. Я положил ей в тарелку оставшиеся ломтики и дальше пил без закуски.
– Если хочешь, от обеда рис остался и соленые сливы. А еще могу быстро заварить мисо,[23] – предложил я на всякий случай.
– Высший класс! – обрадовалась она.
Я приготовил простенький бульон из сушеного тунца, закинул туда морской капусты, лука, соевой пасты и, когда все сварилось, подал вместе с рисом и солеными сливами. В считанные секунды она подчистую умяла и это. Теперь, когда на столе осталось лишь несколько сливовых косточек, она казалась довольной.
– Большое спасибо, – сказала она. – Было очень вкусно.
Впервые в жизни я видел, чтобы худенькая симпатичная девушка заглатывала пищу, как взбесившийся экскаватор. С другой стороны, я не мог не признать: смотрелось это красиво. Наполовину заинтригованный, наполовину шокированный, я рассматривал ее счастливое лицо.
– Послушай… И ты всегда столько ешь? – не удержался я.
– В общем, да, – спокойно ответила она. – Примерно столько я обычно и ем.
– Но ты такая худенькая…
– У меня растяжение желудка, – призналась она. – Сколько ни ем, не толстею.
– Ого! – удивился я. – На еду, небось, кучу денег тратишь?
О том, что в один присест она уплела весь мой завтрашний рацион, я, понятно, говорить не стал.
– Просто ужас какой-то, – кивнула она. – Когда ем где-нибудь в городе, враз по два ресторана посещать приходится. Лапшой с пельменями червячка заморю,[24] а потом уже обедаю по-человечески. Почти вся зарплата на питание улетает.
Я опять предложил ей виски, но ей захотелось пива. Я достал банку из холодильника и на всякий случай разогрел на сковородке с дюжину франкфуртских сосисок. Из которых, увы, сам успел съесть только две. Она пожирала все подряд с аппетитом станкового пулемета, втягивающего ленту с патронами для полного и окончательного разгрома врага. Мой недельный запас еды таял буквально на глазах. Не говоря уже о том, что из этих сосисок я мечтал приготовить свою фирменную немецкую солянку под кислым соусом.
Достав упаковку картофельного салата, я смешал его с морской капустой и консервированным тунцом. Девушка уничтожила это под вторую банку пива.
– Вот оно, счастье! – объявила она. Почти ничего не съев, я заканчивал третье виски со льдом. При виде того, как ест она, мой аппетит заклинило.
– На десерт могу предложить шоколадный торт, – сказал я. Разумеется, через минуту торта не стало. Глядя на нее, я чувствовал: мой желудок поднимается к горлу. Я люблю готовить и угощать. Но, что ни говори, у всего должен быть предел.
Думаю, именно поэтому мой пенис не встал, когда нужно. Просто все мои мысли были сосредоточены на желудке. И все же такого фиаско – чтобы мой пенис подвел меня в нужный момент, – со мной не случалось, наверное, с года Токийской Олимпиады.[25] До этого проклятого вечера я жил, абсолютно уверенный в своей потенции, и такая измена сразила меня наповал.
– Не бери в голову. Слышишь? Это все пустяки! – утешала меня Длинноволосая Библиотекарша с Растянутым Желудком.
После десерта мы стали пить виски и пиво, прослушали две-три пластинки – и оказались в постели. За свою жизнь я спал с разными девушками, но библиотекарши мне еще не попадались. И, кроме того, я ни с кем до сих пор не оказывался в постели так быстро. Видимо, с ней это вышло потом у, что я умудрился ее накормить. В любом случае, до финала дело не дошло. Мой желудок напрягся и разбух, как пузо дельфина, а все, что ниже пояса, утратило всякую силу.
Она прижалась ко мне всем телом и погладила меня по груди.
– Ну чего ты? С каждым случается. Не вздумай так ужасно расстраиваться!
Но чем больше она меня успокаивала, тем глубже вгрызалось мне в нутро осознание дикого факта: мой пенис предал меня, когда я на него рассчитывал. Я призвал на помощь вычитанную где-то концепцию, будто висящий пенис эстетичнее стоящего. Но это меня ни капельки не утешило.
– Ты когда в последний раз с женщиной спал? – спросила она.
Я порылся как следует в памяти.
– Недели две назад, кажется…
– И все было нормально?
– Ну разумеется! – ответил я. Что за черт. Каждый день кто-нибудь спрашивает меня о сексе. Или сейчас так принято?
– И с кем же ты спал?
– С девушкой по вызову. По телефону заказываешь – приезжает.
– А может, от секса с подобной… дамой тебя гложет чувство вины?
– Скажешь тоже – «дама»! – мрачно усмехнулся я. – Девушка лет двадцати. Ничего меня не гложет. Все было чисто, опрятно. Без неприятного осадка внутри. Тем более, я уже не первый раз с такой спал.
– Ну, а дальше как обходился? Мастурбировал?
– Нет, – сказал я. «Дальше» меня завалило работой так, что до сегодняшнего дня было некогда забрать любимый пиджак из химчистки.
Когда я сообщил ей об этом, она закивала с таким видом, будто теперь ей все ясно.
– Все от этого! – убежденно сказала она.
– От того, что не мастурбировал?
– Да ну тебя! – отмахнулась она. – От того, что переработал. Ты же постоянно в работе по уши, да?
– Ну, в общем, да… Пару дней назад не спал двадцать шесть часов.
– А что за работа?
– Да… С компьютерами вожусь, – ответил я. Как отвечаю всякий раз, когда меня спрашивают о работе. Во-первых, это не совсем ложь, а во-вторых, мало кто настолько соображает в компьютерах, чтобы приставать с дальнейшими расспросами.
– Сутки напролет шевелить мозгами? Да это же дикий стресс! Вот ты и отключился на время. С кем угодно бывает.
– Ну, не знаю… – мрачно сказал я. Может, так оно и есть. Физическая измотанность, мандраж от кутерьмы за последние двое суток, и вдобавок – столбняк от созерцания Обжорства Во Плоти. С таким сочетанием кто угодно превратится во временного импотента. Вроде бы убедительно.
Однако интуиция говорила мне: все не так просто. Здесь явно было что-то еще. До сих пор я не раз уставал точно так же, и нервничал ничуть не меньше, но моя потенция всегда удовлетворяла и меня, и кого положено. Видимо, все-таки дело в женщине. Точнее – в какой-то ее особенности.
В особенности?
Растяжение желудка. Длинные волосы. Библиотека…
– Эй. Приложи-ка ухо к моему животу, – вдруг попросила она. И, откинув одеяло, обнажилась с головы до пят.
Стройное, гладкое, очень красивое тело. Ни складочки, ни грамма лишнего веса. Довольно большая грудь. Как она и просила, я пристроился головой между ее грудью и пупком и приложил ухо к гладкой, как ватман, коже. Чудеса: несмотря на огромное количество пищи, которое загрузили в этот живот, я не назвал бы его ни вздутым, ни даже просто тугим. Еда исчезла в нем, как исчезало все подряд в бездонном пальто Харпо Маркса.[26] Мягкий, уютный живот с теплой и нежной кожей.
– Ну как? Что-нибудь слышно? – спросила она.
Я затаил дыхание и прислушался. Но не услыхал ничего особенного, кроме ровного биения сердца. Так, лежа на опушке в далеком лесу, издалека различаешь мерный стук топора дровосека.
– Ничего не слышно, – честно ответил я.
– Разве не слышно желудка? – удивилась она. – Ну, как там еда переваривается…
– Я не очень хорошо разбираюсь, но это, по-моему, беззвучный процесс. Пища растворяется в желудочном соке. Движение по кишечнику, в принципе, происходит, но шуметь ничего не должно.
– Не может быть! Я ведь отлично чувствую, как желудок работает на всю катушку. Ну-ка, послушай еще немного…
Я напряг слух и еще с полминуты лежал в тишине, рассеянно глядя на чуть всклокоченный пушок на ее лобке. Но ничего, кроме ровного стука сердца, не услышал. Мне вспомнилось кино «Враг внизу». Ее желудок выполнял свою миссию так же яростно и беззвучно, как подлодка с Куртом Юргенсом на борту.[27]
Я поднял голову, перелег на подушку, обнял ее за плечи. И стал дышать запахом ее волос.
– У тебя есть тоник? – спросила она.
– В холодильнике, – ответил я.
– Хочу водки с тоником. Можно?
– Конечно.
– А ты что будешь?
– То же самое.
Встав с кровати, она ушла нагишом на кухню. Пока она готовила там водку с тоником, я порылся в пластинках, поставил «Научи меня сегодня ночью» Джонни Мэтиса,[28] вернулся в постель, и мы тихонько спели втроем: Джонни Мэтис, мой обмякший пенис и я.
– The sky is a blackboard…[29] – напевал я себе под нос, когда она вернулась с напитками на пачке книг о единорогах вместо подноса. И мы стали пить водку с тоником под Джонни Мэтиса.
– Сколько тебе лет? – спросила она.
– Тридцать пять, – ответил я. Голые факты, не вводящие никого в заблуждение, – одна из немногих радостей этой жизни. – Давно развелся, живу один. Детей нет. Любовниц тоже.
– А мне двадцать девять. Через пять месяцев – тридцать.
Я снова посмотрел на нее. Она вовсе не выглядела на свои годы. Больше двадцати трех я бы ей не дал. Совсем не обвисшая попка, на шее никаких морщин… Похоже, я катастрофически теряю способность угадывать возраст женщины с первого взгляда.
– Выгляжу я молодо, но мне правда двадцать девять, – повторила она. – А ты точно не бейсболист какой-нибудь?
От удивления я поперхнулся и пролил водку с тоником себе на грудь.
– С чего бы? – сказал я. – Лет пятнадцать уже в бейсбол не играл. Почему ты так решила?
– По-моему, я видела твое лицо в телевизоре. Но по телевизору я смотрю только новости или бейсбол. Может, тебя в новостях показывали?
– Нет, никогда.
– А в рекламе?
– Ни разу.
– Ну что ж. Значит, обозналась… – вздохнула она. – Но ты все равно не похож на компьютерного червяка. Все эти твои разговоры – про эволюцию, про единорогов. Нож в кармане таскаешь…
И она показала на мои брюки, валявшиеся у кровати. Из заднего кармана выглядывал нож.
– Я занимаюсь обработкой данных по биологии, – сказал я. – Одна фирма создает дорогостоящие биотехнологии и боится, что их могут украсть. Сама, небось, знаешь: компьютерное пиратство – бич современного общества…
– Да ну? – Она явно не верила ни единому моему слову.
– В конце концов, ты вон тоже на работе с компьютером возишься, и тоже не похожа на компьютерного червяка.
Она легонько постучала ногтями по передним зубам.
– Но я-то пользуюсь им – ты сам видел, как, только для повседневных надобностей. Ввела название книжки, определила номер, узнала – взяли ее или на полке стоит. Ну, еще с калькулятором умею, понятное дело… Я после университета пару лет на компьютерные курсы ходила.
– А что за компьютер у тебя в библиотеке?
Она назвала модель. Офисный, последнего поколения. Среднего класса, но более навороченный, чем кажется на первый взгляд. При умении можно выжать расчеты довольно высокого уровня. Однажды я сам на таком работал.
Пока я, закрыв глаза, размышлял о компьютерах, она принесла из кухни еще водки с тоником. Мы откинулись на подушки и стали пить по второй. Закончилась пластинка, игла проигрывателя вернулась на рожок, а я все крутил в голове песенки Джонни Мэтиса. Пока, наконец, опять не забубнил под нос: «The sky is a blackboard…»
– Эй… Тебе не кажется, что мы неплохая пара? – вдруг спросила она, в очередной раз касаясь ледяным стаканом моей подмышки.
– Неплохая пара? – не понял я.
– Ну сам посмотри: тебе тридцать пять, мне двадцать девять. В самый раз, верно же?
– В самый раз? – не понял я. Повторять попугаем чужие слова у меня входит в дурную привычку.
– То есть в таком возрасте легче понять проблемы друг друга – и каждый одинок достаточно, чтобы дорожить отношениями. Я бы в твою жизнь не лезла, жила бы сама по себе. Или я тебе не нравлюсь?
– Да нет, конечно, нравишься… – сказал я. – У тебя растяжение желудка, у меня импотенция. Может, и правда идеальная пара.
Рассмеявшись, она отняла пальцы от стакана и обхватила мой пенис. Ладонь ее была такой ледяной, что я чуть не выпрыгнул из постели.
– Он у тебя быстро поправится, вот увидишь! – прошептала она мне на ухо. – Я его вылечу. Но ты не волнуйся, с этим можно не торопиться. Для меня в жизни еда – важнее секса. А секс – как хороший десерт. Когда он есть – прекрасно, нет – не страшно, можно и без него обойтись. И кроме этого есть чем заняться.
– Значит, десерт… – снова повторил я.
– Десерт, – подтвердила она. – Но об этом я тебе еще расскажу. Давай-ка сперва разберемся с твоими единорогами. Ты ведь из-за этого меня позвал, разве нет?
Кивнув, я поставил на пол стаканы. Она отпустила мой пенис и взялась за книги. То были «Археология животных» Бёртлэнда Купера и «Книга вымышленных существ» Борхеса.
– Перед тем, как к тебе прийти, я пролистала обе книги. Если говорить совсем просто, этот… – она помахала Борхесом, – …рассматривает единорогов как выдуманных животных, наравне с драконами и русалками. А этот… – она помахала Купером, – …считает, что отрицать их существование в прошлом оснований пока нет, и призывает на помощь факты. Но и тот, и другой, как ни обидно, о единорогах пишут совсем немного. По сравнению с драконами или вампирами – просто кот наплакал. Может быть, потому что единороги вели очень тихий и незаметный образ жизни, не знаю… В общем, ты извини, но больше я у себя в библиотеке ничего не нашла.
– Этого достаточно. Пока я хотел бы получить самое общее представление о единорогах.
Она протянула мне книги.
– Если не трудно, почитай что-нибудь вслух, а? – попросил я. – На слух легче ухватывать суть.
Она кивнула, взяла «Книгу вымышленных существ» и раскрыла в самом начале.
– «Точно так же, как нам неведом смысл Космоса, мы не можем понять и смысла дракона», – зачитала она. – Это из предисловия.
– Воистину, – согласился я.
Затем она раскрыла книгу ближе к концу – там, где торчала закладка.
– Первое, что тебе следует знать: различают два вида единорогов. Единорог в представлении Запада – и единорог китайский. Эти два вида очень сильно отличаются друг от друга – и внешним видом, и тем, как к ним относились люди. Вот так, например, его описывали греки: «Туловищем он схож с лошадью, головою с оленем, ноги, как у слона, а хвост кабаний, ржет он отвратительным голосом, посреди лба торчит черный рог длиною в два локтя; говорят, что этого дикого зверя невозможно поймать живьем».[30] А вот как выглядит китайский: «Туловище у него оленье, хвост бычий, копыта лошадиные. Его короткий рог, растущий на лбу, сплошь из мяса; шерсть на спине пяти разных цветов, а брюхо бурое или желтое»… Ну как? Совсем разные звери, а?
– И не говори, – согласился я.
– Причем отличаются они не только внешностью, но и характером, и мотивацией поведения. У европейцев единороги жестоки и агрессивны. Только представь: рог длиною в два локтя – это же почти метр! А Леонардо да Винчи считал, что есть лишь один способ поймать такого зверюгу: «если положить перед ним девицу, он из чрезмерного сладострастия забывает о своей свирепости и кладет голову девице на лоно. Тут-то охотники и ловят его». Соображаешь, какую роль здесь играет рог?
– Да уж…
– В отличие от него, китайский единорог, ки-лин, – очень кроткое существо, и встреча с ним приносит удачу. Это одно из четырех сулящих благо животных, наряду с драконом, фениксом и черепахой. А также – главное из трехсот шестидесяти пяти[31] животных, живущих на суше. Характер у него такой деликатный, что при ходьбе он старается не наступить даже на самую крохотную живую тварь, а траву ест только засохшую. Продолжительность жизни этого животного – тысяча лет, а его появление предвещает рождение справедливого правителя. Например, мать Конфуция, когда ходила беременной, все время смотрела на единорога. «Семьдесят лет спустя охотники убили ки-лина, у которого на роге еще сохранился клочок ленты, повязанный матерью Конфуция. Конфуций пришел посмотреть на единорога и заплакал, ибо почувствовал, чему служит предвестьем гибель этого невинного, таинственного животного, и еще потому, что в этой ленте таилось его прошлое»… Здорово, правда? Дальше единорог упоминается в китайских летописях тринадцатого века.
Она перевернула страницу.
– «Разведывательная экспедиция Чингисхана, готовившего вторжение в Индию, встретила в пустыне существо, “подобное оленю, с головой лошади, с одним рогом на лбу и зеленой шерстью”, которое могло разговаривать, и которое, обратившись к ним, сказало: “Пора вашему господину возвращаться на родину”. Один из министров Чингисхана, посоветовавшись с мудрецами, объяснил ему, что это был чиотуан, разновидность ки-лина. “Четыреста лет[32] великая армия сражалась в западных краях, – сказал министр. – Небеса, коим противно кровопролитие, посылают тебе предупреждение через чио-туана. Ради всех богов, убереги империю от крови. Умеренность принесет безграничную радость”. Император отказался от своих военных замыслов».
Библиотекарша закрыла книгу и перевела дух.
– В общем, сам видишь: на Востоке и на Западе это совершенно разные животные. Китайский единорог символизирует мир и спокойствие, европейский – агрессию и похоть. Но что один, что другой – вымышленные существа, а раз так, то какими качествами их ни наделяй – все едино.
– Значит, в действительности единорогов не существует?
– Есть порода дельфинов, которых называют «единорогами»,[33] хотя если разобраться – это у них не рог, а клык верхней челюсти, проросший сквозь лобную кость. Прямой и длинный, два с половиной метра, покрыт резьбой наподобие дрели. Но это животное обитает лишь в открытом море и слишком редко, чтобы люди могли его часто встречать в те времена. Зато в мезозое животные, подобные единорогам, были. Вот, например…
Она взяла «Археологию животных» и раскрыла где-то на второй половине.
– Вот это – два вида жвачных, обитавших на Североамериканском континенте в мезозойскую эру, то есть примерно двадцать миллионов лет назад. Справа – цинтетоцерус, слева – кураноцерус. Хотя и тот, и другой трехрогие, один рог больше других и расположен отдельно.
Я взял у нее книгу и посмотрел на картинку. Цинтетоцерус сильно смахивал на гибрид пони с оленем. Два рога у него располагались на голове, как у коровы, а еще один, длинный, красовался на кончике носа, разветвляясь на манер буквы «у». Кураноцерус, напротив, имел морду пошире, два рога на голове напоминали оленьи, а еще один – длинный и острый – торчал изо лба, круто загибаясь назад. Абсолютно нелепые создания.
– Но почти все звери с нечетным числом рогов постепенно исчезли с лица Земли, – продолжала она, забирая у меня книгу. – По крайней мере, среди млекопитающих ни однорогих, ни трех-, ни пяти-, ни семирогих практически не осталось. Всех смыло эволюцией. А если точнее, они с самого начала были ее выкидышами. Причем, не только среди млекопитающих: существовал и трехрогий динозавр – гигантский трицератопс, но и он считается редчайшим исключением. Рога для животного – прицельное оружие ближнего боя, поэтому в третьем роге никакой нужды нет. Это ясно на примере обычной вилки. Три зубца вонзать труднее, чем два, верно? Давить сильнее приходится. Более того: если один рог случайно зацепится за что-нибудь, остальные два тоже не воткнутся куда нужно. А уж если драться со многими противниками сразу, очень трудно срочно вынуть три рога из одного врага, чтобы тут же вонзить в другого…
– Слишком большое сопротивление, и слишком долго вынимать, – кивнул я.
– Вот именно, – подтвердила она, тыча три пальца мне в грудь. – Это и есть основной недостаток многорогости. Низкая выживаемость. В этом смысле два рога или даже один куда эффективнее. У однорогости, впрочем, другое слабое место… Хотя сперва, наверное, лучше рассказать о целесообразности именно двух рогов. Самое ценное в двух рогах – то, что они распределяют нагрузку на обе стороны. Поведение многих животных определяется как раз тем, что они поддерживают баланс между своими правой и левой половинами, равномерно расходуя силы всего тела. Потому и ноздрей в носу две, и во рту левая и правая части функционируют автономно. Пупок, конечно, всего один – но это, в каком-то смысле, уже рудимент.
– А пенис? – спросил я.
– Пенис составляет пару с влагалищем. Как сосиска с булкой в хотдоге.
– В самом деле… – только и вымолвил я. Что тут еще сказать?
– Но главное – глаза. Это контрольный пункт как при защите, так и при нападении, поэтому рациональнее всего, когда рога располагаются у самых глаз. Хороший пример – носорог. В принципе, он-то и является единорогом. А знаешь, почему? Потому что ужасно близорук. Однорогость – следствие близорукости. Один дефект породил другой. А выживал он до сих пор лишь потому, что травоядный и покрыт мощным панцирем. Потому и защищаться особо не нужно. В этом смысле ничем не отличается от трицератопса. И все-таки настоящий единорог, если судить по картинкам, совсем не такой. И панциря нет, да и выглядит гораздо, хм…
– Беззащитнее, – подсказал я.
– Вот-вот. Защита у него – как у оленя, такая же безнадежная. А если он еще и близорук, ему просто крышка. Ни острое обоняние, ни чуткий слух не спасут, если ты в западне, а защищаться практически нечем. Охотиться на такое животное – все равно что палить по домашнему гусю из дробовика. Следующий недостаток одного рога: потерял его – и твоя песенка спета. Жизнь однорогих – путешествие по Сахаре без сменных покрышек. Понимаешь, о чем я?