Страна сновидений. Письма из Атлантиды

Принц сейчас спит. Снится ему, конечно же, изумрудно-золотой остров Атилан (так звучит местное название Атлантиды), его мраморные дворцы и сверкающие храмы. Ему совершенно неведомо, что я позаимствовал его тело — и очень сильную правую руку, — чтобы написать это письмо.

Итак:

Откуда-то, я думаю, это Бретань или Нормандия, и предполагаю, что в сочельник 18 862 года до Рождества Христова, — мои поздравления тебе, Лора, и счастливого Рождества!

Получишь ли ты это письмо в той далекой морозной земле на Востоке, которая когда-нибудь станет Польшей или Россией? Полагаю, шансов меньше, чем пятьдесят на пятьдесят, даже если ты окажешься там точно в тот же самый доисторический год, что и я. Ведь целый континент разделяет нас. При здешних средствах сообщения это все равно, что быть в разных мирах.

Я заставлю Принца незаметно сунуть письмо в пакет с почтой, которую отправят на следующей неделе, и королевский курьер возьмет его с собой в путешествие через тундру к торговому посту, где, скорее всего, ты остановилась. Если хоть немного повезет и ты действительно окажешься там, не сомневаюсь: уж ты-то сможешь внедриться в любого, кто будет иметь постоянный доступ к королевским документам. Так как я пишу письмо по-английски, у него не будет даже отдаленного представления, о чем оно. А ты поймешь, читая эти строки его глазами, и, может быть, даже сумеешь ответить мне. Господи, как замечательно было бы получить от тебя письмо! Мы только недавно расстались, а кажется, прошла целая вечность.

Думаю, что все способы регулярной связи с тобой, которые я тут придумал, — да и любой связи вообще, — весьма ненадежны, я все же попробую. И, наконец, записи о моем здешнем опыте — хороший способ собрать все в более ясную картину, они помогут мне лучше все осмыслить и упорядочить, когда я вернусь в свое время и буду отчитываться.

Это седьмой день миссии. Пока все идет достаточно хорошо.

Сначала я, конечно, был травмирован прыжком через время. Это было потрясающе, совсем не так тяжело, как я думал: приготовился-то я, естественно, к худшему. Это был мощный прыжок, гораздо дальше, чем все наши прежние. На тренировках я прыгал не больше чем лет на девяносто, а этот прыжок — в сто восемьдесят столетий! Представь себе: я хлопнулся в сознание Принца на всех парах, с таким напором, что, казалось, на неделю выйду из строя. Вторжение грубоватое, скажу тебе.

Настройка оказалась прекрасной. Естественно, целью всех предварительных разведок во Времени было подобрать для меня члена королевской семьи — в качестве «хозяина». И им удалось поместить меня точно в сознание не больше и не меньше как самого наследника престола!

Никогда не смогу забыть момент внедрения: я почувствовал себя примерно так же, как если бы ударился о воду после неудачного прыжка с очень высокого трамплина. Это была боль, настоящая боль, много боли. От нее я, наверное, лишился бы дыхания, если б вообще дышал в тот первый момент.

Затем наступила абсолютная невероятность того фантастического момента, который и тебе хорошо известен: когда сознания сплавляются и в самом деле не знаешь, ты ли это или уже кто-нибудь другой. А потом я отключился.

То же, очевидно, ощущал и Принц.

Мы были без сознания, наверное, дня полтора, может, чуть больше, вот почему я не уверен, точно ли сегодня сочельник. Как только я пришел в себя, сразу установил лингвистические связи, чтобы понимать то, что слышу, и постарался определить, как долго мы с Принцем были без сознания, руководствуясь при этом такими, например, словами придворных:

«Мы рады, Ваше Высочество, что мрак закончился для вас».

«Два дня и одну ночь мы молились, Ваше Высочество! Два дня и одну ночь вас не было с нами!»

Но на самом деле это продолжалось не так долго: ты, вероятно, уже убедилась, что здешняя система дней и недель не очень похожа на нашу; «днем» они считают точное время между восходом и заходом солнца, темные часы называются «ночью», а следующая — и самая большая единица — это десять «дней» и «ночей», которые вместе составляют по нашей шкале пятидневную неделю, если только я не ошибаюсь. Два дня и ночь Атилана должны равняться нашим полутора дням, так что, ведя отсчет с момента, когда мы отправились из нашего времени, и вычисляя полное время, которое, по моим прикидкам, прошло после этого, я склоняюсь к тому, что сейчас сочельник.

Такой вопрос, Лора: правильно ли считать этот день сочельником, если сейчас мы живем за тысячи лет до Рождества Христова? Думаю, что правильно, — в конце концов, мы прибыли сюда из нашей эры. Но все же эта мысль поражает меня своей невероятностью, и вообще, все наше рискованное предприятие кажется таким странным, начиная с того, что ты и я, превращенные в простые сети электрической энергии, заброшены на тысячи лет назад, в Прошлое, а наши тела остались дома в глубоком сне. И убеждая себя, что сегодня сочельник, я чувствую себя немножко дома. Бог свидетель, как мне сейчас необходимо хоть что-то, напоминающее дом. Думаю, что и тебе тоже — там, в морозных пустынных краях охотников за мамонтами.

У меня очень хорошая связь с сознанием Принца. Я могу прочесть каждую его мысль, понимаю все, что говорит он и что говорят ему, контролирую его сердцебиение, частоту дыхания, работу гормональной системы. Могу предчувствовать движения его тела даже до того, как он сам осознает, что собирается совершить их. Я воспринимаю импульсы, идущие от его мозга к мускулам, и чувствую их готовность отреагировать. Я мог бы в случае необходимости опередить его собственные команды и заставить его тело делать то, что хочу я, но когда он бодрствует и в полном сознании, я этого не делаю. Не хочется, чтобы он заподозрил, что в него вселился демон, хотя, в общем-то, так оно и есть!

Как тебе это понравится, Лора, — выступать в роли демона? Не так уж приятно, а? Но ведь именно так обстоит дело, не правда ли?

Я уверен, что Принц даже не догадывается, что им овладели, а захватчик из далекого будущего поселился внутри его, полностью окутав его нервную систему — как легкий невидимый туман…

Я знаю, что он почувствовал мое появление: такой удар трудно не заметить, но ясного представления о том, что произошло, у него нет.

«Моей души коснулся перст бога, — сказал он всем окружающим. — На какое-то время я был брошен в темноту. Боги выбрали меня, и кто может сказать — почему?»

Другими словами, своего рода удар, а потом день, ночь и еще день бессознательного состояния.

Ну что ж, пути Господни неисповедимы, тем более что все уверены: он уже полностью оправился. А я остался, невидимо притаившись в его сознании таинственным сплетением электрических импульсов, защищенный от любых способов обнаружения атиланцами.

Сейчас Принц спит. Я, конечно, не могу читать его сны — этот пласт сознания слишком глубок, мне туда не проникнуть. Но тело его спокойно, очень расслаблено. Поэтому я думаю, что ему снится родная страна, теплый душистый остров Атилан. Похоже, ему кажется, что он лежит в своей собственной мягкой кровати.

Но его там нет.

Недавно я поднял его и, спящего, довел до чудесного письменного стола, сделанного из редкостных, незнакомых пород южных деревьев — почти черная древесина, похожая на эбеновую, инкрустирована полосками светлого золотистого дерева. Сейчас Принц сидит — прямой, поглощенный работой над этим письмом. Так сказать, пишет диктант. Наследный принц пишет под диктовку. Но сможет ли он когда-нибудь узнать об этом?

Единственным ключом к разгадке может быть ощущение напряжения в его правой руке и кисти. Форма наших букв сильно отличается от привычных для него завитков и спиралей, так что, когда он пишет, его мышцы напряжены и почти сведены судорогой. Однако, проснувшись, он ни за что не догадается, почему это рука немного ноет.

Мы находимся на берегу моря, готовые в любой момент свернуть лагерь и сесть на корабль, который доставит нас на Атилан. Здесь у атиланцев довольно крупный сторожевой пост, в котором проживает три-четыре сотни людей. Называется это место, кажется, Тибарак. По всей местности разбросаны небольшие примитивные стоянки жителей материка, которые пришли в Тибарак для торговли с атиланцами; они считают могущественных островитян чуть ли не богами. Кажется, так думает и вся Европа, во всяком случае, та ее часть, куда проникла империя атлантов — или атиланцев: как тебе больше нравится.

Пейзаж здесь весьма угрюмый, отталкивающий, хотя, наверное, ничего похожего на Наз Глесим, где ты находишься. Здесь нет ни ледников, ни заснеженных полей — они уже отступили к северу и востоку, — но земля, при беглом взгляде, голая, унылая и скалистая. Погода очень и очень холодная. Сомневаюсь, поднималась ли вообще температура выше нуля с тех пор как я здесь, хотя дни стоят яркие и солнечные. Тем не менее очевидно, что сейчас здесь теплее, чем было несколько сотен лет назад, или там, где сейчас ты, — у вас, должно быть, земля еще стиснута льдами. Здесь есть березы, ивы и немного сосен. Я видел случайных мамонтов и бизонов, но немного: большие животные ледникового периода не любят эти новые леса и уходят в холодные страны, где пастбища лучше.

Имя Принца — Рамифон Сигилитеримор Септагимот Столифакс Блейл, что означает примерно следующее: Любимец Богов и Свет Вселенной. Но никто его так не называет, потому что это считается кощунством: я выяснил это, тщательно исследовав глубокие слои его памяти. Родители называют его Рам, что короче всего. Братья и сестры зовут его Премианор Тисилан, что означает Первый в Семье. Все остальные величают его Стой Тилейл — Ваше Высочество.

Ему восемнадцать лет, у него темные волосы и оливковая кожа. Он очень сильный, широкоплечий, с огромными руками. Ростом он хотел бы быть повыше, и действительно, он не очень высокий даже по стандартам атиланцев. Он недоволен этим, хотя знает, что тут уж ничего не поделаешь. Вообще Принц оказался добродушным и очень одаренным. Однажды, если все для него хорошо сложится, он станет Великим Дарионисом острова Атилан, или, другими словами, королем.

Интересно, что бы он подумал, если б узнал, что его великолепный остров Атилан, который воздвиг такую славную империю и правил всем миром ледникового периода, обречен погибнуть через несколько сотен лет, да еще так бесследно, что люди будущих эпох посчитают сам факт существования острова просто красивым мифом…

Кстати, любопытно, как бы он реагировал, если б ему стало известно, что люди из будущего посылают исследователей через бездну в почти двадцать одну тысячу лет, чтобы узнать что-нибудь об этой империи, и что один из них в настоящий момент сидит прямо в его собственной голове?

Ну что ж, мне не посчастливится узнать, как бы он справился с этим. Самое невероятное, что я мог бы сделать, — это хлопнуть Принца по плечу и сказать: «Привет, Принц, угадай, кто здесь!»

Надеюсь, у тебя там все хорошо — в твоих ледяных пустынях. Я все время думаю о тебе и скучаю — больше, чем следовало бы. Напиши мне, если сможешь. Опиши все, что происходит с тобой. Все!

Потом напишу еще.

Очень люблю.

Рой.

Четыре дня прошло после моего письма

Я имею в виду четыре наших 24-часовых дня, а не ту половинку, которую используют атиланцы. Мы все еще здесь, на этом бесплодном холодном побережье. Атиланские корабли ждут в Тибаракской гавани, чтобы забрать нас на остров, но предварительно должны быть выполнены всякого рода обряды и ритуалы. Жители материка в устрашающем количестве, — их здесь, должно быть, тысячи, — явились попрощаться с Принцем, поскольку он готовится отплыть домой. Думаю, визит принца королевской крови — вещь здесь необычная, поэтому каждый день пылают костры, приносятся в жертву быки и возносятся все новые и новые хвалы Принцу. Его Высочество Рам руководит этим с потрясающим апломбом. Очевидно, его с детства приучали управлять империей, и он точно знает, что нужно делать. Но пока я не в состоянии сдвинуться с моей стартовой точки — из этой провинции, самой по себе не лишенной некоторого очарования. Что ж, возможно, это не сверкающий прекрасный Атилан, но это прошлое, Лора, далекое и таинственное доисторическое прошлое! Находиться здесь сейчас — восхитительно, каждая минута приносит что-то новое. Мне хочется обернуться к тебе и сказать: «Взгляни сюда, Лора! Разве это не удивительно?» Но тебя здесь, конечно, нет, ты так далеко — в Восточной Европе. Если бы только мы могли совершить это путешествие вместе! Я знаю, знаю, мы вместе — в некотором смысле. Но я — здесь, а ты — там, вместо того чтобы быть рядом. И не трудись доказывать мне, что нецелесообразно удваивать расходы и посылать двух исследователей в одно и то же место и одновременно. Я все это знаю, и тем не менее так хочется, чтобы ты была здесь, рядом со мной, чтобы мы могли разговаривать каждый день.

Что ж, тогда я буду рассказывать тебе обо всем, что узнаю. Может быть, в один прекрасный день мне повезет и я получу письмо от тебя.

Различие между атиланцами и жителями материка огромное. Я не имею в виду разницу в культуре, которая даже больше, чем, скажем, между римлянами времен Цезаря и варварами из лесов Германии и Франции. Там был Железный век против Бронзового, а здесь — Железный век против Каменного. Я говорю о физическом различии. Ты тоже должна заметить это. Атиланцы и жители материка — вообще два разных типа людей.

Поправь меня, если я ошибаюсь, но у меня такое впечатление, что жители материка здесь, в Тибараке, — это люди, которых археологи называют солютрейцами, они жили в этой части Европы спустя пару тысяч лет после кроманьонцев. Здешние солютрейцы — высокие, статные, светловолосые, типа викингов. Они носят кожаную, очень искусно сшитую одежду и пользуются каменными инструментами, которые, по-моему, вполне изящно выглядят — длинные, тонкие, конической формы, на лезвиях зубцы. Свои дома они обычно устраивают в неглубоких пещерах или под скальными навесами, хотя я вижу из сознания принца Рама, что в теплое время года они строят маленькие хрупкие хижины из прутьев.

Атиланцы ни в чем, даже отдаленно, не похожи на них.

Островитяне намного ниже ростом, коренастые, темноволосые и смуглые. У них карие или черные глаза, голубых я не встречал. Это, в сущности, средиземноморский тип, греческий или испанский, но есть что-то не совсем убедительное в их облике, а что — пока не могу точно определить. Их скулы необычно скошены, рты широковаты, а головы имеют немного странную форму. Возможно, ты тоже это заметила, даже если у вас в Наз Глесиме есть только пять или шесть атиланцев, я же здесь вижу сотни их.

Смысл моей теории в том, что атиланцы действительно предки средиземноморских народов нашей эпохи, но современные средиземноморцы выглядят немного иначе: из-за изменений, которые произошли после гибели Атилана за все эти тысячи лет эволюции и смешения народов. Однако я понимаю, что это только догадка, и, может быть, очень далекая от истины.

Что больше всего удивляет меня — это насколько «продвинуты», говоря технологическим языком, атиланцы по сравнению с жителями материка. Атлантида действительно была волшебным королевством! Богатая и обширная морская империя, в которой уже умели использовать железо и бронзу, с цивилизацией, не уступающей даже Греции или Риму. Когда подумаешь, что все это в далеком верхнем палеолите — в это почти невозможно поверить!

Как странно, что археологи не находят никаких остатков их материальной культуры. Ни бронзовых мечей или кинжалов, вперемешку с каменными инструментами кроманьонцев, ни скульптур, ни остатков сооружений, которые они строили на Европейском континенте, — на таких заставах, где сейчас мы с тобой находимся. Часть ответа, я полагаю, вот в чем: современные археологи серьезно исследовали раскопки слоя лишь нескольких последних веков, и им просто пока не повезло наткнуться на следы культуры атиланцев. Может быть, бронзовые кинжалы будут ржаветь еще тысячелетий двадцать, пока их найдут, а вот каменные орудия сохранятся навсегда. Но это не может быть полным объяснением.

Ну что ж, и на этот счет у меня тоже есть теория, Лора.

Что, если после гибели Атилана угнетенные народы Европейского материка поднялись, методично собрали все оставшееся от их хозяев-атиланцев: каждое орудие и инструмент, каждый кусочек скульптуры, дотащили все это до моря и сбросили в него? Каждый обломок! Из-за какого-то чрезвычайно мстительного побуждения они стерли все следы атиланцев с лица Земли. А за двадцать тысяч лет океанический ил довершил остальное.

Что ты думаешь об этом?

Рано или поздно, но исследование во Времени даст ответ. Мы можем быть вполне уверены в этом. Мы укажем точную дату гибели Атилана и направим исследователей в Европу — пусть посмотрят, что произошло потом. Но в данный момент, я думаю, моя идея так же хороша, как и любая другая гипотеза. Сейчас у меня полно времени, чтобы, сидя здесь, обдумывать свои теории. И должен признаться, что, несмотря на все сказанное немного раньше, мне порядком здесь надоело. Я хочу отплыть отсюда. Хочу увидеть Атлантиду.

Какое ужасное разочарование — знать, что в гавани дожидаются королевские корабли, готовые к отплытию в теплую, прелестную, легендарную страну в океане, а вместо этого я застрял здесь, в холодном, убогом местечке где-то на берегу будущей Франции, созерцая бесконечные ритуалы и жертвоприношения — реки крови животных текут по каменистой земле. Принц Рам стоит на вершине сплетенной из прутьев башни, улыбается, приветственно машет рукой и рассыпает полными пригоршнями зерно перед лежащими ниц жителями материка. Вообрази, зерно в Европе времен палеолита, где до начала развития земледелия еще целых десять или пятнадцать тясяч лет! И пока Принц швыряется зерном, прибывают все новые и новые вереницы местных жителей, расхватывающих это зерно; народу больше, чем, как я совсем недавно полагал, было на всей планете в то время.

Мне и вправду не хочется больше оставаться в этом заурядном местечке. Да, в нем есть свое очарование, но здесь так холодно, сыро и примитивно, а главное — это не Атлантида! Я хочу увидеть Атлантиду. Господи, как я хочу увидеть Атлантиду! И какая будет удача, если остров не исчезнет в море, прежде чем я доберусь до него. В конце концов, мы ведь не знаем точно, когда произойдет последняя катастрофа: это может случиться даже на следующей неделе, хотя очень хочется думать, что времени осталось больше. Тем не менее пока сижу здесь. Жду.

Очень сильно скучаю по тебе.

Пока.

Рой.

Написано в море

Мне неловко признаваться, что я уже потерял счет дням, но я уверен, что Новый год по нашему календарю уже наступил. Кстати, и по атиланскому календарю тоже, потому что, как я понял, у них год начинается в день зимнего солнцестояния, то есть по-нашему 21 декабря. В этом есть смысл: 21 декабря солнце начинает обратный ход, и дни становятся длиннее.

(Если тебе удалось точнее, чем мне, отследить время, Лора, можешь ли ты помочь мне? Если ты ответишь, то дай ключ, исходя из фаз Луны, или какой-нибудь другой для определения точной даты в нашей эре. Незнание точного календарного времени именно сейчас почти не имеет значения, но я предвижу, что это создаст большие трудности, когда подойдет срок моего возвращения. Нельзя было допускать такой небрежности со временем. Я тупица, тупица, тупица!)

Как бы то ни было, я предполагаю, что сегодня по нашему календарю третье января 18 861 года до нашей эры. Я не могу ошибиться больше, чем на день или два. Поэтому: счастливого Нового года, Лора! (Отними или прибавь день или два…) Счастливого Нового года! Очень трудно установить соответствие между атиланскими и нашими днями и, право же, глупо использовать календарь, который не имеет никакого отношения к здешнему исчислению. Я предполагаю, что ты сейчас пользуешься местным календарем, хотя весьма вероятно, что, как и я, тоже отслеживаешь и наше время. Так как я больше не могу быть уверен в правильности дат в нашей эре, то уж лучше мне переключиться на местную систему. И вот по исчислению атиланцев, — я устанавливаю это, используя сознание принца Рама, — сегодня тринадцатый день месяца Новый Свет в год Большой реки. Пусть будет так.

Тогда начинаю сначала:

День тринадцатый, Новый Свет, Большая река. С борта атиланского императорского корабля «Властелин Дня», направляющегося из Бретани к острову Атилан!

Тебе следовало бы увидеть эти корабли, Лора! Ты бы ни за что не поверила своим глазам!

Основываясь на том, что я смог узнать об общем культурном уровне атиланцев за недолгое время моего пребывания здесь, я ожидал увидеть нечто вроде греческих или римских галер с двумя или тремя скамьями для гребцов и, возможно, с парусом.

Лора, это что-то похожее на пароход. Я не обманываюсь. Пароход. В палеолите!

Невероятно. Непостижимо.

В прошлый раз я говорил, что атиланцы — это люди Железного века, живущие во времена Каменного века. Так вот, это сильное преуменьшение. Тогда я еще не мог достаточно внимательно изучить мое окружение. Эти люди находятся не просто на культурном уровне греков или римлян, как я думал раньше, — нет, они обладают технологией по меньшей мере девятнадцатого века, а может, и еще более развитой.

Я не мог удостовериться в этом на материке, да и ты, вероятно, не можешь заметить этого там, в твоей дали. Но этот пароход окончательно раскрыл мне глаза.

Я не уверен, что внизу громыхают настоящие паровые машины. Все, что мне действительно известно, это то, что к машинному отделению приставлена команда кудесников, которые заставляют огромную турбину вращаться, произнося заклинания. А что делается там, внизу, я, по правде говоря, не знаю, так же, как этого не знает сам принц Рам. Несомненно, у принцев нет необходимости вникать в разные технологические детали. Мне хотелось бы заставить его в спящем состоянии спуститься в нижнее отделение, чтобы я мог осмотреться вокруг, но пока не осмеливаюсь. Я должен быть уверен, что хорошо контролирую его сознание и могу удерживать его спящим столько, сколько потребуется. Не хочется, чтобы он внезапно проснулся и обнаружил, что находится внизу, в машинном отделении, где таким высокопоставленным особам, как он, вовсе нечего делать. И тогда он начнет подозревать, не проникло ли в него извне нечто странное.

И все же я могу рассказать тебе многое. Корабль большой, такой же величины, как крупная яхта, длинный, сужающийся к носу, с плоской кормой и очень высоким килем. Корпус металлический: вероятно, из железа, но, насколько я знаю, эти люди способны производить сталь. Ты можешь этому, конечно, не поверить, но все же подожди и читай дальше.

Здесь есть мачта, большая мачта, но без признаков какой-либо оснастки или тросов. Либо она имеет какой-то священный смысл, либо это некоторая разновидность антенны, но для натягивания парусов она не используется. Здесь также две трубы (или дымохода), но я не видел никакого дыма, выходящего из них. Ощущаются очень легкие, но устойчивые вибрации, как будто работают какие-то двигатели. Это все, что я знаю.

О, еще одна невероятная вещь. Эти люди используют электричество.

Знаю, знаю, знаю: это звучит как бред. Когда я впервые увидел вспыхнувший свет, я подумал, что у Принца галлюцинации. Или что я, должно быть, неправильно истолковал данные, приходящие через его сознание с ошибочными чувственными восприятиями. Или, может быть, я сам галлюцинировал. Знаешь, Лора, это сразило меня, как землетрясение. Я был ошарашен, взволнован, сбит с толку, озадачен. В какой-то момент даже засомневался, можно ли доверять собственным ощущениям. Возможно, это все было каким-то абсурдом. Электричество в палеолите?

Но я проверил и перепроверил: сигнал от него ко мне шел ясно и точно. Все, что воспринимал я, до мельчайших подробностей соответствовало тому, что видел Принц, так что это был не лихорадочный сон, это было настоящее электрическое освещение, Лора, как ни невероятно это звучит.

На материке, где я был, все освещалось вонючими и чадящими масляными лампами соответствующего доисторического вида, без сомнения, такими же, как в твоих краях. А здесь, на корабле, все коридоры, которые я видел, и подозреваю, что каждая отдельная каюта, имеют электрическое освещение. Думаю, что они просто не потрудились установить генераторы на сторожевых постах на материке или, возможно, там нет подходящего топлива. А на корабле у них, должно быть, что-то вроде генератора, вырабатывающего электроэнергию, точно такого же, как дома.

Лампы большие, неуклюжие, свет дают резкий и ослепительный, но это, без сомнения, электричество. Я видел, как принц Рам включал и выключал свет в своей каюте, касаясь пластинки на стене. Без всяких усилий я мог бы заставить себя поверить, что нахожусь на борту судна двадцатого века — правда, весьма своеобразного, словно некий гениальный самоучка из затерянной глуши изобрел цельную концепцию океанского судна, полностью соответствующего во всех важных деталях европейским или американским кораблям, которых этот умелец и в глаза-то никогда не видел. Но я ведь знаю, что нахожусь в прошлом, в конце ледникового периода, и там, где когда-нибудь возникнут Париж и Лондон, все еще бродят покрытые шерстью мамонты и мохнатые носороги.

Так кто же они, эти атиланцы? Как смогли они достичь всего этого за тысячи лет до начала культурной эволюции человека? Этому нет никакого объяснения. Вдруг в середине мира, который еще использует топоры и ножи из кремня, возникло общество, которое овладело металлургией, инженерными искусствами, архитектурой, даже электричеством, — это безумие, Лора, просто в голове не укладывается. Древний миф гласит, что атланты были великим народом, но все-таки не чудотворцами.

Ладно, давай пока оставим это. У меня есть много другого, о чем хотелось бы рассказать тебе.

Я теперь совершенно уверен, что место, от которого мы отплыли, — берег Бретани. Когда мы дома, в нашей эре, начали изучать представителей правящей касты, чтобы выбрать для меня подходящего «хозяина», было заранее известно, что важные члены королевской семьи совершают регулярные инспекторские поездки по прибрежным провинциям, поэтому, если я использую сознание одного из высочайших принцев, то с одинаковой вероятностью могу попасть как в древнюю Францию, так и на сам Атилан.

Несомненно, каменные орудия, которыми пользовались жители материка, были сходны с теми, что употреблялись в тогдашней Франции. И гавань очень удобная. Был ли Тибарак Шербуром или Гавром — сказать не могу, но, если меня не подводят географические познания, мы уже проплыли Английский канал, а в ясные дни мне казалось, что в северном направлении был виден берег Англии; сейчас мы выходим в Атлантику, огибая Португалию со стороны входа в Средиземное море. Как решили наши археологи, наиболее вероятное место расположения Атлантиды должно быть где-то между Канарскими островами и Азорами.

Погода становится мягче и теплее с каждым днем. Птицы, ласковые бризы (даже в середине зимы ледникового периода!), дрейфующие скопления водорослей. Частые дожди, почти ежедневные, но они не сильные, и, когда потом выходит солнце, появляются радуги, почему-то вызывающие печаль. Особенно когда я думаю о том, что, возможно, там, где они кончаются, и погребена Атлантида.

Жизнь на борту корабля — это…

Ох, неприятность!

Спустя шесть или семь часов, тот же день.

Был на волосок от провала. Я использовал Принца, чтобы написать это письмо, и чуть не попался.

Рам сидел в своей каюте на одной из подвесных коек, весьма популярных на этом корабле. Я ввел его в состояние транса и рассказывал тебе о погоде в море, когда внезапно вошел его личный стюард — наверное, чтобы привести в порядок каюту.

У атиланцев нет обычая стучать в двери, они лишь издают какой-то свистящий звук, когда хотят войти в комнату. Я был так поглощен диктовкой письма, что ничего не заметил. Итак: входит стюард и видит, что наследник престола, выпрямив спину, сидит в гамаке со странным, потусторонним выражением лица.

«Ваше Высочество!» — говорит стюард. И уже с настоящим ужасом: «Ваше Высочество?!»

Он поспешно бросается к Принцу и сильно трясет его.

Ну, ты понимаешь, я тотчас прервал контакт с сознанием Принца. Он вышел из состояния транса, смущенно огляделся вокруг и рассердился на стюарда за то, что тот побеспокоил его, когда он собрался вздремнуть. Это сошло хорошо, но я не мог вернуть Принца обратно в состояние транса до тех пор, пока стюард не покинет каюту. А тому для этого потребовалось ровно столько времени, чтобы Принц успел взглянуть на лист тонкого пергамента, который он держал, и уставиться на бессмысленные знаки, неразборчиво нацарапанные на нем.

Поэтому, когда стюард наконец вышел, принц Рам, совершенно очнувшийся, оказался с листом пергамента, покрытым странными знаками, в одной руке и пером в другой. И действительно, загадочные знаки были шрифтом, который никто на Земле не в состоянии был бы понять еще в течение многих тысяч лет.

Он был совершенно озадачен — поднес лист близко к глазам, перевернул его, потряс в замешательстве головой. И я громко и ясно услышал его мысль:

— Именем всех богов — что ЭТО?

Ну, я заставил его опять погрузиться в сон и попытался углубиться в его сознание, чтобы уничтожить память о том, что он только что видел. Насколько ты знаешь, это не самое легкое дело в мире: ощупью ищешь в кратковременной памяти твоего носителя нужный эпизод и пытаешься стереть его, но следует быть предельно внимательным, иначе можно вычеркнуть половину дня с другими событиями, а то и целую неделю, или даже вторгнуться в базовую структуру памяти. Я не хотел, чтобы у него осталось ощущение глубокой амнезии, поэтому ходил на цыпочках вокруг банка его памяти, проникая в слои то здесь, то там, не щадя усилий. Думаю, что я проделал эту работу превосходно, никто другой не смог бы лучше, но все же не был совершенно уверен, что убрал все, связанное с этим инцидентом.

Письмо я спрятал, а потом спрятался и сам, спустившись в неактивный слой мозга Принца, и затаился там на весь день, не пытаясь устанавливать никаких контактов с его мозгом.

Думаю, это самое тяжелое дело — когда ты должен сбить кого-то с толку и для этого зажаться и бездействовать. А кроме того, мы не способны ни уснуть, ни совершить длительную прогулку, чтобы скоротать время: для этого нужно иметь телесную оболочку. Так что приходится сидеть в подсознании, не в состоянии даже шевельнуться. Как заключенные в клетке размером с человеческий мозг, совершенно неподвижные, считающие секунды и минуты из-за отсутствия других дел. Это сводит с ума, ты согласна? Это почти невыносимо.

Я полагаю, что мог бы использовать время — прощупать базисную функциональную память Принца и получить немного полезных данных о цивилизации атиланцев, но пока не решаюсь. Он вполне может засечь меня копающимся в его памяти — ощутить, так сказать, зуд чужой любознательности в своем сознании. А я не хотел пробуждать в нем новых подозрений, мне еще тогда показалось, что в сознании Принца уже была необычная новая грань — какая-то беспокойная осмотрительность.

Я знал, что такое случалось и прежде, но слабые подозрения о действительной ситуации проходили у него через несколько часов. Вполне уверен, что так случилось и в этот раз: Рам начал расслабляться, беспокойство покинуло его, он занялся своими обычными королевскими делами, как будто ничего не случилось, а десять минут назад вернулся в каюту, чтобы отдохнуть. Я ввел его в состояние транса и достал это неоконченное письмо из тайника.

Какое странное занятие — путешествовать через Прошлое внутри чужого сознания! Я проделывал это дюжину раз, но все еще не вполне освоился. И не уверен, что мне и в самом деле очень нравится использовать другого человека просто как форму воплощения, управляя им для собственного удобства, проникая в его наиболее интимные мысли и воспоминания, как будто он не более чем программа, доступная для считывания. Иногда это немного противно — словно ты в каком-то смысле шпион. Получается, что ни один из когда-либо живущих людей не может иметь никаких секретов от нас, путешествующих во Времени и сующих повсюду носы из двадцать первого столетия.

С другой стороны, так как мы можем путешествовать во Времени не физически, а только в виде неосязаемых электрических импульсов, что же остается делать? Зато мы получаем возможность проникать во всевозможные удивительные знания, которые иначе навсегда исчезли бы в бездонном море Прошлого.

В любом случае — начнем с того места, где я остановился несколько часов тому назад.

Очевидно, мы входим в субтропические воды. Оказывается, даже в ледниковую эпоху погода в средних широтах Земли достаточно приятная, немного дождливее, чем в нашей эре, но почти не холодно. В воздухе весенняя нежность, и все на корабле соответственно настроены. Принц и его свита пробыли на холодном материке больше года, и им так же не терпится вернуться на Атилан, как мне увидеть его впервые.

Сегодня после полудня Принц работал над докладом своему венценосному отцу о теперешнем состоянии торговых постов Атилана на материке — очевидно, его посылали в Европу для их изучения. Когда Принц работал, он пользовался разложенной на столе раскрытой картой, и я мог увидеть полные границы империи.

Невероятно!

Их сторожевые посты протянулись вдоль всей южной части Европы Каменного века вплоть до России, а также вниз, в Северную Африку и на Средний Восток. Большинство постов доступны со стороны моря, кроме того, они связаны сетью внутренних дорог. Внушает почтение то, как они соединили эти посты, — курьеры направляются туда и сюда по развитой сети больших дорог. (Нет, я не думаю, что они используют автомобили: все, что я видел в Бретани, это колесницы, запряженные сильными, на вид неудержимыми лошадьми, но встречались и другие лошади — похожие на огромных северных оленей.)

И все это сгинет. Все будет полностью забыто, как будто никогда и не существовало. Память об Атлантиде сохранится только как легенда или миф, который никто не будет воспринимать серьезно до тех пор, пока не наступит эпоха исследований во Времени. Очень грустно думать об этом.

Атиланская система дорог, как я полагаю, доходит до центра Германии, затем зигзагами вьется по Центральной Европе, огибая области, наиболее сильно скованные льдами. Одна из дорог идет прямо в Наз Глесим — самый восточный сторожевой пост империи, в котором находишься ты. Забавно видеть на карте это название, зная, что ты именно сейчас там!

Тибарак, в котором я был, находясь в Бретани, — прибрежный сторожевой пост, разновидность штаб-квартиры для осуществления имперского управления на материке, своего рода западноевропейский филиал. Курьеры постоянно снуют из Тибарака в Наз Глесим и обратно, везут указания своего правительства и сообщения местного коменданта. В одну сторону поездка занимает пару месяцев. Есть возможность посылать эти письма с королевской почтой, и если ты действительно внедрилась в сознание местного коменданта Сиппурилейла, как было запланировано, когда проводилось предварительное исследование во Времени, ты в конце концов прочтешь их. Постарайся устроить так, чтобы комендант Сиппурилейл посылал ответные письма принцу Рамифону Сигилитеримору, тогда я рано или поздно получу их. Потом нам придется стереть из памяти наших носителей все следы этих странных посланий на неизвестной им тарабарщине, которыми они обменивались. На практике сделать это будет не слишком трудно.

Я думаю, что мы доплывем до Атлантиды дня через четыре. На закате Принц, одетый только в легкую тунику и накидку, вышел на палубу, с юга дули мягкие теплые бризы.

Бедная Лора! Ты, должно быть, мерзнешь там, в унылых русских степях, в то время как я рассказываю тебе о весенней погоде, которой мы здесь наслаждаемся. Прости, ты ведь знаешь, я не хотел дразнить тебя, просто счастливый жребий послал меня в Атлантиду, а тебя в Наз Глесим, хотя я понимаю, что это всего лишь излучение головного мозга, а не наши тела, и что в далеких лесах мог сейчас оказаться я. А в следующей экспедиции для нас все может быть наоборот.

Жаль, что наши прыжки во Времени никогда не приходятся на одно и то же место. Я знаю, знаю, они хотят охватить максимальную территорию. Лучшее, на что мы можем надеяться, это отправиться в одно и то же Время, но в разные географические районы. Это, как я понимаю, лучше, чем ничего. Помнишь, что они говорили, когда мы вызвались участвовать в этой экспедиции: лучше, когда в качестве команды посылаются два человека, имеющих сильную эмоциональную связь. И они правы. Простая мысль, что ты здесь, пусть за тысячи миль отсюда, но в том же самом Времени, согревает и успокаивает меня. Это безмерно помогает избежать чувства ужасного одиночества, которое наступило бы от сознания того, что я так далеко во Времени от всего и всех, кого люблю. Все равно, так хотелось бы хоть иногда видеть тебя, дотрагиваться до тебя. Мне хотелось бы… а, ладно, неважно. По крайней мере, я могу писать тебе. Может быть, однажды курьер возвратится с востока империи и привезет для меня твое письмо.

Между тем Атлантида приближается с каждой секундой.

Пока! Передай наилучшие пожелания всем моим добрым друзьям в Наз Глесиме, если там случится быть кому-то, в чем я очень сомневаюсь.

Скучаю по тебе, скучаю, скучаю.

Рой.

День 27-й, месяц Нового света, год Большой реки

Лора, Атлантида! Я в Атлантиде!

Остров Атилан — так мне следовало сказать. Он показался среди ночи, когда принц Рам спал. У двери раздался свист — Принца разбудили, потому что он должен был выполнить ритуал Возвращения Домой. Мы вышли на палубу, и тогда наконец я увидел его прямо перед собой, мерцающий в свете луны остров.

Это величественный остров, возвышающийся в западной Атлантике. В центре огромная гора, называется Баламорис, — вулкан. Я думаю, тебе известно, что рано или поздно начнется извержение, и оно предаст это место забвению. Лучше бы позже, я на это надеюсь. Очевидно, что вулкан Баламорис бездействовал сотни или даже тысячи лет, и на его обширных склонах, а также внизу, вдоль широкой, спускающейся к морю равнины, построен фантастический город.

Когда мы приближались к Атлантиде, я знал о ней лишь то, что описал Платон в своем диалоге с Критием, который мы с тобой штудировали во время подготовки. У Платона Атлантида была «континентом» — плодородным и красивым, с изобилием деревьев и кустов, цветов и фруктов, диких и домашних животных, богатым драгоценными минералами. Столица располагалась на южном берегу и представляла собой огромный город с башнями и дворцами, диаметром миль в пятнадцать; он спланирован в виде двух земляных колец, разделенных тремя широкими каналами с высокими каменными стенами и мостами. В центре города, внутри ограды из золота, находилось священное место, стены храмов там покрыты золотом и серебром, а крыши сделаны из слоновой кости.

Я слышу, как ты возражаешь мне, что никто в современном мире не воспринимает диалоги Платона как реальную историю. Да, я знаю это и отлично помню, что он писал свои диалоги около 335 года до нашей эры, и даже он утверждает, что Атлантида погибла за 9000 лет до его времени. А это значит, что Платон в любом случае не мог знать точной даты этого события, потому что за 9000 лет до Платона Греция была в глубокой доисторической тьме. Я знаю, что долго бытовала общая научная точка зрения, будто Платон всю историю Атлантиды придумал сам, что все это его фантазия, всего лишь прелестный плод воображения.

Но так ли это? Хотел бы я знать. Сейчас, когда я увидел Атилан своими собственными глазами, я совсем не уверен, что Платон создал его небрежным росчерком пера.

Благодаря исследованиям во Времени мы знаем только одно — Атлантида действительно существовала. Вплоть до двадцатого столетия ее считали чистейшим мифом. Но оказалось, что это не миф. Мы доказали, что великолепный огромный остров-город действительно существовал в центре Атлантического океана за тысячи лет до времен Платона и что он действительно был разрушен мощным катаклизмом. Не так уж невероятно, что память об этом острове и его страшной гибели могла превратиться в легенду или что истории о сказочной Атлантиде передавались из поколения в поколение с незапамятных времен. Какие-нибудь путаные обрывки этих легенд могли циркулировать в Средиземноморье и во времена Платона.

Удивительно, как реальная Атлантида, на которую я с изумлением смотрю как раз сейчас, даже когда пишу это письмо, действительно похожа на ту, что описал Платон.

Это, конечно, не континент, а очень большой остров, примерно такого же размера, как Борнео или Мадагаскар. Но, когда ты смотришь на громаду суши, простирающуюся на огромные расстояния в обоих направлениях, как ты можешь сказать, континент перед тобой или просто большой остров? Платон был недалек от истины. Несомненно, Атилан — так будет правильнее — намного больше, чем Великобритания, Куба или Исландия. Он ошибался и относительно других деталей. Например, главный город находится не на южном побережье, а на западном. Но город действительно имеет круговую планировку и обнесен огромными стенами из гигантских каменных глыб, уложенных одна на другую. Каменная кладка и в самом деле выполнена с фантастической точностью. Она абсолютно совершенна. Внутри, за стенами города, каналы, мосты и великолепные бульвары, равных которым и до наших дней нет ни в одном городе на Земле.

Знаешь, Лора, прибрежная часть города восхитительна. Если бы ты только могла увидеть ее! Огромная полукруглая гавань с массивным причалом из черного гранита, облицованного розовым мрамором, уходящие далеко в море каменные пирсы… Повсюду вокруг меня атиланские корабли, вернувшиеся из разных стран, и в эту минуту я наблюдаю, как они разгружают свои, должно быть, совершенно невероятные грузы. На берегу должностные лица проверяют каждую коробку и ящик, в которых редкие металлы и драгоценности, меха, специи, экзотические животные и редкие виды древесины.

Слушай дальше: по одну сторону гавани высится Фонтан Небесных Сфер, каждые четверть часа он стреляет в небо огромной струей воды. С другой стороны расположен Храм Дельфинов — совершенно безупречное архитектурное сооружение из белого мрамора. Поверь мне, рядом с ним сам Парфенон выглядит жалкой поделкой.

Сразу же за береговой линией проходит широкая магистраль — улица Наблюдателей Звезд. В самом ее начале — куполообразная, впечатляющих размеров башня, Императорская обсерватория, а сразу за ней начинается огромный Проспект Небес, который на много миль тянется через город и приводит к расположенному на склоне холма центральному району священных зданий. Да-да, именно тех, о которых говорил Платон. Стены храмов покрыты белым мрамором, а не золотом и серебром, как у Платона, но когда полуденное солнце освещает их, то весь город сияет в отраженном свете.

От священного места город раскинулся во всех направлениях, наступая на холмы у подножия горы Баламорис. Дальше начинаются парки, фермы, шахты, в которых добывают медь, железо и золото, за ними огромный лесной заповедник с дикими животными всех видов, вплоть до стада слонов. Я имею в виду не покрытых шерстью мамонтов, которые сейчас повсюду бродят по Европе, в твоих краях, а обыкновенных гладких слонов, очень похожих на тех, которые мы можем увидеть в зоопарке, только, я думаю, эти значительно больше. Уши у них размером с шатер.

Климат здесь предельно мягкий. Судя по тому, что в середине зимы ночь и день почти равны по продолжительности, я сказал бы, что Атилан расположен прямо на тропике Рака или чуть севернее. Почти каждый день идут небольшие дожди, но быстро проясняется, выходит солнце и вновь становится красиво и тепло. Воздух мягкий, необыкновенно прозрачный, небо нежно-голубое, и куда ни глянешь — везде цветы. Трудно поверить, что в это же самое время большая часть Европы и Северная Америка прогребены под слоем льда или что на месте наших будущих великих городов пасутся огромные, косматые, неуклюжие мамонты и носороги, а небольшие группы одетых в шкуры людей пытаются охотиться на них с примитивным, сделанным из камня оружием.

Неудивительно, что дошедшие до нас воспоминания об этом месте продолжали волновать умы таких людей, как Платон, спустя тысячи лет. Наверное, в каждом поколении мудрые сказители передавали вновь и вновь яркие легенды об Атлантиде — через геологические эпохи, через тясячелетия неизвестности, наступившей после ее гибели. Огромный погибший город, едва ли не рай, исчезнувшее королевство чудес и неожиданностей — какие истории, должно быть, рассказывали о нем! И продолжали рассказывать год за годом, столетие за столетием. За это время ледники медленно отступили, и человечество вновь овладело искусством земледелия, научилось строить города и деревни и наконец в Шумере, Египте и Китае еще раз приблизилось к уровню развития, который мы называем цивилизацией.

Поразительно и совершенно невероятно то, что эти старые легенды даже приблизительно не передают того, какой в действительности была Атлантида. Подлинная Атлантида в год 18 862-й до нашей эры — с ее пароходами и электричеством, поразительными архитектурными и инженерными чудесами — намного более фантастична, чем могли себе представить греческие или римские рассказчики небылиц.

Я говорю серьезно. Технологическое развитие Атлантиды во многих отношениях достигло уровня современных Нью-Йорка, Парижа или Лондона, только она намного красивее, чем любой из них. И это во времена Каменного века, когда никто в остальном мире не продвинулся дальше обитания в призерах и вытачивания каменных ножей и топоров.

Сейчас у меня нет никакого объяснения, как такое могло быть возможно. Вообще никакого.

Возвращение принца Рамифона Сигилитеримора на Атлантиду потребовало от него выполнения огромного количества ритуалов и формальностей, и я уже начал думать, что вообще никогда не смогу увидеть город. Мы оставались на корабле невероятно долго. Это почти так же сводило с ума, как и дни ожидания в гавани Тибарака, когда нескончаемые ритуалы не давали королевскому флоту отплыть.

Сначала был ритуал Возвращения домой. Принц множеством молитв, курением фимиама и принесением в жертву быка воздавал благодарность за благополучное возвращение. Он совершил жертвоприношение своими собственными руками. Вынужденный наблюдать это близко, я испытывал отвращение, но выбора у меня не было. По крайней мере он убил животное быстро — очевидно, имел большую практику. Он использовал для этого клинок, почти наверняка сделанный из стали, с рукояткой, украшенной драгоценностями. Это я нахожу занимательным в таком вызывающем отвращение зрелище, а ты? Я имею в виду то, что они используют оружие из такого высокотехнологичного материала, как сталь, чтобы совершить варварский ритуал принесения в жертву животного. Нелепая смесь. Бык — огромный, с загнутым, черным на конце рогом длиной с ярд — оказался настоящим зубром, вымершим предком современного рогатого скота.

Я решил, что уж теперь-то мы сойдем на берег, но не тут-то было: после многочисленных песнопений, шествий и угощения обугленным полусырым мясом, которое Принц, к моей радости, отправлял в свой пищеварительный тракт, а не в мой, хотя, когда ты пассажир, путешествующий во Времени, иногда трудно сказать, в чем различие.

Принц спустился на нижнюю палубу и перед небольшим алтарем в каюте капитана в течение нескольких часов взывал то к одному богу, то к другому. Во всем этом принимали участие поднявшиеся на борт жрецы, но потом они ушли, а принц Рам остался на корабле.

Наступила ночь. Толпы народа стояли на набережной, пели и прославляли Принца. Он приветственно махал им в ответ с палубы флагманского корабля. Был фейерверк, какого я в жизни не видел.

Утром явились младшие брат и сестра Принца, чтобы передать ему официальное приветствие семьи. Я бы сказал, что принцессе Рейне около пятнадцати лет, а принцу Кайминору, возможно, тринадцать. Они очень похожи на брата — коренастые, невысокие, темнобровые, с оливковой кожей.

Их встреча была в общем формальной: касание кончиками пальцев вместо поцелуев. Ритуал приветствия продолжался непрерывно до полудня, потом наконец брат и сестра вместе с Принцем сошли с корабля. И вот благодаря любезности моего «хозяина», принца Рамифона Сигилитеримора Септагимота Столифакса Блейла, Премианора Тисилана атиланского, я в конце концов получил возможность ступить на берег исчезнувшей Атлантиды.

Но прошел я не очень далеко — мы подошли к Храму Дельфинов, там у самого дальнего ряда красивых мраморных колонн для Принца соорудили нечто вроде шатра, где он должен был очиститься, освободиться от всякой заразы, которую мог подхватить, когда жил среди грязного нецивилизованного народа материка.

Этот обряд Очищения занял еще один день и ночь. Принца обмывали молоком, покрывали лепестками красных и желтых цветов и монотонно твердили: «Желаем тебе освободиться от всего нечистого. Желаем тебе освободиться от всего нечистого». Повторяли это снова, снова и снова. «Пусть грязь с материка больше не пристает к твоей коже, — монотонно напевали они. — Желаем тебе освободиться от всего нечистого». Повторяли бесконечное число раз, пока я не решил, что потерял рассудок.

Зато я узнал нечто важное об этой стране: здесь самая настоящая расовая дискриминация, и обряд Очищения связан именно с ней. Атиланцы испытывают глубокое презрение к жителям материка, считая именно их «грязью» материка, от которой, как полагают, обряд очищает Принца.

Атиланцы называют жителей материка «грязными людьми».

Я не настолько силен в грамматике их языка, как хотелось бы, поэтому не уверен, подразумевают ли они, что обитатели материка живут в грязи (имея в виду неряшливые пещеры и постройки) или что те сами по себе грязные. Кажется, имеется в виду последнее.

Итак, эти благородные, замечательные, потрясающе цивилизованные атиланцы считают жителей Европы Каменного века чуть ли не животными. Замечала ты подобное в Наз Глесиме? Возможно, там, где только горсточка атиланцев живет среди жителей материка, все иначе, там они должны быть более осторожными. Но здесь, где не встретишь ни одного жителя материка, атиланцы даже не пытаются скрывать презрение к ним:

«Мы благодарны вам, о боги, за возвращение нашего любимого Принца в человеческое королевство с земли грязных людей».

Заметь это маленькое различие, Лора: принц вернулся в человеческое королевство.

Думаю, не стоит уж очень порицать островитян за чувство превосходства, учитывая, что они живут в восхитительных мраморных дворцах с электрическим освещением и внутренним водопроводом, в то время как весь остальной мир пребывает в грубом Каменном веке. Но все же не считать живущих на материке человеческими существами — это уж слишком. Да, по стандартам Атилана они отсталые, но утверждать, что они нелюди? Это явная заносчивость.

Если ты примешь во внимание, насколько, по-видимому, глубоко их презрение к жителям материка, то мои рассуждения о том, почему при раскопках палеолита наши археологи не нашли никаких остатков материальной культуры Атлантиды, приобретают определенный смысл. Если тобой в течение тысячелетий правит более развитая раса, которая считает тебя просто грязью, и внезапно родина этих зазнаек гибнет от извержения вулкана, ты получаешь отличную возможность восстать и перебить всех оставшихся в живых повелителей. А потом тебе, возможно, захочется собрать все — до последнего обломка, принадлежавшее прежним хозяевам и напоминающее о твоем унижении, — каждый кувшин, чашку, скульптуру и даже орудия труда, хотя они могли бы пригодиться, — и вывалить все это в океан, который вот он, рядом. Я бы их вполне понял.

Нам нужно проверить эту гипотезу исследованиями во Времени, раз уж начали изучать фактическую историю разрушения Атлантиды. Нужно постараться выяснить, что после этого произошло на материке, было ли там своего рода очищение от ненавистных хозяев, как я предполагаю. Безобразные расистские тенденции, которые я начал замечать в культуре Атлантиды, и были причиной того, что случилось потом.

Как бы там ни было, я продолжаю свой рассказ. Я здесь для того, чтобы наблюдать, а не осуждать.

Ритуал Очищения подошел к славному финалу: хоры жрецов и жриц запели осанну, а Принц погрузился в алебастровую ванну, наполненную вином и медом. Когда он в сверкающих на теле каплях вышел из ванны, слуги облачили его в подобие тоги из тонкого белого хлопка с голубой отделкой — такую одежду здесь носят все. (Белоголубая гамма и мраморные здания с прекрасными белыми колоннами усиливают общее впечатление греческой атмосферы на Атилане, так же, как солнечная погода, похожая на весеннюю.)

Наконец, Принц вышел на Проспект Небес и пошел пешком, чтобы оказать официальное почтение своему могущественному отцу Харинамуру Великому Дарионису Атилана. Он шел вниз по необъятному пространству проспекта, а вместе с ним и я, во все глаза наблюдая происходящее с выгоднейшей позиции.

Шествие заняло весь день. Проспект Небес — это такая же главная улица, как Елисейские поля, Пятая авеню или Пиккадилли. По обе его стороны высятся роскошные величественные здания классической архитектуры. Люди смотрели из всех окон, когда принц Рам проходил мимо. Он шел с непокрытой головой, и на нем не было ничего, кроме тоги и сандалий. Когда он вышел, палило солнце, но в полдень небо потемнело, полил обычный дневной дождь — ужасный ливень, но Принц, казалось, даже не заметил его. Не знаю, насколько длинным был наш путь, возможно, мы прошли несколько миль, но в поведении Принца не было и намека на усталость.

В конце концов он приблизился к императорскому дворцу — роскошному мраморному зданию с множеством колонн, расположенному на высоком мощном каменном постаменте, невообразимых размеров; другим концом он выходил на большую площадь в конце Проспекта Звезд.

Он остановился на расстоянии фута от лестницы, в которой было не меньше ста великолепных мраморных ступеней, и посмотрел вверх, потом выше и еще выше. На самом верху колоссальной каменной лестницы располагалась просторная терраса. Там Принца ожидал его отец, Король. Принц Рам, который уже десять или одиннадцать часов шел через улицы города во дворец, не останавливаясь передохнуть ни на минуту, начал уверенно подниматься по гигантским ступеням.

«Приветствую тебя, о Единственный Король! — закричал Принц. — Харинамур Великий Дарионис!» А потом уже тихим голосом: «Отец».

«Рам», — сказал Король. И они обнялись.

Это было невероятно трогательно. Могущественный отец и непобедимый сын так счастливы были видеть друг друга вновь, так глубоко счастливы! Я всегда был достаточно близок со своим отцом, ты знаешь, но никогда не чувствовал между нами чего-либо хоть отдаленно похожего на ту мощную силу любви, которая исходила от этих двоих, когда они крепко обнялись на виду у толп атиланцев, там, на сверкающей мраморной террасе, на вершине сотни гигантских ступеней.

Было немного неловко перехватывать чувства принца Рама в момент встречи, но необходимо заставить себя не думать о таких вещах. Я говорил об этом раньше, да и вряд ли тебе нужно объяснять, что странникам во Времени невольно приходится принимать участие в чужих делах, тайно подслушивать и подсматривать еще более интимные вещи, но другого способа исследования просто нет. Если нельзя отправиться в Прошлое в собственном обличье, мы вынуждены оккупировать мозги его современников без их ведома, и нельзя сказать, что это очень уж приятно. Но это необходимо, вот единственное оправдание. Если мы решились восстановить картину исчезнувшего прошлого, нужно идти на это, потому что другого способа нет.

Король — самый благообразный человек, какого я когда-либо видел. По величию, внешнему виду и авторитету он похож на Моисея, Авраама Линкольна и императора Августа, вместе взятых. Он очень высокий по атиланским меркам, с длинными белыми волосами и густой окладистой белой бородой, и выглядит таким величественным и мудрым, что хочется пасть перед ним на колени и целовать его сандалии. В этот день он надел пурпурную мантию, расшитую золотой и серебряной нитью, на голове красовалась корона из лавровых листьев, прикрепленных к золотым зубцам.

С чрезвычайной торжественностью он обнял принца Рама, прижал его к себе, потом отступил назад, чтобы они могли заглянуть друг другу в глаза; в темных блестящих глазах Короля светились такое сердечное тепло, такая глубокая любовь, что я действительно почувствовал зависть и печаль, полагая, что никто другой на Земле не мог быть любим своим отцом так, как этот Принц.

«Мы скучали по тебе каждый день твоего отсутствия и каждый час каждого дня, — сказал Король. — Мы каждый день просили богов оберегать тебя и благополучно вернуть тебя нам. И сейчас наши молитвы услышаны».

«Отец! Великий Дарионис, Единственный Король! Мои мысли всегда были о тебе, пока я путешествовал вдали от дома».

Они коснулись друг друга кончиками пальцев, быстро и деликатно, как это принято у атиланцев.

Потом появились шесть жрецов, ведя зубра. Отец и сын тотчас и здесь же закололи бедное животное своими клинками с рукоятками, украшенными драгоценными камнями. Был разведен огонь и приготовлено мясо; жрецы отрубили от туши куски и принесли Королю и Принцу, каждый из которых кормил другого из своих собственных рук.

Я знаю, что это означало церемонию возобновления любви, но мне она казалась кровавым варварским занятием, и я обрадовался, когда все закончилось, а Принц и его отец бок о бок отправились в королевский дворец.

Ты даже приблизительно не сможешь представить себе великолепие этого дворца. Роскошные драпировки, резьба по слоновой кости и нефриту, многоцветные каменные колонны и филигранно вырезанные оконные проемы — это настоящий главный дворец из «Тысячи и одной ночи»! Смотришь на все это, и сердце сжимается, потому что не можешь не понимать: все это будет унесено гибельным ветром на дно Атлантического океана и погребено под многотысячелетним слоем ила и грязи. Стоишь среди всей этой фантастической, сказочной красоты и знаешь, что дни ее сочтены, что все погибнет через месяц, через год или, может быть, в лучшем случае через столетие, — и думать об этом больно. (Руины дворца, должно быть, все еще где-то здесь, внизу, на дне океана! Но сможем ли мы когда-нибудь найти их? И сохранится ли хоть какая-нибудь частица этой красоты?)

Каждый член королевской семьи имеет во дворце свои собственные апартаменты. Комнаты принца Рама расположены в отдалении, на втором этаже, с видом на внутренний двор и сад. Они так величественны, что осчастливят любого короля. Хотел бы я знать, каковы личные комнаты Короля, если такое великолепие у Принца.

К этому моменту Рам был от усталости как пьяный, и я с трудом понимал его мысли. Все, что проходило через его сознание, доходило до меня в затуманенной и неясной форме. Он пытался делать вид, что чувствует себя прекрасно, и какое-то время они вместе с Королем сидели в одной из комнат Принца, обсуждая государственные дела, в которых я уж совсем не мог разобраться.

Но Король видел, что у Рама слипаются глаза, и немного погодя он пожелал сыну доброй ночи и ушел. Принц в страшной спешке пробормотал обычный для конца дня набор молитв и свалился на кровать как мертвый.

Я позволил ему отдохнуть полночи. Накопилось слишком много такого, о чем хотелось тебе рассказать, так что я подчинил Принца своему влиянию, и мы пошли искать письменные принадлежности, нашли их, и эти последние два часа Принц просидел за длинными полосками пергамента. Его мозг все еще спит, так что он получает отдых, в котором нуждается, но завтра его рука будет ужасно ныть от такого количества писанины. Думаю, все-таки лучше сейчас остановиться. Скоро рассвет. У тебя там, за тысячи миль к востоку, солнце уже взошло. Я надеюсь, что у тебя все хорошо и что когда-нибудь ты получишь возможность увидеть сама это фантастическое место.

Твой Рой.

День 36-й, Новый свет, Большая река

Еще одно письмо послано в неизвестность. Дойдет ли оно до тебя? Напишешь ли ты мне когда-нибудь в ответ? Кто знает?

Представь себе, в последнее время я действительно не работал в полную силу. Временами я подавлен и тогда начинаю чувствовать потерянность, пустоту, одиночество, отсутствие связи с чем-либо реальным. Слишком ясно понимаю, что я лишь странствующий призрак, внедренный в другое человеческое тело, в то время как мое собственное тело спит в лаборатории на другом конце Времени. А потом я напоминаю себе о том, как мне все-таки повезло — участвовать в этом удивительном исследовании ушедших времен, которые мы когда-то считали навсегда утраченными. Воочию наблюдать пейзажи, звуки и чудеса этой невероятной эпохи, о самом существовании которой мы когда-то имели только самые восторженные и самые искаженные представления. Как это замечательно! Как сильно мне должны завидовать!

Вероятно, мне не следовало бы говорить тебе такие вещи. Ты в таком же положении, как и я. Прости меня за уныние и банальность, но все это немного давит.

Иногда, Лора, мне хочется, чтобы мы никогда больше не соглашались на такую работу, чтобы немедленно вернулись в наше с тобой реальное время, чтобы рука об руку гуляли в парке, или бегали по пляжу, или даже просто тихо сидели рядом и ели пиццу. Обычные, простые вещи, которые для всех людей такие будничные… Время, наше с тобой родное время начинает казаться мне нереальным — нужно остановиться и вспомнить вкус пломбира с сиропом и орехами, или звук гитары, или даже (помоги мне, Господи) цвет твоих глаз. И тогда все становится близким.

Но настроения приходят и уходят. От них нельзя избавиться.

Я знаю, что в конце концов мы вернемся домой, если все пойдет как задумано. Тогда будет много времени для пиццы, мороженого и всего остального. А пока основное, о чем надо помнить: мы в центре самого фантастического путешествия, которое только можно вообразить. Ты — в Европе Каменного века, где по тундре бродят мамонты, а я здесь каждое утро просыпаюсь в золотом солнечном свете легендарной Атлантиды.

Как можно осмелиться чувствовать подавленность даже на мгновение, делая то, что делаем мы? Мысль почти неприличная.

Наконец-то я занялся делом. Много новой информации.

Сейчас я расскажу тебе о том, что узнал о системе управления Атиланом в последние несколько дней.

Король является абсолютным монархом, я хочу сказать, неограниченным. Все, что он велит, выполняется. Здесь нет палаты лордов, нет сената, нет ничего, что хоть как-то ограничивало бы власть Короля. У него, конечно, есть придворные и чиновники, но вся империя фактически его частная собственность, которой он правит так, как ему нравится.

Это звучит как рецепт для неизбежных страданий. Конечно, так было всегда в исторические времена. Ни одна империя не может рассчитывать, что ею будут управлять исключительно одаренные правители. Возможно, тот или иной король может быть и хорош. Возможно, даже целое столетие может пройти без каких-либо смутьянов, достигших трона. Но рано или поздно обязательно выскочит какой-нибудь безумец: Нерон, Калигула или Гитлер, который не может справиться с неограниченной властью, неистовствует и творит ужасный хаос.

Почему этого не случилось здесь? Как удается атиланской империи выживать в течение многих столетий и при этом обходиться без помешанного на власти тирана, который всюду несет разрушение?

По-видимому, ключ к разгадке в имени, которое они дают Королю. Дарионис буквально означает Единственный Король, подразумевается, что он единственный Король, которого когда-либо имел Атилан. Считается, что нынешний монарх — перевоплощение всех, кто владел троном со времен первого Харинамура, основавшего королевство в далекие легендарные времена. Когда король умирает, все его знания и память переходят в душу преемника, таким образом, тот воплощает в себе суммарную мудрость целой династии. Они говорят что-то вроде этого. Я еще не знаю, правда ли это в буквальном смысле или только образное утверждение прочности традиций. Могу тебе сказать, что такого взгляда, как у короля Харинамура, я никогда ни у кого не видел. Он кажется почти сверхчеловеком.

Я думаю, что именно такой смысл миссии Единственного Короля, по крайней мере отчасти, является причиной необычной близости между Королем и принцем Рамом.

В конце концов, Рам — наследник трона, и если я правильно понимаю эти вещи, когда наступает его время стать Великим Дарионисом, он фактически становится тождественным своему отцу. Возможно, Король уже считает Принца просто-напросто буквальным продолжением своей собственной личности. А сам принц Рам, может быть, тоже рассматривает себя как фактическое перевоплощение Короля, то есть как своего старого отца в новом теле.

Я еще не знаю, как это осуществляется. Есть ли у них способ перенесения целых массивов информации от Короля к сыну? (Или дочери. Как в Англии, где трон обычно переходит к старшему потомку — мужчине или женщине.) Если такой способ есть, то это должно быть совершено, пока Король еще жив, если только они не делают это в момент смерти.

Или, может быть, вообще нет буквального переноса памяти, а вся концепция — лишь своего рода условность, политическая фикция вроде объявления императора Китая «Сыном Неба». Если так, то все короли могут иметь одно и то же имя, и в их памяти могут быть очень подробно запечатлены убеждения и оценки их предшественников, но в действительности их нельзя считать тождественными всем королям, которые правили до них.

До сих пор я очень осторожно прощупывал Рама в отношении всей этой проблемы. Кто знает, может быть, это очень чувствительная для него область, в таком случае он начнет догадываться о моем присутствии, а этого мне совсем не нужно.

Все же то, что я узнал, указывает, что атиланцы, по-видимому, действительно владеют каким-то способом передачи мыслей, черт характера, сохраненных воспоминаний и тому подобного. И все это делается поэтапно, причем каждый этап отмечается пышной церемонией.

Первым совершается обряд Присвоения Имени, в процессе которого молодому потомку как прямому наследнику дается имя. Это происходит в возрасте десяти лет.

Затем в тринадцать лет происходит обряд Соединения. Я не совсем понимаю, что это такое, но он предполагает создание какой-то глубокой связи между правителем и его преемником. Полагаю, что при этом открывается некий мысленный канал, по которому духовные импульсы поступают от старшего к младшему — начало той самой передачи.

Третий этап отмечается обрядом Помазания. Он совершается, когда прямому наследнику исполняется восемнадцать, а значит, помазание Рама должно произойти уже очень скоро. После этого Рам вступит в полную зрелость и начнет выполнять тяжелые государственные обязанности. Он приобретает некие мистические силы, которые так секретны, что, по-видимому, даже сам Принц еще не знает, в чем их суть. Он начинает жить в своем собственном дворце и становится кем-то вроде вице-короля — младшим королем империи с гораздо большими сферами власти и обязанностей, чем прежде. После совершения обряда ему разрешается жениться, то есть, по сути дела, от него ждут этого.

Насколько я знаю, у принца Рама нет пока определенной женщины, которую он хотел бы видеть своей принцессой, хотя обряд Помазания уже не за горами. Возможно, девушку выберет для него отец и он ничего не будет знать о ней вплоть до свадебной церемонии. Бррр!

Четвертый, последний обряд — это обряд Слияния, по-видимому, окончательный перенос личности короля в принца; он совершается, когда уже близок момент передачи трона избранному преемнику. Когда и как это происходит, я не знаю. Все подробности, касающиеся этого обряда, спрятаны в сознании Принца так глубоко, что мне нужно было бы серьезно покопаться, чтобы добраться до них. Очевидно, это нечто, о чем Принц или не хочет думать, или ему этого не позволяют.

Хотел бы я знать, как отразится на мне совершение Принцем обряда Слияния? Какое будет ощущение, когда все дополнительные мозговые импульсы хлынут в его сознание? Премиленький хаос, думаю. Мне кажется, это должно быть похоже на бушующий вокруг тебя ужасный ураган, а ты при этом сидишь на вершине высокого дерева.

Но, конечно, меня может даже не оказаться здесь во время обряда Слияния, ведь мы посланы сюда только на шесть месяцев. А у меня, как я уже говорил, нет возможности определить, когда Рама ожидает четвертый обряд, но думаю, что это случится гораздо позже, чем через шесть месяцев.

А вот здесь во мне борются противоположные чувства: с одной стороны, меня тревожит, как отразится на мне обряд Слияния, если в это время я все еще буду находиться в сознании Рама. С другой стороны, я вдруг осознал: в глубине души очень надеюсь, что мне позволят задержаться здесь, чтобы наблюдать этот обряд, несмотря на опасность. Скорее всего, он мог бы дать ответы на вопросы об Атилане, которые я задаю себе. Я не хочу, чтобы меня возвращали обратно, пока здесь у меня все в порядке и я готов продолжать работу. Пока я не вытяну все, что только возможно, об этой стране.

Но, конечно, это от меня не зависит: когда наступит время возвращения, я подчинюсь, хочу я этого или не хочу. Вернусь в «действительность». Вернусь к тебе. И при этом покину Атилан. Пойми меня правильно, Лора: я отдал бы все, чтобы снова увидеть тебя после этой разлуки. И все же, и все же, присутствовать здесь на обряде Слияния — это уникальная возможность наблюдать с выгоднейшей позиции, как вся аккумулированная память династии королей Атилана переходит в сознание Принца.

Ладно, посмотрим. Решение от меня совершенно не зависит, и это мне очень не нравится. Бывают моменты, когда я чувствую себя марионеткой на ниточке. Знаю, что это глупо. С самого начала было понятно, что мы посланы сюда на небольшой, особый отрезок времени, а потом нас вернут обратно, в наше Время. Таков договор, и не стоит сейчас сетовать по этому поводу. В то же время у меня забавное предчувствие: я непременно начну возмущаться по возвращении, потому что как раз в это время здесь случится нечто потрясающе важное.

Почему я так сильно волнуюсь? Из-за чего такое беспокойство и смятение?

Да, наверное, просто от одиночества. Думаю о тебе. Скучаю по тебе. Возможно, посылать эмоционально связанные пары в такие экспедиции в Прошлое, в конце концов, не такая уж грандиозная идея.

Принц — активный и энергичный юноша, и его дни заполнены до отказа.

Встает он на рассвете. Прежде всего — молитвы. (Атиланцы очень благочестивы. Кажется, у них пара дюжин богов, причем все они считаются как бы фрагментами Единственного Бога.) Потом, до завтрака, он плавает в мраморном бассейне, расположенном во дворе заднего крыла дворца. Пятьдесят дорожек. (Наверное, здесь все сделано из мрамора. Где-то на дальнем склоне горы Баламорис есть большой каменный карьер, но атиланцы также привозят более красивые сорта мрамора на кораблях из Греции и Италии.)

Затем завтрак — фрукты, большей частью странные, неизвестные мне тропические плоды, за которыми следуют мясо молодого барашка и роскошное сладкое красное вино. Вино к завтраку — ну что ж, это совсем не то, чего хотелось бы мне. Но Принц сильный как бык, и вино нисколько не опьяняет его. Атиланцы, как все народы Средиземноморья, которые, уверен, происходят от них, любят красное вино. По всему острову разбиты виноградники. Все их вина сладкие. Я знаю: истинные знатоки утверждают что лучшие вина — это сухие, но атиланцам они, видимо, не нравятся. Думаю, что французы не согласились бы с ними, если б один француз тогда существовал, но пока еще нет никаких французов. И французских виноградников нет там, в скованной льдами земле, которая когда-нибудь станет Францией, а до этого еще много тысяч лет.

После завтрака Рам встречается с Королем. Они просматривают разные официальные документы и сообщения.

Большая часть изучаемых документов — это свежие материалы, которые атиланские корабли доставили из Африки и Южной Европы. Островитяне — первые в мире империалисты, они колонизировали все части мира в пределах досягаемости, импортируя то, в чем нуждаются, главным образом минералы и некоторые съестные продукты, при этом взамен дают не очень много. Конечно, они могли давать немного, учитывая, как примитивно все остальное человечество их эры. Типичная колониальная власть новой эпохи обычно импортирует сырье из отсталых стран и экспортирует промышленные товары, но полукочевые охотники Каменного века не очень нуждаются в электрических лампочках, изысканной водопроводной арматуре и резиновых шинах.

Между культурой Атилана и культурой всего остального мира каменного века лежит огромная пропасть. Это невероятно. Они настолько во всех отношениях опередили всех остальных, что я не могу даже приблизиться к объяснению этого. Мутантная раса супергениев, которая непостижимым образом возникла неизвестно откуда в эпоху позднего палеолита? Звучит слишком надуманно, чтобы поверить в это. Но какое другое объяснение может быть?

Король и Принц на утреннем совещании обсуждают и местные дела, решают, кто из правительственных чиновников заслуживает повышения в должности, а кто заработал выговор за расхлябанность. Они говорят о ремонте улиц, о строительстве новых домов, составляют программы предстоящих религиозных фестивалей. Никакой романтики, это всего лишь их работа — управление империей, но работа огромная, которая никогда не прекращается.

Ленч легкий: немного винограда, немного сыра и странный, твердый как камень хлеб, который они делают из растущей здесь пшеницы. Эта пшеница находится на ранней эволюционной стадии и почти не отличается от семян травы, но даже это изумляет — ведь мы находимся в далеком прошлом. Но хлеб, конечно, некачественный. Принц во время ленча пьет легкое белое вино — сладкое и ароматное. Уф-ф!

Затем короткий сон, после которого Принц отправляется на послеобеденные тренировки: верховая езда, метание дротика, опять плавание и тому подобное. Он потрясающий силач, да и должен быть таким, чтобы ездить верхом на здешних лошадях: эдаких низких маленьких уродцах с короткими ногами, длинными гривами и свирепым нравом. Это совершенно дикие животные; атиланцы уже знакомы с седлом, но не имеют представления о поводьях и удилах, и, по существу, их метод управления лошадьми заключается в том, что они обхватывают лошадь вокруг шеи и добиваются смирения.

После тренировок обычно выполняется некий ритуал. Атилан в своем роде очень религиозная страна, в городе полно жрецов и жриц — служителей разных божеств. Все эти боги нуждаются в постоянном поклонении. Различные ритуалы неизменно требуют участия в них Короля и Принца, потому что король Атилана не только монарх, но и верховный жрец, а Принц — его верный помощник. Так что почти каждый день они тратят час или около того, руководя религиозными мероприятиями в том или ином храме. Песнопения и молитвы, которые они произносят, чрезвычайно стилизованы, и у меня нет ясного представления, что они означают. Также приносят в жертву множество животных. Я все еще не могу относиться к этому спокойно.

В конце дня вся королевская семья собирается вместе,чтобы спокойно и сердечно пообщаться, — нечто вроде часа отдыха; все веселые и любящие. Затем они вместе обедают — потрясающий пир. Слуги — жители материка, рабы, скорее всего. Я все время должен напоминать себе, что не следует считать атиланцев приверженцами всех наших прекрасных демократических институтов, например свободы. Подобно римлянам и грекам, множеству развитых цивилизаций античности, островитяне, по-видимому, не видят ничего дурного в порабощении людей. Это всегда удивительно, не так ли, когда просвещенные люди практикуют такую жестокую и несправедливую вещь, как рабство. Но прошлое есть прошлое, все здесь по-другому, и не нужно требовать от них слишком многого. По крайней мере они, кажется, обращаются со своими рабами достаточно хорошо, что уже ценно.

Королевские пиры обильны, еды невероятно много, в качестве главного блюда обычно жареный бык, подается к столу и потрясающее количество вина, но, кажется, они все остаются трезвыми. Вино ли слабое или у этих людей какая-то особенная устойчивость к алкоголю…

Когда обед завершается, входят менестрели. Любимая песнь атиланцев — длинная историческая поэма, нечто вроде «Илиады» и «Одиссеи», объединенных вместе. Поэма звучит очень волнующе, но оказалось, что она сложена на древнем языке атиланцев, который так же труден для Принца, как английский Чосера для нас. Я могу уловить только очень приблизительный смысл что-то об изгнании, странствиях и в конце концов возведении этого огромного города на острове Атилан.

Пение менестрелей вызывает во мне удивительное ощущение, что все это, наверное, похоже на то, как в Древней Греции, сидя в пиршественном зале, люди слушали Гомера, перебирающего струны лиры и впервые произносящего нараспев свои поэмы. И снова я напоминаю себе, что Греция пока еще не древняя, ее не будет еще долгие семнадцать с лишком тысячелетий, а Гомер, Ахиллес, Агамемнон и все остальные из этой легендарной компании для атиланцев — неизвестные персоны невообразимо туманного будущего.

Темнеет здесь рано. Когда менестрели заканчивают пение, Принц отправляется спать и засыпает как убитый до первых лучей утренней зари.

Или, конечно, спал бы как убитый, если б я не заставлял его среди ночи вылезать из постели, чтобы писать мои письма. Он, естественно, совершенно не подозревает об этом. Я прячу письма в кожаной коробке, под кипой старых тог, которые он, кажется, больше не надевает. Как только я узнаю, что курьер собирается отправиться в Наз Глесим, немедленно ввожу Принца в состояние транса, заставляю его достать очередное письмо и упаковать его для отправки. Интересно все же, дойдет ли до тебя хоть одно из моих посланий. Расстояния так велики, обстановка так ненадежна. Но я должен продолжать писать их. Мне очень нужен этот контакт с тобой, даже односторонний, как это было до сих пор.

Хотелось бы как-нибудь надиктовывать мои впечатления об этом мире на диктофон, который можно было бы взять обратно, в наше Время. Очень уж неудобно быть бестелесной паутинкой электрических импульсов — не можешь пронести с собой через Время ничего, кроме собственного сознания. Лучше, чем ничего, но в то же время и обидно. Я бы с удовольствием вернулся с пухлыми записными книжками, в которых описано все, что я здесь видел, а может быть, даже чемоданом — или двумя, набитыми до отказа предметами атиланской материальной культуры. Однако способа нет. Никакого способа вообще.

Пора кончать. Рука Рама сильно сведена судорогой. Ему необходим отдых. Я думаю, что мне тоже.

Рой.

День 5-й, месяц Западного ветра, год Большой реки

Прошла почти неделя с тех пор, как я написал последнее письмо. Не было желания писать. Со мной происходили странные вещи, и мне не хотелось особенно распространяться о них — в надежде, что они сами собой исчезнут. Но они не исчезли.

В том, что происходит, нет ничего таинственного: я чувствую сильное желание позволить принцу Раму узнать о моем присутствии здесь.

Я знаю, что это классическая болезнь путешественников во Времени — побуждение встать и громко сказать: «Посмотри, посмотри на меня! Я нахожусь здесь, прямо в твоей голове!» Этому даже есть название, верно? Синдром Вины Наблюдателя, по-моему. И нисколько не легче от сознания того, что я не первый испытываю его.

Дело в том, что я провел уже несколько недель, наблюдая за принцем Рамом изнутри, и чувствую его гораздо ближе, чем любой друг или жена. Я знаю, какой стороной он предпочитает жевать пищу, имя какого бога упоминает всуе, когда спотыкается, и подробности действительно позорного поступка по отношению к младшему брату, который Принц совершил в девять лет. И то, что он до сих пор ощущает свою вину, хотя принцу Кай ми нору тогда было всего четыре года и он, вероятно, не помнит об этом.

Мои реакции на все это полностью соответствуют синдрому Вины Наблюдателя. Да ты и сама, наверное, иногда ощущаешь то же самое. Я писал тебе об этом в одном из прошлых писем, в котором сравнивал себя со шпионом и говорил, что это противно. Но сейчас я начинаю думать, что это похуже, чем шпионство: словно ты Любопытный Том. Шпион все же служит своей стране, а вот быть Любопытным Томом просто отвратительно.

Я знаю, Лора, знаю, знаю. Я служу делу познания, выполняя эту работу. Предполагалось, что специальная подготовка поможет мне преодолеть эти естественные чувства вины и стыда.

Но чем дольше я пребываю в сознании принца Рама, тем лучше узнаю его и тем больше восхищаюсь им. Он сильный, способный, умный, решительный, воспитанный, венценосный юноша. У него есть свои недостатки — а у кого их нет? — но в основе своей он очень хороший человек, и однажды он станет великим королем. И чем больше он мне нравится, тем меньше я нравлюсь сам себе — из-за того, что затаился, невидимый и неощутимый, в его голове. Начинаю ненавидеть какую-то трусливость всего этого: подслушивать его разговоры и даже самые интимные мысли, вводить в состояние транса (о чем он не подозревает) для того, чтобы он писал для меня письма.

Пусть он узнает, что я здесь — гость из далекого будущего, который пришел увидеть великую и восхитительную атиланскую империю в ее расцвете. Мне хочется попросить у него разрешения продолжать занимать укромное местечко в его сознании.

Не беспокойся, пока я не сделал ни малейшего намека. Но на прошлой неделе я пару раз был близок к тому, чтобы установить уровень действительно осознанного контакта с ним. И искушение не исчезает, пожалуй, даже становится сильнее.

Все это время я позволяю себе лишь очень осторожно проникать в сознание Принца, ограничиваюсь в основном пассивным наблюдением низшего уровня, просто слежу за ежеминутной информацией чувств: что он видит, что он слышит и так далее.

Я не пытаюсь углубляться в данные, хранящиеся в его сознании более глубоко. Это наверняка был бы самый легкий способ заставить человека, в которого ты внедрился, заподозрить, что в его голове происходит что-то необычное. Я боюсь вот чего: если он выразит какое-либо подозрение, что им овладела, в него вселилась или его захватила чужая душа, то я в бурном порыве исповедального пыла выложу всю правду. Я не осмеливаюсь так рисковать.

Это создает для меня некоторые серьезные неудобства.

Например, не заглянув более глубоко в его сознание, я не пойму смысл необычного и, очевидно, очень важного ритуала, который Принц и его отец совершили прошлой ночью.

В конце дня к Принцу пришел посыльный и сказал: «Сегодня ночь Звезды Романи».

Я уверен, что он сказал именно так: Звезды Романи.

Принц, отдыхавший после напряженной тренировки по верховой езде, тотчас позвал своих слуг, которые омыли его, обрызгали каким-то ароматическим маслом и обрядили в блестящую алую мантию, очень похожую на шелковую, и небольшую серебряную корону. (Распространены ли шелкопряды на Атилане или их корабли доплывают до Китая?) Принц поднялся на самый верхний этаж дворца, откуда по лестнице можно пройти в расположенный на крыше сад.

Король Харинамур в шелковой мантии, более пышной, чем у Принца, и увенчанный красивой золотой короной, ждал в саду. Больше там никого не было — ни жрецов, ни слуг.

Начинало темнеть. Отец и сын торопливо взяли из стоящего у стены ящика тонкие прутья и ветки какого-то нежно окрашенного ароматического дерева и уложили их на небольшой алтарь из зеленого камня (нефрит?). И стали ждать, стоя как вкопанные, неподвижно глядя в небо. Они оба смотрели в один и тот же сектор, почти прямо над головой. Я чувствовал, что принц Рам впадает в какой-то транс, его пульс участился, глаза расширились, температура упала.

Тем временем появились звезды. В небе над нами сияли незнакомые созвездия эпохи палеолита. Голова Рама была откинута назад, глаза неотрывно смотрели в небо. Он даже не мигал.

«Я вижу ее», — сказал он через некоторое время странным хриплым голосом, словно человек, разговаривающий во сне.

«Неужели, так рано? — сказал Король. — Да, молодые глаза, наверное, видят».

«Над Большим Китом. Слева от Стрельца».

«Да. Да. Я тоже вижу ее. Здравствуй, Звезда Романи!»

«Здравствуй, — тихо сказал Принц, — Звезда Романи!»

А потом они начали монотонно, медленно и торжественно произносить нараспев молитву на древнем языке жрецов.

Я был слишком благочестиво настроен, даже несколько испуган, чтобы пытаться проникнуть в сознание Принца и найти объяснение происходящему. Отец и сын, неподвижные, как две статуи, пристально глядели вверх на эту звезду, шевелились только их губы, произносившие обращенную к ней молитву. Кажется, я знаю, на какую звезду они смотрели: на яркую звезду-гигант. Она казалась красноватой. Я не астроном и не мог даже приблизительно определить, что это была за звезда; в любом случае небо над Атиланом совершенно не похоже на наше небо.

Рам все глубже и глубже впадал в транс. Казалось, что он, как и его отец, почти лишился сознания. Медленная мрачная молитва продолжалась и продолжалась, и хотя я не мог понять ни слова, она глубоко волновала. Она была похожа на длинную сложную поэму. Нет, это больше походило на молитву над мертвым. Рам говорил, и слезы тихо катились по его щекам.

Потом они опустились на колени и зажгли уложенные на каменный алтарь веточки, вьющиеся струйки благоуханного дыма заструились над ними. Рам очень спокойно начал разрывать свою роскошную шелковую мантию на полоски и бросать их в огонь, то же проделал и Король. Они стояли перед алтарем нагие, рвали и бросали в огонь свою одежду; только короны были на них — серебряная и золотая. Потом они сняли и короны, согнули их сильными руками и тоже бросили в огонь.

Что бы ни означал этот обряд, но он закончился.

Обнаженные, все еще в состоянии транса, Король и Принц проделали обратный путь во дворец. Никто не осмелился взглянуть на них. Они разошлись в огромном коридоре, не говоря ни слова, и каждый направился в свои апартаменты. Рам вошел в спальню, лег и мгновенно уснул, не трудясь над обычными вечерними молитвами. Это был обряд Звезды Романи.

Я не имею ни малейшего представления, с чем это связано. Но, очевидно, это был самый важный из всех религиозных обрядов, которые Принц совершал с тех пор, как я здесь. Участие во всех других обрядах он считал просто обязанностью, частью своей работы, этот же обряд глубоко взволновал его, потряс до глубины души. Я должен узнать почему. Если бы я был в лучшей форме, то стал бы искать ответ в его сознании до тех пор, пока не найду, но сейчас я не решаюсь устанавливать с ним контакт на таком уровне. Я просто не рискую.

Рой.

День 11-й, Западный ветер, Великая река

Грандиозный день для меня.

Сегодня с регулярной почтой из Наз Глесима пришло твое первое письмо. Я прочитал его, должно быть, дюжину раз. Это была такая невероятная радость — получить от тебя весточку спустя столько времени, все эти бесконечные недели моего заточения в сознании принца Рама.

Сейчас я могу признаться, что из-за отсутствия от тебя известий у меня даже начала развиваться легкая паранойя. Я знаю, знаю, требуется вечность, чтобы курьеры добрались из одного конца империи в другой. Так что я в общем-то и не мог ждать, что ответ придет раньше, чем он пришел. Но я отсюда посылал тебе страницы и страницы, не получая в ответ даже, так сказать, «открытки», а время шло, и надо сказать, шло так медленно, что, казалось, годы прошли. Я размышлял: может, ты слишком занята, чтобы писать, или просто ленишься, и еще целый ворох ничего не стоящих соображений. Иногда я вдруг представлял, что с тобой случилось нечто ужасное — в конце концов, путешествия во Времени совсем небезопасны.

Я старался не показать этих волнений, когда писал тебе, по крайней мере пытался. Но сейчас все это не имеет значения, потому что я знаю — с тобой все в порядке, ты по-прежнему меня любишь, что при первой же возможности отвечала на мои письма. И так далее, так далее. Как я рад!

Чиновники, которые сортируют все посылаемое местным губернатором Сиппурилейлом из Наз Глесима в столицу, должно быть, весьма озадачились, когда развернули адресованный принцу Раму свиток и обнаружили, что все послание написано неизвестными знаками. И, конечно же, пришли к единственному логическому заключению — письмо написано шифром, а значит, очень важное; и они немедленно принесли его Принцу.

Наступил очень щекотливый момент. Принц глянул на свиток, решил, что все это какие-то безумные каракули, и, к моему полному ужасу, направился к огню, чтобы бросить в него свиток. Пришлось вернуть его и оттащить обратно к письменному столу прямо на глазах у чиновников, которые принесли этот свиток. Принц резко остановился, в течение секунды сопротивлялся моей команде и чуть было не упал.

Бог знает, что подумали чиновники, — может быть, что у Принца новый «припадок». Рам тоже не понял, что с ним случилось, но быстро дал им знак удалиться из кабинета, возможно, он был смущен, что они видели, как его пошатывало, и боялся, что это может повториться опять.

Как только они вышли из комнаты, я немедленно ввел Принца в состояние транса и прочитал твое письмо, и с жадностью перечитывал и перечитывал его. Это было так чудесно — наконец-то получить от тебя ответ, что я был близок к тому, чтобы разразиться слезами (из глаз принца Рама!). Выучив письмо практически наизусть, я заставил Принца свернуть его и спрятать в альков, где я храню ожидающие отправки письма, и лишь затем, после попытки стереть в сознании Рама всю память о том, что произошло, я вывел его из транса.

Если мне повезет, он не воскресит в памяти историю о странном свитке с необычными знаками. Наиболее вероятно, что у него останется смутное туманное ощущение, что он видел какой-то бессмысленный документ. Я надеюсь, что Принц решит, будто все это происшествие ему приснилось: может ведь кому-то присниться, что он заглядывает в книгу на греческом или арабском языке и в состоянии, по крайней мере во сне, читать ее с полным пониманием, хотя потом он не может вспомнить ни слова.

Во всяком случае, ты счастлива и здорова и вообще в отличной форме, и я рад за тебя. С облегчением узнал, что погода у вас не так ужасна, как я предполагал. Да, холодно, но чего еще можно было ждать от Европы ледникового периода, хорошо, что по крайней мере не очень снежно. Описание дома из костей мамонтов, в котором ты живешь, приводит в восхищение. Фундамент из черепов мамонтов, стены из уложенных крест-накрест челюстных костей, огромные бедренные кости в качестве въездных ворот — я полагаю, что это самый грандиозный дом в Наз Глесиме. Естественно, что комендант атиланской провинции должен иметь лучшее пристанище из всего, что там есть. Очень интересно ты пишешь об этой безобразной лохматой личности со скошенным подбородком и покатым лбом, которая прячется в окрестностях деревни. Ты думаешь, он действительно может оказаться неандертальцем? Насколько я помню, неандертальцы давно вымерли, не меньше чем пятнадцать или двадцать тысяч лет назад, но вполне допускаю, что некоторые из них все еще влачат жалкое существование в лесах и бродят вокруг, как печальные изгнанники.

Теперь мы убедились, как мало на самом деле знали о доисторическом человеке до начала исследований во Времени, ты согласна? Конечно, все, чем мы прежде должны были руководствоваться, — это несколько разрозненных скелетов, которые, по счастливой случайности, уцелели там и сям, да еще каменные инструменты и оружие. По этим кусочкам мы создали какое-то представление о сотнях тысяч лет человеческой жизни. Я считаю, довольно хорошее представление с учетом того, что мы имели. Но сейчас, когда мы фактически собственными глазами видим Прошлое, оно выглядит совершенно иным. Человек-неандерталец окончательно не исчез, если твоя версия верна. А гомо сапиенс времен палеолита обладают более развитой культурой, чем мы когда-то представляли. И главное, конечно, — этот блистательный народ Атилана, о существовании которого мы даже не подозревали, создавший в Прошлом современную технологическую цивилизацию, даже с электричеством — не больше и не меньше.

Сейчас, когда я знаю, что ты действительно получаешь мои письма и можешь отвечать мне, я, вероятно, буду писать чаще. Твое письмо совершенно магически разрушило мое ужасное чувство изоляции, жалкого одиночества, непрекращающегося волнения о проблемах, которые на самом деле того не стоят. Я не могу дождаться следующего письма от тебя.

Конечно, это рискованно, не так ли? Не только потому, что мы вынуждены управлять телами наших «хозяев», чтобы писать письма, но и потому, что сами по себе свитки на неизвестном языке, курсирующие туда и сюда, в конце концов, вероятно, должны заставить кого-то заподозрить колдовство, шпионаж или что-нибудь более серьезное. Они могут провести расследование. И все же письма того стоят, несмотря на риск, правда? Я абсолютно убежден в этом. Сегодняшнее утро, когда я получил от тебя это письмо, было одним из самых важных моментов в моей жизни. Убедиться, что у тебя все отлично, узнать, что ты делала в эти последние недели, прочитать слова «Я тебя люблю»… Теперь я жду следующего письма. И следующего. И еще, и еще…

Вынужден прервать. Объясню позднее.

Сейчас — это и есть позднее. Незадолго до рассвета.

Большая неприятность. Принц знает, что я здесь.

Хотя все это время по причинам, которые тебе уже известны, я не вторгался в глубины сознания Принца, тем не менее нельзя было не заметить каких-то эмоциональных толчков, которые от него исходили. Когда Принц взволнован, я это чувствую. Когда сердится. Когда устал. Когда он в напряжении. Эти постоянные сигналы я улавливаю автоматически.

Сегодня, через пару часов после того эпизода — с твоим письмом, когда я помешал ему бросить свиток в огонь, я начал ощущать в нем беспокойство. Это было нечто среднее между тревогой и раздражением и становилось сильнее с каждой минутой; медленно и устойчиво нарастало напряжение, которое должно было привести к какому-то взрыву.

Было весьма жутко чувствовать, что он, как бомба, отсчитывает секунды. Я склонялся к тому, чтобы проникнуть и, пока не наступил взрыв, попытаться устранить причину напряжения, но не знал, куда проникать и что устранять. Поэтому я ждал, волновался и гадал, что произойдет, в то время как Принц продолжал заводиться. Наконец он произнес — мысленно, громко и четко, обращаясь прямо ко мне. Словно бомба, взорвавшаяся прямо мне в лицо:

— Кто ты, демон, и зачем ты во мне?

Помнишь, когда-то я писал, что мы выступаем здесь, по существу, в роли демонов, владеющих сознаниями и телами людей, наших «хозяев»? Принц воспринимает это точно так же.

Я был совершенно ошеломлен — не знал, что говорить, что думать.

Это был мой шанс, может быть, единственный шанс, установить прямой контакт с Принцем. Если мои последние письма дошли до тебя, то ты знаешь, как долго я боролся с этим искушением. Успешно боролся. Этим внезапным выпадом наугад Принц мог бы очень легко разбить мое сопротивление синдрому Вины Наблюдателя. Но этого не случилось — когда наступил решающий момент, я, в конце концов, неожиданно для себя сохранил полное молчание, как нас учили на тренировках. Я заставил себя заблокироваться, допуская только минимальный контакт с сознанием Принца.

Но он не отставал.

— Я знаю, что ты здесь. Я чувствую — ты прячешься в моем сознании.

Я молчал. Что я мог сделать? Сказать ему, что он все выдумывает? Любой допущенный мною контакт только выдал бы меня, доказал мое присутствие.

— Кто ты, демон? Почему ты набросился на меня?

С каждой минутой он становился все взволнованнее. Он дрожал и сотрясался, сердце колотилось а кровь в висках стучала, словно удары молотка! Он стал на колени и закрыл руками лицо, а потом с огромной силой сжал руками голову, словно пытался выдавить меня. Все свои силы он сконцентрировал лишь на одном: изгнать меня из своего сознания.

Конечно, все это никак не подействовало на меня, но для Принца напряжение было страшное. Каждый мускул его тела был сведен, глаза расширились, он задыхался, пот проступил из всех его пор. Гормоны стресса овладели всем организмом, и такая внутренняя ярость вспыхнула в нем, что стало жутко. Мог ли он навредить себе таким образом? Я не знал.

Но у меня было только две возможности: обнаружить себя или ввести его в транс и успокоить. Я предпочел сделать второе, и он тяжело опустился на пол и затих.

Какое-то время я боялся предпринять что-нибудь еще, а потом постепенно начал исследовать верхние уровни его сознания.

Как я и подозревал, обнаружилось, что недостаточно полно устранена память о том, что Принц видел твое письмо. Он все еще помнил о нем, а также о моем более раннем письме, которое видел на корабле, когда за ним приходил стюард. Это вызвало размышления о том, почему он так странно спотыкался сегодня днем, и об «ударе», который он перенес несколько недель назад, когда я первоначально внедрился в его сознание, и о странных болезненных ощущениях в руке, и о разных других небольших странностях, непосредственно связанных с моим присутствием. И он быстро сделал точный и правильный вывод — ты знаешь, Принц чрезвычайно умный человек.

Я не надеялся стереть все его оправданные подозрения, исправляя сейчас что-то в его сознании. Эти исправления могли бы повлечь за собой так много нарушений вокруг, что я, несомненно, нанес бы Принцу большой ущерб. Но оставить его лежащим без сознания на полу я тоже не мог, а поэтому принял решение проникнуть в соответствующие области и вернуть его гормональный уровень в прежнее состояние, хотя бы для того, чтобы он успокоился, насколько это возможно. А после этого я вывел его из транса.

Он сел, нахмурился и покачал головой, но общаться со мной снова больше не пытался. Он просто встал, прошелся несколько раз по комнате взад и вперед, высунул голову в окно и сделал три очень глубоких вдоха. Потом позвал своего слугу, попросил принести кувшин вина и сделал несколько маленьких глотков. Какое-то время посидел, смотря невидящим взглядом, — он почти ничего не помнил. Наконец произнес свои молитвы, лег в кровать и провалился в глубокий сон. Сейчас почти утро. Он еще не проснулся.

Вся моя миссия поставлена под угрозу. Я должен быть предельно осторожен во всех действиях. Знаю, он все еще убежден, что в него вселился демон. И он прав. Глубина его реакции поистине пугающая. Я не хочу довести его до каких-нибудь приступов или психического расстройства — это повлияет на его положение как наследника престола. Вероятно, я могу продолжать использовать его для того, чтобы писать эти письма, пока он находится в состоянии транса, но в остальном нужно бы поостеречься. В самом худшем случае мне, возможно, придется даже отказаться от всей программы исследований и вернуться домой раньше, чем планировалось. Увидим. Скрести за меня пальцы, моя любовь. Надеюсь, что позже продолжу.

Продолжение, следующий день.

Для того чтобы выкурить меня из сознания Принца, они подвергли его обряду изгнания нечистой силы. Конечно, это не сработало, и все-таки мое положение остается очень ненадежным.

Первое, что сделал Принц, когда проснулся, — вызвал советника Тенеристиса. Это визирь королевства, и при этом он был особым наставником Принца в течение многих лет. Тенеристис — очень маленький, бесцеремонный старик, деловой и упрямый, с густыми пучками жестких белых волос, которые комично торчат с двух сторон его головы, как рога. Хотя, кроме этого, ничего комичного в нем нет.

Принц сказал: «Во мне находится демон. Он погружает мое сознание в мрак и заставляет меня смотреть на непонятные знаки и делать непонятные вещи».

«Тогда ты должен пойти в Лабиринт, — тотчас ответил Тенеристис. — Ты согрешил, иначе никакой демон не смог бы войти в тебя. В Лабиринте ты очистишься от своего греха».

Лабиринт! Тени Тезея и Минотавра! Но это не Крит, и миф о Тезее будет придуман спустя многие тысячи лет, гораздо позже, чем мне хотелось бы. Лабиринт Атилана — не тюрьма для чудовища, это священное место, расположенное на склоне горы Баламорис, где-то на полпути к вершине. Я догадываюсь, что эти естественные пещеры, скорее всего, лишь часть сложной геологической системы пещер, которые обычно имеются под большинством вулканов; все эти туннели, жерла, подземные проходы и тому подобное, возникают, когда вулкан извергается. Баламорис долго бездействовал, и атиланцы изрешетили эти заповедные места вдоль склонов священными местами поклонения.

Это красивая гора. Настолько красивая, настолько восхитительная, что хочется забыть, что однажды утром в очень недалеком будущем она внезапно бурно вернется к жизни и уничтожит всю эту фантастическую цивилизацию.

Ранним туманным утром Принц в одиночестве проехал верхом по чистым, сверкающим улицам Атилана мимо храмов и дворцов, мимо вилл и парков, а потом поднялся вверх по прекрасным зеленым склонам у подножия горы Баламорис. Он привязал лошадь, опустился на колени и помолился, а затем без колебаний направился к узкому входу в Лабиринт.

Это была простая расщелина, никак не обозначенная, без всяких украшений, располагалась она на горе довольно высоко. Принц прошел сквозь нее в восьмигранную камеру, стены которой были облицованы белыми и голубыми изразцами; камера вела в вымощенный проход, уходящий вглубь и вниз. Помещение освещалось тремя электрическими лампами, которые давали яркий золотистый свет, а вот проход, кроме первых шагов двадцати, не был освещен совсем. Сумерки окутали Принца, потом сгустились до полной темноты. Казалось, что он спускается уже долгие часы по спирали вниз и вниз, туда, в глубину, куда не проникает ни один луч света, в царство ужасающего мрака.

В кромешной тьме единственным ориентиром была лишь гладкая рельефная резьба на стенах, дорогу нащупываешь по вековым священным изображениям, «читая» по стенам руками. Логическое расположение рисунков имеет смысл для атиланцев, но не для меня; пока ты можешь определять следующий ход на основании знакомых, изученных прежде религиозных сведений, ты в состоянии находить дорогу. Если ты путаешься даже в мельчайших деталях, немедленно заблудишься, и шансы выбраться отсюда ничтожно малы. Так что Тенеристис сильно рисковал, посылая наследника трона в Лабиринт.

Принц не казался встревоженным, он быстро шел вперед, ощупывая руками горельефы то тут, то там. Видимо, он знал, какое изображение нужно искать, и всегда находил его. Был только один трудный момент, когда он задержался на каком-то орнаменте, и удар сомнения поразил его, словно копье, оставив в сосудах след гормонального выброса. Принц остановился, сделал несколько глубоких вдохов, привел себя в состояние ледяного спокойствия и ощупал орнамент снова.

На этот раз он нашел нить, которую потерял, — двойной зигзаг слева от основного изображения. Вздохнув с облегчением, он двинулся вперед.

Вперед и вперед, вниз и вниз.

Стены прохода сузились, потолок понизился, Принцу пришлось пригибаться и идти медленнее. Воздух становился теплее. Принц был в одной набедренной повязке, но все равно он стал скользким от пота. Несмотря на спокойствие и хладнокровие, где-то в глубине его души затаилось сознание грозящей опасности, ведь хватило бы одного неверного поворота, чтобы оказаться в безнадежном положении. Ужасная смерть: один, в душной темноте, без пищи, без воды, без света.

Потом я почувствовал, что сердце его радостно забилось, и он внезапно направился по крутому изгибу коридора в то место, где он действительно мог видеть.

Это был конец пути, самое сердце Лабиринта — пещера для покаяния. Она была круглой, с куполообразным сводом и отверстием в полу, в самом центре. Из этого отверстия проникал свет — красный, мигающий, — будто пылающее сердце мира светилось в недрах вулкана. Склонившись над краем отверстия, Рам видел (и я вместе с ним) далеко внизу яркие озера огненной лавы, медленно вздымающейся, опускающейся, перемешивающейся. От них поднимались сильные порывы горячего ветра. Пристально вглядываясь в это огнедышащее горнило, я увидел смерть Атилана, ждущую своего часа, чтобы вырваться на свободу.

Принц согнулся, прижал голову к коленям. Именно здесь он молился о том, чтобы освободиться от духа, который вторгся в него.

Он называл имена богов. Он называл имена королей — секретные имена, те самые, которые они носили еще будучи принцами, до воплощения в новейшего Харинамура. Он взывал ко всем силам мироздания, чтобы они освободили его — от Меня.

Слова вырывались с диким, резким стоном, сверхъестественным и необычно резонирующим. «Я сбился с пути моих отцов, — кричал он, задыхаясь от рыданий. — Я не знаю в чем, но я согрешил, и я наказан за мой грех, и сейчас я проклят. Простите меня, о боги! Скажите мне, как я могу освободиться!»

Принц опустился на колени, дрожащий, несмотря на жар вулкана, ожидающий, что милость богов снизойдет на него.

В какой-то сумасшедший миг я действительно подумал, что это сработает, что я буду вышвырнут из его сознания и заброшен в какое-нибудь немыслимое чистилище. Это было страшно. Вихри налетали на меня и грохотали вокруг. Было ощущение, что стены пещеры сдвигаются. Гора давила.

Казалось, что Рам полностью овладел ситуацией, — Рам и его боги. Я чувствовал, что он ищет меня, пытаясь зажать меня в тиски, вырвать из себя и освободиться.

Мне пришлось драться как настоящему демону. Да, именно как демону. Я оттолкнул его, установил вокруг себя защитные блоки и спасся бегством вниз, в коридоры его подсознания. Были моменты, когда я чувствовал, что он хватает меня, приподнимает и выдавливает из себя.

Наверное, был какой-то способ взять его сознание под контроль и не подпускать его к себе, но только в тот момент казалось, что это невозможно. Я поспешно отступил. На какой-то один длинный, ужасный момент здесь, в глубине этой душной пещеры в чреве горы, он взял надо мной верх, а я был беспомощен. Я съежился, сжался в плотный комок и попытался сделаться крохотным и невидимым.

Но этот момент прошел. Я вытянулся, снова подсоединился к его сознанию и нашел рычаги управления. Давление ощутимо уменьшилось. Я снова был всадником, а он снова был носителем. Я уцелел.

Вихри утихли. Все, что так близко подступило ко мне, ослабело и отодвинулось. Через некоторое время Рам поднялся с колен.

Он был очень спокоен — даже расслаблен. Думал ли он, что преуспел в изгнании? Возможно.

Или, может быть, просто был удовлетворен, что победа надо мной была так близка. Он бодро подвигал руками, размял ноги, наполнил воздухом легкие как атлет, который только что завершил изнурительный матч и начал успокаиваться.

Возвращаясь назад по извилистому проходу, он быстро нащупывал путь, касаясь горельефов, и за удивительно короткое время достиг выхода.

Шагнув из пещеры в яркий полуденный солнечный свет, он мысленно сказал, обращаясь прямо ко мне:

— Даже Лабиринт бесполезен.

Его слова подействовали на меня словно удар.

— Ты не одурачил меня, демон! Я знаю, что ты все еще здесь. Но я не позволю тебе управлять мною. Не позволю быть моим господином.

Странная новая сила исходила от него. Он решил бороться со мной до конца, и я понял это.

Удастся ли ему это?

Он силен и упрям. Но я знаю, как управлять его сознанием; а вот как управлять мною, Принц не знает. Не может знать. Он был близок к цели там, в Лабиринте, но все же не достиг ее.

Тем не менее я чувствовал сопротивление, когда вводил его в состояние транса, чтобы дописать это очень длинное письмо. Конечно, я смог одолеть его, но в следующий раз это может оказаться намного труднее. В моих руках настоящий тигр.

Положение неприятное. Я постараюсь держать тебя в курсе, хотя это может оказаться нелегким делом.

Рой.

День 18-й, Западный ветер, Большая река

Когда я писал тебе предыдущее письмо, мне все казалось весьма сложным, но в действительности я получил несколько дней передышки. К моему большому удивлению, принц Рам вел себя так, будто изгнание нечистой силы в Лабиринте на самом деле произошло и злой дух покинул его душу. По крайней мере именно это он сказал в тот же день советнику Тенеристису, когда вернулся домой. Устанавливать прямой контакт со мной он больше не пытался.

У меня четыре варианта объяснения поведения Принца:

1) Несмотря на его слова, сказанные мне по выходе из пещеры, он действительно убежден, что изгнание нечистой силы вполне удалось.

2) Он пытается одурачить меня, считая, что сможет меня одолеть, если вдруг моя оборона ослабнет.

3) Он боится, что Тенеристис, узнав, что Лабиринт не помог, отошлет его совершать какое-нибудь более трудное и опасное паломничество, чего на самом деле Принцу делать не хочется.