Странствие Парка

4. Слуга

— Дедушка!

Старец поднял голову. Он сидел на круглой скамье под раскидистым двухсотлетним дубом. Дерево посадил первый король этой славной династии. Вряд ли он мог вообразить, когда ухаживал за крошечным саженцем, что произойдет сегодня.

Тяжело опираясь на посох, старец медленно встал.

— Дитя мое! — голос дрожал от переполнявших его чувств. — Ты ли это? Ты вернулся из странствий?

Юный рыцарь кинулся навстречу старику и, подбежав, протянул руку, но король отбросил посох и обнял молодого человека за плечи.

— Боже милосердный! — только и смог вымолвить король и задохнулся от непролитых слез.

— А сколько лет моему деду? — Парк отложил ложку в сторону.

— Я им еще не писала, — сказала Рэнди. — Может, он уже умер.

Стоя у могилы в старинной часовне, молодой человек не мог сдержать слез. Пусть думают, что он ведет себя не по-мужски. Слишком поздно. Слишком поздно. Если бы только он пришел раньше…

Нет. Парк не мог позволить дедушке умереть раньше, чем они увидятся. Он быстро изменил картинку в воображении. На этот раз под дубом сидел высокий мужчина, на поясе у него висел меч.

— Все-таки сколько ему сейчас может быть лет?

— Полковнику? Не знаю. Никогда не знала. Когда мы познакомились, у него были совершенно седые волосы, но молодое лицо, — мама сморщилась, точно от боли.

«Наверно, он похож на отца, — подумал Парк, — и она его вспомнила».

Рэнди тряхнула головой.

— Ему может быть сколько угодно лет, — и продолжила, глядя на Парка. — Не задавай столько вопросов, когда поедешь туда. Если поедешь. Люди не любят детей, которые постоянно задают вопросы. И к тому же так ты кажешься младше. Спрашивать без умолку можно в три года, но не в одиннадцать лет.

Это нечестно. Парк надел очки.

— Я только спросил, сколько…

Мама шумно вздохнула: ф-фух.

— Я, правда, не знаю. Он воевал, если тебе это поможет.

Парк уже открыл рот, чтобы уточнить, в какой именно войне, но вовремя спохватившись, переделал вопрос в утверждение:

— Во Второй мировой, да?

Она кивнула.

— Хотя какую войну ни возьми, в ней обязательно участвовал какой-нибудь Броутон. Они все словно помешались на войне.

Мама говорила с такой горечью, что Парк достал коробку с хлопьями и начал внимательно читать.

Рэнди так и не сказала, написала она или нет. Но однажды в конце мая Парк доставал почту из ящика в подъезде и увидел конверт с именем БРОУТОН в верхнем левом углу. Почерк был мелкий и аккуратный. На конверте стоял деревенский адрес в Стратхавене, Вирджиния.

Он достал атлас и начал искать это место, потом полез в алфавитный указатель за буквой и цифрой. Парк ненавидел пользоваться указателями, но сейчас он не знал, сколько у него времени до прихода мамы. Обычно она возвращается после шести, но иногда, когда ее совсем не ждешь, оказывается, что она работает до обеда, и вот, пожалуйста, мама уже дома. Все-таки он должен точно знать, когда мама дома, а когда нет. Она ведь просит, чтобы он всегда говорил, во сколько вернется, а это нелегко: кто же знает, вдруг он решит зайти в гости к Грегу, или заглянуть в 7-Одиннадцать[22], или пойти в библиотеку, или погулять в конце Уолнат Стрит напротив библиотеки, погонять в футбол, или еще что-нибудь. Если вдруг он не оставит записку с указанием когда, где, почему и с кем — она будет вне себя. (Рэнди любила использовать умные слова, типа «с указанием», чтобы все знали — у нее хорошее образование).

Парк нашел Стратхавен внизу на юго-западе Вирджинии. Черт. Если бы это был северо-восток, куда ходит метро, он бы отправился на разведку в какую-нибудь из суббот. Но местечко оказалось в самом дальнем от Вашингтона уголке Вирджинии.

Он взял конверт, повернулся к окну и попробовал прочитать письмо на просвет. Но на сложенных в несколько раз листках разобрать слова было невозможно. Мальчик стал гадать, какой длины письмо. Длинное — хорошо, короткое — плохо, так он решил. Если короткое, они, наверно, написали, что не хотят его видеть. Если длинное, значит, готовы восстановить отношения, пишут Рэнди о семейных новостях и спрашивают о Парке. Короткое — все пропало.

Дорогая Рэнди — Дорогая миссис Броутон — Наше почтение горячо любимой сестре — у него не получалось придумать письмо от родных, которых он никогда не видел и о существовании которых узнал всего несколько месяцев назад. Мы несказанно рады — да, да, именно так — несказанно рады получить от тебя письмо после стольких лет молчания. Замечательно, что у вас с сыном все хорошо. Непременно приезжайте! Приезжайте вдвоем! — Нет, нет! Ждать слишком долго! Мы сами приедем к вам —

В эту квартиру? Что они подумают, увидев их дом? Жить в таком скромном месте. Семье, которая сражалась в армии Вашингтона?

— Он пишет, чтобы ты приезжал, — это все, что Рэнди сказала ему о письме. И даже не объяснила, кто «он». Хотя Парк совершенно точно знал — это дедушка. Мама, скорее всего, выбросила письмо, потому что как он ни искал, среди ее вещей письма не было.

На автовокзале его встретил невысокий худой человек, мускулистый, темноволосый, с загорелыми, почти бордовыми лицом, руками и шеей. Слуга, решил Парк. Он надеялся, что дедушка приедет сам, но, наверно, Броутоны не ездят на автовокзал. Они отправляют водителя встретить гостей. Да и вряд ли гости приезжают к ним на автобусе.

Парк выпрямил спину. Слуга должен сразу признать в нем сына своего отца! Но мальчик зря переживал. Человек заметил его еще на выходе из автобуса. Он подошел и с застенчивой улыбкой протянул руку:

— Фрэнк!

Интересно, здороваются ли со слугами за руку? Парк колебался так долго, что человек усмехнулся и опустил руку.

— Твой чемодан внизу? — спросил он.

Парк покраснел и кивнул. Человек снова протянул руку. На этот раз мальчик схватил и пожал ее двумя своими. Он не должен быть высокомерным несмотря на то, что он Броутон Пятый. Человек опять улыбнулся.

— Мне нужен купон. Багажный купон.

— Ой, — Парк стал шарить в карманах. — Сейчас.

Прежде чем он нашел купон в заднем кармане, ему пришлось проверить карманы ветровки и три кармана на брюках. Вид у купона был неважный: Парк просидел на нем всю дорогу от Вашингтона.

Человек по имени Фрэнк помог водителю извлечь чемодан из недр автобуса и кивком позвал мальчика за собой. И тут Парк заметил, каким маленьким и потрепанным был его чемодан. Лучше было бы взять его с собой в автобус, зачем он только разрешил Рэнди сдать его в багаж. Хорошо бы слуга не думал так же.

Дедушка решил не посылать за ним «Линкольн»[23]. Фрэнк приехал на пикапе «Тойота»[24]. Он легко закинул в кузов чемодан, словно тот вообще ничего не весил, открыл водительскую дверь и сел в машину.

— Дверь открыта, — позвал Фрэнк в пассажирское окно, потому что Парк по-прежнему чего-то ждал на дорожке.

Мальчик опять покраснел и поспешил сесть в машину.

— Наверно, зря я не взял лимузин, — признался Фрэнк, — думаю, мальчишке он бы понравился. Но, по правде говоря, я люблю водить эту.

Парк кивнул, чтобы показать: он не сердится. Он даже не скажет об этом дедушке.

— Фрэнк встретил тебя на пикапе. Знаю, знаю. Он думал, так лучше. А ведь это твой первый приезд.

— Не страшно, сэр. Он не хотел ничего плохого. Правда. Все в порядке.

— Сейчас так трудно найти хорошую прислугу.

— Все хорошо. Правда. Не ругайте его.

— Если ты просишь, дитя мое.

— Как тебя зовут?

— Простите?

— Как тебя обычно зовут?

Парк поправил очки и приосанился:

— Паркинтон Уадделл Броутон Пятый.

Мужчина тихо рассмеялся.

— Я знаю твое полное имя, — ответил он. — Но ведь тебя так никто не зовет, правда?

— Парк, — решительно произнес мальчик. В конце концов, именно так его зовут в школе. А мамы, чтобы возразить, тут нет.

— Так звали твоего отца.

— Да, — сказал Парк. Человек, сидевший рядом, знал его отца. Мальчик постарался сделать голос ровным и спокойным:

— Вы давно с Броутонами? Мужчина внимательно на него посмотрел.

— Всю свою жизнь, — ответил он. И добавил: — похоже, Рэнди тебе о нас ничего не рассказала?

Парк прикусил губу.

— Нет.

— Я дядя Фрэнк, младший брат твоего отца.

— Я не знал, — от смущения голос Парка сорвался. — Мне никто не сказал.

— Все в порядке. Ты не мог знать.

— Я решил… я подумал, что вы служите у моего деда.

— Ну, — засмеялся Фрэнк, — так оно и есть.

— Как… как он?

— Она и об этом не рассказала? — Фрэнк взглянул на мальчика. — Понятно. Хотя, скорее всего, она не знает. Он не очень здоров.

— Ох…

— Около двух лет назад у него случился второй удар. Я… мы думали, он не выкарабкается. Я написал Рэнди. Вдруг она… но она не…

— Нет! — Парк даже не пытался скрыть своих чувств, своего разочарования. Еще один удар? Дедушка представлялся ему благородным седовласым воином. Вообразить его на больничной койке он не мог.

— Я сказал ему, что ты приезжаешь, — Фрэнк старался подобрать слова, — и, боюсь, это его расстроило. Он очень разволновался. Посмотрим, как все сложится дальше.

Значит ли это, что он не встретится с Парком Третьим? Он приехал всего на две недели. Что, если дедушка так и не успокоится? В конце концов, Фрэнк ведь не станет мешать ему увидеться с собственным дедом? Зачем тогда он написал, что Парк может приехать, если дедушка болен и не может с ним встретиться.

— Сколько ему лет? — спросил Парк, пообещав себе больше не задавать вопросов. Но ответа на этот вопрос он ждал несколько месяцев.

— Давай посчитаем. Тысяча девятьсот двадцать первый. Ему шестьдесят три.

— Так он совсем не старый!

Так не честно! Мистеру Кампанелли семьдесят пять, и он каждое утро пробегает две мили.

— Нет, — согласился Фрэнк, — не старый.

Парк использовал свой последний вопрос, а ответ оказался неправильным. Его дед молод, но болен, как глубокий старик.

Мальчик очень хотел спросить, парализован ли дед. Ведь удар — это такая вещь, после которой старых людей парализует. Он ходит? Он узнает Парка? Поймет, кто он? Если да, если он поймет, что сын его Парка наконец вернулся домой, разве ему не станет лучше? Неужели он не обрадуется, увидев своего давно пропавшего внука?

Я сказал ему, что ты приезжаешь. Боюсь, это его расстроило.

Почему это его расстроило? Может, Фрэнк не понимает, когда дедушка расстроен, а когда рад? Остаток дороги прошел в молчании. Разочарование стояло у мальчика комком в горле. Они свернули с главной дороги, ведущей из города, на извилистую проселочную. Стоял ясный июньский денек, было не так влажно, как утром, когда он уезжал из Вашингтона. В Ричмонде, где Парк делал пересадку, он съел бутерброд с колбасой, который мама дала с собой. Еще она дала ему 50 центов на газировку, но монетку проглотил автомат. За прилавком кафе стояла продавщица в несвежей форме. Парк попросил ее вернуть деньги, но она только пожала плечами. Она не отвечала за автомат.

Рэнди еще дала Парку десятку банкнотами по одному доллару, но мальчик так боялся их потерять, что сложил и убрал вместе с обратным билетом во внутренний карман чемодана, и мама сдала его в багаж до Стратхавена.

Сейчас, высунувшись из окна пикапа, Парк думал, что умрет от жажды. Или от унижения. Или разочарования. Ветер трепал его волосы, которые он так старательно расчесывал перед маленьким грязным зеркалом в туалете автобуса, хотя его мотало из стороны в сторону.

Пикап притормозил. Мальчик обернулся, Фрэнк переключил передачу на нейтралку[25], включил аварийку[26] и выскочил, чтобы открыть металлические ворота. Затем вернулся за руль, заехал в ворота, снова выскочил и закрыл ворота.

«Он мог бы попросить меня это сделать, — подумал Парк. — Почему он не попросил? Может, думает, я ничего не могу?»

Тут мальчик поднял глаза и увидел дом.