Странствия

11

Вперед.

Вокруг сияли башни и возвышались ажурные мосты, и город был похож на яркую фантазию. Высоко над головой Кэмерона проплывали блестящие пузыри — этот беззвучный транспорт перевозил двух-трех пассажиров, сидящих в расслабленных, полных изящности позах. Обнаженные юноши и девушки с телами цвета бронзы лежали у фонтанов, из которых била в небо бирюзово-алая пена. Гигантские орхидеи с тропическим сладострастием обвивали стены исполинских отелей. Мелкие механические птички со сладким щебетом мелькали в теплом воздухе, как золотистые пули. С крыш самых высоких зданий доносилась музыка помрачнее: остинато нарастающих басов, обрамляющих настойчивый рокот.

Этот мир был по крайней мере лет на двести старше мира Кэмерона. Здесь вряд ли удастся стать не то что проникателем, но даже туристом. Единственная доступная роль — это роль дикаря, этакого Джемми Баттона[6], оказавшегося в Лондоне. И какая же, в конце концов, постигла его участь? Отнюдь не счастливая.

«Патагония! Патагония! Этот билет больше не годится здесь.»

В небе плясали разноцветные лучи: красные, зеленые, голубые — они распускались, как цветы, и проливались на город причудливыми узорами.

Кэмерон улыбнулся. Нет, его не ошеломит это зрелище, пусть оно и похлеще, чем мир полугусеничных машин. Он беззаботно расположился в небольшом парке, который с двух сторон обтекали бесшумные потоки уличного транспорта. Это был типичный «английский парк», поросший зубчатыми оранжевыми папоротниками и колючими башнями кактусов. Тут и там, держась за руки, прогуливались парочки. Они то предлагали друг другу сделать глоток из блестящих запотевших зеленых бутылок, похожих на цилиндры из отполированного нефриту то изящно помахивали перед губами партнера гроздьями черного винограда; партнер игриво улыбался, вытягивал шею внезапно хватал приманку губами. А потом они весело смеялись, обнимались и падали в густую влажную траву, которой тут же начинала колыхаться и тихонько бренчать.

Это место ему нравилось. Он бродил по парку, думая о Элизабет, думая о молодости… И наконец вышел к извилистом) ручью. Перевернутые отражения самых высоких городских башен казались в нем иголками. Кэмерон опустился на колени, чтобы напиться. Вода была прохладной, сладкой, терпкой, почти как молодое вино. Но едва он сделал глоток, как из рыхлой земли выскочило какое-то устройство, состоящее из пяти тонких металлических колонок. На трех из них во все стороны торчали видеосенсоры, одна была оснащена решеткой, а на пятой мигали разноцветные огни. Из-за решетки послышались непонятные слова, и тон был явно угрожающим. Кэмерон догадался, что перед ним полицейский робот, требующий предъявить удостоверение личности.

— Извините, — сказал он. — Я не понимаю, что вы говорите.

Тут же прямо из деревьев, из-под дна ручья, из гущи папоротников выскочили и другие механизмы.

— Все в порядке, — успокоил их Кэмерон. — Я не замышлял ничего дурного. Просто дайте мне выучить язык, и обещаю, что стану полезным обществу.

Одна из машин выпустила в него густое лазурное облачко. Вторая уколола тонкой иголкой в руку и взяла каплю крови. Вокруг собиралась толпа. Люди показывали на него пальцем, хихикали, подмигивали. Музыка с вершин небоскребов стала громкой и зловещей; она сотрясала напоенный ароматами воздух и угрожала лично ему.

— Позвольте мне остаться, — начал упрашивать Кэмерон, но музыка подталкивала его, выдавливала сильной неодолимой рукой, непреклонно выдворяла из этого мира.

Он, Кэмерон, был слишком примитивен для них. Второй сорт, да еще напичканный всякими давно исчезнувшими у них микробами. Ладно. Если им так хочется, он уйдет — не из страха, не потому, что они так его напугали, а всего лишь из вежливости.

Он картинно попрощался — согнулся в поклоне, достойном Рэли[7], послал воздушный поцелуй металлическим колонкам и улыбнулся, пританцовывая.

Прощайте. Прощайте.

Музыка взвилась в неистовом крещендо. Он услышал небесные трубы и далекий гром.

Прощайте.

Вперед!