В одном уездном городе, под названием Обинск, что на реке Обинке, жила была женщина по фамилии Алексеева. Работала она в морге и слыла она там мастером – золотые руки. И впрямь, как не обработает покойничка, так родственники через одного в обморок от такой работы падают. Лежит усопший в гробу, ну прям, как живой. Волосики причесанные, щечки румяные, губки в полу-улыбочке.
Многие просили, мол, не старайся ты, Алексеева, уж так. А то к покойнику другой раз и для прощания приблизиться страшно. Вот-вот кажется глаза откроет. Алексеева, конечно, входила в положение, пыталась талант свой приструнить, да куда там! Как до дела доходило, так она все забывала и выдавала на гора очередной шедевр.
И пусть при жизни мужик выглядел маленьким да плюгавеньким, или женщина, была, как говорится, ни рожи, ни кожи. После золотых рук Алексеевой, лежал в гробу, прям рыцарь в тигровой шкуре или красавица, с полотен Адриана Готлеба шагнувшая. И будто и не померли они вовсе, а так, на минутку заснули.
Родственники, конечно, возмущались, но многие из тех, кто уже одной ногой ТАМ, стали в завещаниях указывать, чтоб их тела бренные в последний путь отправляла именно наша мастерица. Пусть, говорили, хоть после смерти выглядеть будем достойно. А-то при жизни как-то недосуг.
Время шло, мастерство Алексеевой росло и однажды – свершилось. Очередной покойник, бухгалтер «Райпотребсоюза», что скончался от внезапной ревизии, до того живым в гробу лежал, что взял, да и впрямь ожил. На девятый день вылез из могилы и домой приперся. Сначала думали – ошибка вышла. Типа летаргический сон, или еще чего. Но врачи осмотрели и вынесли вердикт – труп. Только почему-то ходит.
Ну, ясное дело, начались тут падения в обморок и прочие припадки. А покойничек, хоть и молчит все время (а как ему говорить, ежели он не дышит?), но знай себе бродит по дому и родственников глазом сверлит. То ли пугает, то ли примеряется их на харч пустить. Наследники вообще в панике. По закону завещание через пол-года после упокоения оглашать должно. И как быть, если это самое упокоение никак не настает? Бродит, да зыркает, зараза такая.
Прямо казус юридический из-за него вышел. Пока суд да дело, с оглашением наследства пока решили повременить. До выяснения…
После этого у Алексеевой вообще столпотворение случилось. Ближайшие кандидаты в жмурики чуть не дрались за право вернуться с того света. Пусть хоть и немыми – все же лучше, чем в земле гнить.
Это с одной стороны.
А с другой зачастили к патологоанатому родственники будущих покойников. Мол, ты что, такая-сякая, творишь? За что народ законного куска хлеба лишаешь? Угрожали всяко.
Алексеева уж боролась с собой, боролась, да все впустую. Следом за первым покойником, второй вылез, а за ним – и третий.
Родственникам такие фортели со стороны усопших конечно не понравились. Пошли они, кто в полицию, а кто и в администрацию на Алексееву управу искать. Мол, по какому праву указанная работница морга творит непотребство. Удумала, понимаешь, покойников оживлять! Тут живым жрать нечего…
Пока в милиции дело заводили, а в администрации заседания заседали, покойнички лезли из могил, как грибы после дождя. Народ стал их конечно шугаться. По ночам город, как вымирал. Только неупокоенные, которых в дом не пустили, по улицам бродили.
А тут еще такой факт: кто при жизни был тихий да с властями ладил, тот и окочуренном виде был смирнехонек. А вот если покойный был нравом буен или с законом проблемы имел, так он и после смерти не менялся. Всяко от него могло прилететь. Бывало, и кусались некоторые.
Народ такие случаи особенно нервно переживал. Слух прошел, что ежели кого покойничек грызанет, тот, бедолага, и сам вскорости в такого вот упыря обратиться…
А виноват кто? Алексеева!
В конце концов, нашлись радетели за народные интересы, или кто из потенциальных наследников заказ сделал… В общем – дело темное было. Но как бы то ни было, а нашли однажды поутру нашу Алексееву с головой разбитой, да осиновым колом в груди на всякий случай.
Похороны многолюдными были. Были и скорбящие старички со старушками. Обломилось им теперь посмертное существование. Приперлись и те, для кого талант Алексеевой был, как кость в горле. Удостовериться.
Для надежности, вместо холма могильного, положили поверх захоронения плиту гранитную. Сам мэр расстарался. Чтоб не дай Бог!..
После похорон несколько дней тихо в городе было. Восставших из гроба милиция потихоньку отлавливала, в аптеках валерьянка вновь в свободную продажу поступила, и, дабы избежать подобных казусов в дальнейшем, в городе заложили строительство крематория.
И мало кто знал, что не помогла плита. На пятый день кладбищенский сторож обнаружил рядом с надгробием Алексеевой нору и несколько отчетливых следов, от нее ведущих. Кинулись искать, кто же ее в последний путь собирал, и выяснилось, что это ее сынок, Мишенька, постарался. Он по стопам матери пошел в выборе профессии. И хоть был годами молод, но, видать, сильно мать любил. А любовь, как известно, и не такие чудеса творит.
Михаила Алексеева, ясное дело, тут же в оборот взяли, да видно перестарались, секрет поднятия мертвецов выпытывая. Помер сын Алексеевой в застенках через два дня.
Ну, с ним не стали повторять ошибки и решили труп сжечь. Да пока бумажки выдумывали о внезапной смерти подследственного от перхоти в подмышечной области, мертвяки осуществили налет на морг, где тело Мишеньки лежало, и выкрали его. А заодно – и остальные тела, там находившиеся.
Тут уж всем ясно стало, что дело приняло нешуточный оборот. Мэр Обинска, хоть и дурак был, но и его умишка хватило, чтобы понять, что восставшие Алексеевы, мать и сын, натворить могут. Разведка доложила, что схоронились они в Заикиной пуще, что неподалеку от Обинска находилась. Опять же мертвяки, милицией не отловленные, тоже туда потянулись. Вот и порешили – выжечь этот партизанский отряд неупокоенных. Уже и напалм раздобыли, и с авиацией почти договорились…
Но тут грянула катастрофа на местном химкомбинате, и на Обинск опустилось облако с резким запахом свежих яблок. Когда же оно рассеялось (погода, как назло стояла теплая и безветренная), живых в городе почитай и не осталось.
Пока про аварию узнали, пока отреагировали, пока войска собрали да к месту катастрофы доставили, Алексеевы со своей командой в город проникли. Уж как они там успели управится, но к приезду частей химзащиты, город уже не выглядел мертвым. Жители Обинска ходили, сидели, ждали на остановках, стояли в очередях в магазинах. Правда молчали все и, если присмотреться – не дышали. Но полковник на головном БТР ничего этого не заметил. Подкатил с колонной прямо к зданию администрации, противогаз снял, фуражку напялил, а там его уже наша Алексеева встречает. Бумагу подает и на горло указывает. Мол, говорить не могу, в бумаге все написано.
Прочитал полковник. Обалдел. Прочитал еще раз. Не поверил. Алексеева тут рукой махнула, смотри, полковник. Подошел к ним местный милиционер, здоровенный такой детина, достал табельное оружие, к груди своей богатырской приставил и выстрелил, раз, другой… Короче всю обойму в себя всадил, и даже не поморщился. А полковник, когда с карачек поднялся, куда его с перепугу бросило, белее снега побледнел. Хотел было рукой грудь милицейскую потрогать, не фокус ли какой, да одернул. Снял фуражку и пот вытер…
Переговоры шли трудно, но в конце-концов – договорились. Разделили город на сектора. Половину на себя взяли солдатики, что с полковником приехали, другую – мертвяки. Стали они погибших на центральную площадь города стаскивать, а там Алексеева с сыном их «в чувство» приводить.
У матери с сыном после смерти почему-то способности только усилились. Теперь достаточно было им мертвяка лишь рукой коснуться, как он на ноги вскакивал.
Очень это подчиненных полковника нервировало. Кончилось все тем, что они, во главе с командиром, реквизировали в одном из магазинов все спиртное и вусмерть напились.
Прикольная такая картинка тем вечером в Обинске наблюдалась. Живые, мертвецки пьяные, вповалку лежат, а мертвые по улицам бродят…
На третий день явилась в Обинск комиссия аж из администрации Сами Знаете Кого. Полковник уже в первый день сделал подробный доклад в столицу. И во-второй – тоже. Да там сперва подумали, что он газу надышался. Потом – что допился до белочки. Наконец решили сами во всем разобраться.
Приехали. Поглядели… И вечером напились в хлам вместе с полковником. Правда, перед этим послали депешу, мол, все в докладе полковника – правда.
Так что на следующее утро обмотали Обинск колючей проволокой, как раненого бинтами, блок-посты на дорогах выставили и оцепление в три ряда с приказом стрелять по всему, что будет двигаться из города или в город.
Полковнику же прислали секретный приказ: любой ценой выкрасть Алексеевых и доставить их в определенное место, где их будет ждать вертолет. Протрезвел полковник усилием воли, прикинул, как ему столичный заказ выполнить, толкал-толкал, пинал-пинал подчиненных, да только спят они во хмелю беспробудно. И даже команда «Смирно!» на них не действует.
Полковник тогда фуражку, набекрень съехавшую поправил, сигаретку нервными затяжками выкурил, да и двинулся к зданию администрации. А как увидел Алексееву, так в ноги ей и упал:
– Не губи! Пришел мне приказ доставить вас с сыном Куда Следует, а сил для выполнения оного не имею! Что вам стоит – идемте добровольно. Вам-то, мертвякам, все трын-трава, а мне выговор будет. Может даже с занесением.
Алексеева нахмурилась, взяла ручку, да и написала на листочке, что, мол, она одна поедет. Сын пусть в городе останется. За хозяйством присмотрит.
А полковник и этому рад. Впереди Алексеевой семенит – дорогу показывает.
Села она в вертолет, то сразу и взлетел. Полковник, которого на борт не пустили, только успел вслед ему выматериться трехэтажно.
Долго ли, коротко, а прилетела Алексеева. Только она на землю ступила, как подхватили ее под ручки, в машину перенесли, дверцу захлопнули, она и поехала.
Привезли Алексееву в хоромы, подстать царским. Охраны, прислуги – тьма тьмущая. Глянула она, а ей навстречу Хозяин Земли Русской идет. Не тот, что официальный, а тот, что истинный. Идет, пистолетиком золоченым помахивает. Подошел и без слов – БАХ! БАХ! БАХ! – всю обойму в Алексееву высадил. Посмотрел на результат, точнее, на отсутствие оного, да и говорит:
– Поразительно. И в самом деле – пули не берут. Ни серебряные, ни освященные самим Патриархом, ни разрывные, ни зажигательные. А если в голову?..
И тотчас его телохранитель из пистолета прямо в висок Алексеевой выстрелил. И тоже – никакого эффекта.
Усмехнулся, Хозяин Земли Русской (и еще кой-чего по мелочам) по щечке женщину потрепал:
– Что, – говорит, – Алексеева, готова Родине послужить?
Та молча в пояс ему поклонилась головой простреленной, он и ушел довольный. И только за ним дверь закрылась, как накинулась на женщину свора из замов с референтами, да ученых с военными. Две недели ее наставляли, изучали, да тестировали. Все хотели они разобраться, в чем же жизнь у живых покойников теплится, если даже с простреленной головой они не умирают. Точнее, не падают. Точнее… ну вы поняли.
А в городе за это время ее сын развил бурную деятельность. Раздобыл где-то сурдопереводчиков, из тех, кто и при жизни немыми были, и стал обучать население общаться знаками. Мозг у покойника особо ни чем не занят, так что учеба бойко протекала. За неделю, почитай, уже худо-бедно, научился Михаил с народом общаться. Стал задания раздавать: кому улицы убирать, кому окна мыть, кому стены красить. А покойникам что – надо, значит надо. Особо буйных жмуриков быстренько отловили, чтобы под ногами не путались, да солдатиков по ночам не пугали, а остальных быстро к делу пристроили.
Заблестел Обинск чистотой и порядком.
Так что когда Алексеева, наконец, в город вернулась, то и не узнала его сперва. Дороги починены да выметены, дома вымыты, да свежее выкрашены. По улицам население гуляет, чинно, без озорства, на перекрестках милиционеры стоят в белых перчатках, да не для порядка – для красоты…
Заводские трубы дымят, а на каждом заводе – одно и тоже: стоят мертвяки у станков по три смены. Продукции – валом, да вся высшего качества, потому как мозги мертвяцкие ни на секунду от производства не отвлекаются. Все внимание – труду.
Стройки – строятся, детки в школах за партами сидят, с учителя глаз не сводят, транспорт общественный ходит – хоть часы по нему проверяй… И – тишина. Нигде ни скандалов, ни плача, даже слова матерного не слышно.
В общем, не город стал, а сказка.
Улыбнулась мать сыну грустно и увела в здание администрации. Впечатлениями о поездке делится.
Следом за Алексеевой, прибыла в город большая научная экспедиция. Развернула лагерь и ну давай покойничков воровать, да препарировать. Доискиваться, где ж у них искра жизненная запрятана. А следом за учеными, и военные подтянулись. Эти принялись обинцев на стойкость проверять. Мол, а ежели кому из них руку оторвать, сможет ли он другой по врагу стрелять? А ежели его при этом кислотой облить? А ежели поджечь?..
В столицу доклады потекли. Один другого восторженней. Мол, с такими солдатами, нам сам черт не страшен. Главное, чтоб побольше их было. Уже и планы начали строить, в каком бы городе еще катастрофу сотворить…
Тут как раз крематорий закончили строить. Не здание получилось – архитектурный шедевр. На открытие народу собралось… И ученые и военные, и полковник химических войск. Милиция местная в парадных мундирах выстроилась.
Приехали Алексеевы, мать и сын. Молча ленточку красную перерезали и внутрь зашли. Приглашенные за ними потянулись. Идут и ахают. Все в черном мраморе, да в красном бархате. Прям Чертоги Смерти какие-то получились у архитектора.
Зашли в главный зал для прощания. Видят – стоят на возвышениях два гроба. Пустых.
Алексеевы к возвышениям тем подошли, обнялись, да каждый в свой гроб и легли. Тут почувствовали присутствующие, что, что-то не то тут творится. Парочка из военных дернулись было остановить процесс, но милиция местная их враз скрутила. На остальных оружие табельное направили. Мол, стоять и не рыпаться.
Тут газовые камеры огнем полыхнули, лента конвейерная тронулась, и поползли гробы прямо в геенну огненную. С одним ученым прямо истерика приключилась.
– Что вы делаете?! Это ж какой ущерб науке?!! Остановитесь, варвары?!!!
Еле мертвяки его удержали.
Задвинулись задвижки, минута, другая, и вдруг – ФР-р-р – рассыпались мертвецы в серый пепел. Только одежда от них и осталась. Кинулись все, кто в камеры подачу газа перекрывать, кто в город, смотреть, что с остальным населением сделалось.
Да напрасно спешили. Алексеевы сгорели дотла, даже кости не уцелели, а в городе не осталось ни одного мертвяка. Только ветер серый прах по улицам гоняет.
Живые рассказывали, что минут за пять до развоплощения, покойнички, кто что делал, прекратили, аппаратуру обесточили, инструменты сложили аккуратненько, двигатели у автомашин, кто за рулем был, выключили, а уж после этого – развеялись. Так что никаких происшествий из-за их отсутствия не приключилось.
Дело, конечно засекретили. Ученые долго потом серый прах изучали, да так ничего и не поняли. Город попытались заново заселить. Но даже беженцы, которым и идти-то некуда, долго в нем не задерживались. Жаловались, что заглядывают в окна по ночам некие тени. А на местном кладбище, хоть и не хоронят никого, а что ни ночь – новые кресты появляются.
Так и стоит с тех пор город Обинск, народом в Зомбинск переименованный, пустой и постепенно приходит в совершенную негодность. Его даже на карте отмечать перестали.
В интернете, правда, можно найти видеоролик с Алексеевой. Всего пять секунд смотрит она с экрана и беззвучно произносит четыре слова. Сурдопереводчики утверждают, что слова это «Ну ты и мудак». Но в адрес кого эти слова сказаны теперь уже и не выяснить.