Страшное проклятие

Глава 3. История злобного писателя

Необычные способности у Фёдора Шкоды открылись далеко не сразу. Несмотря на весёлую фамилию Федя был самым обычным, не слишком озорным ребёнком.

Но как-то раз, когда Шкода учился в 7-м классе, в ласковый майский день, в самом конце учебного года, на переменке в школе Федя как обычно готовился к уроку. К нему подскочил одноклассник, школьный озорник Коля Садов. Он схватил Федю, подтащил его к раскрытому классному окну и под одобрительные возгласы: «Пойди к птичкам, полетай!» – шутки ради стал выпихивать Федю на улицу в окно. Вред ему причинять не собирались: приятель крепко держал Шкоду за ноги. Вдруг в класс вбежала учительница и испуганно закричала: «Садов! Что ты делаешь?! Отпусти его сейчас же!» Мальчишка, напуганный громким криком внезапно появившейся учительницы, выполнил её требование и отпустил Шкоду. Тот исчез: полетел вниз с третьего этажа.

Учительница рухнула в обморок, в классе – переполох: забыв о Шкоде, ребята паникуют, бегают вокруг любимой учительницы, не зная, что предпринять.

Придя в сознание, женщина спросила:

– Федя жив?

Все ринулись к окну: кусты были помяты, но Федя исчез. Наступившее оцепенение длилось недолго: в класс ввалился оборванный, ужасно воняющий Шкода. Он упал не очень удачно: под окном росли здоровенные кусты колючего шиповника, которые какой-то негодник умудрился использовать вместо туалета. Шиповник смягчил падение: Федя ничего себе не поломал – отделался лишь сотрясением мозга, ушибами, ссадинами да колючками, впившимися в тело. Школьный костюм его пострадал, конечно, основательно. Но серьёзной боли мальчик поначалу не ощутил – был под впечатлением своего полёта. Не заметил даже, что приземлился в чью-то свежеположенную «мину».

– Вот и я! – бодро сказал вошедший Шкода. Хромая, он прошёл к своей парте. Не обращая внимания на обалдевшую учительницу и изумлённых ребят, Шкода открыл учебник и сделал вид, что читает: он не любил всеобщее внимание.

Ужасный запах, исходивший от Шкоды, помог привести учительницу в чувства. И Федю, несмотря на его протесты, отправили в больницу.

Но первое падение не смогло раскрыть какие-либо необычные способности Феди. Оно лишь слегка изменило его характер. Федя стал нервным, раздражительным и в то же время немного заторможенным. По мнению одноклассников, Федя слегка тронулся умом, стал «придурковатым».

Его поставили на учёт к психиатру. Но учился Шкода не плохо и по окончании школы поступил в Политехнический университет. Однако к концу третьего курса Фёдор охладел к учёбе. Шёл 1992 год – время крутых перемен в стране. Карьера инженера Шкоду перестала больше интересовать. Он решил, что новый общественный строй обещает «умным людям» отличные возможности. Но прежде, чем что-то предпринять, Фёдор поехал на море, в университетский спортлагерь. Спортом он не занимался, но летний лагерь находился в окрестностях города Сочи, путёвки давали почти всем желающим, и Федя поехал посмотреть море за десять процентов от реальной стоимости путёвки.

Отдых как-то сразу не заладился. Шкоду поселили в грязный кемпинг, ближайшим его соседом оказался однокурсник Вася Шмаков, большой любитель спиртных напитков и девушек. Этот самый Вася раздобыл где-то литр чачи и уговорил Федора пойти к морю, отметить приезд. Пошли вечером, перед отбоем. Шмаков прикончил стакан чачи, сразу повеселел и, пошатываясь, пошёл знакомиться с барышнями.

Шкода выпил, вроде, не много: он не слишком уважал крепкие спиртные напитки, предпочитая сухое вино или пиво. Но его голова, вероятно, с непривычки, налилась свинцом, он плохо соображал, с трудом воспринимая действительность. Шмаков привёл двух явно подвыпивших девок, но Шкода общаться с дамами не стал. Его сморил сон.

Проснулся Фёдор глубокой ночью оттого, что кто-то орал над его ухом. Это Шмаков исполнял песню про уток. Девушки ушли, Шмаков был сильно пьян.

Нужно было идти назад, в лагерь. Шмаков сильно качался, Федя придерживал его, но однажды не удержал. Шмаков свалился на дорогу, и, твердя: «Я трезв, я трезв как осциллограф!», – попытался подняться, но не смог сделать это самостоятельно. С большим трудом Федору удалось придать товарищу горизонтальное положение и транспортировать его в направлении лагеря. Но у самого забора Шмаков снова предательски заорал свою песню: «Летя-я-ят утки-и-и и два-а-а гуся!!!»

На крыльцо служебного помещения вышел физрук. Он уставился на возмутителей спокойствия и грозно потребовал:

– Идите сюда!

– Ничего, ничего, только не подведи меня, – шепнул приятелю Шмаков и зашатался в направлении физрука. Фёдор придерживал его за руку, но чем ближе подходили собутыльники к физруку, тем сильнее качался Шмаков.

– Ничего, ничего, – твердил он, – я в порядке.

Вдруг его повело.

– Федька, держись, прорвёмся! – приказал Шмаков и упал к ногам физрука.

– Ух! – воскликнул физрук, на секунду схватился за своё сердце, потом обежал вокруг Шмакова и стал щупать ему пульс.

– Упился и без сознания, – сказал физрук. – Давай положим его на кровать.

У двери начальника лагеря стояла железная кровать. Шкоду свалили на кровать, а физрук стал барабанить в дверь начальника. Послышался шум и неодобрительные восклицания. Наконец полуголый начальник выглянул наружу.

– А? Что? Что случилось? – осведомился начальник.

– Вытрезвиловку вызвать надо, – сказал физрук.

– Кому? Тебе?

– Мне? Мне не надо! – испугался физрук. – Парню. Вон он лежит. До чертиков упился и лежит.

– Я ему сам вытрезвиловку устрою! – придерживая спадающие трусы, начальник лагеря спрыгнул с крыльца и стал стучать Шмакова ладонью по щекам. Шмаков открыл глаза. При виде полуголого начальника лагеря он очумело заикал.

– Ах, ты, гад! Сейчас ты у меня протрезвеешь! Всю чачу из тебя выбью! – злобствовал начальник.

– Я трезв как стёклышко, – сказал Шмаков и сделал попытку подняться с кровати. Однако чача сама настойчиво просилась наружу. Шмаков не смог сдержаться. Он опустил голову и издал блеющий звук.

Начальник лагеря отпрыгнуть не успел.

– У-у-у, сволочь!!! – заорал он, глядя на испачканную ногу. Начальник озверел. Вложив всю свою силу и злость в удар, он, испачканной ногой, саданул по железной сетке кровати. Кровать сломалась, Шмаков упал, а лагерь потряс душераздирающий вопль ушибленного начальника:

– А-а-а-а-а!!!

Этот бешеный вопль пронёсся по лагерю, достиг гор, отразился и эхом вернулся назад. В некоторых кемпингах зажглись окна, на улицу стали выбегать испуганные люди. Они недоуменно разглядывали прыгавшего на одной ноге начальника лагеря, который, превозмогая страшную боль орал на Шмакова:

– В зашею, в зашею гоните этого негодяя! Чтоб ноги его близко к лагерю не было! Всех, всю пьянь разгоню!

Стоявший рядом Шкода покрылся испариной, но начальник лагеря накинулся на него:

– А ты что здесь стоишь?! Места другого не нашёл? Что уставился? Ах-х, вы вместе? Вместе нажрались? Говори фамилию.

– Шкода я.

– Да я не кличку спрашиваю, а фамилию! Немедленно отвечай!

– Всё равно Шкода.

– Ах, ты – Шкода?! Пошёл вон из лагеря! Оба пошли! Чтоб духа вашего здесь не было! Будите шкодить в другом месте!