Страшный ублюдок

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

или на сайте:

"Экстремальное Чтиво"

http://extremereading.ru

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.

Это очень жестокая и садистская история, которую должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.

Посвящается Хосе Асеведо, который всегда поддерживал мою работу и идеи, независимо от того, насколько экстремальными или нетрадиционными они были.

Тебя всегда будет не хватать, но память о тебе жива.

Арон Борегар "СТРАШНЫЙ УБЛЮДОК"

Близняшки были словно "два товара по цене одного". Хершел собирался похитить только одного, но, как по волшебству, их оказалось двое. Он не мог чувствовать себя более благословенным.

Почти каждый родитель по мере взросления детей позволял своим отпрыскам пробежаться по торговому центру на несколько часов. Тусоваться, попадать в неприятности и ходить по магазинам было для детишек обрядом посвящения. Мать остановилась и вручила 15-летним подросткам по двадцатке, а затем отпустила их на волю. Они были готовы перебрать все бессмысленные товары, которые предлагал торговый центр, в то время как мама с папой спустились вниз по дороге на несколько кварталов, чтобы выпить в "Mai Tai’s" и съесть по тарелочке крабовых палочек. Пока они делили остатки сыра и имитацию крабового мяса, их девочки мечтали о покупке нескольких дорогих товаров и болтали о симпатичных мальчиках в школе.

Нахождение рядом с подростками может свести с ума, Хершел слишком хорошо знал это, слишком хорошо. Пытаться изо всех сил быть родителем, воспитывать хороших, честных детей в зараженном безнравственностью мире. Это очень тяжело, поэтому, когда твои дети достаточно разумны, чтобы побыть самостоятельными в течение нескольких часов и дать тебе передышку (независимо от того, насколько жалкой будет передышка), это воодушевляет. Он видел оживление по языку их тела, они были настроены, как минимум, на час поблажек.

Слишком много причин, по которым подростки заставляют меня лысеть – слишком много, чтобы их можно было сосчитать. Посмотришь на них, и хочется снова стать молодым. Когда ты молод, ты думаешь, что уже все знаешь, но когда в волосах появляется седина, то понимаешь, что ни черта не знал. Они еще не знают этого, но, черт возьми, узнают.

Все узнают. Все, у кого есть привилегия состариться, то есть...

В конце концов, мы все снова становимся детьми, тоскующими, барахтающимися стариками. Хотя наше познание становится всеобъемлющим, а разум, хранящий энциклопедические знания – намного мудрее, они также ухудшаются. Буквально сгнивают. Пока мы не проснемся однажды и не обнаружим себя зависимыми от следующего поколения, которое мы создали. Это порочный круг, который заставляет родителей скрещивать пальцы, надеясь, что они проделали достаточно хорошую работу. Мы должны бояться. Наше выживание во многих отношениях будет зависеть от этого.

Так размышлял Хершел.

Хершел начал понимать, что полученные знания не всегда такие уж нужные, чтобы передавать их кому-то, особенно следующему поколению.

Иногда люди не хотят слышать ничего, кроме своих собственных слов. Они просто хотят несколько раз сунуть пальцы в розетку и узнать все сами. Незрелые умы фильтруют лишь тривиальный процент того, что проповедуют родители, те малые доли, которые удобно согласовываются с их собственными неокрепшими убеждениями. Для них жизнь – и те, кто познал ее – не могли послужить уроком.

В одно время это сводило Хершела с ума, но он нашел способ выстоять.

Работник психлечебницы и одинокий отец трех маленьких девочек – это была настоящая сатирическая динамика. На работе он был санитаром; дома он был ближе к пациенту. Там ему не нужно было работать. С деньгами, которые он накопил после смерти Мэдлин, ему вообще не нужно было работать. Но часть его личности, которая оставалась нераскрытой (во всяком случае, публично), наслаждалась этим.

Наблюдение за запертыми в клетке уродами, абсурдностью их дискуссий и жалкой природой их существования возвышала его личность. Это была доза забвения, опьянение, которое помогало ему понять, что его собственная болезнь может быть намного хуже. Вместо того, чтобы чувствовать себя куском дерьма, которым он был, он создавал иллюзию, что он не то чтобы психически здоров, но, по крайней мере, здоровее некоторых.

Может, у него и были проблемы, но, по крайней мере, он мог их скрывать. Люди, запертые в тюрьме, просто позволили всему этому завладеть собой. Это было единственное, что давало ему уверенность в том, что клей будет держаться... что он не развалится на части. Честно говоря, это было единственное, что сохраняло его рассудок.

Его девочки уже выросли, но он помнил множество случаев, когда он хотел убить их – как в переносном, так и в прямом смысле. Но не мог по нескольким разным причинам. Во-первых, они были его детьми, независимо от этого, он не сожалел бы о них. Во-вторых, какая-то меньшая часть его души хотела увидеть их успех, если не для себя, то для того, чтобы они могли ухаживать за ним, когда он окончательно потеряет рассудок. Неважно, насколько сильно они досаждали и были помехой в его жизни, неважно, что невыразимая похоть дразнила его мозг идеей, глодающей его ухо, убить их было просто невозможно.

Возможно, все было бы иначе, если бы его жену, Мэдлин, не сбил грузовик. Может быть, он не остался бы один, холодно глядя на этих невинных молодых девушек, беззаботно гуляющих и не имеющих ни малейшего представления о зловещем плане, вынашиваемом вокруг них. И все же, даже если бы он не преследовал их, он, несомненно, мечтал бы об этом. Слюна текла бы теплым прозрачным потоком при мысли о его потенциальном злодеянии.

Мимолетные воспоминания о Мэдлин заставили его вспомнить о том бремени, которое на него возложили. Опознание ее тела или того, что от него осталось. Это было похоже на попытку собрать головоломку, только нельзя было сдвинуть ни одну из частей. Конечно, теоретически, это была она... куски были извлечены из ее разрушенного "Jeep Cherokee", который имел ее номерной знак и был найден на маршруте, по которому она ездила домой из офиса. Это было трудно подтвердить, поскольку она превратилась в месиво, но каким бы невероятным ни был результат, это должна была быть она.

Мэдлин была мертва.

Один сонный водитель, заснувший за рулем, может оказать невероятное влияние на будущее.

Девочки подошли к закрытому гробу своей матери еще до того, как двое из них отправились в первый класс. Он заметил, как трагедия ранней жизни изменила их юные души, наполнив их обидой и враждебностью. Ему пришлось объяснять, что жизнь все еще прекрасна, хотя они едва знали свою мать до того, как она превратилась в скопище жвачек для личинок. Это была его обязанность – лгать им.

Он не мог не задаться вопросом, было бы все по-другому, если бы Мэдлин была еще жива. Это могли быть они, ускользнувшие выпить в китайский ресторан. Это могли быть его девочки, к счастью, прогуливающиеся по торговому центру. Его разум мог бы быть занят нектарной преданностью, которую они питали друг к другу, а не быть предоставленным самому себе.

Казалось, что у судьбы просто не было этого в планах, хотя...

Скука – самый утонченный, но незаметный инструмент зла. Теоретически это кажется безвредным, но если дать щенку немного места, если он достаточно болен, результат может быть леденящим кровь. Это позволяет внутренним размышлениям человека путешествовать по местам, которые обычно не имеют места быть. Для Хершела это создало портал к извращениям.

Святилище для греха. Это привело его в темное место, которое можно было сравнить только с жалкими пациентами, заключенными в холодные камеры Института Лэдда, где он работал.

Все это было так увлекательно и мощно. Тот факт, что он смог сдержаться, все еще живя со своими детьми, был свидетельством его сдержанности.

Это показало, что он не был просто каким-то законченным идиотом, который расстрелял кафетерий или принес бомбу на автобусную станцию. Он знал, что когда-то настанет день расплаты, и ему предстоит долгий и успешный путь.

Независимо от истории несправедливых и нечестивых событий, вызванных трагической кончиной его жены, Хершел сумел взять себя в руки, обуздать свой голод. Он был защитником и дал дерзкой тройке, которую он породил, чертовски хорошую, по его мнению, жизнь. Во время воспитания его мысли были в основном где-то далеко, но мысли об ужасах, которые он мог бы совершить, когда его дети повзрослеют и пойдут дальше, не помешали ему подарить им замечательное детство.

Ему не нужно было быть хорошим человеком, чтобы быть хорошим отцом. Эти две концепции не были связаны друг с другом. Пока он убивал чужих детей, он все еще мог быть героем для своих собственных. Учитывая, что он был отцом-одиночкой на протяжении долгого периода времени, он рассматривал три диплома средней школы и поступление в колледж как крупную победу неудачника.

На протяжении большей части их взросления у него все еще не было никакого подобия личной жизни, так сказать, "крабовых палочек". Он тратил время в основном на две вещи: Хершел убедился, что у девочек есть все необходимое для успеха и борьбы со вспышками ярости психов и бредом безумия. Со временем именно эта комбинация, казалось, изменила атмосферу.

Теперь его интересовало только освобождение людей от оков их родительского существования. Или, может быть, он просто внушил это себе, чтобы оправдать поощрение своего собственного извращенного сексуального влечения. Он пытался убедить себя, что убивает двух зайцев одним выстрелом, но на самом деле он просто превращал одного в кровавое месиво.

Он любил детей за неоспоримый факт, что они были намного более наивны и их было легче заманить, чем молодых взрослых. Для него не имело значения, учатся ли они в средней или старшей школе. Его в равной степени соблазняли все, кто находился в пределах допустимого возраста употребления алкоголя.

Все последующее, казалось, противоречило истинному духу того, чего он якобы пытался достичь - свободы для родителей, ценой непристойного собственного удовлетворения.

Он разработал несколько интригующих тактик, которые почерпнул непосредственно из собственного опыта отцовства. Его прошлое дало ему более созвучную команду о том, как манипулировать своими жертвами и составлять план. Он был готов продемонстрировать усовершенствования, которые он провел над своей дюжиной или около того предыдущих жертв.

Он стал хорошо отлаженной машиной для убийств с интеллектуально продуманным процессом. Скрупулезное внимание к каждому аспекту его преступлений гарантировало, что марафон непредумышленных убийств, к которому он готовился, будет продолжаться непрерывно.

Мама и папа близнецов как раз собирались на несколько минут отвлечься и немного отдохнуть от сложного процесса воспитания детей. Они и не подозревали, что Хершел собирался сделать их отдых постоянным.

Не за что, - подумал он про себя, наблюдая, как отъезжает микроавтобус "Шевроле". Девушки промчались через вращающиеся стеклянные двери торгового центра, без сомнения, размышляя о том, как они потратят свои деньги. Было легко определить, что девушки были близняшками по их лицам и волосам, но каждая из них одевалась совершенно не так, как другая.

У одной были мешковатые черные брюки и футболка "Coal Champer". Она, без сомнения, была художницей в этой паре. Родители гота позволили ей обвести глаза толстой черной подводкой и даже оттенить губы мутно-черным лакричным тоном (для которого, по стандартам воспитания Хершела, она казалась немного юной). На ее запястьях было почти столько же серебряных колец, сколько и на пальцах.

У нее на шее висело множество ожерелий со странными символами, из-за чего она казалась либо приверженкой многочисленных религий, либо, возможно, вообще атеисткой.

Родители еще не разрешали ей красить волосы, но было видно, что она отчаянно этого хотела. Он догадывался, что эксцентричная девушка не будет тратить выделенные деньги на еду, вместо этого она потратила бы свои двадцать баксов на "Hot Topic"[1].

Ее сестра была яркой и простой - никаких графических рисунков на ее одежде и никаких украшений. Ни одна из них не выглядела по-настоящему женственно, поэтому он предположил, что она, вероятно, была какой-то спортсменкой. Ее выбор обуви был направлен не столько на то, чтобы быть модной, сколько на то, чтобы получить лучший результат в эстафете. Ее кожа также была на оттенок или два более загорелой, чем у ее сестры.

Хершел предположил, что она, вероятно, занимается каким-нибудь молодежным видом спорта.

Он держал пари, что она потратит врученные деньги на что-то спортивное. Он также видел какой-нибудь фруктовый коктейль в ее ближайшем будущем, "Оранжевый Джулиус" казался весьма вероятным.

Их походка и манеры были очень похожи, и, судя по их общению, они были не только сестрами, но и лучшими подругами. Несмотря на то, что они были противоречивой парой - полярные противоположности, которые все еще были каким-то образом похожими – это был яркий пример старого закона притяжения противоположностей, за исключением того что у них была идентичная ДНК, так что это казалось более логичным.

Он никогда раньше по-настоящему не общался с близнецами лично, но видел много шоу, в которых подробно описывалась их глубокая внутренняя, а иногда и сверхъестественная связь. Оно, конечно, было бы интересно, если бы у него была возможность поговорить с ними.

Хершел побывал в десятках торговых центров, но ни разу не был в одном и том же три раза. Его первый визит был предназначен для тщательного изучения деталей.

Обычно он проводил целый день, от открытия до закрытия, слоняясь по торговому центру. Осматривал все выходы и входы - чем меньше используется, тем лучше. Туалеты также были важным объектом исследований. Они были местом, где он потенциально мог найти свою жертву в одиночестве и более уязвимой. Парковочные гаражи и места расположения камер видеонаблюдения также должны были быть отмечены, что он и делал, вплоть до самых незначительных деталей.

Погрузочные площадки представляли для него особый интерес, поскольку он обычно посвящал еще несколько недель своего времени продумыванию схем доставки и внешней инфраструктуры здания. Он не хотел упускать ни одной возможности, которая могла представиться, где бы они ни скрывались.

После того, как его период целенаправленной слежки заканчивался, он отделялся от торгового центра, как правило, по крайней мере на месяц. Как раз достаточно надолго, чтобы видео с его предыдущим визитом затерялось, но не слишком долго, чтобы он не смог что-то забыть. Достаточно долго, чтобы он смог сплести мысленную паутину в каждом дюйме замечательных стен розничной торговли, и достаточно долго, чтобы жертвы попались в них, даже не осознавая этого... пока не появится хищник, погрузив свои клыки глубоко в них.

Этот день, наконец, настал, а значит Хершел тоже был готов. Он никогда не похищал сразу двоих, но его эго подзадоривало его. Оно соблазняло его и сверлило его мозг, соблазняя его с помощью потенциала, который могло иметь событие, подобное тому, к которому он готовился.

Такой больной человек, как он, жил только ради этих событий. Только совершение самых жестоких злодеяний позволило бы ему достичь своего зловещего зенита.

Сегодня будет день, когда начнется его дальнейшая жизнь. У него было знакомое, но уникальное чувство, циркулирующее в его черепе и венах.

К его удивлению, в торговом центре "Emerald Square" на первых трех этажах было очень ограниченное количество камер. В основном это были просто пешеходные зоны; кражи и преступления, как правило, происходили внутри магазинов, каждый из которых был оснащен несколькими записывающими устройствами. Единственным исключением был ресторанный дворик на третьем этаже... по его мнению, это была горячая зона.

В отличие от остальной части основного коридора, эта область была завалена записывающими устройствами. Он держался от этого подальше без исключения.

Хершел был одет просто, в тусклые цвета, совсем не кричащие. Не то чтобы он был каким-то шикарным костюмером, но это было просто даже для него. Его любимым нарядом были обманчиво легкие кроссовки, которые подходили практически для любого случая, удобные коричневые брюки и темно-синяя толстовка на молнии. Он также надевал бейсболку, в центре которой была вышита статуя свободы. Люди любили патриотизм и доверяли ему, но он был настолько распространен, что часто оставался незамеченным.

Встроенная в козырек подсветка была дискретно подключена к светодиодной лампочке, которую он мог дистанционно активировать. Если бы он попал в трудную ситуацию, он мог бы использовать это, чтобы на мгновение скрыть свое лицо от камер наблюдения. Свет не был хорошо виден другим посетителям, но если бы они его заметили, он надеялся, что они подумают, что это просто классный дизайн.

Преимущества, которые это ему давало, были двоякими. Если козырек кепки был наклонен соответствующим образом, это помогало скрыть его лицо от других, и когда включался свет, записи камер наблюдения не фиксировали его лицо.

Вместо этого они фиксировали всю его голову в виде полосатого искаженного белого шара.

Это было отличное изобретение, которое мог изобрести любой, кто грабил обследованное место.

Он настроил себя так, чтобы избежать обнаружения и провести тщательную зачистку.

Хершел держал в руках черную хозяйственную сумку с логотипом "Эбленс" с другой стороны. В ней он нес свои инструменты, и кончики его пальцев с каждым шагом становились все более нетерпеливыми. Девушки прогуливались по второму этажу, немного задержавшись, пока они болтали.

Он предпочел бы средний этаж, так как там обычно было меньше всего людей. Он свободно следовал за близнецами, ни разу не дав им понять, что за ними наблюдают или следят. Они миновали пустой магазин "Дух Хэллоуина", руководству которого еще предстояло полностью заполнить полки магазинов.

Им лучше поторопиться, любимый праздник Хершела был не так уж далеко.

Он любил Хэллоуин, потому что это была единственная ночь, когда можно быть самим собой и никто ничего не заподозрит. Он мог показать свое истинное лицо, и все просто восприняли бы это в шутку, так как это было связано с множеством глупостей, которые происходили в самый интригующий день переодевания в мире.

В Ночь Дьявола было много детей, и он хотел отправить их всех в бездну.

Он проявил некоторые из своих творческих способностей ранее на Хэллоуин, но все еще чувствовал, что его окончательный шедевр еще предстоит создать. Он знал, что будут новые возможности в будущем, он это чувствовал. Он просто еще не знал, что это...

Он мог думать об этой перспективе весь день, но близнецы замедлили ход возле киоска "Оранжевый Джулиус", как он и подозревал. У него было всего несколько минут, чтобы обдумать следующий шаг, и он не стал тратить время, поглаживая себя по спине в свете своего точно предсказанного предзнаменования.

Вместо этого он отважился подойти к пожарной сигнализации, висевшей на стене.

Хершел достал маленькую красную металлическую штуковину, которую он смастерил, из своей сумки "Эбленс" и огляделся, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают, прежде чем вставить ее в прорезь спускового крючка. Она встала уютно, заполнив то же пространство, что и рука, которая активирует сигнализацию. Она была привязана электронным способом к тому же пульту, что и его кепка, и выполняла бы другую, но столь же ценную задачу, если бы все встало на свои места, как он ожидал.

Он, как и раньше, отошел на задний план, тщательно выслеживая девушек. Их следующее направление заставило его сердце учащенно забиться; должно быть, это была долгая прогулка, потому что они направлялись в туалет. Этим особым туалетом редко пользовались, поскольку он находился на самом непопулярном из всех этажей, который был известен магазинами детской одежды и тошнотворно пахнущими свечами. Рядом с туалетами он заметил запасной выход, который вел в гараж, удобно расположенный недалеко от того места, где его ждала машина. Теперь все, что ему оставалось сделать, это создать чрезвычайную ситуацию.

Как только девушки исчезли в конце коридора, он двинулся вперед, активируя подсветку на кепке, чтобы ослепить камеру, расположенную в середине прохода.

После того, как добрался до рубильника, он повернул выключатель, выключив свет как раз перед тем, как из-за угла вышел накуренный парень средних лет.

Он не смотрел в глаза, вместо этого он уставился на свой телефон, как и большинство людей, вероятно, в поисках воска для дредов или благовоний, как это сделал бы хиппи вроде него.

Слава Богу за эти полезные отвлекающие факторы, - подумал Хершел, обращаясь к смартфону и свободно улыбаясь. У него было не так много времени; они могут скоро уйти оттуда, так что ему нужно было действовать быстро. Он втиснул деревянный дверной блок, который находился под барботером, в нижнюю щель мужского туалета, чтобы помешать его открытию, если кто-то окажется внутри. Расстегнул молнию на своей толстовке, обнажив униформу полицейского в качестве нижнего слоя. Будь готов продолжать свою игру. Это слишком редкая возможность, чтобы ее упускать...

По его опыту, молодые белые девушки, как правило, не доверяют чернокожему мужчине.

Форма предназначалась для того, чтобы помочь стереть любые глубоко укоренившиеся предубеждения относительно расы или общее недоверие к незнакомцам, которые могли быть у его жертв.

Хершел вытащил из кармана металлические авиаторы и надел их. Он нажал вторую кнопку на пульте дистанционного управления, которая активировала устройство, которое он установил внутри пожарной сигнализации. Хитроумное приспособление расширилось, заставив рычаг опуститься вниз. Дерзкий, умопомрачительный звон тревожных колокольчиков разнесся по всему массивному торговому комплексу, порождая хаос.

Хершел вошел в запасной выход позади него и выглянул наружу.

Крупная женщина быстро выскочила из туалета, должно быть, она не заметила дверь, когда входила, потому что неслась обратно по коридору.

Ее человеческая плоть, по-видимому, имеет низкий уровень морали. Очевидно, она заботилась только о своей собственной заднице, бросив испуганных детей, которые, как он знал, были внутри.

Они последовали ее примеру через несколько секунд. Хершел увидел, как близнецы вышли, держась за руки. Он рывком распахнул треснувшую выходную дверь и крикнул:

- Эй, детки! Идите сюда, быстро, - делая свою униформу полностью заметной для них.

Девушки, поняв ситуацию и увидев его полицейскую форму, послушались его. Они помнили все, чему их учили в школе в отношении полиции, а также пожарной безопасности, подчиняясь Хершелу без колебаний. Они вместе пробежали по коридору, прежде чем оказались снаружи здания.

- Послушайте, дети, в здании находится настоящий плохой человек, он стрелял в людей и убивал их. Мне нужно, чтобы вы двое остались здесь на секунду, я разверну машину и доставлю вас обеих к вашим родителям в целости и сохранности, хорошо?

Обе девушки кивнули головами и дали добро, по-видимому, напуганные обогащенной ложью, которой Хершел лакировал реальность. Когда он добрался до своего "Кадиллака", из здания все еще выходили другие люди, но, к счастью, их родителей не было. Он подскочил к обочине рядом с девушками и открыл автоматические замки на задних дверях. Он быстро открыл дверную ручку, и близнецы поспешили внутрь, туда, где, как они считали, было безопасно.

В отличие от нашумевшей и разрекламированной породы убийц, чья коварная улыбка красовалась на каждой обложке таблоида, у Хершела был уникальный образ действий. Ему не нравилось делать это самому; его главным желанием было просто наблюдать. Не то чтобы Хершел был брезгливым или боялся, он просто предпочитал не прикасаться к ним. В основном потому, что если он прикасался к ним, то не мог прикоснуться к себе.

Эта странная, несообразная причуда характера, безусловно, была забавной во время действия, но она также могла раздражать. Организовать медленную кончину ребенка, чтобы подрочить, как он заметил, не было элементарной задачей. Он был похож на художника, за исключением того что рисовал только себя.

Его искусство никогда не будет выставлено на всеобщее обозрение. Его болезненное воображение было ограничено замкнутыми пространствами, в которых обитал только он один. Его искусство могло проявляться только в самых темных уголках, с Мефистофелем или эквивалентными ему приспешниками рядом с ним. Где они давали ему руководство, и дыхание их шепота щекотало волосы, торчащие из его ушей.

Убийства были для него очень похожи на телевидение, но он воспринимал их как абсолютную высшую форму развлечения. Слой, который уступил место новой платформе, примерно как "Netflix" для неуравновешенных. Но, по сравнению с телевидением, ни один зритель не желает смотреть одно и то же шоу снова и снова.

Каждый раз мы жаждем новых тем. Мы хотим, чтобы они достигли еще более неудобного уровня с новыми разворачивающимися главами извращений.

Как и любой нормальный чистокровный американец, он хотел неожиданностей. Он хотел, чтобы острая проникающая мысль глубоко проникла в его нижнюю губу, полностью пронзив ее. Он был рыбой, попавшей на крючок рыболова, которой суждено было смотаться обратно, прежде чем ее выпустят, только чтобы повторить тот же процесс в ближайшем будущем. Он хотел безумия. Но это должно быть органическое безумие, а не насильственное - такое, по отношению к которому общество ведет себя так, как будто мы еще не хотим видеть; втайне они умоляют о большем. Главное отличие заключалось в том, что шоу, которым он был, никогда не выйдет в эфир. Оно будет существовать так же долго, как и он. Его путь был основан на крайней осторожности.

Фраза "в жизни нужно попробовать все" была еще более применима, когда дело касалось отнятия жизни. Дети были не совсем легким товаром... может быть, на Филиппинах или в Гондурасе они были легкой добычей, но он жил в Америке. Такого рода секретные дела, которые он проворачивал, если бы их раскрыли, привели бы его к казни, если не государством, то его узниками. Ему потребовались месяцы и годы, чтобы осуществлять похищения, оставаясь нераскрытым. Он не мог вынести, чтобы все его триумфы были похожи друг на друга.

Поскольку он мог сделать это сам, это сильно ограничивало его возможности в отношении подходов, которые он потенциально мог бы рассмотреть. Ему приходилось проявлять больше изобретательности с каждым новым убийством, иначе он был бы обречен на обыденное повторяющееся прогрессирование. Об этом он начал думать задолго до того, как увидел близнецов. Он уже обдумал множество идей, и теперь его мысли еще больше отклонялись от левого поля.

Он приобрел довольно угрюмого африканского скального питона по имени Мейбл у дилера на выставке рептилий в Брейнтри, штат Массачусетс. Дилер приложил много усилий, чтобы купить егo, но был честен в сложившейся ситуации. По-видимому, змея становилась все более агрессивной, и ее недавно возникшая проблема с отношением, в свою очередь, привела к удушью семейной собаки.

Он растил ее с тех пор, как она могла поместиться в его ладони, и теперь она была почти восемь футов в длину и пугающе агрессивна. У дилера были дети, и он боялся, что ее дальнейшее содержание может создать достаточно высокий риск. У Хершела тоже скоро будут дети, но для его целей фактор риска рассматривался в благоприятном свете.

Ужасность ситуации говорила ему о многом. Переполненный энтузиазмом после известия о кончине собаки, он согласился забрать змею из рук дилера. Сделка показалась продавцу немного странной, но в то же время он был просто счастлив избавиться от смертоносной змеи. Возвращаясь домой с выставки, он не мог не думать об этой конфронтационной рептилии, обернутой вокруг тела человека, которая потенциально была больше. Он облизнул дрожащие губы, сгорая от нетерпения, слушая, как змея ползает в контейнере позади него.

Когда он закончил предаваться воспоминаниям, его сознание вернулось в настоящее, и теперь на заднем сиденье шумели близнецы. Они задавали много вопросов по дороге на встречу со своими родителями. Вероятно, потому, что они начали понимать, что это не то, куда они направляются. Они жили в городе, где дома действительно стояли друг на друге, но теперь в поле их зрения была только зелень.

Без сомнения, они запомнили маршрут до торгового центра из своих бесчисленных поездок туда, но куда бы ни вез их этот "полицейский", местность была чужой и неузнаваемой. Их окружали высокие деревья, заставляя девочек чувствовать себя еще более клаустрофобно, но они ничего не могли сделать, кроме как нервно ждать и смотреть, куда они направляются.

Хершел въехал на свою обширную территорию, которая была окружена жуткой изоляцией, которую можно было бы ожидать от производства Винсента Прайса. Он проехал мимо дома, ближе к границе обширной недвижимости. Они с Мэдлин могли позволить себе это привлекательное поместье, потому что оба были необычайно трудолюбивыми работниками. У них был менталитет старой школы – просто делай свое дело и не жалуйся, которого человечеству почти единодушно не хватало в наши дни. Было совершенно очевидно, что пронзительно-жалобные гимны самозванцев вызывали у него отвращение.

Их одинокие поздние ночи и обильные часы отупляющей сверхурочной работы заверяли, что с общей зарплатой их семье будут предоставлены самые редкие предметы роскоши. Престиж, на отсутствие которого многие жаловались, но ничего не делали, чтобы получить его. Омут очарования и снисхождения, в котором требовались неустанные усилия и сила воли, чтобы продолжать оставаться на плаву. Настолько, что часто они оказывались слишком уставшими, чтобы наслаждаться чем-либо из этого, но это не имело значения; это было просто то, кем они были.

Когда Мэдлин умерла, жизнь должна была стать более напряженной. У нее была приличная зарплата, так что вполне естественно, что он стал более ограниченным финансово, чем в дни своей славы. К счастью для Хершела, его жена оформила солидную страховку, которую он смог получить. И теперь, точно так же как щелчок двумя пальцами (или перелом дюжины костей и разрушение тела), деньги больше не будут объектом для Хершела, пока он не встретит свою собственную кончину.

Зловещее благословение дьявола изменило ментальную траекторию Хершела, заставив его вернуться к размышлениям о порочности, которые всегда преследовали его. Ни один из стрессов в его жизни не был финансовым, все они были психическими.

Все они зависели от безвременной смерти его второй половинки и одинокого отцовства трех девочек, которых они создали вместе. Это и, конечно же, демоны...

У Хершела всегда были эти отвратительные позывы, с тех пор как он узнал о сексе. На самом деле, всякий раз, когда он действительно думал о своих ранних годах, он специально вспоминал, что знал о сексе еще до того, как ему о нем рассказали.

Он так и не смог понять, как появились эти образы - они просто были.

Даже будучи ребенком, он знал, что это кажется странным, и часто размышлял о своем странном происхождении. Был ли он действительно какой-то ненормальной реинкарнацией, запрограммированной извращенным эротическим инстинктом? Разве Бог создает больных для развлечения? В первый раз, когда он попытался поиграть с самим собой, они еще более ярко всплыли в его сознании. Они были с ним всегда, но теперь они действительно расправляли свои крылья.

Он думал о своей соседке, мисс Беккер, у которой была привычка обмазываться маслом и болтаться снаружи, загорая на заднем дворе. Он уже несколько раз бросал на нее быстрый взгляд. Если он стоял на краю ванны, то мог заглянуть в окно ванной и увидеть ее издалека.

Это было его первое чувство возбуждения.

Некоторое время спустя он лежал в своей постели, думая о еще более скудно одетой версии ее. Вокруг нее была жуткая темнота, которая выглядела как дышащая тьма. Небытие, которое окружало ее, создавал ее папаша. Она была единственным, что было видно в этой автопилотируемой фантазии.

Сначала он не был точно уверен, что происходит, любая другая вызванная им самим фантазия или мечта, в которых он оказывался, были в состоянии контроля. Все, что он знал о том, как работает мозг в этом возрасте, говорило ему, что люди контролировали свои фантазии; их фантазии не контролировали их...

Когда зловещий, черный как смоль фон начал беспорядочно светиться, поначалу это его встревожило. Но со временем, чем больше это раскрывалось, тем больше он наслаждался этим. Это было похоже на то, как будто кто-то фотографировал со вспышкой с помощью лампы высокой интенсивности или включал свет и сразу же выключал его.

Каждый раз, когда это случалось, это позволяло заглянуть в дикость, в замученных детей в его голове. Они были не совсем похожи на него; в то время он не видел ничего подобного.

С ними происходили ужасные вещи; их резали, рвали, пронзали и насиловали. Чем больше он видел, тем сильнее становилась его жажда.

Вскоре его грудастая соседка была стерта из воображения и заменена детьми. То, что раньше было мерцанием на заднем плане, простым взглядом на то, что было скрыто, теперь стало доминирующей нормой. Теперь он мог видеть все, все время. Хершел полностью включил свет, и как только этот переключатель был включен, его уже нельзя было выключить.

Несмотря на то, что они оба были состоятельными людьми в то время, когда Мэдлин умерла, она ни за что бы не согласилась на лодку. Это было слишком дорого, а она никогда не была большой любительницей воды. Именно Хершел повлиял на покупку недвижимости на набережной. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем прогулки по озеру в отсутствие цивилизации (а также морали).

Не было лучшего наркотика, чем окружающее его забвение. Там был лишь он и игрушки, которые он решил взять с собой.

Хорошо, что мнение Мэдлин больше не имело особого значения.

Страховой полис и наследство после смерти жены перешли к нему. Его самые порочные изобретения теперь можно было воплотить в жизнь, деньги теперь были просто формальностью. Средством, которое он использовал, чтобы удовлетворить свои отвратительные эгоистичные потребности.

Это объясняло некоторые из его изобретений, такие как триггер сигнализации, которые много раз помогали ему в его практике похищения. Было много других.

Он потратил десятки тысяч долларов на свое ремесло. Создание и тестирование хитроумных устройств, которые из-за их сомнительных потенциальных целей никогда не смогут быть запатентованы.

Однако это его не остановило, его идеи и преимущества, которые они предлагали, никогда не предназначались для общества. Их единственной целью было помочь ему беспрепятственно похищать детей с более высокой, но менее заметной скоростью. То, что началось с мелких устройств, превратилось в высококачественное производство и лучший экспонат его пугающей и подлой коллекции: "Бедлам".

"Бедлам", по сути, был небольшой яхтой. 66-футовый[2] "Азимут Магеллано" с интерьером, который обустроил сам Хершел. Мэдлин предпочла бы потратить эти деньги на дорогие поездки по всему миру и другие элитные развлечения. Хершел вложил их в то, что, по сути, было частной звуконепроницаемой плавающей камерой для убийств. Как пара, они находились на двух очень разных частях призмы, мягко говоря. Так что, хотя он и скучал по ней, по большей части он был счастлив, что она умерла. Иначе его потусторонняя задумка никогда бы не стала реальностью.

Для немногих друзей, которых он принимал, или для любого, кто поднимался на борт, это не было целью, лодка, на которую они ступали, была просто безымянным судном. Что-то, где можно расслабиться, выпив несколько кружек пива. Место отдыха, откуда можно забросить леску, наблюдая за солнцем, пока оно не скроется из виду.

Но для него, во время его одиночества, и, что более важно, для детей, которые поднимались на борт, это был "Бедлам".

Его версия Бедлама, однако, сильно отличалась от коннотации, которую его культура ассоциировала с этим словом. Для Хершела хаос и беспорядки не были чем-то таким, что можно было рассматривать с негативной точки зрения. На самом деле, это было все, о чем он мечтал с детства. Это было все, что ему нравилось в работе в Институте Лэдда. Это было... всё.

Там, внутри лодки, произошли изменения.

Он убрал все заводское стекло, которое было изначально, и заменил его гораздо более толстой версией для поглощения звука. То же самое относилось и к стенам. Любому, кто увидел бы его дизайн интерьера, было бы трудно заметить, что место, где обычно стояла кровать, было выпотрошено и заменено скамейками меньшего размера, которые обеспечивали более просторный дизайн.

Амортизация, которую он установил в нижней кабине, также была шумопоглощающей. Если бы внизу кто-то находился, он мог бы кричать до тех пор, пока у него не лопнут легкие, и его все равно никто бы не услышал. В нескольких футах от них может быть другая лодка, и до нее не донесется ни малейшего звука. Он никогда не видел ни одной лодки на озере, но на случай, если что-то изменится, он был более чем готов.

Он также убрал кремовый ковер и заменил его деревянным полом. Из своего прежнего опыта он знал, что убийство обычно было грязным делом. Он регулярно накрывал место убийства брезентом с широкими краями, но если бы с него вытекла какая-либо жидкость, ковер стал бы гораздо большей головной болью, чем лиственные породы. Его последним завершающим штрихом к и без того обманчиво зловещей комнате был стеклянный резервуар, который он только что закончил устанавливать.

Террариум выстроился вдоль окраин самых высоких точек стен гигантской овальной формы. Мейбл, смертоносная змея, теперь могла кружить по комнате, наблюдая, как ее будущая жертва корчится от дискомфорта. Она делала это под трубками черного цвета, которые тянулись на одну и ту же длину, поэтому, куда бы она ни скользила, она всегда представляла сверхъестественное зрелище. Злобная шипящая змея скользила вокруг, ожидая своего освобождения. Предвосхищая свою нежную цель.

Как по маслу, именно это она и делала, когда Хершел привел близнецов на борт. Они еще не плакали, но он мог сказать, что они были в ужасе, когда он размахивал мачете. Он очень ясно дал им понять, перед тем как они вышли из машины, что, если они не будут следовать его точным инструкциям, их разрежут на очень маленькие кусочки. Их будут рубить и кромсать до тех пор, пока от них ничего не останется. Учащенное сердцебиение и морщинистое выражение дурного предчувствия превратились в дрожь тела и настоящую истерику, когда пораженные благоговением близнецы увидели призрачную рептилию.

Он захлопнул за собой дверь, удерживая крики девушек внутри вместе с ним и Мейбл. Он питался их страхом, как жирный ублюдок на шведском столе.

Безжалостно набивая лицо сочными, сливочными криками их страданий.

Если бы это измерялось в калориях, то его обжорство давно бы сделало его тучным и прикованным к постели. Он мог бы часами наслаждаться этим, но, как бы ему этого ни хотелось, он думал о том, что будет дальше.

Он зарычал, как злобный зверь, заставив девушек отойти на несколько шагов подальше от него, прежде чем он занял свое место.

- Не двигайтесь, блядь, и не дышите, блядь, пока я не скажу.

Девушки ответили согласием, каким-то образом они контролировали телесные функции, которые всего несколько секунд назад казались непроизвольными. Он не знал, что будет делать сначала, так что у него не было тонны времени, чтобы подумать о том, как он будет пытать их. Первоначальный план состоял в том, чтобы позволить Мейбл вяло раздавить одинокого ребенка, которого он похитит, но теперь все стало намного интереснее. Это полностью изменило динамику, но Хершел был уверен, что сможет адаптировать новый метод к ранее непредвиденным условиям.

Рядом с ним была портативная электрическая дрель с пятидюймовым спиральным лезвием, подключенная к розетке. Он закончил использовать ее несколькими днями ранее, когда устанавливал террариум Мейбл. Он осторожно нажал на спусковой крючок дрели, наблюдая, как она вращается, прежде чем бросить ее на пол перед девушками. Они в замешательстве уставились на нее. Предыдущий энергичный визг сменился тишиной, а теперь, наконец, тихим всхлипыванием.

- Как вас зовут? - спросил Хершел.

Девушкам потребовалось некоторое время, прежде чем готесса, заикаясь, произнесла:

- Х-ханна.

Через несколько секунд спортсменка ответила:

- Кайла.

- Ну, Ханна, Кайла, вы обе видели, как это работает, нажимаешь на курок, и она вращается, - объяснил Хершел.

- Я не понимаю, мистер, что вы хотите, чтобы мы сделали? - ответила Кайла, сбитая с толку его комментарием.

- Если ты убьешь свою сестру, тебе не придется умирать, или, в качестве альтернативы, если твоя сестра убьет тебя, то ей не придется умирать. Первый, кто это сделает, получит бесплатную карточку "Выход из тюрьмы".

- Мистер, мы не можем, мы не можем этого сделать! - закричала Кайла, пытаясь повлиять на его жуткое предложение. - Мы сестры, пожалуйста, не говорите так!

- Bы отпуститe нас? Я вам не верю, - cпросила Ханна сквозь поток слез.

- Ты сможешь уйти, если это сделаешь! - сурово ответил Хершел, глядя в сторону Кайлы.

Затем он переключил свое внимание на Ханну.

- Причина, по которой я могу отпустить тебя, заключается в том, что я знаю: тот, кто совершил убийство, никому не расскажет об этом. Потому что если он это сделает, то все узнают, что он убийца. Он отправится в тюрьму. Его возненавидят родители. Послушайте, если ни одна из вас не выберет в ближайшие шестьдесят секунд, то моя подруга Мейбл, вон там, наверху, - он указал на гигантскую змею, - которая ждет, чтобы обнять вас с тех пор, как вы вошли, будет свободна, чтобы поиграть с вами ОБЕИМИ. Это зависит от вас, это может быть одна или обе...

Как только его долгожданное предложение закончилось, он расстегнул молнию. Он посмотрел на них, на их лица, застывшие в ужасе, и начал гладить себя, укрепляясь от мыслей о любом сочетании результатов. Хершел продолжал сжимать мачете в левой руке, давая им понять, что он все еще главный. Он указал на дрель, приказывая кому-то сделать ход.

- Шестьдесят... пятьдесят девять... пятьдесят восемь... пятьдесят семь...

По мере того как его обратный отсчет продолжался, давление росло; девушки смотрели друг на друга, а затем на змею. Они визжали, когда их неразвитые умы пытались рассчитать, что хуже: жить с горем от того, что прикончила самого близкого человека в мире, или быть раздавленной огромным восьмифутовым питоном? Они обе так нежно любили друг друга, и Хершел столкнул их лицом к лицу с ужасной неопределенностью.

- Тридцать... двадцать девять... двадцать восемь...

Каждые пять-десять секунд Хершел шептал:

- Сделай это, сделай это, - продолжая доставлять себе удовольствие, надеясь мотивировать одну или обеих девушек.

Он видел, как тревога усиливается с каждым тиком, который он выкрикивал; они стали бояться друг друга. Ни одна из них не была уверена, что в другой это есть. Это была не та ситуация, которую они когда-либо могли себе представить, прежде чем попасть на "Бедлам".

Внезапно Ханна бросилась вперед и схватилась за дрель, изо всех сил пытаясь даже поднять ее. Кайла посмотрела на нее так, словно ее глаза, должно быть, обманывали ее. Хрупкое запястье Ханны обмякло под тяжестью инструмента, все это было так волнующе для Хершела.

- Да, давай. ВПЕРЕД! - заорал он, когда вены на его члене вздулись.

- Ханна, нет, пожалуйста, что ты делаешь? Не надо, пожалуйста! - закричала Кайла.

Ханна отключила фоновый шум и просто попыталась сосредоточиться на неприятной задаче, на которую ее вынудили. Было достаточно трудно попытаться сделать это мысленно, хотя физически это казалось невозможным. Кайла бросилась к ней и выбила дрель из ее рук, позволив тяжелому оборудованию упасть на пол.

- Какого черта ты делаешь?! - Кайла закричала так, словно ей перерезали горло.

- Я должна... - Ханна всхлипнула.

- Правильно, ты должна это сделать, сука. Ты должна, - прошептал Хершел, продолжая надрачивать.

Ханна наклонилась и снова потянулась за дрелью, но на этот раз Кайла не позволила ей зайти так далеко. Будучи соперницей и заядлой футболисткой, она нанесла удар ногой вверх, который пришелся в область носа и рта Ханны. Здоровенное пятно крови и извергающееся массивное зеленовато-желтое самоподдерживающееся болото скопившихся соплей выплеснулось на сверло и прозрачный брезент. Бесчисленные пролитые слезы и жесткость удара создали взрывоопасную выгребную яму отвратительных телесных жидкостей.

Ханна растянулась спиной на полу, неподвижно приземлившись на задницу, она была ошеломлена.

Кайле уже было больно внутри, чувство вины грызло ее, когда она потянулась за инструментом. У Ханны никогда по-настоящему не было шанса. Хотя они были похожи генетически, Кайла была единственной из пары, кто оставался активным и постоянно укреплял свое тело. Единственный шанс, который был у Ханны, это застать ее врасплох, и этот элемент уже прошел.

Она села на живот своей все еще пошатывающейся сестры, которая была дезориентирована от неожиданного удара.

- Мне жаль, - пробормотала Кайла с мокрым от слюны морщинистым подбородком.

Когда с трудом вырвались слова, стало ясно, что извинение не изменило ее мрачных намерений. Она крепко держала дрель за скользкую ручку, но вверх ногами, нанося удары самой тяжелой частью ей в лоб.

Вверх и вниз, это продолжалось безжалостно. Удары громко хрустели и стихли только тогда, когда движение ее сестры наконец прекратилось. Кайла посмотрела вниз на причудливое зеркальное отражение своего собственного надломленного выражения лица, чувствуя тошноту.

Хершел был близок к кульминации; наблюдать за всем этим зверством вблизи и лично было извращенным удовольствием.

- Ты еще не закончила! Засунь это в нее, она все еще жива! Сделай это сейчас, или отправишься к змее, Кайла! Сделай это сейчас, или ты пожалеешь об этом, я обещаю тебе!

Она поколебалась еще мгновение, прежде чем набраться мужества, чтобы совершить злой и эгоистичный поступок. Она нажала на спусковой крючок инструмента и закрыла глаза, двигая его вперед так сильно, как только могла. Она почувствовала, как мощная спиральная часть зацепилась за кость среди других смертных тканей.

- П-п-помоги-и-и!

Ханна застонала, как будто только что проснулась в огне.

- Поч-ч-ч-ч-че-е-е-м-м-м-у-у-у-у!

- Мне очень жаль! Прости, Ханна! - закричала Кайла, встревоженная звуками, которые она издавала.

Ханна не остановилась. Когда Кайла открыла глаза, она увидела, как сверло наполовину вошло в ее пазуху, в то время как кровь и сопли брызнули во все стороны. Она была близка к безумию из-за продолжительности ужасной работы; мания теперь кипела в ней, когда она манипулировала вращающейся сталью, танцуя вверх и вниз.

- ПРОСТО УМРИ! ПРОСТО, БЛЯДЬ, УМРИ, ПОЖАЛУЙСТА! - взвизгнула она, вынимая рабочий инструмент из измельченной носовой воронки и вместо этого вставляя его в глазное яблоко.

Она надавила изо всех сил, заставляя поток крови вырваться из глазницы. Хершел взорвался вместе с лицом Ханны и издал удовлетворенный звук глубокого облегчения.

Кайла почувствовала, как заполненные запекшейся кровью бороздки дьявольского сверла терлись о точильные дуги орбитальной кости, когда Ханна потеряла всякое движение.

Борьба закончилась, она больше не дышала.

Кайла была истощена, истощена как физически, так и эмоционально, навсегда покрытая шрамами.

Она почувствовала странный голод и тошноту, охватившие ее, прежде чем у нее закружилась голова, чувство дезориентации. Когда она рухнула в лужу горячего, красного и слизи, которая окружала ее мертвую сестру, последнее, что она увидела, было то, что она сделала. Первобытное искаженное лицо, которое раньше рассказывало ей секреты и шутки, теперь стало просто кровавым воспоминанием.

Когда Кайла очнулась, она была в больнице, лежала на приподнятой кровати. Ее мать и отец сидели рядом с ней, когда она начала приходить в себя. Они сидели рядом с ней, благодарные за то, что их маленькая любимица была в целости и сохранности. В их зрачках была пронзительная боль. Они, без сомнения, ждали, когда она объяснит им, что ей известно о местонахождении Ханны. Придя в себя и поговорив несколько минут с родителями, она начала вспоминать совершенное ею богохульство.

Она вспоминала каждый жестокий удар, который приводил ее доброе лицо в состояние бессмысленности. Она помнила, как спиральный наконечник сверла вонзался в нее до такой степени, что не мог изменить ее жизнь. Она вспомнила рубиновое излияние юной сущности ее любимого двойника, вытекающее, как из лопнувшей трубы. Последнее ужасное изображение ее перевернутой носовой раковины и ее бывшей функционирующей глазницы, которая превратилась в тревожную лужу крови.

Когда все это нахлынуло на нее, она начала избегать этого. Она знала: Хершел был прав; она никак не могла объяснить, что сделала со своей сестрой. Она оставила своего лучшего друга, свою собственную плоть и кровь, беспорядочную кучу пережеванного человечества. Тюрьма не пугала ее так сильно, как то, как они будут смотреть на нее; она чувствовала себя невероятно одинокой и непоправимо искалеченной.

- Где Ханна? - спросила она, не зная, что еще сказать.

Для нее вести себя так, будто она ничего не помнит, было намного лучше, чем сказать правду. Это был единственный вариант избежать ловушки в ее собственной лжи.

Ее мать и отец смотрели на нее с сокрушительным горем и разочарованием. Они скрывали это достаточно хорошо, чтобы она не узнала об этом – если бы не знала правды. Ее мать так сильно прикусила губу, что чуть не пустила кровь. Она изо всех сил сдерживала слезы.

Прежде чем кто-либо из них успел ответить на ее вопрос, в палату вошла медсестра.

- О, слава Богу, ты наконец очнулась, чудесно. Нам просто нужно провести еще несколько тестов, а после этого полиция задаст Кайле несколько вопросов. Мама и папа, это будет нормально? Не могли бы вы пройти со мной всего на пару минут? Потом, я обещаю, вы сможете видеться с ней столько, сколько захотите.

Они оба торжественно кивнули и поднялись на ноги, когда глаза Кайлы умоляли их остаться.

- Мама, папа, подождите, они не могут просто остаться?

- Дорогая, я обещаю, что они вернутся в мгновение ока. Доктор Гайвер зайдет к тебе через минуту, дорогая, сиди спокойно, - успокоила ее сладкоголосая медсестра.

Она вывела ее родителей из смотровой и дальше по коридору, закрыв за ними дверь.

Не прошло и тридцати секунд, как он просунул внутрь свою круглую голову со странной гримасой. В нем было что-то, отличающее его от других врачей, которых Кайла видела во время своих обычных осмотров и регулярных визитов в больницу. Он был гораздо более растрепанным и неухоженным. Он был одет в потрепанный белый халат, покрытый грязными пятнами.

Даже его стетоскоп выглядел грязным; поверх некогда белоснежных наушников лежала пластинка оранжевого воска.

- Итак, как вы себя сейчас чувствуете? - спросил доктор Гайвер, его акцент звучал густо и по-немецки.

- Меня тошнит, - уныло ответила Кайла.

- Ну, давай посмотрим, сможем ли мы понять, что не так, хорошо, милая?

Она кивнула головой, и он приблизился к ней, вставляя покрытый коркой и липкий стетоскоп в его волосатые уши. Он нежно провел им по ее сердцу и слушал, как он быстро колотится. Его брови, казалось, были в замешательстве, когда они сошлись вместе. Он опустил барабан с ее груди и снова посмотрел на нее.

- Может быть, если бы ты не убивала свою сестру, тебе было бы намного лучше, - объяснил он, в то время как его акцент выдавал еще более ломаную разновидность английского.

Покалывающий позвоночник ужас заставил ее подняться с больничной койки, ее глаза наполнились шоком. Откуда он знает? Это невозможно! – вопил ее разум.

Доктор Гайвер быстро обхватил обеими большими грязными руками ее крошечную шею и начал душить ее с угрожающим выражением на лице.

Яркий ослепительный свет начал проникать сквозь ее теперь закрытые глаза. Воздух выходил из ее тела, покидал свободно и быстро, не оглядываясь. Сквозь белое мистическое освещение начала постепенно проступать другая картина.

Она также почувствовала дополнительное сокрушительное давление по всему ее телу, а не только там, где доктор Гайвер держал свои руки.

Когда свет начал мерцать, реальная картина, наконец, стала пугающе яркой. Она снова столкнулась с жутким режущим взглядом Хершела, поддавшись извращению, которого он так страстно желал, наблюдая, как жирное тело Мейбл извивается вокруг нее. На этот раз она наверняка очнулась ошеломленной, обманутой во время сна, оставив один кошмар, чтобы войти в еще более ужасающий. Запас воздуха внутри ее туловища с каждой секундой становился все более ценным товаром.

Малиновый цвет покрыл скользкую спину змеи, когда она усилила сокрушительную хватку тисков на ее крошечном теле. Зрение Кайлы затуманилось из-за трескающихся кровеносных сосудов в ее глазах. Она чувствовала, как они по отдельности разрываются один за другим. Ей хотелось закричать, но это было уже невозможно. Последнее, что она увидела, была желтозубая улыбка Хершела, произносящая последние слова, которые она услышит:

- Я скрестил пальцы.

Неловкая тревога была слишком заметна с тех пор, как внезапно возникли разговоры об их будущем. Джесси встречалась с Ноа с седьмого класса. Возможно, они не были самой популярной парой в Бенд-Брук-Хай, но были, безусловно, самой крепкой парочкой. Никто больше не встречался серьезно и не казался такой живописной парой.

О, Ноа, что мы будем делать? - удивилась она про себя. Ее пальцы нежно провели по их старой фотографии в "Венди". Снимок был сделан всего через несколько дней после их первой встречи. Я буду скучать по этой дурацкой улыбке...

Ноа и Джесси оба были артистичны по-разному, но похожи в том смысле, что ими двигало непоколебимое стремление. У них были общие интересы, пронизанные страстью. Джесси экспериментировала с эффектами макияжа с детства, и все ее любопытство действительно было связано с Хэллоуином. Ее страсть к ужасам культивировалась с юных лет. В то время как ее сверстники придумывали новые способы выглядеть мило, она размышляла об обратном: как ужаснуть всех, с кем она вступала в контакт.

Страшные убийцы, медленно убивающие своих жертв, и существа, мутирующие в пузырящихся чудовищ, никогда ее не пугали. Она всегда понимала, что это не по-настоящему, но все же сдерживала свое недоверие настолько, чтобы погрузиться в странный, но в то же время удивительный мир ужаса.

Что завораживало ее даже больше, чем наблюдение за мерзкими убийствами и монстрами, пронизывающих до костей, было то, как они это делали. Как Боб Боттин сделал монстров в фильме "Нечто" или оборотней в фильме "Вой" так убедительно? Если бы она могла поразмыслить над кем-то в сфере ужасов, то это были бы Боб Боттин или Том Савини. Работа Тома была феноменальной и растянута на десятилетия с умопомрачительной последовательностью. Будь то сцены убийств в фильме "Незнакомец", или странное озерное чудовище, похожее на сгусток крови, в фильме "Калейдоскоп ужасов 2", или шедевральное создание своего собственного взрывающегося черепа в "Маньяке" – любой истинный поклонник, изучающий кинематографическое насилие, знает, что лучше Тома Савини нет никого. Вот почему ровно через два года она отправится в Монессен, штат Пенсильвания, на некоторое время, чтобы посещать школу спецэффектов Тома.

Какого черта еще кому-то могло понадобиться ехать в место под названием Монессен? Она мечтала об этом в течение многих лет, представляя свое быстрое развитие.

Переходя от своей собственной развлекательной, но любительской работы, благодаря которой она стала известна, и становясь, как мы надеемся, специалистом на съемках следующего великого слэшера.

Она сама сняла несколько короткометражных фильмов с друзьями, которые были довольно необычными. Один назывался "Черное дерьмо" и был о бегуне трусцой, который наткнулся на бездомного бродягу, живущего в хижине в лесу. С него капала какая-то черная слизистая форма жизни, которую он, как и следовало ожидать, затем перенес на бегуна. Сам процесс съемок "Черного дерьма" был более чем приятным – для нее это был рай. Для этого потребовалось много кукурузного крахмала, терпения и черного пищевого красителя (который был на удивление дорогим!) Если бы только ей могли заплатить за это...

Джесси была ракетой смерти, подпитываемой энтузиазмом. Она родилась готовой испачкать свои ноги кукурузным сиропом, поддельными внутренностями и густой дымящейся рвотой. Она была создана для того, чтобы умертвить и развеять неразвитую, уязвимую психику детей, которые смотрят фильмы, которые им не следует смотреть перед сном.

Совершенно в явном контрасте с ее неистовыми взглядами был ее партнер. Ноа, сам будучи художником, никогда не увлекался ужасaми или винтажными спецэффектами, которые пленили Джесси. Он был любителем театра, который вылепил из него следующего Дэниела Дэя Льюиса, но, вероятно, был намного ближе к следующему Джеффу Дэниелсу. Что было бы потрясающе для большинства людей, но по иронии судьбы только не для Ноа. Он был уверен – по крайней мере, действительно верил – в своей собственной чуши, которая в некотором роде привлекала Джесси.

Она ненавидела театр и особенно мюзиклы; слушать мюзикл было все равно, что слушать скрежет гвоздя по классной доске. Но это был творческий выход Ноа. Она всегда подталкивала его и поддерживала, несмотря на их противоположные интересы.

Предположительно, у него была потенциальная возможность обучения в театре Ли Страсбурга и Институте кино в Нью-Йорке. Это было бы отличное место для него, чтобы развиваться и оттачивать свое мастерство, а также дать ему высокую вероятность найти работу немедленно после окончания учебы.

Нью-Йорк и Пенсильвания были не так уж далеко друг от друга, но Джесси хорошо знала, как обычно складываются подобные ситуации. Люди ходят в разные школы, создают группы, общаются с другими представителями противоположного пола и бум! Ты разлюбил человека так же быстро, как и влюбился в него. В ее глазах это было вполне естественно; люди хотят быть с партнером, с которым могут быть рядом, особенно молодые люди.

Звериная природа была такой трагичной и душераздирающей, но чем больше она думала об этом, тем больше убеждалась, что, может быть, это было не самое плохое в мире.

В то время, как она поддерживала Ноа в его скучных продвижениях в сферах, которые ее не интересовали, Ноа делал все наоборот. Ему нравилось придираться к ее влечению к жанру ужасов. И она уже начинала уставать от этого.

Его советы иногда были очень неприятными.

Он считал, что ужасы, в общем-то, нельзя воспринимать всерьез. Что не будет значимых фильмов, представленных компанией, которая видела прибыль в бойне подростков. Сообщество, которое существовало только для того, чтобы наживаться на страхах людей с помощью таинственных монстров и заманивать похотливых подростков фильмами, обещало быть усеяно дешевой наготой и сексуальной привлекательностью. Он не мог понять, что уродливое может быть красивым, и что неряшливое может быть сексуальным, даже красивым в некоторых случаях. По ее же мнению, нетрадиционное не всегда означает неудачное.

Он постоянно пытался направить Джесси в CGI или компьютерные эффекты, придя к выводу (со своим "экспертным" мнением), что это единственный способ развлечения в будущем. Но Джесси видела ретро-эффекты со своей собственной уникальной точки зрения.

Для нее это не имело никакого отношения к будущему эффектов, речь шла только о прошлом. Это было то, что она любила и ценила в детстве; как, например, пластинки или подержанную одежду.

В конце концов, ретро никогда не исчезает. Людям нужна ностальгия, чтобы помнить, кем они были и от кого произошли. Это была та самая материя и фундамент, который определил их нынешний характер.

Автомобиль был бы совсем не впечатляющим, если бы не лошадь с повозкой. Для ретро всегда найдется место, а если бы его не было, со временем людям бы это стало необходимо.

Даже если бы по какой-то причине люди никогда не восстали против цифрового однообразия, который, по ее мнению, казался древнее, чем сама жизнь, она все равно была бы довольна своим выбором. Все, чего она хотела, было реальным, что можно физически почувствовать. Ей необходимо было делать кукол, лепить латекс и смешивать саму кровь. Она не смогла бы упокоиться в могиле, если бы не нашла способ сделать это.

Ноа, при всех его недостатках, все еще был особенным для нее. Джесси увидела в нем ту сторону, которая мелькала только за закрытыми дверями. Это заставляло ее чувствовать себя любимой и особенной. Никто больше не знал о парне, который сделал для нее ожерелье, используя камень с пляжа, на котором они влюбились. Большинство других мальчиков в их возрасте пили пиво и пытались сравнить зазубрины на ремнях друг друга. Он был гораздо более зрелым. И она этим дорожила. Она смогла смириться с высокомерной всезнающей частью его личности в обмен на его очарование.

Было бы больно, если бы они не смогли продолжать в том же духе, но до этого еще оставалось какое-то время. Она решила, что самое главное – закончить вместе первый курс и пережить несколько очаровательных незабываемых моментов в старших классах. Даже если потом у них ничего не получится, они смогут с теплым чувством оглядываться на те простые беззаботные времена. Они оба бы знали, что нашли любовь и дружеские отношения друг в друге в период, когда большинство из их друзей этого не удостоились.

Она уже знала, что самым важным аспектом ее подростковых воспоминаний будет Неформальный Скелет. Это ежегодный фестиваль Бенд-Брук-Хай, празднующий жуткое и ужасное. Танцы происходили каждую осень, и теперь до них оставалась всего неделя. Убедить Ноа отложить в сторону его насмешливую критику ее любимого праздника было само по себе трудной задачей, но с ним или без него она собиралась туда. Он знал, как много это значит для нее, но все равно делал все возможное, чтобы попытаться уклониться от участия в нем.

Она больше всего гордилась созданием своего костюма. Она два года подряд получала награду за лучший костюм и чувствовала, что получение награды каждый год в старших классах было для нее чем-то вроде обряда посвящения. В прошлом году она сделала замечательную копию Линды Блэр с блевотиной из горохового супа.

Раны и бледность были особенно реалистичными, а ее одержимое изображение – методичным. На самом деле конкурс был не таким, никто другой не был близок к такому уровню самоотдачи и детализации.

Теперь ей предстояло сыграть менее культового, но более сложного персонажа.

Она собиралась стать частично мутировавшей версией Наташи Хенстридж из научно-фантастического триллера ужасов "Особь". У нее уже были светлые волосы и такое же прямоугольное лицо, как у Хенстридж, так что это выглядело естественно. Она работала над костюмом весь год. С каждой неделей чужеродная кожа все больше походила на живой организм.

Мутировавшая рука скользнула и идеально подошла. Слегка скользкие, длинные острые ногти и нефритовый цвет лица казались не от мира сего. Маска, над которой она работала, закрывала примерно четверть ее лица, представляя собой частичную мутацию с безупречным балансом.

Она соединила ее с латексом, который планировала раскрасить вручную, что придало бы ощущение настоящей съемочной площадки. Она не была одной из тех, кто восхищается своими работами, но, отойдя от потрепанной фотографии и сосредоточившись на осмотре своей работы, она обнаружила, что ее детали и мастерство почти безупречны. Казалось очевидным, что у нее в мгновение ока появится еще один сертификат на награду и подарочная карта "Dunkin’ Donuts".

В конце концов, Ноа понял, что, если он не пойдет на танцы с Джесси, она никогда не простит его. Он отправился в местный "Дух Хэллоуина" и купил десятицентовый костюм работника приюта.

Он не требовал никакого тяжелого макияжа и был удобным, что, по сути, было всем, о чем он заботился. Хотя Джесси не была в восторге от его выбора, она была рада, что он пытается, даже если делает это только наполовину.

Джесси сидела за своим столом с руками, покрытыми сухой краской и другими творческими материалами, тщательно нанося несколько последних штрихов на свое лицо на ночь, когда внезапно открылась дверь.

Ее отец просунул голову внутрь и улыбнулся ей:

- Ноа здесь.

- Спасибо, папа! Скажи ему, что я спущусь через минуту.

- Вау, здесь довольно жуткие вещи, "Особь" былa идеальным выбором. Ты выглядишь точно так же, как она. Черт возьми, что я говорю, ты намного красивее ее, - похвалил он, чрезмерно гордясь своей дочерью по многим причинам, которых он не мог сосчитать.

- Папа, ты заставляешь меня краснеть, - смущенно ответила она.

- На самом деле, Джесс, все это выглядит великолепно. Я не мог бы быть более впечатлен тем, что ты создаешь. Я просто надеюсь, что ты позаботишься обо мне в любом случае, когда через несколько лет станешь знаменитой. Ты ведь не забудешь о нас, мелких жителях, верно?

- Я не стану знаменитой, но я все равно вернусь и поменяю тебе подгузники через несколько лет, несмотря ни на что, я обещаю, хорошо?

- Договорились.

Джесси вымыла руки в ванной, прежде чем схватить сумочку и сбежать вниз по лестнице.

- Люблю тебя, мама, люблю тебя, папа! - крикнула она, не останавливаясь, когда выходила, и закрыла сетчатую дверь.

Ноа сидел в белом "Фиате" своей мамы, но машина, казалось, была как раз для него – с его-то характером. Яблоко упало не слишком далеко от дерева.

Листва вокруг них выглядела великолепно, она была такой же яркой, как сахарная кукуруза, которую никто не ел. Большая часть ее все еще была на деревьях, но значительное количество лежало на тротуарах. Садясь в машину, она уже жалела, что не взяла с собой свитер. Стояла прохладная, свежая погода. По ночам без дополнительной одежды было совсем не комфортно.

Это было единственное, что бросалось в глаза в Хэллоуине; иногда костюмы требовали отсутствия одежды. Если бы ты выбрал такой костюм, тогда бы тебя весь вечер мучил озноб. По мнению Джесси, в некоторых случаях жертва может того стоить. Но она была не из тех, кто в этот праздник наряжается в платье шлюшки, чтобы пройти в клуб. Эти девочки действительно страдали.

- Ну, ты сегодня выглядишь сексуально. Мне нравится, когда ты надеваешь эти "cчастливые джинсы".

- Ну, спасибо тебе, ты и сам не так уж плох, - сказала Джесси, хлопая глазами, а затем чмокнула его в щеку.

Он зажег косяк и сделал пару глубоких затяжек, прежде чем передать его Джесси.

- Итак, я подумал, что мы могли бы съесть суши, если ты не против? - спросил он, все еще разглядывая оранжевые листья, летящие по дороге.

- Определенно, я хочу чего-нибудь такого, чего я могла бы съесть до хрена и при этом чувствовать себя налегке. Что ты предлагаешь?

- Как насчет того нового кафе в Ист-Сайде? Как оно называется, "Токио Экспресс"?

- Я даже не знала про новое кафе, оно находится в Ист-Сайде?

- Да, оно буквально только что открылось – на прошлой неделе. Шерил и Пол сказали, что это было чертовски невероятно. Это всего в паре кварталов от Института Лэдда.

- Это кажется действительно странным местом для ресторана, но я думаю, что сумасшедшие тоже любят суши...

Ноа рассмеялся над этой мыслью, создав в своей голове странный образ психов, пытающихся отщипнуть булочки палочками для еды.

- Не похоже на то, что их пускают пообедать только потому, что они находятся поблизости, хотя это было бы удивительно.

- Верно? Я думаю, мы всегда можем пофантазировать.

Даже в первый день, когда вы встречаете кого-то, нетрудно прочувствовать его. Старое выражение о первых впечатлениях всегда было верным для Хершела. Лоуренс был немного странным, тощим, суетливым типом, который не казался вполне уверенным в себе. Вот почему Хершелу показалось странным, что он устроился на работу в Институт Лэдда; учреждение, которое было хорошо известно тем, что в нем жили одни из самых жестоких и ненормальных людей в крошечном штате Род-Айленд.

Об этом сборище злобных существ и об их грехах можно продолжать рассказывать вечно. Там был Крейг Прайс[3], "Уорвик-слэшер", который убил женщину мясницким ножом в нежном возрасте всего тринадцати лет, прежде чем легко ассимилироваться обратно в обычную повседневную жизнь. Он объявился два года спустя, убив еще одну женщину вместе с ее девяти- и одиннадцатилетней дочерьми. Он полностью проломил череп одному ребенку и нанес троице столько ударов ножом, что лезвие ножа полностью оторвалось от рукоятки.

Он был болен, но не самым больным...

Майкл Вудманси также был порочным примером ужасов в стенах института. Когда ему было всего шестнадцать, он задушил пятилетнего ребенка, жившего по соседству, содрал с него кожу и разорвал его маленький скелет. Он вел развратный дневник, который якобы был настолько ужасен, что считался непригодным для общественного чтения. Предположения и слухи указывали на то, что он съел его. Его отец был полицейским, что, вероятно, в какой-то степени помогало ему избегать подозрений. К счастью для маленького города Вунсокет, он был пойман с поличным при попытке убийства до того, как кто-либо еще умер или был съеден.

Даже в самом маленьком штате страны повсюду были темные уголки. Эти парни были всего лишь разминкой, с тех пор все стало намного хуже.

Хершел прекрасно понимал, зачем он здесь. Если бы его поймали, он бы быстро из сотрудника превратился в клиента. Он был просто исключительно хорош в хранении секретов и заметании следов, это было самым большим отличием. Это было то, что отделяло больных ублюдков, стоящих снаружи камеры, от тех, кто был заперт внутри нее. Но главный вопрос был в том, понимал ли Лоуренс, почему он там оказался?

Если бы это было только из-за зарплаты, он бы пожалел об этом выборе.

Хершел знал, что мужчина должен быть сложен определенным образом и иметь достаточно твердую мозоль, чтобы вариться на сковороде с худшими из худших. Вы не просто работаете в таком месте, как Лэдд. Каждый день, когда вы переступаете порог, часть вас умирает и уровень здравомыслия внутри всех (тех, кто был там по собственному выбору или иным образом) становится на один маленький шаг ближе к выравниванию. Названия и семантика не имели значения, у них было слишком много общего.

Лоуренсу, по крайней мере, не хватало этой мозоли; его поведение просто кричало о трусости. В тот момент, когда Хершел увидел его, он подумал, что он похож на собаку с вечно поджатым хвостом. Сегодня был интересный день, нечасто Хершелу доводилось наблюдать, как кто-то впервые встречает вырожденцев, обитающих в ветхом старом здании. Он уже провел ему быструю экскурсию и ознакомил с планировкой. Основы, которые были предоставлены каждому сотруднику независимо от его профессии.

Затем они перешли к менее обычным аспектам повседневной жизни. Он познакомил его с более популярными и сенсационными типами, которые сидели взаперти в своих темных камерах, бормоча всякую чепуху любому, кто был готов слушать. Эти темы всегда были интересными, но не такими веселыми, как другие. Хершел нашел еще более интригующими те, в которых рассказы не были забиты до смерти прессой. Неизвестное зло, которое могло бы жить по соседству, и вы бы даже никогда об этом не узнали.

Забытые и брошенные. Те немногие, кто был изгнан обществом и принужден к самому порочному одиночеству. У него был доступ ко всем причудливым мельчайшим подробностям их жизни. От самых отвратительных их злодеяний до мрачных незамеченных несправедливостей, совершенных против них. У него была информация, дающая понять, насколько преступными они были на самом деле.

В частности, один мужчина, которым он был одержим в течение некоторого времени. Его трудно было назвать сложным персонажем, но, по его мнению, ирония его истории делала его таким. Он был очарован тем, как варварские уроки жизни превратили его в ходячую бойню. Несбалансированная, пугающая картина, о которой люди забывали упомянуть в церкви, восхваляя Бога за его многочисленные прекрасные творения.

Пришло время показать ему Эдмона...

Когда они подошли к двери камеры, Хершел прислонился к холодной стене и закурил "Ньюпорт". В одной руке он держал довольно объемистую папку, а другой зажег сигарету. У Лоуренса был озадаченный вид, челюсть несколько раз подпрыгнула, прежде чем он собрался, чтобы выплюнуть свой вопрос.

- Мы можем здесь курить?

- Почему ты спрашиваешь? Ты куришь, Лоуренс? - поинтересовался Хершел.

- Ну, нет, но...

- Тогда какое тебе, блядь, дело? Делай, что я говорю, а не что я делаю, ты можешь запомнить это?

- Да, я это запомнил.

- Это хорошо, потому что в противном случае, я обещаю тебе, они сожрут твою задницу живьем. Если бы ты проработал здесь так же долго, как и я, ты бы тоже, блядь, закурил. Мне не нужно, чтобы ты читал мне нотации, - выругался он, намеренно выдыхая воздух в лицо Лоуренса.

Хершел просто смотрел на него несколько секунд, позволяя своему ненавидящему взгляду резонировать, гарантируя, что он поймет, что подобные разговоры в его сторону в следующий раз не пройдут так легко.

- Итак, послушай, я привел тебя сюда, потому что мне нужно, чтобы ты точно понял, во что ввязываешься. Все, что ты видел до сих пор, хотя это ужасно и тревожно, это не самое страшное. Именно о тех, кого ты не видел или не слышал, нужно беспокоиться в первую очередь. Элемент неожиданности – один из их самых ценных инструментов. И один из самых смертоносных, - oн сделал еще один глубокий вдох и заглянул внутрь через маленькую прямоугольную щель в двери камеры.

- Хорошо, я слушаю, мистер Хьюз.

- Хорошо, это заняло у тебя достаточно времени. Я предлагаю тебе обратить на это пристальное внимание, потому что именно тогда ты узнаешь, есть ли у тебя то, что для этого нужно.

- Я уже знаю, что у меня есть то, что нужно...

- Ты ни хрена не знаешь, сынок! Все, что ты знаешь, это то, что ты здесь. Что у тебя хватило ума заполнить маленький клочок гребаной бумаги и попасть на собеседование и получить экскурсию. Ты когда-нибудь видел обезглавленное тело?

- Что?

- Гребаное мертвое тело с оторванной головой, ты когда-нибудь видел это дерьмо?

- Нет, нет, сэр, мистер Хьюз.

- Ну, это всего лишь один из видов дерьма, которое ты здесь попробуешь. Я тебе так скажу, это место – не просто какая-то бумажная работа или сидение за столом. Это место – сущий ад. Я знаю, я работаю здесь уже более трех десятилетий, ты меня понимаешь?

- Да, сэр.

- Ты когда-нибудь раньше слышал имя Эдмон Блэк?

- Нет, он переведен? - спросил Лоуренс, пытаясь заглянуть в отверстие со своей стороны.

- Нет, скорее это забытая местная легенда. Его жизнь была типичной ситуационной сатирой, о которой мечтал Шекспир. Если когда-нибудь захочешь узнать, что такое бессонница, его досье идеально для этого подходит.

- Сколько людей он убил?

Они оба торжественно уставились в камеру на неуклюжую фигуру, сидящую в углу и уставившуюся в стену. Его бритая голова, бугристая и покрытая бороздками, была уродливой. Голубоватый оттенок, отбрасываемый на темную камеру, сделал первое впечатление Лоуренса особенно жутким. Звук хлопающей кожи совпал с его вдохом, и по телу Лоуренса пробежал холодок. Если Хершел пытался напугать его, то он проделал безупречную работу. Отталкивающий жест сохранялся в устойчивом темпе, пока их разговор продолжался.

- Дело не в камере, а в том, как он туда попал. Его история началась еще до того, как он родился.

- Почему он издает такой звук? Это фу, отвратительно, - скривился Лоуренс.

- Сынок, если тебе это противно, то лучше мне не отвечать на вопрос.

- Нет, прости, забудь, что я сказал. Я действительно хочу узнать больше о пациентах. Я оставлю все свои критические замечания при себе.

- Это, безусловно, приличествовало бы тебе, учитывая, что однажды тебе, возможно, придется оказаться в этой камере вместе с ним.

Взгляд Лоуренса оторвался от Хершела и вернулся в камеру, пока он внимательно слушал его рассказ, сопровождая его серией ярких мысленных кадров.

- Его мать была не самой красивой женщиной, но, по общему мнению, милой леди, которая держалась особняком. У нее были проблемы с поиском мужчины, и она почти отчаялась, поэтому решила сделать искусственное оплодотворение. Если она не собиралась заводить мужчину, то, по крайней мере, хотела ребенка.

Хершел сделал еще одну глубокую затяжку, на мгновение прикрыв левый глаз, прежде чем продолжить.

- Все шло отлично, и ей оставалось совсем немного до назначенного срока, когда ей позвонили. Клиника, которая помогла ей забеременеть, объяснила ей, что человек, который был ее донором, ужасным образом казнил свою семью и, кроме того, скрылся... Поскольку она приняла его семя, они, очевидно, опасались за ее жизнь, пока он был в бегах.

- Срань господня. Подожди, разве большинство из этих типов программ не являются частными? Откуда ему вообще было знать, как ее найти? - поинтересовался Лоуренс.

- Очень хорошо, Лоуренс, ты когда-то пробовал забеременеть? Похоже, ты действительно много об этом знаешь.

- Нет, я просто... я... кто-то сказал мне об этом, вот и все... - он запнулся, делая вид, что явно пытается что-то скрыть.

- Правильно... ну, в данном случае конфиденциальность была нарушена, потому что кто-то проник в клинику и украл записи, предположительно донор.

- Ну, конечно.

- Итак, оказывается, пока она разговаривала по телефону с клиникой, слушая эту новость, донор уже был в доме. Он вонзил дрель в ее беременный живот, которая разорвала его на куски. Горло, подбородок и голосовые связки Эдмона были жестоко разорваны холодной сталью. Никакие операции и лечение ему не помогли.

- Так вот почему он так шипит каждый раз, когда делает вдох? - спросил Лоуренс.

- Верно, и именно поэтому, в конце концов, когда увидишь его лицо, ты никогда его не забудешь.

- Это отвратительно. Но это все равно не объясняет, как он оказался здесь, - Лоуренс подтолкнул его, жаждущий дополнительных подробностей.

- Ну, оказывается, врачи предположили, что, если бы она не была беременна, сверло перерезало бы ее главную артерию, и она скончалась бы задолго до того, как попала в больницу. Парадоксально, но если бы она с самого начала не была беременна, донор никогда бы даже не взял ее на прицел. Подумай об этом на секунду...

Хершел глубоко, в последний раз затянулся сигаретой и дико открыл налитые кровью глаза.

- Полиция застрелила сумасшедшего донора, и мама Эдмона сохранила ребенка, но застряла в лучшие годы своей жизни рядом с кошмаром. Чудовище, рядом с которым самоубийство с каждым днем казалось ей все более привлекательным.

Хершел уронил фильтр на пол и наступил на него.

- Это было чудо, что он вообще выжил, вероятно, чудо, которого его мать не желала, чтобы Бог совершил.

- Почему?

- Ну, так как он родился рано, он должен был умереть от серьезного повреждения мозга, и поэтому он не может говорить. И посмотри на его размеры. Ни один ребенок, родившийся преждевременно, не выглядит так. Они обычно слабы, способны жить только с помощью аппаратуры. Но не Эдмон – он что-то другое. Трудно сказать, и ты, вероятно, не заметил бы, если бы не находился рядом с ним так долго, как я, но, в конце концов, ты заметишь, что у него странный синеватый оттенок кожи. Он слабый, не бросается в глаза. Из-за этого он выглядит так, словно всю свою жизнь просидел в морозилке. Как будто он почти труп.

- Я этого не понимаю. Если он родился преждевременно, то почему он такой массивный? Как ты и сказал, в данных обстоятельствах это действительно не имеет смысла.

- Это так, если прочитаешь досье. Врачи, по сути, нашли решение. То, что они должны были сделать от имени родителей. Его мать была недееспособна и находилась на операции, его отец в то время был, скажем так, недоступен. Им было поручено принять важное медицинское решение от имени родителей.

Хершел открыл толстую папку, которую носил с собой.

- Опять же, эти файлы должны стать твоими лучшими друзьями, я не могу не подчеркнуть это. Ты можешь узнать подробности обо всех этих животных. У нас есть доступ к их историям, даже к менее известным аспектам... Я предлагаю тебе выучить их, запомнить, как будто от этого зависит твое будущее, иначе окажешь себе серьезную медвежью услугу. Я мог бы стоять здесь и рассказывать о людях, которые их не узнали, и о том, какой недолгой и неблагодарной стала их жизнь, но, я думаю, ты и так понял.

- Не волнуйся, после этой истории я обязательно их прочитаю. Если не для моей собственной безопасности, то просто ради развлечения. Эта история чертовски безумна, - Лоуренс уступил, сделав подробную мысленную пометку. - Итак, каково было медицинское решение?

Он указал пальцем на бумагу и процитировал несколько абзацев файла.

- Итак, как ты можешь увидеть здесь, его сердце остановилось. Обычно это конец, но в то время был, скажем так, альтернативный вариант.

- Ну, и что же это было?

- Ты когда-нибудь слышал о "Бринемаксе"?

- Люди, занимающиеся очисткой сточных вод?

- Нет, какое это имеет отношение к этому? Господи, это фармацевтическая компания альтернативной медицины на Западе Аризоны. Из материалов дела следует, что в то время они сотрудничали с несколькими больницами по всей стране, снабжая их экспериментальным препаратом. Какая-то смесь адреналина и стероидов. Если его ввести в течение нескольких минут после смерти, предполагалось, что это вернет человека с того света. Так что, если нет родителей, доктора могут поэкспериментировать.

- Но, очевидно, это сработало.

- Это так, да, но это также чуть не убило его. Его мышечная масса увеличилась до такой степени, что чуть не прорвала кожу. На самом деле, когда он был ребенком, его нужно было зашивать, так как он постоянно перерастал самого себя. Это было невероятно больно для бедного Эдмона. Он просто разрывался по швам до самого совершеннолетия. Я видел шрамы, покрывающие его тело. Он похож на человеческую головоломку. Ты можешь себе представить, какой у него мог развиться темперамент при жизни в постоянной агонии, каждое мгновение было адом. Ты скоро поймешь, когда увидишь его лицо, поймешь, что оно не предназначено для нормального человека. Такого ты не видел, потому что они уже закрыли дело.

- Но это лучше, чем быть мертвым, верно?

- Медицинская комиссия, похоже, так не считала; решено было немедленно прекратить лечение. Говорили, что все оставшиеся запасы препарата были уничтожены вскоре после того, как были обнаружены изнурительные побочные эффекты. Эдмон стал единственным и неповторимым получателем - дар и проклятие одновременно. Так что, лучше, чем быть мертвым? Лоуренс, уверяю тебя, если работа здесь хоть что-то тебе даст, это поможет тебе осознать, что есть много вещей хуже смерти.

Хершел закрыл папку и снова обратил свое внимание на камеру.

- За все годы, что он здесь, никто ни разу с ним не связался. Именно так он жил в доме своей матери. Просто гулял, пустой идиот, лишенный каких-либо общих человеческих черт, кроме глубоко укоренившейся, почти инстинктивной любви, которую он испытывал к своей матери.

- Бедная женщина, она думала, что у нее наконец-то будет кто-то, с кем она сможет провести свою жизнь, и врачи в конечном итоге создали этого урода.

- Точно, и нападение приковало ее к инвалидному креслу, так что самые простые жизненные задачи стали для нее невыполнимыми. В докладе описано, как стало рискованно для любого человека приходить в дом. Эдмон становился очень взволнованным, и, в конце концов, они вступали в конфронтацию с ним без всякой причины. Он защищал территорию - как собака - когда дело касалось его дома и его матери. Нападения были настолько жестокими, что его мать была вынуждена запереть его в его комнате, как и то, на что ты сейчас смотришь на самом деле. Всю свою жизнь он был заключен в тюрьму, независимо от его местонахождения. Это все, что он действительно видел.

- Это все еще не объясняет, почему он здесь, он убил людей, на которых напал?

- Я как раз подхожу к этому. Будь терпеливее, черт возьми, - холодно сказал Хершел.

- Прости.

- До его 27-летия не было ничего такого экстремального. У двери появился мужчина, якобы из клиники, которая помогла его матери забеременеть. Он попросил впустить его внутрь, чтобы поговорить с ней. Она позволила, любопытствуя, почему кто-то из гребаного банка спермы решил связаться с ней спустя столько времени. Он объяснил, что именно он позвонил ей в тот роковой день нападения. И сказал, что он больной извращенец. Он сказал, что подделал имя донора в ее документах.

- Что? - ошеломленно ответил Лоуренс, сидя на краешке стула.

- Это была его сперма, а не человека, который, кстати, просто оказался абсолютным гребаным маньяком, и он случайно решил записать его в ее анкету. Он был донором, но не ее донором.

- Господи, в этой истории больше неожиданностей, чем в пакетике мятных леденцов.

- Ну, в этом нет ничего освежающего, от этого они становятся только более кислым. Итак, его настоящий отец, человек из клиники, находится там только из-за десятилетий вины, и он действительно понятия не имеет, во что превратился Эдмон. Он только знает, что никогда не встречал своего сына, и наконец-то пришло время.

- Да-а-а, и?

- Итак, он идет в спальню, где его заперла мать, и... правильно, когда он заходит внутрь, она захлопывает дверь и заманивает его в ловушку.

Эдмону не потребовалось много времени, чтобы приступить к делу. Он вытащил его сердце из груди голыми руками и разорвал его пополам, как лист бумаги. Он согнул спину своего отца таким образом, что выражение лица, наклоняющегося назад, стало слишком буквальным. Я видел фотографию – это без преувеличения, он сделал этого ублюдка похожим на арку "Макдональдса". Его сила просто колоссальна.

- Чувак, это... напрягает.

- Дело не только в этом, это еще даже не конец. В конце концов, заявилась полиция и попыталась взять Эдмона под стражу, но в итоге он убил трех полицейских, прежде чем был застрелен семнадцать раз. Единственный выживший из первоначального подразделения на месте происшествия сказал, что ему пришлось на самом деле перезарядиться после того, как в него всадили полную обойму, прежде чем он упал. И снова, каким-то образом, несмотря ни на что, он выжил...

- Как он убил трех полицейских?

Эдмон слегка повернул голову в сторону, открывая краткий образ размельченного, перемешанного мяса, которое доминировало на его лице. Его смирительная рубашка казалась неудобно тесной. Казалось, что его телосложение требовало размеров одежды, еще не изобретенных, но все же рубаха висела, натянутая на его огромное тело. Лоуренс вздрогнул и отвернулся, как и предполагал Хершел.

- Раздробленные кости, разорванная плоть, оторванные конечности, вырванные глаза и, конечно же, обезглавливания, отсюда мой предыдущий разговор с тобой, - Хершел впервые за весь вечер ухмыльнулся.

- Вау, это тот парень, от которого захочешь сразу свалить. Я имею в виду, ты можешь себе представить, как этот ублюдок прогуливается по продуктовому магазину? Я бы, наверно, обосрался на месте, - признался Лоуренс.

Что-то щелкнуло в голове Хершела. Блестящая идея, закравшаяся в его подсознание, была просто подана ему на блюдечке с голубой каемочкой.

- Подожди, что ты только что сказал? - спросил он, не веря, что сам до этого не додумался.

- Я сказал, что это такой парень, от которого захотелось бы сбежать. Как можно реабилитировать этот уровень дикости? Это не Канада. Похоже, его мать, вероятно, была единственным человеком, которому он не причинил бы вреда.

Хершел все еще стоял в благоговейном страхе перед этой концепцией, собирая ее воедино в своем уме.

- Знаешь, как в фильмах о маньяке, сбежавшем из психушки, обычно около Хэллоуина, как сейчас? Это похоже на самую заезженную сюжетную линию в мире, но, так или иначе, она никогда не устареет, во всяком случае, для меня. Потом они всегда устраивают кровавую бойню, убивая орды похотливых подростков. Наверно, на это забавно смотреть, но когда думаешь о том, что происходит на самом деле с кем-то вроде этого...

- Да, я видел этот фильм, он никогда не стареет. Если тебе нужны глазные яблоки, все, что тебе нужно, это секс и смерть. Это гарантированная ничья каждый раз.

Хершел наполовину ответил, в то время как его разум погружался в выдвигаемую фантазию.

- Я имею в виду, просто посмотри на его лицо, оно даже похоже на костюм. Оно даже, блядь, не выглядит реальным, - объяснил Лоуренс, передавая то, что заметил немного ранее.

На губах Хершела все еще играла зловещая усмешка, когда он полностью переключил свое внимание на Лоуренса. Он пару раз похлопал его по спине, удерживая зрачки на уроде.

- Знаешь, может быть, я ошибался на твой счет, Лоуренс. Может быть, я немного поторопился. Я думаю, что ты просто создан для этого места, в конце концов...

Джесси и Ноа сидели, сняв обувь и сложив ноги, за традиционными миниатюрными столиками чабудай. Людям обычно нравилось сидеть за ними, когда они хотели получить более аутентичные впечатления от еды. Они ковырялись в остатках от выбранной ими троицы роллов. Ни один из них не любил угря, так как не могли выбросить из головы мысль о скользящем существе с клыками в пасти. Они уже пробовали его раньше, но оба остановились на более безопасных вариантах: желтохвост и халапеньо, роллы "Филадельфия" и "Калифорния".

Ноа отцепил палочки и ухватился за ролл "Филадельфия", изучая содержание сливочного сыра.

- "Филадельфия", как близко это от... Монессена? - спросил он с осуждением.

- Не так близко, как ты думаешь. Часов пять или около того, - ответила Джесси.

- Я не понимаю, почему ты просто не подумаешь о Нью-Йорке, там однa из лучших школ CGI, сертифицированных Гудини, в стране. Там будущее кинопроизводства, Джесси, там деньги. Я не понимаю, почему ты мне в этом не доверяешь, у моего дяди Нормана действительно есть связи в этой отрасли. У него более двадцати лет общего опыта. Это не просто какая-то гипотеза, она убедительна, к тому же мы все еще могли бы быть вместе.

- Позволь мне задать вопрос. У кого-нибудь в этих школах головы взрывались, как арбуз, когда они сидели на скамейке влюбленных?

- Что?

- У кого-нибудь из них был пистолет, прикрепленный к промежности, где ствол был членом, а два цилиндра – яйцами?

- О чем, черт возьми, ты говоришь?

- Том Савини, Ноа! Мой кумир. Это были роли, которые он играл в "Маньяке" и "От заката до рассвета", но ты, кажется, не можешь этого понять. Ты меня не понимаешь! Мне плевать на CGI, и будущее кино, и на то, что говорит твой гребаный дядя, инсайдер индустрии! Неужели ты просто не обращал внимания ни на что из того, что я говорила всю мою жизнь?

Наконец-то ее прорвало.

Ноа сел, покраснев. Он никогда не замечал в ней такой убежденности. Две пожилые дамы, сидевшие за столиком в другой кабинке, посмотрели в их сторону.

- Я не думаю, что смогу еще это выдержать, ты просто... ты не понимаешь, Ноа.

Она умчалась, прежде чем он смог вставить хоть слово.

Кусочек суши, зажатый между палочками Ноа, упал, шлепнувшись в блюдце с соевым соусом и плеснув немного на него.

Через несколько секунд Джесси вернулась. Она поняла, что убежала без обуви, и вернулась за ней. У нее была обувь без шнурков, так что Ноа знал, что у него не так много времени. Он встал из-за стола и обнял ее.

- Мне очень жаль, Джесс. Я слушаю тебя, клянусь, что слушаю. Ты права, с моей стороны неправильно пытаться давить на тебя, чтобы ты добилась профессионального будущего. Хотя я верю в то, что сказал, все равно я понимаю твою страсть. Если оставить в стороне финансовые аспекты, я хочу, чтобы ты делала то, что делает тебя счастливой. Я никогда не подниму вопрос о CGI снова, клянусь.

- Ты серьезно? - спросила она, все еще немного не уверенная в его искренности.

- Я обещаю, я просто хочу того, что лучше для тебя и что лучше для меня. Я знаю, что для меня лучше всего видеть тебя лично, но я понимаю, как важен для тебя Моррисон.

- Монессен.

- Правильно, Монессен. Может быть, я смогу... может быть, я смогу поискать в Пенсильвании и посмотреть, какие там есть школы. Может быть, это мне следует проявить инициативу, а не пытаться подтолкнуть тебя к этому.

- Ноа, я не ожидаю, что ты пожертвуешь Нью-Йорком ради меня.

- А что, если бы я захотел?

Она придвинулась ближе и глубоко поцеловала его, их языки смешались с подростковым энтузиазмом, который длится лишь короткое время в жизни. Они отстранились, глядя друг на друга теми глупыми глазами, которые может породить только наша юная невинность. Они снова крепко обнялись на мгновение, не заботясь о том, что другие подумают об их ссоре, прежде чем, наконец, оторваться друг от друга.

- Итак, ты подготовишь свой костюм для рок-н-ролла?

- Хэллоуин всего через неделю, - напомнил ей Ноа.

- Ты же знаешь, я чувствую себя еще лучше, когда на меня давят. Кто-то же должен выигрывать этот конкурс три года подряд, верно? Еще одна победа в перспективе, - игриво похвасталась она, превращая руку в фальшивый пистолет.

Они оба сняли свои куртки с вешалки, и Ноа направился обратно, чтобы бросить немного наличных на стол, чтобы оплатить счет. Джесси подождала его, пока он завязывал шнурки на ботинках. Они вышли из комнаты быстрее, чем вошли в нее, что было немного удивительно для Джесси, но в хорошем смысле.

Они прошли мимо пожилых дам, а затем шеф-повара суши, и легкий румянец появился на их щеках. Он прищурился на них (или, может быть, не прищурился, возможно, они от природы были такими).

- Спасибо! Надеюсь, вы снова захотите сюда вернуться? - спросил он с излишней громкостью, которая подошла бы оператору отбойного молотка.

- О, определенно, сэр, это было потрясающе! - ответила Джесси, в то время как Ноа потер живот и удовлетворенно улыбнулся.

Как только они вышли из ресторана, одна из двух пожилых дам посмотрела на шеф-повара и хихикнула.

- Подростки просто чертовски сумасшедшие, не так ли? Расстаются в одну минуту и снова вместе в следующую. Ах, вот были времена, не так ли? - пошутила она, явно забавляясь микроссорой.

Шеф-повар от души посмеялся над этими замечаниями.

- Ха-ха-ха-ха-ха, о, вы очень забавная леди.

Хершел подошел к Лоуренсу в комнате отдыха, когда тот сидел за прямоугольным столом, поглощая батончики "PayDay".

- Ты действительно их ешь? - спросил Хершел, сбитый с толку этим зрелищем.

- Да, я люблю арахис, как и многие, - подтвердил Лоуренс.

- Это отвратительно.

- Слушай, сегодня Хэллоуин, и мы остались вдвоем в этом месте на ночь. Мы застряли друг с другом, не мог бы ты просто позволить мне спокойно насладиться моими гребаными конфетами?

- Просто странно, что тебе нравятся эти батончики, вот и все, что я хочу сказать. Я даже не уверен, тебе они действительно нравятся, может быть, ты просто так думаешь. Я знаю как минимум дюжину более вкусных вариантов.

- Сотни людей любят батончики "PayDay", Хершел... СОТНИ. Их не было бы в каждом торговом автомате, если бы они не были популярны.

- У нас очень странный парень, который заботится об автоматах здесь, если ты видел его, то согласишься, что это более чем спорно, что он поставляет самые популярные продукты.

- Чушь собачья.

- О, чушь собачья? У меня есть для тебя новости, умник, люди, блядь, ненавидят их. На что ты хочешь поспорить, что они не входят в десятку самых продаваемых шоколадных батончиков? Если ты так уверен, то просто переубеди меня.

- Ну, и какова же будет ставка?

- Если я ошибаюсь... Я поменяю подгузник Эдмону в следующие три раза вместо тебя. НО, если я выиграю... ты должен поменять его сегодня вечером. Вот насколько я уверен, я дам тебе три к одному, - Хершел осторожно повис над ним с предложением.

- Хорошо! Хорошо! Отлично, я в деле, - крикнул Лоуренс, крепко пожимая руку Хершелу.

- Ну, давай, проверяй.

Лоуренс взял свой телефон со стола перед собой и погуглил.

- Хорошо, вот она, самая последняя статистика. Номер десять – батончик "Hershey".

- Вау, я бы не подумал, что он будет так низко... - ответил Хершел.

- Я знаю, это почти похоже на твое имя. Номер девять – это... О, батончик "Henry"? Действительно? Господи, вот это новости.

- Тем не менее, они хороши. Я нечасто их ем, но время от времени это приятно, - с нежностью вспоминал Хершел.

- Номер восемь – "M&M's", номер семь – "Baby Ruth", видишь, у многих из них пока есть арахис, он должен быть здесь.

- Посмотрим, просто продолжай.

- "Three Musketeers", "Butterfinger", "Milky Way".

- Ха! Смотри! Нет НИ ХРЕНА более популярного, чем "Milky Way". В любом случае, это пари окончено!

- "Kit-Kat"... "Reese’s"...

- Продолжай... - Хершел толкнул его локтем.

- "Snickers"...

- Аха-ха-ха! Я так и знал! Никто не ест это гребаное дерьмо! Только ты, тупая задница!

- Черт возьми! Как это может быть?

- Я не знаю, но, кстати, как ты думаешь, Кит-Кэт – хорошее имя для домашней кошки? Для меня это просто не похоже на название конфет.

- Ух-х-х-х, я не могу поверить в это дерьмо.

- Хорошо, что ты поел ПЕРЕД пари, я не думаю, что у тебя будет хороший аппетит после твоего следующего занятия. С другой стороны, я уже дал ему успокоительное дo тебя. Он должен спать в своем кресле и вежливо ждать.

- Я не могу поверить, что мне придется менять подгузник этому мутанту на Хэллоуин, какая удача, - у Лоуренса заболел живот.

- Ты уже пережил свою первую неделю, и у тебя была привилегия сменить его только один раз. Пришло время для второго раунда. Но не волнуйся, с тобой все будет в порядке, я только что проверил его, он спит как младенец.

Лоуренс застонал, поднимаясь со своего места, и вышел из комнаты отдыха. В первый раз, когда он менял его, не было никаких проблем, успокоительные, которые они подсыпали ему в кашу, вырубили его. Это была просто особенно тяжелая задача. Даже когда Эдмон спал, он издавал тревожный хрипящий звук, от которого дряблая плоть на его челюсти трепетала.

Хершел нажал красную кнопку, прикрепленную к стене, которая отпирала его камеру, и Лоуренс приготовился к этому тошнотворному событию. Он надел пару черных одноразовых перчаток, прежде чем войти со свежим подгузником и мусорным ведром с черным мешком для мусора внутри.

Эдмон сидел лицом от него, повернувшись к стене, на которую он любил смотреть. Стационарные кресла для пациента, которые представляли уровень опасности Эдмона, были уникально изготовлены таким образом, чтобы они подходили специально для интимных обязанностей. Санитары могли дотянуться до его бедер через открытые нижние части каркасного сиденья и отстегнуть боковые части, затем снять памперс и вытащить его снизу.

Он расположил мусорное ведро чуть ниже его спины и начал его отстегивать. Но как только с Эдмона сняли подгузник, он внезапно встал... Лоуренс быстро поднялся, как будто от этого зависела его жизнь, и, обернувшись, увидел, как холодная грязная металлическая дверь камеры захлопнулась и заперлась.

Радость Хершела было видно через дверной проем, его маслянистые зубы были выставлены напоказ им обоим. Лицо Лоуренса исказилось, когда он обернулся, чтобы увидеть пустой взгляд Эдмона, сверлящий его насквозь. Он начал неудержимо дрожать, все еще держа в руках испачканное нижнее белье и пятясь к закрытой двери. Более тревожные факты истории, которые Хершел обрисовал ему, ожили в глубине его души.

- Какого хрена ты делаешь! Ты что, с ума сошел? Это не смешно, Хершел, открой! Открой эту чертову дверь сейчас же! - умолял его Лоуренс.

- Боюсь, я не могу этого сделать. Я бы хотел этого, правда, ты неплохой парень, Лоуренс, но так должно быть, - eго злобная ухмылка излучала то, чего не было уже давно.

Лоуренс повернулся к нему и на мгновение отвернулся от Эдмона, чтобы дальше умолять.

- Мне очень жаль! Что бы я ни сделал, прости меня!

Затем раздался звук рвущейся ткани, когда Эдмон разорвал свою смирительную рубашку способом, который казался слишком легким. Это выглядело почти так, как будто кто-то ранее ослабил все его ограничения...

Его массивная рука с силой сжала череп Лоуренса, заткнув его, и он повернул его назад и снова оказавшись лицом к нему.

Путаница ужасающих звуков вырвалась из него, когда другая гигантская ладонь Эдмона обхватила обе дрожащие руки Лоуренса, которые все еще держали его почти переполненный подгузник для взрослых.

Достойный корчи звук трескающихся костей разнесся по всей камере, как будто слон наступил на пучок сухих веток. На висках Лоуренса все еще было слишком сильное давление, чтобы он мог отреагировать, подавляя любой потенциал для основных функций организма, поскольку он продолжал дрожать. Он вырвал подгузник, наполненный его фекалиями, из дрожащих рук Лоуренса и, когда он вытащил его, то на его месте остались переломанные пальцы, указывающиe во всех мыслимых направлениях. Они выглядели так, словно пытались разбежаться друг от друга.

Разбежаться – это все, о чем Лоуренс мог подумать, когда фекалии попали ему в лицо и подгузник свернулся вокруг него. Грязное густое дерьмо станет его последней едой, когда гигантский сжатый кулак Эдмона врежется ему в лицо, а затем в дверь камеры позади него. Его голова не выдержала бы и четверти силы удара, не говоря уже о полном ударе. Она лопнула, как арбуз под кувалдой Галлахера, но внутренности были темнее, чем у арбуза, особенно потому, что они были вмешаны в экскременты.

Волна жидкости, дерьма и крови пронеслась через отверстие камеры, попав на улыбку Хершела. Она залила внутреннюю часть его рта и изменила цвет его и без того несовершенных зубов. Хершел проглотил коктейль ужаса, как жаждущая собака, когда безжизненное тело Лоуренса с глухим стуком рухнуло на твердый пол, его мясистый командный центр теперь закрылся навсегда.

- Я же говорил тебе, Лоуренс! Здесь много разного дерьма на любой вкус! - закричал он на все еще дергающийся труп, издав маниакальный смех.

- Эдмон, - прошептал он, выпрямляясь. - Я знаю, чего ты хочешь, ты хочешь увидеть свою маму, да? Ну, знаешь что? Сегодня твоя счастливая ночь, - объяснил он, доставая из верхнего кармана маленькую черно-белую старую фотографию.

Он вытер рукой остатки брызг с лица и облизал кожу дочиста. Просунул выцветшую фотографию в дверную щель и помахал ею, как морковкой. Хершел предложил искушение неуклюжему сумасшедшему, как будто он был самим дьяволом.

- Я знаю, что ты помнишь свою мать, Эдмон. Я знаю, ты скучаешь по ней. Так? Я отпущу тебя сегодня вечером, чтобы ты нашел ее. Не позволяй никому остановить тебя. Не позволяй никому встать у тебя на пути. Там будет много людей, которые не хотят, чтобы ты ее нашел. Плохие, злые люди. Я думаю, что ты знаешь, что с ними делать, - объяснил он, говоря ясно и откровенно.

Хершел почувствовал, как его изнутри наполняет какой-то энтузиазм, о существовании которого он и не подозревал.

- Как тебе такое?

Эдмон уставился на него в ответ, без какого-либо выражения и реакции. Все, что он делал, это продолжал дышать, вдыхая единственным известным ему отвратительным способом.

Его реакция была такой же, как и всегда, но внутри он чувствовал дрожь. Внутри он чувствовал ярость. Внутри он чувствовал ненависть. Он ненавидел тех, кто разлучил его с его единственной любовью и единственным защитником. Задумчивое чернильное пятнышко в его глазах сверкнуло, когда он продолжал смотреть на разлагающуюся фотографию своей матери.

Связка колокольчиков, свисающих с двери "Токио экспресса", прозвенела несколько раз, когда Эдмон вошел внутрь из кромешной тьмы. Его сильно разорванная смирительная рубашка все еще была залита жидкостями Лоуренса и его собственными выделениями. Он был в стандартных психиатрических штанах и рваных ботинках, которые он подобрал в раздевалке.

Он казался далеким от идеала, так как не смог смыть значительные брызги малинового цвета и кала со своей спины.

Он казался либо самым тревожным зрелищем в реальной жизни, с которым кто-либо сталкивался в своей жизни, либо эпическим костюмом на Хэллоуин. Учитывая близость ресторана к Институту Лэдда, шеф-повар предпочел не верить последнему.

Вонь кала и грязи, исходившая от Эдмона, вероятно, была дополнением. Даже если это был костюм, это было плохо для бизнеса - заявился настоящий убийца. Никто не смог проглотить ни кусочка своей еды, когда его прогорклый запах разнесся по столовой.

Тощий японец воткнул мясницкий нож в деревянную доску, на которой лежала сырая утка.

- Эй! Мне очень жаль, но мы закрываемся, - объяснил он, скрестив руки за стеклянной витриной с рыбой и мясом. - Пожалуйста, уходи сейчас же.

Эдмон не сделал ничего подобного не потому, что хотел сознательно бросить ему вызов, а потому, что не мог по-настоящему понять его. Был вероятный шанс, что это в любом случае не имело бы значения... он был не совсем в настроении следовать указаниям, учитывая, что это все, что он когда-либо делал за время своего пребывания на земле.

В момент его прибытия в ресторане обедала только небольшая группа посетителей. Три обкуренных цыпочки-хиппи сидели без обуви и в позе лотоса в комнате поменьше. Троица только что начала потягивать свой мисо-суп. Они пристально наблюдали; все немного занервничали после того, как вошел ужасного вида сумасшедший.

Марихуана, которую они курили, и пакетик жевательной резинки, который они жевали последние несколько часов только усугубили их паранойю. Сладкие угощения для кайфа только начали действовать – как вовремя! Почему он здесь? Это шутка? Вопросы, проносящиеся в их головах, независимо от правильного ответа, все еще оставляли их беспомощно застыть в причудливом сценарии. Им нужно было знать, было ли это ужасно так же, как аттракцион "Дом с привидениями" или как более реалистичный ужас. Они услышали, как колышется его плоть на искалеченной части лица, и их беспокойство достигло кульминации.

Эдмон указал на стакан с рыбой, его мерзкие мокрые пальцы размазали отвратительное покрытие по всей поверхности. Он бездумно постучал по нему, когда смесь арахисового цвета еще больше затуманила видимость.

- Я сказал, вон! Вон! - закричал шеф-повар, обходя витрину и становясь так, словно хотел поравняться с ним.

У парня были яйца, массивные камни, в большинстве случаев его агрессия помогла бы отогнать незваного гостя или угрюмого клиента. Поначалу Эдмон никак не отреагировал на появление шеф-повара, но когда его рефлексы сработали, реакция была быстрой и безжалостной.

Шеф-повар нанес удар с разворота в голову Эдмона, но у него не было шансов достичь цели. Он был обречен еще до того, как стал угрозой.

Заросшая рука Эдмона легко обхватила его ногу, сминая и сжимая ее, пока она не превратилась в просто сочащийся комок костей, кожи и влаги. Рубиновые кости ужасно раскололись, пронзив его легкие ботинки. Он упал на пол, крича в агонии, и медленно поплелся обратно за главный прилавок.

Пока шеф-повар пребывал в шоке, Эдмон разбил стеклянную витрину перед собой и сунул в ладонь большой шарик, который представлял собой смесь сырого тунца и лосося. Он размял его и вставил мягкий по текстуре комок в свое болтающееся, сморщенное отверстие для кормления. Брызнула слюна, и влажные куски кашицы, которые он не смог проглотить, упали на пол под ним.

Он обратил свое внимание на трех девушек-хиппи, когда они направились к двери. Он протянул руку сквозь разбитое стекло и снял массивный тесак с разделочной доски.

Когда испуганные подростки попытались гуськом выбраться наружу, Эдмон прицелился тесаком. Запуск фастбола, калибра Роджера Клементса[4], отправил лезвие в полет с неумолимой проекцией. Он приземлился прямо в центр лица первой девушки, вонзившись до середины ее мозга. Она упала, налетев спиной на своих медитирующих подруг-вегетарианок, сбив их с ног, как кегли для боулинга.

Он поставил свою ногу размером Шакa[5] на хрупкую грудь девушки, в которую попал нож. Его нога вдавилась ей в грудину, издавая тошнотворный хруст, и рухнула внутрь. Он потянул за ручку, вынул запятнанную сталь и снова поднял ее. Одна из двух упавших девушек начала подниматься на ноги, поэтому он пронзил ее следующей. Он глубоко вонзился ей в плечо и наполовину прошел сквозь деревянную стену, пригвоздив ее к ней.

Она кричала, как сумасшедшая, прибитая к доскам позади нее. Ее голова была повернута набок, оставляя ее наблюдать за своей единственной оставшейся подругой, когда Эдмон наклонился и схватил ее за волосы. Он потащил ее обратно к маленькому столику, за которым так приятно начался вечер, и схватил со стола перед собой палочку для еды, которая больше походила на зубочистку, когда он держал ее в руке.

Он вставил ее ей в ухо и надавил пальцем на кончик, убедившись, что палочка вошла как можно глубже. Она дрожала и плакала, пока не появилась вторая палочка. Она подняла руку, но это плохо смягчило удар. Он одновременно пронзил ее руку и вонзил вторую палку ей в лоб. Вырвал ее обратно, и ее окровавленная рука безвольно упала, прежде чем он снова загнал ее обратно.

Часть мозга, которую он пронзил, должно быть, имела какое-то отношение к речи, потому что ее вокальные вопли немедленно прекратились.

Он продолжал вводить палочки в ее голову под разными углами. По мере того как он продвигался вперед, ей становилось легче, она видела свет. К концу, голова девушки было больше похоже на игру в Кер-Планк, чем на человеческий череп. Сам, будучи живой версией Пинхеда, Эдмон неосознанно создал деревянную версию легендарной иконы ужасов Клайва Баркера.

Эдмон снова обратил свое внимание на кричащую девушку, прибитую к стене мясницким ножом. Он обхватил ее челюсть тремя своими выпуклыми, похожими на сосиски пальцами.

Он схватил ее мертвой хваткой, указательным и средним пальцами держа ее коренные зубы, в то время как его большой палец крепко зажал ее подбородок.

Ее язык метался в разных направлениях, как у ребенка, бегущего с бенгальским огнем. Его мышцы запульсировали, прежде чем он дернул назад, полностью оторвав нижнюю челюсть и бросив ее в небольшой пруд с кои.

Голодная рыба начала возбужденно кружиться, кусая сырое мясо, как дикари, создавая смену ролей в ресторане.

Эдмон продолжил удар кулаком по открытой области горла, которую он только что создал; отвратительный хруст заставил девушку замолчать и ссутулиться. Она оставалась на ногах даже после смерти из-за массивного стального лезвия, пригвоздившего ее к стене. Вес ее тела заставил лезвие врезаться глубже и источать поток красного цвета, в котором можно было бы принять душ.

Эдмон снова переключил свое внимание на шеф-повара. Он все еще слышал слабое всхлипывание, доносившееся из-за пластиковых заслонок, отделявших кухню от столовой.

Он лежал, держась за ногу, на клетчатом кафельном полу, когда Эдмон вошел внутрь. Шеф-повар свирепо посмотрел на него и сплюнул, ругаясь на своем родном языке.

Эдмон схватил его за шею и выгнул спину над раковиной так, чтобы его голова была обращена к нему. Шеф-повар, казалось, мог потерять сознание от страданий, которые его одолевали, глаза мерцали в его голове, словно свет, который то включали, то выключали.

Эдмон потянулся за большой кастрюлей с маслом, которая стояла на плите рядом с ними. Он посмотрел на все еще шипящую и лопающуюся от переизбытка жидкость, пододвигая ее поближе к шеф-повару, и небрежно вылил тонкую струйку в рот, большая часть которой, казалось, стекала по нему, прежде чем она начала заставлять его лицо дымиться и покрываться волдырями. Слой за слоем прожигаясь насквозь, более светлая кожа приобрела болезненный красный цвет. Он подавился и поперхнулся, когда Эдмон продолжил выливать оставшуюся жидкость, похожую на лаву.

Большая часть плоти у него во рту обгорела, когда Эдмон потянулся за второй кастрюлей. Шеф-повар прекратил всякое движение – защита была ослаблена, и его дыхание стало слабым. Эти факторы облегчили ему задачу вылить всю дополнительную кастрюлю ему в пищевод, почти не пролив ни капли мимо. При втором заходе масло глубоко проникло ему в горло и, в конце концов, прожгло зияющую дыру в задней части. Масло, вытекшее из только что опаленного отверстия, лениво стекало в раковину под ним. Эдмон поднял безжизненное тело шеф-повара и бросил его на освещенный гриль, прежде чем выйти. Он вышел из кухни под сводящий желудок звук горящей человеческой кожи позади него.

Когда Эдмон наконец закончил с "Токиo экспрессом", интерьер выглядел так, будто почти каждый дюйм был украшен самым жутким декором Хэллоуина всех времен и народов. Когда Хершел смотрел на это, он знал, что разворачивающийся хаос, который он наблюдал, был всего лишь образцом того, что должно произойти. Он еще даже не видел, как он добрался до подростков. Он не мог позволить ему остановиться на этом...

Он вошел в ресторан, быстро перевернул табличку "открыто" на "закрыто" и опустил все жалюзи. Им повезло, что никто не видел развернувшуюся внутри бойни, район был пуст еще до того, как появился Эдмон.

Он подивился хаосу, который создал Эдмон, двигаясь к дальнему концу ресторана, прежде чем переубивать всех. Он почувствовал странный запах внутри закусочной, что-то, с чем он не был знаком.

Шипение гриля заставило его вернуться на кухню, чтобы убедиться в этом. Было бы чудом, если бы кто-нибудь спасся от этой резни.

Войдя на кухню, он наткнулся на труп шеф-повара. Он был неподвижен - пузырящийся и обожженный. Это было пожароопасно; он не хотел, чтобы полиция или пожарные появились, чтобы положить конец хаосу Эдмона так рано. Насторожившись, он оттащил тело от решетки и выключил фритюрницу. Все в порядке, Бедлам все еще был на свободе.

Внезапно он услышал шум, похожий на чей-то кашель в конце коридора. Он достал револьвер из внутреннего кармана пальто и медленно приблизился, пока не наткнулся на дверь мужского туалета. Он осторожно открыл ее, заметив пару ног под центральной стойкой.

Хершел тихо переместился в кабинку в дальнем левом углу туалета, которая находилась прямо рядом с раковинами. Когда обитатель кабинки выйдет, он попадет прямо к нему, пуля будет последним, что он увидит. Но это был не тот случай; когда в туалете спустили воду, мужчина в одежде повара вышел из кабинки и не вымыл руки, хотя табличка на стене требовала: ВНИМАНИЕ: ВСЕ СОТРУДНИКИ ДОЛЖНЫ ВЫМЫТЬ РУКИ ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЕРНУТЬСЯ К РАБОТЕ.

Сукин сын проигнорировал это, - подумал Хершел, и его ярость начала нарастать.

В уши мужчины были плотно вставлены наушники; он не слышал, что произошло. Хершел выбежал из кабинки, направив на него пистолет, прежде чем начал кричать.

- Эй, ты! Поверни свою задницу сейчас же!

Мужчина никак не отреагировал и продолжил идти. Хершел дать о себе знать, сделав выстрел в воздух. Мужчина средних лет поспешно обернулся, напуганный громким хлопком.

- Ты тут угощаешь людей едой! Почему ты не вымыл руки?

- Пожалуйста, мне очень жаль! Там нет мыла, - солгал он.

- Ты все равно мог бы их помыть, почему бы тебе хотя бы не сполоснуть их? Я ел здесь раньше! А теперь я должен думать о том, как твоя мерзкая задница готовила мне еду. Это отвратительно, это... неприемлемо.

- Мне очень жаль, я сейчас вернусь и все вымою, хорошо? - взмолился мужчина.

- Это ничего не изменит, чувак. Такие люди, как ты, никогда не меняются.

- Я изменюсь! Никогда больше, сэр! Никогда больше!

- Ты всегда будешь просто грязным гребаным утырком.

Хершел нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока тот не щелкнул, выпустив град выстрелов, которые осыпали повара с головы до ног. Многочисленные раны оставили кардинальные цвета, извергающиеся из его тела, когда он упал на колени и повалился набок. Он попытался сделать последнее заявление, может быть, признание на смертном одре, но история не смогла бы его занести в завещание. Все, что Хершел смог разобрать, это несколько печальных криков и бульканье.

Тимми и его сестра Энн ерзали на заднем сиденье фургона, к ним в окна просачивался свет полной луны. Наряд Тимми в виде Пугала был отличным дополнением к наряду Дороти его сестры. Его отец был Львом, и, конечно, его мать была Злой Ведьмой Запада.

- Мы еще не приехали? - крикнул Тимми, с каждой милей, которую они проезжали, в нем нарастало нетерпение.

- Черт возьми, Тимми, я же сказал тебе, что мы почти на месте. А теперь перестань спрашивать, - выпалил Дональд в ответ своему сыну, пресытившись постоянными придирками.

- Мамочка, это ведь не будет слишком страшно, правда? - спросила Энн испуганным тоном.

- Нет, милая, просто помни, что все это понарошку. Они все просто разодеты, как и мы, веселятся на Хэллоуин. Все хотят напугать друг друга, но на самом деле бояться нечего, - успокоила ее Рут.

- Неужели?

- Действительно. Я когда-нибудь лгала тебе раньше, милая?

Энн покачала головой.

- К тому же, мы с папой никогда не позволим, чтобы с тобой что-нибудь случилось, хорошо, детка?

Энн ухмыльнулась, обнажив свои крошечные зубки и посмотрев на мать. Это объяснение успокоило ее.

- Вот и приехали! - проревел Дональд, выезжая на грунтовую дорогу.

Им было легко найти парковку, так как на гравийной стоянке было всего несколько машин.

- Разве ты не рада, что мы приехали пораньше? Здесь еще даже никого нет,- спросил Дональд, глядя на Рут.

- Ты был прав. Отличное место, милый, - согласилась она, целуя его в губы, прежде чем выйти из машины.

Дональд позволил своей ухмылке "я же тебе говорил" повиснуть на его лице. Для него в этом никогда не было сомнений.

Они все подошли к стройному вампиру, стоявшему в начале кукурузного лабиринта и теребившему свой телефон.

- Дракула много переписывался?

Беззаботный юноша-вампир посмотрел на него.

- Я - Носферату, сэр, спасибо. Сколько? - заметил он, на самом деле не отвечая на вопрос.

- Да ладно, чувак, ты разрушаешь атмосферу, а мы еще даже не вошли, - съязвил Дональд.

- Дональд, просто забудь об этом. Два детских и два взрослых, пожалуйста, - ответила Рут, переключая внимание после резкой критики мужа.

- Вот, пожалуйста, с вас шестьдесят пять долларов, - ответил вампир при выдаче билетов.

- Шестьдесят пять долларов?!! Ты имеешь в виду американские доллары? Ты что, с ума сошел? Теперь я понял, почему вы не размещаете цены на своем сайте! Это всего лишь поле, чувак, ты шутишь?

- Сэр, я вынужден попросить вас, пожалуйста, успокоиться и не кричать.

Рут быстро передала деньги вампиру после короткой истерики, зная, что они не развернуться исключительно из-за высокой цены.

Дети не должны слышать это, и одно это стоило того, чтобы заплатить за вход.

Дональд посмотрел ему в глаза, прищурившись, прежде чем двинуться дальше.

- Теперь я понял.

- Что поняли, сэр? - спросил он снисходительным тоном, который показывал, что его совершенно не интересует ответ Дональда.

- Твой костюм. Вы, ребята, действительно просто кучка гребаных кровососов, не так ли? - ткнул он пальцем, прежде чем пройти мимо него.

- Дональд! - воскликнула Рут, ударив его в грудь, прежде чем оттащить от сконфуженного подростка. - Такие слова в присутствии детей? - она прошептала ему: - Мы не хотим, чтобы Тимми выучил какие-либо другие слова, запомни!

- Хорошо, мне очень жаль, дорогая. Просто это чертовски... я имею в виду, чертовски дорого. Это полностью выходит за рамки разумного.

- Я согласна, но дети действительно хотят это увидеть, так что давай не будем позволять цене мешать нам хорошо провести время, хорошо?

- Все верно, детка, мы хорошие родители. Ты права. Вот почему я женился на тебе. И у тебя действительно хороший... - Рут прервала его грубое замечание нежным поцелуем, держа его достаточно долго, чтобы успокоить его, прежде чем они догнали детей.

- Эй, Тимми, приятель, притормози. Мы хотим пройти через это вместе, хорошо?

Дети остановились, ожидая своих родителей, прежде чем двинуться дальше. Они вместе сделали несколько медленных шагов, погружаясь в жуткую атмосферу, которую могло предложить тускло освещенное кукурузное поле. Было действительно темно, но возможные тропинки были освещены у основания пучками оранжевых огней.

Когда они подошли к первой развилке, Дональд посмотрел на Тимми, ожидая указаний.

- Ладно, приятель, куда дальше? Разрешаю выбрать первым. Налево или направо?

- Налево! - закричал Тимми, мчась по тропинке, словно адская летучая мышь.

Они все еще могли видеть его немного дальше, когда он приблизился к другому углу, но вместо того чтобы продолжить путь, он остановился как вкопанный.

- Па... Папа! Мама!

Все остальные члены семьи быстро подбежали к нему, желая увидеть первое зрелище, которое, казалось, так поразило Тимми. Дональд решил, что это, должно быть, было довольно круто, потому что его мальчик не был известен тем, что его легко можно было напугать.

Когда они подошли ближе, картинка стала четкой - мужчина, одетый как клоун, сидел на нескольких тюках сена, его голова полностью отсутствовала, а на его коленях валялась его раздавленная голова. Дональд стоял рядом с мужчиной, рассматривая кровь, все еще сочащуюся из его шеи.

- Как они сделали так, чтобы это выглядело так реально? Если присмотреться, то даже кровь идет, детка.

- Я думала, что этот лабиринт подходит для детей? – прошептала ему в ответ Рут.

- Там говорилось об этом, я имею в виду, что этот идиот у входа даже продал нам детские билеты. Это гребаное место – просто нечто, - простонал Дональд, теперь еще более разгневанный, чем когда вошел.

- Гребаное место! - завопил Тимми.

- Тимми! Эй! Следите за языком, мистер! - выговорила Рут.

- Да, приятель, нельзя так говорить. Это взрослое слово, - напомнил ему Дональд.

- Черт возьми, Дональд! Это именно то, о чем я говорила, - бушевала Рут.

Энн начала слышать странный хрипящий звук позади себя, в то время как семья продолжала спорить друг с другом. Это хрипела плоть, всасывая кислород в борьбе за существование. Она обернулась только для того, чтобы оказаться лицом к лицу с первобытной окровавленной фигурой, возвышавшейся над ней. Отвратительный вид Эдмона был намного страшнее, чем все, что она когда-либо видела раньше.

- Ма-а-ам. Па-а-ап, - протянула Энн таким тоном, который передавал именно то, насколько она была встревожена тем, что видела и слышала. – Почему он так дышит?

Дональд обернулся и ахнул, на мгновение ошеломленный его размером и злом, проявившимся на его плоти.

- Ого! Боже! Ты напугал нас на секунду. Ты, ха, ты страшный ублюдок, не так ли? - Эдмон оставался неподвижным, внимательно наблюдая за ними.

- Папа, скажи ему, чтобы он перестал издавать этот шум, это страшно... - застенчиво попросила Энн, отступая от него.

Было очевидно, что она расплачется, если шум не прекратится. Она отступила за спину родителей, Рут и Дональд стояли бок о бок, все еще пораженные его присутствием.

- Да, друг, ты делаешь чертовски хорошую работу. Это место действительно пугает, но моя маленькая девочка... она, ну, мы думали, что это место для семейного отдыха.

- Это может быть немного напряженно для нее. Как ты думаешь, ты мог бы просто на минуту прекратить шум, чтобы она поняла, что это не по-настоящему?

Эдмон сделал шаг ближе к ним, его грудь теперь была прямо у их носов, и повсюду распространялся его зловонный запах. Секунду спустя его дыхание остановилось.

Дональд посмотрел на него, пытаясь подавить отвращение к тому, как он дышит, в то время как Рут зажала нос.

- Парень, вы, ребята, действительно относитесь к этому серьезно. Как долго ты обходился без душа, чтобы так вонять? - он неловко усмехнулся.

Эдмон снова не ответил, и Дональд повернулся к своей дочери, которая теперь была в нескольких ярдах от них на окраине лабиринта.

- Детка, он просто играет в монстра. Он перестал шуметь, ты можешь вернуться сюда, хорошо? - Энн понимала, что он говорит, но все еще колебалась, рассматривая его деформированное тело, пока она стояла безмолвная и дрожащая.

- Все в порядке, детка, он ничего не сделает, я...

Последние слова Дональда были прерваны столкновением его черепа с черепом жены. Старая пословица "одна голова хорошо, а две – лучше" воплотилась в жизнь, и родственные души быстро поняли, что в этой поговорке нет буквальной правды.

Гигантские руки Эдмона хлопнули друг о друга, и в воздух взметнулись осколки костей черепа, кровь и мокрое мясо. Их тела ударились о землю, статичные, как внутренности пиньяты, и на Тимми обрушился поток крови. Его крошечные легкие набрали обороты, источая ужас, когда Эдмон быстро обхватил его руками.

Повернувшись спиной к Эдмону, Энн растворилась в густых кукурузных стеблях и наблюдала за Тимми, оставаясь скрытой в темном участке поля. В то время как она плакала по своим родителям, ее страх держал ее в узде. Каким-то образом ей удалось найти в себе силы сохранять удушливое молчание. Энн все еще надеялась, что ее брат найдет способ сбежать. Она молила Бога, чтобы он дал ему возможность ускользнуть. Ей хотелось окликнуть его и сказать ему, чтобы он бежал, но боялась, что следующее слово, которое она произнесет, потенциально может стать ее последним.

Она продолжала мысленно молиться, телепатически крича, но это не имело значения. Ее нервная молитва внезапно оборвалась, когда Эдмон снял куклу-пугало с заостренной палки, на которую она была насажена, и установил ее под небольшим углом по диагонали.

Эдмон бесстрастно уставился на выступающее вверх обтесанное дерево, проведя мясистым пальцем по кончику, который был примерно его роста. Он поднял извивающееся тело Тимми и быстро опустил его на штырь, и заостренный шип вошел ему в задницу, вонзившись в ткань прямой кишки. Он дергал его вверх и вниз, яростно насилуя мальчика и еще больше вскрывая наполненную кровью и дерьмом кишку, навсегда растянув его невинную задницу.

Горячая красная жидкость заполнила костюм Тимми, когда Эдмон перестал трясти мальчика и усилил давление. По мере того как он продвигал его дальше вниз по дубовой палке, зазубренное дерево продолжало свое движение вверх по его животу и кишечнику. Он перестал кричать, когда смесь его кала, крови и кишок вывалились у него изо рта. Вынужденное отрыгивание его внутренностей заставило его задрожать и замолчать. Тимми изо всех сил пытался освободиться, когда, наконец, потерял контроль над своими телесными функциями.

Эдмон стоял неподвижно, словно восхищаясь своей умелой работой. Он посмотрел на желтую луну на заднем плане, а затем снова на мальчика. Он схватился за покрытые ржавчиной вилы, воткнутые в один из тюков сена поблизости, прежде чем снова сфокусироваться на нем.

Энн молча наблюдала, как жизнь вытекает из ее брата. Она сделала все возможное, чтобы не произвести ни малейшего шума, пока Эдмон вводил обветренный инструмент в него, пока он не уперся прямо в шею мальчика. Его одежду покрыла кровь, и Энн сильно сжала кулак.

Тимми стал пугалом.

Джесси и Ноа сидели вместе возле старого склепа, пока он заканчивал закручивать косяк. Ее костюм ожил, это было, безусловно, ее лучшее творение. Ей только хотелось, чтобы вокруг них всю ночь было зеркало, чтобы любоваться им. После того как пройдет немного времени, воспоминания о нем не будут такими яркими. Им также лучше не забыть снять несколько видео.

Ноа же выглядел так, словно только что закончил работу - его костюм был легкомысленным и скучным. Работник приюта был более устаревшим, чем календарь, и мучительно не оригинальным. Такой костюм, на который не обращали внимания, никогда не был интригующим. Джесси приукрасила его, как могла, кусочками своего домашнего рецепта фальшивой крови. По крайней мере, это добавило немного красок. Ее всегда поражало то, как можно покрыть кровью почти все, что угодно, и это выглядело чертовски потрясающе при лунном свете.

Ноа закурил косяк и глубоко затянулся.

- Знаешь, мы могли бы просто покататься. Мне снова разрешили одолжить "Фиат".

- Кто захочет кататься в Хэллоуин? Разве тебе не нравится ходить по улицам вокруг уродов и монстров? И нет места, где бы я предпочла оказаться, кроме этого кладбища. Как хорошо быть сегодня вечером в таком месте, как это. Тебе так не кажется?

- Да, это прекрасно... - ответил он, делая еще одну затяжку, пока Джесси наблюдала, как вспыхивает оранжевый кончик.

- Мы не будем вечно молодыми. Скоро этот день будет больше для наших детей, чем для нас.

Ноа закашлялся, казалось, застигнутый врасплох:

- Дети? Неужели я что-то пропустил? Когда мы планировали завести детей?

- Ха, я имела в виду любых потенциальных детей, которые у нас могут быть, ты знаешь... после того как мы закончим колледж и будем жить нашими мечтами и повседневным дерьмом. Все всегда думают, что это будет длиться вечно, но я держу пари, что все закончится раньше, чем мы это поймем. По крайней мере, это повторяет каждый несчастный родитель, с которым я сталкиваюсь.

- Господи, ты действительно старая душа. Давай не будем слишком впадать в депрессию, сейчас мы пытаемся хорошо провести ночь, не так ли? – напомнил ей Ноа, наконец-то передавая косяк.

Она сделала еще одну глубокую затяжку и задержала ее примерно на семь секунд, отвечая на выдохе.

- Ну, это, пуф-ф-ф, пуф-ф-ф, разве мы не веселимся?

- Да ладно, ты же знаешь правила, не накуривайся больше меня! - пошутил он, протягивая руку.

- А что это за штука?

- Ну, это называется "Кладбищенский Штамм". Му-у-у-уха-ха-ха, - eго маниакальный голос был смешон.

- Нет, серьезно, что это? На вкус почти как плесень...

- Я не шучу, так оно называется.

- Что? Его так называют, потому что у него такой вкус, как будто что-то сдохло?

- Нет, на самом деле все немного серьезнее. Я предполагаю, что парень, выкурил немного больше, чем нужно. Он случайно опрокинул пепельницу, когда был без сознания... и ух! Весь его дом превратился в клубы дыма.

- Ты лжешь! - закричала Джесси, сильно ударив его по руке.

- Ой! Расслабься! Я серьезно. Я слышал, что, кроме нескольких фунтов, которые он продал до пожара, в ту ночь все превратилось в пепел. Несколько недель спустя в городе стали проверять тонны пожарных направо и налево. Все их анализы мочи были плохими. Оказывается, что следователь осмотрел дом и обнаружил проблему. Все пожарные, сражавшиеся с огнем, вдыхали обильное количество сильнодействующей ганджи. Это был весь гребаный дым от его заначки и фермы, которая унесла их выше, чем Хендрикс.

- Это безумие. У тебя действительно невероятный избыток бесполезной, но очень занимательной информации.

- Спасибо. Я думаю, что по большей части все это просто маркетинг, люди придумывают сумасшедшие названия для вещей, которые звучат забавно, обычно они не имеют ничего общего с продуктом. Я имею в виду, ты хочешь просто покурить немного травки? Или хочешь "покататься на чернично-пурпурном аттракционе"?

- То же самое, что и хэппи-мил, на самом деле они не продают еду под таким названием, скорее просто счастье, я думаю, - согласилась Джесси.

- Черт возьми, они правы. Эта концепция все еще каким-то образом вызывает у меня голод, хотя... либо это, либо травка, которую мы всегда курим...

- Ну, что ты скажешь, если мы тогда пойдем на вечеринку?

- Класс, но еще одну секунду.

Ноа наклонился, поднял бутылку "King Cobra"[6] с надгробия и стал допивать оставшуюся треть бутылки, пока не опустошил ее. Он небрежно бросил пустую бутылку перед собой, и она приземлилась рядом с относительно новым камнем. Он повернулся к нему и расстегнул молнию.

- Ноа, какого черта ты делаешь! Неужели у тебя нет ни капли уважения? – закричала Джесси от гнева.

- О, да ладно тебе, Джесс. Ты действительно думаешь... - он сделал паузу, на мгновение сосредоточившись на чтении названия надгробия, - что Эмили Блэк это волнует? Она на небесах или что-то в этом роде, больше не здесь... - сказал он, начиная заплетаться в словах.

Когда Ноа закончил, он обернулся и обнаружил, что Джесси оставила его.

Она мчалась обратно к воротам, менее чем удивленная выходками придурка Ноа.

- Эй, Джесс, подожди! Я просто прикалывался! - крикнул он, застегивая ширинку и пытаясь играть в догонялки.

Выставка тыкв была одним из самых ожидаемых и развлекательных мероприятий года в парке и зоопарке Роджера Уильямса.

Представьте себе сотни высоко детализированных тыкв, с оранжевой подсветкой внутри. Там были все – от Принца, Рена и Стимпи до Джорджа Буша и Гремлинов.

Это был идеальный баланс известности, переплетенной с ужасом. В нем воплотились все основные слэшеры – а также менее известные. Это была завораживающая экскурсия, заполненная парами и семьями, все они хотели стать частью неотразимой ауры Хэллоуина и жутких праздников.

Тропа, по которой вели людей, обычно была тропой зоопарка. Если бы вы пришли в нужное время, вы могли бы увидеть как животных, так и природу, смешанную с жуткими и пугающими украшениями. Это было излюбленное место местных жителей, поэтому парковка всегда была забита до отказа. Зрелище с Джеком-Фонарем было именно таким.

Каждый год после последней экскурсии все работники парка и смотрители зоопарка собирались вместе, чтобы устроить небольшую тусовку и побаловать животных какими-нибудь угощениями. Хуан работал в зоопарке чуть больше трех лет и знал, как проходят торжества. Это было похоже на рождественскую вечеринку, так как зоопарк на самом деле не работал в жестокие зимние месяцы.

Они выложились по полной, что-то вроде ежегодной вечеринки, чтобы сделать или сказать что-нибудь, а потом посмотреть, как сложатся карты. В прошлом году они сложились так, как Хуан мог только мечтать. После нескольких десятков рюмок группа была пьяна до беспамятства. В то время он был относительно новичком и рассматривался как интригующий товар среди его коллег-женщин.

Все были так опьянены, что трах был единственным разумным выходом оттуда, и, черт возьми, они это сделали. Он сел на Скамейку Макдональда рядом со страусами, и чрезмерно пьяная Изабель последовала за ним. Она шепталась и озорно болтала со своей подругой, Эвелин, большую часть вечера. Это казалось замечательным пьяным заговором, когда Эвелин последовала за ней всего несколько мгновений спустя.

Конечным результатом стал невероятно небрежный (но удовлетворительный) секс втроем, который произошел в пронизывающем холоде осеннего воздуха. Они сидели на нелепой скамейке в парке, пока птицы наблюдали за ними. На самом деле их было четверо, если считать пластиковую фигуру Рональда Макдональда в натуральную величину, прилепленную к поверхности скамейки рядом с ними. На самом деле он мало что мог сделать, но получил много петтинга.

Изабель и Эвелин снова были там, похоже, им действительно понравился новый парень, Марк. Это может просто не повториться, как в прошлый Хэллоуин, и, возможно, ему придется немного продумать стратегию этого раунда. Марк сейчас был наедине с ними, так что Хуан знал, что ему нужно быстро запереться и свалить, прежде чем они найдут новый вкус года. Обычно они оставляли тыквы зажженными, так что тропинка впереди жутко светилась, пока он был в пути.

Добравшись до ворот, он защелкнул громоздкий главный замок на большой цепи и захлопнул его.

- Теперь пришло время вернуться к сучкам, - прошептал он, глядя на свое барахло. - Правильно? - спросил он, задавая вопрос своему пенису, как будто ожидал, что он скажет что-то в ответ.

Разговор, который он вел сам с собой, был прерван криком, шедшим из вольера шимпанзе. Они начали яростно колотить и греметь стальным ограждением. Это не было чем-то совершенно необычным, но он все же подумал, что должен проверить их. Подойдя ближе к шимпанзе, он увидел массивную зловещую фигуру, маячившую в тени.

Фигура стояла прямо за пределами света тыкв-фонарей. Он предположил, что это, возможно, отставший от последней экскурсии, и медленно приблизился к нему.

Теперь шимпанзе сходили с ума, совершенно теряя рассудок.

Охваченные яростью, было легко понять, что их разозлило его присутствие.

Их вспененные рты издавали безумные звуки, а глаза наполнились яростью, в то время как их скрюченные пальцы вцепились в металлическое ограждение.

- Эй, чувак, последняя экскурсия закончилась около тридцати минут назад. С тобой еще кто-нибудь есть? - спросил он фигуру, ожидая ответа. После нескольких секунд тишины он попробовал еще раз. - Мне придется отвести тебя к воротам, мы никого не впускаем сюда в нерабочее время. Мы закрыты.

Хуан был довольно крепким парнем и чувствовал себя уверенно, когда дело касалось самообороны.

Несколько лет бокса в YMCA и необходимость пройти через все сложности жизни в Южном Провиденсе, которые с ним регулярно происходили в течение жизни, укрепили его. Если парень хотел помахаться, он будет рад его успокоить.

Он надеялся, что до этого не дойдет, но драка действительно могла привести к кровопролитию.

Он начал слышать что-то, ранее сбитый с толку возмущением шимпанзе, это было что-то странное. Сначала он не мог понять, что это было, пока не заметил, как грудь фигуры вздымается и опускается в такт звукам. Это было изможденное, прерывистое дыхание, похожее на хрипы старика.

- Эй, чувак, все в порядке? У тебя проблемы с дыханием?

Он подошел к нему, закончив свой вопрос, но только когда его глаза, наконец, привыкли к темноте, он смог разглядеть тревожные качества странного персонажа перед ним. Он сразу же понял, что совершил ошибку, геркулесовый, пропитанный кровью психопат не был тем, с кем он хотел бы вступить в бой.

Непокорность и шипение шимпанзе только усилились, когда Эдмон схватил Хуана за рубашку и заехал своим гигантским кулаком ему в нос. Когда его цель упала на землю, из его искривленного носа хлынула кровь, словно из крана. Эдмон обеими руками поднял оглушенное тело над головой и перебросил его через перила.

Он выполнил эту тяжелую задачу с легкостью, будто швырнул тряпичную куклу.

Тело Хуана приземлилось в грязь около четырех шимпанзе, и они сразу набросились на него. Один из них держал его, а другой обгладывал его руку. Когда она исчезла полностью в его пасти, от руки остались лишь большой палец и мизинец. Шимпанзе, уставший от ужасных стонов Хуана, схватил его за язык и поставил ногу на лоб Хуана. Он потянул его так сильно, что его бицепс напрягся, и по осеннему воздуху разнесся звук разрываемой мышцы. После дополнительного усилия влажное мясо отделилось от тела Хуана, наполнив его рот кровью, и обезьяна начала грызть его упругую мышцу. Немного прожевав, она проглотила ее.

Эдмон продолжал спокойно наблюдать, как они пожирают Хуана.

Каким-то образом он отбился от них и поднялся на ноги. Он закрыл свой рот и попытался сдержать огромное количество крови, которой захлебывался из-за того, что ему оторвали язык. Он пошатнулся, щеки у него были как у рыбы-фугу, а по подбородку стекала красная струйка.

Внезапно другой шимпанзе подошел к нему сзади и ударил его по яйцам. Удар был настолько сильным, что заставил его выплеснуть кровь изо рта и выплюнуть ее на своего противника. Это, казалось, только усилило волнение, когда от шимпанзе последовал еще один удар по яйцам, который заставил его наклониться вперед и упасть на колени.

Затем они разорвали его брюки, обнажив нижнюю часть тела.

Хотя речь Хуана была затруднена, он все еще пытался умолять их остановиться взглядом и неслышным бормотанием. Они ничего такого не сделали, вместо этого мать шимпанзе, казалось, привлекли его жалкие хнычущие звуки.

Она сокрушительно сжала его морщинистые яйца одной лапой, а вялый член – другой и потянула их в противоположных направлениях. Она вонзила свои грубые пальцы в мошонку Хуана и использовала острые кончики ногтей, чтобы создать отверстие в коже.

Когда потекла красная жижа, она засунула пальцы в его мошонку, увеличивая отверстие, которое создала. После минутного дерганья туда-сюда ее пальцы запутались в его семявыносящем протоке. Она яростно потянула за шнуры плоти, которые позволяли его яйцам болтаться почти двадцать четыре года. Теперь пути назад не было, его дни закончились.

Она вырвала все эякуляционные каналы вместе со всем, во что они впадали. Пока Хуан смотрел, парализованный болью, она заставила его член выглядеть намного проще, чем его яйца. Она не съела все сама, а отдала часть его яичек своим детям. Затем ее расстроенные дети быстро собрались вокруг нее, грациозно пожирая его половые органы.

Эдмон наблюдал, как один из тех, что поменьше, тащил Хуана за лицо, снимая с него кусок за куском кожу и плоть, пока не начали проступать намеки на лицевые кости. Он был либо уже мертв, либо слишком потрясен, чтобы как следует отреагировать.

Шимпанзе игриво натянул лоскут лица Хуана на свое собственное и попытался напугать других членов своей семьи. Казалось, что они разыгрывают друг с другом свой собственный маленький Хэллоуин. Они стали намного спокойнее с тех пор, как сожрали Хуана. Они были так полны радости, что больше почти ни о чем не думали.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ, ВЕРНЕМСЯ К СКАМЕЙКЕ РОНАЛЬДА МАКДОНАЛЬДА...

Худшие опасения Хуана сбылись. Пока его не было, Марк нашел путь к священному месту вместе с Изабель и Эвелин.

Так как его тело валялось в отключке и его член переваривался в животе детеныша шимпанзе, повторение прошлогодней ночи для Хуана было невозможно. Но Изабель и Эвелин еще даже не были посвящены в эти детали, а это как раз то, что может огорчить призрака.

Октябрьский воздух был прохладным, и они втроем яростно трахались, чтобы согреть друг друга. Обе девушки широко раздвинули ноги. Лицо Марка было спрятано между ног Изабель, в то время как Эвелин потирала свой клитор и наблюдала. Следующей должна была быть ее очередь, но она была единственной, у кого были открыты глаза - у нее и Рональда.

Их пыхтение и вздохи были настолько громкими, что никто из них не мог по-настоящему заметить дыхание и хлопанье лица Эдмона, пока не стало слишком поздно. Эвелин закричала так быстро и в таком страхе, что они даже не заметили, пока Эдмон не оказался над ними. Он ударил Изабель в трахею, положив конец страстным стонам, которые она так щедро извергала. Ее тонкая шея обмякла под его абсурдной властью. Кость позвоночника отломилась в сторону и заставила ее загорелую кожу подняться вверх, словно палатка. Ее голова откинулась назад и безвольно повисла за спинкой скамьи, медленно раскачиваясь взад-вперед.

Когда ее ноги всем весом опустились на плечи Марка, он на мгновение вырвал свое лицо из ее хватки и посмотрел вверх. Ему просто показалось, что она очень сильно откинулась назад, и это было последним, что он увидел перед смертью. Колоссальная рука Эдмона толкнула его затылок вперед и, используя свою ненормальную силу, он потер лицо Марка о ее влагалище. Садистское трение начинало разрушать ее половые губы и яростно расширяло ее отверстие.

Эдмон другой рукой оттянул губы Марка назад и изогнутой эмалью врезался в ее раздраженное розовое отверстие. Неандертальская агрессивность, проявленная Эдмоном, оставила после себя следы грязного натирания. Через несколько минут его грубая сила прорвалась прямо через вагинальную дорожку в ее задний проход, слив их в одну огромную зияющую дыру. Марк поперхнулся ее мясистой влагой, пока Эдмон удерживал его на месте. Машинное давление, которое он оказывал, заставляло области его черепа раскалываться, когда он пытался втиснуть его внутрь.

Несколько мгновений спустя новое вонючее пространство Изабель полностью поглотило весь череп Марка. Его разбитая голова была полностью погружена в ее нижнюю часть, так далеко, что клитор Изабель теперь устало покоился на его блестящей шее сзади.

Пока Рональд наблюдал (к счастью, единственным способом, который позволял его жесткий дизайн), голова Марка исчезла в новой дыре Изабель, и он дико извивался, как свежий червяк на крючке рыбака. Ему не потребовалось много времени, чтобы перестать двигаться, примерно столько, сколько Марк мог бы сдерживать дыхание при нырянии. Он умер среди запаха шлюхи, перекрывшего все остальные, задохнувшись от того, что он любил больше всего в жизни – от пиздятины.

Как только Эдмон почувствовал, что его пульс остановился, он посмотрел вниз на уничтоженную пару извращенцев, а затем снова на Рональда. Его психотический взгляд давил на пластиковую копию клоуна, как будто он ждал, что тот каким-то образом оживет, а затем Эдмон покончит с ним, как и с другими. Потребовалось еще несколько мгновений пристального изучения, прежде чем он, наконец, отвел бесполезный взгляд.

Эвелин все еще была совершенно голой, когда добралась до главных ворот.

Она должна была знать, что Хуана, вероятно, не будет там и что также была высокая вероятность того, что они уже заперты. Она истерично закричала, снова взбудоражив шимпанзе, которые были не слишком далеко.

Никого не было слышно, но она по глупости уступила свое место маньяку на свободе, выплеснув все свои страхи.

Она замолчала, понимая, что это не принесет ей никакой пользы, и побежала вниз по тропе. Она промчалась мимо медведей и экспонатов "Золотого льва", пока не добралась до секции "Мир адаптации". Она остановилась, чтобы передохнуть и оценить свое местоположение как раз в тот момент, когда добралась до "Драконов Комодо". Она стояла, запыхаясь, когда заметила, что драконы встревожены ее присутствием. Они громко зашипели на нее, более чем взволнованные ее приходом.

Она никогда не видела, чтобы они так реагировали, они обычно не были громкими существами по своей природе, но все же их шипение поднималось почти до оглушительной высоты. Пока она таращилась на рептилий, чья-то рука обхватила ее сзади за шею и оторвала от земли. Эдмон опустил ее вниз - позвоночником вперед - на каменистый бетонный выступ выставки и прислушался, как группа позвонков последовательно выскакивает.

Он бросил потрясенное тело Эвелин через стену, и она неуклюже приземлилась, первым делом ударившись левым плечом и шеей о твердую землю. Падение каким-то чудом не убило ее, но варан наверняка убьет. Они без колебаний набросились на необычное зрелище, отчаянно кусая ее искалеченное неподвижное тело. Каждый раз, когда крошечные острые зубы впивались в нее, она плакала. Она без конца кричала, пока они рвали ее на части, разрывая ее мягкие ткани.

Эдмон подумал об отсутствии милосердия у хладнокровных зверей, наблюдая, как они пожирают ее в омерзительной манере. Ее обнаженное тело быстро переходило в более красную изжеванную форму с каждым мгновением. Если бы он мог улыбнуться, то, возможно, улыбнулся бы.

Единственным положительным моментом для Эвелин было то, что она больше не чувствовала боли, которая разливалась вниз от плеч, но укусы, которые оторвали куски от ее лица, все еще были чрезвычайно мучительными. Она уставилась на Эдмона с золотой луной, подсвечивающей его точеную неуклюжую фигуру, удивляясь, почему все это дошло до этого. Она была на грани смерти и даже не трахнулась в ту ночь.

И Чаз, и Уинстон устали от отсутствия в их жизни "кисок". Мальчики их возраста не могут думать больше ни о чем. Ни один из них никогда не был достаточно способным или уверенным в себе, чтобы завести подружку, но эта часть не так уж и беспокоила их. Им нравилось просто проводить время друг с другом. Им не нужны были сами девушки, только их теплые влажные гнезда удовольствия. По крайней мере, так они это понимали...

"Пей пиво и бей педиков", - таков был их лозунг. Фраза, которую они любили повторять, чтобы люди знали: они самые крутые ребята.

Этим словом они называли не только геев, они также использовали этот термин, чтобы обозначить любого, кто был, по их мнению, лузером. Травля и преследование людей было их любимым занятием, помимо того, чтобы выбивать из них дерьмо.

Кроме того, некоторые из их других увлечений включали вандализм в исторических районах, взлом и уничтожение автомобилей, игра в "Mortal Kombat", убийство беспомощных животных, поджигание дерьма и, конечно же, обширные исследования и планирование массовых убийств...

Деструктивизм, ненависть, незрелость, идиотизм и вынужденное воздержание, вероятно, были словами, которые лучше всего описывали их. Хотя большинство слов были для них лестными. У них текли слюнки при мысли о знаменитых преступниках, подобных Дилану Клеболду и Эрику Харрису[7].

Они продолжали обсуждать фанатичную идею, восхищенно глядя на преступную пару, так же как другие подростки смотрят на своего любимого музыканта. Они пересмотрели бесконечные документальные фильмы о преступлениях, все доступные архивные кадры, и оба внимательно прочитали книгу Дейва Каллена "Колумбайн" на всякий случай.

Задача сделать так, чтобы это произошло, была не такой сложной, как это было бы для большинства подростков на их месте. Их уникальный одиночный образ жизни давал им возможность для анархии. Несколько тщательных договоренностей, и они найдут способ добраться туда. Они обретут дурную славу, как известные преступники до них, и будут жить поколениями, преследуя родителей; еще один болезненный и пугающий пример того, как обычные подростки выходят из-под контроля.

Отец Чаза был одержим наступлением Cудного Дня, поэтому он запасся арсеналом – который, казалось, был прямо из гребаного фильма Шварценеггера – в сарае для инструментов на заднем дворе. Эклектичная коллекция орудий убийства, парочка которых были в высшей степени незаконными. Это было не просто оружие, там было все: от мечей до кастетов, метательных ножей и сюрикенов. Просто мечта убийцы. Самое приятное было то, что весь тайник был заперт на один защелкивающийся замок. Пара болторезов, и они окажутся внутри этой сокровищницы в считанные секунды.

Поскольку Чаз разработал осуществимый план приобретения оружия, Уинстону было поручено изготовить бомбу. Он провел весь их второй курс, просматривая различные онлайн-уроки и "Кулинарные книги анархиста" (среди других версий популярного руководства по проблемам). Поначалу он делал самые разные штуки, но так же поступали и убийцы "Колумбайна". На самом деле бомба, которую они принесли в школу, была большой ошибкой, которая (к сожалению, в их глазах) в конечном итоге серьезно ограничила количество смертей.

Оглядываясь назад на все это тяжелое испытание, они чувствовали, что упущенная возможность удешевила все наследие.

Уинстон должен был позаботиться о том, чтобы их наследие не постигла та же участь.

Он очень усердно работал, чтобы это произошло. Всего за несколько недель до этого он попросил Чаза встретиться с ним в "Клубе Жуков". Это было старое ветхое здание в глуши.

"Клуб Жуков" был очень популярным баром еще в 70-е годы. Убогий интерьер заведения был чем-то вроде гигантского открытого убежища.

Раньше его использовали как место для перепихона пары свингеров. Место, где пара сексуально неразборчивых в связях женатых людей, которые хотели снова оживить обстановку, соединившись с другим дуэтом единомышленников за несколькими дорогими напитками.

В конце концов, религиозные типы в городе пронюхали об этом и бойкотировали бар. Смерть "Клуба Жуков" произошла в ответ на вопросы морали, исчерпывающе изложенные одержимым евангелическим населением... в основном потому, что людям надоело ездить так чертовски далеко ради странного секса...

"Клуб Жуков" был мертв. То есть мертв для всех, кроме Чаза и Уинстона.

Теперь он служил штаб-квартирой, где они обсуждали свое безумное будущее. Местом встречи для главного дела было тихое место, где они могли зафиксировать самих себя и свой извращенный процесс, приведший к резне. Так же, как делали их кумиры в своем подвале.

Они также использовали скрытую бетонную площадку за ним, чтобы протестировать свое оборудование. Обычно они по очереди стреляли из старого "Глока", который Чаз стащил из тайника своего отца, и одержимо обсуждали план. В сарае было так много предметов, что он знал, что пропажа одного устаревшего пистолета не вызовет подозрений у его фанатичного папаши. Они практиковались в стрельбе, целясь из единственного пистолета. Если другое оружие будет продолжать исчезать, это может поставить под угрозу целостность их операции. Когда начнется все дерьмо, это должно было стать чем-то вроде большого взрыва. Они бы полностью очистили сарай, все до последнего пистолетика.

Когда Чаз прибыл в "Клуб Жуков" он обнаружил, что Уинстон уже стреляет из пистолета на заднем дворе. За исключением того, что он быстро заметил, что Уинстон целился не в пустые бутылки из-под солодового ликера, как обычно. Вместо этого Чаз увидел Ринго, привязанного к бездействующему телефонному столбу на окраине леса за зданием. Ринго был собакой парня, с которым у них были разногласия.

Красивая бордер-колли, принадлежащая и любимая их одноклассником по имени Чарльз Бакли.

Когда Чаз остановил взгляд на щенке, его ненависть забурлила внутри.

Суть вражды заключалась в том, что Чарльз им не нравился по двум причинам. Во-первых, он был чернокожим, а во-вторых, пользовался популярностью у девушек. На самом деле единственной проблемой было то, что они были злостными расистами.

Хотя, конечно, они так не считали. Однажды они застали Чарльза врасплох по дороге домой с футбольной тренировки.

Они следили за ним в течение нескольких недель, чтобы проследить его маршрут.

Со временем они заметили, что Чарльз обычно срезал путь домой, что сокращало время его прогулки примерно на десять минут. Местность была пустынной и уединенной, идеально подходящей для того, что они задумали... Они видели, как он тащился по потрепанному пустому мосту, прежде чем столкнуться с железнодорожными путями примерно через полмили.

Это было идеальное место для засады, если таковое вообще существовало.

Обычно уединенный и безмятежный путь закончился нападением, когда Чаз ударил Чарльза сзади электрошокером. Они надели ему на голову мешок, прежде чем он смог стряхнуть с себя ошеломление и разглядеть их лица. Действуя слаженно, они привязали его к железнодорожным путям, для пущей убедительности ударив еще с полдюжины раз шокером.

От удара током его скованное тело дернулось, крики боли и ужаса разнеслись по проржавевшим рельсам на многие мили. Плевать на него, пинать по ребрам и выкрикивать оскорбления было недостаточно. Они хотели его смерти. Конечно, они могли бы убить его во время стрельбы или взрыва, которые планировали для школы, но это не было абсолютной неизбежностью. Дерьмо сходило с рук в таких ситуациях, и им нужно было знать, что он умер раньше них.

- Мы нашли способ, как подвезти тебя домой, ниггер, так что теперь тебе не придется идти пешком!

Чаз усмехнулся, указывая вниз по железной дороге, как будто приближался поезд.

- Да, бесплатно, Чак и Бак![8] Тебе больше не нужно беспокоиться о кратчайшем пути. Твоя черная пидорская задница в любую минуту превратится в груду ебаных кусочков, - добавил Уинстон.

На этот раз Уинстон пнул его в ребра еще сильнее, и они принялись безжалостно колотить его сверху донизу. Разбив ему губы и оставив на нем шишки, они оставили его умирать на рельсах. Избитый до крови, с мешком на голове – по их мнению, у Чарльза было мало вариантов. Поезда ходили примерно каждые четыре-пять часов, и большинство людей вообще не ходили по железной дороге, так что это было чудо, когда Наркоман Джим наткнулся на него.

Наркоман Джим, или Эн-Джей, как его называли дети в округе, был ходячей кульминацией. Над ним насмехалось стабильное ядро общества за его дьявольские замашки и множество следов, испещривших его руки. Он был отщепенцем, маргинальным игроком, нищим, дерьмовым и типично коварным бродягой. Человек, который давно потерял свои моральные качества, когда его мать передознулась метамфетамином и оставила его гнить в колыбели. Его искаженные принципы перешли от обычного социального человека к кому-то, кто существовал только для того, чтобы ставить себя на первое место.

Его злобу можно было разглядеть издалека. Масляные пятна на его плаще были почти такими же черными, как и его душа. Единственная святость в нем заключалась в его одежде; она была разорвана в клочья, как домашняя мебель, на которую напала собака. Его растянутая борода была грязной, но оказывала небольшую любезность, скрывая его гнилые зубы (которых у него осталось, может быть, всего пара штук) от любого, кто сталкивался с ним лицом к лицу.

Должно быть, он наслаждался одиночеством, которое обычно предоставлял ему этот район.

Совершив свое ограбление или насобирав милостыню достаточно, чтобы ему хватило на дозу, он ширялся и отключался на опушке леса. Железная дорога была его любимым местом, где можно было ширнуться – обстоятельство, которое Чаз и Уинстон не могли предвидеть.

В обычный день Наркоман Джим просто сидел бы, наблюдая, как разлетаются части тела, но в тот день в нем что-то изменилось. Может быть, Чарльз немного напомнил ему его собственную историю, о которой ему рассказывали. Когда его оставили умирать в колыбели, после того как сердце его матери остановилось, он был беспомощен. Потребовался кто-то другой, чтобы спасти его. Потребовалась доброта незнакомца, чтобы спасти его. Потребовалась жалость незнакомца к его положению, чтобы вытащить его из пучины отчаяния.

Если бы не этот отзывчивый незнакомец, он бы сейчас не жил, как животное, злоупотребляя наркотиками. Он чувствовал это, в то утро в нем созрела какая-то странность. Он хотел сделать что-то настолько необычное, что даже сам себя немного шокировал. Он хотел сделать доброе дело... но не просто по доброте душевной и уж точно не бесплатно.

Он сказал Чарльзу, что тот должен будет дать ему денег на еще одну дозу, если ему нужна помощь. Он быстро отредактировал первоначальное предложение и вместо этого попросил сорок баксов, достаточно для еще ДВУХ доз. Чарльз мог сказать, что слова исходили от кого-то другого, по старческому хриплому оттенку и просто полному поражению в голосе Наркомана Джима. Он согласился на эгоистичные условия и впоследствии был развязан. Чарльз достал деньги из бумажника и заплатил Наркоману Джиму, как и обещал. Они больше никогда не говорили об этом инциденте.

Чаз, наконец, очнулся от своего путешествия по аллее воспоминаний, недовольно скрипя зубами. Хотя попытка убийства Чарльза Бакли прошла не совсем так, как планировалось, они были уверены, что в следующий раз им повезет больше.

В день расплаты они сначала зайдут в его класс, но сейчас, по крайней мере, у них была его собака. Чаз почувствовал утешение в этом, когда приблизился к своему напарнику.

Уинстон только что закончил стрелять, и пуля попала собаке в заднюю часть ноги, полностью отстрелив ее от тела. Она лежала в полушаге от Ринго, который теперь скулил на земле от боли.

- У ниггера теперь трехногая собака, - хихикнул Чаз, как будто жизнь животного абсолютно ничего не значила.

Уинстон посмотрел на него, положив пистолет на обшарпанный барный стул рядом с ним.

- Я не для этого позвал тебя сюда, - ответил Уинстон, приближаясь к раненой собаке.

Он открыл запертую дверь полуразвалившегося сарая в нескольких ярдах от того места, где лежал Ринго. Открыв дверь с ободранной краской, он схватился за ручку металлической тележки. Осторожно вытащил то, что явно было устрашающим самодельным взрывным устройством с обратным отсчетом времени, который был установлен на "десять".

Прежде чем отойти, он поместил бомбу между Ринго и его недавно отсоединенной конечностью и жестом велел Чазу быстро присоединиться к нему в "Клубе Жуков". Они проскользнули внутрь через выбитую дверную раму снаружи давнего обветшалого здания, и Уинстон достал пульт дистанционного управления из внутреннего кармана куртки. Он осторожно надавил на желтую кнопку в центре переключателя, и радостная вибрация отразилась на его лице.

Они были достаточно далеко, чтобы наблюдать, как часы начинают обратный отсчет, оба молча стояли, ожидая, когда он дойдет до нуля.

- Забудь о трехногой собаке, через несколько секунд у него не будет гребаной собаки, - прошептал Уинстон, нарушая тишину.

Когда время истекло, бомба взорвалась, и собачьи кишки разлетелись по всей парковке. Взрыв был настолько мощным, что телефонный столб раскололся и рухнул навзничь в лес. На бетонной площадке бомба оставила треснувший фундамент и кратер размером с фургон "Фольксваген". Они оба обрадовались и обнялись - такую радость можно наблюдать, когда ваша любимая футбольная команда забила тачдаун.

Как только пыль осела и первоначальное возбуждение от взрыва улеглось, Уинстон стал чрезвычайно серьезным. Он посмотрел на все еще дымящиеся повреждения на заднем дворе и заговорил вслух, но Чазу показалось, что то, что говорил Уинстон, шло из него самого.

- Теперь я просто обязан сделать то же самое примерно в двадцать раз больше, - сказал Уинстон с методичной ухмылкой, сморщившей его кожу.

Они оба были преданы делу на сто процентов. Они знали, что сделают это, но прежде чем они начнут, им нужно было выполнить одну особенно важную вещь. План не мог быть приведен в действие, пока они не уберут одну острую и воспалительную занозу, которая мучила их обоих.

Им нужно было намочить свои члены.

Единственное, чего они совершенно не хотели, ни при каких обстоятельствах – они не хотели умереть девственниками. Не хотели, чтобы люди запятнали их жуткое наследие заявлениями о том, что они просто пара отвратительных педиков.

Нет, они должны были запомниться соответствующим образом за их подражание.

Не будь у них яиц, они, несомненно, вступили бы в "Инцел-движение"[9]. Суть их заговора была намного серьезнее, чем эта чушь, их девственность только замутнила бы воду. Они хотели прославиться.

Учитывая сложность их занятий, которые были в самом разгаре, у них не было времени или терпения, чтобы ухаживать за несколькими девочками. Они решили, что лучший способ выполнить эту задачу – провернуть еще одно дельце до казни. Они думали об этом с лета и решили, что Неформальный Скелет будет идеальным местом. Поскольку ни одна здравомыслящая девушка в здравом уме не легла бы добровольно с ними в постель, им придется прибегнуть к крайнему решению: НАКАЧАТЬ ВСЕХ НАРКОТИКАМИ!

План состоял в том, чтобы проникнуть в школу перед танцами, а затем подмешать наркотики в напитки на вечеринке. Они сосредоточились на слежке за учительницей рисования, мисс Мелло. Она отвечала за организацию школьных собраний в средней школе Бенд-Брук, которые, конечно же, включали в себя Неформальный Скелет. После нескольких недель сосредоточенного наблюдения и подслушивания они обнаружили, что напитки для мероприятия уже куплены и хранятся в холодильнике кафетерия.

Они легко их нашли, вломившись туда. На холодильнике буквально были бумажные таблички с маркерами на многочисленных кувшинах с пуншем, на которых было написано: "Неформальный Скелет". Почерк был им знаком, особенно "ф" в "неформальный", так как парочка видела, как мисс Мелло много раз ставила им такие оценки.

По причинам, которые были им непонятны, буквы "ф" мисс Мелло всегда были строчными. Они отличались от остальных двоек, которые им ставили другие учителя. Часто, когда им не удавалось завершить рисунок или проект, она просто протягивала им чистый лист бумаги с гигантской буквой "F" на нем. Их отсутствие тяжелой работы начинало как-то окупаться...

Они выбрали "Рогипнол", потому что это был единственный препарат для изнасилования, доступный им. У Чаза было множество связей с дилерами, но они, как правило, продавали дерьмо более развлекательного характера. Цена была приемлема даже при том количестве выпивки, которое они должны были испортить. У дилера он был как в таблетках, так и в жидкой форме, и они выбрали жидкость, потому что это было более практично.

"Рогипнол" в любом случае был бы их единственным выбором. Он был без вкуса и запаха, а это означало, что никто ничего не заметит.

Кроме этого, у "Рогипнола" было гораздо более медленное всасывание в кровь. Требовалось около тридцати минут, чтобы он подействовал, в то время как GHB начинал действовать через пятнадцать минут, а "Особый K" вырубал почти мгновенно.

Это было важно для них, так как они хотели иметь возможность выбора. Если бы одна девушка выпила и упала на пол спустя минуту, люди быстро сообразили бы и перестали пить, что привело бы к более ограниченному выбору или, возможно, вообще уничтожило бы их шансы. Но с "Рогипнолом" они будут прохлаждаться по крайней мере полчаса, у них будет достаточно времени, чтобы понаблюдать, у кого был шанс проглотить напиток.

Как только выберут жертву (они решили изнасиловать одну девушку, поскольку похищение двух было бы слишком рискованным), они продолжат действовать по плану. Они даже составили список лучших девочек, которые, как они надеялись, попадут под действие наркотиков. Они исследовали весь женский класс в течение нескольких недель, прежде чем в конечном итоге ранжировать и оценить их. Они верили, что это облегчит принятие решения, когда наконец придет время. Они определили время проведения мероприятия, а также записали имена тех, кого не было в их списке, кого они видели пьющими, на случай если им придется сделать замену в последнюю секунду.

После того как победительница выпьет, они дождутся, когда ей станет плохо. Их знания и исследования на эту тему показывали, что большинство девушек, употребивших наркотики, как только почувствуют эффект, сразу направятся в туалет. Ни одна девушка не хотела бы проблеваться перед всеми учениками, особенно на вечеринке.

Поначалу казалось уместным, что Чаз и Уинстон будут одеты как их любимый дуэт школьных убийц. Если кто-нибудь спросит, кто они такие, они планировали сказать, что они персонажи из "Матрицы". Насколько они презирали это глупое сравнение, настолько оно могло быть существенной ложью. Той, которая все еще позволяла им проявлять творческий подход, а также нагло предвещала будущие убийства, к которым они стремились.

Они спрятали отдельный комплект разных костюмов в одном из вентиляционных каналов в мужском туалете. Эти костюмы больше подходили для того, чтобы полностью скрыть их личность, поскольку они закрывали как лицо, так и тело.

Уинстон предложил Берта и Эрни[10], на чем они в конечном итоге остановились, потому что им казалось, что они наименее подозрительны.

Они предположили, что жертва с большей вероятностью испытает доверие к персонажам, взятым непосредственно из их детства. Кроме того, они были неоднозначны в плане гендерного определения, так что это не выглядело бы странно, что они направляются в женский туалет, если бы никто не видел, как они выходили из мужского ранее...

Как только они определили свою цель, оставалось только незаметно переодеться и надеяться, что госпожа удача будет на их стороне. Выходная дверь, которой они планировали воспользоваться, находилась в задней части женского туалета, который был соединен с раздевалкой для девочек. Они рассматривали это как приятное удобство.

Раздевалки всегда служили туалетами во время больших мероприятий, проводимых в спортзале. Имея это в виду, они разработали стратегию вывода.

Самым приятным аспектом использования этого пути для похищения было то, что выход вел прямо в задний гараж. Их машина будет ждать неподалеку снаружи, но тщательно спрятана от чужих глаз. Как только они вырубят ее, они привезут ее в какое-нибудь милое и тихое место. Место, где многие авангардные романы зарождались задолго до того, как они родились. Они отвезут ее на свою мерзкую, безумную игровую площадку: "Клуб Жуков".

Они будут по очереди насиловать ее обмякшее тело там, среди мусора, поломанной мебели и насекомых. Как только они станут мужчинами и сорвут с себя пресловутую личину, они смогут приблизиться к своему окончательному плану убийства. И это единственная причина, по которой они не станут убивать девушку. Они пока не могли раскрыть себя, шлюха умрет... только не так.

Потом, когда им надоест ее трахать, они бросят ее в багажник и вернутся в школу. Дальше по улице была пекарня, на заднем дворе которой стоял большой мусорный контейнер. Они могли бы выбросить ее туда, как мусор, которым она была. Существовала вероятность, что она даже может быть настолько смущена, проснувшись в мусоре, что вообще выбросит все воспоминания из своего одурманенного сознания.

Им казалось, что этот план идеален. В конце концов, их могли заподозрить в том одурманивании всей школы из-за их плохой репутации, но властям потребуется время, чтобы собрать все воедино. В попытке продлить это развитие событий, чтобы отвести от себя подозрения, они планировали выпить немного пунша после этого и отключиться рядом со спортзалом, чтобы случайно смешаться, когда закончат. Но им пришлось бы действовать осторожно и продолжать оценивать состояние танцев и то, как они разворачиваются. Они даже не могли знать наверняка, будет ли вечеринка продолжаться до позднего вечера. Будет ли она закрыта или нет, зависело от того, решат ли они списать все на детей под наркотиками. Если бы они могли вернуться на территорию школы, никем не замеченные, и незаметно раствориться на месте происшествия, то их бы свалили в одну кучу с жертвами. Естественно, подобное достижение поможет подавить естественное подозрение, которое они, несомненно, вызовут, когда люди начнут выяснять, кто, черт возьми, мог накачать наркотиками всю школу. В любом случае это не имело большого значения, всего через неделю они все будут слишком мертвы, чтобы что-то изменить.

Пулей, лезвием или бомбой – они все разлетятся на куски. Каждый из них до последнего станет просто примечанием к их ужасной истории. Щепотка лишней мочи в мочевом пузыре их легенды, которая поможет вытолкнуть струю немного дальше, чем остальные разгульные убийцы в их извращенном соревновании по писанию.

Как только они получат "киску", останется только завершить план.

Лейси рылась в шкафах в поисках того, что ей никак не удавалось сейчас найти.

- Где он, черт возьми? - пробормотала она, раздраженно отодвигая в сторону небрежно разложенное содержимое шкафа.

- Лейси, пожалуйста, пожалуйста! Мы голодные! – заскулил Джек за дверью кухни.

- Если не вернешься в подвал вместе к остальным детям, никто ничего не получит. Либо будете слушать меня, либо я выключу фильм.

Юный Джек побежал прочь по коридору, волоча за собой по ковру концы костюма Тигры. Лейси услышала, как неприятный топот его ног отдалился от нее. Затем он смешался с жуткой музыкой и звуками фильма о монстрах, когда Джек ушел вниз, на детскую вечеринку в подвале.

- Слава Богу, - пробормотала Лейси, выуживая телефон из сумочки.

Нажав несколько кнопок, она поднесла телефон к уху и подождала, пока пройдут гудки.

- Эй, как дела, детка? - cексуальный голос Дэнни был музыкой для ее ушей.

- Привет, милый! Извини, что беспокою тебя, но я сейчас на кухне, и мне отчаянно нужна помощь моего сильного мужчины, - сказала она своим лучшим соблазнительным голосом.

- Все что угодно для моей принцессы.

- Ты не знаешь, у нас есть попкорн?

- Попкорн? Тебе не нужен попкорн, просто подожди еще немного, детка, и я дам тебе кое-что вкусное и соленое, когда вернусь домой.

- Хорошо, только это не звучит сексуально...

- Что, почему?

- Дэнни, когда ты так говоришь, это звучит... это просто звучит отвратительно.

- Господи, что заползло тебе в задницу?

- Просто эти дети...

- Фу, что?

- Не буквально, придурок, я говорю, что эти чертовы дети просто не заткнутся, если я не найду им гребаный попкорн.

- Ты сама решила устроить детский сад дома. Все родители этих детей развлекаются, и посмотри на себя. Застряла дома на Хэллоуин, помешанная на попкорне. Ты могла бы поиздеваться надо мной, но вместо этого торчишь там, пытаясь успокоить кучу аутичных придурков.

- Ты знаешь, мне наплевать на Хэллоуин, я фанатка Рождества, для меня это просто еще один день. Кроме того, одному из нас нужно заработать немного денег. Как еще я смогу заплатить за эти новые сиськи, с которыми тебе так нравится играть?

- Ладно, хорошая мысль. Вот что я тебе скажу, я позволю тебе продолжать, черт возьми, даже расширить свои услуги, если ты пообещаешь перейти на секс втроем в следующем году. Как тебе это?

- Дэнни, где гребаный попкорн?

- Верхний правый шкафчик над плитой.

- До свидания.

Она повесила трубку с усталым выражением лица, устав от его дерьма, а затем немедленно проверила шкафчик над плитой. Одинокая приоткрытая коробка с Орвиллом Реденбахером позволила ей вздохнуть с облегчением. Ни один старый придурок еще никогда не доставлял ей такого удовольствия, как Орвилл в тот момент.

Заглянув в коробку, она заметила, что там остался один-единственный пакет с попкорном для приготовления в микроволновке. Еще один вздох облегчения; одного было достаточно, чтобы подавить гипербезумие несовершеннолетних сорванцов. Она нажала кнопку на нижней панели микроволновой печи и открыла дверцу. Развернула попкорн и медленно набрала две минуты и тридцать секунд.

Когда она закрыла дверцу и нажала кнопку "Пуск", ее охватило ужасное чувство. Как будто с кем-то из ее семьи случилось что-то ужасное. Она не знала, что и как, но чувствовала это. Или знала? Это чувство начало искажаться внутри нее, это было чувство тошноты, но она не была уверена из-за чего. Чем больше она думала об этом, тем больше понимала, что дело не в семье, а в ней самой. Ей казалось, что кто-то наблюдает за ней...

Она развернулась так быстро, как могла, стремясь развеять это чувство, только для того чтобы вместо этого подтвердить свои ощущения. Там стоял OH во всей своей унизительной красе, самое злобное, мерзкое создание Бога, покрытое кровью, рвотой и дерьмом, как будто это была часть его кожи - Эдмон Блэк.

Лейси была загнана в угол, и ее инстинктивная внутренняя реакция немедленно переключила ее в режим выживания. Она ни на секунду не поверила, что это розыгрыш или шутка, все внутри нее кричало, что она в серьезной опасности и стремительный побег – ее единственный шанс выжить.

Сначала она подумала о том, чтобы выпрыгнуть из окна позади нее, но оно было только приоткрыто. Она знала, что он схватит ее в свои объятия прежде, чем она сможет открыть его достаточно широко. У нее не было другой альтернативы, кроме как кинуться за ножом. Лейси извлекла его из деревянного блока и подняла с впечатляющей скоростью, у нее не было недостатка в сообразительности или ловкости, но когда дело дошло до грубой силы, она не выдержала против Эдмона Блэка.

Когда она нацелилась на смертельный удар, вонзив толстое лезвие ему в сердце, рука Эдмона взметнулась вверх и положила этому конец. Его выпуклые пальцы обернулись вокруг ее запястья, и он согнул его назад и переломил пополам.

Правая сторона сломанной конечности свисала с ее предплечья, изливая горячую кровь. Она все еще сжимала нож, и тот крутился в воздухе, держась лишь за пару дюймов кожи, которая еще не была разорвана.

Она хотела закричать, но не успела, когда рука Эдмона нашла ее шею. Он яростно нанес удар своим лысеющим скальпом ей в голову, широко раскроив ей лицо и выбив несколько зубов изо рта на пол. Она отшатнулась назад, сбив спокойно ухмыляющегося Джека-фонаря на черно-белую кухонную плитку.

Пока Лейси пыталась сориентироваться, глядя вперед на глупую тыкву, ухмыляющуюся в тот самый момент, весь воздух покинул ее легкие. Чудовищная нога Эдмона покрыла большую часть ее крошечных трещащих позвонков. Когда ботинок Эдмона опустился, по мере того как он опускался вниз, его барабанные перепонки заполнили звуки разрывающихся и лопающихся частей туловища Лейси. Он осторожно нагнулся, удерживая ее прижатой ногой и схватил ее за череп с каждой стороны своими немилосердными руками.

Он вонзил пальцы под каждую сторону ее челюсти и усилил хватку до такой степени, что то, за что он схватился, сломалось раньше, чем он усилил хватку.

Слезы хлынули вместе с кровью, хлынувшей из дырочек в деснах Лейси там, где раньше были ее рот и зубы. Когда давление усилилось, она, наконец, нашла время закричать, но ее крики были прерваны разрывом ткани на шее. Когда показался ее внутренний воротник из плоти, Эдмон еще глубже погрузил пальцы в недавно обнаженные мышцы и артерии. Он рассеянно уставился на плоть, расходящуюся в ее вырезе, и почувствовал, как по его телу разлился ликующий прилив адреналина. Некоторые люди обретали сверхчеловеческую силу, пытаясь спасти жизнь, у Эдмона же это случалось только при попытке отнять ее.

Он надавил на ее опустошенный позвоночник, каким-то образом найдя способ сделать себя еще тяжелее, и приготовился к последнему рывку.

Душа Лейси скорбела о ее злодеяниях на Земле, чувствуя, как жизнь ускользает вместе с разрывом ее яремной вены. Пурпурная трубка плюхнулась вниз, как вялый член, когда Эдмон изменил позу, поставив пятку на ее обнаженный позвоночник. Он крутился слева направо, все еще надавливая, проламываясь сквозь плотную кость и пробиваясь сквозь оставшуюся часть мускулов. Вниз посыпался кровавый серпантин, когда он сделал голову и тело Лейси независимыми друг от друга.

Как раз в тот момент, когда Эдмон завершил ее обезглавливание голыми руками, хлопанье ядер подошло к концу, и оцифрованный звуковой сигнал символизировал, что попкорн готов. Он крепко обнял ее за голову, испытывая странное утешение, чувствуя, как застывают подергивающиеся черты лица. Она была похожа на киборга, у которого произошло короткое замыкание.

Он уставился на массивный надутый пакет с попкорном через окно микроволновой печи и попытался вспомнить, как она использовала устройство несколько мгновений назад. Он нажал нижнюю кнопку, и дверь распахнулась, слегка напугав его. Он вытащил дымящийся пакет с маслянистым добром и бросил его на пол. Желтые взорванные ядра выплеснулись в лужу крови, которая все еще увеличивалась от быстрой кровопотери обезглавленного тела.

Он положил ее голову в ящик в центре прозрачного стеклянного покрытия. Меланхоличная беззубая ухмылка, которая была последним, что осталось на ее лице, затем затмилась закрывшейся дверцей микроволновой печи. Эдмон видел, что завести устройство было легко, но он не умел пользоваться даже туалетом, не говоря уже об электронике.

Посмотрев на нее достаточно долго, он просто надавил на цифровую клавиатуру своей окровавленной рукой, и каким-то образом, по странности Самайна, микроволновка начала готовить. Через несколько секунд кровь и плоть, подвергнутые воздействию микроволновой печи, начали потрескивать и хлопать, как при добавлении молока в огромную миску рисовых хлопьев. Эдмон изучал вертящуюся голову, пока глазные яблоки раздувались и вылезали из орбит, зная, что его работа еще далека от завершения.

Джек двигал ртом, ориентируясь в прохладной воде в огромном ведре, как только мог. Его передние зубы закончили пробиваться за несколько недель до этого, и ему не терпелось воспользоваться ими и поймать одно из красных яблок, которые уже ускользнули от Крисси, Мелвина и Сары Ли.

- Да ладно, Джек, ты никогда его не поймаешь! Ты занимаешься этим уже почти час, - захныкала Сара Ли.

- Да, а что насчет попкорна? - добавил Мелвин.

Эта мысль вновь пришла ему в голову с глубоким потрясением. Нырки за яблоками отвлекли его до такой степени, что он почти забыл обо всем. Этой мысли было достаточно, чтобы он приостановил свою деятельность и возобновил поиски попкорна, позволив им перекусить и расслабиться на диване.

- Хорошо, хорошо, я схожу за ним, - согласился Джек, поднимаясь на ноги и снова направляясь к лестнице.

- Ты и в прошлый раз так говорил! Больше никаких оправданий! - прошипела Крисси, чуть не сбросив длинную черную шляпу с головы.

- Это не так просто, как ты думаешь. Ты должна быть ведьмой, но если хочешь увидеть настоящую ведьму, тогда пойдем со мной наверх, - oн подождал мгновение, чтобы посмотреть, на ее реакцию. - Вот так-то.

Он повернулся к ним спиной, распахнул дверь и закрыл ее за собой. Он начал карабкаться вверх по лестнице, как и следовало ожидать от Тигры. Оказавшись наверху, он прекратил кривляния и помчался по коридору, крича:

- Лейси-и-и-и!

Когда он добрался до дверного проема кухни, он затормозил и оперся о дверной косяк, чтобы сохранить равновесие. Его глаза расширились донельзя, пока он переваривал отвратительное зрелище, находившееся на полу.

Обезглавленный труп Лейси, река крови, мокрый попкорн, съеживающийся при соприкосновении с ее телесными жидкостями.

Он был шокирован, но все это казалось ему какой-то шуткой. Лейси, вероятно, просто разозлилась на него и решила отомстить за все нытье, которым он занимался раньше. На самом деле она не пострадала. В его шестилетнем сознании все это было просто какой-то замысловатой шуткой, чтобы преподать ему урок.

Он небрежно вошел в центр бардака.

- Хорошо! Я вижу, наконец-то готов попкорн! Ты и так задержалась! - крикнул он, наклоняясь и поднимая пригоршню неестественно розовой закуски.

Он бросил его в рот, все еще веря, что это не может быть правдой, с отвращением. Как только он подошел ближе, звуки лопающейся и шипящей плоти привлекли его внимание, как раз в тот момент, когда странный аромат, похожий на запах свинины, начал переполнять его чувства.

Он обратил свое внимание на работающую микроволновую печь позади него.

- Что ты готовишь, Лейси? Попкорн уже готов...

Как только слова слетели с губ Джека, он получил ответ; внутри микроволновки лежала все еще кружащаяся голова Лейси. Tа работала уже несколько минут, и глазные яблоки были выпучены до предела. Она сделала последний круг, прежде чем они взорвались, как пара крошечных вулканов, извергающих лавоподобный суп из тушеной роговицы. Каша из человеческих глаз облепила все окно, скрыв все, что находилось внутри.

Джек по-девичьи взвизгнул, побежал в другую сторону и столкнулся с Эдмоном, который зловеще наблюдал за его реакцией. Его крошечное тельце доходило Эдмону только до бедра. Он отскочил от него и упал обратно в суп из крови и попкорна.

Прежде чем он успел заплакать, нога Эдмона опустилась ему на живот. Лицо Джека покраснело, пока он боролся и извивался. Когда чудовищный каблук сильно надавил ему на живот, содержимое, которое он положил туда ранее той ночью, поднялось вверх.

Пенящаяся рвота представляла собой смесь непереваренной кукурузной карамели, яблочного сока, мясного рулета и крови. Она взлетела вверх, приземлившись на его нос и глаза. Комковатое месиво расплескалось по всему его лицу, когда он почувствовал, как защемило в кишечнике и мочевом пузыре.

Эдмон переставил ногу и снова надавил на его брюшную полость. Этот второй шаг сработал в противоположном направлении, вместо рвоты он теперь буквально выжимал дерьмо из мальчика. Черная жижа пропитала заднюю часть его костюма Тигры. Когда его кишки сжались и кишечник сдался, корчение и тошнота прекратились.

Эдмон убрал ботинок с провалившегося живота Джека и взялся за измазанный дерьмом окровавленный хвост его мягкого костюма. Он потащил бесчувственное тело Джека по коридору, оставляя за собой зловонный след тьмы и отпечаток смерти. Он остановился на верхней площадке лестницы и застыл, глядя вниз на дверь подвала, где раздавались звуки отвратительного саундтрека.

Эдмон поднял поникшее тело Джека за ноги и швырнул его, как кнут, вниз по лестнице. Инерция его тела взорвалась сквозь хлипкую раму, разбросав повсюду шквал щепок и осколков.

Деревянное конфетти неожиданно разлетелось по всем детям, которые безмятежно сидели на диване. Раздались крики. Они хотели что-то сказать и спросить, все ли с Джеком в порядке, но им не позволила истерика.

Когда массивные запекшиеся ботинки спустились по ступенькам, высота их криков только возросла. Когда Эдмон прокрался в игровую комнату, дети рассредоточились. Сара Ли спряталась за стиральной машиной, а Мелвин держался на расстоянии в дальнем конце трехместного дивана.

Крисси так испугалась, когда увидела маньяка, что сделала смелую попытку проскользнуть мимо него, прежде чем он устроился внизу. Это было ее последней ошибкой, так как покрытый тонкой пленкой кулак Эдмона сильно врезался в ее неразвитое плечо. От удара сустав вывихнулся, оставив конец, который прижался к ее коже и повалил ее на холодную землю. Эдмон прилепил свою подошву на ее миниатюрный таз и прижал ее свежеискалеченное тело.

- Пожалуйста, мистер, мне очень жаль! Пожалуйста, пожалуйста, просто отпустите! Отпустите меня! – взревела она, когда он мертвой хваткой вцепился в каждую ее икру.

Эдмон начал грубо закручивать ее бедра и впадины на бедрах, совершая вращения, которые не допускала нормальная человеческая анатомия. Когда ее суставы изменили направление и резко щелкнули, он начал дергать вверх, а перепуганные дети смотрели на это в абсолютном ужасе. Но они были не единственными, кто наблюдал...

Сквозь слой жуткой паутины и заплесневелого, покрытого туманом стекла наблюдала еще одна пара глаз. Это были глаза, которые не выражали отвращение из-за разрушения и порочности. Это были не осуждающие глаза. Они блестели от другого рода эмоций - почти дьявольских. Они смотрели с мрачным задумчивым экстазом. Когда Эдмон снова потянул, бессердечно выдергивая ногу девочки из ее дрожащего таза, они увидели все, о чем они мечтали в ту ночь. Это были глаза Хершела Хьюза.

Хершел энергично погладил свой покрытый венами член, когда девочка перешла в оцепенелое состояние контузии. Он наблюдал за Эдмоном с внешней стороны дома, когда тот оторвал вторую конечность. Эдмон переключил свое внимание с безногого ребенка перед ним на ошеломленного мальчика, все еще пытающегося спрятаться за диваном.

Он швырнул одну из долговязых конечностей в Мелвина. Окровавленная культя ударила его сбоку по лицу и сбила с ног. У него слетели очки, поцарапав пол в углу, и он начал беззащитно ощупывать бетон.

Он и близко не был к тому, чтобы найти их, когда Эдмон использовал другую красную протекающую ногу и начал лихорадочно вонзать ее в его тело. При каждом жестоком соединении сломанный костяной наконечник врезался ему в лицо, сначала разорвав его щеки в клочья, а затем проделав зияющие дыры в его лице.

Дико брызнула кровь, которая даже попала в окно, за которым Хершел прятался снаружи. Это создало в красной комнате своего рода ауру, которая выглядела, как съемки снафф-фильма, но это было еще лучше; он смотрел его вживую. Безжалостные удары мяса девочки о мясо мальчика были сродни натуральной "Виагрe". Он дрочил свой член в унисон с каждым ударом Эдмона. Чем ближе лицо Мелвина становилось к состоянию сырого гамбургера, тем ближе он подходил к кульминации.

Внезапно он взорвался, как пожарный гидрант, который только что отвинтили.

Выстрелы комковатой спермы заполнили латексную резину "Магнум" на его члене до такой степени, что она почти залила его сверху. Он специально надевал презерватив, чтобы не оставить свою ДНК. Ему было так весело, но он знал, что ему все еще нужно убедиться, что он не ставит под угрозу будущее. Когда Хершел пришел в себя, он засунул член обратно в боксерские трусы и застегнул ширинку. Небольшая капля спермы размазалась по кончику его указательного пальца, и он засунул его в рот и облизал дочиста.

Эдмон наконец отпустил изуродованную ногу Крисси. Мелвин давно перестал дышать, но Эдмон не хотел останавливаться, пока не изуродует его.

Любой обычный человек был бы истощен и измучен после такого жестокого избиения, но Эдмон мог думать только о том, что будет дальше.

Сара Ли наконец нашла в себе мужество убежать, она наблюдала за садистской трепкой, и хотя ее разум кричал ей бежать, ее тело просто не желало сотрудничать. Поскольку ее действия снова стали контролируемыми, она выбежала из-за стиральной машины, через разрушенный дверной проем.

Когда ее первая нога достигла ступеньки, она соскользнула. Она оглянулась и увидела, что Эдмон крадется к ней все ближе. Ужас ошеломил ее, когда она встала на ноги, его уверенные шаги приземлились на бетонный пол всего в нескольких ярдах от нее.

Она взбежала по лестнице и не смогла удержаться, чтобы снова не оглянуться, когда увидела, как его ужасный хмурый взгляд просачивается из темноты у подножия лестницы.

Хлопающее мясо его омерзительного отсутствия нижней челюсти безумно шевелилось, и когда она отстранилась от него, изображение исчезло, но звуки все еще оставались.

Для Сары Ли прятаться не имело смысла, хотя она наслаждалась хорошей игрой в прятки, как и любой ребенок, но играть в нее с развратным сумасшедшим не казалось ей чем-то веселым. Она знала, что если хочет жить, то входная дверь – это ее единственный шанс. Она пробралась по коридору и схватилась за ручку, стараясь не закричать.

Когда дверь распахнулась, она оказалась лицом к лицу с мужчиной, которого никогда раньше не видела. Он выглядел достаточно нормально, чтобы, возможно, помочь ей, но выражение его глаз говорило совсем о другом. Чему он радуется? – задумалась Сара Ли, когда время, казалось, замедлилось для нее.

Ее взгляд скользнул ниже, к его раздутым штанам и серебряному зазубренному лезвию, которое мерцало перед ними. Она не утруждала себя просьбой о помощи.

Джесси шла рядом с Ноа, все еще немного встревоженная его детской глупостью. Справление нужды на могилу было, пожалуй, самой грубой выходкой, которую он проделывал на ее глазах, а это означало, что дела шли не лучше, а хуже. Все дальнейшие разговоры начинали казаться бессмысленными. Джесси начинала верить, что она, возможно, перерастает их отношения. У него было много качеств, которые ей нравились, но становилось ясно, что было несколько вещей, которые в них не сочетались.

- Слушай, я сказал, что мне жаль, я просто под кайфом, знаешь, что дети делают на Хэллоуин? - Ноа не сделал ничего лучше, кроме как обвинить в этом выпивку.

- Все в порядке, я справлюсь с этим. Я уверена, что семья этой леди не переживет этого, но что сделано, то сделано.

Джесси провела пальцами по грубой каменной стене церкви, мимо которой они проходили. Район был на удивление тихим, не то чтобы это был центр города или что-то в этом роде, но они ожидали, что на Хэллоуин будет больше народу. Джесси испытала мгновение горечи; детям просто было уже все равно.

Когда они завернули за угол, добравшись до входа в молитвенный дом, Джесси уставилась на завораживающее темное кобальтовое небо. На крыше старинного готического сооружения сидела изящно вырезанная горгулья, которая, казалось, сохранилась чуть лучше, чем остальные щетинистые нагромождения камней, составлявшие духовную структуру.

Еe клыки были заостренными и опасными, как и еe тройка ребристых рогов.

Еe мускулистая и звериная форма и телосложение вынырнули из темноты, окруженные широко распростертыми крыльями зла, которые на ощупь казались чешуйчатыми.

Черты лица были безупречны, а детали – великолепны, почти слишком великолепны.

- Ух ты, как красиво, - прокомментировала Джесси, все еще наслаждаясь захватывающим дух реализмом каменного чудовища.

Ноа потребовалось мгновение, чтобы понять, какого черта она имела в виду.

- Я не уверен, что это именно то слово, которое я бы выбрал. Хотя это определенно интересно...

- В этом гребаном демоне нет ничего прекрасного, позвольте мне вам сказать, - Наркоман Джим сделал еще один глоток "Эвана Уильямса", торчащего из коричневого пакета, приклеенного к его руке.

И Джесси, и Ноа были поражены его присутствием. Несколько мгновений назад поблизости никого не было; казалось, будто мерзкий незнакомец материализовался из ниоткуда. Когда он, пошатываясь, вышел из переулка рядом с церковью, они остановились.

Не то чтобы они хотели поговорить с этим гнилостным бездельником, но он казался достаточно безобидным.

- Что ты имеешь в виду? - спросила Джесси, поддразнивая его.

- Я имею в виду, что эта штука – коллекционер, и для тех, кто заслуживает того, чтобы попасть к ней, ну, просто скажем, что это не закончится хорошо. Но все должны когда-нибудь, блядь, умереть, верно?

- Я так думаю, чувак... - Ноа не знал, что еще сказать незнакомцу.

- Возможно, ты не был бы так уверен, если бы онa спустилaсь сюда, если бы увидел все, что онa может сделать с человеком. Еe глаза полны самой лучшей ненависти. Такой, что порождает действие. Ты видишь эти когти, зубы и крылья? Человек не может так покинуть эту Землю, - объяснил Наркоман Джим. - Онa бы оторвалa сиськи у твоей маленькой Бесси, стащилa с нее эти маленькие мешочки с мясом и сожралa бы их на месте. А если это самец... Он бы, наверно, ее еще и трахнул. Я знаю, что он сделал бы это, и, если сравнить, у нас с ним одинаковый вкус, - хихикнул он, помешивая резиновую мокроту, которая выскользнула у него изо рта и скользнула по жирному подбородку.

- Пошел ты, грязный кусок дерьма, - заорал Ноа, делая шаг ближе.

- Я вижу это по твоим глазам, ты не мужчина. Такой парень, как ты, это все фарс, ты выпячиваешь грудь колесом, как будто помышляешь о насилии, но, ублюдок, прежде чем ты скажешь еще хоть слово, просто знай, что насилие, о котором ты думаешь, я уже пережил. У меня не осталось ничего, кроме дурных намерений.

Наркоман Джим схватил бутылку "Эвана Уильямса" за горлышко и разбил ее о каменную стену рядом с собой. Заостренное горлышко бутылки рассекло его руку, и покрытое кровью стеклянное оружие, которым он размахивал, сверкнуло в свете уличного фонаря.

Выражение глаз Ноа говорило само за себя: Наркоман Джим не был хорош в большинстве вещей, но он вынюхивал "киску" лучше всех. Будь то штука между ног женщины или просто запоздалая мысль, пришедшая ему в голову.

- Твой ход, красавчик, я порезал больше людей, чем хирург, еще один ни черта для меня не значит.

Трусость Ноа заставила его замереть, глядя на окровавленное стекло, размышляя о том, какие болезни могут быть у сумасшедшего наркомана, его разум затуманился. Честь его девушки внезапно перестала казаться такой важной.

Поскольку Ноа был поражен благоговением, Джесси проявила инициативу:

- Сэр, мы приносим извинения, мы ничего такого не имели в виду. Мы просто пытаемся попасть на танцы, и они скоро начнутся, мы просто уйдем прямо сейчас. Без обид, ладно?

- Видишь ли, ты очень умная, но этот маленький ебучий мальчик был на волосок от закрытого гроба. Иди развлекайся на танцах, но не забудь, что я тебе сказал: онa смотрит... - ответил Наркоман Джим, снова глядя на статую.

- Давай, пошли, - крикнула Джесси, выводя Ноа из оцепенения.

Они оба побежали вверх по улице так быстро, как только могли, и не оглядывались.

Эдмон увидел открытую дверь и вошел внутрь. Спортзал выглядел замечательно. Это было изобилие декора; десятки вырезанных вручную страшных тыкв окружали огромную прямоугольную площадь. Присутствовало множество забавных преувеличенных выражений, от жутких до счастливых и гнилых.

Столы были заставлены разнообразной снедью. От закусок до сладостей – все было продумано. Выбор напитков был основным продуктом школьных танцев, который, казалось, никогда не надоедал. Повсюду стояли огромные чаши с пуншем, предлагающие вымышленные цвета, такие как электрическое яблоко, желтый гной лайма и бургундская кровь.

Весь пол усеивали черные и оранжевые воздушные шары, а по бокам были установлены дымовые аппараты, которые еще не были включены. Несмотря на то, что в данный момент внутри никого не было, свет был приглушен, как будто пришло время начать танцевать.

Стробоскопы отражались от всех стен, фигуры постоянно изгибались и менялись во всех направлениях. Вращающийся диско-шар в центре был вершиной замечательного зрелища. Оранжевые и красные рождественские огни, разбегающиеся во всех направлениях и по всей комнате, также были замечательным украшением, благодаря которому помещение источало тревожную ауру.

У дальней стены даже была установлена сцена, предположительно для конкурса на лучший костюм. Усилия, которые приложила мисс Мелло, должны были занять, по крайней мере, полный рабочий день. Люди, которые должны были вскоре появиться, будут в восторге и проведут незабываемый вечер.

Что делало все это еще более зловещим и жутким, и придавало ему истинное ощущение того, что это была ночь Хэллоуина, так это коллекция чрезвычайно реалистичных фигур, которые окружали весь спортзал. Это были не просто какие-то собранные вместе манекены в костюмах из дешевого магазина, это была очень тревожная классика ужасов. Там было все, от Человека-волка и Майкла Майерса до эстетически достоверных орд зомби. Внимание к деталям и уровень подлинности были ошеломляющими.

Если бы у Эдмона хватило ума или рта сделать это, он бы наверняка сделал. Вместо этого он просто смотрел на них с неуравновешенностью, застывшей в его глазах. Неуверенность и заторможенность, которые были чем угодно, но не головокружением, которое, как можно было ожидать, будет излучать типичный слабоумный в этой атмосфере. Большинство детей скакали бы вокруг так, как если бы кто-то сказал, что им купят мороженое, и, возможно, некоторые из них были бы полной их противоположностью. Охваченные ужасом, зовущие мамочку, прячущие глаза.

Эдмон, как всегда, не был ни одним из вышеперечисленных. Он был бесцельным, отстраненным, и хотя то, как функционировал его разум, не позволяло ему следовать ничему из этого, он был злом. Справедливости ради, его злоба была результатом выбора других людей, тьма, просачивающаяся внутрь него, не была органической или придуманной им самим. Тем не менее, он был воплощением зла, безжалостным пожирателем душ. Он... хотел пить.

Он подошел к чаше с пуншем и поднял ее обеими руками. Он вылил отравленный напиток себе в горло, отсутствие нижней челюсти привело к некоторому соскальзыванию, но в целом он проглотил это на удивление хорошо. Казалось, ему очень понравился напиток, и он быстро перешел ко второй чаше с пуншем. Те же самые небрежные движения, и он допил вторую чашу, бросив ее обратно на стол.

Затем Эдмон задержался на некоторое время, разглядывая подарки для вечеринок, как будто они были волшебным изображением. Закончив свой вялый осмотр, он начал разминать несколько кусочков торта, которые были разбросаны по тарелкам, стоявшим на столе рядом с ним. Он почувствовал потребность раздавить их своими все еще вонючими, залитыми кровью, перепачканными дерьмом руками, так как у него не было возможности жевать.

Процесс приготовления каждого кусочка занимал несколько минут. Терпение никогда не было сильной стороной Эдмона, но в данный момент он чувствовал себя странно расслабленным.

Похоже на то, что он чувствовал перед тем, как ему меняли подгузник.

Его скудный интеллект неожиданно заработал, он взломал код! Он нашел способ сделать еду съедобной для человека с отсутствующей нижней челюстью. После того, как тесто немного размельчилось, он смог протолкнуть пушистое и сладкое лакомство в свою кормушку. Это не было похоже на Институт Лэдда, где ему ежедневно приносили миску каши, теперь ему пришлось кое-что делать самому.

Внезапно в пустой комнате раздался звук закрывающейся двери с другого конца спортзала, привлекший внимание Эдмона. Он подошел к стальному барьеру и нажал на ручку, но она не поддалась. Эдмон мог почти без усилий сорвать большинство дверей с петель, но эта была немного более укрепленная, чем обычная дверь. В последние несколько десятилетий в моду вошли школьные перестрелки, и в наши дни любая точка входа выглядела ближе к безопасности на военном уровне.

Кроме того, выпив весь пунш, Эдмон начал двигаться более вяло. Он отвел взгляд, как будто, может быть, устал, или пьян, или... накачан наркотиками. Он направился обратно за стол, где стояли эклектичные фигуры ужасов. Когда его массивное тело упало, он приземлился в небольшом углу спортзала, прямо за множеством зловещих фигур. Уютное местечко, которое было полностью скрыто от глаз остальной части комнаты.

Хершел вынул иглу для подкожных инъекций из шеи уборщика, и его безжизненное тело рухнуло на землю. Он только что запер Эдмона в спортзале, прежде чем направиться к машине, чтобы забрать кое-какие вкусности. У него было прозрение о том, что может произойти в школе в тот вечер, как только Эдмон войдет в нее. Его предчувствия провоцировали его, нашептывая на ухо, что следующее, что ему нужно, это доступ.

Он последовал за уборщиком в раздевалку как раз в тот момент, когда тот закончил очищать кучу мешков для мусора. Он знал, что скоро ему придется снова открыть эти двери в спортзале, а также несколько других. Вот тут-то и вступил в игру его новый мертвый друг.

Он стянул связку ключей из брюк вместе со всей его одеждой. Он посмотрел на бейджик с именем, на котором было написано "Скип", прежде чем оторвать его.

- Какое ужасное имя, - фыркнул он, быстро застегивая потрепанную голубую рубашку.

- У-у-у-у, ты что, не пользуешься дезодорантом? - усмехнулся он в сторону трупа.

Его недовольство запахом тела подавило то, что одежда была чистой, тем не менее, ему все равно пришлось облачиться в мерзкие лохмотья. Он запихнул одежду, которую снял, в свою спортивную сумку, а закончив, засунул мертвое тело Скипа в открытый шкафчик перед ним. Закрыл дверь и защелкнул на ней висячий замок. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об этом до начала празднеств.

Хершел побежал по коридорам, подсвечивая свою бейсболку со статуей свободы светодиодными лампочками. Подкованный садист всегда был настороже и предвидел любые работающие камеры. Кабинет был заперт, но пуст, чему он был благодарен, потому что у него теперь была связка ключей Скипа, которая позволяла ему входить во все комнаты в здании.

Ему не потребовалось много времени, чтобы обнаружить систему безопасности, как только он отпер дверь. Для Хершела деактивация системы не требовала усилий, его знания и опыт в области технологий видеонаблюдения были ошеломляющими. Он видел и управлял бесчисленными системами, и его практика в торговых центрах сделала его еще более готовым к такой возможности, из которой он пытался извлечь выгоду.

Повредив камеры, он быстро схватил сумку и направился обратно в спортзал. В залах все еще было пусто, но скоро должны были появиться люди. Ему нужно было действовать быстро, но в то же время очень осторожно. Он подошел к двери спортзала с клокочущей тревогой, глядя сквозь узкую полоску стекла, которая позволяла ему заглянуть внутрь. Эдмона нигде не было видно...

Он быстро проанализировал местность, немного сбитый с толку тем, куда он мог уйти. Он что, спрятался? В этом помещении было так много омерзительных декораций, что его можно было легко замаскировать; хамелеон среди ужастиков. Хершел пробрался через комнату и как раз в тот момент, когда он возвращался к закускам, услышал это. Отвратительный хрип и хлопанье свисающей морщинистой кожи были безошибочно узнаваемы.

Хершел обошел край стола и увидел Эдмона, лежащего на спине без сознания. Он спал как младенец, но все еще был таким же отвратительным, как в тот день, когда родился. Все каким-то образом становилось на свои места, как будто сам дьявол разрабатывал для него план. Эдмон пока спал, но Хершел знал, что он скоро проснется. Если время позволит, это произойдет в зале, битком набитом молодежью, и он вообразил, что Эдмон может отреагировать... непредсказуемым образом.

Ему нужно было действовать быстро, чтобы все срослось. Он не мог быть более взволнован тем, что Эдмон решил забрести в Бенд-Брук-Хай. Имея племянницу, которая в настоящее время ходила в школу, и трех дочерей, которые ее закончили, он был хорошо осведомлен о ежегодном празднике Хэллоуина. Он хорошо знал, как много маленьких детей с нетерпением ждут празднования зла в средней школе. Потенциальное кровопролитие и разрушения не будут похожи ни на что, что он когда-либо видел.

Также было полезно то, что он был знаком с планировкой, посещая мероприятия. Хершел нашел несколько отличных точек обзора, с которых можно было вести прямую трансляцию, практически расположившись прямо в центре бойни. Он установил пять крошечных скрытых камер высокого разрешения из предварительно упакованного комплекта в багажнике своей машины.

Сумка всегда была заполнена хорошим набором инструментов его демонического ремесла, тактика подготовки, которую он изобрел, чтобы позволить ему гибко выполнять работу в мгновение ока. Никогда прежде он не был так благодарен за внедрение этой практики.

Конечно, его юная племянница, Катрина, была первокурсницей и, скорее всего, будет внутри, но это будет небольшой жертвой, чтобы заплатить за большее благо, потенциальный хаос, который он планировал устроить и помочь ему расцвести. К тому же, она все равно была немного раздражающей и плаксивой. Наблюдать, как она становится частью эпической последовательности кровопролития, было бы не самым страшным зрелищем в мире.

Закончив настройку камер, он подошел к передней части широкой сцены. Под ней была выемка для хранения, идеальное место для установки глушителя. Электронный глушитель был замечательным устройством, оно гарантировало, что все контакты внутри школы с внешним миром будут прерваны. Как только они окажутся в ловушке, любой внешний контакт будет невозможен, и вскоре их тела будут искалечены, или еще хуже...

Единственные стационарные телефоны в школе находились в кабинете, который уже был заперт. В любом случае это не имело значения; он отключит все электричество в здании, когда наступит подходящий момент. Он установил небольшой дистанционно управляемый зажим, который был аккуратно расположен вокруг электрических линий снаружи.

Это означало, что если он действительно хотел, чтобы страх достиг вулканического размаха, все, что ему нужно было сделать, это нажать кнопку. Именно в наши времена все камеры, с которыми он работал, были приспособлены для ночного видения. Он увидит их, но они не увидят Эдмона.

Он достал из спортивной сумки баллончик с распылителем без этикетки и принялся обильно поливать прозрачной жидкостью все пожарные сигнализации с выдвижными выключателями.

Он подождал около минуты, прежде чем изо всех сил потянуть вниз, чтобы проверить свою работу. Теперь они были неподвижны. Еще одно изобретение с насильственными намерениями, для которого он создал формулу. Сверхбыстросохнущий, прочный герметик приклеился к сигнализатору, из-за чего его невозможно было активировать. Он успешно создал полную стену, подавляя любую возможную способность к внешнему контакту.

Как только достаточное количество подростков попадет в его смертельную ловушку и все немного успокоится, Хершел позаботится о том, чтобы все выходы из спортзала были закрыты снаружи. Там останутся только дети и Эдмон, и они будут вынуждены познакомиться друг с другом. Общество против его собственной мерзости. Затвердевший член Хершела и его настороженные глаза.

Он приготовился выйти и направиться к своему "Кадиллаку". Он будет следить за наплывом участников вечеринки со стоянки. Он подождет самого подходящего момента, чтобы начать действовать, и запрет их внутри с судьбой, которую он выбрал для них. Хершел снова закурил "Ньюпорт" по пути на улицу, сделав долгую затяжку в награду за хорошо выполненную работу. Он не мог дождаться начала вечеринки.

Мисс Мелло была ошеломлена, когда подошла к столам и увидела пару пустых чаш для пунша, уставившихся на нее.

- Джен, я думала, ты сказала, что наполнила все чаши? - спросила она свою коллегу, учителя по обществознанию.

Она внимательно прислушалась на мгновение, полагая, что слышала, как кто-то хрипит или испытывает проблемы с дыханием, прежде чем получить ответ.

Дженнифер была на другой стороне спортзала, возилась с выводом музыки и аудиосистемой.

- Что? - крикнула она в ответ, пропуская оставшуюся часть записи, крутящуюся поочередно на другом проигрывателе.

Классика Роквелла "Кто-то наблюдает за мной" гремела из динамиков, обескровливая классические тексты, страдающие паранойей, чтобы они обе могли наслаждаться.

Странный хрип внезапно исчез, перекрываемый гораздо более ностальгическим, умиротворяющим саундтреком. Фанковые ретро-синтезаторы и грохочущие барабаны завладели мисс Мелло. Она начала танцевать буги-вуги сама по себе, возвращаясь в то время, когда она сама была ребенком, направлявшимся на вечеринку в честь Хэллоуина.

- Ничего, забудь об этом, - прокричала она в ответ, перекрывая музыку.

Она опустилась под стол, отодвинув длинную черную драпированную скатерть в сторону, достала еще один кувшин пунша и снова начала наполнять чаши.

- Вы все будете пить кровь, мои красавицы. Хи-хи, - засмеялась она своим лучшим жутким голосом.

Как только чаши были наполнены, она направилась к Дженнифер, которая сделала звук потише и перешла к системе громкой связи.

- Эй, подойди к микрофону, нам нужно быстро проверить, мы должны открыть двери минут через десять. Если сможем покончить с этим, тогда все будет готово! - крикнула она мисс Мелло, которая переключила свое внимание с нее на сцену справа от нее.

Она подбежала к черной подставке для микрофона и схватила ее.

- Итак, что ты хочешь, чтобы я сказала? Хорошо? Проверка. Раз, два, три, - она повторила свои слова, не зная, как на самом деле проверить звук.

- Мне нужно, чтобы ты продолжала говорить. Я повожусь с уровнем звука несколько минут, так сказать, последовательный разговор, пожалуйста, - Джен изобразила выражение простоватой девушки.

- Ну, что? Что ты хочешь, чтобы я сказала?

- Все, что угодно, просто продолжай говорить.

- Это странно, я не знаю, что сказать. Можно подумать, что это легко, но на самом деле это не так.

- Господи Иисусе, это не так уж сложно. Раз уж ты так переживаешь из-за темы, то давай поиграем в "Трахнуть, жениться, убить". Фредди Крюгер, Джейсон Вурхиз, Майкл Майерс?

- О, Боже мой! Это хорошо, ты только что подумала об этом?

- Да! - сказала Дженнифер, продолжая настраивать уровни.

- Мне было бы очень приятно трахаться с Майклом.

- Что?! Почему?

- Он просто такой таинственный, и я хочу узнать... я просто хочу узнать и почувствовать его. Кроме того, я думаю, что у него самая красивая кожа из них троих, - ответила мисс Мелло, действительно серьезно относясь к вопросу.

- Да, но я держу пари, что у Джейсона член больше. Крайняя плоть – единственная кожа, которая меня волнует, если ты понимаешь, что я имею в виду, - oна хитро подмигнула.

- Фу, ты такая мерзкая шлюха, Джен. Джейсон на сто процентов убит.

- Подожди, что? Итак, ты выйдешь замуж за Фредди?!

- Мне нравятся мужчины с характером, конечно, он жертва ожогов и жуткий, но чертовски забавный.

- Ты понимаешь, что Фредди педофил... верно?

- Эх, педосам тоже нужна любовь, - ответила она, подмигнув в ответ Дженнифер.

- О чем, черт возьми, вы двое говорите? – раздался гулкий мужской голос из-за витрины.

Застигнутая врасплох, Дженнифер резко обернулась, чтобы посмотреть, откуда исходит комментарий.

- Директор Ричардс! О, вы сегодня рано! Мы просто... заканчиваем с проверкой звука. Кажется, все готово!

Джен возилась с ручками, устраивая шоу собак и пони, чтобы отвлечь внимание от их неполиткорректных шуток.

Он прищурил глаза на пару, оценивая их.

- Хорошо, тогда, я думаю, самое время открыть двери.

Хершел выбросил горящий фильтр на асфальт и открыл багажник "Кадиллака". Детишки только что закончили маршировать внутрь, без вопросов, с нетерпением ожидая начала вечеринки. Неформальный Скелет был эксклюзивным событием для подростков и одним из самых захватывающих моментов года. Эти молодые люди любили Хэллоуин, Хершел видел, как это отражалось на их лицах и в их костюмах, и ему пора было заканчивать вечеринку.

Зная планировку школы, он должен был учесть семь возможных выходов.

Тот, который вел из спортзала прямо на улицу, и два, которые находились в дальнем конце спортзала, ведущие обратно в школу, будут первыми, которые он заблокирует. Это были выходы со второго этажа.

Были еще две двери, которые вели в раздевалки для мальчиков и девочек, которые он оставил нетронутыми. Они давали доступ в туалеты, которыми будут пользоваться посетители вечеринок, но были и другие выходы, о которых нужно было помнить.

Два из них выходили на парковку в задней части каждой раздевалки, а также еще один вход для каждой, который вел прямо на первый этаж школы. Хершел сунул в штаны еще пару банок своего надежного самодельного герметика и направился в здание.

Подойдя к главному выходу наружу, через который все вошли, он заглянул внутрь через тонкую полоску прозрачного окна.

Казалось, что все наслаждаются жизнью. Пара взрослых находились внутри прямо у дверей, следя, не попытается ли кто-нибудь выйти или войти внутрь. Он осторожно потянул за дверь и открыл ее, не привлекая никакого внимания, распылил большое количество своего связующего вещества в запорный механизм и тихо закрыл ее.

Затем он обошел здание и вошел через боковой выход, который отпер связкой ключей Скипа. Этот вход теперь давал ему близкий доступ к четырем точкам входа, в которые ему нужно было попасть. Эти двери, по-видимому, уже были заперты администрацией, так что никто не стоял на страже. Неважно, он не собирался рисковать. Он отпирал каждую дверь вручную и распылял еще одно щедрое покрытие, прежде чем закрыть их. Он все еще не знал, был ли у кого-то внутри ключ от них.

Через третью дверь он проскользнул в раздевалку для девочек, прежде чем запечатать ее. Сначала он должен был убедиться, что внутренний выход был учтен заранее.

Он надеялся, что никому еще не требовалось помочиться, так как толпа только что прибыла, когда он осторожно прокрался внутрь. В комнате было пусто, он смог закрыть задний выход и быстро проследил за входом. Теперь, когда женщины были лишены шанса на побег, следующими были мужчины.

Войдя, он снова на цыпочках прокрался прямо к задней двери. Не видя никого в непосредственной близости от себя, он плавно открыл дверь и загрузил замок прозрачным клеящим веществом. Закрывая выход, он услышал, как то ли в унитазе, то ли в писсуаре спустили воду. Хершел резко обернулся, встретив строгий и изучающий взгляд директора Ричардса.

- Кто ты? - спросил он.

- Меня зовут Хершел, Хершел Хьюз, сэр.

- Почему ты в моей школе?

- Меня послал Скип, он не смог прийти сегодня. Он застрял.

- Что значит застрял?

- Застрял... Сказал, что у него сломалась машина, и он ждет маршрутку. Он просто хотел, чтобы я позаботился о паре вещей перед большим событием и все такое. Убедиться, что у детей все еще будет адская ночь и все такое.

- Ну, у него нет полномочий давать кому попало ключи от школы. Нельзя просто прийти сюда и работать, ни с кем не посоветовавшись. Что ты сделал с дверью? - волнение директора Ричардса по поводу этого объяснения продолжало расти.

- О, это всего лишь маленький старый WD40. Скип сказал, что с этой дверью возникли некоторые проблемы, и он хотел убедиться, что аварийные выходы для детей в порядке. Сказал, что это срочно, так как это нарушение правил пожарной безопасности.

- Боюсь, мне придется убедиться, что ты должен быть здесь, прежде чем я смогу тебя отпустить, - объяснил он, вынимая сотовый телефон из кармана и набирая номер.

Хершел цинично ухмыльнулся, его светлые зубы обнажились.

- Не проблема, босс, я с вами. Мы должны сделать все возможное, чтобы убедиться, что эти дети в безопасности.

Когда директор Ричардс поднес телефон к уху, то в противоположном углу он услышал звонок, который прозвучал почти синхронно с гудками. Звон звучал так, словно исходил из шкафчика, который находился всего в нескольких футах от них. Ужасное чувство внезапно накатило директору Ричардсу в живот.

- Какого черта... Скип! Скип, это ты?

Как только директор Ричардс закончил свой вопрос, Хершел направил два баллончика на его морщинистое лицо и нажал на спуск. Густой прозрачный туман окутал его голову, и он быстро отвернулся, пытаясь защититься от любых дальнейших нападений. Хершел обнаружил, что появилось еще одно отверстие и снова брызнул, пригвоздив его еще более толстым вторым слоем.

- Мои глаза, я... не могу...

Его речь стала невнятной, а веки неуклонно замедляли свое движение, застывая в почти полностью закрытом состоянии. Его другие конечности все еще двигались с нормальной скоростью, но лицо превратилось в окаменевшую версию шока, кипевшего внутри него. Теперь оно останется таким навсегда, или, по крайней мере, до тех пор, пока его лицо не исчезнет совсем.

Хершел достал из кармана еще одну иглу и снял колпачок.

Он вонзил ее глубоко в шею директора Ричардса, область, которую он старался не задеть своим герметиком. Он вонзил тонкий металл в его плоть и вытолкнул смертоносное содержимое шприца в кровь директора. К облегчению Хершела, он упал замертво на пол всего через несколько мгновений после того, что оказалось его последним ускорителем. Он не хотел оставаться там слишком долго, так как не знал, когда кто-нибудь заскочит отлить. К этому времени ему нужно будет уйти. Ему нужно было действовать быстро.

Он не должен был складывать тела, он хотел вернуться в недра Бедлама, наблюдая, как Эдмон просыпается, с ванной смазки рядом с ним.

- Думаю, сейчас самое подходящее время активировать глушитель, - сказал он, выдохнув, убрав в карман мобильный телефон мертвеца.

Он чувствовал себя немного глупо из-за того, что не сделал этого до звонка директора. Он закатал рукав и активировал пульт на запястье, состоящий примерно из дюжины кнопок. Как только зажегся свет, он нажал треугольную желтую кнопку.

Глушитель камеры под сценой наверху ответил точкой зеленого света, оживив ее. Хершел поднял обмякшее тело директора Ричардса и потащил его в туалет. Он усадил его в одну из кабинок и закрыл ее за собой. Ему удалось сбежать из мужской раздевалки без дальнейших инцидентов. Он нанес герметик на то, что теперь было последним оставшимся входом в школу, как раз когда прошел через него.

Зал был забит до отказа - мигали огни, светились костюмы, и восторга было предостаточно. Это то, чего они ждали месяцами, все были там, чтобы принять участие в сюрреалистическом моменте. Мисс Мелло стояла у двери, наблюдая, как Джен в другом конце комнаты мотает головой взад-вперед в наушниках. Что-то в белой женщине лет тридцати с небольшим, так страстно играющей ди-джея, показалось ей в высшей степени комичным.

Это был ее костюм, но все же какая-то маленькая часть ее души верила, что она не играет. Это была какая-то скрытая мечта.

То, что она взмахнула рукой во время песни "Охотники за привидениями", только укрепило это убеждение.

Мисс Мелло переоделась в свой классический костюм Невесты Франкенштейна как раз перед началом вечеринки. Ее бедра немного выпирали из платья, но она все равно выглядела сексуально. Она была воплощением того типа учительницы, о которой мечтали похотливые подростки. Невозможный подвиг, несбыточная мечта почти всех учеников. То есть всех, кроме Чарльза Бакли.

Чарльз был одет как Зорро. Он подумал, что классический костюм будет выглядеть на нем забавно. Зорро никогда не был особо спортивным, поэтому его подтянутое телосложение, казалось, не совсем соответствовало духу персонажа. Он осторожно и уверенно схватил мясистую задницу мисс Мелло, поглаживая почти всю ягодицу. Она обернулась, сначала ошеломленная, но потом быстро успокоилась, когда поняла, чья это рука.

- М-м-м-м, надеюсь, это только начало, - взмолилась она.

- Что ж, посмотрим. Если ты сегодня будешь хорошей девочкой, тогда, может быть – только может быть – я смогу дать то, что тебе нужно, - он говорил с твердой жизнерадостностью, которая также демонстрировала его доминирование над ней.

- Хотя Зорро? Я бы не подумала о таком наряде, - хихикнула она, кусая свой пепельный ноготь.

- Почему нет? Разве бро не может надеть маску, которая не предполагает размахивание стволом на заправке в 3 часа ночи? Это какое-то расистское дерьмо, - поддразнил он.

- Если я что-то и узнала о тебе, Чарльз, так это то, что ты слишком любишь трахаться, чтобы рисковать тем, что у тебя отнимут свободу.

Чарльз на самом деле не понял, что она сказала. Он не мог ответить на странный комплимент, так как его внимание переключилось на толпу. Он тупо уставился на нее, размышляя про себя.

- Эй, что случилось, секси?

- Ринго все еще не вернулся. Это просто на него не похоже, он никогда не уходил из дома больше чем на несколько часов. Извини, я знаю, что, вероятно, это было не то, что ты ожидала от меня услышать. Но я начинаю думать, что он никогда не вернется.

Боль на его лице была душераздирающей.

- Я уверена, что он просто взял небольшой собачий отпуск. Иногда собакам это тоже нужно. Он вернется, я знаю, что вернется, - попыталась она успокоить его.

- Я не думаю, что он ушел сам.

- Ты думаешь, его кто-то забрал? Как думаешь, кто мог бы сделать что-то подобное?

- У меня есть свои подозрения.

Чаз и Уинстон сидели в дальнем углу, прислонившись к стене. Они нашли относительно тихий угол, который позволял беспрепятственно просматривать весь ряд столов. Их внимание было сосредоточено на чашах для пунша, и Уинстон достал маленький молескиновый дневник и ручку. Он незаметно отмечал каждую девушку, которая баловалась напитками, которые они отравили разжиженным наркотиком для изнасилования.

- Ты можешь поверить, что этот гребаный ниггер флиртует с мисс Мелло? Я действительно хотел бы, чтобы это он сейчас гнил в земле, а не его никчемная дворняжка.

- Не волнуйся, на следующей неделе он будет первым, кого натрут воском. Однако сегодня вечером мне нужно, чтобы ты сосредоточился на списке шлюх, а не на другом дерьме или убийствах, хорошо, приятель? - проинструктировал Уинстон, сосредоточив его на текущей задаче.

- Хорошо, так кто у нас есть на данный момент?

- Руби Харрис?

- Мне нравится ее лицо, но ее торс напоминает мне квадратные штаны Губки Боба. Это странно.

- Достаточно справедливо, Жасмин Патель?

- Я, блядь, не ниггер, я слышал, их "киски" пахнут как багажник Кейси Энтони[11].

- Ты не считаешь ее горячей штучкой? Ты не собираешься завести с ней ребенка, мы просто трахнем ее, чувак.

Уинстон пытался рассуждать здраво; сексуальная, женственная фигура Жасмин, казалось, перевесила его расистские взгляды на жизнь.

- Следующая, - сказал Чаз, ставя крест на том, что Уинстон считал жизнеспособным вариантом.

- Сэнди Суза?

- Шлюха.

- Синди Джойнер?

- Дохлая сучка.

- Что ты имеешь в виду?

- Тим Лэнсдейл сказал мне это. Сказала, что она как труп, совсем не двигается.

- Чувак, они все будут мертвыми сучками, мы вырубаем их, ради всего святого! Ты хоть представляешь, что здесь происходит?

Раздражение Уинстона его идиотизмом начинало закипать.

- Да, но я просто говорю, что если она случайно проснется или что-то в этом роде, и она увлечется этим, ты никогда не знаешь... – защищался Чаз.

- Я даже не собираюсь прикасаться к ней, ты... ты такой отсталый, чувак. Все, что я знаю, это то, что нам нужно скорее выбрать одну, они начнут падать, как мухи.

- ХОРОШО! ХОРОШО! Кто следующий?

- Сара Хантер? Что с ней не так? У нее есть дядя еврей или шестой палец на ноге? Я просто умираю от желания услышать, что ты придумаешь на этот раз, - рявкнул Уинстон, ожидая его ответа. - Ну и что?

- Это она, брат, она единственная. Она и в прошлом вела себя с нами как сука, так что это будет очень мило.

- Хорошо, Сара Хантер, она чертовски горячая штучка, братан! - сказал Уинстон, и они дали пять друг другу. - Ну, в моих заметках указано, что она сделала первый глоток около двадцати минут назад, так что нам нужно действовать быстро. Пойдем переоденемся!

Чаз бросил на него суровый, злобный взгляд с узкими зрачками.

- Давай трахнем эту суку.

Оба направились в раздевалку для мальчиков, где они спрятали свои вторые наряды. Проходя сквозь толпу, они наткнулись на Джесси и Ноа на танцполе.

- Эй, смотри, куда идешь, придурок! - закричал Ноа, когда они врезались в них, чуть не заставив его потерять равновесие.

- Иди найди себе парня, арт-педик, - заметил в ответ Чаз.

- Эти убл... - Ноа прервала Джесси, которой была противна его гиперкомпенсация.

Он снова пытался прикинуться крутым, возможно, это камуфляж для того, чтобы оправдаться после Наркомана Джима. Но было мучительно очевидно, что роль крутого парня была последней ролью, которую он мог сыграть – на сцене или вне ее.

- Забудь о них, давай сделаем небольшой перерыв, - предложила Джесси.

Она запечатлела поцелуй на его губах, но сделала это не потому, что была возбуждена, это была попытка успокоить ситуацию. Поцелуй с ним помог им обоим забыть о том дерьме, которое так неудачно начало их ночь. Больше всего на свете она хотела просто хорошо провести время и принести домой награду.

Несмотря на предыдущую чепуху, Джесси и Ноа избавились от большей части вечерней нисходящей спирали. Они были первыми на танцполе, подпрыгивая под жуткие треки, вырывающиеся из динамиков вокруг них.

Джесси хотела избежать слишком обильного пота и сохранить качество макияжа своего костюма, прежде чем он начнет стекать по ее лицу. Конкурс обычно проходил ночью, и она не хотела менять свою первозданную, безупречную внешность.

Перерыв давно назревал, и было так много классных украшений, которые заслуживали более пристального взгляда. Она была впечатлена тем, как преподаватели собрались вместе, чтобы превзойти прошлогоднюю, почти столь же впечатляющую, вечеринку. Она чувствовала себя очень счастливой, оказавшись в таком месте, как Бенд-Брук-Хай, где учителя не получали особых похвал, но они всегда старались убедиться, что у учеников были суперкачественные мероприятия.

- Детка, я собираюсь выпить, ты хочешь?

- Нет, я пока не могу рисковать испортить макияж. Я выпью после конкурса, но я присоединюсь к тебе там. Я хочу осмотреть эти корявые манекены.

- Ты видишь копию Тыквоголового? - спросила она, указывая на него. - Очевидно, что он далеко не такой высокий, но все равно выглядит почти идентично. Напомни мне позже спросить мисс Мелло, откуда он взялся.

- Давай, детка, - сказал Ноа, и они оба подошли ближе к столу.

Она снова посмотрела сквозь ряд злых тыкв и множество странных фигур. Жуткое пугало нависло над чашей с пуншем, и когда они приблизились, оно с криком прыгнуло на них. Ноа опрокинул чашку, которую он частично наполнил, прежде чем выругаться.

- Гребаная аниматроника! Я определенно не ожидал этого.

Джесси усмехнулась, прежде чем напомнить ему:

- CGI не может этого сделать, не так ли?

Ноа улыбнулся ей в ответ, не возражая по этому поводу.

- Хорошо сыграно, отлично, как обычно. Тогда позволь спросить, какой из них твой любимчик?

Джесси тщательно обдумала это, сначала обернувшись и скользнув взглядом по всем фигурам, пока снова не вернулась к тем, что были перед ней. Была одна конкретная фигура, которая выделялась сама по себе уникальным образом. Та, которая была очень реалистичной, чего она раньше не замечала. Та, которая, должно быть, тоже была аниматронной, потому что выглядела и звучала так, как будто дышала. Та, у которой не было нижней челюсти, просто скопление плоти, хлопающей по телу. Та, которая была такой массивной, что казалось, будто она стоит на ходулях. Та, которая вызывала в ней определенное беспокойство, чего никогда не делал ни один другой костюм.

Она не знала почему, и это беспокоило ее. ЕЙ ОНА НРАВИЛАСЬ.

- Я не уверена, что "любимчик" – правильное слово, может быть, родственная душа лучше? Но эта жуткая штука, я никогда раньше не видела ничего подобного.

Ноа повернулся в том направлении, куда она указывала, на самом деле не заметив фигуру, так как она хорошо сливалась с остальными.

- Довольно страшно, может, нам стоит подойти, чтобы посмотреть поближе?

Прежде чем Джесси успела ответить на вопрос, раздалось объявление.

- Хорошо, я хочу попросить всех, пожалуйста, выстроиться в очередь возле сцены, нам пора проголосовать за лучший костюм вечера! - взволнованно раздался голос Мелло из искаженных динамиков.

Все немедленно начали собираться вокруг сцены, окружая ее.

- Давай, вот оно! - крикнула Джесси, оттаскивая Ноа от стола.

- Но я еще даже не выпил, - заныл он.

- ПОСЛЕ!

Ноа послушно последовал за ней, зная, что сейчас не время раздражать ее. Каким бы незначительным ни казалось ему это глупое состязание, Ноа знал, что для Джесси оно значит всё.

- Я назову три лучших костюма, которые мы выбрали, а затем мы попросим каждого из вас поболеть за своего любимчика. Победитель получит... забудьте о прошлогодних $25, в этом году победитель получит подарочную карту на $50 в "Dunkin’ Donuts"! - толпа насмешливо приветствовала приз. - Эй, ребята, это как десять "Кулатт", вы что, издеваетесь надо мной? - возразила она.

- Хорошо, итак, во-первых, здесь нет ничего удивительного, Джесси Кейдж, пожалуйста, поднимайся!

Джесси не был удивлена, но, тем не менее, отреагировала смиренно и пораженно. Ее действия были действиями профессионала.

Ноа приветствовал ее в откровенно предвзятой манере, когда она поднялась на сцену и встала рядом с мисс Мелло. Она свирепо скорчила гримасу к удовольствию толпы, убедительно играя костюмом. На самом деле ей это было не нужно; они уже были очарованы им.

- Хорошо, и для тех, кто не знает, кто ты, Джесси?

- Я - Сил, из "Особи"!

Толпа разразилась бурными аплодисментами, было ясно, что они не станут громче, чем сейчас, но все же им нужно было соблюсти формальности и дать всем шанс на борьбу.

- Хорошо, следующим я хочу позвать Девана Келли!

Деван был одет как Фредди Крюгер, и костюм выглядел довольно хорошо, но сильно не хватало оригинальности и практических штрихов. У него были все подходящие элементы для купленного костюма, но ни капли той харизмы, которой сочилась Джесси. Аплодисменты были минимальными, публика была далеко не впечатлена. Они просто вежливо похлопали.

- Гребаный педик! - громко выкрикнул случайный молодой человек из толпы.

- Эй, следи за языком. Если я поймаю за этим другого человека, на сегодня будет покончено. Покончено. Хорошо, и, наконец, Линда Спенсер!

Линда была одета почти так же, как Чудо-Женщина. Она действительно была похожа на нее, но разница, вероятно, заключалась в том, что она выглядела ближе к Линде Картер, версии 1970-х годов, а не обновленной версии, Галь Гадот, на которую все пускают слюни. Не то чтобы они узнали персонажа Джесси, но им и не нужно было этого знать. Макияж был слишком очаровательным, чтобы не восхищаться им.

- Ну, я думаю, что у нас есть довольно четкий победитель, - крикнула мисс Мелло толпе.

Джесси поймала себя на том, что смотрит сквозь толпу на веселые лица, и вот оно. Та же самая странная фигура, которой она была так очарована незадолго до конкурса. Он был почти на два фута выше самого высокого ребенка в их классе. Люди вокруг фигуры, казалось, испытывали отвращение, как будто там был ужасный запах, окруживший их со всех сторон. Методичный актер, блестящий, - подумала она про себя.

Небольшое круглое пространство образовалось вокруг фигуры, почти как прожектор, который служил только для того, чтобы она могла еще больше сосредоточиться на ней. Возможно, это был лучший костюм, который она когда-либо видела. В тот вечер она больше всего на свете хотела выиграть конкурс, но ей нужно было, чтобы это было прямое поражение ее лучшего конкурента. Она не собиралась легко выигрывать или красть победу, это было не в ее стиле. Кроме того, она должна была знать, кто был в костюме. Ей нужно было раздвинуть занавес над волшебником, чтобы разоблачить гения...

- И уже третий год подряд! Твой... - мисс Мелло была прервана Джесси, когда она прошептала ей на ухо.

Мисс Мелло кивнула головой, сначала немного смущенная, а затем снова подтвердила свою просьбу.

- На самом деле, я исправляюсь. Потенциальный победитель этого года предложил нам сделать еще одно голосование. Похоже, мы упустили из виду сказочный костюм. Я не уверена, кто там в таинственном костюме на полу. Ужасный, кровожадный упырь? Это он? О, я вижу, ты порвал смирительную рубашку. У нас есть Упырь-Маньяк! Мальчики и девочки, давайте все тепло поприветствуем Маньяка-Упыря! Поднимайся на сцену!

Когда мисс Мелло подозвала Эдмона к выходу, ди-джей Джен включала праздничную запись, которую ей просто не терпелось раскрутить. С добавлением драматизма в виде нового участника конкурса костюмов она сдержалась, но все было готово к тому времени, когда Эдмон вяло поднялся на сцену.

- О, Боже мой! Ты действительно играешь свою роль, не так ли? Запах такой пугающе отвратительный.

- Он, блядь, воняет дерьмом! - раздался голос.

Прозвучал взрыв смеха, но, тем не менее, реакция Эдмона, как всегда, была отстраненной.

- Эй, прекратите! - рявкнула она на незрелость, исходящую от толпы. - Как тебя зовут? - спросила она, поднося микрофон к его все еще хрипящей коже.

Толпа могла только слышать, как мясо хлопает в микрофон, пока они продолжали насмехаться и хихикать. Он никому из них не сказал ни слова.

- Хорошо, я думаю, что у нас здесь настоящий мужчина- или женщина-загадка. Каждый, очень быстро, давайте вернемся к Джесси еще раз, проголосуйте!

Рука мисс Мелло зависла над головой мутанта, в то время как толпа приветствовала примерно с той же интенсивностью, что и во время предыдущего запроса.

- Хорошо, это еще одна отличная реакция для Джесси, - сказала она, отступая на несколько шагов назад к Эдмону. - И, наконец, давайте послушаем, что все думают о Маньяке-Упыре!

Все помещение погрузилось в хаос, не было ни одного человека, который бы не аплодировал так неистово, даже Джесси.

Зрители не могли не восхититься Эдмоном Блэком.

- Ух ты, ну, похоже, у нас тут расстройство века. Джесси, мне жаль, но неофициальный победитель этого года Неформального Скелета – это... - oна снова поднесла микрофон ко рту Эдмона, только чтобы услышать то же самое.

Никаких слов, только его мерзкий хрип.

- Ну, послушайте, если вы хотите уйти с 50-долларовой подарочной картой, тогда вам придется показать нам товар, мистер. Людям любопытно... Мне любопытно, - потребовала мисс Мелло.

- Кто он, черт возьми, такой? - послышался мужской голос из зала.

- Эй, помолчи! Я сказала, тихо! - закричала она.

Джесси не могла дождаться разоблачения; она в предвкушении грызла свой скользкий инопланетный ноготь.

Учитывая мрачный несокрушимый характер Эдмона, у мисс Мелло не было другого выбора, кроме как оказать ему некоторую помощь.

- Похоже, вам нужна небольшая помощь, - предположила она.

Она встала на цыпочки и потянулась к ближайшему к ней уху, чтобы попытаться снять "маску". Когда ее рука коснулась его плоти, она быстро потянула, но через несколько секунд поняла, что на самом деле это была не маска.

Грязное лицо, которое он демонстрировал, было чем-то, что принадлежало ему, чем-то, что не было связано с Хэллоуином. Чем-то, что выставило его в новом трагическом и тревожном свете.

Неожиданная текстура заставила ее подпрыгнуть и издать звук, как если бы она увидела большого паука на своей руке. И все же шок не оттолкнул ее достаточно далеко от Эдмона. Его ненормально послушное, вызванное наркотиками состояние, казалось, наконец-то пошатнулось. Он вспомнил, как сильно ему не нравится, когда к нему прикасаются, и его инстинкты снова ожили. Он вспомнил ненависть, сотканную глубоко в его сердце к тем, кто отнял его у матери. Ко всем.

Последствия жеста, который предприняла мисс Мелло, заставили ее мгновенно пожалеть о том, что она так и не нашла времени подать заявление на страхование жизни.

Большой и указательный пальцы Эдмона врезались в ее глазницы, но не слишком глубоко. Он провел своими грязными пальцами под нижней частью ее лица, а толпа, наблюдавшая за этим, закричала в ужасе.

Они еще не были до конца уверены, это был какой-то розыгрыш или все было на самом деле.

Любая путаница в этом вопросе прояснилась, когда он оторвал ей все лицо. Абсурдная, грубая сила, которую он приложил, резко отбросила его назад. Когда кожа содралась с передней части черепа, отвратительное множество липкой слизи рассеялось на отслоившемся лице. Только что созданная пещера выглядела как один из плакатов по анатомии человека на стене в кабинете врача. Рвущийся звук, эхом разнесшийся по всему спортзалу, был достаточно громким, чтобы разбудить мертвых.

Мисс Мелло стояла, дрожа, с мягкой, пережеванной вишневой мякотью, лежащей у нее на лице, из нее вытекала теплая жизнь. Эдмон небрежно отбросил маску, и она приземлилась поверх пластинки, которую только что включила Дженнифер, щелкнув при этом выключателем. Классическая песня Бобби Пикетта "Чудовищное месиво" гремела из динамиков, пока она смотрела сверху вниз на лицо подруги, которое крутилось прямо на виниле. Она издала вопль, который мог бы сделать ее следующей королевой крика.

Комната взорвалась, и воцарилась полная анархия. Дети побежали к каждому выходу, когда Эдмон схватил убегающего Девана Келли за ворот его свитера Крюгера.

Он схватил его одной рукой за горло, а другой – за затылок и начал сжимать. Его глазные яблоки начали трескаться кровавыми линиями и вылезать из черепа. Еще немного давления, и они полностью вывалились, a задняя часть его черепа превратилась в кучу слякоти в руках Эдмона.

Джесси спрыгнула со сцены, расставив ноги, не желая вывернуть лодыжку, как все убегающие девушки всех фильмов ужасов, которые она когда-либо смотрела.

То, чему она стала свидетелем, было невероятно. Ей нужно было найти Ноа. Все направились к главному выходу, который, по милости Хершела Хьюза, был заперт. Они также могли поблагодарить его несколько мгновений спустя, когда достали свои мобильные телефоны и не поймали ни одну сеть.

Теперь они были во власти маньяка.

Эдмон вышел на середину танцпола, но у него не был намерения участвовать в чем-либо, кроме прекращения жизни. Масса учеников, которые поняли, что выход перекрыт, должны были пройти через него, если хотели получить шанс на еще один побег через раздевалки.

Они бешено рванулись вперед, как могла бы бежать первая линия пехоты во время войны, не зная, сколько еще им будет предоставлена роскошь дышать. Первую линию Эдмон уничтожил с легкостью. Он выгнул одного мальчика назад, и передняя часть шеи парня уткнулась в его прогорклую подмышку. Он наклонился и медленно перекинул его через колено, пока его позвоночник не сломался, и из области живота не вырвался зазубренный конец. Как только его увечье было завершено, он швырнул мальчика обратно на середину танцпола.

Он извивался на полу, поворачиваясь под таким углом, что больше походил на оленя, которого сбил внедорожник, чем на человека. Следующему мальчику не посчастливилось остаться невредимым, так как Эдмон схватил его за руки и потянул в противоположных направлениях. Его нечеловеческая сила заставила их выскочить из суставов, прежде чем они полностью оторвались от тела. Он взвыл, когда его жидкости пролились дождем по всей полированной поверхности спортзала.

Волны крови, хлынувшие из его впадин на плечах, открыли дверь для новых разливов. Многие из тех, кто бежал на свободу, начали спотыкаться и ковылять, что только упростило его планы.

К нему скользнула здоровенная девушка, похожая на мультяшного персонажа, быстро переставляя ноги. Кулак Эдмона нашел живот забрызганной кровью официантки-зомби. Кости хрустнули и раскололись во время удара, заставив девушку потерять контроль над содержимым ее кишечника.

Ее жидкие экскременты и моча стекали с юбки на малиновый пол внизу, придавая новое визуальное представление выражения "выбивание дерьма из кого-то". Девушка перестала дышать и рухнула на пол, извиваясь в собственном дерьме. Внезапно сзади один из стальных стульев ударился об Эдмона, словно это был жесткий бой эпохи WWF. Эдмон обернулся, когда Дженнифер снова откинула назад теперь уже искаженный, похожий на картофельные чипсы стул.

Эдмон выбил стул у нее из рук, когда она повела его вперед, и он завращался со скоростью сюрикена. Он пролетел через всю комнату, пока не попал в лицо девушки, одетой как Барт Симпсон. Пухлый персонаж в тканевом костюме привалился к стене, и кровь начала пропитывать костюм. Дженнифер уставилась на тело в благоговейном страхе перед его причудливыми достоинствами и в страхе за свое существование.

Ее последние мысли завершились осознанием того, что ее страх оправдался и что ее дешевая, недолгая месть была недостаточно сладкой, чтобы обменять на нее свою жизнь. Эдмон схватил ее за шею и целеустремленно ударил лицом в вертушки. Первобытная природа его действий превратила музыкальный центр в руины, а ее лицо стало похоже на маску смерти.

Затем он подвинулся и проделал то же самое со множеством коробок с записями, которые она притащила вместе с оборудованием. К тому времени, как он закончил, бесчисленные осколки разбитых пластинок прилипли к ее лицу и беспорядочно разбросались вокруг. Зазубренный винил проделал глубокие порезы в одних местах и проник в другие. Она была неузнаваема, когда он повалил ее на землю для последней взрывной трепки.

Двое детей, одетых как Тряпичная Энн и Энди, почти прокрались за ним в раздевалку для девочек, но, похоже, с трудом открыли дверь.

Вытянутые руки Эдмона быстро протянулись к ним, сомкнулись на их нежных подростковых шеях и, как тряпичных кукол, подали их тела вперед.

Он вставил их обоих в гигантский набор динамиков рядом с покрытым кровью вращающимся столом. Искры отскакивали вверх и вокруг Эдмона, в то время как электричество заставляло их тела яростно вращаться, как у жертвы припадка, получающей массаж отбойным молотком.

Мгновения спустя сила электрического тока заставила тела задымиться и загореться. Джесси и Ноа, которые были рады, что нашли друг друга среди этого хаоса, спрятались на краю сцены за множеством декоративных фигур. Той же областью, которая первоначально скрывала сонного, ранее выведенного из строя Эдмона.

- Почему, черт возьми, телефоны не работают!? Мы буквально пользуемся ими здесь каждый день! - завопил взбешенный Ноа.

- Я не знаю, мой тоже не работает, - раздался голос позади них.

Чарльз нашел их укрытие, ища кого-нибудь, с кем можно было бы спланировать побег. Они казались немного спокойнее, чем стаи подростков, сжигающих свои легкие только для того, чтобы их разорвало на части зло, с которым они были пойманы в ловушку.

Внезапно все огни в здании погасли. Спортзал теперь освещался только слабым свечением дьявольских тыквенных лиц, которые окружали комнату, и горящими трупами возле диджейской установки.

- Что случилось с этими гребаными лампами? - воскликнул Ноа.

Как только их глаза привыкли к темноте, они смотрели менее оживленно, в недоумении, пока Эдмон продолжал разрывать подростков. Звук раскалываемых и раздавливаемых черепов, ломающихся костей и падающих тел становился все более отчетливым из-за приглушенных визуальных эффектов. Это было однообразно, люди умирали направо и налево. С каждой прошедшей секундой они наблюдали и слушали, как вульгарно уничтожается новый человек. Они все молчали, пока Ноа, наконец, не нарушил тишину.

- Кто, черт возьми, этот чувак?

- Я не думаю, что это действительно сейчас имеет значение, я думаю, что важнее то, как нам спастись от этого гребаного парня...

- Что мы будем делать, он... в конце концов, он доберется до нас, верно? Когда у него закончатся люди, которых нужно убить, верно?

- Это хорошее место, есть шанс, что он может нас не увидеть, это лучше, чем снова выставлять себя напоказ, - ответил Ноа.

- В живых осталось не так много людей, как только он покончит с ними, он пойдет этим путем, и что тогда? - возразила Джесси.

- Я думаю, Джесси права, наш единственный шанс – убежать к мужской раздевалке. Сейчас он все еще на стороне девочек. Если мы будем действовать быстро, у нас есть шанс, но это короткое окно, нам придется идти сейчас, - ответил Чарльз, делая свою подачу.

- Нет! Мы остаемся здесь и подождем полицию, это слишком рискованно!

- Какая, блядь, полиция? Мы только что обсудили это, мобильники не работают, ты думаешь, он позвонит в полицию? - крикнул Чарльз, указывая на мальчика, лежащего спиной вперед, с изогнутым позвоночником, все еще извивающегося на полу. - У меня нет времени спорить с тобой, Ноа, - он посмотрел на Джесси. - Ты в деле?

Джесси посмотрела на Ноа нервным взглядом, таким, который кричал, что это конец.

- Я в деле.

- Хорошо, тогда мы идем, готова?

- Подожди! - перебил его Ной. Они оба смотрели на него в ожидании. - Я тоже в деле.

- Рад, что ты пришел в себя. Вперед! - Чарльз отдал команду, которая выглядела нелепо, исходя от черной версии Зорро.

Он надеялся, что однажды, при других обстоятельствах, они смогут посмеяться над этим.

Эдмон поднял мальчика с земли за горло, поднял выше своего собственного роста. Его лицо побагровело, а глаза остекленели над ним. Последнее, что они могли увидеть в обмякшем лице умирающего мальчика, была зависть, когда сквозь темноту он наблюдал, как они втроем тихо прокрались в раздевалку для мальчиков.

Сара Хантер начала чувствовать головокружение. Возможно, это было как-то связано с прелюдией, которая прошла несколько часов назад под воздействием водки с нулевой калорийностью. Как бы то ни было, теперь она чувствовала легкое головокружение. Она почувствовала, что ее вот-вот вырвет, как раз когда мисс Мелло начала пробираться к сцене. Она поняла, что конкурс костюмов вот-вот начнется.

Сара знала, что ее шансы на победу были минимальны с ее максимально дешевым костюмом – горячей рефери, но ей все равно нравилось смотреть, как оценивают участников и объявляют победителя. На этот раз ей придется пропустить это, ее тело не оставляло ей другого выбора, кроме как отойти в туалет. Последнее, что она увидела, прежде чем ее глаза начали закрываться, были две другие "девушки", следующие за ней в костюмах Берта и Эрни.

Надев свои новые костюмы, Чаз и Уинстон направились в дамскую комнату. Время было идеальным, просто так получилось, что лидер их списка первой зашла в раздевалку, в то время как, по сути, все остальные смотрели шоу наверху. Добравшись до нижнего этажа, они осмотрелись и убедились, что там никого нет.

Убедившись, что все чисто, они направились к Саре. Она свесилась через перила и едва стояла на ногах, когда каждый из них схватил ее за руку и потащил к выходу.

Чаз прижался к нему и мгновенно отскочил.

- Какого хрена? Кто-то запер дверь? - спросил он риторически в замешательстве.

- Они не могли запереть ее, это ебаный аварийный выход! - крикнул Уинстон, пытаясь сделать это сам.

- Это не имеет никакого смысла... - ответил Чаз.

Прежде чем они успели произнести еще хоть слово, они услышали хор наполненных страхом криков, раздавшийся наверху. Сначала это звучало как приветствие, но, прислушавшись более внимательно, они услышали определенный ужас в интонации, который был легко различим. Они опустили Сару на холодный пол и сразу же бросились вверх по лестнице.

Когда они выглянули в маленькое окошко, оно позволило им мельком увидеть спортзал. То, что они увидели дальше, одновременно встревожило и взволновало их. Хуже всего то, что это вызывало грызущее чувство ревности.

Там был кто-то, одетый как семифутовый маньяк, убивающий всех в спортзале. Он буквально разрывал людей на части, избивал их до полусмерти и взрывал им черепа. Они увидели, как мисс Мелло шатается по комнате, у нее нет лица, и она слишком изуродована, чтобы реагировать.

- Ни хрена себе, этот мужик сошел с ума! - воскликнул Чаз.

- Мы должны запереть эту дверь! Что, если... что, если он войдет сюда? - вмешался Уинстон.

В коридоре рядом с дверным проемом стояло несколько дополнительных металлических стульев, и Уинстон с Чазом настороженно начали подталкивать их вверх, под ручку двери. Они смогли заблокировать ими дверь просто идеально, как продемонстрировал дуэт учеников, одетых в тряпичных Энн и Энди. Они попытались пробраться внутрь, спасаясь от маньяка, но были отвергнуты заклинившей дверью.

Чаз и Уинстон наблюдали, как этих двоих подключили к акустической системе и били током, пока их не покинула жизнь, а затем они еще немного дергались. Они выглядели как жуки, размером с человека, наткнувшиеся на лампу, когда их кожа загорелась, а с пылающих костюмов поднимался дым. Весь свет в здании внезапно погас, когда Эдмон двинулся обратно к большой группе. Страх внутри остальных вызвал нечеловеческие звуки, которые издавались по мере того, как неистовство продолжалось.

- Итак, как я понимаю, мы, вероятно, умрем здесь сегодня вечером. Эти стулья могут остановить тряпичную задницу и ее приятеля, но это не остановит эту... эту тварь, - размышлял Уинстон.

- Это чушь собачья. Мы должны были убить их всех. Он украл наши убийства, наше кровопролитие! Этот ублюдок! - гнев Чаза просто сочился насквозь.

- Ну, теперь все кончено. На данный момент мы ничего не можем сделать. Он украл наш праздник.

- На самом деле, есть одна вещь, которую мы все еще можем сделать... - Чаз ответил хитрой улыбкой, махнув своему скрюченному коллеге, чтобы тот следовал за ним вниз.

Сара все еще не двигалась, она лежала без сознания на бежевом кафельном полу. Они положили ее тело возле шкафчиков, на бетонную середину, соединявшую две скамейки вместе. Ни один из них не сказал ни слова, они просто потянули вниз ее крошечную черную юбку, за которой следовали неоново-зеленые стринги, прикрывавшие ее разрез под ними. Парочке насильников следовало бы запастись чашкой для слюней.

Однако мальчики не чувствовали радость от этого мероприятия. Они оба по очереди безжалостно таранили ее, много раз меняясь местами сзади и спереди. Теплая влажная щелка Сары чудесно обхватывала их девственные члены. Один держал ее ноги раздвинутыми, в то время как другой продолжал трахать и лапать ее задницу.

Даже когда Уинстон достиг кульминации внутри нее, его лицо оставалось пустым и лишенным эмоций. После того, как его горячая сперма заполнила ее растянутую нору, он вытащил член, чтобы освободить место для Чаза. Когда он продолжил на том месте, где остановился его партнер, казалось, просто повторяет движения. Он не мог не задаться вопросом, станет ли его первый секс последним. Так они планировали изначально, но это было уже не на их собственных условиях.

Хершел нажал маленькую синюю кнопку на своем пульте дистанционного управления, и внезапно все его мониторы переключились с полноцветного на ночное видение. Когда пропало электричество, он изменил свое положение и устроился немного поудобнее.

Он лежал, растянувшись на маленькой круглой кровати, которой он временно заполнил предыдущее место для убийства. Он более чем наслаждался прямой трансляцией гнусных деяний Эдмона - бойни.

Он только что закончил наблюдать, как маньяк вытаскивает кишки из его племянницы Катрины - его жертвенного ягненка. Ребенкa, который был его собственной кровью, его семьей.

Это заставляло его чувствовать себя удовлетворенным, как будто он тоже внес свой вклад. Непристойности этого вечера должны были произойти. Для него это было простое решение и справедливая сделка.

Хершел немного погладил себя, чтобы уснуть, он никогда не кончал больше за одну ночь. Мейбл скользила по верхнему уровню лодки вокруг него, наблюдая за зрелищем, которое он организовал. В нем пылало огромное чувство гордости, словно он только что снял фильм, достойный Оскара.

Он записывал все, чтобы иметь возможность смотреть это вечно, что было хорошо, потому что скоро ему нужно было возвращаться в Институт Лэдда.

Он пришвартовал свою лодку в центре города, на воде, недалеко от школы. Это было просто, он потратил меньше десяти минут, чтобы добраться от школы до "Бедлама", где он мог наслаждаться ужасающими зрелищами до тех пор, пока не наступит зрительная перегрузка. Ночь не могла пройти лучше, он только жалел, что она подходит к концу.

После того, как сперма покинула его сосуд, Хершела охватило странное сентиментальное чувство. Прямо-таки окутало его. После созерцания красоты всех этих убийств он понял, как много Эдмон сделал для него.

После резни в школе у Хершела не было никаких дальнейших планов, которые касались бы его.

На этом все должно было закончиться.

Но теперь какое-то чувство начало шептать ему в голове.

Он понял, что говорил голос. Он был в долгу перед Эдмоном. Эдмон подарил ему великолепный снафф-фильм, который будет удовлетворять его на протяжении долгого времени. Его можно было бы проигрывать по кругу, целую вечность, погружая его в бездумное потакание своим желаниям.

Не говоря уже о различных тошнотворных остановках, свидетелем которых он был лично.

Ресторан был просто божественным, и кукурузное поле, а также визит в дом был таким же запоминающимся. Зоопарк также был неплохим бонусом, так как Хершелу нравилось смотреть, как молодых людей убивают животные. Каждая доля секунды, которую они провели вместе в тот ужасный вечер, доставляла огромное удовольствие.

Это было что-то особенное, а не какой-то дешевый рождественский подарок от соседа, вроде открытки. Он был особенным по определению самого слова. Поначалу он просто планировал оставить его там, чтобы его убила полиция или каков бы ни был исход. Но теперь голос говорил ему, что это неправильно.

Но что он мог сделать? Что именно такой жестокий, развратный идиот, как Эдмон, оценил бы или от чего получил бы удовольствие? Была ли у него вообще возможность наслаждаться чем-либо? Если да, то было ли что-нибудь, что могло бы спровоцировать это? Хершел поерзал на кровати и почувствовал, как что-то смялось у него в кармане.

Он вынул содержимое, чтобы обнаружить забрызганную кровью и дерьмом фотографию матери Эдмона. Сквозь корку засохших экскрементов Хершел увидел выражение абсолютной доброты, которого, как он знал, ему очень не хватало.

Полы выглядели так, словно были выкрашены в другой цвет, завалены трупами раненых и частями тел. В центре была навалена груда костей, запекшейся крови, конечностей и кожи.

Это выглядело как зона боевых действий, за исключением того, что все они были в одном и том же окопе. Горестные крики нескольких искалеченных и умирающих эхом разнеслись по высокой комнате.

Это был всего лишь вопрос времени, когда до каждого дойдет очередь. Эдмон только начал. Он закончил снимать мясо с тазовой области, за которую ухватился, и положил его в башню смерти перед собой. Этого никогда не было достаточно. Этого никогда не будет достаточно.

Он отошел от кучи горячей крови и взял несколько из множества зажженных тыкв в спортзале. Он начал расставлять каждую по отдельности вокруг кучи визжащих туш. Когда он, наконец, закончил, там был огромный круг фонарей, который заключал в себе бесчисленные тела.

Эдмон отвернулся от устроенной им кровавой бойни, жаждая большего. Пришло время двигаться дальше, жизни в спортзале больше не было. Он посмотрел на ручку двери раздевалки для девочек, а затем на дверь раздевалки для мальчиков. У Эдмона не было предпочтений. Он даже не знал, что такое предпочтение.

Джесси, Ноа и Чарльз проверили как выход сзади, так и вход обратно в школу. Ни один из них не был открыт. Все они были запечатаны так плотно, что крепкое плечо Чарльза не сдвинуло их ни на дюйм.

- Отличная гребаная идея, ребята, теперь мы здесь легкая добыча, - нервно бубнил Ноа.

- Что мы теперь будем делать? - воскликнула Джесси.

- Я не знаю, можем ли мы что-то сделать, кроме как молиться Богу, чтобы он не спустился сюда.

Как только слова слетели с губ Чарльза, они услышали, как разлетелась дверь наверху. Это больше походило на взрыв, чем на открывшуюся дверь.

- Черт! Это он, нам нужно спрятаться, - захныкала Джесси.

Они все инстинктивно побежали в туалет. Было трудно разглядеть хоть что-нибудь, так что Чарльз вытащил свой телефон. Он не мог позвать на помощь, но, возможно, они могли бы использовать его как источник света, чтобы найти хорошее укрытие.

Кабинки казались единственным логичным местом, где можно было спрятаться. Они также были ближайшим доступным местом из-за их опрометчивой реакции на тяжелые шаги, спускающиеся по лестнице. Когда они открыли первую кабинку, троица издала синхронный вздох. Директор Ричардс сидел мертвый на унитазе; его лицо в темноте выглядело ужасно. Оно было искажено величайшими страданиями. У них не было много времени, чтобы подумать о чем-то другом, кроме как об открытии следующей кабинки. Они начали слышать отвратительное дыхание Эдмона, эхом отдающееся в коридоре, он становился все ближе и ближе с каждым леденящим дыханием.

Там было всего три кабинки, поэтому Ноа и Джесси заняли ту, что была слева от их умершего директора, а Чарльз занял ту, что справа. Они все встали на стульчаки унитаза и заперли за собой двери. Единственное, что они могли сделать, это вести себя тихо, зная, что закрытые двери полезны только визуально. Они мало что сделали бы, чтобы остановить его, если бы он действительно захотел войти.

Молча сгорбившись, они просто слушали. Тошнотворное дыхание становилось все ближе и ближе к ним. Оно звучало так, как будто то, что там было, не было живым. Если бы им только так повезло...

Теперь шум был практически над ними. Ужасное дыхание прошло мимо кабинки, выбранной Чарльзом. Он остановился перед пространством между ними – там, где лежал труп директора Ричардса. Эдмон закончил открывать уже приоткрытую дверь, пока она не открыла склизкое зрелище.

Он, не раздумывая, схватил тело и с силой швырнул его в раковину, отчего уже затвердевшая голова директора столкнулась с фаянсом и разбилась.

Когда раковина оторвалась от стены, вода начала брызгать во все стороны.

Было неясно, решил ли Эдмон, что он играет в опоссума, или просто хотел осквернить труп. В любом случае, это показывало, что пощады не будет даже мертвым. Джесси изо всех сил старалась подавить свое беспокойство, но ее дрожь позволила вырваться тихому, паническому дыханию. Эдмон подошел к их кабинке и на мгновение остановился. Ноа уставил свои блестящие глаза на Джесси с выражением на лице, которое говорило: Прощай.

Он быстро повернул ручку кабинки в незапертое положение и метнулся от нее прямо в объятия Эдмона.

- Беги! - крикнул он, жертвуя собой.

Эдмон схватил его за жопу и ткнул лицом в нижний слив писсуара. Джесси и Чарльз выскользнули из своих кабинок, в то время как Эдмон продолжал давать волю своей ярости. Затем во второй раз он загнал его уже разбитый рот прямо в слив писсуара и начисто проломил дно.

Челюсть Ноа треснула так безжалостно, что развалилась и осталась болтаться разинутой, а количество зубов стало ближе к количеству зубов Наркомана Джима. Когда кровь собралась в лужу мочи, часть убывающего содержимого писсуара вылетела из его разломанного отверстия. Эдмон приостановил хаос и внимательно наблюдал за его повреждением. Как художник, он жил только для того, чтобы создавать различные интерпретации самого себя. Ноа был мертв, но это не имело значения.

Это не помешало Эдмону уткнуть его лицом в оставшиеся чаши с мочой. Если подумать о пути и выборе Ноа в ту ночь, их столкновение было огромной иронией, о которой ни один из них на самом деле не знал в полной мере.

Чарльз и Джесси слушали, как он разоряется, и все еще задавались вопросом, куда им следует бежать. Они пробежали мимо закрытого черного выхода к ряду шкафчиков, которые стояли по обе стороны коридора.

Затем Эдмон потащил вялое мясистое тело Ноа в душ. Он больше не мог ни двигаться, ни стоять, поэтому Эдмон поднял его и запустил в отделанные плиткой разделители душевых кабин.

Он бил его снова и снова, пока в стенах не остались большие дыры, которые вели в заднее помещение. Тело Ноа выглядело как кусок человеческого мусора, который был смят рукой Бога и отброшен в сторону.

Как вопиющая ошибка, которую наконец-то исправили.

- Куда мы пойдем? Они все заперты, черт возьми! - отчаянно завопила Джесси, безрезультатно дергая за каждый шкафчик.

- Ш-ш-ш-ш! Мы должны вести себя тихо, или мы оба умрем. Иди сюда, за мной.

Он двинулся дальше по ряду с левой стороны. Его дрожащие руки все еще могли безупречно набрать комбинацию своего замка. К счастью для них, у футболистов были большие шкафчики для их снаряжения, иначе у них ничего бы не было. Чарльз схватил как можно больше снаряжения и поставил его подальше от своего шкафчика в надежде привлечь к ним меньше внимания.

Когда Чарльз закончил вытаскивать последние вещи из синего шкафчика, Джесси заметила, что на скамейку упала записка. Надпись гласила: "Сдохни, ниггер!" Когда Чарльз направился обратно к их потенциальному укрытию, он заметил ее.

– Я однажды доберусь до этих ублюдков... - пробормотал он, когда ярость наполнила его адреналином.

Если бы это была любая другая ситуация, Джесси сказала бы что-нибудь, но вместо этого она просто быстро подняла ее и затащила с собой в шкафчик.

Топот в соседней комнате наконец прекратился, и они услышали приближающиеся гигантские шаги. Ужасающий, безошибочно узнаваемый ритм дыхания снова приближался. Чарльз тихо вернулся и неловко втиснулся внутрь вместе с ней. Дискомфорт ничего не значил, они просто были рады, что дверь закрылась.

Эдмон расхаживал, проходя мимо бесполезного заднего выхода, прежде чем добраться до последнего ряда шкафчиков. Он протянул обе руки по обе стороны прохода и без усилий отодвигал дверцы шкафчиков. Скип, уборщик выпал вперед из одного и приземлился на пол перед Эдмоном. Его тело явно было лишено самой малой жизненной силы, но это не имело отношения к Эдмону. Он все равно наступил ему на череп и наблюдал, как его адское копыто разнесло череп по всему полу. Он пнул выдолбленную сферу в сторону и продолжил движение вперед.

Эдмон перешел к следующим двум шкафчикам и открыл их двери точно так же, как и предыдущие. Анархический шум снова приблизился к Чарльзу и Джесси. До гибели оставалось несколько минут. Джесси посмотрела на Чарльза, ее пожирало чувство вины, кипящее на ее лице. Было кое-что, что ей нужно было выпустить. Она пукнула. Это было негромко, но Чарльз был достаточно близко, чтобы услышать и, что еще более тревожно, почувствовать запах.

- Серьезно? - спросил он с отвращением.

- Я начинаю задыхаться, когда нервничаю. Чарльз, я знаю, что мы никогда по-настоящему не общались или что-то в этом роде, но я должна тебе кое-что сказать, - объяснила она сквозь сумасшедшие звуки разрушения, приближающиеся к ним.

- Хорошо... тебе лучше поторопиться, пока он не пришел, - сказал он, довольный, что она предложила что-то, что на мгновение избавило его от ужаса.

- На самом деле мне нравится ремейк "Рассвета мертвецов" намного больше, чем оригинал. Я знаю, что Том Савини сделал эффекты в оригинале, и он по-прежнему мой любимый, но это всего лишь один из немногих случаев, когда ремейк превзошел оригинал.

- Ладно... Я даже не знал, что есть оригинал, но круто. Я думаю, что раз уж мы здесь исповедуемся в последний момент, я должен тебе сказать. Не то чтобы это имело значение, я думаю, с тех пор как ей оторвали лицо... - Чарльз начал плакать. - Я трахал мисс Мелло, и она была очень-очень хороша.

Джесси оглянулась на него, наморщив лоб. Никто никогда так не думает, когда речь идет о девушке, но это похоже на педофилию, не так ли? Ее рассуждения были прерваны тем, что прозвучало как какое-то шипение пара. Это было громко и далеко от трепки Эдмона. Внезапно они услышали, как открылась задняя дверь, а затем раздался голос, который они не узнали.

Эдмон обернулся, и Хершел протянул ему руку.

Между его грязными пальцами была зажата потрепанная и забрызганная жидкостью фотография матери Эдмона из его досье в приюте. Это заставило его замереть на месте, как и тогда, когда Хершел вывел его из Института Лэдда.

- Ты хочешь увидеть свою маму, Эдмон? Я могу отвести тебя к ней, я могу отвести тебя прямо сейчас. Просто следуй за мной, и ты увидишь ее, я обещаю тебе это.

Чарльз и Джесси не могли толком понять шепот или то, что именно говорилось, из шкафчика, но они были благодарны, что Эдмон прекратил свое разрушение. Долгожданная остановка после того, как ты признался на смертном одре и поверил, что тебя вот-вот разорвут на куски.

Эдмон начал медленно продвигаться вперед к фотографии, которую держал Хершел, как будто он мог видеть только ее фотографию и ничего больше. Хершел медленно попятился и вышел за школу.

Эдмон последовал за ним с послушанием одержимого, полностью умиротворенный и очарованный. Его охватило чувство ностальгии, такое чувство, которое только его мать когда-либо могла пробудить в нем. Ступив в темноту природы, он почувствовал необъяснимое тепло в холодном октябрьском воздухе.

Хершел держался на безопасном расстоянии, в то время как Эдмон плелся за ним, пока они, наконец, не добрались до кладбища. Он лениво продолжал идти, фотография его матери была кровавой морковкой, а Эдмон был адской лошадью.

К счастью, до кладбища можно было добраться через лес за школой, было лучше пока держаться подальше от улиц.

Неизвестно было, кто уже мог быть предупрежден о несчастье этого вечера.

Они принесли Жнецу бесчисленные души в этот Хэллоуин, но то, что на самом деле знали власти, все еще оставалось самой большой загадкой. Он старался держать след как можно более чистым, чтобы продлить события. Но в наши дни, если говорить о любом публичном убийстве, это было непростой задачей.

Они медленно продвигались к определенному надгробию, на котором небрежно валялась пустая бутылка емкостью 40 унций, и котороe все еще былo влажным от мочи. Хершел положил фотографию перед могилой Эмили. Эдмон уныло уставился на нее, казалось бы, погрузившись в свои мысли.

Воспоминания о крошечных моментах счастья, которые он испытывал рядом с ней, вспыхивали и гасли. Воспоминания о единственном человеке, с которым он когда-либо чувствовал себя непринужденно, накрыли его. Хотя никто не мог гарантировать, что он может принять холодную правду о том, что его мать мертва и гниет, было что-то, что, по крайней мере, находилось на поверхности, резонируя.

Маленькая слезинка собралась в уголке его глаза и бисером скатилась по щеке в мясистый рот. Эдмон наклонился и поднял с земли фотографию своей матери. Внезапно туман начал просачиваться из почвы под их ногами и загораживать все вокруг. Их садистское предприятие, казалось, подходило к концу, и пока они стояли на кладбище, аура начинала граничить со сверхъестественным.

Хершел никогда не видел, чтобы что-то так быстро затуманивало местность. Даже для такого больного, извращенного ублюдка, как он, это было жутко. Внезапно он почувствовал себя не так, как на любом другом кладбище, где он когда-либо был.

Он не был уверен, было ли то, что он видел, у него в голове или же нет. Он никогда не был тем, кто верит в загробную жизнь или, в частности, в призраков. Если бы они действительно существовали, вокруг него кружился бы целый гребаный рой, превращающий его жизнь в ад. Вместо этого он просто развлекался в "Бедламе" без перерыва.

Вид расстроенного урода не заставил Хершела посочувствовать ему (он был психопатом, и это было невозможно), но он знал, что так должно быть, нормальные люди должны испытывать эмоции. Итак, он сделал то, чего никогда раньше не делал – он притворился.

Это было лучшее, что он мог сделать в качестве доброго жеста. Как бы глупо это ни казалось ему, он притворился, что испытывает жалость внутри себя, когда рассматривал последний снимок, с которым ему предстояло остаться; Эдмон все еще сжимал в руке фотографию своей умершей матери, когда, пошатываясь, ушел в черный лес и исчез в густом хэллоуинском тумане.

Когда Хершел вернулся в Институт Лэдда, он приготовился к членовредительству. Его чудесный вечер не прошел даром, как показала красная лужа, которая была снаружи того, что раньше было дверью камеры Эдмона. Он знал, куда нужно нанести удар, чтобы избежать смертельного пореза. Прежде он для пущей убедительности сильно ударился черепом о бетон. Он вернулся за целых два часа до смены, что было намного раньше, чем он думал, что это будет возможно.

Никто не знал, что произошло внутри, кроме последнего свидетеля. Последнего оставшегося в живых. Его слова должно было быть достаточно, поскольку в ту ночь во всех камерах в здании произошла таинственная неисправность. Хершел позаботился об этом, и понять, как произошла неисправность было бы трудно.

Никого, кто мог бы все рассказать.

Конечно, это не мог быть Лоуренс, он был мертв. Конечно, это не мог быть Хершел, у него было сотрясение мозга, и ему потребовались тридцать один шов и восемь скоб. Какой психопат прошел бы через это, чтобы помочь сумасшедшему сбежать? Никто не будет рисковать своей жизнью из-за чего-то подобного...

Хершел потащился к телефону, оставляя за собой грязный след, прежде чем позвонить в полицию и объяснить, что истекает кровью. Лоуренс должен был быть виновен за побег Эдмона. Хершел обновил расписание после их пари, чтобы предъявить, что именно Лоуренс, новый парень, должен был сменить его подгузник в тот день. Вся цепочка событий была довольно неудачной.

После полного расследования полиция наверняка выяснит, что неточное измерение дозы успокоительного было роковой ошибкой Лоуренса. Просто ошибка новичка – вот что они обнаружат. Все улики будут аккуратно разложены и отправлены детективам. Это было бы легко собрать воедино, но не слишком просто. Хершел понимал, что если им это покажется слишком легким, они почувствуют, что что-то, вероятно, не так. Он все устроил таким образом, чтобы избежать этой потенциальной оплошности.

Хершел лежал в луже собственной крови, чувствуя легкую тошноту.

Было так много ужасных, возбуждающих зрелищ, которые подпитывали его фетиш.

Восхитительныx зрелищ, которые ему посчастливилось наблюдать на извилистом пути, следуя за одиссеей Эдмона. Было так много молодой крови и резни, о которых стоило поразмыслить. Все это было так забавно, когда он почувствовал тепло, исходящее от его туловища. По какой-то причине он не мог сосредоточиться ни на чем из этого в этот момент. Единственное, о чем он мог думать, это о том, кого он должен выпустить в следующем году.

Трент сидел, ссутулившись, у липкого бара в "Ларри Лаунж", своего любимого места отдыха.

Холодная голубая лента "Пабста" была прикреплена к его руке, а палочка моцареллы ждала его челюстей - последняя из четырех. Это было действительно удобно, потому что это место было близко к его трейлеру. Игра "Дельфинов" должна была начаться с минуты на минуту, но вместо лица Кенни Альберта он видел бегущий по экрану крупный шрифт с надписью: СРОЧНЫЕ НОВОСТИ.

Трент посмотрел на бармена.

- Что, Трамп сделал новую стрижку?

Они оба смеялись над тем, что в то время считалось "важным" в цикле новостей. Затем он увидел, как в нижней части экрана появились слова "Род-Айленд".

- Род-Айленд? - прошептал Трент сам себе, немного озадаченный. - Эй, ты не мог бы сделать погромче, Ларри? - вежливо спросил он.

- Конечно, босс, - ответил тот, нажимая кнопку регулировки громкости на пульте. - Эй, Род-Айленд, разве не там живет твоя бывшая? Твой мальчик ходит там в школу, верно? - поинтересовался Ларри.

- У тебя, мой друг, память намного лучше, чем у меня, - усмехнулся он.

Ведущий новостей начал быстро излагать факты:

- ...в том, что считается крупнейшим массовым убийством в Новой Англии, со времени трагедии в Сэнди Хук, мы с разбитым сердцем сообщаем о подсчете тел, который проходит, и мы просто хотим внести ясность, прямо сейчас это всего лишь оценка... количество тел оценивается в восемьдесят два. Произошли чудовищные преступления и жестокое нападение на нашу молодежь. Власти все еще пытаются точно определить, сколько жертв связано с этим отвратительной резней на Хэллоуин.

- Срань господня, Ларри! Это школа Уинстона!

- Что? Ты же не думаешь... - Ларри не хотел говорить вслух.

- Восемьдесят два гребаных человека мертвы, это как целый выпускной класс!

Ведущий новостей продолжал сообщать подробности:

- В том, что сейчас называют "Кровавой бойней в Бенд-Брук", из того, что было собрано воедино в первые часы, мы знаем следующее... прошлой ночью Эдмон Блэк, чрезвычайно опасный серийный убийца, сбежал из своей камеры в Институте Лэдда – учреждении для психически больных. Убив одного санитара и оставив второго тяжело раненым, он продолжил забирать жизни десятков людей. Массовые убийства охватили несколько мест и завершились захватом и убийством бесчисленного количества учеников на местном школьном мероприятии, посвященному Хэллоуину.

Ларри на мгновение встретился взглядом с Трентом, извиняясь, и опустил глаза, уже почти признавая его потерю. Он приготовил бесплатную порцию бурбона для вероятных предзнаменованных неприятностей. Они мрачно вернулись к новостям.

- Говорят, что Эдмон Блэк был одет в свою больничную одежду. Он описан как белый мужчина, ростом шесть футов семь дюймов, атлетического телосложения, и ему не хватает... это точно? - репортер задал вопрос мужчине за кадром. - И у него отсутствует нижняя челюсть...

- Мы до сих пор точно не знаем, что здесь произошло, но WPRI обновили сообщение. Сейчас на месте происшествия работают репортеры, которые сообщат нам некоторые дополнительные подробности. Давайте перейдем к нашему репортажу в прямом эфире, где к нашему корреспонденту Дэну Беллу присоединятся некоторые свидетели, которым посчастливилось пережить это ужасное испытание.

Уинстон, Чаз и Сара оказались в центре внимания, когда в правой части экрана появилась новая лента. Все трое были вместе, все выглядели так, словно прошли через гребаный ад, но в то же время испытывали облегчение от того, что остались живы. Трент вскочил со своего места, подтверждая, что старое выражение "прыгать от радости" не устарело.

- Это мой мальчик, я же говорил тебе, что он не слабак, Лар!

Они оба на мгновение обнялись друг с другом через стойку бара, что нечасто случалось в такой дыре, где кормят так, как в баре Ларри...

Репортер на месте происшествия подошел к Саре, попросив ее рассказать аудитории все, что сможет, о том, что произошло, а затем повесил микрофон прямо под ее дрожащими губами. Несколько пар мигающих огней полиции, пожарной машины и скорой помощи слились воедино, создавая фон.

- Почти все мертвы... там было... внутри было так много крови. Я не думаю, что когда-нибудь смогу вернуться обратно.

Она не выдержала и заплакала, прокручивая в голове образы своих убитых друзей, которых она мельком увидела на выходе. И Уинстон, и Чаз делали все возможное, чтобы успокоить ее.

- Я совершила действительно глупую вещь, я действительно напилась и накурилась до начала танцев, и примерно в то время, когда все началось, я потеряла сознание, - объяснила Сара, все еще переполненная эмоциями.

Сара посмотрела на слегка ухмыляющихся Чаза и Уинстона, ее благодарность усилилась из-за травмы. С каждым ужасом, который она вспоминала, это делало ее еще более благодарной за то, что она жива. Кровавые изображения кишок, конечностей, измельченных частей тела и выдающейся опасности загнали ее в угол. В этот момент она испытала клаустрофобию.

До нее дошло, насколько это было маловероятно, какой чудесный подвиг они совершили, чтобы спасти ее, когда буквально все остальные были мертвы. Сара снова посмотрела в камеру, успокаиваясь, готовясь сделать заявление, которое она хотела, чтобы весь мир запомнил.

Наконец-то она смогла достаточно контролировать свои эмоции и продолжить говорить.

- Я не была хорошим человеком. Честно говоря, я была жестоким, подлым и эгоистичным человеком. Но сегодня все это закончилось. Я просто хочу сказать, что мне очень жаль, - oна оглянулась на двух мальчиков, которые были ответственны за ее выживание. – Я всегда относилась к ним как к дерьму, но сегодня реальность такова... Я была бы мертва, если бы они не вытащили меня оттуда, - продолжала она, указывая в сторону школы. - Уинстон и Чаз... оба герои.

Я советую вам не читать эту заметку, пока вы не прочтете "Страшного Ублюдкa" полностью. Несколько человек задавали мне различные вопросы о концовке "Страшного Ублюдка", о том, почему я решил позволить этому разыграться так, как оно есть, и об истории, а также о будущем этой отвратительной истории.

Почему вы оставили в живых пару садистов, расистов, насильников? Я понимаю, что точка, в которой останавливается "Страшный Ублюдок", может привести людей в ярость, но есть несколько причин, по которым я выбрал этот путь. Один из них заключается в том, что иногда люди, которые заслуживают того, чтобы жить, не всегда получают что хотят. В реальной жизни часто именно головорезы и мошенники находят свой путь к успеху, создавая наследие на основе дверей, которые они держат закрытыми, подальше от того, что они скрывают от остальных. Так обстоит дело с Уинстоном и Чазом; они были готовы уничтожить своих сверстников, пока кто-то другой не сделал это первым. Девушка, которую они осквернили, случайно промыли ей мозги, заставив поверить, что они всегда были замечательными людьми. На мой взгляд, худший вид зла – это не то зло, о котором вы знаете, это зло, которое покрыто таким количеством слоев, что к тому времени, когда вы дойдете до него, обычно уже слишком поздно.

Почему не погибло больше людей? Ну, я думаю, что погибло много людей, просто может быть, не те, которых вы ожидали. Я думаю, что для этого есть несколько причин, на мой взгляд. О многих персонажах этой истории (злых или других) мне действительно нравилось писать, и я не чувствовал, что все их истории обязательно могут быть рассказаны в одной повести. Если вы заметили, осталось довольно много открытых дверей, и я искренне верю, что истории на этом не заканчиваются. Именно поэтому я сказал выше "точка, на которой останавливается "Страшный Ублюдок" вместо "когда "Страшный Ублюдок" заканчивается". Я сделал это четкое различие, потому что я нахожусь в процессе сочинения "Страшного Ублюдка - 2" прямо сейчас! Это еще далеко не конец, и вы не поверите, куда ведет отсюда история Эдмона. Я не могу сказать, когда именно онa выйдет, но это должно быть до Хэллоуина 2021 года.

Что касается других персонажей, я также вижу истории в их будущем. Снимет ли Джесси когда-нибудь фильм ужасов, о котором она мечтала с детства?

Неужели Чарльз Бакли наконец отомстит Уинстону и Чазу? Утолит ли когда-нибудь подкованный убийца детей, Хершел Хьюз, свою жажду кровопролития? Достаточно ли будет воспоминаний и видеозаписей Хэллоуина, которые он провел рядом с Эдмоном, чтобы удовлетворить его? Я бы предположил, что это не так...

Итак, ищите эти истории и другие, независимые от этой саги, которые будут продолжать выходить, и если вы заинтересованы в изучении предысторий некоторых персонажей или историй, упомянутых в "Страшном Ублюдке", вы можете проверить следующее: чтобы узнать больше о том, как появился Эдмон Блэк, и о борьбе его матери, Эмили, прочитайте рассказ под названием "Донор" (The Donor) в моей первой книге "Попробуй новую конфету" (Try the New Candy).

Чтобы точно понять, какой больной ублюдок отец Уинстона, Трент, прочитайте рассказ под названием "Заслужили ли они это?" (Did they Deserve it?) также в моей первой книге "Попробуй новую конфету".

Чтобы изучить преступные подвиги зловещей компании альтернативной медицины "Brinemax", которая создала препарат, спасший жизнь Эдмона и вызвавший его мутацию, прочитайте мою повесть "Умри, Томми" (Die Tommy).

Арон обожает Хэллоуин. С тех пор как ему представили Хэллоуин, когда он был мелким бесполезным мальчишкой, он стал совершенно одержим. Его дом весь год выглядит как накануне Хэллоуина. Если бы вы вошли в его гостиную в любой день в году, вы бы столкнулись с семифутовым зловещим клоуном и множеством реалистичных отрубленных голов. С тех пор он также увлекся фильмами-слэшерами. Эти два понятия, на его взгляд, сочетаются друг с другом, как конфеты и орехи или ножи и кишки. Сделать осеннюю сказку-слэшер похожей на "Страшного Ублюдка" было мечтой всей его жизни. И он, наконец, сделал это... и вы, наконец, прочитали ее... так что теперь он может спокойно умереть... но не раньше, чем выпустит "Страшного Ублюдка 2 & 3"!

ПОПРОБУЙ НОВУЮ КОНФЕТУ (Try the New Candy)

Книга может показаться довольно безобидной формой отрицания или развлечения, но, честно говоря, этот рассказ вызывает отвращение, которое большинство предпочло бы избежать. Отвратительные откровения сумасшедшего разума. Десять историй о мучениях, изображающих ужасное и жуткое. Описание жизни людей, с которыми любая здравомыслящая душа никогда не пожелала бы столкнуться в реальности или как-то иначе. Приготовьтесь к мерзкой бойне, которая поставит вас так близко к бойне, что вы почувствуете брызги... Вот небольшой пример того, чего следует ожидать:

Cлабоумного человека используют в своих интересах в течение десятилетий, прежде чем, наконец, он задумается об акте сладкой мести...

Одинокая, готовящаяся стать матерью, переживает странную последовательность событий, вызванных ее искусственным оплодотворением...

Юный подросток приходит посидеть дома со своим жалким подобием отца только для того, чтобы узнать, что в доме есть некоторые тревожные секреты...

Молодожены наслаждаются проверкой своих пределов экстремальности и получают доступ к специальному музейному экспонату, который еще не совсем закончен...

Две девушки отправляются в клуб, чтобы отпраздновать 21-й день рождения, только чтобы столкнуться с ночной жизнью, которую они и представить себе не могли...

Вас ждут страдания...

УМРИ, ТОММИ (Die Tommy)

КАКИЕ ТАЙНЫ ЗАКЛЮЧЕНЫ В ПЛОТИ? Брут и Томми зарабатывать на жизнь трупами – дело, мягко говоря, мрачное, но интересное.

Их обычно неприятная работа внезапно превращается в нечто еще более тревожное, когда они подбирают свежий труп, который в палящей аризонской жаре пролежал слишком долго. Вскоре они узнают - это не просто обычный труп, у этого трупа есть темная, ужасающая тайна... Шокирующая, отталкивающая, ориентированная на детали одиссея, которая практически помещает вас на холодную окончательную плиту коронера. Вы часто слышали, что важно то, что внутри.

И теперь пришло время узнать это. Пришло время забирать тела...

НЕРЯХА (The Slob)

НЕКОТОРЫЕ ПЯТНА НЕ ИСЧЕЗАЮТ... Выросшая в семье, которая была настолько грязной, что у нее выворачивало живот, Вера стала помешанной на чистоте. Ее одержимость чистотой порождает идею о том, что ее навыки можно использовать уникальным способом. В попытке немного заработать для нее и ее мужа-инвалида, Дэниела, незадолго до рождения их первого ребенка, она нацеливается на процветающий бизнес по продажам на дому в конце 80-х годов. Все идет хорошо, пока она не оказывается на ступеньках дома, в котором она предпочла бы никогда не оказаться. Он – зло, которое возвращает ей ужасные воспоминания, от которых она так отчаянно пыталась избавиться. Ничто не подготовит вас к мерзости, беспорядку и нечистоплотному ужасу, порожденному... Неряхой

ЛИЦО-ПИЦЦА (Pizza Face)

Что, если бы ты был мачо в старшей школе? Все поклонялись твоей безупречной внешности и высокомерной персоне, пока однажды утром ты не проснулся и не обнаружил, что твоя некогда чистая кожа была украдена и заменена гноящимся уродливым куском? Что, если бы теням была дана собственная воля?

Что, если семейная собака наткнулась на новый вид странных и очень агрессивных животных? Что, если бы существовал способ физически оставаться с любимым человеком после того, как он ушел? Что, если растения вокруг нас нашли другой вид утешения в любви, которую мы проявляем? Узнайте ответы в "Лицо-пицца". Пять непостижимых историй о тревожных мутациях в сочетании с десятью оригинальными, злобными артами внутри.

ТЕМНОЕ СОБРАНИЕ (Dark Assembly)

ГОРДИТЕСЬ СВОЕЙ ДИСФУНКЦИЕЙ: это собрание гнилостных историй затянет вас в самые темные уголки человечества. Это подтолкнет к крайностям и проверит ментальные и моральные границы тех, кто решит принять участие.

Познакомьтесь с женщиной, которая носит в своей утробе мертвого ребенка с верой в то, что ее мертворожденный плод каким-то образом снова обретет жизнь. А также с панк-рокером, который хочет быстро заработать, и ему преподносят тошнотворную головоломку. Присоединяйтесь к двум подросткам-психопатам, когда они принесут ад в пригород в Ночь Дьявола. Следуйте за парнем, который наконец-то ушел от преступной жизни только для того, чтобы увлечься новым странным наркотиком. Примите участие в ужасном и гнусном ритуале, который может восстановить вашу невинность, или проберитесь в темную паутину с педофилом-садистом с бездонным желанием убивать и разрушать. Как вы будете чувствовать себя после переваривания этих, по общему признанию, непристойных и отталкивающих историй? Спросите себя, делает ли вас удовольствие от них ужасным человеком или ненависть к ним каким-то образом оправдывает ваше путешествие в эту бурю насилия и извращений. Больные и желающие, пожалуйста, присоединяйтесь к нашему "Темному собранию"...

ГАЛЛЮЦИНАЦИИ (Hallucinations)

Страшнее, чем подавляющие визуальные эффекты и безграничная паранойя, является обещание, что выхода нет. Готовы ли вы совершить это психоделическое паломничество? Готовы ли вы смотреть на абсурдный рост, который поглощает весь мир? Или взять неизвестное вещество и сесть в частный самолет, который выходит из-под контроля? Вы бы позволили молодой девушке, которая распространяет неприятные слухи, поболтать с вами, чтобы продолжить ее странные планы? Готовы ли вы быть парализованным и запихнутым в гроб, выброшенный в открытый космос, или передозировка и ваше сознание превратилось в потревоженную птицу? Эти впечатления просто царапают поверхность жизни, которой вы собираетесь жить, если согласитесь отправиться в путешествие...

Перевод: Дмитрий Самсонов

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

или на сайте:

"Экстремальное Чтиво"

http://extremereading.ru