ГЛАВА ТРЕТЬЯ БЕЗ НЕДОМОЛВОК

Сварог открыл глаза и прислушался, пытаясь понять, что его разбудило.

Для этого и не потребовалось особого напряжения чувств. Дверь в кабинет была полуоткрыта, как он ее и оставил, — только сейчас внутри горела на столе лампа, и в спальню падала полоса света, достигающая постели, задевающая краешек лезвия Доран-ан-Тега. Потом в кабинете послышались шаги — кто-то прошелся по комнате, ступая громко, уверенно, ничуть не прячась.

Шумно отодвинули кресло. Сварог толкнул локтем Мару — но ее ровное, глубокое дыхание ничуть не изменилось, она безмятежно спала, хотя такого с ней не могло случиться. Не отрывая взгляда от полосы света, Сварог ощупью нашел плечо девушки, потряс — Мара должна была мгновенно вскинуться. Однако она спала. Мелькнула дурацкая мысль: Горонеро вернулся за чемоданом…

На полпути задержав протянувшуюся было к топору руку, Сварог бесшумно вытащил из-под подушки пистолет — тот, что стрелял серебряными пулями.

Замер, прикидывая варианты.

Вариант был один: встать и выйти туда…

В кабинете громко откашлялись — вновь открыто, демонстративно. Кто бы там ни сидел, он честно предупреждал о своем присутствии, и это сбивало с толку. Мара перевернулась на другой бок, лицом к стене, умиротворенно посапывая. Пора было решаться. Помогая себе одной рукой, Сварог влез в штаны, опустил ноги на пол и бесшумно направился к двери, держась подальше от полосы света.

— Входите, что же вы, — послышался оттуда спокойный мужской голос, совершенно незнакомый.

Сварог вошел, держа под прицелом расположившегося в кресле человека, — лампа на гибком кольчатом шнуре опущена вниз, лицо и фигура нежданного гостя скрыты мраком. Не помог и «кошачий глаз» — как Сварог ни напрягался, лицо сидящего оставалось словно бы подернуто густой мглой.

Сварог слегка повел стволом.

— Не нужно, — так же спокойно сказал сидящий. — Вреда вы мне не причините, но придется уйти, а нам непременно нужно побеседовать. Рубашку не накинете ради пущей респектабельности? Вы, во-первых, гостя принимаете, во-вторых, вы граф, барон и лорд, а среди моих многочисленных титулов есть и княжеский.

Сварог, чувствуя себя на удивление спокойно, придвинул второе кресло и сел, бросив пистолет на колени. Сон схлынул, голова была ясная, и он ни на миг не собирался упускать инициативу. Посему демонстративно пошевелил пальцами босых ног, шумно почесал голый живот, взял со стола бутылку с красивым парусником на пестрой этикетке и налил только себе, пояснив:

— Вам не предлагаю. По слухам, другой у вас любимый напиток…

Сидящий напротив посмеялся коротко и вежливо, как человек, способный понять хорошую шутку. И продолжал беззаботно:

— Вполне понимаю ваше мальчишеское желание показать себя крутым и несгибаемым, но не оставить ли нам и состязания в плоском остроумии, и скоропалительные колкости?

— Я вам особых колкостей не говорил.

— Ну, собирались. Ведь правда? Мы с вами не дети. Я не страдаю повышенной обидчивостью, но вам, дорогой лорд Сварог, следовало бы отнестись ко мне чуточку уважительнее, потому что я — это… я.

Он поднял лампу повыше, покрутил регулятор, осветив все вокруг.

Сварог жадно уставился на непрошеного гостя и ощутил легкое разочарование.

Гость был одет в скромный темно-серый камзол, обшитый черной тесьмой, — ни дать ни взять, добропорядочный горожанин Бронзовой гильдии, не выше. И лицо самое что ни на есть народное — скуластое, худое, располагающее лицо неглупого крестьянина или служаки-сержанта, работяги и философа войны. Руки, спокойно лежащие на коленях, — тяжелые, неуклюжие, с натруженными ладонями. Только глаза выбиваются из образа — темно-желтые, словно бы бездонные, удивительным образом и умные, и пустые, зрачок-точечка, словно проколотая иглой дырка в иную реальность, где нет ничего, кроме абсолютного мрака.

— Неплохо, — сказал Сварог. — Великолепная маска. Это не колкости, я серьезно говорю. С такой физиономией ко мне и следует являться. Свой мужик, ах, какой свойский, не усатенький демонический красавчик, не седовласый благообразный аристократ…

— Даже если вы все понимаете, ваше подсознание независимо от ваших побуждений играет на моей стороне, — усмехнулся гость. — Вы знаете, кто я, но от моей маски никуда не деться… Вам постоянно приходится делать над собой некоторое усилие, чтобы видеть за маской сущность…

— А как насчет настоящего облика?

— Вы не то чтобы этого не перенесете, но… Понимаете, нет таких слов… Вы — человек, а я — совершенно другое.

— Кстати, о сущности, — сказал Сварог. — Кто мне поручится, что передо мной — самый главный? Не заштатная нечисть, обосновавшаяся вблизи пансиончика? Не мелкий здешний бес? Ваши, знаете ли, слуги то и дело являлись ко мне в самых разных обличиях.

Несколько секунд стояла тишина, и слышно было, как в холле время от времени тревожно фыркают лошади, ржут коротко, испуганно, словно вскрикивая.

— Забавно, — сказал наконец гость. — С таким оборотом дела мне почти не доводилось сталкиваться. Ну не могу же я, простите великодушно, выправлять самому себе солидный документ с подписями и печатями? Что за абсурд… Ага… Вас ведь там, наверху, насколько мне известно, обучили наспех мелким фокусам? Вот и попробуйте усмотреть мою истинную сущность. Потом поделитесь впечатлениями…

— Вы правы, это мысль, — со светской улыбкой сказал Сварог и произнес про себя нужные слова.

С таким он еще не сталкивался. Все в комнате осталось по-прежнему, и в то же время она пропала, Сварог был в двух местах сразу, в двух мирах, одинаково реальных, и перед ним грузно перекатывались, клубились в непонятной бездне исполинские потоки мрака. Тьма обрела мириады оттенков, переливов и колеров, то оформляясь в осязаемое переплетение необозримо гигантских змей, то расплываясь невесомыми извивами туманов, пронизанных колючими лучами черных, ослепительно черных звезд. Он погружался в бездну, липкую, засасывающую, сомкнувшуюся над головой, уплывал в нескончаемые пучины, и все, имевшее формы, очертания, контуры, иные, кроме черной, краски, остались наверху, в неизмеримой дали… И это был Ужас.

Зажмурившись, сжав кулаки, он вернул себя в прежнее состояние.

— Вы удовлетворены? — мягко спросил гость. — Неужели то, что вы видели, душонка мелкого беса? У которого и нет души…

— Удовлетворен, — сказал Сварог, не в силах побороть странную слабость во всем теле.

— Впечатлениями поделитесь?

— Нет. Я не смогу этого описать. Что… Что это было?

— Вы видели Тьму, — преспокойно пожал плечами гость. — Из Тьмы и слагается Вселенная. А на долю света, простите за убогий каламбур, приходится ничтожнейшая доля…

— А если отделить тьму, над которой вы властны, от той, что к вам не имеет никакого отношения? Это какая доля будет?

— О, не стоит, — слегка поморщился гость. — Не нужно этого, не будем играть в слова… Я — хороший логик, слышали, должно быть? И практика у меня неизмеримо богаче, отточена на дискуссиях с интеллектуалами, стократ превосходящими по подготовке вас. В иных спорах, говоря откровенно, и мне случалось оказаться посрамленным, но все равно, не надо погружаться в пучины схоластики. «Что есть взгляд в кромешной темноте?» И тому подобное. Вам все равно не превзойти, к примеру, Катберта… Поздняя ночь, скорее уж раннее утро, в заброшенной тысячелетия назад гостинице для военно-морских чинов сгинувшего мира сидят мятущийся граф и Князь Тьмы — и старательно состязаются в красноречии… Нелепо. Как если бы мы, подобно оперным тенорам, стали петь свои реплики. Мы же не персонажи философского трактата…

— А какой стиль вы предпочитаете?

— Насквозь деловой, — не замедлил с ответом гость. — Сбережем время.

— Что же вы хотите? Договора не вижу…

— Помилуйте, вы же взрослый человек, лорд Сварог… Или всерьез верите, что я заставил бы вас расписываться кровью? А то и в случае вашего согласия обрек бы на вечные муки после смерти? Все это — примитивный вздор. Нет ни вечных мук, ни вечного блаженства. Все одновременно и сложнее, и проще. Одни в свое время становятся частицей Тьмы, а другие — частицей Света. Вот краеугольный камень, фундамент. Все остальное — детали, частности, дополнения.

— Но чего же вы все-таки хотите? И что предлагаете?

— Хочу я немногого — чтобы вы, собравшись утречком, повернули назад в Равену. Где и вы, и ваши спутники вернутся к прежним занятиям. Не беспокойтесь о принцессе. Мелкие неприятности, клянусь Великой Тьмой, улаживаются походя…

— А что взамен?

— Да ничего! — досадливо поморщился гость. — Ничего. Вы удивлены или разочарованы? Нет, если вам так уж необходимы все эти пошлые глупости — бриллианты размером с кулак, какой-нибудь трон, толпы прелестниц — составьте на досуге список, не ограничивая себя решительно ни в чем. — Он презрительно скривился, махнул рукой. — Что угодно. Корону Четырех Миров? Место в моей свите? Место — немедленно, корону — чуть погодя, быстро это не делается… словом, дать я могу почти все. Но ничего не предлагаю. Потому что способен вознаградить вас не в пример щедрее — вовремя остановить. Чтобы вы избежали всех глупостей, какие можете совершить. Вот настоящая награда и достойная плата. Покой. Если хотите позаботиться еще о ком-то, скажите.

— Интересно…

— Удивлены? Я так и думал.

— Ну, не то что бы удивлен… Просто ваши прошлые… как бы их назвать? Посыльные? Курьеры? В общем, те всякий раз что-то да предлагали — одно заманчивее другого. В тех случаях, когда не пытались меня укокошить.

— Однако если вы рассудочно все взвесите, — неопределенно ухмыльнулся гость, пропуская шпильку насчет укокошить мимо ушей, — то поймете, сколь велика моя награда. Поймите, я не в ответе за все, что обо мне придумали и наговорили за тысячелетия… И категорически отвергаю все попытки приписать мне стремление насадить повсюду Хаос. Тяга к Хаосу — забава тех самых мелких бесов. Мне нужен Порядок. Иной, правда, не тот, что нужен кое-кому другому, не будем вспоминать его к утру…

— Ну, это мы проходили, — сказал Сварог. — Разный бывает порядок. Вам нужен один, мне другой.

— Вам не порядок нужен, — вяло махнул рукой гость. — Вы стремитесь остаться среди тех, кто обуян идиотским стремлением облагодетельствовать человечество. Облагодетельствовать отсутствием зла. Жратвой и питьем. Книгами и картинами. Электрическим светом на улицах и чистыми лестницами. Задача благородная, но невыполнимая. И главным образом по причине скотской сущности этого самого человечества. Оно разрушит, опошлит, осквернит и испохабит все мудрое, чистое и возвышенное, дай ему только волю. На каждый недюжинный ум во все времена приходились и приходиться будут тысячи голов быдла, озабоченного наполнением желудка и поисками щели, куда можно излить сперму. Пусть желудок стремятся наполнить не хлебом, а жареными павлинами в тончайшем соусе из соловьиных язычков — животная сущность от этого не меняется. Вас всегда будут предавать и продавать, использовать втемную, с циничным расчетом. Неужели вы не навоевались? Когда-нибудь, безмерно уставши от того, что считали великими свершениями, вы с ужасом поймете, что все было зря, все было впустую. А еще вы вспомните, что вас искренне пытались предостеречь…

— Это все — обещание благодеяний, — сказал Сварог. — А как насчет угроз?

— Что ж, угроз у меня — богатейшая палитра, и все до единой я могу претворить в жизнь… Но самая крупная и страшная угроза, какую я твердо могу вам обещать, — это клятва никогда не вставать на вашем пути… ну, почти никогда. Вы и сами, если только не угомонитесь, заработаете себе столько поражений, потерь и горечи, сколько я не смог бы вам причинить при всем старании. Я, как и тот, — за свободу воли… Вот, если вкратце, такова моя угроза.

Сварог озадаченно помолчал несколько секунд.

— Извините за тупость, — осторожно проговорил он наконец, — но я вроде бы чего-то не понимаю. Вроде бы, и я сам стремлюсь к тому же — чтоб вы навсегда избавили меня от своих домогательств…

— Это вам только кажется, — снисходительно улыбнулся гость. — На самом-то деле, вам необходим враг — настоящий, опытный противник, вероятно, в чем-то даже вас превосходящий. С которым можно воевать, против которого можно строить стратегические планы, с которым следует быть ежесекундно начеку. Вы ведь солдат, не так ли? Вся ваша жизнь — война… А теперь представьте себе такую картину: все ваши возвышенные намерения почему-то терпят крах, захватывающие дух задачи отчего-то превращаются в лопнувшие мыльные пузыри, обретенные с великим трудом великие достижения оборачиваются не менее великими поражениями и новыми потерями… Хотя, как вам доподлинно известно, реального врага как такового у вас нет — есть лишь горстка мелких злопыхателей и завистников. Почему же так получилось? Где ошибка?.. И вот тогда вы поневоле задумаетесь: а с кем, собственно, я боролся — теряя в схватке друзей, лишая покоя себя и других, зарабатывая шрамы на теле и очерствляя душу? Уж не с самим ли собой? — Его левое веко едва заметно дернулось; Сварог не сразу сообразил, что гость просто подмигнул ему. — Страшная перспективка, не правда ли?

Сварог дернулся возразить, но Князь жестом остановил его:

— Знаю, что вы хотите сказать. Мол, а если не будет провалов и краха, если все удастся? Правильно я угадал? Ну так отвечу только одно — уж простите, но вопросом на вопрос: а если все-таки крупные поражения будут и удастся далеко не все?

— Однако прежде… — выдавил из себя Сварог.

— Ах, оставьте. Все прежние покушения на вас — либо самодеятельность мелких исполнителей, либо мелкие шуточки, легкие уколы, ленивая разведка боем. Вам эти шутки показались скверными? Простите старика, так уж привык…

— Где мой отец? — резко спросил Сварог.

— Не знаю, — без малейшей заминки ответил гость. — Об этом я вам и говорил — страшен не враг, а бездействие врага… Я ведь не всемогущ, вам доводилось слышать? Представления не имею, куда он по одержимости своей ухитрился провалиться. Я предупреждал его, как сейчас вас… Итак?

— Вы покупаете меня?

— Да о чем вы! Я предлагаю взаимовыгодный договор, не более. Итак?

— Ну не прельщает меня перспектива стать частицей Тьмы, — развел руками Сварог.

— Потому что вы не представляете, чего себя лишаете, и оттого в вашей решимости нет мудрости. Ну как можно отнестись к слепому от рождения, отказывающемуся прозреть и увидеть полотна великих мастеров, прекрасные скульптуры? Хотите, я проведу вас по мирам, чьих многообразия и сложности вы и представить не можете? Хотите проникнуть в тайны пространства, Вселенных, неощутимо существующих бок о бок, в одной и той же точке бытия? Пропутешествуйте по всем уровням, закоулкам и этажам мироздания, какие мне доступны, и после свободно, без малейшего принуждения решите все сами. Хотите такое путешествие? Ни к чему, замечу, вас не обязывающее?

— Нет, спасибо.

— Боитесь дать слабину?

— Я просто считаю, что тот, кто выдумал поговорку «Коготок увяз — всей птичке пропасть», был гением, — сказал Сварог. — Не хочу я с вами больше разговаривать, поговорили…

— Подумайте о других, о тех, кого таскаете за собой. Вы их всех загубите.

— Я никого не принуждаю.

— Принуждаете. Тем, что сами не сидите спокойно.

— Я же сказал — довольно, — сказал Сварог. — Вы не верите в людей, а я верю… даже после всего… И мне не нравится тьма. В любых ее проявлениях. Вам объяснить по буквам?

Гость встал. Его голос звучал ровно, даже безразлично:

— Я еще с вами встречусь. В пору, когда в сердце у вас не будет ничего, кроме пустоты. Я не злопамятен, но люблю, когда рано или поздно признают мою правоту. И вы сами, слышите, сами согласитесь, что прав был я. И это будет лучше всякой подписи под договором… Ожидайте и бойтесь этой неминуемой встречи, любезный граф…

Впервые лицо его исказилось в хищной улыбке, он склонил голову и исчез, словно нажали выключатель. Порыв ледяного ветра свистнул по комнате, от закрытой двери к закрытому окну, стегнув Сварога по лицу холодной лапой, взметнув штору, тряхнув раму так, что задребезжали стекла.

Сварог налил себе еще чарочку забористого навигаторского коньяка пятитысячелетней выдержки, ахнул залпом, подошел к окну, прижался лбом к прохладному стеклу, уставился на бухту, реку и деревья, подернутые мутно-серой рассветной мглой. На душе было неуютно и муторно. Он и раньше знал, что война ему Силами Тьмы объявлена серьезная, но теперь убедился воочию. Самые серьезные угрозы как раз высказывают тихо и спокойно, без дурацких эффектов и страшных рож. Боролся с самим собой, — надо ж так вывернуть… А ведь толика истины в словах ночного гостя была, от этого не уйдешь. «И вся-то наша жизнь да есть борьба» — борьба с самим собой. Тьфу, пропасть…

Почти в центре бухточки явственно перемещался бурун, напоминающий широкий наконечник копья, след плавника. Жаль, под рукой не было подходящего оружия, иначе непременно шарахнул бы туда на всякий случай.

Сходить, что ли, к Бони за пулеметом? Нет, не похоже, чтобы в гостиницу забредала здешняя фауна, иначе непременно остались бы следы, сломанная дверь хотя бы. А от Князя Тьмы следует ожидать более сложных пакостей, нежели некий зубастый обитатель вод. Да и бурун быстро продвигается по каналу, уходя в реку…

Сварог плюнул, вернулся в спальню, стянул штаны и полез в постель, твердо решив перед сегодняшней неизвестностью еще хоть пару часиков отработать взаимодействие щеки с подушкой. Мара шевельнулась, сонно спросила, не размыкая глаз:

— Что такое?

— Пописать выходил, — успокоил ее Сварог, чмокнул в щеку и подгреб под голову подушку.

Загрузка...