Страсть по-флорентийски

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Напрасно Шеннон думала, что справится со всем, с чем ей придется столкнуться в больничной палате.

Рыдания чуть не захлестнули ее, и она инстинктивно сделала шаг назад, но уперлась спиной в мускулистую грудь Луки, который не допустил ее трусливого отступления.

Подойдя к краю кровати, Шеннон дотронулась до расслабленной руки сестры. Рука была теплой, и это успокаивало.

– Кейра? – позвала она неуверенно. – Кейра, это я, Шеннон. Она слышит меня? – обратилась Шеннон к медсестре, но, не дожидаясь ответа, вновь сосредоточилась на безжизненном лице сестры. – О, Кейра, очнись, поговори со мной!

– Сюда… – раздался сзади низкий голос.

Чьи-то руки бережно сняли пальто с ее плеч, затем кто-то подвинул стул, чтобы она села. Понятно, это Лука…

– Она без сознания… – хрипло пробормотала Шеннон.

– Это еще и от лекарств, подсказал Лука.

Медсестра незаметно удалилась, оставив их наедине с больной.

– Она так и не приходила в себя после аварии?

– Нет, – ответил Лука мрачно.

– И даже не знает, что у нее есть ребенок?

– Да.

У Шеннон закружилась голова. Сколько неудачных беременностей было у Кейры за все эти годы, прежде чем она смогла выносить ребенка, о котором так мечтал Анджело!

Анджело… Его больше нет. «О, Кейра, – подумала Шеннон. – Как ты справишься без своего любимого Анджело?»

Наступили мучительные часы ожидания. Шеннон сидела возле кровати и разговаривала с Кейрой. Когда медицинский персонал тактично просил ее выйти в коридор, чтобы провести осмотр Кейры, она послушно сидела на кушетке, потом неизменно возвращалась. Время от времени появлялся Лука, или его мать, или одна из его сестер.

Но Шеннон никого не замечала и редко с кем разговаривала, кроме как с Кейрой – с ней она говорила, говорила и говорила.

В какой-то момент кто-то мягко спросил ее, не хочет ли она увидеть ребенка. Шеннон согласилась и пришла в полный восторг от этого крошечного человечка, лежащего в пластиковом коконе и ведущего свою личную маленькую битву за Жизнь.

Дочь Кейры – Анджело и Кейры.

Слезы хлынули у нее из глаз. Но когда Шеннон вернулась в палату Кейры, ее голос был такой же спокойный, как спокоен медленно текущий ручей.

Опустив голову на простыню, она снова начала Тихо разговаривать с сестрой…

– Достаточно на сегодня.

Легкое касание заставило Шеннон поднять голову с белой простыни. Она совсем не помышляла об отдыхе. Ничего не понимая, она потерла заспанные глаза и увидела пристальный взгляд карих с золотыми крапинками глаз.

– Ночью ты ничем не можешь помочь здесь, Шеннон, – тихо произнес Лука. – Пора немного отдохнуть.

– Я… – «хочу быть здесь», собиралась она сказать, но Лука заставил ее замолчать.

– Состояние Кейры стабильно, – твердо проговорил он. – Все знают, как связаться с нами в случае необходимости. Идем.

Шеннон узнала властный тон, не допускающий возражений. Если быть честной, Шеннон понимала, что он прав. Она была крайне измотана и едва двигалась.

Подняв руку сестры, Шеннон поцеловала ее.,

– Люблю тебя, – прошептала она, затем направилась к двери, смаргивая слезы. Лука следовал за ней.

– Куда ты идешь?

– Малышка, – пробормотала она, махнув рукой в сторону детской. – Я хочу к…

– Малышка в порядке, – заверил ее Лука. – Последний час я был с ней, пока ты сидела с Кейрой.

Час? Лука был с ребенком целый час? Это как-то не соответствовало образу того человека, которого она знала.

– Я наблюдал, как медсестра ухаживает за ней, затем они позволили мне подержать ее немного…

Что-то промелькнуло у него на лице, волна неконтролируемых эмоций, которые только подчеркнули боль, полыхавшую у него в глазах. Чувство вины сжало сердце Шеннон. Этот человек только что потерял любимого брата, в то время как она была всецело поглощена состоянием своей сестры. С момента их прибытия Шеннон все время находилась в каком-то тумане, а Лука разрывался, утешая убитых горем мать и сестер и заботясь о ней. И даже нашел время, чтобы подержать крошечную девочку, которая стала его единственной связью с погибшим братом.

– О, Лука, – прошептала она и, поддаваясь порыву, сделала к нему шаг. Слова сочувствия вертелись у нее на языке.

Его лицо окаменело.

– Вот, – резко сказал он. – Надевай…

Лука протянул ей пальто. Шеннон уставилась на Луку, понимая, что перед ней опять захлопнули дверь. Все правильно, признала она, чувствуя, как дрожь пробегает по телу. Ее сестра жива, а его брат – нет. Принять утешение от своей бывшей-любовницы-ныне-врага было бы ударом по его самолюбию.

Шеннон сунула руки в глубокие карманы пальто и пошла к лифту.

Они продолжали молчать, пока ехали в машине. Часы, светящиеся на приборной панели, показывали час ночи. У Шеннон было чувство, как будто прошла целая вечность с того момента, когда она встала вчера в шесть часов утра, чтобы успеть на самолет в Париж. Так много произошло с тех пор… Ее покрасневшие глаза медленно закрылись.

Лука видел, что она заснула, совершенно измученная, и скривился. Он знал, какое впечатление произвел на нее в госпитале, однако слова утешения, готовые сорваться с губ Шеннон, могли бы лишить его контроля над ситуацией, который он и так с трудом удерживал.

А контроль ему еще ох как понадобится! Ведь Шеннон даже не подозревает, куда он ее привез.

Надо собраться с силами. Нельзя стать мишенью для такой яростной и независимой натуры, как Шеннон.

Черт, да он уже стал этой мишенью! От одного взгляда на нежный овал ее лица, такого прекрасного во сне, он чувствовал нервный озноб.

И так было всегда. Любил или ненавидел, Лука хотел обладать ею, и именно это делало его уязвимым.

Легкая добыча. Так называл его Анджело. А еще Анджело говорил, что их с Лукой явно околдовала парочка ирландских ведьм.

Анджело… Сердце перевернулось в груди Луки. Горькие слезы жгли глаза, от напряжения сводило скулы. Нога инстинктивно нажала на газ.

Шеннон пошевелилась. Лука взглянул на нее; стиснув челюсти и заскрежетав зубами, он заставил себя сбавить скорость. Одной аварии в семье достаточно. Момент безумия отступил. И Шеннон никогда не узнает, насколько близок он был к тому, чтобы подвергнуть ее опасности.

Когда начался крутой спуск в подземный гараж, Шеннон наконец проснулась. Открыв покрасневшие глаза, она недоуменно огляделась. Заглушив мотор, Лука замер. Сейчас она поймет, где находится, и начнет возмущаться.

Однако этого не произошло. Шеннон зевнула, затем открыла дверцу и выбралась из машины.

Лука тоже вышел, достал ее багаж, и они вместе пошли к лифту.

Лука достал из кармана пластиковую карту-ключ. В кабине Шеннон прислонилась к металлической стенке и сунула руки в карманы пальто.

– Значит, у тебя есть доступ, – заметила она, сдерживая еще один зевок.

– Да, есть, – коротко сказал он.

– Мило с их стороны.

– Не понял. Ты о ком?

– Я об Анджело и Кейре. Очень мило с их стороны дать тебе доступ в их квартиру.

Лицо Луки ничего не выражало, хотя гнев снова заклокотал в груди. Неужели она даже не заметила, что использовала имя его брата так, как будто тот все еще жив?

– Что ж, все по-прежнему, – добавила Шеннон с неожиданной горечью в голосе. – Свободный доступ в дома друг друга всегда был нормой для семьи Сальваторе.

– Ты думаешь, это плохо?

– Я думаю, это чертовски глупо. Мне известно, что итальянские семьи поддерживают тесные отношения, но право ходить в дом друг к другу, когда им заблагорассудится, – это уже чересчур.

– Возможно, потому, что однажды ты пострадала из-за этого?

Насмешка попала в цель. Вздрогнув, она одарила его холодным взглядом. В ответ он криво усмехнулся. Взаимная антипатия, казалось, стала осязаемой.

Когда лифт остановился, Шеннон подобрала сумки, стоявшие у его ног, и твердо произнесла:

– Спокойной ночи, Лука. Надеюсь, ты знаешь обратную дорогу.

Она сделала несколько шагов, прежде чем среагировала на окружающий интерьер. Стены, обитые бежевым штофом, инкрустированный паркет и тяжелая антикварная мебель – все это никак не вязалось с более скромным вкусом Кейры.

Выйдя из лифта, Лука наблюдал, как она осматривается. Шеннон резко вдохнула воздух, потом повернулась и посмотрела на него.

– Я не останусь здесь с тобой, Лука. Ни при каких обстоятельствах.

С горящими огнем глазами Шеннон снова подошла к нему и нажала кнопку вызова лифта.

– Он не приедет без карты-ключа, – напомнил он ей.

Шеннон стояла так близко, что Лука чувствовал ее дыхание на своем лице. Шеннон изо всех сил старалась держаться независимо, но он знал, что в ней звенит сигнал тревоги. Ведь она не понимала, что двигало им, почему он привез ее именно сюда.

Лука мог бы заверить Шеннон, что не имел в виду ничего плохого, что он не настолько жесток, чтобы привезти ее в дом к умершему человеку и оставить там одну. Но это было бы полуправдой.

Что-то произошло с ним во время поездки сюда из больницы, и теперь он ужасно хотел Шеннон, хотел так, что внутри у него все горело, как в лихорадке. Лука мог думать только о том, как бы заняться с ней… нет, не любовью, а просто сексом. Она превратила два последних года его жизни в сплошное страдание, и самое малое, чем она может компенсировать это, – помочь ему успокоить его горе!

Все вибрировало вокруг них, как будто в воздухе носились какие-то темные силы. Жгучее влечение, острое как бритва сексуальное желание заставляли глаза Луки сверкать золотом.

Шеннон провела кончиком языка по пересохшим губам.

– Нет, – хрипло выдохнула она.

– Почему нет? Ради нашего прошлого.

– Стыдись! – презрительно бросила ему Шеннон, затем развернулась и зашагала прочь, через большой квадратный холл, мимо бронзовой скульптуры Аполлона на изящном пьедестале.

Шла она с определенной целью, точно зная, куда направляется.

Кухня. Оттуда через подсобное помещение можно выйти к запасному выходу. Но тот оказался заперт. Шеннон бросила сумки на пол и повернулась к следовавшему за ней Луке.

– Я все равно выйду отсюда, – предупредила она. – Даже если придется разбить окно.

– Мы на четвертом этаже.

– Разбитые окна пугают людей, – уверенно пояснила она. – И они, как правило, звонят в полицию, когда стекла начинают сыпаться им на голову.

Его рот скривился в усмешке.

– Что ж, это, наверное, было бы забавно, – медленно произнес он. – Вот только одна беда – стекло небьющееся.

– Послушай, – резко сказала Шеннон. – Уже поздно. Я устала, ты тоже. У нас обоих был ужасный день. Позволь мне уйти, Лука!

– Мне жаль, но не все так просто, – мрачно проговорил он. – Давай кое-что проясним. Ты остаешься в моей квартире, потому что она расположена очень близко к госпиталю…

– Мне лучше бы остановиться у Кейры и Анджело.

Лука напрягся, его глаза потемнели от гнева.

– Анджело мертв! – рявкнул он. – Может, ты прекратишь вставлять его имя в каждое чертово предложение?

Шеннон удивленно моргнула, ее лицо стало белым, как бумага. Когда она думала о сестре, то автоматически ставила Анджело рядом. Анджело и Кейра – так было всегда.

– Из-звини, – начала она заикаться, не зная, что еще сказать.

Лука нахмурился.

– Забудь. – Он сделал глубокий вдох. – Дело в том, что Анджело и Кейра переехали с тех пор, когда ты последний раз была здесь. Теперь больше часа езды до их нового дома за городом. Моя мать не в состоянии сейчас быть одна, так что она остановилась у Софии. Но у тебя есть выбор, Шеннон, – предложил он в итоге. – Ты остаешься здесь со мной или с Ренатой или поедешь к моей матери в дом Софии.

Да нет у нее никакого выбора! Мать Луки ненавидит ее. Так же как и сестры. Остановиться у них – все равно что попасть в ад.

– Но есть такое понятие, как гостиница, – упрямо напомнила она.

– Неужели ты настолько эгоистична, что отправилась бы в гостиницу, зная, что это не только оскорбит мою мать, но и обидит Кейру, когда она узнает об этом? – Лука обжег ее взглядом. – Она обвинит меня в том, что я повел себя не как настоящий мужчина, раз не смог даже ради нее забыть о своих истинных чувствах к тебе.

– Но ты и так не забыл о них.

– Забуду, если ты тоже это сделаешь.

Шеннон без сил приникла спиной к запертой двери и закрыла лицо руками.

– Я тебя ненавижу, – прошептала она из-под распущенных волос.

– Нет, ты все еще чертовски без ума от меня, дорогая. Вот это-то тебя и злит.

– Это ложь! – выкрикнула она, уронив руки.

– Неужели? Вспомни-ка тот поцелуй в самолете, когда мы летели сюда, – ухмыльнулся Лука. Если бы я не остановился, ты бы просто растаяла от желания.

– Господи! – задохнулась Шеннон. – Ты самоуверенный нахал! Если помнишь, это ты поцеловал меня!

– А ты отдалась поцелую с той же страстью, с какой делала это всегда, – парировал он с презрением. – Становится по-настоящему интересно посмотреть, сможем ли мы прожить несколько дней, не набросившись друг на друга. Как ты думаешь?

– Я думаю, что ты отвратителен!

Лука скользнул взглядом по ее стройной фигуре.

– А почему же тогда твоя грудь напряжена, Шеннон? – спросил он мягко.

Она бросилась к нему, чтобы дать пощечину.

– Секс в подсобке, это что-то новенькое, – ухмыльнулся он. – Впрочем, для тебя никогда не существовало запретов, ты занималась этим там, где хотела.

Каждое слово было направлено на то, чтобы побольнее уколоть. Шеннон остановилась в шаге от него, пытаясь справиться с гневом, бушующим внутри нее. Она поняла, что Лука намеренно провоцирует ее. Да он просто ждет не дождется, чтобы она его ударила!

– Зачем ты это делаешь? – задыхаясь, пробормотала Шеннон.

Лука неприятно засмеялся:

– Может, мне любопытно, сколько нового ты узнала с того момента, как перебралась на новые пастбища.

– Прекрати, – прошептала Шеннон.

– Ты соблазняла его так же, как обычно соблазняла меня, Шеннон? – поинтересовался он, пронзая ее острым взглядом.

Ты просила его показать тебе какой-нибудь новый способ, чтобы получить желаемое наслаждение?

Рука Шеннон взметнулась, но твердые пальцы Луки вцепились в ее тонкое запястье, остановив руку в сантиметре от его лица.

– Мы оба знаем, что тебе от меня только наслаждение и было нужно, – безжалостно продолжил он, – но неужели ты думала, будто исчерпала все мои возможности? Ошибаешься, любимая. Он поцеловал кончики ее сжатых пальцев. – Например, мы никогда не царапали друг друга. Ты даже не представляешь, какие удовольствия ты упустила.

– Заткнись! – воскликнула Шеннон. Настанет ли конец этим оскорблениям?

Не спуская с Шеннон глаз, Лука привлек ее ближе к себе.

– Я до сих пор не могу забыть тебя, – заговорил он глубоким низким голосом. – Я помню каждое скольжение твоих губ по моему телу, каждое касание твоего чувственного языка. Разве тебя не греет осознание того, что я все еще без ума от тебя, так же как и ты от меня, Шеннон, а?

– Не заблуждайся – я тебя презираю! – зашипела она. – Думаешь, я забыла те унижения, которые испытала, когда ты приписал мне так называемого любовника? Как ты набросился на меня подобно дикому животному? А потом обзывал меня последними словами.

Ее сердце трепетало, но не от желания, а от гнева, который копился два долгих года и теперь вырвался наружу.

– Я же извинился, – сухо сказал Лука.

Неужели? Что-то она не запомнила его извинений!

– То, как ты поступил, было за гранью человеческого разумения. А знаешь, что еще хуже? Ты даже не потрудился выслушать меня. Осудил, признал виновной и выгнал вон.

Ее грудь вздымалась, слова слетали с языка сами собой. – Что ж, я признаю свою вину. Да, я привела другого мужчину в твою постель, Лука, и не могу тебе передать, сколько удовольствия я получила от этого!

– Хватит! – рявкнул он.

Действительно, хватит. Шеннон освободила свою руку и, пошатываясь, отошла к стеклянной двери. Зачем она солгала? Почему всегда говорит ему то, что он хочет услышать?

В подсобке воцарилась гробовая тишина.

Сердце Шеннон разрывалось от боли.

– Ну что, теперь я заслужила право уехать? спросила она слабым голосом.

Вместо ответа Лука повернулся и вышел.

Шеннон почувствовала странное облегчение.

Переведя дух, она подняла сумки и последовала за ним.

Но когда вошла на кухню, она уже знала, что ничего не выиграла: Лука и не думал ее отпускать. Напротив, он решил играть роль гостеприимного хозяина, поскольку стоял у раковины и наполнял чайник. Его пальто исчезло, так же как пиджак и галстук.

– Снимай пальто, положи сумки, – сказал он, не поворачиваясь.

– Лука, ради всего святого! – взмолилась Шеннон. – Просто позволь мне уйти отсюда. Я сниму номер в гостинице.

– Чай или кофе? – все, что услышала она в ответ.

– Неужели ты не понимаешь? Я просто не могу остаться в этой квартире с тобой!

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Ты бесчувственное чудовище.

– Чай или кофе? – снова повторил он.

– О, на твое усмотрение, – вздохнула она и, сдавшись, опустилась на стул возле кухонного стола, бросила свои сумки на пол, затем положила локти на стол и спрятала лицо в ладонях.

Снова наступила тишина, нарушаемая только успокаивающим шипением закипающего чайника. Шеннон по-прежнему прятала лицо, а Лука пристально смотрел на нее. Что ж, пусть наслаждается ее поражением, если это поможет ему пережить все, что случилось за последние дни. Ее это больше не волновало. Шеннон хотелось только одного – выпить чаю и затем найти кровать, где она смогла бы заснуть.

Лука стиснул зубы и зло спросил себя: о чем, черт побери, он думал, устроив эту сцену? Почему он, здравомыслящий, умудренный опытом тридцатичетырехлетний мужчина, насмехается над бывшей любовницей? Тем более сейчас, когда на него самого свалилось такое огромное горе!

И Шеннон не просто его бывшая любовница.

Это женщина, которую он любит. Женщина, с которой он мог бы провести вместе остаток жизни.

– Я никогда не спрашивал тебя, кто был тот другой мужчина.

– Что? – Шеннон убрала руки от лица, ее воспаленные глаза смотрели на него так, словно он говорил по-китайски. – Забудь про чай, – добавила она, поднимаясь со стула. – Я устала и хочу отдохнуть.

С этими словами она взяла свои вещи и вышла из кухни.

Лука услышал, как открылась дверь, и мрачная улыбка тронула уголки его рта. Наивная Шеннон думает, будто там находится одна из спален для гостей. Она намеренно выбрала ее, потому что знала, что их старая спальня была в другом конце холла.

Положив ладони на стол, Лука ждал, когда она обнаружит свою ошибку. Действительно, несколькими секундами позже дверь закрылась и шаги Шеннон раздались у следующей комнаты.

Лука не ночевал в их общей спальне с тех пор, как она привела туда другого мужчину.

Следующая дверь, которую она выбрала, тоже захлопнулась с выразительным стуком.

Лука вздохнул. Он, должно быть, спятил, если позволяет себе столь болезненно реагировать на ее присутствие. Все, что их связывало два года назад, должно быть забыто. Так почему же тогда ноет сердце?

Он знал ответ, но скорее ад замерзнет; чем он признает это.

Чайник закипел. Выключив конфорку. Лука оставил чайник на плите и прошел в свою спальню.

С этого момента он будет соблюдать дистанцию, мрачно поклялся себе Лука. Завтра Шеннон переедет в гостиницу. И пока она здесь, во Флоренции, он постарается с ней не встречаться.

Приняв решение, Лука разделся, вошел в примыкающую ванную, включил душ и встал под горячую струю воды, чтобы поскорее снять напряжение, не отпускавшее его в присутствии этой женщины.

Шеннон открыла чемодан, достала шелковую пижаму – короткие штанишки и легкий топ – и замерла, прижимая ее дрожащими пальцами к груди.

Да, она презирает его. Но почему тогда у нее слезы в глазах? Почему она испытала невыносимую боль, когда он вновь затронул давно закрытую ими обоими тему?

Полная невиновность должна была бы принести чувство уверенности в собственной правоте. Только никакой уверенности не было и в помине. Вместо этого Шеннон хотелось разыскать Луку и оказать правду. Только тогда, когда все это закончится, она могла бы обрести душевное спокойствие.

Хотя… разве можно раскрыть чужую тайну?

Два года назад Шеннон пыталась сказать Луке правду, но только обожглась об его недоверие. Лука безоговорочно считал, что застал ее на месте преступления. Приведенная в беспорядок кровать говорила о многом. Упаковка презервативов говорила еще больше. Сам факт, что Шеннон посмела перекинуть вину на кого-то другого, послужил окончательным преступлением в его глазах.

Чем быстрее Шеннон исчезнет с его орбиты, тем лучше будет для них обоих. Ясно как божий день, что Лука владеет собой ничуть не лучше самой Шеннон.

– О, Кейра, – вздохнула она. – Помоги мне, сестренка, поскорее выздоравливай, и тогда я улечу отсюда в Лондон на первом же самолете.

А вот у Анджело уже нет шанса выздороветь…

Это нечестно. Он нравился Шеннон. Впрочем, Анджело нравился всем. Но никто не любил его больше, чем Лука… Сердце Шеннон сжалось от боли: она вдруг поняла, почему его поведение сегодня было таким странным.

Раскаяние захлестнуло ее. Ну почему она не подумала об этом раньше?

Шеннон ощутила болезненный порыв пойти и утешить его. Но… Она устало вздохнула, зная, что сочувствие – самая последняя вещь, которой ждет от нее Лука.

Секс – другое дело. Лука никогда не скрывал, что воспринимает секс как панацею от всех бед и неприятностей.

Шеннон положила пижаму на кровать, сняла одежду и пошла в ванную, чтобы принять душ.

Первое, что она услышала, был звук льющейся воды в соседней ванной комнате. И сразу в мозгу возник образ обнаженного мужчины с широкими, загорелыми плечами, золотистым от загара торсом и стройными мускулистыми ногами.

Включив душ, она усилием воли заставила себя не думать о том, что происходит за стеной.

Какое счастье лечь на прохладные простыни, натянуть одеяло на голову и отгородиться от всего мира! Завтра я уеду и сниму номер в гостинице, решила Шеннон и провалилась в сон.