Страсть Селии

Тайная месть Колина…

Колин позволил событиям зайти слишком далеко. Ему не следовало баловать себя этим последним бокалом перно во время, как выразился его кузен, вечерних торжеств. Но что же ему было делать? День за днем и ночь за ночью рогатый Колин был вынужден лицезреть, как его возлюбленную унижают руки и задница представительницы ее собственного пола. Это доставляло немалые мучения, Однако еще больше страдал Колин, видя удовольствие, с которым прежде робкая Селия подносила язык к заднице другой женщины, не говоря уже о сладострастных выходках ее клитора. Никогда прежде он не видел его таким набухшим от вожделения! Тот бесстыдно трепетал внутри надутых губ, которые лезвие сэра Джейсона совершенно избавило от растительности. Даже сжав бедра, молодая женщина, унижение которой стало источником всеобщего удовольствия, не могла скрыть от наблюдателей своего волнения — и это, без сомнения, явилось для сэра Джейсона оправданием для того, чтобы состричь с лобка рыжеватые локоны, ее единственный атрибут скромности. Не могла же Селия стать такой же развращенной, как и негодяй, устраивавший все эти зрелища?

Однако Колин как раз опасался, что его суженая потеряна для него. Если бы им только удалось добраться до Виареджио, их жизнь могла сложиться иначе. Ведь Селия тоже хотела жить нормальной жизнью — похожей на ту, которая у них сложилась на короткое время в Провансе до появления на сцене его кузена. А теперь, когда его заставили делиться изящными отверстиями вместе с другим мужчиной — мужчиной, связанным с ним кровными узами, — Колин обнаружил, что делит их еще и с женщиной, точнее, с несколькими женщинами. Он никогда не мог бы представить, что его кузен придумает план мести, ведущий к окончательному развращению. Выяснилось, сколь наивно вели себя Селия и Колин, пускаясь в бегство; такой мужчина, как сэр Джейсон Хардвик, никогда не смог бы благосклонно отнестись к тому, что считал актом предательства, — особенно если его совершили кровный родственник и женщина, чьи тело и любовь оба делили.

В уме Колина назревал собственный план мести — однако он не станет устраивать из нее публичного спектакля, как это произошло с молодой женщиной, на которой он надеялся жениться… пожалуй, подобный шаг еще не исключался. Даже сейчас удрученный Колин чувствовал пикантный вкус Селии на губах и языке исполнительницы канкана, когда прижался устами к губам Мартины в поцелуе мужского отчаяния. Колин с раздирающей душу болью обнаружит эту отличительную пикантность также на других частях тела танцовщицы.

Мартина встретила своего неожиданного гостя мужского пола весьма предупредительно, когда тот постучал в дверь поздно вечером. Кстати, вечер закончился рядом унижений для тех, кто собрались в салоне на первом этаже. Колин тоже претерпел унижения, особенно когда его удовольствие шумно выплеснулось, на пол у всех на глазах. Никогда ему не забыть восторг подернутых пеленой глаз Селии, когда она поняла, что пена у ее ног принадлежит не только верховодителю, действия которого привели к извержению, но также и безупречному Колину. Великолепный инструмент Колина, не уступавший орудию его кузена, разразился потоком пены, который мог соперничать даже с щедрым извержением его кузена.

Та поспешность, с которой ему открыли дверь, могла навести на мысль, что гостья загородного дома ждала хозяина или, возможно, его наивную пленницу. Мартина с удовольствием приняла бы любого из них или обоих сразу так долго, как им этого захотелось бы, и удовлетворила бы их любым способом. Она обнаружила, какое большое удовольствие доставляет вторжение в ее зад монументального члена сэра Джейсона Хардвика, а также изящных пальцев и языка его спутницы. Пораженная джентльменом, в чей загородный салон ее пригласили давать представления, эта ведущая танцовщица так и не смогла устоять перед прелестной мадемуазелью с таким девственным языком. Пикантная, напоминающая мандарин, задница Мартины лишила девственности многих любительниц орального искусства, и те всегда возвращались за новой порцией наслаждений. Мартина не сомневалась, что ее новый трофей не станет исключением, ибо краснеющая соблазнительница, известная ей лишь по имени Селия, отнюдь не оказалась твердым орешком. Наоборот, язык этой девушки, когда его, отбросив стыдливость, пришлось пустить в ход, показал, что она всего лишь страстная любительница. Разумеется, Мартина поняла, что девичья реакция является следствием нравов этого времени, а не результатом отвращения к самому акту. Ибо язык, который ухаживал за выбритым порогом ее задницы и проникал глубоко внутрь, делал это охотно и не возражал даже тогда, когда был вынужден пройтись по расширенной замечательным пенисом сэра Джейсона тропе. От мысли о том, что придется вернуться домой в Париж, не зная, испытает ли она еще раз подобные наслаждения, глаза танцовщицы наполнились слезами. Если бы только она могла навечно остаться с ними в доме с голубыми ставнями! Она доказала бы, что достойна своего хозяина, несмотря на непристойности, которые тот от нее требовал. Ибо больше всего Мартина восхищалась слабостью сэра Джейсона к женским задам.

Когда Колин прокрался в комнату для гостей, он невольно задался вопросом, чей тайный стук ждала наделенная восхитительной задницей француженка. Вряд ли она ждала его, если судить по недавним проделкам в салоне. А при мысли о том, что Селия могла оказаться в кровати рыжей самки, у Колина вскипела кровь. Разве она не сполна насытилась во время унизительного ночного пира? Он непременно заставит свою непостоянную любовь расплачиваться за удовольствия с бесконечной вереницей женщин, поставляемых его кузеном, даже если ей и не суждено узнать истинную цену расплаты.

Хотя обеспокоенный мужчина у ее двери был не тот, кого она ожидала, исполнительница канкана не расстроилась. Упав на колени в смиреной позе, которую, как она знала, предпочитало большинство мужчин, Мартина обеими руками взяла пенис гостя, ибо ей потребовались пара рук, чтобы обхватить этот внушительный инструмент. Она расстегнула Колину штаны, как только тот переступил через порог. Ибо чего еще мог желать этот месье, находившийся в состоянии эрекции, кроме как отведать ее прелестей? А этих прелестей у нее было немало. Хотя она и предпочитала дарить их хорошеньким представительницам своего пола, Мартина не имела ничего против того, чтобы поиграть с приятным мужчиной, особенно если им оказывался один из Хардвиков. Получив большое наслаждение от мужского достоинства сэра Джейсона, отличавшегося значительной длиной и объемом, она ожидала, что экземпляр его младшего родственника окажется не менее достойным. Разразившись восторженным извержением в тот вечер в салоне, инструмент Колина показался ей многообещающим. Неужели она была причиной столь обильной награды? Несомненно, этот тихий джентльмен не смог остаться равнодушным к подмигиваниям, которые картина адресовала своим зрителям — эти подмигивания продолжались еще долго после того, как язык одной наивной девушки завершил свои анальные странствия и отправился за другими лакомствами.

Со дня приезда Мартина заметила сильное сходство между двумя англичанами, которые наблюдали за ее проделками с нескрываемым пылом. Однако именно пенис Колина подтвердил ее догадки. Не могли двое мужчин быть наделены теми же сверлами, если их не связывает близкое кровное родство. Как это прежде случалось со многими, Мартина ошиблась, сделав вывод, что сэр Джейсон и Колин в самом деле являются братьями.

Не успели пальцы танцовщицы обвить пенис Колина, как тот прислонился к стене. Не моргая, он наблюдал, как стержень исчез во рту Мартины, а его стоны устремились к ушам женщины, спящей в соседней комнате. Селия уже давно не доставляла ему удовольствие подобным образом; его кузен положил конец всем наслаждениям с того дня, как парочку беглецов вернули из Марселя. Колин чуть было не отнял у Мартины свой инструмент, и от сознания вины за то, что он делает, его член обмяк. Но почему ему не предаться наслаждениям со жгучей танцовщицей? В конце концов, его возлюбленная проделывала это такими способами, о которых он бы постеснялся говорить. Разве он не имеет права отведать уникальные прелести так же, как это делала Селия?

Перестав бичевать себя, Колин снова почувствовал, как его член вырастает в твердую колонну во рту Мартины, которая всего несколько часов назад жадно поглощала волшебный напиток из источника между бедер Селии. Ее узкая щель и в самом деле одарила француженку щедротами, достойными пениса, совершающего бурное извержение. Да, Колин будет вытворять с танцовщицей все, невольным свидетелем чего он стал, и даже больше.

Мартина пригласила гостя в свой рот, жалея, что не может одновременно оказать гостеприимство обоим экземплярам Хардвиков, ибо вкус этого оказался таким приятным, что заставил ее изнывать по аромату выдающегося близнеца. Какое редкое удовольствие наслаждаться пенисом, не обремененным отодвигающейся плотью, какая обычно встречается у короны. Поэтому неудивительно, что у нее возникло желание заполнить свой рот не одним, а двумя такими восхитительными инструментами. Если бы представился случай, Мартина пригласила бы Хардвиков отведать ее и спереди, и сзади одновременно — и в довершение этого балета преподнесла бы затвердевший кусок своего клитора языку маленькой мадемуазели. Она заставила бы наивную женщину сосать его так, как это делают с членом мужчины, поставив ее таким образом, чтобы она могла насладиться ложбинами между ее бедрами. Какое блаженство совершить подобное па-де-катр, если бы только у нее хватило дерзости высказать хозяину дома свои желания! Пошел бы сэр Джейсон ей навстречу?

Мартина облизывала член Колина, начиная от капающего тоненького отверстия и кончая корнем, после чего втянула в рот расположенную там упругую мошонку. Оральное использование этого уникального мужского сооружения было ей в новинку, и она получила удовольствие от дрожи в яичках Колина. Эта дрожь так не походила на привычные ей более неуловимые вибрации — трудно уловимое подрагивание женской промежности, заднего прохода или выразительная вибрация полностью набухшего клитора. Однако исполнительница канкана получала удовольствие, когда познавала новые ощущения и ароматы. Она сосала этот тонкий мешочек плоти и чувствовала перемещение, когда железы пытались приспособиться к контурам нового пространства.

Пальцами, все еще хранившими запах Селии, Мартина растирала набухшую шишку, нацеленную острием в сторону потолка; из уст ее владельца вырывались стоны, свидетельствующие о его одобрении. Осмелев, она сжала пульсирующую сферу еще сильнее и столь же сильно стиснула мешочек, заполнивший ей рот. Не успела она настроиться на устойчивый ритм между рукой и ртом, как почувствовала пульсацию языком и внутренней стороной щек. И как раз в это мгновение выстрелил гейзер густой жидкости. Мартина отпустила напрягшуюся мошонку и поспешила поймать ртом кипящий поток, пока тот не пропал напрасно. Колин опустился на пол, и все следы его прежнего чувства вины исчезли во рту танцовщицы.

Однако сегодня месть Колина не ограничится подобными усладами. Как бы Колин ни старался, он не мог вытравить из памяти вид дразнящего мандарина между ягодицами француженки, которые так широко раздвинули руки его когда-то непорочной возлюбленной. Не имело значения, считал ли его кузен уместным преодолеть это гофрированное отверстие; Колин поклялся стереть любой след вторжения сэра Джейсона, даже если пришлось бы вдвойне расширить манящую скважину. Однако он сначала намеревался позволить своему языку совершить путешествие по экзотическому ландшафту, как это много раз делал язык Селии. Действительно, она засовывала язык так глубоко в задние ворота танцовщицы, что казалось, будто ей больше не удастся вытащить его оттуда. Колин подозревал, что такое рвение не мог породить простой страх наказания в случае неповиновения развратным желаниям сэра Джейсона. К этому времени стало очевидно, что женские прелести возбуждали у Селии голод, который не утолишь потреблением лишь одного мандарина.

Прежде чем над горизонтом Прованса забрезжил рассвет, Колин успел интимно познать прославленный фрукт исполнительницы канкана. Талантливая Мартина предложила гостю особый показ своего популярного сокровища, ибо знала, что месье пришел не только посмотреть, но и испытать. Используя кровать в качестве сцены, Мартина изогнула спину назад, сосредотачивая вес тела на плечах, как она делала во время выступления в салоне на первом этаже перед трио, один участник которого смазал мигающий глаз ее зада слюной, чтобы подготовить его к визиту члена хозяина дома. Как покраснела работавшая языком мадемуазель, щеки которой стали столь же розовыми и привлекательными, как и ее клитор. Мартину нельзя было провести; ей стоило взглянуть на женщину, чтобы узнать, готова ли она к приему. Как и сэр Джейсон, она обладала изощренным навыком читать трепет этого прибора, служившего мерилом женского удовольствия.

Не успела танцовщица преподнести тело удобным для младшего Хардвика способом, как тот бросился к разверзшейся щели ее ягодиц, причем его язык по-волчьи высунулся, чтобы коснуться оранжевого входа между ними. По какой-то причине ему показалось, что он будет делать это не столь охотно — может быть, даже испытает отвращение к своим стремлениям, поскольку анус принадлежал не его изящной возлюбленной, а чужой женщине. К его удивлению, реакция получилась совершенно противоположной. Он чувствовал лишь необузданное сладострастие, когда подмигивающее отверстие заманило его язык, суля массу удовольствий. Колин надеялся, что непостоянная женщина, которой он хотел отомстить, войдет в эту комнату и обнаружит — ее возлюбленный засунул покрытый слюной язык в задницу другой женщине (раньше он совершал такое развратное действо только с робкими маленькими губками Селии). Намерения Мартины тоже были далеки от робости. Ее мандарин схватил пришедший в гости язык с удивительной силой, которую породили бесчисленные встречи с членами, пальцами и, разумеется, языками. Да и исполнительница канкана не скрывала, что предпочитает последний отросток, а тот, что, сейчас вторгся через ободок ее заднего отверстия, не разочаровал ее.

Раскрасневшись от волнения и немалого конфуза, Колин отдавался этому знойному соблазну, все время проклиная своего кузена, действия которого в конце концов и стали причиной того, что он загнал язык в заднее отверстие незнакомой женщины. Спустя несколько мгновений после того, как одни мускулы впервые обласкали другие, он невольно начал сравнивать опытный экземпляр, с которым сейчас имел дело, с тем, который стал ему знаком в результате нежной интимности — он сравнивал ароматы, поверхности, температуру и вкус. Честно говоря, оба очень приходились по вкусу языку, хотя по-разному. Ибо стало известно, что исполнительское искусство Мартины не сводилось лишь к тому, чтобы повыше задрать ноги.

Колин начал чувствовать, что действует какая-то сверхъестественная сила, все глубже затягивающая его язык в мерцающую бездну ануса француженки, словно пытаясь проглотить его до самого корня. Хотя розовый портал, принадлежавший Селии, доставлял ему подобные радости, его язык никогда не всасывали с такой яростью. Однако он противопоставил этому еще большую ярость, пользуясь своим языком как боевым оружием. Разве это не была всего лишь битва за обладание молодой женщиной, которая превратила каждого в доме с закрытыми ставнями, включая его на вид неприступного кузена, в раба похоти и любви? Колин не знал, удастся ли им когда-нибудь пережить это кровопролитие.

Возможно, к таким крайностям рогатого Хардвика подталкивал уже не вкус мести, а вкус того, что щедро доставалось другим. Легкость, с которой Мартина владела своими конечностями, говорила о том, что она имеет значительный опыт в подобного рода встречах. Без малейших признаков смущения она уперлась натренированными танцами ногами в самую высокую часть передней спинки кровати, и колени таким образом оказались рядом с мочками ее ушей. В итоге задница торчала под острым углом, а полушария раздвинулись и предлагали оранжевую скважину ануса тому, кто желал исследовать его сладострастные свойства. Чтобы еще больше подчеркнуть свои уникальные способности, она ухватилась за ягодицы и раздвинула их с такой силой, что выбритое отверстие между ними, казалось, находилось под угрозой разрыва.

Оказалось, что это любимая поза танцовщицы, и как раз перед ней не смогли устоять зрители ни мужского, ни женского пола. Эти причудливые движения не только раскрывали ее заднее отверстие и окрестности для вторжения различными способами, но служили также и другим целям. Мартина обожала трогать себя и впитывать собственный сексуальный аромат. В довершение всего она просунула голову между собственных бедер, обеспечивая устам доступ к пунцовому язычку плоти, выступавшему из губ женской прелести. Какое это счастье — родиться такой гибкой, ибо какая женщина станет утверждать, что может принять член джентльмена в заднице в то время, как сама посасывает собственный клитор? Воистину, ее репутация возникла не на пустом месте!

Исполнительница канкана обнаружила свои необычайные способности в раннем возрасте, когда девочки еще бегают вприпрыжку с развевающимися косичками, а затем собираются вместе и хихикают над местным пижоном. У Мартины не было времени для таких юношеских шалостей; в ее голове зародились планы, а в них не входило оставаться в деревне, где она родилась, и работать в семейной лавке на рынке или, когда она станет взрослой, выйти замуж за какого-нибудь щеголя Лотарио, имевшего мало перспектив и еще меньше ума в голове, чем денег, звеневших у него в кармане — звеневших по крайней мере до тех пор, пока тот не потеряет все до последней монеты в какой-нибудь нечестной азартной игре. Рыжеволосой красавице незнатного рода было суждено танцевать на парижской сцене. И она сделает все, чтобы оказаться там.

Мартина не испытывала недостатка в джентльменах, — у нее было даже несколько леди — желающих наполнить дамскую сумочку танцовщицы франками в обмен за возможность увидеть ее особые таланты. Как раз эти обеспеченные и умудренные опытом дамы познакомили деревенскую девушку с наслаждениями, которые можно получить, вторгаясь в ее заднее отверстие. Разумеется, такие вторжения случались лишь после того, как язык предварительно смазывал его — эту любовную прелюдию Мартина обожала больше всего, особенно, когда ее начинала другая женщина. По ее мнению, мужские ласки, какими бы приятными они ни были, не могли сравниться с первыми робкими касаниями языка, которые перерастали в отчаянное страдание. Не требовалась мудрость, накопленная многими годами, дабы понять, что запрещенный характер этой проделки побуждал женщин действовать с отчаянной свирепостью которая не встречается даже у самых необузданных мужчин. Эти порождающие наслаждения странствия вынудили Мартину удалить рыжие усики, окружавшие чувствительную ложбину. То же самое она проделала и с более традиционными областями, вызывающими эротический интерес. Такое возбуждающее обнажение лишь прибавило популярности молодой женщине, а это известие быстро распространялось в определенных кругах. Мартина вдруг обнаружила, что стала желанной гостьей.

Честолюбивая женщина никогда не могла подумать, что склонность ее тела как угодно изгибаться в конце концов станет визитной карточкой к успеху. Хотя танцы стали главным способом добывания хлеба насущного, Мартина тем не менее не забывала и о других увлечениях. В Париже не было салона, который не оказывал бы ей гостеприимство. Делалось много щедрых обещаний, чтобы заручиться ее несравненным присутствием, предлагалась праздная жизнь, если она только согласится. Однако Мартина считала себя свободным человеком и предпочитала отдавать свое время тем, чьи сладострастные ухаживания ценила больше всего. Регулярное посещение элегантного салона одного мужчины с благородным именем и членом привело танцовщицу в Прованс, где она наслаждалась не только собственными устами, но также устами приятного англичанина, не менее симпатичный родственник которого часто захаживал в упомянутый Парижский салон.

Не дожидаясь первого яростного вторжения пениса Колина в заднее отверстие, гибкая танцовщица губами ухватилась за спелый плод своей женской прелести и начала с наслаждением сосать его. Собственный аромат доставлял ей удовольствие не меньше чужого, а может быть, даже больше. Чуть раньше этим же вечером клитор Мартины терся о соответствующий орган ее английской напарницы, и сейчас он оставлял во рту еще более приятный вкус. Одно лишь воспоминание о краснеющем шелковом лепестке мадемуазель вызвало у танцовщицы стон желания, и вдруг цепочка медовых бусинок выступила из незанятой щели, образуя глубокое озеро вокруг оранжевого отверстая.

Считая это намеком, Колин устремился в подставленную задницу танцовщицы и достиг глубин, о которых и мечтать не смел. До предела расширенная задняя магистраль обеспечила беспрепятственное вторжение; он мог путешествовать так далеко, как позволяла длина пениса. Единственным препятствием являлись его яички, которые начали накаляться во рту Мартины, причем ее предварительная игра сулила долгое путешествие. Из-за прямого угла, под каким она подала себя, Колину пришлось перестроиться, чтобы делать толчки сверху вниз, а не поперек или вверх, к чему он привык с Селией. Это требовало согласованности и равновесия, поскольку ему пришлось присесть с широко расставленными ногами перед задницей исполнительницы и лишь руками обхватить колени, поддерживая себя. Поскольку он возжелал взять ее спереди (при этом открывался замечательный вид на выбритые складки, пунцовые клитор и щель), дуга пениса Колина входила под углом, который не совпадая с внутренним изгибом входа, куда он проник, что требовало более сильных толчков, чем в случае вторжения сзади. Поэтому нечего было удивляться, что из уст, заполненных клитором, эти мощные толчки вызывали прерывистые стоны. С присущим Хардвикам упорством Колин далеко углубился в незнакомой территории, под напором его толчков срамные губы Мартины выпустили набухший клитор. Но она тут же вернула его на место и пуще прежнего возобновила оральные упражнения.

Колин хорошо помнил выражение нескрываемого шока на лице своей возлюбленной, когда она впервые воочию увидела, что исполнительница канкана способна ублажать себя собственным ртом. Если бы он сам не был так потрясен, то мог бы громко посмеяться над причудливым спектаклем, во время которого удовлетворялась его собственная похоть. Как это делал кузен, который все время непристойно шутил, не говоря уже о том, что отпускал пошлые комментарии, по достоинству оцененные женщиной, которой они предназначались. Соки из влагалища Мартины текли в тот день подобно бурной реке, что безошибочно подтвердил язык Селии. Разумеется, никто из собравшихся в маленьком салоне не мог знать о тайной страсти танцовщицы к хозяину дома. Даже самые грубые его шутки звучали волшебной музыкой в ее ушах, симфонией, выражавшей дань сэра Джейсона ее талантам. Хотя Селия испытывала отвращение к тому, что Мартина выставляла свой клитор напоказ, она, без сомнений, немного завидовала этой женщине, но кто бы не позавидовал такой способности? Конечно же, ей хотелось бы обладать не меньшей ловкостью. А ведь она пыталась воспроизвести позу танцовщицы, вытягиваясь и напрягаясь, чтобы схватить оранжево-розовый язычок своего клитора ртом точно так же, как творец этого эротического номера делала перед единственным зрителем, который теперь, когда спектакль предназначался исключительно ему, находил его очень необычным. Колин от восторга потряс головой. Где же его кузену удалось найти подобную женщину?

Увы, восторг Колина перешел в озлобленность, когда в его голове зародился другой сценарий, очень похожий на этот, если не считать незначительной детали: постыдного присутствия третьего липа. Неужели Селия совершала акт лесбийской любви при поддержке сэра Джейсона? Колин мог легко представить, как его кузен помогает смущенной молодой женщине занять схожую вульгарную позу, не успокаиваясь до тех пор, пока не изогнул ее конечности до пределов их физических возможностей. Распутный Хардвик не оставил бы свою робкую пленницу в покое до тех пор, пока ему не удалось бы заставить ее ласкать сосок собственного клитора, а это он воспринял бы как победу. Желания сэра Джейсона всегда были какими-то неестественными. Уж слишком часто Колин становился свидетелем, как язык его возлюбленной отдавал дань впадине на заднице кузена. Вне всякого сомнения, Селия полагала, что позорное занятие никто не увидит, и беспорядочные странствия ее языка останутся между ней и мужчиной, ради которого она решила унизить себя. Что ж, у Колина имелось несколько собственных тайн, не лишавших его возможности подсматривать за обоими, когда те считали, что полностью уединилась и могут вволю наслаждаться делами, которые даже для такого развращенного типа, как сэр Джейсон, считались выходящими за пределы распущенности. Поэтому Колину не требовалось большого воображения, чтобы представить, как его сосущую клитор возлюбленную вынуждают отпустить этот плод, чтобы заменить его другим, более запретным.

Но в этот теплый прованский вечер Колин не испытывал жалости к Селии. Пока он наслаждался экзотическими прелестями, гибкого тела исполнительницы канкана, у него для таких эмоций не было времени. Головка его пениса продолжала совершать набеги на потайные уголки прямой кишки Мартины, и Колин впервые с тех пор, как скрывался от закона, почувствовал признательность к своему кузену. Хотя ничто не могло сравниться со знойным отверстием ягодиц Селии, незаконно обретенные удовольствия оказались весьма приятными, особенно после того, как пальцы и язык его возлюбленной совсем недавно весьма основательно трудились перед публикой. Колин мог поклясться, что пробовал слюну Селии, когда впервые проник языком в пикантный мандарин Мартины. В это мгновение он больше всего надеялся, что Селия случайно зайдет в комнату во время напряженного действа и застанет их врасплох. Очи Селии широко раскрылись бы, увидев, как длинный язык Колина значительно углубился в любвеобильное заднее отверстие танцовщицы, слезы наполнили бы ее ярко-синие глаза, когда она вспомнила бы, как он очень хотел сотворить с ней то же самое. Действительно, если бы самка, задний проход которой сейчас принимал пенис Колина, не приглушила свои стоны, он дождался бы желаемого, ибо постель Селии находилась как раз по ту сторону стены, о которую ноги француженки выстукивали безошибочный ритм. «Селия, конечно же, слышит сочную музыку нашего анального слияния», — мстительно думал Колин. Не забыл ли он закрыть дверь на задвижку после того, как вошел?

Мартина с восторгом сосала свой набухший клитор, соки из ее щели струились на хорошо запертый анус и еще больше увлажняли его для вторгающегося стержня. Радуясь приему, Колин увеличил скорость толчков и обнаружил, что не может отвести взгляда от выбритых складок губ с горевшим между ними ярким пламенем, в котором за сосущими губами Мартины можно было узреть лишь часть корня. Тихо проклиная свою ветреную возлюбленную, Колин с присущим ученому рвением сосредоточился на влагалище партнерши, ибо при каждом вторжении его инструмента оно раскрывалось, предлагая взору наблюдателя часть женского интерьера, отличавшегося таким же богатством оттенков, что и язычок плоти, над которым трудился рот танцовщицы. После столь энергичного массажа женская прелесть Мартины стала еще розовей.

Неудивительно, что, наконец разрядившись в приподнятой исполнительницей канкана заднице, он направил свой язык к ее клитору, который еще больше увлажнился после оргазмов. Те следовали у нее один за другим, ко второму присоединился Колин, извергая свое удовольствие в заднюю магистраль до тех пор, пока Мартина не стала умолять его остановиться. В этот вечер она уж точно не сможет проглотить ни капли хардвикского семени!

Колин пережил по-настоящему опьяняющие наслаждения. Но, вспомнив, как прежде купался языком в медоносных сферах своей возлюбленной, он вздрогнул от злобы. Получая запретное удовольствие, Колин сравнивал медовые сладости Мартины, которые сейчас предлагались ему на пробу, и медовые сладости Селии, постигнутые им во всех подробностях и ставшие источником наслаждения. На вкус Селия напоминала ему весенний дождик, тогда как ведущая танцовщица — неистовую бурю. Тем не менее Колин с честью выдержал этот бурный ливень, встретив его еще более яростным извержением, поднявшим брызги на выпяченных полушариях танцовщицы. Он никогда не думал, что его пенис за один вечер способен извергнуть такое обилие пены. Неужели младший из Хардвиков тоже почувствовал вкус мести?

После того как Колин насытился вволю — соки Мартины продолжали изливаться при каждом движении его языка, — ему потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься в соседнюю комнату. Он хотел вывести ее обитательницу из послеоргастического сна, в который ее погрузили утехи с женщиной, используемой им в качестве бальзама для утоления страданий. Колин мечтал, чтобы Селия почувствовала запах флюидов другой женщины на его теле, отведала их с его губ и языка. Пусть она узнает, что он возжелал плоть, а также отверстия другой. Он расскажет неверной возлюбленной, какими пикантными на вкус показались оранжевые складки заднего отверстия Мартины и как внутри горел его язык. Он подробно опишет каждую деталь ткани и запаха. Он вознесет до небес похвалу способности танцовщицы доставать языком не только собственный клитор, такой красивый и ароматный, но и заднюю скважину, сок которой он недавно впитывал. Закончив рассказ, Колин дальше непременно в ярких красках опишет Селии разврат с исполнительницей канкана, начиная с захвата ее атлетического сфинктера и кончая забавным выходом воздуха при извлечении члена. Он не пощадит уши возлюбленной подробностями, несмотря на их интимность или последующие слезы. Пожалуй, можно будет предложить Селии свой пенис, чтобы она могла насладиться плодами его стараний, а потом отправить ее в комнату для гостей подмести языком остатки удовольствия, которое он оставил на плоти танцовщицы. Каким сладким на вкус должно быть его семя, когда оно потечет из подвергшегося многочисленным набегам заднего люка Мартины. Да, он будет обращаться с Селией так, как его кузен, ибо этого она, похоже, больше всего желала.

Но Колин ничего такого не сделал. Он всего лишь вернулся в свою комнату, страшась того, что может принести следующее утро.