То истина: не всех пригожих
Пленяет шелковая тряпка.
«Мне холодно», надвинув кожух.
Сказала дева зябко.
Сквозняк и ветер, пот причина!
Тепла широкая овчина
И блещет белое плечо
Умно, уютно, горячо.
У стрекоз возьму я шалость.
Они смотрятся в пруды.
Унесу твою усталость,
Искуплю твои труды.
Я до боли в селезенке.
Стану бешено скакать.
Чтобы мрачные глазенки
Научилися блистать.
Но что там? Женщина какая-то
Ушами красная платка…
«Ахти, родимый, маета.
Избушка далека.
На, блинчики с сметаной,
Все до верху лукошко.
С тобою краля панна?
Устала я немножко…
Ты где ходил? в лесу, не дале?
А наши тя видали
Ты бесом малым с ней юлил,
Ей угодить все норовил.
Ужо отведай коровай!
Прощайте! прощевай!
Да вот, чтоб сон ваш не был плох.
Али принесть лишай и мох?
Ведь все здесь камни и пески
Они, их тут возьми, жестки.
Пусть милость неба знает тя!»
Она ушла, вздохнув, кряхтя –
Торчали уши.
Ее платок горел как мак
Шаги все делалися глуше.
Ее сокрыл широкий мрак.
Как очаровательны веснушки!
Они идут твоей старушке
Невзгод и радостей пастушке.
Друг друга мы плечом касались.
Когда от ливня рек спасались,
Полунаги и босиком…
Прогулку помнишь ты вдвоем,
С одним грибом дождевиком?
Но он нас плохо защищал.
И кто-то на небе трещал.
Вкруг нас собрался водоем.
Поля от зноя освежались.
Друг к другу мы тогда прижались.
Пострелы, молвил пастушонок,
И стал близ нас угрюм и тонок.
За ним пришла его овчарка.
Нам было радостно, и жарко.
С тех пор прошло уж много дней,
А ты не сделался родней.
Она сидит главою низкая,
Цветок полей руками тиская.
«И череп все облагородит
Все, все минует и проходить.
Не стану я, умрешь и ты.
Смешливы сонного черты.
Спи, голубчик, соловей.
Если звонок соловей.
Ты знаешь, кто я?
Я „не тронь меня“.
Близ костра печально стоя.
Боюсь грубого огня.
Упади, слеза нескромница:
Мотыльками про солнце помнится».
Мечта и грусть в глубоких взорах
Под нею был соломы ворох.
И с восхитительной замашкой
Ты шила синюю рубашку.