Стрелки часов

Чернильные тени размазываются по полу, и никто не в силах удержать их очертания, как будто эти тени вышли из моей памяти.

Я сделал все, что хотел: перешагнул запретную черту, подарил бессмертие Майе; слышите, из угла лаборатории доносится ее ритмичное дыхание — сегодня она переключила себя на кислородное. Мой друг и одногодок Юрий, которому скоро исполняется триста лет, поведет ракету к созвездию Феникса, откуда пришли сигналы.

А вот передо мной фото Майи и Юры, когда им было немногим больше двадцати. Много ли в них теперь осталось от тех? И можно ли их считать теми, или это просто условие игры?

Я говорю себе: но ведь человек в пять, в двадцать и в шестьдесят лет только условно носит то же самое имя. Не тело, которое ежесекундно изменяется, не наши сердца, руки, ноги, а лишь сохранение опыта может считаться одной и той же жизнью. А если это так, то я, победивший смерть и отступивший перед жизнью, все-таки являюсь победителем.

Первый этап опыта, длившийся свыше двух столетий, закончен. Я пишу на грани кристалла, который является и лабораторным журналом, и моей биографией, вывод: