Андрей Михайлович Старостин, директор Департамента безопасности концерна Малышева, в этот вечер находился дома. Укрылся от приставучей, надоедливой жены в кабинете. Так вот сложилось. Кто-то, разочаровавшись в браке, начинает бракоразводный процесс и дележ совместно нажитого имущества; кто-то, внешне оставаясь примерным семьянином, пускается во все тяжкие тайком…
Только ни один из этих вариантов Старостину не подходил. Несмотря ни на что, в глубине души он оставался все тем же майором КГБ, молодым, дерзким и беспредельно преданным идее. Так что он даже представить не мог себя разведенным или изменяющим толстой, бесформенной бабище, в которую со временем превратилась его жена и которая сейчас возилась за дверью его кабинета.
Впрочем, сегодня он не просто прятался. Ему нужно было побыть в одиночестве, обдумать кое-что. Так что эта самоизоляция в четырех стенах была вынужденной – здесь, в тишине и покое, на его личной территории ничто не отвлекало Старостина от размышлений. Андрей Михайлович вспоминал прошлое, пытаясь понять и осмыслить, как он, бесконечно преданный делу офицер государственной безопасности, докатился до открытой уголовщины, до альянсов с бандитами. Причем с такими бандитами, которые не относились к числу серьезных криминальных лидеров – с этакой плотвой «потустороннего» мира. Хотя… Нет, не с плотвой. Плотва – рыбка мелкая и безобидная. А он связался с пираньями. Тоже вроде мелочь, однако зубастая, вечно голодная и ради насыщения готовая на все.
С чего же все началось?.. Может быть, с той самой странной встречи, когда человек со Старой площади поставил перед майором такую странную задачу?.. Или не с нее?..
На следующий день после того памятного, изменившего всю его жизнь разговора Старостина вызвал к себе его непосредственный начальник – генерал-майор Ручьев. Тот, кто, собственно, и отрядил майора на встречу с человеком из ЦК.
– Ну и что там было? – сразу же, с ходу, поинтересовался генерал.
Старостин прекрасно помнил указание своего вчерашнего собеседника: «Никому ни слова! Только вы, майор, – и я!» Сказано было более чем ясно. Но… Ручьев. Это один из немногих профессионалов, прошедший долгий путь от рядового оперативника до заместителя начальника управления в центральном аппарате КГБ. И Старостин, человек служивый до мозга костей, как можно соврать генералу? Нет, соврать-то, конечно, можно. Но если Ручьеву станет известна правда – а в том, что рано или поздно это произойдет, грех было сомневаться, – то за свою шкуру Андрей Михайлович не дал бы и ломаного гроша. Генерал не прощал предательства.
Старостин, честно глядя прямо в колючие глаза генерала, рассказал все. Передал весь разговор от первого до последнего слова. И даже бумажку с номерами счетов выложил на стол.
На листок с рядами цифр генерал даже не взглянул. И в лице его ничего не изменилось, и глаза остались такими же холодными, изучающими собеседника. Однако Старостин вдруг почувствовал, что атмосфера в начальственном кабинете изменилась. И понял на подсознательном, интуитивном уровне – ничего нового шефу он не сказал. Ему и так все было известно, без его откровений. Просто сейчас он, Старостин, успешно прошел последнюю проверку на вшивость и избежал смертельной опасности.
– Ну что же… – Ручьев в задумчивости пробарабанил пальцами по столешнице. – Делай, что тебе сказано. Кого из этих троих думаешь привлечь к операции?
– Малышева, – коротко ответил Андрей Михайлович.
– Почему именно его? – выстрелил вопросом генерал.
Старостин на мгновение задумался. Сказать правду? Что просто понравилась хорошая, русская фамилия? Не поймет начальник…
– Молод, энергичен, честолюбив, – начал импровизировать Андрей Михайлович. – Поддержки, высоких связей нет. Если дать ему шанс и помочь его реализовать – будет благодарен до гроба.
– Хорошо, – согласился с доводами подчиненного Ручьев. – Можешь начинать операцию.
– Разрешите идти? – Старостин встал с места, понимая, что аудиенция окончена.
– Иди, – кивнул генерал.
Старостин четко развернулся через левое плечо. Но не успел сделать и шага, как за спиной послышался негромкий возглас:
– Погоди!..
Андрей Михайлович тут же развернулся так же четко, отработанно.
– Тот человек, с которым ты вчера встречался… Он умер этой ночью… Остановилось сердце. Кардиостимулятор отказал…
– И что же теперь? – растерялся Старостин.
– Я же сказал – операция продолжается, – спокойно ответил генерал. – Только контролировать средства будут другие люди. Я подозреваю, что нашу службу ждут трудные времена. Как и всех нас – в этом твой покойный собеседник прав. Придется не жить, а выживать. И средства, не отраженные ни в одной бюджетной строке, очень для этого пригодятся. Чтобы не растерять то, что имеем сейчас. Запомни – сейчас на тебе будущее службы…
Старостин до сих пор не может сказать уверенно, то ли действительно человек со Старой площади скончался в результате случайного отказа сложной техники, то ли некто, оставшийся неизвестным и неузнанным, оказал этой технике посильную помощь. Да, по большому счету, и не интересовало его это. Он правильно понял слова генерала и продолжал служить верой и правдой. Но недолго.
И Старостин, и сам Ручьев были «вычищены» из системы государственной безопасности если и не самыми первыми, то в начале. Им не пришлось пережить бесконечные и бессмысленные реорганизации, переименования, разделение функций и передряги, с помощью которых «кремлевские выдумщики» разрушали службу, превращали некогда отлаженную дееспособную систему в нечто странное, невнятное и совершенно беззубое. На место профессионалов приходили странные, непонятные, никому не известные люди, которые плохо себе представляли, чем они занимаются. Зато знали, кому служат. И слово «родина» в этом списке было далеко не на первом месте…
Однако генерал Ручьев был по-своему честен. И, уходя, передал созданную финансовую структуру своему преемнику. Не потому, что питал к этому «выдвиженцу» победивших демократов какие-то теплые чувства. А потому, что до конца оставался верен долгу.
Сам Старостин возглавил службу безопасности нового бизнес-формирования. Сначала – кооператива, чуть позже – ООО, которое со временем превратилось в могучий и знаменитый концерн. И Андрей Михайлович, и курируемый им объект передавались от преемника к преемнику. Постепенно шло явное вырождение. Преемники раз от раза становились все хуже и хуже – глупее, жаднее, наглее. Узнав, что у них под руками имеются очень даже приличные и никем, кроме них, не контролируемые деньги, об интересах службы думали в самую последнюю очередь. А на первое место ставили свои личные – и мелкие – интересы.
Со временем и Старостин тоже перестал стесняться. А чего не брать, если само в руки идет?! Конечно же, «отцы-командиры» старались спрятать свою гнилую сущность за громкими и красивыми словами. Так что Старостин, глядя на них, и себя не обижал. Зато относился к этим, с завидным постоянством меняющимся преемникам, с тщательно скрываемым презрением. Понимая, что в любой момент может отделиться «со своим», к обострению отношений не стремился. Плотный контакт со спецслужбами и личная заинтересованность некоторых высокопоставленных чиновников этих служб в развитии и процветании бизнеса изрядно помогали при ведении дел в условиях дикого российского капитализма.
Кстати, и с Михеем Старостин познакомился не без помощи бывших коллег. Все началось с обычного бандитского наезда. Молодые, дерзкие, голодные бандиты вломились в офис… Нет, еще не концерна, но уже и не мелкой фирмочки. Крики, мат, угрозы, пена на губах… Андрей Михайлович сразу понял – с этими отморозками не договориться добром. Да и незачем с ними договариваться. Такие понимают только силу. Поэтому он сам, без Малышева, который в делах такого рода был совершенно бесполезен, провел переговоры, пообещал что-то невнятное и «забил стрелку», как обычно говорится в этих кругах.
На «стрелке» этих отморозков и повязали ребята из Центра специального назначения, направленные очередным преемником. Повязали предельно жестко, в соответствии с полученными инструкциями. Так, чтобы у рядовых «быков» больше никогда в жизни не возникало желания еще раз посетить тот «нехороший» офис.
Однако главного не калечили. Поваляли в пыли, после чего Старостин пригласил его в свою машину.
– Ты все понял? – Андрей Михайлович кивком указал на разложенных на земле бандитов.
Михей, чьи глаза горели ненавистью, только засопел громче и отвернулся.
– Я не слышу ответа! – повысил голос Старостин. – Ты все понял?!
– Понял, – прохрипел бандит, глядя в сторону. – Кончай лечить. Закрывай, командир. Но только помни – я ведь выйду…
«А парень с характером!» – подумал Старостин. Еще до начала «стрелки» он не принял решения, передавать ли неудачников милиции или просто «поломать» да бросить на месте встречи, в назидание другим любителям халявы. Но сейчас, под влиянием момента, Старостин увидел в бригадире что-то близкое, родственное себе. По существу – такого же городского хищника, которым был сам.
– Тебя как зовут, пацан? – довольно миролюбиво поинтересовался бывший чекист.
– У прокурора познакомимся! – огрызнулся бандит, исходивший бессильной злобой.
– Можно ведь и без прокурора обойтись… – тусклым голосом произнес Старостин.
– Миха, – еще не веря в свою удачу, ответил бандит. – Михей…
– Поговорим, Михей? – предложил Андрей Михайлович…
…Они нашли общий язык. Да и не могли не найти – внутренне они были похожи так, как могут быть похожи братья-близнецы. Просто одного растила Система, под себя и для себя; второго – улица. И как знать, кто бы из них оказался выше, будь у них одна стартовая площадка по жизни…
После этого Михей и его люди стали сотрудничать со Старостиным. Разумеется, к делам концерна бандитов не допускали. Но провести разовую акцию по «наказанию» конкурентов… Или настучать битами по умной голове слишком глубоко копающему журналисту… Да за отдельную плату – хорошую! – и дельный совет… Да почему бы и нет?!
Так продолжалось с добрый десяток лет. Старостин не ошибся в Михее. Тот тоже рос. В «воры в законе», правда, не вышел, но выжил в многочисленных бандитских войнах, сумел сохранить и даже расширить свою «делянку». В какой-то момент остановился в росте, пропустив вперед – под пули киллеров – более нахрапистых и удачливых. Несмотря на разницу и в возрасте, и в общественном положении, Старостин постепенно начал воспринимать Михея как равного себе. Но, больше по привычке, сохранял дистанцию. По крайней мере, до недавних пор…
…Андрей Михайлович тяжело вздохнул. Совсем недавно, желая быстро выполнить указания очередного куратора, генерала Талаева, и устранить возникшую для концерна опасность, он предельно сократил эту дистанцию. Настолько, что и сам не сумел бы теперь сказать – они с Михеем просто знакомые или уже подельники? По сути, Старостин стал соучастником, даже, если говорить языком юридическим, организатором убийства совершенно постороннего человека.
А тут еще Малышев… Мальчишка совершенно неожиданно вырос и попытался освободиться, вырваться из-под постоянного и неусыпного контроля. Пришлось его с помощью того же Михея изолировать. Похищение человека, незаконное лишение свободы… Ну и еще пара-тройка статей Уголовного кодекса.
И теперь Старостин просто не знал, как быть дальше. Сначала все решалось просто – устранив Малышева, взять налаженный бизнес «под себя». Но бизнесмена легко сломать не удалось. В сложной, непривычной для него обстановке он продемонстрировал незаурядные волю и бесстрашие – те качества, которые Андрей Михайлович до сих пор у него не замечал. Или просто не хотел замечать?..
Так или иначе, а сейчас Старостин оказался в очень сложном положении. Перед ним стоял выбор, причем непростой. Продолжать ли идти рука об руку с Михеем, погружаясь все глубже и глубже в пучину криминала, туда, откуда выхода нет? Точнее, есть выход, но только ногами вперед… Ведь не простят ему этого бывшие коллеги, никак не простят. И дело даже не в том, что они потеряют какие-то деньги. Предателей ненавидели во все времена. И во все времена уничтожали. Так что с того момента, когда о его измене станет известно, он не поставит на свою жизнь и ломаного гроша.
Значит, нужно постараться остаться относительно честным человеком, частью Системы, одним из многочисленных винтиков, работающих во благо и во имя службы.
Старостин тяжело вздохнул. А ведь получается, что выбора-то у него как раз и нет. Надо идти к куратору, каяться во всех своих грехах, признаваться во всем. Отругают, конечно, как отстирают… Но помогут. «Зачистят» Михея. И, вполне возможно, разрешат практически неразрешимую задачу с Малышевым. Может, даже отпустят… Хотя нет. Нужно все обставить таким образом, будто Виктор Георгиевич подлежит «сокращению» как полностью неуправляемый субъект.
Стало быть, надо обдумывать аргументы, которые помогут Старостину убедить куратора в своей правоте. И как можно быстрее выходить на встречу, пока не нашелся какой-нибудь «доброхот», что с удовольствием заложит Андрея Михайловича.
Далеко от Москвы, в городе Грозный, не спал еще один человек. Сидел в полутемной комнате и думал. Пожилой – где-то уже за шестьдесят – чеченец. Худощавое, даже худое лицо. Чеканный медный профиль старого, но мудрого индейского вождя. Седые волосы коротко острижены. Лицо гладко выбрито. И одежда – брючная пара и рубашка, выдержанные в строгих темных тонах. Вообще, у стороннего наблюдателя могло бы сложиться впечатление, что пожилой либо только что пришел с улицы, либо прямо сейчас, сию минуту, встанет и пойдет куда-то по своим делам.
Однако пожилой не собирался никуда выходить. И жить не собирался. Не было у него такого желания. Механически ел, что приносили, механически выходил в туалет, когда возникала потребность. Иногда забывался на пару часов в коротком и беспокойном сне. Дремал, не покидая кресла. И в это время его окружение, многочисленные младшие родственники, избегали заходить в комнату. Да и за ее пределами старались ходить тихо-тихо. И говорить только шепотом. Боялись нарушить обманчивый покой старшего родича. Надеялись, что вот, наконец-то, он выспится и станет прежним. Отцом, дедом, уважаемым и мудрым старейшиной.
Однако надежды эти были обманчивы. Старик не знал покоя. И не мог вернуться в прошлую жизнь. По крайней мере, до тех пор, пока ходит по земле его личный враг и «кровник» его тейпа – бывший офицер спецназа ГРУ Артем Рождественский по прозвищу Монах.
Три года, три бесконечных года пожилой чеченец гонялся за этим человеком, стремясь осуществить святой обряд кровной мести над убийцей младшего родственника. И все эти годы пожилого преследовали неудачи. Много раз казалось, что неуловимый Монах уже попал в его руки. Так было и на юге России, и в Сибири, и в Москве… В Абхазии, в Таджикистане, в Афганистане – повсюду следовал пожилой за своим «кровником». И повсюду тот ускользал от погони. Причем не просто ускользал, а оставлял за собой трупы преследователей, увеличивая и без того огромный, почти безразмерный счет.
Последний раз они столкнулись в Афганистане лицом к лицу. Однако месть не состоялась. Больше того… Своим спасением – о, какой позор! – пожилой, растерявший всех своих людей, был обязан «кровнику». Именно Монах и его люди вывели чеченца из-под огня, помогли оторваться от преследования. И – опять ушли.
Незаметно для себя пожилой смежил веки. Задремал. И во сне опять – как и много раз до этого – увидел равнодушное и усталое лицо своего врага, покрытое смешанным с пылью и пороховой гарью потом.
«Лучше убей меня – я все равно тебя достану! Слышишь?! Достану! Чего бы это мне ни стоило! Тебе не жить!» – опять, как тогда, отчаянно кричал пожилой. И в бессильной ярости разбивал в кровь кулаки о сухую афганскую землю.
«Звони!» – звучал короткий насмешливый ответ. И виделась короткая цепочка людей, убегающая в красный закат…
Пожилой встрепенулся, открыл глаза. Опять тот же самый сон, повторяющийся изо дня в день, преследующий его с тех пор, как ему удалось выбраться из Афганистана. Было в этом сне что-то очень важное, что-то значительное. Но что именно? Пожилой чеченец никак не мог этого понять. Сбивало с мысли постоянно стоящее перед глазами лицо, то ли смертельно уставшее, то ли хранившее презрительное выражение. «Звони!» И, уже обращаясь к своим товарищам, приказал: «Бегом!.. Марш!»
«Звони!»… Десять здоровых, тренированных парней, золотой фонд нации, остались там, на афганской земле. Пожилой категорически отказывался признавать очевидное – эти десять погибли по его вине, принесены в жертву неуемному, даже болезненному стремлению к мести, постепенно переходившему к помешательству, мании.
«Звони!» Это он, только он и никто другой, виновен в гибели десяти ребят. И еще шести до этого. И еще одного… И… Не имеет ни малейшего значения, что погибли завершающие длинный список жертв в бою с американским патрулем. Если бы не Монах, не было бы и этого рокового столкновения. Месть, месть, месть! Но только где искать сейчас беглеца? Где он проявится в следующий раз? В Абхазии?.. В Грузии?.. А может, в Европе?.. Или вообще где-нибудь в Африке?..
«Звони!» Пожилой и сам не заметил, как в неконтролируемом порыве ярости ударил сухим кулаком по подлокотнику кресла. Боль в руке вырвала его из мира тягостных воспоминаний, на какие-то секунды вернула в день сегодняшний. И перед чеченцем вдруг в полной ясности открылось то важное и значительное, что долгое время ускользало от него.
«Звони!» Звонок. Телефонный звонок. Телефонный номер. Такая вот простая ассоциативная цепочка. И как же он раньше не смог сообразить?
Не так давно – чуть больше месяца назад, в начале лета, – старик почти что настиг своего врага в самопровозглашенной южной республике, где тот выступал в роли наемника-инструктора вновь формируемой местной бригады спецназа. Тогда ему удалось уйти от погони в очередной раз. Но пожилой чеченец получил распечатку, в которой были указаны телефонные контакты Рождественского. Тогда внимание старика привлекли два номера, красногорский и краснодарский. Конечно, по всем канонам надо бы было отработать оба номера… Но в тот момент тупо уперлись в наиболее перспективный, принадлежащий приятелю Монаха, менту Оболенскому. Следуя за владельцем номера, пришлось посетить Красногорск, Москву, Таджикистан и закончить погоню в Афганистане. И за всеми этими перемещениями, в азарте преследования, второй, краснодарский, номер был просто забыт. Или – отброшен за ненадобностью. А зря! Ведь наибольшее число звонков с телефона Рождественского было сделано именно на этот номер. И принято соответственно с него же…
Пожилой чеченец шустро, по-молодому, соскочил с кресла и почти бегом бросился к окну, где стоял письменный стол. Та одежда, в которой он вернулся из Афганистана, была выброшена как пришедшая в негодность. Но все бумаги, что были в карманах, до последнего листочка, вплоть до самых мельчайших клочков, были выложены в верхний ящик стола.
Пожилой склонился над столом, руки лихорадочно перебирали бумаги, небрежно отбрасывая те, что были не нужны, в сторону. Не то… Не то… Вот! Вот она, эта самая распечатка! Сложенная в несколько раз, изрядно потертая на сгибах, бумага давно утратила в долгих путешествиях свою первоначальную белизну… Однако нужный номер, помеченный рукой самого чеченского патриарха, легко читаем.
Пожилой чеченец менялся прямо на глазах. Выпрямилась спина, расправились плечи, в еще недавно мертвых, безжизненных глазах появился блеск.
– Салман! – молодым, звонким голосом выкрикнул старик.
Тут же дверь в комнату открылась. На пороге возник молодой крепкий чеченец, один из многочисленных родственников пожилого.
– Салман, – уже тише и спокойнее сказал пожилой, – нужны ребята. Человек десять, с оружием. Машины. Завтра утром выезжаем в Краснодар.
Младший не стал задавать вопросов и тем более подвергать сомнению решение старшего рода. Только чуть склонил голову в знак того, что все слышал и все понял. Все будет сделано точно и в срок – старший знает, что и зачем он делает.
Младший неслышно покинул комнату, а старик почувствовал, что он действительно вернулся к жизни в полном смысле этого слова. Ему хотелось помыться, поесть и поспать. И, честно говоря, он и сам не знал, чего ему хочется больше.
Для него было важно видеть впереди цель, объект преследования. Именно в этой нескончаемой погоне он черпал жизненные силы. Именно она делала его жизнь яркой, полной и насыщенной.
– …Надо сказать, что служба безопасности у него ни к черту. – Максим, не поворачивая головы, едва заметно дернул подбородком к правому плечу. Туда, где на противоположной стороне проспекта возвышалось здание корпорации Малышева.
Оболенский и Артем сидели в небольшом уютном кафе, как раз напротив центрального входа в офисное здание. Сам вход в обитель Виктора Георгиевича просматривался отсюда просто прекрасно, благодаря чисто промытым витринным стеклам.
– Одни понты, – продолжал Максим своего рода отчет. – Прошел – никто и слова не хрюкнул…
Сначала они пошли по пути наименьшего сопротивления. Проще говоря, не собирались играть в войнушку или сыщиков-разбойников. План действий был самый примитивный, в лучших бандитских традициях – позвонить, забить стрелку и устроить разборку.
Однако уже в самом начале этот план дал осечку. Ни один телефон Малышева не отвечал. Ни домашний, ни служебный, ни сотовый. Даже тот, что Малышев дал Максиму как свой личный и секретный, не отвечал. В офисе секретарша несла какую-то чушь типа того, что Виктора Георгиевича пока нет, когда он будет – неизвестно. Но если ей оставят информацию о звонившем, то она всенепременно… Как только…
Такой расклад никого из членов группы не устраивал. Ни к чему раскрываться преждевременно. Известно, что тот, кто предупрежден, тот вооружен. И самим отдавать оружие в руки вероятного противника по меньшей мере глупо.
– Скрывается, сука, – сделал вполне логичный вывод Артем. – Догадывается, что спрос будет по полной.
Остальные не спорили – мнение Рождественского было безоговорочно принято за основу.
Если человек скрывается, то его, понятное дело, нужно отыскать. Поэтому распределились следующим образом.
Гастарбайтер Сабиров отправился на Рублевку искать место дворника или садовника. Конечно, персонал в такие дома набирается через специализированные агентства, после углубленной проверки, при наличии серьезных рекомендаций… Но ведь никто не может запретить глупому Ровшану или Джамшуту походить, поспрашивать…
Василий, очистив от афганской пыли свое журналистское удостоверение, отправился на городскую квартиру Малышева. «Легенда» – лучше не придумаешь. Интересно, понимаешь, землякам-красногорцам, как живет и процветает в столице достигший немалых высот в бизнесе провинциал.
Ну а Артем и Максим взяли на себя самое сложное – офис. Кафе, в котором они торчали, оказалось здесь весьма и весьма кстати. Некоторое время приятели сидели за столиком у окна, потягивали кофе, а заодно вели наблюдение за входом. Изучали систему работы внешней охраны здания.
Минут через двадцать Максим оставил Рождественского в одиночестве и куда-то ушел. А еще через полчаса к центральному входу в офисное здание подошел курьер. Все, как полагается – униформа, какие-то пакеты, газеты, журналы в руках. Короткий разговор с охранниками – и курьер прошел внутрь здания. Артем, наблюдая за происходящим со стороны, только восхищенно покачал головой – молодец, Шаман!
Максим находился в здании минут тридцать пять – сорок. Потом вышел. Причем охранники на входе ничего странного в такой задержке курьера на охраняемом объекте не заметили. И вообще внимания на него не обратили. Минут через двадцать Максим, уже без униформы, вернулся в кафе. Молоденькая официантка тут же поднесла к оккупированному приятелями столику две очередные чашечки кофе.
– Спасибо, милая! – улыбнулся девушке Оболенский. Отхлебнув глоток, сладко прижмурился: – Ох, хорошо!
Довольная официантка, улыбнувшись в ответ, побежала дальше. А Максим, сохраняя все то же безмятежное выражение лица, негромко начал своего рода отчет:
– Что-то мне происходящее не нравится. Ощущение такое, что корпорация Малыша находится в состоянии войны. Вот только с кем – непонятно. Внутренние посты явно усилены, народ какой-то настороженный, даже напуганный. Шушукаются по курилкам, на всех проходящих смотрят с подозрением. Мне удалось дойти до приемной. И могу тебе сказать – самого Витьки в офисе нет. И, похоже, уже не первый день. Не видели его. Всем заправляет этот хрен из безопасности, бывший гэбэшник…
– Гэбэшников бывших не бывает, – усмехнулся Артем.
– Согласен, – кивнул Максим. И продолжил: – Какая-то часть руководителей верхнего эшелона примкнула к нему, вторая половина перешла в жесткую оппозицию. Теперь строят друг другу козни.
– И что ты предлагаешь? – поинтересовался Артем.
– Пока – ничего, – ответил Максим. – Слишком мало информации для того, чтобы делать какие-то выводы. Так что надо бы подработать. А уже потом принимать решение.
Артем молча кивнул, соглашаясь. Как бы ни чесались у него руки, как бы ни хотелось добраться до Малышева, но лучше подождать, подсобрать информацию, обработать ее, чтобы потом уже действовать наверняка.
– Ладно. – Максим чуть прихлопнул ладонью по столешнице. – Вечером все вместе соберемся и все подробно обсудим. Кстати, надо бы кое-что прикупить, если процесс поиска затянется…
– Что именно? – уточнил Рождественский. В большей степени так, для порядка и поддержания разговора. Мысли его сейчас были совсем о другом.
– Пару машин – что-то мне не нравится по этому городу пешком шататься, – спокойно ответил Максим. – И компьютер нужен. Надо бы попробовать отыскать одного нашего общего знакомого…