На секунду меня ослепил свет прожектора. Я поморгала, чтобы вновь обрести зрение, и выдала свою самую ослепительную улыбку.
– Лялечка, дорогая, повернись… вот так, еще… еще. Дорогая, в этом сезоне ты заткнешь за пояс эту противную Лиззи! Красавица! Богиня!
Моментограф безостановочно говорил мне комплименты, а я поворачивалась, демонстрируя великолепное нижнее белье от Ванессы Смузи. В этом сезоне я участвовала в конкурсе, который устроил знаменитый мужской журнал «Паннекс». Победительница будет красоваться на его обложке целый сезон, и уступать эту честь своей главной сопернице, Лизавете Контас, я не намерена. Моментосессия продолжалась уже три часа, и помоги богиня, чтобы из всего многообразия снимков для первого этапа голосования я выбрала хотя бы парочку.
– Лялечка, – уже пряча оборудование в свою безразмерную сумку, обратился ко мне моментограф. – Ты слышала, что Лиззи решила устроить благотворительный ужин в честь своего участия в конкурсе?
Я выглянула из-за ширмы, за которой одевалась. Альф хоть и был немного другой сексуальной ориентации, чем девушкам хотелось бы, но переодеваться при нем все же было неудобно.
– Я не удивлена, что она пытается победить такими грязными способами. Ну что ж, пусть делает все, что считает нужным… А на какой день назначен ужин?
Альф замялся:
– Ровно через месяц, в последний день лета.
Я чуть не задохнулась от злости и выскочила из-за ширмы, застегивая пуговицы на блузке, от нервов пальцы путались в петлях и срывались. Альф крякнул и сделал щелчок – пуговицы мгновенно встали на свое место.
– Ты серьезно?! Альф, но это же мой день рождения! Кого она туда пригласила?
– Даже не знаю, Ляля. Я не общаюсь с ней…
– Альф, – я схватила со стола маникюрные ножницы и красноречиво потрясла ими в воздухе. – Не заставляй меня переходить к пыткам.
– Лялечка, – парень закатил глаза и откинул со лба челочку. – Я легко смогу себя защитить.
– Да ладно, – я прищурилась и положила ножницы обратно на стол. – В таком случае мне придется рассказать всем вокруг о…
– О моей нетрадиционной ориентации? – фыркнул Альф.
– О том, что ты иммигрант, – зловеще закончила я. – Думаешь, я не знаю, зачем ты обращался к моему отцу? А при должном желании даже смогу найти подтверждающие твой переезд документы. Как думаешь, как скоро от тебя отвернутся все клиенты из высшего общества? Аристократы и министры людей со стороны очень не любят.
Альф побледнел, и скрыть это не смог даже большой слой пудры.
– Не понимаю, о чем ты говоришь!
– Отлично понимаешь, – отрезала я. – Ну, говори! Кто приглашен?
– Ты не посмеешь…
Я удивленно приподняла бровь:
– Ты серьезно сейчас? Интересно, что же меня остановит?
– Наши хорошие отношения? – предположил Альф, но я презрительно фыркнула.
– Альф, за твое хорошее отношение я очень хорошо плачу. И отлично понимаю, что, если Лиззи заплатит больше, ты тут же переметнешься к ней. Говори давай, иначе мне придется наведаться в кабинет к отцу. Свои бумаги от любимой дочери он не прячет.
– И очень зря, – огрызнулся моментограф, секунду подумал и глубоко вздохнул, набираясь сил и понимая, что последует за его ответом. – Лиззи пригласила всех министерских детей, всех гимназистов из вашей группы, журналистов, ну и еще по мелочи. Список гостей я не видел, но…
– И что, все согласились?
– Согласились все… Вырученные за ужин деньги Лиззи собирается передать малоимущим женщинам на покупку нижнего белья.
Я в бешенстве схватила со стола статуэтку и швырнула ее в стену. Проследила, как разлетаются осколки, и только тогда закричала от злости:
– Дрянь! Ты посмотри, какая дрянь! Ведь она же знала, не могла не знать, что испортит мне праздник!
– По-моему, это и было ее целью, – заметил Альф, боком двигаясь к выходу.
Я схватилась за виски, пытаясь успокоиться, но ничего не выходило. Паника захлестывала меня волнами. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть.
– Хорошо, спасибо за информацию, Альф. Ты можешь идти.
– Надеюсь, слухи о том, что я не совсем житель империи не выйдет дальше этого дома, Ляля? Ты же понимаешь, как это важно для меня, для моей карьеры…
– Можешь быть спокоен, Альф, – отмахнулась я. Злость я выплеснула, теперь нужно было придумать, как действовать дальше. – Если честно, я никому и не собиралась об этом говорить.
С Лиззи мы были знакомы с того момента, как наши отцы стали помощниками министров, а затем министрами, то есть всю жизнь. Матери были очень заняты приемами и вхождением в новый статус, советовались друг с другом даже при выборе скатертей, а потому и няню наняли одну на двоих – нашли единственную идеальную. Так что уже с детства нам с Лиззи пришлось соперничать за внимание няни. Естественно, что мы пошли в одну и ту же гимназию, и соперничество продолжилось, только на более высоком уровне. Мы не соревновались в оценках: учились обе из рук вон плохо. Каждая из нас старалась быть в центре внимания, каждая старалась быть эффектнее, красивее, значимее в глазах окружающих. В ход шло все: мы портили друг другу одежду, распускали сплетни, рвали тетради и учебники. Даже друзья наши смешались, как только появлялся кто-то в окружении одной, вторая тут же находила способ с ним познакомиться и сблизиться. Единственное, стихиями мы владели разными: мне подчинялся воздух, а Лиззи – земля. Но вот уровень владения… Тут уж мы обе были одинаково слабы.
Взрослея, становились умнее, и теперь уже пакости были не такими явными, но приятнее от этого не становились. Даже если взять как пример участие в конкурсе «Паннекса», то первой заявку подала я, а Лизавете стало жизненно необходимо победить. И этот благотворительный ужин никому не нужен: в конкурсе имеет значение хорошая фигура и отличные моментографии, но упустить шанс испортить мне день рождения Лиззи не могла.
Хорошо, чертовка, придумала. И самое главное, мне нечего ей противопоставить. Может быть, нужно объявить, что все подарки я передам в детский дом? Но гости уже пообещали, что придут к Лиззи, так что нет смысла глупо трепыхаться.
Я прошлась по комнате, размышляя и тихо ругаясь. В задумчивости тронула витой столик времен империи Тиани, который отхватила на одной из распродаж антиквариата. В моей комнате в доме и этой студии для моментосессий, которую я снимала с разрешения отца, было очень много старых и по-настоящему интересных вещей. Вот в чем не могла превзойти меня Лиззи, так это в моей любви к истории. Контас искренне считала, что прошлый век – это прошлый модный сезон, а война имперских наемников была между продавцами и парикмахерами.
Как же бороться с Лиззи? Я еще побродила по студии и решила, что пора ехать домой. Кто знает, может быть, моментографии Альфа будут настолько удачными, что мне даже сражаться с Контас не придется и жюри присудит мне победу в первом этапе конкурса.
На улице ждал омнибиль премиум-класса красного цвета с золотыми полосами по бокам. Для меня это была любимая игрушечка, в которой я души не чаяла. Спокойствие наступало сразу же, как только я садилась на великолепное сиденье из белой кожи. Вот и сейчас я села, захлопнула дверь и глубоко вздохнула, ощущая себя почти счастливой. Марк, мой личный водитель, посмотрел на меня в зеркало заднего вида и улыбнулся:
– Все нормально?
– Почти, – буркнула я. – Лиззи опять портит мне жизнь.
– За это ты портишь ее всем подряд? – хмыкнул Марк. – Альф выскочил из дома как ошпаренный.
Я молча закрыла глаза. Марк ненамного меня старше и иногда позволяет себе лишнего, пытаясь флиртовать, да и вообще вести себя как с подругой. Я отлично понимаю мотивы его поведения и иногда отвечаю тем же, а иногда просто игнорирую. Как сейчас.
– Домой? – тщетно подождав ответа, спросил Марк. Я кивнула, не открывая глаз.
– Мсье Тиррос дома.
Наверное, я задремала в дороге. От голоса Марка подскочила и завертела головой:
– Отец дома? Не может быть!
Действительно, на стоянке стоял черный вытянутый омнибиль, на котором обычно ездил отец. В отличие от меня, водителей он считал бесполезной тратой денег и водил аппарат самостоятельно.
Из омнибиля я выскочила, когда мягкие каучуковые шины еще продолжали свое движение, отец слишком редко бывает дома, чтобы я пропустила хотя бы секунду общения с ним. Марк что-то крикнул мне вслед, но я бежала по дорожке, размахивая сумочкой, и влетела прямо в объятия отца, который стоял на веранде.
– Осторожнее, Лилиана, – засмеялся он и отодвинул меня от себя, желая внимательно рассмотреть. Только отец называл меня полным именем. – Я тоже рад тебя видеть. Где ты была?
С отцом мы разговаривали ежедневно, связываясь по мини-буку. Но при личной встрече он мог прочитать по моему лицу гораздо больше, чем я хотела бы сказать. Потому пришлось постараться выглядеть как можно беззаботнее.
– Я была в студии, папочка. Хочу участвовать в небольшом конкурсе моментографий.
– Надеюсь, ничего предосудительного?
Я сжалась, подумав, что моментосессия в нижнем белье как раз может отцу и не понравиться, но если признаться сейчас, то это значит проиграть Лиззи, не начав саму игру.
– Нет, папочка, все очень пристойно.
Отец задумчиво взглянул на меня, явно сомневаясь, но тут вмешалась мама, которая вышла на веранду встречать свою семью, и мсье Тиррос отбросил все мысли в сторону. Мама, кстати, тоже была нечастым гостем в родном доме, а сегодня, по-видимому, ей позвонил отец и сообщил, что вернется пораньше. Что ж, нас ждет семейный ужин.
– Дорогие мои, пойдемте за стол.
В дом мы вошли с отцом в обнимку, я не желала отпускать его и на секунду, радуясь такому редкому моменту общения. Мы сели за стол: отец – во главе, мама – по правую руку, а я – напротив. В очередной раз родителями я залюбовалась: настолько красивой парой они были. Он – высокий, плечистый, с благородной сединой в густых волосах и тяжелым взглядом серьезного, состоявшегося человека, и она – воздушная блондинка с идеальной фигурой и синими, как море, глазами.
Мама и папа познакомились еще в академии. Отец мечтал стать боевым магом, а мама – знатоком. Так называют магов, сведущих в правоведении, имперской экономике и истории. И, как рассказывала мама, они друг друга терпеть не могли. Боевики вели себя просто безобразно, шокируя Академию всевозможными эпатирующими выходками, и обстоятельный знаток, староста курса, не могла к этому нормально относиться. А боевик-отец считал маму синим чулком, занудой и ботаником. Не знаю, как при таком отношении друг к другу мои родители осознали, что влюблены, но на третьем курсе они поженились. А когда были на четвертом, появилась я.
После окончания академии выяснилось, что специализации оба моих родителя выбрали неверно. Отец поступил на службу в министерство и достаточно быстро сделал карьеру. На настоящий момент он является министром внутренних дел империи Танзани, а такого поста не так легко добиться. Мама же, после того как у нашей семьи начался стремительный взлет, профессию законника забросила, основала свой благотворительный фонд и все свое время тратила на всевозможные приемы, организацию мероприятий, выставок и движений. Можно было бы решить, что делала это мама для того, чтобы повысить политический рейтинг отца, но нет. Фонд для нее как любимая игрушка. Для многих женщин таковой является ребенок, но только не в нашей семье.
В связи с тем что приехал отец, ужинали мы почти в торжественной обстановке. Наша экономка Марисса расстаралась, и стол просто ломился от любимых министром блюд. Мама с папой обсуждали последний прием, который организовал фонд, а я улыбалась, понимая, что давно не чувствовала себя так спокойно. Будто маленький ребенок, которого обнимают сразу оба родителя.
– Дорогие мои, – отец наконец положил вилку и сложил руки под подбородком. – Лилиана, – я кивнула. – И Иллия, – мама улыбнулась. – Я приехал сегодня пораньше, чтобы кое-что вам сообщить.
Я поперхнулась, почему-то вспомнив о том, как мою подругу Мэд насильно выдали замуж. Но мой же отец не станет так поступать? Горничная подошла ко мне с вином, и я еле уловимо качнула головой, делая знак, что выпивать сегодня не буду. К сожалению, от отца это не укрылось.
– Лилиана, сегодня, думаю, тебе тоже стоит выпить. Надеюсь, это для тебя будет первый опыт употребления алкоголя?
Взгляд отца похолодел, а я широко улыбнулась:
– Второй, папочка. Первый раз я выпила вина на свое восемнадцатилетие, помнишь?
– Да, точно. Итак, у всех бокалы наполнены, – отец взял в руку бокал. – Я хочу сообщить вам, что меня избрали в Совет пяти империи.
Официально империей правит император Арракел, опираясь на доверенных аристократов, но фактически власть сосредоточена в руках Совета пяти – собрания министров империи, обладающих практически неограниченными возможностями. Причем редко какой министр относится к аристократам, считается, что великие роды выше таких глупостей, как управление империей. С ними советуются, к их мнению неофициально прислушиваются, но вешать на себя ярмо министра – удел выскочек из неблагородных. В Совет пяти попадают лишь те, у кого есть заслуги перед страной, высокий уровень влияния и какие-то исключительные личные качества, и неважно, каким министерством руководит избранный: это может быть и министр науки, и министр транспорта. Это почетно – быть дочерью министра Совета пяти, и я с искренней радостью захлопала в ладоши:
– Папа, но это же чудесно!
Мама завизжала и бросилась отцу на грудь, из-за чего он расплескал виски. Но все только счастливо рассмеялись.
– Да, это, безусловно, огромный шанс, мои девочки. Но я прошу вас никому не говорить, пока официально не будет объявлено. Не хотелось бы, чтобы меня начали поздравлять раньше, чем я почувствую торжество момента.
– Конечно, – я захлопала в ладоши. – А когда это объявят, нам нужно делать вид, что мы поражены?
Отец улыбнулся:
– Можешь точно так же похлопать в ладоши, и этого будет достаточно. Я думаю, вы меня не опозорите и поведете себя достойно.
Я опять чуть не поперхнулась, почему-то вспомнив о том, что буду участвовать в конкурсе нижнего белья. Но какая в сущности разница? Разве может какой-то журнал повлиять на положение отца? И ничего такого предосудительного я делать не собираюсь. Насколько мне известно, младшая дочь одного из министров Совета пяти является действующей моделью. И не думаю, что она диктует правила, в чем будет сниматься, а в чем нет. Вернее, без чего не будет сниматься.
Родители что-то продолжили обсуждать между собой, а я задумчиво ковырялась вилкой в салате, опять вернувшись мыслями к вопросу противодействия Лиззи. Очень хотелось немедленно позвонить ей и похвастать, что моя семья достигла таких высот, какие семье Контас и не снились, но запретили же. Ничего, я дождусь дня своего триумфа, лично открою открытку с поздравлениями от семьи Контас и напишу ответ. А если очень повезет, возможно, мы даже встретимся на том самом приеме, когда о вступлении отца в Совет станет официально известно.
– Лилиана, – обратил на меня внимание отец. – Чему ты улыбаешься?
– Открывающимся перспективам, – честно призналась я.
– Отлично, о перспективах как раз я и желаю с тобой поговорить.
Я вопросительно приподняла бровь.
– Лилиана, год назад ты окончила гимназию и занималась всем, что душе твоей угодно. Но теперь, я считаю, пора уже сделать выбор: к чему ты будешь стремиться в жизни?
– Это тот самый серьезный разговор между отцом и дочерью? – хмыкнула я. – Папа, я уже занимаюсь тем, чем хочу.
– То есть ничем?
Я густо покраснела и взглянула на маму в надежде, что она за меня вступится. Но нет, мисси Тиррос уткнулась в свою тарелку и старательно делала вид, что все происходящее ее не касается. Впрочем, как обычно. Я почувствовала, что начинаю закипать.
– А ты хочешь посадить меня в кабинет перебирать твои министерские бумажки? Я не для этого рождена, папа!
– Для чего ты рождена – решать нам. Все-таки мы в этом непосредственно участвовали.
– Ну давай, заведи шарманку насчет того, что твоя дочь должна заниматься важным делом.
– У тебя был целый год после окончания гимназии, который ты хотела потратить на выбор места обучения. Я не говорю, что тебе стоит «перебирать бумажки», если ты захочешь заниматься… ну не знаю, прическами, например, то я помогу. Ты можешь поступить в академию красоты, а после того как выпустишься, попробуешь открыть свой салон. Все что угодно, но я хочу видеть, что ты пытаешься чего-то достичь в жизни, а не просто прожигаешь ее.
– Это что, скандал? – Я глупо поморгала, пытаясь остановить слезы, грозящие хлынуть из глаз. – То есть ты считаешь, что твоя дочь ничего не сможет достичь без этой глупой Академии? Чему учат в Академии красоты? Ножницы держать? Я хочу быть моделью!
– Это исключено, – фыркнул отец. – Твое увлечение моментографией я могу стерпеть только в качестве хобби. Делать из этого профессию не позволю.
Я бросила салфетку, которую нервно комкала в руках, на пол и вскочила на ноги, чуть не перевернув стол. Отец показательно громко вздохнул, призывая маму обратить внимание на мое поведение.
– Ляля, – мама беспомощно подняла глаза, но я не обратила на нее внимания, отлично понимая, кто командует парадом. Парадом попрания моих желаний и порчи жизни.
– А я… я не позволю, – я задыхалась от злости, не зная, что сказать. Отец грустно смотрел на меня, и от этого становилось еще больнее. Будто я и впрямь плохая, капризная девчонка. – Я не позволю тебе командовать!
– Так, хватит, – отец закатил глаза. – Ты говоришь на эмоциях, мне это не нравится.
Я чуть в голос не разрыдалась:
– То есть это я на эмоциях?
– Лилиана, – голос отца похолодел ровно на градус, но я поняла, что он в бешенстве. – Ступай в свою комнату.
– Но я не договорила…
– Я все сказал. Ступай. В свою. Комнату.
Воздух в столовой похолодел и начал давить на виски. Отец, как и я, владел магией воздуха, и сейчас будто бы давал мне понять, насколько я слабее его.
– А это зачем? – с тоской спросила я. – Ты силен, это и так все знают.
В следующий миг меня вынесло из столовой и, почти протащив по коридору, забросило в спальню. Хорошо хоть двери открывались заранее.
С отцом мы больше не разговаривали ни в этот, ни в другие дни. Он по-прежнему уходил ранним утром, а возвращался поздней ночью, когда я уже спала без задних ног. Даже по мини-буку он со мной не связывался, ожидая, по-видимому, что я устыжусь и пойду на перемирие первой. Зря ждет: упрямством я пошла в него.
Между тем приближался мой день рождения, и мама уже начала переживать, спрашивая, почему я ничего не организовываю. Я делала вид, что просто очень обижена недавним скандалом, а на самом деле находилась в совершеннейшей панике из-за того, что на праздник некого будет пригласить. Поэтому после недолгих раздумий решила, что лучше день рождения не буду праздновать вовсе, чем организую великолепный праздник, на котором буду в одиночестве.
Альф прислал моментографии, и я с искренним удовольствием в который раз обнаружила, что великолепно выгляжу на всех изображениях. Что бы ни говорил отец, но карьера модели – это то, для чего я рождена. Я отобрала пару моментографий и отправила организаторам конкурса. Мне прислали стандартный в таком случае ответ, что жюри конкурса оценит все работы и сообщит о дальнейшем продвижении моей кандидатуры. Но уже все вокруг знали, что в финал выйдут работы, которые наберут большее количество голосов на сайте журнала. И своим благотворительным ужином Лиззи, конечно, обеспечила себе необходимый ажиотаж для отбора в финал. Ну что ж, пусть надеется, так как победит в любом случае самая красивая девушка, и тут уж ужин делу не поможет.
За пару дней до окончания лета я связалась с Альфом. Заметно было, что слышать меня он не очень рад, но портить отношения с дочерью министра было бы неразумно.
– Альф, мне нужна твоя помощь.
– Не может быть, – фыркнул парень. – Я надеялся, что ты просто хочешь позвать меня пройтись по магазинам.
Я закатила глаза, радуясь, что мини-бук передает только звук, а не изображение.
– Альф, Лиззи приглашала тебя на свой благотворительный ужин?
– Да, приглашала. Ляля, я надеюсь, ты не собираешься назло ей звать меня на свой день рождения? Очень неудобно отказываться, но я все же предпочту Лиззи. Она первой меня пригласила, да и все наши там будут…
– Все наши – это иммигранты или парни с нетрадиционной ориентацией? – вкрадчиво поинтересовалась я.
Альф сердито засопел:
– Ляля, ты всех гостей собираешься шантажировать? Сомневаюсь, что в таком случае на твоем торжестве будет достаточно праздничная атмосфера.
– Я тоже сомневаюсь, – покаялась я. – Поэтому хочу пойти на благотворительный ужин к Лиззи, но она, к сожалению, забыла прислать мне пригласительный.
– Вот как, – растерялся Альф. – Ты хочешь, чтобы я отдал тебе свой?
– Ну зачем же. Тебе достаточно просто взять меня в качестве своей пары.
– Пары? Но ведь все знают о том, что в качестве пары я предпочитаю мужчин…
– Альф, не тупи, – на примере отца я добавила в свой голос холодка. Надеюсь, получилось так же грозно, как у него. – Плевать, поверят в наши отношения или нет. Мне просто нужно пройти контроль на входе, а без пригласительного это невозможно.
Альф недолго помолчал, а затем спросил:
– Ты же точно не собираешься со мной встречаться?
– Вообще-то собиралась! – возмутилась я, едва сдерживая смех. – Но ты убил все светлые чувства во мне этим жестоким вопросом. Так что теперь только выгода, только товарно-денежные отношения.
– Хорошо, – Альф окончательно успокоился. – Тогда заезжай за мной в субботу в семь часов.
– Я впервые сама повезу мужчину на свидание.
– Конечно, я и сам могу за тобой приехать, но исключительно на мобилусе, а толпа, которая обычно в нем передвигается, вряд ли оценит твое вечернее платье.
Платье для ужина я и впрямь выбрала великолепное, так что рисковать не стоило.
Накануне своего дня рождения я стояла перед большим зеркалом и, придирчиво вглядываясь в родные черты, размышляла. Итак, что мы имеем: голубые глаза не такие яркие, как у мамы, но все же. Их следует совсем чуть-чуть подчеркнуть косметикой, и тогда они заблестят, заиграют на моем лице еще интереснее. Немного курносый нос, я его досадливо сморщила, но тут же успокоилась, вспомнив массивный отросток на лице Лиззи, который она называет носиком. Губы… Вот губы могли бы быть и попухлее – для моментографий это идеально, но чего нет, того нет. Приходится, опять же, пользоваться макияжем.
Я приподняла руками волосы, делая прическу объемной. Вот волосы хороши по-настоящему: длинные, густые и цвет темно-рыжий, насыщенный, приятный, а главное, естественный. Ни разу я не обращалась к магии для изменения их структуры и цвета. В отличие от той же Лиззи. Я фыркнула и покрутилась перед зеркалом, рассматривая платье. Одеваться я, без ложной скромности, всегда умела (грех не уметь это делать при возможностях моего отца) и в этот раз мой выбор пал на искристое обтягивающее платье, которое казалось стекающим серебром. В этом платье открытыми остаются только руки, воротник закрывает почти всю шею, а подол стелется по полу. Я знаю, что Лиззи для ужина, на котором она будет ощущать свое превосходство, наденет что-то суперторжественное, возможно, даже пышное. Вот пусть и чувствует себя торговкой на балу.
Зарядив свою самооценку на полную катушку, я глубоко вздохнула, набираясь смелости, и открыла мини-бук. Уже давно на сайте «Паннекса» для меня стоит закладка, и потому моментографии участниц открылись передо мной сразу. По мнению читателей, на первом месте была я. Именно моя моментография пока что была в золотой рамке и красовалась на вершине пирамиды. От радости я будто раздулась, завизжала от восторга, попрыгала на месте и только потом приступила к тому, ради чего зашла на сайт. На втором месте в серебряной рамке красовалась моментография Лизаветы Контас. Я увеличила ее и зло зашипела.
Лизавета выше меня почти на голову, и я всегда думала, что такой рост больше подходит для подиумов, чем для моментографий, но вынуждена признать, что для конкурса Лиззи сделала невероятное. На себя эта бесовка нацепила белье от Элиссии Агарт и предстала перед зрителями в образе ангела. Высокая фигуристая блондинка с пухлыми губами и глазами в пол-лица – ангел получился вполне себе порочный, но очень убедительный. Для полноты образа эта зараза, по-видимому, наняла мага воздуха, потому что парила на моментографии высоко над землей. Завидев меня на сайте, Лиззи ухмыльнулась и показала язык. Еще бы ей не радоваться – разрыв голосов минимальный, а после благотворительного ужина будет громадный перевес в сторону Лизаветы Контас. Я сжала кулаки и только серьезным усилием воли сдержалась и не зарядила мини-буком в стену.
Должна признать, что день рождения без гостей – достаточно скучный праздник. Утром меня поздравила мама, поинтересовалась, точно ли не будет гостей, и сбежала в свой фонд организовывать очередное мероприятие. Мне очень интересно: фонд вообще чем-то занимается или только гуляет полным составом на праздниках? Отец передал подарок с водителем, а сам даже не появился, все еще ожидая от меня извинений. Что ж, пусть ждет. Извиняться я не собираюсь вовсе и уж точно не собираюсь звонить первой в свой собственный день рождения. Многочисленные родственники прислали огромное количество подарков, которые я пока даже разворачивать не стала, лишь пробежалась пальчиками по шуршащим упаковкам. Все знают о моем увлечении антиквариатом, и в коробках, более чем уверена, лежат всякие статуэтки, которые со стариной связаны не более, чем мозг Лиззи. Она, кстати, тоже отметилась, и ее-то подарок я открыла. В цветную обертку были упакованы все пятнадцать томов «Истории империи Танзани», а сверху лежала маленькая открытка в форме сердечка, на которой было написано: «Читай, больше тебе ничего не остается».
Я улыбнулась и разорвала открытку на мелкие кусочки. Зато книги попросила отнести наверх в мою личную библиотеку и поставить на отдельную полку. Эта дрянь даже не понимает, насколько ценный подарок сделала.
Из-за Альфа мы безбожно опоздали на ужин. Уже выехали в ресторан, но моментограф вдруг решил, что его золотистый костюм не сочетается с моим платьем и нужно срочно переодеться. Переодевался он так долго, что, подозреваю, его нижнее белье с моим платьем тоже не сочеталось. Когда мы наконец прибыли в ресторан (лучший ресторан города, смею заметить), основная масса гостей уже давно прибыла и расцеловалась с Лиззи на входе. Меня это порадовало: настроение тем приятнее портить, чем оно выше.
Охрана пропустила нас без лишних вопросов, да и Лиззи никто не побежал докладывать о моем приезде, из чего я сделала вывод, что Контас даже и подумать не могла, что мне придет в голову явиться. Нас проводили к залу, откуда доносились смех и музыка, и тут Альф шепотом сказал:
– Может быть, зайдем отдельно друг от друга?
Я удивилась и взяла его под руку, чтобы не сбежал:
– Это еще почему?
Альф завозился, попытался вырваться, но отбиваться было неудобно: охрана и так на нас удивленно посматривала, а обращать внимание на тихое недовольство моментографа я не собиралась.
– Лиззи поймет, кто тебя провел сюда. Ты же мне всю жизнь испортишь!
– Да прямо уж испорчу, – хотелось сохранить чудесное настроение, но я чувствовала, что начинаю злиться. – Я скоро стану лицом журнала «Паннекс», и моментографы в очередь будут выстраиваться для того, чтобы заполучить мою натуру.
– А если не станешь?
Охранник решил сам открыть двери, раз уж мы стояли как вкопанные, и Альф зашипел и задергался, делая ему знак остановиться. Охранник испуганно замер, а я сделала страшные глаза, всячески показывая, что дверь все-таки открыть стоит.
– Обидно, что ты в меня не веришь, Альф!
– Да ты видела ее моментографии… Ой!
– Лиззи, дорогая, рада тебя видеть!
Охранник все-таки послушал именно меня и распахнул перед нами двери зала. Как раз в этот момент музыка стихла, и я в тишине вплыла в помещение, глядя прямо на Лиззи, которая замерла с бокалом в руках и явно желала что-то сказать. Платье Лиззи, как я и думала, было настолько ярким, что слепило глаза. Длинное, сверху-донизу расшито пайетками и идет Контас неимоверно.
– Прости, мы немного опоздали.
Альф мотылялся за мной, как сумочка на плече, и явно мечтал умереть сию секунду.
– Привет, Лялечка, – еле разомкнула ярко накрашенные губы Лизавета. – Совершенно не ожидала тебя здесь увидеть.
Еще бы, дрянь такая, ты же меня не пригласила. Но вслух произнесла:
– Ой, дорогая, узнав, что ты организовала благотворительный вечер, я даже отменила празднование своего дня рождения, желая тебя поддержать.
Поняла? Шах и мат тебе, Лиззи! Не ты сорвала, а я отменила.
Журналисты не пропустили ни кадра – я слышала, как щелкают затворы моментоаппаратов. Надеюсь, в журналы попадет глупое лицо Лиззи, запечатленное именно в тот момент, когда я вошла.
– Именно поэтому я не получила приглашения на твой день рождения? Ты сразу же решила его не отмечать?
– Дорогая, конечно, именно поэтому. А ты наверняка не прислала мне приглашения на ужин, потому что боялась расстроить тем, что праздники назначены на один день?
Все это время мы с Альфом двигались по проходу между столами, приближаясь к Лиззи, а все гости следили за нашей перепалкой, поворачивая головы туда-сюда.
– Нет-нет, Лялечка, уверена, это мои помощники ошиблись, не прислав тебе приглашения, и они будут наказаны.
– У тебя есть помощники? – удивилась я. Наконец-то дошла до Лиззи и замерла прямо напротив ее столика. Альф крякнул и дернул меня за руку, показывая, что нашей битвы взглядов не выдержит, и моментографа я отпустила. Уверена, он за свой столик бежал, как кролик, но проконтролировать этот момент не получилось – мы с Лиззи смотрели друг на друга не моргая.
– Да, есть, – Лиззи наконец-то отвела взгляд и подозвала к себе худющую девушку с длинными черными волосами, собранными в хвост, и миниатюрного парня в дорогом костюме. – Лукас и Ольги.
Я мельком окинула их взглядом.
– И в чем они тебе помогают. В безделье? В просаживании денег твоего отца?
Я засмеялась, разряжая гнетущую обстановку, и кто-то из гостей тоже захихикал, поддерживая шутку. Но я не шутила. И Лиззи это знала: по ее злому взгляду это было отлично понятно.
– В моей карьере, Лялечка. Отец считает, что я рождена для карьеры модели, и Лукас и Ольги теперь занимаются моим продвижением.
Все ясно. Я так и думала, что Лиззи самостоятельно не смогла бы родить идею с благотворительным ужином. Должен быть кто-то, кто эту идею вложил ей в голову.
Девица Ольги махнула кому-то, и заиграла тихая музыка.
– Уважаемые гости, давайте дадим хозяйке сегодняшнего вечера немного пообщаться с лучшей подругой! – Гости, как по команде, уткнулись в тарелки.
– А у тебя как дела? – продолжала Лиззи. – Слышала, что твой отец загорелся идеей пристроить тебя куда-нибудь. Так и сказал: или она пойдет учиться, или выдам ее замуж.
По-видимому, я поменялась в лице, потому что Лиззи торжествующе улыбнулась. Ольги протянула мне бокал шампанского, я автоматически взяла его и сделала глоток.
– Интересно, где ты это слышала? Вернее, где ты подслушивала это, Лиззи? Скорее всего, из туалета возле кабинета твоего отца, с детства помню, что там восхитительная акустика.
– Что ты так переживаешь, Лялечка, – ядовито улыбнулась Лиззи. – Думаю, ты выберешь учебу – я не зря подарила тебе пятнадцать томов истории нашей империи. Тебе теперь только и остается, что читать их. И перед сном, и после сна, и вместо сна. Но ты же так это любишь, верно?
– Читать любят все, – отмахнулась я. – Все, кто умеет. К тебе это, конечно, не относится.
– Ну, знаете, – вспыхнула Ольги. – Вы молчите, Лизавета, но я не намерена это больше терпеть.
– Не терпи, сходи пописай, – отрезала я.
– Не обращай внимания, – Лиззи едва взглянула на свою помощницу, которая чуть не задохнулась от злости. – Ляля просто бесится, что мой отец разрешил мне сделать то, о чем ей остается только мечтать. Дорогая, мсье Тиррос в курсе, что ты отправила на конкурс моментографии в нижнем белье?
Вот тут я не выдержала. Почувствовала, как гнев заливает сознание, и услышала вдруг звон дрожащей на столах посуды. Наверное, в зале есть еще один маг воздуха, хорошо, что его тоже бесит происходящее. С моим уровнем силы я, к сожалению, могу только пушинки поднимать вверх.
– Лиззи! – Я слышала свой голос будто бы издалека. – А твой отец в курсе, что ваша семья теперь всегда будет второй?
Лиззи расхохоталась:
– Не понимаю, о чем ты.
Мне казалось, что музыка очень громко звучит, бьет по перепонкам. Я словно бы становилась больше и больше, раздуваясь, как шар.
– Отцу предложили вступить в Совет пяти. Как тебе такое?
По глазам Лиззи я поняла, что «такое» ее не устраивает – они вмиг потемнели и, казалось, увеличились почти вдвое. Пухлые губы задрожали, будто бы Лиззи собиралась расплакаться, и вдруг…
– Ах ты дрянь!
Эта неадекватная самым возмутительнейшим образом вцепилась мне в волосы. Я уронила бокал, а кто-то завизжал. Стало больно, на мгновение я опешила, а потом поняла, что прическа моя безвозвратно испорчена, и вконец взбесилась. Следующие события всплывали в сознании короткими вспышками. Вот на меня бросилась Ольги и за ноги оттаскивает от своей работодательницы. Вот я держу в руках клок белесых волос и победно смеюсь. Вот Лиззи навалилась на меня сверху всем своим немаленьким весом и кричит, что ее убивают. Вот задрожали приборы на столах, и Лиззи вихрем сметает с моего многострадального тела. И наконец в зал влетели какие-то люди в черном и заключили меня в магические оковы.
Окончательно очнулась я только в офицерском пункте. Большой кабинет с маленькими зарешеченными окнами, минимум мебели, сидящий в кресле молодой симпатичный офицер и я, плененная магическими оковами и не способная шевелить руками и ногами.
– Ну что, Лилиана Тиррос, пришли в себя? – невозмутимо перекладывал бумаги на своем столе офицер. – Можете разговаривать адекватно?
Я с трудом разомкнула пересохшие губы:
– Вроде бы. Что случилось?
– Выброс адреналина спровоцировал всплеск большого количества силы, а так как для вас это нетипично, по-видимому, произошло помутнение сознания. Я не специалист, честно сказать, об этом вам лучше целители расскажут.
– Это невозможно, – я потрясла головой. – Я почти нулевая, мне даже бытовая магия не подчиняется.
Офицер недоверчиво хмыкнул и выложил передо мной моментографии. На одной из них был запечатлен зал ресторана, в котором совсем недавно проходил благотворительный ужин Лиззи. Вот только мало он был похож на тот, который я помнила. Столы теперь уже не стояли, а валялись на полу, при этом большая часть их была разбита, словно ими кто-то швырял в стены. Стены, кстати, тоже пострадали: штукатурка во многих местах отвалилась, декор выглядел совершенно непотребным образом… Шторы, на мой взгляд, вообще меньше всего были испорчены – все эти клочья вполне можно пришить.
– Не может быть, – ужаснулась я. – Это все мы с Лиззи устроили? Она что, меня об столы башкой била?
– Кхм, – нахмурился офицер. – Если честно, это сделали только вы, Лилиана.
Я недоверчиво уставилась на офицера, посверлила его взглядом с минуту точно и только потом выдохнула:
– Да вы меня разыгрываете.
– Даже мысли не было.
– Но… Но это же невозможно. Я с помощью магии даже вилку никогда поднять не могла!
– Ну, думаю, до этого вам никогда и волосы не выдергивали, – равнодушно пожал плечами офицер. – Стресс, гнев, боль в вашем случае творят чудеса.
– Но почему гости не вмешались? – не поняла я. – Можно же было погасить вспышку силы. Неужели не было никого сильнее меня?
Я совершенно не могла поверить в то, что пытался втолковать мне офицер. Я не владею таким уровнем силы, даже глупо такое предполагать. Меня в детстве по многим знатокам и целителям водили, и все в один голос утверждали, что не удалась я в плане силы, потенциал равен единице. Не ноль, но близко к этому. Я окинула себя взглядом, может быть, офицер говорит правду? Подол моего платья оказался разодран, не на критичную высоту, но все же серебристую тряпочку придется выбросить. Как ни странно, на ногах у меня осталась только одна туфля, нос которой был безобразно расцарапан.
– По-видимому, не было. Лизавета Контас на ужин не приглашала боевых магов, а при подобном выбросе противостоять вам никто не мог.
Меня будто бы водой из ушата обдало. Я подняла испуганный взгляд на офицера и задала самый главный вопрос сегодняшнего вечера:
– Лизавета, она… она жива? Не пострадала?
Офицер поморщился, и момент, который прошел до его ответа, показался мне целой жизнью.
– Пока жива. А вот повреждения имеются.
Я почувствовала, как глаза наливаются слезами.
– Серьезные повреждения?
– Да нет, вывих руки, ссадина на лице, и волос поуменьшилось. – Мне показалось или офицер подмигнул мне? Сквозь пелену слез наверняка не рассмотрела.
– Почему вы тогда сказали «пока жива»?!
– Ну сейчас же она жива, а откуда я знаю, что произойдет через полчаса? Может, у нее сердце от пережитого ужаса остановится.
От скорой смерти офицера спасло только то, что в кабинет кто-то вошел. А у меня и так было слишком много свидетелей при последней вспышке гнева, чтобы глупо подставляться.
Я инстинктивно повернулась, пытаясь рассмотреть вошедшего, а когда увидела… В общем, лучше бы я скончалась от избыточного выброса силы, потому что кабинет офицера решил посетить министр внутренних дел мсье Тиррос собственной персоной.
– Папа, – пискнула я и вся сжалась, надеясь в сию же секунду потерять сознание. Не удалось.
– Мсье Тиррос, – офицер встал, приветствуя министра, и судорожно попытался ослабить воротник. Некомфортно, по-видимому, себя чувствует. Еще бы, не каждый день участок посещают птицы такого высокого полета.
– Офицер Рьед, приветствую, – голос отца звучал достаточно ровно, но я явственно ощущала гнев в его голосе. Мсье Тиррос стоял за моей спиной, и видеть выражение его лица я не могла. – Вы пленили мою дочь?
– Прошу прощения, но иначе не получалось остановить тот ураган, который она устроила.
– Отпустите.
Отец говорил тихо, но магические кандалы сразу же разомкнулись, и я получила возможность шевелиться. Сразу же схватилась за кисти, разминая их и показательно демонстрируя, как мне было некомфортно. Надеялась, что отец пожалеет, но зря.
– Я могу забрать Лилиану?
– Конечно, – засуетился офицер. – Надо только оформить необходимые бумаги, да и с владельцем ресторана обсудить убытки…
Ну, естественно, взятку дать.
– Этим займется мой адвокат, – отец потянул меня за локоть, и я встала, не поднимая взгляда на родителя. Стыдно было невообразимо. – Он сейчас в холле общается с мсье Контасом.
Министра Контаса видеть сейчас я хотела в последнюю очередь: было стыдно за произошедшее. Как ни странно, он у меня такого глухого раздражения, как его дочь, не вызывал. Мсье был высоким, чуть растолстевшим мужчиной, абсолютно лысым и со спокойным, миролюбивым нравом. В отличие от отца, он знаток, гениальный экономист, который, став министром внешней торговли, вывел торговую деятельность империи на новый уровень.
Мой локоть отец не отпускал ни на секунду. Буквально вытащил из кабинета и быстрым шагом спустился по лестнице, так что мне пришлось бежать следом, спотыкаясь в длинном платье и в одном экземпляре обуви. Мсье Контас стоял в холле рядом с нашим семейным адвокатом, а завидев меня, нахмурился и отвернулся. Мне стало стыдно, я опустила голову и еще быстрее припустила за отцом, так что в дверь выскочила первой.
Домой мы ехали на моем омнибиле. За рулем был Марк, отец сел рядом со мной, наверное, не рискнул вести омнибиль в таком состоянии. Едва мы тронулись, мсье Тиррос похлопал руками по карманам и чертыхнулся.
– Марк, есть сигареты?
Марк, видя настроение работодателя, закивал и, наклонившись, достал из-под сиденья сигареты. Мои. Дамские. Отец принял из рук водителя тоненькую пачечку розового цвета и глупо на нее уставился. Я прямо видела на лице мсье Тирроса все мысли, которые пробегали в его голове. Отрицание, понимание и, наконец, гнев.
– То есть ты еще и куришь! – взревел отец, отбрасывая сигареты в сторону. Водитель вздрогнул и прибавил газу. Хотелось сказать, что нет, не курю, но мускулистый Марк не производил впечатления курящего длинные дамские сигареты со вкусом вишни. Я пискнула, пытаясь в одном звуке отразить и согласие, и мольбу о прощении. Отец мельком взглянул на водителя и, щелкнув пальцами, поставил воздушную заглушку между ним и салоном. – Ты хоть понимаешь, что ты устроила на ужине?!
– Мне рассказали, – пролепетала я.
– Рассказали ей! А ты понимаешь, что по газетам мгновенно разлетелись моментографии того, как вы с Лиззи таскаете друг друга за волосы? Все видели, что моя дочь совершенно не умеет вести себя на людях, но это не самое плохое!
Попыталась было представить, что может быть хуже того, что я разнесла ресторан и избила дочку лучшего друга отца, и, честно сказать, ответ знала.
– Самое плохое то, что мою дочь видели в трусах все кому не лень!
– Откуда ты знаешь? – это мой голос или мышка спряталась в омнибиле? – Лиззи сказала?
– А почему бы и нет, – отец стукнул кулаком по стеклу. – Ты же ей рассказала, что меня избрали в Совет пяти. Скажи спасибо, что она и ее помощники не выдали эту информацию прессе.
– Спасибо ей сказать? – не поверила я своим ушам. – Папа, да она кинулась на меня, как… как… неадекватная какая-то!
– Кто на кого кинулся, я видел на моментографиях, – отрезал отец. – Кинулась она, а ресторан разнесла ты! Хватит уже, Лилиана, учись брать ответственность за свои поступки.
Глаза начало жечь от нестерпимой обиды. Да, я виновата. Да, ресторан, да и Лиззи жалко. Но есть же и вторая сторона в конфликте. Почему мой родной отец безоговорочно встал на сторону Лиззи?
– Это просто конкурс, папа, – прошептала я. – Я хочу быть моделью.
– Только через мой труп, Лилиана, – взревел отец. Я почувствовала, как машина затряслась, хотя дорога идеально ровная.
– А Лиззи разрешили!
– Ты не Лиззи Контас! Ты Лилиана Тиррос, и моя дочь будет заниматься социально полезным делом.
– Дворы подметать? – предположила я.
– Нет уж, – фыркнул отец и взглянул на меня таким взглядом, что стало понятно: меня ждет если не принудительное замужество, то что-то близкое к этому. – Ты пойдешь учиться.
– В Академию красоты?! Там же одни тупицы учатся, которым сил хватает только на бытовую магию, но есть деньги, чтобы их обучили ею владеть виртуозно.
И тут же осеклась – а ведь я именно такая тупица. Только мне и бытовая магия недоступна.
– Нет уж, в Академию красоты я хотел отправить тебя раньше, а после того, как ты разнесла ресторан, я понимаю, что есть шансы поступить в Академию власти. Ты не настолько глупа, насколько хочешь казаться, любишь историю, так что станешь знатоком, как твоя мама.
– Да конечно, – психанула я. – Шесть лет в закрытой дурацкой академии где-то в горах, чтобы после ее окончания сидеть в твоем кабинете с бумагами! Да никогда!
– У тебя выбора нет, – отец окончательно успокоился и вернулся к своему обычному деловитому тону. – Я полностью лишаю тебя денежного содержания, забираю твою студию, омнибиль и мини-бук. С «Паннексом» уже связались – твоя моментография снята с конкурса.
– Да как ты смеешь! – Я почувствовала, как в груди разливается холод. – Это же мой омнибиль, ты подарил мне его на восемнадцатилетие.
– Он и остается твоим. Но получишь ты его только после окончания академии.
Омнибиль мягко притормозил – мы подъехали к дому. Я хотела было открыть дверь, но поток воздуха толкнул ее обратно.
– Сегодня последний день лета. Завтра заканчивается распределение. Так что у тебя есть ночь на то, чтобы собрать самое необходимое, а утром я заеду, чтобы отправить тебя в академию.
– Омнибиль – необходимое! – рыкнула я, упершись взглядом в сиденье напротив. Расставаться со своей любимой игрушечкой я была не намерена.
– Можешь не брать совершенно ничего – твое право. В академии предоставят форменную мантию, постель, еду и письменные принадлежности, не думаю, что порядки там сильно уж изменились со времени моего обучения, так что помощь тебе не потребуется.
Мне хотелось расплакаться, слезы не то чтобы сильно влияли на отца, скорее могли заставить его смягчиться, но, как назло, обида душила сухим гневом. Я задыхалась, но не могла выдать ни единого аргумента в свою пользу. Для меня возможными были только глупые выпады:
– У меня же день рождения сегодня! Как ты можешь?
– Лилиана, – отец протянул руку и повернул мое лицо к себе. – Я дарю тебе самый лучший подарок – возможность изменить жизнь к лучшему. Стать самостоятельной. Уверен, когда-нибудь ты это оценишь.