Студия "Боливар"

16

Я хотел его порасспросить об Инри, но в этот момент Инри сам вышел из своего шалаша, и расслабленно направился к двухметровому столбу, на котором красовалась «детская» снежинка. В его руках была небольшая чёрная книга.

Мик тут же вскочил на ноги и торопливо, почти бегом, поспешил к нему. Женщины возившиеся с крысой, подняли с земли огромную шкуру, на которой лежали куски тушки и тяжело потащили её к столбу. Наверное, эта шкура была как-то скреплена из нескольких небольших, а может и нет. Может быть, это была шкура того самого огромного экземпляра, которого однажды посчастливилось завалить Алексу.

Инри что-то громко крикнул. Из большинства шалашей стали выходить остальные жители деревни. Я увидел дряхлую, в клетчатом сарафане и непонятного цвета, затёртом платке, старуху, со сморщенным, как прошлогодняя свёкла, лицом. Эта та, что попала сюда с банками, понял я и улыбнулся.

Кроме старухи, появилось ещё трое мужчин возраста где-то между тридцатью и сорока, и полная женщина лет пятидесяти, в больших очках, отчего она была похожа на жирную сову. Странно, как она умудрилась уберечь очки, подумал я. Её что, не тягали туда сюда по лугу местные червяки? Хотя, в-общем-то, и у главного очки в нормальном состоянии.

Из самого дальнего шалаша вышла Алина. Так вот, где она живёт. Я не отрываясь смотрел на неё с минуту. А потом перевёл взгляд на Инри.

Он стоял возле столба, и листал книгу, видимо ища нужное место. Женщины положили шкуру под самым столбом и, чуть отойдя, застыли, как две цапли на болоте. Мик уже подбежал к ним, и встал рядом.

Старуха, что-то говоря одному из пока незнакомых мне мужчин, по-идиотски подскакивала с ноги на ногу. Камлает, что ли? — пришла в мою голову неожиданная мысль, и тут меня полностью осенило. Да они же готовятся к какому-то ритуалу. Во, шоу, блин.

В это время Инри громко заговорил, но в его голосе не было природной силы. Чувствовалось, что он сильно напрягается. Я перевёл взгляд на зеленоглазую девушку.

Алина встала чуть в сторонке от остальных, и равнодушно смотрела себе под ноги. Трое мужчин стояли почти так же. А неугомонная бабка продолжала скакать, и если бы это было не на самом деле, а, например, на экране телевизора, я бы громко и от души рассмеялся.

Я не был верующим, и все эти ритуалы и мессы меня ничуть не интересовали. Но здесь был чужой монастырь. А в него, как известно со своими уставами лезть, здоровью только хуже. Поэтому, не рискнув подойти, я так и остался сидеть у шалаша Мика, и наблюдал издалека.

Чаще других я останавливал взгляд на Алине.

Девушка не была похожа на глубоко верующую и заинтересованную в действе, чего нельзя было сказать про бабку. Та всё больше впадала в религиозный экстаз, перемешанный с явным старческим маразмом, и подпрыгивала с каждой минутой выше. Наконец, она стала при этом поднимать ещё и вверх руки, и мне пришлось слегка прикусить нижнюю губу, чтобы не заржать. Потому что, похоже это бабкино камлань стало на нехреновое движение из верхнего брэйка.

Чтобы как-то отвлечься от бабки, я стал прислушиваться к словам. Сначала они показались мне монотонной белибердой, но прислушавшись, я стал просекать тему.

Инри говорил довольно стандартные вещи для таких событий. Как-то раз меня уговорами затащили на собрание одной секты. Я не боялся попасть под влияние. Поэтому пошёл. Ради одного только интереса, да и нечем мне было заняться в тот момент.

На том собрании сектанты показывали сценку, которая должна была выражать при помощи аллегорий некоторые глубокие религиозные вещи. Но я ни фига не понял, хотя и с аллегорией до этого сталкивался. Кафку читал. Но там всё, в отличии от Кафки, было как-то мутно.

Тоже самое было и здесь.

— Мы просим его о милости животам нашим, и о данном лесом сполохе надежды дальнейшего бытия нашего, выраженного одним духом, исходящим от него единовременно и навеки — кричал Инри, время от времени оглядывая паству.

Я спокойно сидел возле шалаша, и грустно думал о сигарете. Неплохо бы сейчас сигарету.

— Каждому узревшему благоданье его, да снизойдёт, а не узревшему, тьмы время приходящее в очи набросится, дабы посрамить неверие слепотою, и увековечить боль от отрицания его могущества.

Во, завернул, подумал я, и зевнул.

В это время Инри принялся истошно орать, и все моментально попадали на колени. Одна только Алина медленно опустилась.

Ей эта клоунада похрен, понял я. Бедная девушка. Ей же всё это приходится делать, потому что по-другому здесь нельзя. Вот чёрт!

Я вдруг понял, что в следующей мессе придётся учавствовать и мне. И по-другому нихрена не получится.

Я посмотрел на троих незнакомых мужчин, потом на Мика и Михаила. А потом и на Инри.

Если бы он был один, я бы ему просто харю его хипповую сломал и всё. Чтобы просветлённого из себя не строил. Но с ним ещё пятеро здоровых мужиков, сила, с которой тяжело не считаться.

Я задумался, продолжая рассеянно взирать на происходящее. Это что же получается? Возможно уже в следующее время света я должен буду вот так же валиться на колени, как только этот очкарик начнёт истошно орать?

Мне захотелось вернуться назад. Охотиться с Алексом на крыс, и по вечерам, осоловев от сытного ужина, беседовать на отвлечённые темы. И зачем мне проходить всё это? Что узнавать? Не мог что ли мне сразу сказать, что у них тут стандартная секта?

Внутри меня стало расти негодование на Алекса. Я же не какой-то там мальчишка, несмотря на то, что до сих пор ещё мечтаю стать актёром. Я могу понимать и со слов. Мне не обязательно обжечься, чтобы понять, что пламя опасно. По той простой причине, что я уже обжигался. И не один раз. Ах, Алекс, блин, попросту перестраховался? Ну, что же, твоё право. Но, долго я тут не задержусь. В следущее же время света свалю, и это как пить дать.

Инри не унимался. Он, то просто кричал, то переходил на сумасшедший ор, а бабка в припадочных судоргах крутилась у его ног.

— Это уже нижний брейк — усмехнулся я.

Наконец Инри замолк. Все стали подниматься с колен и только бабка осталась лежать. Я уже было подумал что она в процессе погружения в бездну религии испустила дух, но вспомнил, что здесь нельзя умереть просто так.

Алина, опустив голову, почти незаметно теребила своё платье, и я невольно засмотрелся на её профиль. Боже, какой идеальный нос, подумал я. Для меня идеальный, это небольшой и красивой формы, точёный вообщем. Ну, а форма черепа... глупо конечно рассуждать о форме черепа глядя на красивую девушку, но что поделать с тем, что у некоторых из них именно та форма, которая и определяет правильный, точёный носик, большие, глубокие глаза и, идеальной формы, словно вырисованные гениальным и терпеливым художником губы. А чуть форма другая, то и всё остальное портится.

Может быть, так я рассуждал от того, что всё мне казалось либо грубым, либо утончённым. В том числе женская красота и актёрская игра.

Может быть, мне побыть тут дольше? Я ведь актёр, и в конце концов, то что я здесь — это только моя роль.

— Инго — крикнул вдруг Инри, и я невольно вздрогнул.

Он махал мне рукой, требуя подойти. Именно требуя. Я это почувствовал.

Ну, что ж, сказал я себе. Нужно решить сейчас. Либо повернуться и уйти, если они мне дадут уйти. Мало ли что в головах этих фанатиков. Или встать и подойти, став одним из паствы. А значит, и падать на колени под ненормальные крики очкастого гуру, и трепыхать перед ним бабочкой и пресмыкаться трусливым ужом. Но я ведь актёр, и это только роль, как и вся жизнь. Кто знает, может режиссёр и собирал всех их только ради того, чтобы посмотреть, как с этим буду справляться я? И плевать тогда на всё. Я всё равно главный, так пусть кое-кто и побудет немного тем самым калифом.

Я медленно, словно на моих плечах лежал мешок с камнями, поднялся.

— Инго — громко сказал Инри — Подойди к братьям и сёстрам твоим, и обнимись с ними. Ибо вы суть одно.

Ну-ну — подумал я, и не спеша пошёл к своим новообретённым «родственникам».

Вначале мне пришлось обняться с тремя мужиками. Всё это время я поглядывал на Алину, в волнительном предвкушении. Может мне сказать ей что-нибудь на ушко? Но что?

Четвёртой была мерзкая старуха. Она вскочила с земли и раскинув свои сморщенные, похожие на корни дерева руки, потянулась ко мне.

Я обнял её, стараясь как можно сократить время этой процедуры. Но бабка наоборот собиралась его продлить. Потому я, чуть ли не блеванув, закрыл глаза. В горле встал ком. Я с трудом сглотнул его, и радостно почувствовал что корни-руки, которым давно самое место в земле, отпускают меня. Следующей была жирная сова.

Алина подошла ко мне последней. Я услышал плеск морских волн и шелест листвы. Море было в её глазах, а лесом пахли волосы. Я осторожно обнял её, почувствовав, какая она хрупкая.

Она опустила глаза вниз. Это было естественным для неё здесь, и я уже успел это заметить. Ей словно стыдно чего-то, или она боится.

И я совсем забывшись, легко поцеловал её в шею, отчего она дёрнулась назад. Но мои руки её удержали.

— Восславьте же! — истошно завопил Инри — Восславьте мудрость его и силу, выраженную в Боливаре, ибо он и Боливар — суть одно!

Я, нехотя, разжал руки, и Алина сделала шаг назад.

— Алина — крикнул Инри, и в его голосе была нескрываемая злоба — Зажги огонь!

Я взглянул на Инри, его глаза сверкали. Алина присела на корточки у огромной кучи хвороста и одной рукой потянулась к глиняному горшочку.

А этот-то кто сюда приволок? — подумал я.

Подняв горшочек, она высыпала из него угли, и оперевшись на руки, стала изо всех своих хрупких сил дуть.

Я тут же кинулся помогать.

— Нет! — возопил Инри — Инго!

Я, вывернув голову, взглянул на него.

— У нас принято, чтобы огонь разжигал один человек. Тот, кого я назначу.

Я поднялся. Не нужно играть с огнём, пришёл в голову каламбур. По крайней мере, вот так вот сразу.

Алина не обращая внимания на нас, продолжала раздувать угли. Я смотрел на неё, чувствуя себя сволочью.

Инри подошёл ко мне.

— Обними же меня, новый брат — сказал он сдавленно.

Мне ничего не оставалось делать. Нужно исполнять роль. Всё остальное позже.

Он обнял меня.

Я быстро похлопал его по спине и отодвинулся. Но успел услышать его шёпот.

— Не выделывайся.

Я хмыкнул, но внутри мне стало не по себе. Его шёпот был похож на шипение змеи, знающей о силе своего яда.

Небольшое пламя наконец принялось лизать ветки. Алина поднялась, и стала вытирать кулачками глаза.

Я опустил взгляд и посмотрел на растущее пламя.

— Воистину огнём кормимые и благостью его, ибо дети мы их, грозных жителей небес пресловутых, недоступных взорам идущим не по пути его — затараторил Инри.

Тексты видимо он пишет сам, понял я. А вертит так, чтобы ужас нагоняло. Когда непонятно, тогда обязательно страшно.

Мне уже всё это порядком надоело. Глупая месса, которая и так была противна, доставала меня ещё тем, что я не мог понять, на фига она вообще нужна? То ли это у них перед каждой жаркой крысятины, то ли всё это из-за моего появления?

Стоять мне надоело, но уйти я опасался. Я вызвал у Инри раздражение, причём не хилое. Возможно, ещё одно неловкое движение, и он прикажет своей пастве бросить меня в огонь. Вместо поделенной на куски крысы.

Интересно, а Алина станет в этом участвовать?

Я бы с удовольствием проверил такой вариант, если бы был хоть малейший шанс, что удасться дожить до объявления результатов. Но с огнём — это вряд ли. Да и с чего это я решил, что Алине не наплевать на меня? Кто я для неё? Скорее всего, ещё один идиот, попавший по своей глупости в эту затянувшуюся переделку.

Инри громко захлопнул книгу и выставил вперёд руку.

Нет, только не это! — заревела внутри догадливая мысль.

Паства подходила по одному и прикладывалась поцелуем. Бабка приложилась хорошенько, секунд на двадцать.

Чем старее, тем религиозней. Видать сильно за свою жизнь переживает. Бессмертие бессмертием, а надоест, или вдруг Алекс крыс перестанет поставлять регулярно — кто первая кандидатура на шашлык? Бабка видимо об этом уже успела задуматься. Ну что ж. Значит, бабка не так глупа.

С презрением пережив долгий поцелуй старушки, я увидел, как к Инри двинулась Алина. Она шла напряжённо.

Она же боится его, вот в чём дело, дошло до меня.

Когда Алина чуть наклонилась, я заметил, что Инри слегка опустил руку.

Сука! — среагировал мой мозг.

Алина наклонилась ниже, быстро поцеловала и, тут же выпрямившись, отошла на пять шагов назад. Я заметил, что она вздрогнула.

Инри посмотрел на меня.

— Я думаю в первый раз можно без этого — сказал я, насколько мог уверенно.

— Это традиция — сказал Инри — И не думай, что ты целуешь мою руку. Ты целуешь длань его, протянутую к детям своим.

— К традициям нужно привыкнуть — сказал я. Мой голос остался уверенным. Алина бросила на меня внимательный взгляд, и я решил стоять до конца.

Но Инри неожиданно отступил.

— Ладно, в следующий раз — буркнул он, торопливо опуская руку — А теперь — он перешёл на крик — Давайте же восславим его, великого бога и творца всего сущего, отца нашего!

— Слава! — в едином порыве рявкнула паства.

— Слава! — крикнул Инри.

— Слава! — повторила паства.

Инри повернулся, нагнувшись взял со шкуры несколько кусков, и зашагал к своему шалашу.

— Слава! Слава сущему! Слава Инри! — закричала старуха ему в спину. Но Инри не обернулся.

Старуха улыбаясь бросилась к шкуре с мясом и, схватив кусок, принялась в него остервенело вгрызаться. Мик тоже подошёл и взял кусок. За ним потянулись остальные, и только Алина, проигнорировав возможность поесть, направилась к своему, дальнему шалашу.

А я, изумлённо стоял и глазел на людей, пожирающих сырую крысятину. Как в дикие, вроде как давно сгинувшие времена.

— Эй — медленно проговорил я - Может, давайте всё-таки поджарим?

На моё предложение обернулись двое — Мик и жирная сова. У Мика во рту был скользкий кусок, и он спеша проталкивал его пальцами в рот. Сова непонятливо смотрела на меня сквозь стёкла очков.

— Нельзя — наконец шёпотом, удивлённо выпятив губы, проговорила она.

Вот оно что. Он запрещает им есть жареное мясо. Только сырое. Откуда такой финт? Или он это для проверки своего могущества?

Я задумался. Неужели такое возможно? Вот так взять, и заставить всех жрать мясо сырым?

Зачем же тогда разжигать огонь? Неужели, только ради ритуала? Он искусный садист.

Сырое мясо мне есть не хотелось. Ни сейчас, ни в будущем.

Я увидел, как Инри вошёл в свой шалаш, минут через пять вышел оттуда без книги, и направился в сторону леса.

— Куда это он? — спросил я, хотя уже и не надеялся, что кто-то мне ответит.

Но в этот момент бабка проглотила очередной кусок, и я услышал её дрожащий, то ли от возбуждения, то ли просто от затянувшейся в этом безвременном мире старости, голос.

— Великий Инри ушёл в лес, чтобы помолиться в одиночестве. Великий бог лично разговаривает с ним там — она низко поклонилась и вновь принялась за мясо.

Блин, нужно что-то делать. Но что? Этот мир всё усерднее требовал от меня быть деятельнее, чем я был в мире настоящем. Там, я мог месяцами плевать на всё, валяясь на диване в квартире, и тратя понемногу скопленные остатки зарплат. Здесь так не выходило.

Я проследил взглядом за Инри. И когда он скрылся среди деревьев, я сделав непринуждённый вид, зашагал к шалашу, в котором несколько минут назад скрылась Алина. Мне хотелось поговорить с ней. Мне казалось, что она расскажет мне всё, как есть, разогнув таким образом все знаки вопросов в моей голове.

Но не успел я сделать и трёх шагов, как стало резко темнеть. Пришло очередное время тьмы.