Стук мертвеца

Глава 11

Последние лучи солнца, обещавшие, что и завтрашний день, понедельник, 19 июля, будет таким же погожим, ласкали Куиншевен, прощаясь с ним на ночь.

Погружались в дрему кирпичные и каркасные домики, шпиль церкви Святого Павла, скопление магазинов вдоль Хьюит-стрит. Но ни один луч не проникал в уютную, полутемную, с искусственным освещением таверну в «Колледж-Инн», которая представляла собой часть обширного дома, где находились еще небольшая гостиница и ресторан. Здесь это заведение было известно как «Майк-Плейс».

– Понимаю, – сказал доктор Гидеон Фелл.

Его внушительная фигура, гигантский вес которой приходилось поддерживать при помощи двух тростей, располагалась в, самом центре помещения. За столом, уставленным остатками обеда на троих, сидели Марк Рутвен и доктор Сэмюел Кент.

Не прошло и трех часов после того, как Марк и доктор Кент, в стареньком автомобиле последнего, съездили в Вашингтон и встретили гостя. Они отправились за ним в самую жару. Расплывались и подмигивали огоньки встречного потока машин, а когда они повернули к северо-востоку, к вокзалу, в жарком мареве потерял четкость даже контур купола Капитолия.

Из-за странной манеры вождения доктора Кента они едва не опоздали к месту назначения. Марк после очередной почти бессонной ночи, последовавшей за его приключениями в библиотеке, чувствовал, что силы на исходе.

– Почему вы не говорили, что знакомы с доктором Феллом? – спросил он своего спутника.

Доктор Кент, слегка нахмурившись, совершил самоубийственный маневр, подрезав спереди тяжелый грузовик.

– Видишь ли, – сказал он, избегая прямого ответа, – я хотел сохранить свободу действий. Я не сомневался, что застану его в клубе «Плейере» в Нью-Йорке, куда я ему и позвонил.

– В связи со смертью мисс Лестрейндж?

– Нет, нет. Это было несколько дней назад. В связи с неприятностями в спортзале. И лишь прошлым вечером я связался с ним и по ее поводу.

– Значит, он уже многое знает?

– Почти столько же, сколько и я, если можно считать, что мы что-то знаем. Обращаю ваше внимание, что уже почти четверть шестого. Остается надеяться, что мы его не потеряем.

Даже в огромном мраморном пространстве станции потерять доктора Фелла было невозможно.

– Ага! – прогремел голос доктора Фелла, и, лучась радостью, он вскинул в воздух одну трость.

Они увидели, что он стоит у газетного стенда, расплачиваясь с носильщиком в красной шапочке, и выбирает коробку сигар, которые привлекли его внимание главным образом своим броским цветом. Его пенсне на широкой черной ленте криво сидело на носу, а сбившаяся набок копна волос закрывала один глаз.

Наконец он увидел встречающих, замахал им руками и выкрикнул приветствие. Его раскрасневшееся лицо сияло. От радостного хмыканья колыхнулись несколько подбородков доктора Фелла; его черный альпаковый пиджак был необъятен, как палатка. Он с таким неподдельным удовольствием пожал руку Марка, глазки за сползшими набок стеклышками пенсне лучились таким благодушием, что казалось, встретились два старинных друга.

– Как я догадываюсь – Гидеон Фелл? – с достоинством склонил голову доктор Кент.

– Не сомневаюсь, что вы – Кент! – загрохотал доктор Фелл и от удовольствия чуть не выдернул ему кисть из суставов. – Джентльмены, – заявил он, став серьезным после того, как тепло выразил благодарность за встречу, – нам многое нужно обсудить. – Гостеприимным жестом он показал на ближайшую скамейку. – Не присесть ли нам?

– Здесь, на станции? – удивился Марк.

– Да, кстати! Я тут подумал… – вдруг оживился мистер Фелл, – я пришел в восторг…

– Относительно уб…

– Относительно вокзала, – сообщил доктор Фелл.

Поскольку на краю скамейки было достаточно места, он опустился на нее, опираясь на трости и зажав под мышкой яркую коробку сигар.

Откинув падавшие на глаза волосы и ощетинив свои бандитские усы, он огляделся.

– Когда сто лет назад в Англии появились железные дороги, они принесли с собой грязь, дым, неразбериху и неудобства. Ретрограды утверждают, что это неизбежное следствие прогресса, и клянут его. Вы согласны, мой дорогой Кент?

Доктор Кент со своими седоватыми волосами и невозмутимым выражением лица, на котором выделялись темные брови, смотрелся довольно забавно на скамейке рядом с ним.

– Да, похоже, что так и есть.

– Сэр, – воодушевляясь, доктор Фелл теперь обратился к Марку, – вы в этой стране совсем не цените, каким комфортом вы окружены на самой скромной железнодорожной станции! В Англии мрачное слово «вокзал» означает неудобное место, где вы дожидаетесь отбытия. Здесь вы буквально избалованы изобилием услуг, среди которых можете найти все, что душе угодно, хотя в этих обстоятельствах возникает опасность пропустить свой поезд. Я считаю, что некоторые венецианские дворцы уступают в роскоши вашим залам ожидания. Эта станция вызывает воспоминания о римских термах. Подумать только! Я могу вспомнить и зеркальный зал Версаля, и висячие сады Вавилона, ибо чувствую, что попал в настоящее королевство красоты. Вы согласны, мой дорогой Кент?

Доктор Кент нахмурился.

– Я не обладаю вашим полетом фантазии, – не без легкого ехидства сказал он. – Кроме того, вы уже бывали в Америке. Так что, думаю, ваш восторг не вполне искренний.

Доктор Фелл повернул к нему массивную голову.

– Сэр, – усмехнулся он, – я заслужил этот укор.

– Это было всего лишь…

– Но перейдем к делу, – прервал его доктор Фелл, – довольно странное совпадение. Я направляюсь в Куин-колледж по приглашению Марка Рутвена, чтобы увидеть потерянные письма Уилки Коллинза. Тут мне звоните вы с рассказом о странных происшествиях у вас в спортзале и уговариваете, чтобы я во что бы то ни стало приехал.

– Я звонил вам главным образом по настоянию доктора Арнольда Хьюита.

– Вот как! А Марк мне ничего не рассказывал. Как большинство местных обитателей, особенно из южан, он готов скорее перерезать себе горло, чем поступиться правилами гостеприимства – то есть нагрузить гостя своими проблемами. Я это ценю. Но, клянусь Богом, ваша загадка не помешает мне прекрасно чувствовать себя! Итак, сэр, что вы от меня хотите?

– Дело в том… – начал доктор Кент.

– Надеюсь, вы понимаете, – снова прервал его доктор Фелл. – Я иностранец здесь. Скорее всего, я не смогу вмешиваться в дела полиции…

– Вопрос так не стоит, – слабо отмахнулся доктор Кент. – После вскрытия, которое состоялось сегодня утром, расследование будет чистой формальностью. Официально дело скоро закроют.

– В таком случае чего же вы от меня хотите? Если я и смогу выяснить истину, что это даст? Вы хотите, чтобы убийца был передан в руки закона?

– Фелл, я не знаю! – вздохнул доктор Кент.

– Вот как!

– Минутку! Я лез из кожи вон – поверьте, сделал все! – чтобы уберечь колледж от скандала. Но я совсем не уверен в том, что все было так, как представляют себе копы. Я все же хотел бы разобраться…

Откашлявшись, Марк вступил в разговор.

– Да! – произнес он, стараясь держать в руках разгулявшиеся нервы. – Да, в этом-то и дело… Доктор Фелл…

– Вот как? Хм? Да?

– Ваше присутствие ни в коем случае не доставляет мне неудобств, – искренне заверил его Марк. – Ради вас я могу считать себя жителем Новой Англии, хотя вырос я на Юге. Все мы хотим выяснить правду… то есть, если доктор Кент все откровенно расскажет.

Доктор Кент посмотрел на Марка, прикрыв морщинистыми веками живые темно-карие глаза.

– Марк, уж не вам говорить об откровенности.

– Я совершенно искренен…

– Тогда простите то, что я вам скажу. Какова была истинная причина того, что Бренда уехала от вас в субботу вечером? Правда ли, что, как сейчас нашептывает миссис Хьюит, она… что она ушла к молодому Фрэнку Чедвику? Кроме того, вы скрываете, что произошло прошлой ночью в Новой библиотеке…

Издалека донеслись невнятные звуки громкоговорителя. По переходам и залам вокзала, огибая гигантские статуи, поднимающиеся к высоким арочным проемам окон, забегали суетливые вереницы пассажиров.

Марк с трудом сдерживал расходившиеся нервы.

– Что касается Бренды, – выдавил он, – я не могу – или не хочу, если вам угодно, – рассказывать что-либо, пока не найду ее и не выясню все. Я звонил некоторым друзьям; не могу позволить себе звонить остальным, ибо полиция может заподозрить ее. Относительно Чедвика я ничего не знаю, куда лучше спросить его самого. А вот о событиях в библиотеке я могу подробно рассказать вам, хотя мне казалось, что вы уже все знаете. И я могу поведать об убийстве в запертой комнате, которое покойный писатель сочинил на бумаге…

– Что?! – громовым голосом перебил его доктор Фелл.

– …и которое в спальне Роз Лестрейндж аккуратно воплотил в жизнь кто-то из его читателей.

Марк подошел к чемодану доктора Фелла и вернулся вместе с ним.

– Доктор Фелл, – сказал он, – машина ждет. Вам приготовлена комната в моем доме, и по пути мы пообедаем в «Майк-Плейс». Я хочу расследования, честного и беспристрастного, без всякой снисходительности, ибо я убежден – Бренда не имеет никакого отношения к этой истории. Если я решусь все вам рассказать, смогу ли я рассчитывать на ваше всемерное содействие?

Несколько мгновений доктор Фелл хранил молчание.

Он думал, тяжело отдуваясь, утопив подбородки в обруче воротника и положив руки на изогнутые головки своих тростей. Его прищуренные маленькие глазки, которых не прикрывали низко сидящие стекла пенсне, были обращены к доктору Кенту с выражением беспокойства или даже какого-то мрачного предчувствия.

Затем, сунув коробку сигар в боковой карман, где она исчезла целиком, он решительно поднялся. Его раскрасневшееся лицо стало очень серьезным.

– Сэр, – торжественно произнес он, – я всецело в вашем распоряжении. Если старый тупица с заскорузлыми мозгами в состоянии оказать вам помощь, можете располагать мной. И вполне возможно – я постараюсь, клянусь громом и молнией! – что у меня появятся кое-какие идеи относительно этого дела.

Вот таким образом в половине восьмого вечера они заехали пообедать в большую полутемную, с искусственным освещением таверну в «Колледж-Инн» в Куиншевене. Устроившись за центральным столиком, уставленным блюдами с вареными устрицами и лобстером, Марк рассказывал свою историю. И хотя он почти ничего не ел, атмосфера застолья успокоила его.

Вдоль стен таверны, на которые падали отблески света, висела серия гравюр, созданных знаменитыми книжными иллюстраторами начала двадцатого века. Яркие цвета и тщательно прописанные детали. Здесь были батальные сцены из американской истории от франко-индейских стычек до войны между штатами.

Тут же на полках стояли копии старинных предметов быта. Прохладный кондиционированный воздух нес с собой приятные запахи, словно из винного погреба. Если не считать официанта, они были в зале одни.

Начав с того, как в воскресенье утром Джудит Уолкер упомянула Уилки Коллинза, Марк поведал и остальные подробности: детали, имеющие отношение к найденным бумагам писателя, «Армадейлу», подмененному экземпляру «Женщины в белом» и к собственно запертой комнате. Прочел он и письмо к Диккенсу, датированное декабрем 1867 года.

Доктор Фелл прервал его только в одном месте.

– О господи! О, Бахус! – очнувшись от раздумий, пробормотал он и, прищурившись, посмотрел на доктора Кента. – Это все правда?

– Правда? О чем вы? Мой дорогой Фелл, мне ли об этом говорить? Спросите у Марка.

– Нет, нет, нет! О, мудрецы Афин! Вы неправильно меня поняли. Я хочу знать, исследовала ли полиция состояние ключа, дверей, дверного косяка в спальне мисс Лестрейндж?

– Да.

– Окон, щеколд на них и так далее?

– Да.

– Были ли следы какого-то механического воздействия на них?

– Никаких. В момент смерти леди была надежно заперта.

Доктор Фелл смешно округлил рот, но не для того, чтобы отправить туда еду или питье.

– Теперь скажите мне вот что, – обратился он к Марку. – Когда в воскресенье утром вы беседовали с миссис Уолкер, то сообщили ей, что понимаете, как сработали «три четверти» замысла. Откровенно говоря, сэр, меня это удивило. Исходя из моего опыта, можно использовать или весь трюк – или ничего не выйдет.

– Доктор Фелл, – смутился Марк, – думаю, вы не поняли, что я имел в виду. Я сказал миссис Уолкер, что знаю три четверти фактов, имеющих отношение к замыслу романа, того, о котором Коллинз сообщил Диккенсу. И опасаюсь, что полиция может подумать, будто я использовал этот сюжет… Но я этого не делал. Например…

– Да?

– Ну, в «Стуке мертвого человека» один их персонажей уверяет, что в ночь убийства он слышал, как кто-то пытался напильником перепилить решетку.

– Напильником решетку?

– Да. Но на окнах комнаты убитой не было никаких решеток. В записках Коллинза, очень беглых, – они у меня дома – об этом упоминается как об очень важной детали. И тем не менее я не понимаю, какое она имеет отношение к этой истории.

– Хм! Так… Многим ли вы рассказывали все это?

– Никому, кроме покойного доктора Дана Уолкера. Конечно, знает Бренда; упоминал при Тоби Саундерсе и докторе Хьюите. Думаю, что кое-что рассказал и доктору Кенту. Но доктор Кент отрицает, что слышал об этом.

– В таком случае последний важный вопрос, – прищурился доктор Фелл. – Покуда я буду стонать, ныть и молча рвать на себе волосы от напряжения, расскажите, как выглядит ваша жена.

Марк, сбитый с толку, уставился на него.

– Прошу прощения?

– Сэр, я имел в виду, что хочу знать, как выглядит ваша жена. Я не прошу вас подробно докладывать, куда она отправилась и с кем. Просто опишите ее внешность. Сможете?

Доктор Фелл внимательно выслушал отчет Марка.

– Хорошо! Итак! Вы говорите, что прошлым вечером, около девяти часов, вы направились в Новую библиотеку, чтобы поработать с письмом Уилки Коллинза: с тем самым, которое вы нам зачитали и в котором идет речь именно о запертой комнате. Другие два письма, как я понял, посвящены действующим лицам и сюжету. У боковой двери вы встретили миссис Джудит Уолкер. И дальше? Что было дальше?

Марк рассказал им.

Он умолчал лишь о том, что в ночь убийства, в десять минут двенадцатого или несколько позже, Джудит якобы видела Бренду перед Красным коттеджем. И еще, конечно, – это было бы просто глупо – он не стал упоминать о влечении, которое неожиданно испытал к Джудит.

Но все остальные факты он изложил. Во время повествования он словно заново пережил тот ночной кошмар. Снова он услышал, как падает и с грохотом разбивается на полу гипсовый бюст. Опять пытался загнать в книгохранилище неизвестного посетителя. И из-за приоткрытой двери на него вновь смотрели испуганные глаза Джудит, зрачки которых были окружены ободками белка…

Так! -загрохотал доктор Фелл, заставив Марка подпрыгнуть. – Пока я все понимаю. Миссис Уолкер потеряла сознание, но в тот момент вы этого не знали. Вы прикрыли за собой дверь книгохранилища и заперли ее. И что случилось далее?

Марк был полон нескрываемой горечи.

– Ничего, – сказал он.

– Ничего?!

– Я хочу сказать, – объяснил Марк, – что в хранилище никого не оказалось. Никого! Ни на одном этаже. Этот любитель розыгрышей исчез.

Лицо доктора Фелла, обрамленное засунутой за воротник салфеткой, на которую падали блики от криво сидящего пенсне, казалось, медленно поплыло над столом. Грустно поблескивали его нож и вилка, которые он поднял в воздух.

– Нет, – торопливо поправился Марк, – я не хочу сказать, что этот тип был привидением или что там был потайной ход… Я полагаю, все было куда проще, и именно от этого можно прийти в ярость.

– И как же именно?

– Я попался на один из самых старых фокусов. В книгохранилище вообще никого не было. – Марк повернулся к доктору Сэмюелу Кенту. – Я стоял в среднем из пяти проходов, лицом к северу, повернувшись налево, к дверям книгохранилища на западной стороне. Именно так! В таком положении не видна вся дверь. Книжные полки перекрывают примерно пять дюймов около замка. Вы обратили на это внимание?

– Согласен, согласен! Но что из этого следует?

– Этот шутник не пытался удрать. Чем и перехитрил меня. Стоя слева от дверей, вне поля зрения, он кончиками пальцев прикрыл ее. Движение закрывающейся двери я, конечно, заметил. Тогда я решил, что он спрятался в книгохранилище, и на цыпочках удалился.

– Оставил ли он какие-то следы?

– Да! На верху двух книжных шкафов, где он сидел. Но даже и без полицейских видно было, что отпечатков там не осталось. Значительно позже в южном крыле я нашел открытое окно со сломанной задвижкой, которой было, наверное, лет сто от роду; так он и проник внутрь.

– Мой дорогой Марк, – наморщив лоб и возмущенно подняв черные брови, сказал доктор Кент, – все это не важно. Что именно миссис Уолкер увидела в книгохранилище? Что она могла увидеть? Что ее так перепугало? Вот это я хотел бы знать.

– Как и я! Как и все мы! Я…

Марк остановился. Он отчетливо помнил, как Джудит очнулась от обморока. Она попробовала сделать несколько шагов, но настолько плохо владела собой, что ей потребовалась помощь. Он помог ей выйти на Лужайку. Рядом с Северным Мальборо она снова отключилась. Испытывая жалость и чувство вины из-за того, что в этот вечер она многое перенесла из-за него, он донес ее до лома на Харли-Лейн, пока Кэролайн звонила врачу.

Почему-то в этот момент нахлынули острые болезненные воспоминания о Бренде.

– Сегодня днем Джудит все еще находилась под влиянием успокоительных лекарств, – сказал Марк. – Всю ночь при ней были миссис Кент и Кэролайн. Я тоже заходил, так что… – И снова он остановился. – Но ведь вы должны все это знать, не так ли? Конечно же миссис Кент или Кэролайн вам всё рассказали?

– Они все еще при ней, – уточнил доктор Кент. – И потом, их болтовня довольно бессвязна.

– Да, конечно.

– Я очень тепло отношусь к миссис Уолкер. Понимаю, она испытала шок. Но из-за чего?

– В этом-то все и дело. Она не могла ничего видеть перед собой, кроме металлических полок, заполненных книгами по археологии. Пока я не могу сделать никаких предположений относительно… доктор Фелл!

– Да?

– Вы следите за повествованием?

– Сэр, – прогудел доктор Фелл, извлекая салфетку из-за воротника и с достоинством выпрямляясь, – разрешите вас заверить, что я все слушал с куда большим вниманием, чем можно предположить, если судить по моему косоглазому и туповатому лицу. В доказательство сего могу задать вам пару вопросов.

– Конечно.

Доктор Фелл поднялся на ноги. Отдуваясь, он вышел на середину комнаты, оказавшись на фоне батальных картин.

– Вы уверены, – спросил он, – что так называемый «шутник» из библиотеки не был просто случайным бродягой или мелким воришкой, который мог оказаться там в поисках мелкой добычи?

– Как я могу быть уверен? Поэтому я и не рискнул поднять тревогу. И тем не менее он там был и потом загадочно исчез – напугав нас до полусмерти. Бессмыслица, не имеющая себе равных. Каков ваш второй вопрос?

Ухмыльнувшись, доктор Фелл надул губы.

– Миссис Джудит Уолкер и мисс Кент. Как они выглядят?

Марк собрался было возмутиться, но лицо доктора Фелл а было таким серьезным, что, вздохнув, он подробно ответил на вопрос.

– Вы же не думаете, – усмехнулся он, – что Роз Лестрейндж была убита женщиной?

– Нет. В данный момент я вообще ни о чем подобном не думаю. Но, черт побери! Такое преступление могло быть совершено именно в таком колледже, старинном, с хорошими традициями и наличием просвещенной интеллигенции. Тот, кто запер спальню, был человеком с академическим образованием, глубоким знатоком книг.

– Тогда при чем же здесь внешний вид трех женщин?

– Четырех женщин! – немедленно поправил его доктор Фелл. – Четырех! И прошу вас этого не забывать!

– Очень хорошо, но какое значение имеет внешность четырех женщин? Не могли бы вы мне объяснить?

– Очень хорошо, давайте подумаем, имеет ли какое-то значение в данной ситуации появление четырех женщин?

– Знаете, мне кажется куда более важным другой, неприятный и тревожный аспект этого дела. Я имею в виду переполох в спортивном зале. Речь идет о настоящем извращенце – о том самом, кто хихикал в углу, рисовал светящейся краской статую Основателя и столкнул шестнадцатилетнего мальчика в плавательный бассейн.

Тяжело дыша, доктор Фелл вскинул трость.

– Но обратите внимание! – прищурился он. – Это, конечно, ужасно. Но не похоже на спланированное преступление. Наоборот! Все было проделано грубо, напоминало скорее проказы школьников, почти как…

Его громкий голос сошел на нет, и он остался стоять с открытым ртом. Опустив трость, что позволило ему опираться сразу на обе, он вскинул подбородок, словно увидев что-то в углу. Его вихрастая голова темным силуэтом выделялась на фоне сцены, где армия Брэддока попала в засаду – вирджинские милиционеры в зеленых мундирах защищали красномундирников от индейских стрел.

– Я понял… – произнес доктор Фелл. Затем встряхнулся, словно опасаясь, не сказал ли он лишнего.

Марк вскочил, чуть не опрокинув локтем бокал с пивом.

– Позволительно спросить, что вы поняли? По моему мнению, этим шутником в спортивном зале могла быть сама Роз Лестрейндж!

– Боюсь, что не согласен с этим! – бросил Сэмюел Кент.

Марк сдержался.

– В любом случае, – сказал он, – это не может иметь отношения к Бренде. Она едва ли не единственная, кто знать не знает, что случилось в спортивном зале. Бренда… да, в чем дело?

Официант, маленький человечек с манерами балканского дипломата, подскочил, чтобы собрать посуду, перед тем как подавать кофе. Он громким шепотом обратился к Марку:

– Мистер Рутвен! Там на улице человек, мистер Рутвен, который хочет увидеться с вами. Вам лучше выйти к нему.

– Спасибо, но в данный момент я занят.

– Все же вам лучше повидаться с ним.

– Почему? Он что, не может зайти сюда?

– Он сказал, что предпочитает не заходить, сэр. Вы лучше сходите к нему. Это мистер Фрэнк Чедвик. Он говорит, что у него послание от вашей жены.

Глава 12

Красно-желтый «кадиллак» с откидным верхом, за рулем которого сидел Фрэнк Чедвик, стоял по другую сторону дороги, как раз рядом с аптекой Барни.

Марк, справившись с головокружением, которое охватило его, когда он из кондиционированной атмосферы и полутьмы вышел на жаркие лучи солнца, выпрямился и застыл на месте. Два человека с разных сторон Хьюит-стрит смотрели друг на друга.

Марк медленно перешел дорогу, направляясь к машине.

На первый взгляд Фрэнк Чедвик сохранял привычную для себя спокойную насмешливую уверенность, то самое мальчишеское очарование, о наличии которого Марк был хорошо осведомлен. Пряди его каштановых волос с выгоревшими кончиками обрамляли симпатичную физиономию; держался он легко и раскованно. На нем был костюм кремового цвета и довольно вызывающий галстук; он сидел, легко постукивая пальцами по клаксону, который тем не менее молчал. Во всем остальном Фрэнк сохранял неподвижность.

Марк подошел к машине и остановился, не произнося ни слова. Они снова уставились друг на друга.

– Привет, Рутвен, – небрежно бросил молодой человек. Хотя с лица его исчезла улыбка, оставив по себе лишь слабый след, раскованность не покинула его. – Первым делом, – он чуть покраснел, – я бы не хотел, чтобы вы имели ко мне претензии.

– В этом случае вы бы оказались в незавидном положении, мистер Чедвик.

Из аптеки донесся слабый звон кассового аппарата.

У Фрэнка чуть дрогнули ресницы. Пальцы еще несколько раз коснулись кнопки клаксона и застыли. Но он снова улыбнулся.

– Может, да, а может, и нет. Зависит от вас. – В его голосе появились угрожающие нотки. – Послушайте, старина, вы не против, если я коснусь деликатного вопроса?

– Говорите, зачем пришли, мистер Чедвик.

Что бы Марк ни говорил о Фрэнке, он знал, что этот молодой человек с настороженным взглядом далеко не дурак.

– Видите ли, Рутвен, – с подчеркнутой любезностью сказал тот, – я оказался здесь только ради вашей же пользы. Надеюсь, что вы это оцените.

– Да.

За этим односложным ответом последовала пауза. Вдруг без всякой видимой причины спокойная самоуверенность Фрэнка улетучилась, и оказалось, что он крайне озабочен.

– Послушайте, Рутвен! – выпалил он. – По-своему вы неплохой человек. Я… – Он остановился.

Тут Марк все понял, и напряжение стало покидать его. В первый раз этот изнеженный молодой человек лицом к лицу столкнулся с настоящей жизнью, что его изрядно напугало. Марку и раньше доводилось видеть таких молодчиков.

– Так в чем дело? – спросил он. – Вас так напугала полиция?

– Полиция? Вы думаете, что это меня волнует? Нет! Дело в моем отце! – Фрэнк попытался усмехнуться, но он был в таком напряжении, что это не вышло. – Как я сказал, Рутвен, вы неплохой человек. Но понимаете ли вы, в каком вы положении, вы и Бренда? Оба вы люди гордые. Вы так чертовски горды, что… Послушайте! Вы знаете, где все это время была Бренда? Подождите! Пока еще ничего не говорите!

– А я пока еще и не собирался говорить.

Фрэнк, откинувшись на спинку сиденья, посмотрел на него:

– Боже, ну и положение у меня…

– Кажется, вам некого в этом винить.

Он снова подумал, что перед ним лишь какая-то грань подлинной натуры Фрэнка. Вспышка ярости и ревности, охватившая Марка, стала гаснуть. Фрэнк, напротив, завелся:

– Могу вам сказать, что она была не со мной. С субботнего вечера она была в «Вилларде». Если не верите мне, можете сами убедиться.

– Откуда вы знаете, где она была, мистер Чедвик?

– Потому что сейчас 1948 год. Потому что вы не можете получить номер в приличном отеле, чтобы заняться любовью, ни за какие деньги, если у вас нет соответствующих связей или вы не знаете, как это делается. Что с вами, Рутвен? Бренда меня кинула! Бросила как раз перед этой аптекой!

Марк промолчал.

– Она бросила меня и отправилась домой. Когда она снова удрала от вас, ибо вы ее выставили, она поехала в «Виллард» и оттуда позвонила мне с просьбой договориться с управляющим, чтобы ей дали номер. У другого бы она едва ли нашла сочувствие, после того как она поступила… Но я ей помог.

– Вы помните, сколько тогда было времени?

– Времени?

– Да. Полиция расследует обстоятельства самоубийства Роз Лестрейндж, и может вдруг оказаться, что это было убийство, имеющее отношение к Куин-колледжу. В субботу вечером сразу же после десяти вы звонили мисс Лестрейндж. Из этой аптеки, что у вас за спиной.

Фрэнк Чедвик отбросил падавшие на лоб волосы.

Марк мог поклясться, что слово «полиция» не оказало на него никакого воздействия. Так же как и имя «Роз Лестрейндж». Но два других слова заставили заметно измениться форму губ и выражение глаз.

– Куин-колледж! – выдохнул он. – Мой старик считает, что это место неприкосновенное. Что ж, я получил хороший урок. Если вы вытащите Бренду из этой истории – а вы это можете! – я дам клятву, что впредь никогда и близко не подойду ни к одной даме из вашего заведения…

– Вы хотите сказать, что Бренда была не единственной женой преподавателя, которая интересовала вас?

Ответа не последовало.

Фрэнк молчал потому, что вопрос Марка поразил его в самое больное место. Он знал, что и так сказал слишком много. Но потрясение от того, что он чуть не проболтался, возымело и обратный эффект: оно заставило Фрэнка собраться и снова обрести спокойствие.

– Может, да, а может, и нет. Кому это вредит?

– Вам. И ей тоже, если вы о ней думаете.

Фрэнк засмеялся.

– Только не мне, не волнуйтесь, – сказал он, и хотя его улыбка была полна прежнего обаяния, оскаленные верхние зубы со щербинкой давали понять, что ему свойственна жестокость. – Я в последний раз взял на себя такую ответственность.

– Может быть, придет день, когда вы снова захотите этого.

– Что вы имеете в виду, старина? Если придется, я могу и жизнь отдать за хорошее дело. А теперь серьезно…

– Да?

– Вроде я вел себя достойно, не так ли? – с забавной серьезностью спросил Фрэнк. – Приехал рассказать всю правду о Бренде. На уме у нее только вы; она просто не воспринимает никого другого. Вот так! – Он засмеялся. – У каждого мужчины временами бывают осечки, – добавил он, помолчав.

– Это всего лишь ваш личный опыт.

Такова жизнь. Рад, что не вызвал у вас неприятных чувств. Все, с романами в Куиншевене я покончил.

– А как насчет Роз Лестрейндж?

Фрэнк потянулся, как кот. С неторопливой ленцой он включил зажигание и нажал стартер. Потом, словно передумав, он приглушил обороты двигателя и резко развернулся к Марку.

– Это… – начал Фрэнк. В прищуренных глазах блеснуло неуловимое выражение, нечто вроде грубого и откровенного тщеславия, но исчезло через долю мгновения. – Ей крупно не повезло, старина, – холодно сказал он. – Тем не менее, что бы между нами ни было, колледжа это не касается. Моему отцу это не понравилось бы, как ни прискорбно мне это признавать. Но содержание мое он не урежет и на улицу не выставит. Вы разочарованы?

– Вас не огорчило то, что случилось с мисс Лестрейндж?

– Послушайте, Рутвен. Не старайтесь быть смешным. Как я говорил, полиция расспрашивала меня о наших отношениях еще вчера. Где я был между часом и тремя ночи в воскресенье? Ответ: я был в своей квартире. Могу ли я это доказать? Не из-за меня ли Роз Лестрейндж всадила себе нож в грудь? Рад доложить, что я смог это сделать.

– Каким образом?

– Н-н-ну! – Снова обнажилась хищная щербинка между зубами. – Бренда меня кинула, не так ли? Что бы вы сделали на моем месте? Что бы сделал любой мужчина? Позвонил бы другой девушке и любезно пригласил к себе. Не будем называть имен, но полицию мое объяснение удовлетворило. Хотите узнать что-то еще?

– Да. Во сколько Бренда звонила вам из «Вилларда»?

– А в чем дело? Ведь Бренде не угрожают неприятности, не так ли?

– Нет, но…

– Никак вы запнулись? – улыбнулся Фрэнк.

– Да, запнулся. Меня интересует только Бренда, и больше никто. Итак, во сколько Бренда звонила вам из «Вилларда»?

– Не переживайте, старина! Всегда рад услужить вам. Должно быть, примерно в десять минут второго. Мне пришлось созваниваться с отелем, чтобы заказать ей номер, так что она оказалась в нем около двух. Хотите услышать что-нибудь еще?

– Нет, – ответил Марк. У него изменился тон голоса. – А теперь убирайтесь отсюда.

– Что вы сказали?

– Я сказал: убирайтесь отсюда.

Фрэнк Чедвик взглянул на стоящего перед ним человека. Пальцами левой руки он легонько барабанил по верхней кромке двери, а правая рука лежала на клаксоне.

– Это весьма неумно с вашей стороны, Рутвен. Вы не так молоды, как стараетесь казаться. Глупо вести себя так – у вас нет ни одного шанса. А что, если я выйду из машины и преподам вам хороший урок?

Нагнувшись, Марк рванул ручку дверцы, которая распахнулась настежь. Он задыхался.

Мягко урчал двигатель. В аптеке снова звякнул кассовый аппарат. Фрэнк от неожиданности словно повис в пустоте, когда его кисть и локоть потеряли опору. Казалось, он сидит так целую вечность. На лице его стали медленно проступать изумление, недоверие, ярость и, может, что-то другое.

Рванувшись, он перехватил распахнувшуюся дверцу и с силой захлопнул ее. Машина так стремительно сорвалась с места, что тигриное урчание двигателя сразу же превратилось в рев, который унесся по Хьюит-стрит в сторону Александрии.

Марк, у которого в висках продолжала пульсировать кровь, посмотрел ей вслед.

Он долго стоял на улице перед аптекой Барни, современным заведением с большими сияющими витринами по обе стороны стеклянной двери, с кондиционером, громко урчащим внутри.

Каждый раз, как в аптеку кто-то входил или покидал ее, дверь автоматически закрывалась. Марк поднял глаза.

За стеклом витрины, глядя на него, стояла Бренда.

«Оба вы люди гордые. Вы так чертовски горды…»

И еще: «Когда она снова удрала от вас потому, что вы ее выставили…»

В глазах Бренды он прочел испуг и нерешительность. На мгновение их взгляды встретились. Быстро повернувшись, она заторопилась к высокой стойке с яркими обложками журналов и сделала вид, что целиком поглощена их рассматриванием.

Марк огляделся. По Хьюит-стрит приближалась полная добродушная пара – доктор и миссис Мэйсон; они направлялись обедать в ресторан (не в таверну) в «Колледж-Инн».

Влетев в аптеку, Марк остановился на пороге. Стеклянная дверь закрылась за ним с легким шорохом.

Здесь было очень тихо. У стойки, потягивая через трубочку холодное какао, сидел долговязый юноша в бумажном спортивном свитере. Пожилая дама, которую Марк не знал, негромко обсуждала с фармацевтом какие-то рецептурные предписания.

Бренда по-прежнему стояла спиной к нему у стенда с журналами.

Подойдя, Марк остановился так близко около нее, что их руки соприкоснулись. На ней было то же самое белое платье без… нет, это было уже другое, отличавшееся от первого! Бренда затянула его синим пояском, и у нее были бело-синие туфельки. У Бренды дрогнули плечи, когда она, нагнувшись, сделала вид, что увлеченно изучает обложку «Лук».

Молчание.

Время тянулось невыносимо долго. Наконец она, не отрываясь от обложки «Лук», заговорила быстрым шепотом:

– Я вернулась только потому, что тут случились ужасные вещи – эта женщина была убита, и ты оказался впутан в эту историю! И потому что у нас гость! Вот и все!

Снова наступило томительное молчание. Бренда рискнула искоса бросить на него осторожный взгляд: ее серые глаза были прикрыты темными ресницами.

– Я только… Марк! – выпалила она. – Я была такой жуткой дурой.

– Думаю, и я был полным идиотом.

– Но я виновата…

– Ничего подобного!

– Была!

Необходимость говорить шепотом, в то же время старательно рассматривая журналы в заведении, где пахло супом с пряностями и фруктовым соком, ставила их в нелепую ситуацию, но осознали они это лишь потом.

– Бренда, я люблю тебя.

– А я люблю тебя.

– Мы здесь не можем разговаривать. Выйдем?

– Да!… Нет! Приближаются доктор и миссис Мэйсон. Они спросят, почему меня не было.

– Да какая разница?… Подожди! Ты приехала вместе с ним?

– С кем?… О господи, нет! Я даже не знаю, почему он тут очутился. Я вернулась в нашей машине и увидела, как едет «кадиллак». Он остановился – прямо здесь, а я проехала дальше по дороге и…

– Не волнуйся! Это не важно!

– Нет, важно! Он поговорил с официантом в «Майк-Плейс», и ты вышел. Марк, прости: я пролезла через боковую дверь аптеки. И все слышала. Я люблю тебя.

– На улице никого. Доктор и миссис Мэйсон зашли в ресторан. Теперь мы можем выйти?

– Да!… Марк, кто убил ее?

Долговязый юноша в свитере доканчивал свое холодное какао; соломинка, ерзая в пустом стакане, издавала хлюпающие звуки. Когда Марк посмотрел Бренде в лицо, он увидел, что осознание абсурдности и неуместности обстановки уступило место внезапному страху.

– Бренда, ты только что вернулась?

– Да. А в чем дело?

– Ты говорила с кем-нибудь в колледже или поблизости от него?

– Нет, ни с одной живой душой. Но этим утром я прочитала все газеты и до смерти перепугалась.

– Об убийстве в газете не было ни слова. Доктор Кент и Джудит Уолкер описали ее как совершенно безгрешную, всеми уважаемую даму, что, наверное, многих рассмешило. После нас появилась лишь парочка репортеров. Откуда ты знаешь, что это было убийство?

Бренда открыла рот.

– Но… но я и представить себе не могла, что тут может быть что-то иное! Кроме того, я слышала… – начала она, но передумала. – То есть, когда читаешь такие вещи в газетах, никогда не веришь, что они рассказывают правду. Всегда думаешь, они что-то скрывают. Разве не так?

Звякнул кассовый аппарат. Долговязый юноша, расплатившись за какао, выбрался на улицу. Словно вдохновившись, за спиной легонько зазвенел другой аппарат: вслед за юношей исчезла и пожилая дама, которая довольно долго, одно за другим, выбирала лекарства.

Продавец вышел из-за стойки, и звук его шагов сменился тишиной.

– Бренда, я должен задать тебе один вопрос. Когда в субботу вечером ты поехала в город, останавливалась ли ты у бунгало Роз Лестрейндж? Заходила ли в него? Было это?

Не сводя с него глаз, Бренда отпрянула. Лицо ее залилось краской.

– Нет, не было! Я сначала хотела, но ничего не сделала! Если ты думаешь о том, что я сказала…

– Не важно, что ты сказала! Ты там останавливалась? Выходила из машины? – Он видел ее растерянность. – В конце концов, не важно, что ты сделала. Только расскажи мне правду.

– Ну хорошо! – взволнованно зашептала она. – Да, остановилась. Да, вышла из машины. Я… мне нечего было скрывать, не так ли? Но я знала, что никогда в жизни не избавлюсь от чувства стыда, если скажу ей хоть слово. Я всего лишь сделала пару шагов по дорожке, но тут же вернулась к машине и буквально сорвалась с места.

– Сколько было времени?

– Марк, я не помню. – По выражению широко расставленных серых глаз было видно, что она вспоминает. – Хотя подожди, помню. Часы Основателя только что стали отбивать полночь, когда я услышала… ну, когда я их услышала!

Про себя Марк вздохнул с облегчением. Это полностью совпадало с показаниями Джудит Уолкер и со всеми остальными. У него отлегло от сердца. Видимо, Бренда неправильно истолковала выражение его лица.

– Я говорю тебе правду. Пожалуйста, прошу тебя, забудь то, что я тебе наговорила тем вечером, ничего подобного я не имела в виду…

– Я знаю, что ты говоришь правду. И не стоит возвращаться к… к…

Глазами, полными слез, она посмотрела на него:

– Нет, Марк, надо. И у меня есть к тебе вопрос.

– Вопрос?

– Да! В прошлом году… или даже раньше… был ли ты счастлив со мной?

Снаружи освещение стало меняться: солнце затянулось облаками, и тени стали блеклыми и размытыми. Глядя на Бренду, он видел в ней тот же пыл, то же возбуждение и ту же растерянность, которые поразили его в ней в субботу вечером в его кабинете.

– Бренда, ради всех святых, что ты имеешь в виду?

– Если ты был несчастлив, так и скажи мне. Я все пойму. Только не скрывай; это все, что я хочу знать. Именно из-за этого я и старалась вызвать у тебя ревность.

Марк открыл и закрыл рот.

– Мне не просто признаваться в этом, Марк, но я должна была это сказать. Говорю тебе, что многие женщины – ну, хотя бы Джудит Уолкер! – хотели бы добиться твоего внимания. Если бы я это заметила три года назад или даже два, я бы просто посмеялась; я бы подумала: «Он и не подозревает о твоем присутствии, он даже не замечает тебя!» Но позже я начала думать: «Он не замечает и меня; он просто не обращает на меня внимания».

– Бренда! Послушай…

– О, меня тянуло к Фрэнку! Я даже думала, а не закрутить ли с ним роман. Но по-настоящему он меня никогда не интересовал. Когда я выпалила тебе в кабинете, что хочу развестись с тобой и выйти замуж за Фрэнка, – все было враньем, родившимся под влиянием минуты. Потому что меня до глубины души обидели слова, что тебя это не волнует.

– В тот момент я вел себя как классический идиот. И ты?…

– Да. Я тогда бросила Фрэнка около аптеки и вернулась домой. Но меня волновала Роз Лестрейндж. Я думала, что она может быть куда опаснее Джудит Уолкер – и тут она проскользнула в дом, как… ну, ты знаешь, как кто.

– Бренда, уверяю тебя, что не было ровно ничего…

– Я не верила. Когда я умчалась из дома, я в самом деле собиралась ехать к Джейн Гриффит, но я была в таком состоянии, что не могла никого видеть. Я пошла в отель «Виллард». Марк, я уже потом узнала, что у тебя с ней вообще ничего не было.

– Узнала? Когда? Этим утром?

– Нет. Меньше чем полчаса назад. Когда увидела, что ты обошелся с Фрэнком так, как, я надеялась, ты обойдешься с ним после того, как я вызову у тебя ревность. – Бренда вскинула голову. На глазах у нее блестели слезы. – Если бы ты только мог видеть свое лицо, когда, не удостаивая его ответом, ты просто распахнул дверцу машины и приказал ему убираться! Если ты был несчастлив со мной, Марк, прошу, скажи мне. Но если ты был… ну, можешь сказать и об этом.

Что он и сделал.

Крепко взяв ее за руку, он вывел Бренду на пустую улицу. Устроившись под тенистой кроной, они говорили долго. Он поведал ей все подробности.

Однако сохранялась необходимость соблюдать внешние приличия: держаться друг от друга на некотором отдалении и делать вид, что они обсуждают погоду. Нервное напряжение обоих потихоньку спадало.

Марк долго и путано внушал жене, что он не имеет ровно никакого отношения к убийству Роз Лестрейндж. Бренда изумленно слушала его, но никак не могла понять, зачем он об этом говорит.

– Давай все уточним, – настаивал он. – Время, когда наступила смерть, лежит в интервале от половины первого до половины четвертого. Ни одна живая душа не могла бы доехать от дома Роз до «Вилларда» на Пенсильвания-авеню за двадцать минут – от половины первого до без десяти минут час.

– Да, но…

– Подожди! Ты была в «Вилларде» без десяти час? И поднялась в свой номер лишь около двух? Были ли тому свидетели?

– Да, конечно. Но…

– Где ты оставила машину?

– Там, где всегда. В гараже Хиллари, сразу же за углом.

– Так я и думал! Если бы даже ты смогла незамеченной выскользнуть из гаража, ты бы не смогла вывести машину оттуда, чтобы тебя никто не видел. Когда бы, по их мнению, ни произошло преступление, твое алиби надежно, как государственные облигации.

– Марк! – с ужасом воскликнула она. – Неужели кто-то думает, что я… я?…

– Только Тоби Саундерс, но с ним можно не считаться.

– Тоби Саундерс?

– Моя дорогая, ты же знаешь Тоби. Он склонен преувеличивать и придумывать какие-то дикие обвинения; затем он терзается угрызениями совести и старается взять свои слова обратно. Он раз за разом попадает в такие ситуации. На самом деле он никогда в них сам не верит.

– Но что ты хочешь, чтобы я сделала? – Бренда облизала пересохшие губы. – Ты же не хочешь, чтобы я все рассказала полиции?

– Нет. В этом нет необходимости. Просто все изложи доктору Феллу. Да плевать на этого Фрэнка Чедвика! Ты была в «Вилларде» с вечера субботы и всю прошлую ночь! Твое алиби неколебимо, как стены Казначейства! Расскажи все доктору Феллу!

Несмотря на все старания, он повысил голос, но тут же спохватился. Однако шестое чувство Бренды заставило ее оцепенеть, после чего она нервно обернулась.

Посреди улицы, на фоне краснокирпичного здания «Колледж-Инн» с белыми заплатами окон на нем, обнажив лохматую голову, стоял сам доктор Фелл. Марк внезапно заметил, что машина доктора Сэмюела Кента исчезла со своего места перед гостиницей; но он не помнил, чтобы видел, как она отъехала.

Уже несколько раз с начала этой истории он слышал в мозгу тревожный сигнал. И снова уловил его, когда увидел лицо своего гостя.

Доктор Фелл откашлялся.

– Мэм, – обратился он к Бренде своим дребезжащим голосом, напоминающим звуки расстроенного пианино, – я Гидеон Фелл. Простите ли вы мне нескромность, если я признаюсь, что ваши фотографии – лишь слабая тень потрясающей красоты? И вы, сэр! Простите, но я вынужден признать, что вы правильно оценили выражение моего лица. История с Роз Лестрейндж не закончилась. Нас ждет еще много неприятностей, и, может, уже этой ночью.

– Роз Лестрейндж? Какие именно неприятности?

– Перед тем как Сэм Кент по просьбе своей жены покинул нас, он сделал заявление. Я ждал его; он осторожно намекнул мне о сути дела еще по телефону. Но мне еще надо как-то осознать это, однако даже и в этом случае наши главные проблемы впереди.

– Я ничего не понимаю.

– Еще бы, разрази меня гром! Тем не менее я должен перекинуться несколькими словами с миссис Джудит Уолкер, если разрешит ее лечащий врач. До этого я должен посетить спальню в Красном коттедже – центральное место в убежище нашей интересной дамы; я хотел бы, чтобы меня сопровождал один из тех, кто обнаружил ее тело. Даже в такой момент, сэр, я надеюсь, вы не откажете мне в компании?

Бренда поежилась, словно по спине у нее пробежал паук, потом выпрямилась, откинула назад волосы и взяла Марка под руку.

– Конечно, ты должен идти! Марк, дорогой, можно я пойду с тобой?

Глава 13

Сумерки уже начали затягивать небо, когда они очутились в спальне Роз Лестрейндж. Доктор Фелл стал с интересом рассматривать туалетный столик с трехстворчатым зеркалом.

Когда троица вошла в пределы дома, воцарилось мрачное молчание. С момента появления в коттедже вряд ли они сказали друг другу больше полудюжины слов. Марк стоял в полутемном белом коридоре, поглядывая через открытые двери то в спальню, где в задумчивости застыл доктор Фелл, то в гостиную, куда недолго думая юркнула Бренда.

В последний момент, как Марк и предвидел, Бренда испугалась и не осмелилась зайти в спальню. Он не мог себе представить, зачем она вообще пошла сюда. Наверное, ею руководило любопытство, смешанное с отвращением.

Бренда было присела на чиппендейловский стул в гостиной, полной серебра, длинный стол в которой мог служить и обеденным. Но тут же снова сорвалась с места и направилась к изящному письменному столу, образцу того же стиля.

Вошли в дом они без труда – передняя дверь была незаперта. Она стояла открытой настежь, как в тот день, когда воскресным утром, вынырнув из пелены тумана, около дома оказались Марк, Тоби и доктор Кент.

Поскольку коттедж стоял фасадом к северо-востоку, через открытую переднюю дверь внутрь проникало не так много света. Но на маленьком столике в задней части холла продолжала гореть тусклая лампочка под янтарным абажуром. На стене проступали очертания черно-белой гравюры Гойи из «Шабаша ведьм».

Все продолжали хранить молчание.

Доктор Фелл, казалось, превратился в статую, рассматривая туалетный столик и стул с зеленой обивкой рядом с ним – здесь еще недавно находилось застывшее тело Роз Лестрейндж, колени и бедра которой касались этих вещей.

«А не пора ли ознакомиться, – подумал Марк, – с архитектурой домика?»

Насколько он помнил, первоначально здесь было только две комнаты, которые теперь превратились в спальню и гостиную. Примерно в 1920 году, как ему кто-то рассказывал, к спальне были пристроены современная ванная и кухонька. Тогда же в задней части гостиной отгородили узенькую комнату, в которой по утрам можно было завтракать – она сообщалась с кухней.

Вот и все.

«Красный коттедж». «Бунгало». «Куиншевен-13».

В конце двадцатифутовой дорожки, что тянулась от открытых входных дверей, каким-то чудом вдруг ожил уличный фонарь. Его рассеянный свет очертил окружность в несколько ярдов в диаметре. «Шевроле» Марка, в котором лежали сумочка Бренды и чемодан доктора Фелла, стоял за пределами освещенного пространства.

Марк помедлил, собираясь с мыслями, потом направился в спальню.

– Марк! – окликнула его Бренда.

Даже ее голос, прозвучавший в мертвой тишине, заставил его вздрогнуть. Бренда, напряженная и обеспокоенная, стояла в дверном проеме у него за спиной.

– Куда ты? – спросила она.

– Всего лишь в спальню. Мне не дает покоя один странный и, возможно, пустой вопрос – все ли там осталось в прежнем виде?

– Но ведь там был обыск?

– Да. Но тебе там делать нечего. Бренда, это только расстроит тебя! Почему бы тебе не отогнать машину домой и не разобраться с вещами?

– Радость моя, я с тобой!

– Я еще не могу уйти. У меня есть несколько вопросов, на которые я хочу получить ответы, хотя не уверен, что они мне помогут. Подожди несколько минут!

– Марк!

Но он уже перешагнул порог.

Лампа под стеклянным абажуром цвета янтаря горела рядом с мягким зеленым стулом, на который сразу же упал его взгляд. Он стоял на некотором отдалении от стола и задней стены комнаты. На маленьком столике слева от кресла, под лампой, лежала «Женщина в белом».

Вдоль задней стены располагалось низкое ложе, в изголовье которого висела картина «Молодая ведьма»; рядом виднелась открытая дверь ванной. У противоположной стены на туалетном столике стояло трехстворчатое зеркало, в котором сейчас отражалась лишь массивная фигура доктора Фелла. Два окна на третьей стене оставались затянутыми кретоновыми портьерами кремового цвета.

Если не обращать внимания на остатки порошка для снятия отпечатков пальцев, если не думать, сколько человек топтались на этом мягком шерстяном ковре, можно считать, что комната почти не изменилась – здесь не хватало только Роз Лестрейндж.

Взгляд Марка скользнул по окнам – и замер.

Он не обратил особого внимания на большой комод с пятнами порошка. Его ящики, которые обыскивали полицейские, были грубо выдвинуты. Комод стоял в углу, а перед ним находилось кресло с высокой спинкой.

На ней висело вывернутое наизнанку желтое платье, в котором Роз была в субботу вечером. Сверху валялся поясок. На сиденье кресла лежали аккуратно скатанные нейлоновые чулки. На полу стояли туфельки с высокими каблуками.

В воскресенье утром он не обратил на них внимания. Сейчас они заставили его вспомнить эту высокую загадочную женщину, в усмешке которой было что-то недоброе.

В это мгновение доктор Фелл, громогласно откашлявшись, с багровым обеспокоенным лицом отошел от туалетного столика.

– Закрытая дверь! Закрытые окна! – невольно вырвалось у Марка. – У вас есть какие-то идеи?

– Сэр, – ответил доктор Фелл, – отсутствие идей редко беспокоит меня. Меня обычно беспокоят те идеи, которые уже у меня в голове. Не так давно вы и ваша жена по отдельности рассказали свои версии событий, произошедших в ночь убийства. То, что касается ваших отношений, в этих историях не привлекло моего внимания. Но куда больше меня заинтересовали подробности, касающиеся других людей, – главным образом, некие события, происходившие в вашем доме.

– То есть вы хотите получить ответы на какие-то вопросы?

– Именно так. Давайте начнем с самой мисс Лестрейндж.

Марк знал, что Бренда продолжает стоять у него за спиной в дверном проеме.

Хотя он не видел ее, он чувствовал ее физическое присутствие, понимал, какие эмоции ее захлестывают. Марк отошел в сторону, чтобы жена могла видеть доктора Фелла.

– Насколько я понимаю, вы виделись с ней всего лишь дважды: в первый раз она в субботу утром остановила вас на Колледж-авеню и затем около одиннадцати вечера, когда она, не позвонив в двери, проскользнула в ваш дом, по всей видимости полагая, что вы в нем один. Тем не менее…

– Да? – вырвалось у Марка.

– Минуту, сэр. – Доктор Фелл широко открыл прищуренные глаза. – Не поразил ли вас тот факт, что она была столь бесцеремонна?

– Я не совсем вас понимаю.

– Бесцеремонна! Ну, прошу вас, миссис Рутвен! – Доктор Фелл, оживившись, хмыкнул и подмигнул Бренде, но тут же снова посерьезнел. – Боюсь, я понимаю, о чем вы думаете. «Если не считать бесцеремонностью подобное появление в доме малознакомой дамы, то о чем тогда можно говорить?» Признайтесь, нечто подобное пришло вам в голову?

Бренда, казалось, была сбита с толку.

– Н-ну… в общем-то да! Вы правы, так я и подумала.

– Но это далеко не все, что я хотел бы знать. Будьте любезны, выкиньте из головы – вы оба – все оценки, которые готовы слететь с ваших уст по поводу ее личной жизни и моральных установок. Итак, сэр. Исходя из вашего краткого знакомства, можете ли вы сказать, что она получила хорошее воспитание?

– Хорошее воспитание? Да! Да, конечно!

– Она умела держаться? Обладала хорошими манерами? Непринужденностью?

– Да, все это было ей присуще.

– То есть не была она грубоватой или закомплексованной?

– Господи, конечно же нет!

– А теперь смотрите! – продолжил доктор Фелл. – Мисс Лестрейндж ни в малой степени не беспокоят слухи о том, что у нее состоялось тайное свидание в изоляторе колледжа с неким молодым человеком, которым, как позже выяснилось, был Фрэнк Чедвик. Наоборот: она над ними смеется. И не собирается ничего отрицать. Что выдает ее желание казаться неуемной искательницей любовных приключений.

– «Ее желание»? – вмешалась Бренда, но запнулась. – Что вы подразумеваете под этими словами?

Марк нахмурился. В его памяти ясно и четко всплыли слова, которыми Джудит Уолкер охарактеризовала Роз Лестрейндж.

– Но едва ли она догадывалась, – вскинул голову доктор Фелл, – что в ее адрес выдвигаются и другие обвинения. Откуда она могла знать, что ее подозревают в тех шутках в спортзале: в том, что она малевала рисунки на стене, а потом бросила металлический стержень на голову старика – и все это без всяких причин, разве что она была патологической личностью? Неужели ей понравились бы сплетни такого рода?

– Да, это бы ей не понравилось, – не мудрствуя лукаво, согласился Марк.

– Можно ручаться, что она бы возмутилась. Тем не менее Тоби Саундерс совершенно серьезно бросил ей в лицо именно такие обвинения.

Доктор Фелл неуклюже подошел к окну. Звякнули металлические кольца, когда он отдернул портьеру. Затем он раздвинул занавеси и на втором окне.

– В субботу вечером, сразу же после одиннадцати, у себя дома вы вручили ей роман Уилки Коллинза «Армадейл». Сэр, я не сомневаюсь, что речь шла именно об этой книге. Но упоминал ли еще кто-нибудь ее название?

– Да! – вместо Марка ответила Бренда. – Она сама! Едва ли не первыми ее словами, после сообщения, что звонок у дверей не работает, было напоминание, что Марк обещал ей одолжить «Армадейл».

Продолжая глядеть в окно, доктор Фелл кивнул:

– После этого, как рассказал мне доктор Кент, Тоби Саундерс и Кэролайн Кент подвезли вашу гостью домой в машине доктора Саундерса. Они остановились на лужайке перед домом, скорее всего, недалеко от того места, где сейчас стоит ваша машина. Все трое находились на переднем сиденье. Тоби Саундерс попытался прочесть ей лекцию о том, что потом он не без испуга назвал страхом Божьим. Он достаточно прозрачно намекал ей, что ему все известно: проделки в спортивном зале – дело ее рук.

Доктор Фелл сделал паузу.

– Итак, если учесть все, что мы знаем об этой даме, как она должна была воспринять его обвинение? В действительности она произнесла лишь одну фразу: «Доктор Саундерс, завтра утром вы кое-что услышите». Это верно?

– Во всяком случае, я так слышал, – ответил Марк.

Тоби Саундерс признает, что она была подавлена его словами. Вид у нее был оскорбленный, или полный отчаяния, или же, как он добавил, она испытывала какие-то другие эмоции. Тоби Саундерс говорит: она была в таком настроении, что могла и покончить с собой, и он испугался, не слишком ли далеко зашел. Так?

– Да.

– Но у мисс Кент, с которой с глазу на глаз поговорил ее отец, была совершенно иное впечатление. Она думает, что Роз Лестрейндж была просто в ярости и в тот момент была не в силах вымолвить ни слова. И думаю, что мы можем принять это куда более прозаическое объяснение.

– Я тоже так считаю.

– Разгневана! Сбита с толку! Тут же лишилась дара речи! «Доктор Саундерс, завтра вы кое-что услышите». Если исходить из такой оценки ситуации, что бы могли означать ее слова?

– Для меня, – помолчав, сказал Марк, – они звучат как угроза.

– Согласен. Из этого выводим следующий вопрос. – Доктор Фелл в упор посмотрел на него. – Ваш друг Тоби Саундерс – честный человек?

Марк оцепенел.

– Эй, подождите-ка! Я не уверен, что понял ваш намек…

– Сэр, я не намекаю. Я говорю лишь то, что хочу сказать. Итак, честный ли он человек?

– Я бы ответил так: Тоби – честнейший человек из всех, кого я знаю. Он терпеть не может грубости или несправедливости; если и есть у него недостаток, то только излишняя чувствительность. Господи, да я еще вечером рассказывал Бренде…

– Сэр, я в курсе дела. Мне довелось подслушать вас.

– Я помню случай, когда мы еще были студентами…

– Какой случай?

– Но это было довольно давно, много лет назад!

– Будьте любезны, что за история?

Два голоса вели диалог в душном воздухе комнаты, где на кресле тоскливо обвисло платье Роз Лестрейндж и беспомощно съежились ее скатанные чулки.

Бренда, в туго облегающем белом платье с чуть расклешенной юбкой, переводила взгляд с одного на другого в ожидании неминуемой ссоры. Ее, как и Марка, успокаивало лишь выражение понимания и сочувствия на лице Гидеона Фелла.

– Итак? – настаивал доктор Фелл.

– Когда мы были старшекурсниками, Тоби поссорился с неким Харбеном и обвинил того в плагиате. Потом он просто не мог спать. В четыре утра пошел в Эддисон-Холл, разбудил Харбена и извинился. Тот ему вовсе не нравился; Тоби отнюдь не считал, что несправедливо обвинил его. Но все же принес извинения. Он чувствовал, что должен это сделать. Главное в натуре Тоби можно охарактеризовать лишь одним словом – донкихотство. Если вы сомневаетесь в его честности…

– Сэр, в этом его качестве я никогда не сомневался, – усмехнулся доктор Фелл.

– Тогда почему же…

– Если вы не против, давайте вернемся к тому, что мы действительно знаем об этом деле.

– Да?

– Бросив эти слова: «Доктор Саундерс, завтра вы кое-что услышите», Роз Лестрейндж вышла из машины. В одиннадцать тридцать – обратите внимание на время! – Тоби Саундерс и мисс Кент уехали. Мисс Лестрейндж осталась стоять под фонарем, прижимая книгу к груди. – Доктор Фелл снова погрузился в раздумья, и кончики его усов обвисли. – Надо признать, что на какое-то время мы возвращаемся в мир предположений. Тем не менее довольно просто восстановить ход последовавших событий. Эта дама, Роз Лестрейндж, – коварная, злая и жестокая особа, но все эти качества проявлялись в ней чисто по-женски. Даже когда ее обвинили в дебоше в спортзале, она должна была сохранять спокойствие и улыбку на лице. Итак, она повернулась и пошла по дорожке к бунгало. – Доктор Фелл поднял палец. – И вот здесь, клянусь Господом, это дело начинает пугать меня! Вот почему я сказал, что будет еще много неприятностей и они не заставят себя ждать – может даже, кое-что произойдет сегодня вечером. Как раз перед тем, как я застал вас на Хьюит-стрит, Сэм Кент изложил мне все, что он знает. Несмотря на всю его мудрость, он девственно наивен. Как, впрочем, и вы. И всех вас ждет западня, если я не сумею предотвратить этого.

– Западня? – эхом откликнулся Марк. – Но кто ее поставил?

– Полиция, – объяснил доктор Фелл.

Молчание затянулось…

– Но это невозможно! – воскликнул Марк.

– Мой дорогой друг, – огорченно сказал доктор Фелл, – неужели вы считаете, что полицию так легко обмануть, заставив поверить, что смерть этой женщины – результат самоубийства?

– Почему бы и нет?

– Потому что на это есть три главные причины. Для начала посмотрите сюда!

Прислонив обе свои трости к стене между окнами, доктор Фелл подошел к окну справа. Его щеколду, уже слегка покрытую легким налетом ржавчины, открыть было нелегко, но доктор Фелл все же справился с ней. После чего поднял оконную раму.

Перейдя к левому окну, он проделал ту же процедуру. В оконных проемах остались теперь лишь специальные сетки, защищающие от насекомых; держались они на маленьких крючках.

– Вы обратили внимание? – сердито произнес доктор Фелл. – Каковы бы ни были обычаи во времена Уилки Коллинза, в наши дни люди в спальнях не закрывают и не запирают окон. Особенно в такие душные ночи, какие стоят в конце июля. Простое наличие этих сеток, – он провел ногтем по одной из них, – указывает на то, что обычно окна держат открытыми. В Америке к ним настолько привыкли, что даже не замечают. В Англии мы ими практически не пользуемся, чему я неизменно удивляюсь. Вы следите за моей мыслью?

– Да, – заверил его Марк.

– Можно ли предположить, что женщина, которая собирается лишить себя жизни, кинется первым делом прикрывать и запирать окна? И второе, что не дает мне покоя: может ли она оставить дверь распахнутой настежь, каковой вы ее и нашли? В подобном состоянии души она может действовать так или иначе, но она не стала бы одновременно совершать взаимоисключающие поступки. Это вы, надеюсь, понимаете?

– Да. Я… я никогда не думал…

– И наконец, посмотрите на туалетный столик. Нет, я не прошу вас ничего трогать; просто посмотрите на туалетный столик и на зеленый стул перед ним.

– Ну? И что из этого следует?

– В каком бы месте комнаты мы ни обнаружили Роз, убита она была не перед столиком. И лейтенант Хендерсон должен был знать это с самого начала.

Марк уставился на туалетный столик. В трех створках зеркала маячило бледное лицо Бренды и два ее профиля.

– Разрешите я попробую это доказать вам, – продолжал настаивать доктор Фелл. – Миссис Рутвен! Я не собираюсь выкручивать вам руки или пугать появлением привидений. Но не могли бы вы посмотреть прямо в центральную створку зеркала?

– Д-да?

– Представьте, что вы готовы совершить самоубийство. Одним ударом вы должны пронзить сердце узким обоюдоострым стальным лезвием с серебряной рукояткой, украшенной жемчугами. Не вздрагивайте; некоторые женщины решались на это! Но могли бы вы сесть перед зеркалом, чтобы наблюдать свою смерть?

– Нет! О господи, нет!

– Почему?

– Да невыносимо просто думать о том, что произойдет. А смотреть в зеркало и видеть, что происходит… нет, для меня это невозможно!

Доктор Фелл повысил свой и без того громкий голос.

– Как и для любой другой женщины, – заявил он. – Насколько я знаю статистику, таких самоубийств в истории не отмечено. Можете отойти от зеркала, миссис Рутвен; простите меня и присядьте. – Доктор Фелл продолжил с подчеркнутой серьезностью: – И наконец! Нет, миссис Рутвен, вас это не касается! Если ваш муж займет место на стуле перед туалетным столиком, мы попытаемся продемонстрировать кое-что еще.

Лицо Бренды исчезло из рамки зеркала. Марк не заметил, как оказался перед зеркалами с высоко поднятыми коленями – он пытался просунуть ноги под полочку с банками кремов, флакончиками духов и прочим набором косметики, от пудры до краски для ресниц.

– Вы могли понять, что прикончивший ее удар был нанесен с убийственной силой. Кто-то, стоявший за спиной сидящей женщины, из-за правого плеча вонзил ей кинжал в левую часть груди. Она была застигнута врасплох, у нее не было времени заметить опасность, оказать сопротивление или хотя бы уклониться от удара. И если мы посмотрим, как…

Во всех трех зеркалах мелькнул какой-то темный предмет; удар был направлен сверху вниз.

Марк инстинктивно вскинул правую руку и вскочил на ноги. Коленом он с такой силой ударился о полку, что нога онемела; створки зеркал пошатнулись и дрогнули, рассыпая блики по всей комнате. Два флакончика упали на пол.

Когда он выпрямился, стул остался лежать на ковре у него за спиной.

– Понимаю, – сказал он; колено продолжало ныть, но теперь Марку было не до него. – Она сидела, но не здесь. Когда человек сидит перед тремя зеркалами, его невозможно застать врасплох.

– Правильно!

И доктор Фелл, лицо которого побагровело от затраченных усилий, отдуваясь, удовлетворенно плюхнулся на стул.

– Вы знаете, – сказал Марк, чувствуя почти такую же горечь, как та, что он испытал в Новой библиотеке, – я всегда считал себя достаточно умным человеком. Теперь я в этом разуверился. Глубина моей глупости…

– Нет! – с необыкновенной горячностью прервал его доктор Фелл.

– Именно так. Я не увидел таких очевидных вещей.

– Дело в том, сэр, что вы сталкивались с преступлениями только в книгах. Так же как и Сэм Кент. Как и убийца – в противном случае он обратил бы внимание на запертые в июле окна.

– Полиция все же пришла к выводу, что был убийца? Но лейтенант Хендерсон сказал…

– Ах да. Действительно, «лейтенант Хендерсон сказал». Когда Сэм Кент излагал содержание их разговора, он отвел в сторону свои мудрые глаза – вот так – и мне показалось, что меня лупят по голове какой-то тупой колотушкой. Лейтенант прямо так и спросил Сэма, в самом ли деле Роз Лестрейндж заколола себя перед зеркалом – цитирую – «как порой поступают женщины-самоубийцы». Подумать только! Вы слышали эти его слова?

– Нет, но я знаю о них.

– Женщины-самоубийцы никогда так не поступают, и это вам подтвердит любой опытный офицер полиции. Он сознательно ввел Сэма в заблуждение, ибо подозревал его в чрезмерной болтливости и, слушая его, лишь ухмылялся.

– Почему же он ничего не делает?

– Главным образом, потому, что никак не может понять, несмотря на все свои действительно искренние старания, как эта спальня оказалась запертой изнутри! Нет, арестовать он никого не может. Но будьте спокойны, что-то он предпримет. И вот этого-то я и опасаюсь.

Марк взглянул через плечо доктора Фелла.

Там виднелась дверь спальни, слегка приоткрытая, и в замочной скважине изнутри торчал ключ, который после всех экспериментов и испытаний вставила полиция.

Бренда, отступив в коридор, наблюдала за ними. Когда Марк подошел к двери и ощупал ее, колено его пронзило болью, но он тут же забыл о нем. Он яростно повернул ключ, отметив, какое усилие необходимо при этом приложить.

Марк вытащил ключ из замка. Его прямой стержень, головка и оба фланца примерно одинакового размера были покрыты легким налетом ржавчины, на которой была бы заметна любая царапина, не говоря уж о следах, которые должны были остаться, если бы ключ поворачивали снаружи.

Но его не пытались повернуть! Марк вставил его обратно в замок.

– Доктор Фелл, – сказал он, – как это было сделано?

Тот встрепенулся:

– Не знаю. И в данный момент мне бы хотелось взглянуть на те записи, о которых вы говорили. Если полиция не ознакомится с ними раньше, чем мы. Хотя это не столь уж важно.

Бренда закусила нижнюю губу. В ее глазах читались любовь, сочувствие, глубокая обеспокоенность. Когда Марк вышел в коридор, она кинулась к нему, и он крепко обнял ее за талию.

– Марк, прошу тебя, не беспокойся так! Я знаю, из моих уст это звучит глупо, потому что я сама все время нервничаю, но я не могу видеть, как ты волнуешься. – Она вскинула го лову, чтобы увидеть его лицо, а потом с вызовом посмотрела на доктора Фелла. – Если полиция не сможет ничего доказать, что они будут делать?

– Моя дорогая мадам, именно это меня и волнует. Здесь я не в своей стране и не очень хорошо знаком с местными законами.

– Но…

– Они могут отложить допросы. Они могут очень неторопливо собирать показания свидетелей, что, как вы заметили, они уже делают. Они могут поставить западню и ждать, пока кто-нибудь случайно попадет в нее. А вот мы ждать не можем.

– Так что же нам делать?

– О, святые угодники! Единственно верная линия поведения – я пытаюсь вам это внушить – защищаться правдой и только правдой: досконально выяснить, что же произошло в этой спальне, когда Роз Лестрейндж поразил смертельный удар. Повторяю, это не так трудно, если вы и ваш муж окажете мне помощь.

Марк почувствовал, как под его руками напряглись мышцы Бренды.

– Я? – переспросила Бренда. – Но чем я могу вам помочь? Меня и близко не было, когда она погибла.

– Может, вы были куда ближе, чем сами думаете, – сказал доктор Фелл. – Заходите, миссис Рутвен. Давайте восстановим картину ее последних часов на этой земле.

Глава 14

– Ее последних… – вырвалось у Бренды, но она замолчала, когда Марк с силой сжал ее локоть. Бок о бок они приблизились к доктору Феллу, который стоял в центре комнаты, опираясь на трости.

Бренда бросила взгляд в сторону окон, шторы на которых сейчас были раздвинуты. Легкий ветерок, пробивавшийся сквозь сетки, разносил по комнате ароматы косметики и солей для ванны.

Доктор Фелл наблюдал за ней.

Словно желая составить свое личное мнение об увиденном, Бренда посмотрела на желтое платье, висящее на спинке кресла. Бросила взгляд на туалетный столик, перевела его налево и подняла глаза на стенку, где висела репродукция картины Антуана Виртца. Это был портрет молодой женщины, которая через плечо глядела на старую ведьму, провожающую ее на шабаш. Свежие краски этой работы резко выделялись на тускло-красном фоне стены.

– Нет! – произнес вдруг доктор Фелл.

– Нет? – Вздрогнув, Бренда отвела взгляд. – Что вы имеете в виду?

– Не то, о чем вы сейчас думаете. Сэм Кент очень искренне убеждал Тоби Саундерса, что тот не понимает натуры покойной. А тем временем…

– А тем временем, – вмешался Марк, – что нам удалось установить?

– Как я уже сказал, в одиннадцать тридцать она стояла под уличным фонарем с книгой в руках. Потом пошла по дорожке. Вошла в бунгало, скорее всего, прикрыла за собой дверь и направилась в комнату.

Доктор Фелл, используя набалдашник одной из тростей как указку, ткнул в сторону двери и повернулся на месте.

– Насколько нам известно, – вздохнул он, – она никого не ждала. Но ей было о чем поразмышлять; да, она была разгневана, но в то же время она наслаждалась предвкушением того, что завтра ей предстоит разоблачить истинное лицо какого-то члена этого сообщества, которого все считают человеком безукоризненной репутации и честности.

Марк, продолжая обнимать Бренду, выкинул левую руку вперед, словно пытаясь отразить удар.

– Думаю, вам лучше объясниться, – сказал он.

Доктор Фелл, погруженный в свои мысли, коротко отмахнулся:

– Прошу прощения, сэр. Доказательства появятся. Но успокойтесь, это ничем не угрожает ни вам, ни вашей жене; даю вам слово! Тем не менее разрешите мне продолжить…

Бренда перевела дыхание.

– Итак? – напомнил Марк.

– Я думаю, что когда она очутилась в своей комнате, то скоро успокоилась и пришла едва ли не в восторженное настроение, обдумывая завтрашние перспективы. Как вы сами здесь могли убедиться, ей было свойственно стремление к домашнему уюту, чистоте и аккуратности. – Он указал на разложенное на кресле платье, на матерчатый поясок и на скатанные чулки. – Она разделась привычным для себя аккуратным образом. Накинула белый хлопковый халатик с красным орнаментом и завязала поясок на левом бедре. Затем надела меховые тапочки. На следующее утро вы увидели ее мертвой. Вы согласны с моим изложением фактов?

Куда бы Марк ни смотрел, он, казалось, видел перед собой только трехстворчатое зеркало на туалетном столике и лежащий рядом с ним стул с низкой спинкой.

– Да, на ней в самом деле был халат. Тапочек я не видел, но тогда я и не мог их заметить. Часть ее тела была зажата под столиком. Вы убедительно продемонстрировали, что она не была там убита. Кто-то оказался у нее за спиной и из-за плеча нанес удар – сверху вниз и справа налево. Но если она не сидела за туалетным столиком, то где же она была?

Доктор Фелл вытаращил глаза.

– Вы еще спрашиваете? – воскликнул он и ткнул пальцем в угол.

Тут Марку стало понятно, что за спинкой кресла, стоявшего в нескольких футах от угла, было достаточно места.

Напольная лампа, прикрытая таким же абажуром янтарного цвета, располагалась слева от кресла. Ее свет падал на темно-пурпурный переплет книги, которая вниз страницами, распластанная лежала на столе.

– Стоп! – сказал доктор Фелл.

Марк и Бренда, вцепившаяся ему в рукав, отпрянули.

– Я сказал «стоп», – повторил доктор Фелл, – ибо ваше воображение может завести вас слишком далеко. Роз Лестрейндж раздевалась неторопливо. Она накинула белый халат и взяла меховые тапочки. И села в это кресло, чтобы почитать «Армадейл». Наверное, она успела прочитать две или три страницы, когда раздался стук в дверь. Она не ждала гостей.

Но это не имело значения. Я грубо прикидываю, что было около четверти первого, когда она, полная радостных ожиданий, открыла дверь…

– Кому? – поинтересовался Марк.

– Убийце.

– Она заподозрила гостя?

– Как убийцу? Нет! Некто явился убить ее. Но ей это и в голову не могло прийти. Она с неподдельным презрением относилась к людям, она бы высмеяла любую мысль о насилии по отношению к себе.

– Доктор Фелл! – У Марка перехватило горло. – Если вы говорите, что так и было, я не собираюсь спорить. Но можете ли вы это доказать? Вы уверены в своих словах?

– Уверен ли я? О, мудрецы Афин! Могу ли я, как простой смертный, быть уверенным в своей непогрешимости, могу ли считать себя застрахованным от ошибки? Нет, я не уверен. Но я убежден! И думаю, вы тоже увидите истину, если отдадите себе отчет в том, что именно так беспокоит вас. Почему кто-то – предположительно убийца – забрал «Армадейл» и подменил его «Женщиной в белом»?

– Об этом я вас и спрашиваю. Почему?

– Вспоминайте! Если вы не обнаружили подмену в воскресенье утром, когда это событие было еще свежо в памяти, можете ли вы по истечении времени быть уверенным, что по ошибке не вручили ей другую книгу?

– Да, уверен, этого не было.

– Пусть даже часть первых страниц «Армадейла» была аккуратно изъята?

– Даже и в этом случае. Я могу утверждать!

– Очень хорошо. Теперь вернемся к мисс Лестрейндж и к ее гостю, явившемуся в четверть первого ночи. Она отнюдь не встревожилась, а скорее очень обрадовалась. Она может играть в кошки-мышки с человеком, который – в этом она не сомневалась – является ее жертвой. Она пригласила гостя зайти. Снова села, держа книгу. Потешаясь, она сделала вид, что погружена в чтение. Лучшей возможности и представиться не могло! Любой небрежный вопрос типа «Что вы читаете?» или «Интересная ли книга?» мог позволить убийце, не вызывая у нее никаких подозрений, подойти к ней сзади. Она смотрела в книгу. Убийца нанес удар. Кровь, пятна которой остались на халате, артериальная: она более светлая. Ее вытекло совсем немного, ибо клинок и рукоятка тут же закрыли рану. Но что же случилось со страницами этой книги?

Марк лишь кивнул, искоса глядя на кресло.

– Пятна крови! – вымолвил он.

– Да! – воскликнул доктор Фелл. – И что из этого следует?

Марк снова кивнул.

В своем воображении он ясно увидел, как тело женщины, пораженное ударом кинжала, выгнулось дугой: не издав ни звука, она лишь открыла рот. Книга выскользнула у нее из рук и, закрывшись, упала на ковер. Марк услышал свой голос.

– Из этого следует, – как во сне произнес он, – что с самого начала убийца знал, как завершится преступление.

– Да! И это почти получилось! Каким образом?

– Все должно было выглядеть как самоубийство. Он не мог забрать книгу и уничтожить ее; это было бы слишком странно – кто-то мог бы вспомнить о ней. Но он не мог оставить ее на месте, со страницами, залитыми кровью или таинственно исчезнувшими из книги. Ему пришлось пойти на риск подмены в надежде на то, что я приду к выводу, будто дал Роз не ту книгу, которую она просила.

– Все верно! – воскликнул доктор Фелл.

– Естественно, мы называем убийцу словом «он». Но, возможно, это была…

– О да, могла, – буркнул доктор Фелл, мельком бросив на него какой-то странный нервный взгляд. – Строго между нами, должен признать, что убийцей могла быть и женщина.

Когда это случилось? Во сколько точно произошло убийство?

– Убежден, что примерно в половине первого, может, чуть раньше. Но ни я, ни полицейский медик не можем с уверенностью утверждать это. Почему вы спрашиваете?

– Потому что кинжал находился не здесь. Он был в гостиной, через холл отсюда. Убийца должен был взять его.

Казалось, что доктор Фелл, озабоченный другими проблемами, не обратил внимания на эту мелочь. Под взъерошенными волосами на лбу у него выступили капельки пота.

– Это вас так волнует? Да убийца мог воспользоваться любым предлогом, чтобы, не вызывая подозрений, войти в гостиную. Любым! Мисс Лестрейндж и сама могла его попросить… – Он осекся.

Бренда высвободилась из рук Марка.

Она не сорвалась с места и вообще не отошла от мужа. Но по крайней мере на секунду создалось впечатление, что она не в силах выносить это напряжение, она оцепенела.

– Она это сделала! Она! Я ее слышала!

Вскрикнув, Бренда схватилась за голову, не отрывая взгляда от открытого окна. Трудно представить, что человек с комплекцией доктора Фелла может побледнеть, но тем не менее это произошло.

– Кто это сделал, миссис Рутвен?

Бренда медленно повернулась к нему.

– О господи, я не имела в виду, что знаю убийцу! Нет! Я хотела сказать, что слышала ее голос!

– Чей голос?

– Этой женщины! Роз Лестрейндж… я была здесь, стояла на дорожке, футах в двадцати; я рассказывала и вам, и Марку, что была тут! Я подъехала, вышла из машины, но войти в дом просто не могла. Тем более, когда услышала голос этой шлюхи – она с кем-то громко разговаривала и смеялась. Но я и подумать не могла… мне в голову не могло прийти…

Марк было рванулся к жене. Нервы у него были на пределе, но, вспомнив, что должен вести себя сдержанно и продуманно, он остался на месте.

– Миссис Рутвен, – мягко обратился к ней доктор Фелл. – Вы хотите сказать, что вы слышали, как мисс Лестрейндж с кем-то разговаривала в этой комнате?

– Да!

– Значит, окна в то время были открыты?

– Не знаю! Не обратила внимания! Должно быть, так и было, иначе я бы не услышала ее.

– Были ли задернуты портьеры?

– Да! Да! Я ничего не видела. Это я помню.

– Что конкретно вы расслышали из слов мисс Лестрейндж?

Бренда прижала к высоким скулам пальцы с отполированными, но ненакрашенными ногтями. Лихорадочно вздымающийся корсаж ее шелкового платья дал понять, что она несколько раз с силой перевела дыхание, перед тем как снова заговорить.

– «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?» Вот это я и слышала, только говорила она громче и… и со смехом. Я слышала, как она это произнесла! «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?»

Казалось, прозвучавшие слова эхом повисли в воздухе. Их отзвуки донеслись из другой ночи, из-за опущенных портьер.

– Миссис Рутвен, здесь нет письменного стола. Могла ли она иметь в виду чиппендейловский столик, что стоит в гостиной?

– Не знаю! Я больше об этом не думала!

– Произнесло ли второе лицо какие-то слова?

– Нет! Ни слова. Я…

За окнами уже сгустилась ночная тьма. Сквозь веселое стрекотание сверчков с Харли-Лейн донеслось дребезжание подъезжающей машины, которое, похоже, еще больше перепугало Бренду. Такие звуки могла издавать только машина доктора Кента: кроме чихающего двигателя, был слышен звякающий шум бампера – он держался на честном слове, и доктор вечно забывал его отремонтировать в своей «мастерской».

– Вы уже упоминали время, миссис Рутвен. Все произошло, когда часы на башне Основателя пробили полночь, не так ли?

– Да! Именно тогда. Это было…

Бренда провела пальцами вдоль щеки к шее. В тишине отчетливо лязгала и дребезжала машина, подъехавшая к дому. Заскрежетал ручной тормоз. Бренда жалобно посмотрела на Марка, и этот взгляд поразил его до глубины души. Не проронив ни слова, она выскочила в коридор.

– Бренда! – На этот раз, промедлив секунду, он поспешил за ней.

– Нет! – оглушительно рявкнул доктор Фелл.

Бренда уже была у входных дверей. Марк, выскочив в коридор, остановился.

– Нет! – повторил доктор Фелл. – До сих пор вы вели себя достаточно умно. Не теряйте мудрости. Пусть она хоть час побудет наедине сама с собой. В противном случае вы потеряете шанс на окончательное примирение.

Бренда побежала по песчаной дорожке к своей машине. Марк, готовый последовать за ней, осознал уместность полученного им совета. Тот взгляд, что она бросила ему, в котором любовь мешалась с необъяснимым чувством стыда – тогда это ускользнуло от его внимания, – сам по себе означал, что ему лучше подождать.

Тем более, что преследовать Бренду уже не имело смысла. «Шевроле» выехал на Колледж-авеню. Марк, направившись к входным дверям, на пороге столкнулся с Сэмюелом Кентом.

– Э-э-э… что-то случилось? – спросил он.

– Абсолютно ничего.

– Действительно? – Доктор Кент с интересом посмотрел на него живыми темно-карими глазами, выделявшимися на его очень моложавом лице. – Я только что из дома, – сообщил он, хотя в этой информации не было необходимости. – Кстати, перед тем как выйти, я позвонил миссис Уолкер.

– Вот как?

– Ее врачи говорят, что Джудит в состоянии отвечать на вопросы, но все же она не может – или не хочет! – рассказывать, что же испугало ее в библиотеке. Я хотел бы понять, что тут все-таки произошло?…

– Все в порядке!

Марк бросил взгляд на другую сторону Лужайки. Сумерки сгущались, и он обратил внимание, что в длинном низком доме Джудит Уолкер, где в начале восемнадцатого века была таверна, в которой дебоширили студенты, носившие при себе короткие шпаги, были освещены почти все окна.

Доктор Кент, у которого явно что-то было на уме, торопливо проскочил мимо него. Марк решил последовать за ним. Но, войдя в спальню, оба они остановились, когда увидели лицо доктора Фелла.

– Говорите, вы только что из дома? – нахмурился он. – Как далеко отсюда он находится?

– Простите?

– Как далеко отсюда вы живете? – с несвойственной ему настойчивостью повторил доктор Фелл. – Как вы оцените расстояние до вашего дома? В полмили?

– Нет, нет. Вся улица… хм!… составляет не более полумили. Мой дом стоит примерно в ста ярдах от поворота на Харли-Лейн. А дом Марка в пятидесяти ярдах ниже.

– И вы хотите сказать, – доктор Фелл опустил голову, потом резко вскинул ее, – что вам потребовалась машина, дабы преодолеть несколько сотен ярдов?

– Да, я привык… На машине удобнее, особенно если приходится посетить несколько мест. Мы тут разучились ходить пешком. Мой дорогой Фелл, не кажется ли вам, что это менее всего должно вас интересовать?

– Сэр, я не знаю…

– Нет, вы знаете, – возразил доктор Кент, который с воскресного утра продолжал пребывать в грубовато-приподнятом настроении. – Насколько я могу судить, тут произошли какие-то бурные события. А я человек любопытный. Вы, без сомнения, все рассказали им?

– Рассказал им?…

– Подлинную правду о Роз Лестрейндж. Они все ее не понимали.

– Нет, – ответил доктор Фелл. Тяжело ступая, он подошел к левому окну и выглянул из него. – Нет, я им ничего не рассказывал.

Вот тут Марк Рутвен и не выдержал; его спокойствие разлетелось в куски.

– Послушайте! – раздраженно сказал он. – Черт возьми, что это за таинственные разговоры о том, как ее не понимали? Для описания этой особы пошли в ход странные эпитеты. «Хорошее воспитание, прекрасные манеры». «Хитрая, загадочная, всегда улыбающаяся». Кроме того, по словам Джудит Уолкер, она была «умной, вкрадчивой и предельно жестокой». Что проясняют в ее убийстве все эти определения? Соответствуют ли они истине?

– О да, – ответил Сэмюел Кент. – В полной мере.

– Тогда в чем же кроется тайна? Чего мы в ней не понимали? Кажется, главное – злоба и жестокость. Эти качества говорят о человеке многое, а сколько бы у нее ни было любовников, меня это не волнует.

Настроение и доктора Кента, и доктора Фелла внезапно изменилось. Стоя у окна, и тот и другой словно чего-то ожидали.

Сэмюел Кент, тряхнув седоватыми волосами и подвигав черными бровями, вынул из нагрудного кармана очки в роговой оправе и помахал ими.

– Мой дорогой Марк, – суховато сказал он, – в нашей профессии редко встретишь человека, способного испытать потрясение от чего бы то ни было. Мы слишком много читаем. И тем не менее вы недопонимаете! Что касается любовников мисс Лестрейндж…

– Да?

– Любовников у нее не было, – холодно произнес доктор Кент. – Никогда. Никого.

– Кто из нас сошел с ума, вы или я?

– Надеюсь, что никто.

– Послушайте! Тоби Саундерс считает, что она вообще помешалась на сексе. Даже Джудит Уолкер, утверждая, что Роз была холодна как рыба, заявила, что их было неисчислимое количество!

– Нет, Марк, это не так. Значит, по словам Тоби, она помешалась на сексе? – Похоже, эта фраза вызвала у доктора Кента усмешку. – Позвольте мне четко и коротко растолковать, что мисс Лестрейндж не проявляла ровно никакого интереса к любой разновидности или форме секса, которые вы только можете себе представить. Это ясно?

– Нет, не ясно. Мы все считали…

– Именно, вы что-то там считали… Но это не имело к ней ровно никакого отношения. Она всего лишь делала вид, что ей это интересно; так человек, не испытывающий пристрастия к алкоголю, может посмеиваться, когда его называют пьяницей, и даже поддерживать это впечатление, если он вступает в игру, где главное – не алкоголь, а игра. Интересы этой дамы лежали совсем в другой сфере, правда не менее порочной. Я без труда могу это доказать.

– Доказать? Но вы не можете доказать такие утверждения!

– Вы уверены, Марк? А я думаю, что могу. – Голос доктора Кента был полон изысканной иронии, а мрачное выражение его глаз – насмешки. Возле губ появились складки саркастической ухмылки. – Создать человеку определенную репутацию не так уж и трудно. И все будут думать, что этот – пьяница, а эта женщина… ну, в общем, понятно. Моя собственная репутация как человека крайне рассеянного, каковым я иногда в самом деле бываю, очень полезна. – Доктор Кент склонил голову набок и насмешливо взглянул на собеседника. – Но берусь утверждать, что Простак Симон на самом деле далеко не так прост. Мой старый друг Гидеон Фелл, которого я знаю еще с тех времен, когда мы учились в колледже Бейллиол, сейчас думает, что я самым преступным образом сбил полицию со следа и тем самым вызвал у нее подозрения. – Доктор Кент хихикнул.

– Успокойтесь. Во всех аспектах, которые интересовали полицию, я давал самые честные сведения. При всей тщательности их расследования, смогут ли они найти хоть одну сомнительную подробность в прошлой жизни этой женщины? Не смогли и не смогут! Да, она трижды была обручена и собиралась замуж, но каждый раз сама разрывала помолвку, ибо не могла выносить контактов с мужчинами. И последнее. Перестаньте беспокоиться из-за полиции. Прошлой ночью они окончательно убедились, что комната была заперта. И результаты вскрытия, которое состоялось этим утром, не оставили от их сомнений камня на камне.

– Вскрытия? – чуть не вскрикнул Марк.

– Да. И оно представило доказательства, о которых я говорил.

– Но ведь то, как она умерла, не вызывает сомнений, не так ли?

– Да, на этот счет сомнений не было. И тем не менее! Вскрытие способно установить не только причину смерти. Это именно так, Марк! Ну-ну! Если вы мне не верите, позвоните доктору Бересфорду, коронеру округа Александрия.

Трудно поверить, но сейчас не подлежит сомнению, что за тридцать один год жизни у Роз Лестрейндж никогда не было ни одного любовника. – Доктор Кент нахмурился, взмахнул рукой и, слегка повысив голос, добавил: – Видите ли, ее интересовал только… шантаж.

Глава 15

Добрую часть своей жизни Роз Лестрейндж только и делала, что смеялась. Должно быть, после смерти ее смех обрел еще более зловещий оттенок.

– Шантаж? – повторил Марк. – Но ведь она была обеспеченной женщиной, не так ли? Правда, у нее не было горничной, и она сама выполняла все работы по дому, но разве у нее не было денег на жизнь, которую она хотела вести?

– Более чем достаточно.

– Тогда что же?…

– Она шантажировала не из-за денег. Шантаж был для нее удовольствием. Разрешите объяснить вам то, чего вы, кажется, еще не поняли.

Несмотря на охватившее его смятение, Марк не без удивления отметил, что доктор Гидеон Фелл пока не проронил ни слова.

Похоже, что он, отстранившись от происходящего, ушел в себя. Казалось, что в его массивной фигуре, неподвижно стоявшей у окна (Марк мог бы в этом поклясться), заметен какой-то испуг. Из бокового кармана он извлек уже изрядно помятую яркую коробку сигар, но не стал открывать ее.

Он произнес лишь одно слово: «Слепец!» Он пролепетал его тихим голосом, напомнившим далекий гул поезда в туннеле подземки; казалось, он возвращает сам себя к тому, что в данный момент является главным. Доктор Фелл продолжал смотреть в окно на другую сторону Лужайки.

Это зрелище поразило Марка. Он рассеянно пошел за доктором Кентом через холл в гостиную.

Дверь гостиной была полуприкрыта. Там царил полный сумрак, соответствующий мрачным открытиям, только что сделанным в этом доме. Они включили свет, и он заиграл в серебряных канделябрах, серебряном кофейном сервизе и чиппендейловской мебели.

– Жаль, – коротко бросил доктор Кент, выйдя на середину гостиной. – Да! Что бы ни думали об этой женщине, она достойна сожаления.

– Почему?

– Она любила жизнь, но ненавидела людей. Я думаю, у нее было все, что нужно женщине. Красота, здоровье, ум, воспитание, деньги – все дары мира. Но я… я сидел здесь, за этим обеденным столом, и по ее смеху понимал, как она ненавидит человечество. Посмотрите!

Легким движением руки, в которой он держал очки, Кент указал на ряд газетных карикатур в рамках, висящих на стенах. Люди, известные в обществе своим благородством и высокими идеалами, были изображены в виде жалких шутов, и лишь комедийность ситуаций спасала их от откровенного гротеска.

Доктор Кент был очень возбужден.

– Я отнюдь не претендую на то, что в полной мере понимал ее. – Он снова взмахнул в воздухе очками. – Это было бы под силу только Свифту или Шопенгауэру – или кому-то еще, кто презирал человечество. Но убедитесь сами! Вот таким она видела мир, или хотела его видеть.

– Вы хотите сказать, что она обосновалась тут на жительство, – поинтересовался Марк, – потому что здесь было спокойное и в высшей степени уважаемое общество? И Роз Лестрейндж поставила своей целью разоблачение наших образцовых обывателей?

– Да. Именно это я и хочу сказать.

– А ее шантаж? Он заключался в подсматривании за чужими тайнами, которые позволяли мучить людей угрозами, что все выйдет наружу?

– Да. Теперь вы начинаете понимать? Вы задумывались, что она имела в виду, говоря, что любит острую сталь?

Когда потрясение от всего услышанного прошло, Марк начал вспоминать некоторые детали. Из прошлого до него донеслось эхо: намеки, аллюзии, знакомый голос. Расплывчатые образы меняли очертания, а другие обретали четкие контуры.

– Если быть честным, – сказал он, – я настолько под впечатлением этих картинок: гравюры Гойи и холста Виртца, что не могу думать об этой женщине иначе, как об обольстительнице во плоти. Она, конечно, ведьма…

– Ага! – ухмыльнулся доктор Кент.

– …конечно, ведьма, которая смеялась и издевалась над христианской моралью. Она выставила напоказ изображение этой ведьмы с двойной целью. Чтобы подчеркнуть, что считает себя femme fatale {Роковая женщина (фр.)}, и чтобы всем было ясно, насколько издевательски она относится и к жизни, и к вере.

– Готов согласиться. Я не вдавался в такой глубокий анализ.

– Но нам придется разбираться! Разве вся окружающая обстановка не указывает нам на личность убийцы?

– В самом деле? Интересно!

– Да! Именно так! Может, у Роз Лестрейндж и не было любовников. Но она чертовски хорошо крутила мужчинам головы, это может подтвердить любой. Ее стремление к «шантажу ради удовольствия» давало ей такую власть над определенным сортом мужчин, что, когда она начинала угрожать, они окончательно теряли самообладание и могли зайти слишком далеко. Не возникла ли тут такая ситуация?

Теперь доктор Кент в свою очередь был сбит с толку. В глазах его появилось странное выражение, которое тут же словно бы затянулось дымкой.

– Мой дорогой Марк, я никогда не имел в виду ничего подобного!

– Тогда какие же тайны она знала о людях?

– Полагаю, что не о «людях». А только об одном человеке среди нас – на это я надеюсь и об этом молюсь.

– Вот как, доктор Кент? И кто же он?

На мгновение в белой гостиной воцарилось молчание; здесь повсюду, как и в спальне, были видны зловещие следы порошка. У стоящего между окон высокого комода выдвижная доска для письма была опущена, вероятно во время обыска.

– Как я говорил раньше, – после паузы промолвил доктор Кент, – при всем желании понять истинную сущность мисс Лестрейндж, я пришел к выводу, что я не знаю, какова она…

– В этом-то и беда!

– Простите?

– По большому счету ваше открытие ничего не даст. Оно лишь откупорит новую бутылку с джиннами – мотив для убийства мог иметь кто угодно.

– Например?

– Ну как же! Взять хотя бы Фрэнка Чедвика. Когда в Куиншевене у аптеки Барни я спросил его о Роз, он замялся, и было видно, как все его тщеславие полезло наружу. Когда мужчина полон такого чванства, как Чедвик, женщина не должна слишком полагаться на себя.

И снова Марк остановился – на этот раз, чтобы поразмыслить.

– Хотя подождите, – спохватился он. – Дело не в этом! Чедвик тут ни при чем. Он заботится о Бренде: он обеспечивает ей алиби надежное, как крепость. И сейчас я понимаю, что мы оказались в куда худшем положении, чем думали.

– Бросьте, Марк! Конечно же все не так плохо! Фелл что-нибудь выяснил?

– Он реконструировал картину убийства, если не считать мелких деталей, касающихся загадки закрытой комнаты. Он установил, что в полночь убийца был в спальне. Я думаю, он догадывается, кто убийца, но ручаться не могу…

– Фелл знает, кто убийца? – резко перебил его доктор Кент.

– Повторяю: ручаться не могу. А ведь полиция, полагаю, подозревает нас. Доктор Фелл…

В этот момент он появился в проеме полуоткрытых дверей.

Во время своего диалога они слышали, как он прохаживается по коридору. По всей видимости, он успел осмотреть и маленькую комнатку для завтраков, и кухоньку в задней части дома; был слышен скрип дверей.

И теперь он вдруг застыл у дверей гостиной, что невольно заставило Марка напрячься; он продолжал стоять в ожидании чего-то, потом наконец ткнул тростью в дверь, распахнув ее.

Боком пройдя в комнату, он вскинул подбородок и пытливо посмотрел на них поверх криво сидящего пенсне. Сэмюел Кент сразу перешел в наступление.

– Это так, Фелл? Мне страшно хочется выжать из вас всю правду, – выпалил доктор Кент, – какая бы она ни была. Марк все правильно понял? Вы в самом деле знаете убийцу?

– Нет! – ответил доктор Фелл. Он ткнул наконечником трости в изящный ковер и странно взглянул на Марка. – При всем обилии вариантов, – пробормотал он, – есть два человека, которых всерьез можно подозревать. Но если я сейчас назову их, вы запустите канделябром мне в голову. Но дело не только в этом! Два аспекта этого дела должны сойтись воедино без сучка и задоринки – лишь тогда мы увидим истину. Ваше поведение меня не удивило, Марк, но, клянусь Богом, меня удивляет Сэм Кент! – Теперь он смотрел на доктора Кента в упор. – Вам, сэр, больше не хочется выжать из меня всю правду? Ну, спасибо! Моя благодарность простирается от океанских глубин до небесного свода. Особенно учитывая вашу крайнюю заинтересованность в информации…

– Фелл! Я старался изо всех сил! Когда я в первый раз позвонил вам в Нью-Йорк, я сказал…

– Вы много что мне сказали. Вы взывали к здравому смыслу и, что бы ни было у вас на душе, взволнованно говорили о происходящем. Итак, если не считать убийства, что для вас главное во всем этом деле?

Доктор Кент поджал губы.

– Та личность, – буркнул он, – которую не совсем удачно окрестили «шутником из спортзала».

– Вот как?

– Да! Конечно, мисс Лестрейндж не могла быть этим шутником. Версия Тоби Саундерса была абсурдной с самого начала. Но мисс Лестрейндж знала, кто на самом деле был им. Испытывая болезненное пристрастие к чужим тайнам, она таки выяснила, кто из нас развлекался таким образом. И убийца заколол ее, чтобы заткнуть ей рот… Этого вы не можете отрицать?

Доктор Фелл не ответил.

– Я спрашиваю – этого вы не можете отрицать? – повторил доктор Кент.

– Я…

– Я не знаю, кто этот шутник, – не дал ему ответить доктор Кент. – И не собираюсь делать вид, что знаю. Но вы пойдете по неправильному пути, если будете постоянно употреблять слово «шутник». Как я утверждал с самого начала, в спортивном зале произошло два неудачных покушения на убийство. Кто-то непонятно по какой причине попытался убить сначала старого Джорджа Джонсона, а затем юного Губерта Джонсона. Фелл, неужели и теперь кто-то может считать это шуточками? Мисс Лестрейндж была убита потому, что знала правду. И разве вы забыли, что прошлой ночью в библиотеке кто-то попытался сбросить на голову Джудит Уолкер сорокафунтовый гипсовый бюст? В данный момент миссис Уолкер находится у себя дома, но до сих пор не осмеливается рассказать, что же потом ее так напугало.

Сложив дужки очков и засунув их в нагрудный карман, доктор Кент кивнул в сторону окон гостиной. На них висели портьеры густого винного цвета. Но их редко опускали; подняты они были и сейчас. За открытыми окнами стояла теплая сыроватая ночь, полная стрекота сверчков; был виден стоящий напротив дом Джудит, в котором горели почти все окна.

Оттуда не доносилось ни звука.

– Думаю, не было необходимости объяснять все это, – вздохнул доктор Кент, когда и доктор Фелл, и Марк промолчали. – Черт побери, Фелл, полагаю, что вы согласны со мной!

– Хм! Как сказать… Почти согласен…

– Почти?… Когда мы были в «Майк-Плейс», после того, как Марк вышел встретить молодого Чедвика, вы, помнится, уже согласились. Мисс Лестрейндж, сказали вы, никак не может быть тем шутником из спортзала. Вы отказались тогда от этого предположения. Нельзя не признать, что она способствовала распространению скандальных слухов вокруг своего имени и даже тайно посетила изолятор в компании Фрэнка Чедвика…

– Изолятор? – удивив собеседников, выкрикнул Марк. – Изолятор!

Оба академика уставились на него.

– Если то, что вы сказали о Роз Лестрейндж, соответствует действительности, – заявил Марк, – то это полностью объясняет ее поведение. Сюда не вписывается только тайное посещение изолятора.

– Я отказываюсь понимать… – пробормотал доктор Кент, но Марк прервал его.

– У нее вообще не было любовников! – возбужденно произнес он. – Верно?

– Конечно, верно, – кивнул доктор Кент.

– Чедвик постоянно наносил ей визиты; мы предполагаем, что он пытался завоевать ее. И я могу представить – я просто в этом не сомневаюсь! – он приходил в ярость, когда понимал, что она всего лишь потешается над ним. Не так ли? Нет, я не утверждаю, что произошел скандал, этого еще не хватало! И в то же время… э-э-э… в то же время у меня нет сомнений, как примерно развивались события. И зачем она будет тайно пробираться в изолятор с Чедвиком или каким-то другим мужчиной? Это какая-то чушь! Невозможно поверить! Или вы думаете, что Джудит Уолкер выдумала всю эту историю?

Сэмюел Кент поднял на него глаза.

– Это вам рассказала миссис Уолкер?

– Ну… Джудит говорит, что видела их. Роз Лестрейндж открывала ключом дверь изолятора. А вы считаете, что Джудит все сочинила?

– К сожалению, Марк, я уверен, что она ничего не придумала. Ох, черт побери! Миссис Арнольд Хьюит, жена нашего шефа, сама видела, как мисс Лестрейндж вместе с каким-то неизвестным молодым человеком именно таким образом проникла в изолятор.

Едва Марк попытался взять слово, как доктор Кент вскинул руку.

– И я прошу вас, – остановил он Рутвена, – не задавать мне вопросов, почему эта дама вела себя столь странно. Думаю, какими-то скромными знаниями человеческой натуры я все же обладаю. С другой стороны, я не детектив, каковым можно считать Гидеона Фелла. И все же рискну высказать смелое предположение. Выясните причину этого тайного посещения изолятора – и вам откроется вся истина.

Доктор Гидеон Фелл, который стоял, опираясь на обе трости, с шумом перевел дыхание.

– О господи, – прошептал он.

Сэмюел Кент, взглянув на него и встретившись с ним глазами, помрачнел.

– Я знаю вас тридцать пять лет, – сказал он, – но никогда раньше не видел у вас такого выражения лица. Вы расстроены? В чем дело? В том, что я совершенно не прав?

– Нет, нет, нет! – трубно ответил доктор Фелл. – Дело в том, что вы можете оказаться совершенно правы – хотя вы этого не понимаете.

Откуда-то с другой стороны Лужайки, уже затянутой влажным ночным туманом, донесся женский вскрик.

Все окна были открыты, и они ясно расслышали его. Уточнить, откуда он донесся, было непросто, но никто из них не сомневался, что кричала женщина в доме Джудит Уолкер, и скорее всего, ею была сама Джудит.

Марк, вытянув шею, высунулся из окна, он глядел на песчаную дорожку, ведущую к уличному фонарю. На мгновение он застыл, не решаясь поднять взгляд на дом Джудит. Он почему-то не мог отвести глаз от развесистого бука, под которым они с Джудит разговаривали в воскресенье утром.

Он как раз успел заметить смутные очертания человека, который тут же скрылся за стволом дерева.

Кто-то наблюдал за бунгало. Не исключено, что неизвестный какое-то время видел и слышал их.

У Марка не было возможности обдумать, кто это мог быть. К нему обратился доктор Фелл:

– Бегите к миссис Уолкер! И скорее! Я не верю, что ей угрожает опасность, но я не имею права до такой степени полагаться на себя. Тем временем…

Марк кинулся к дверям.

– А тем временем?… – услышал он, как переспросил доктор Кент.

– Господи, сэр, – донесся до него одышливый голос доктора Фелла. – Мне остается только надеяться, что этот письменный стол между окнами хранит в себе какой-то секрет.

Больше Марк ничего не расслышал. Ночной воздух освежил его, пока он бежал по дорожке. Под фонарем он остановился. За деревом никого не было; улица была совершенно пустынной, и он уловил лишь слабый звук работающего двигателя.

Машина доктора Кента стояла слева от дорожки. Другой автомобиль, припаркованный в отдалении, чтобы на него не падал свет уличного фонаря, рванул с места и, набирая скорость, помчался в сторону Куиншевена.

Это была полицейская машина.

Но поскольку крик, донесшийся с той стороны дороги, был полон отчаяния, Марк не раздумывал над ее появлением. У него не было времени, он не мог отвлекаться. Кому-то нужна помощь…

Марк нажал кнопку звонка. Он услышал, как по дому разнеслась его мелодичная трель, но никто не отреагировал. Он подождал, как ему показалось, несколько минут, которые на деле были лишь тридцатью секундами, и снова позвонил – с тем же результатом.

Но кто-то же должен быть там!

Когда во второй половине дня он заглянул к Джудит, миссис Кент и Кэролайн еще были там. Кроме того, при ней были ее врач и опытная медсестра. Джудит еще находилась под воздействием успокоительных лекарств.

Отступив на несколько шагов, Марк осмотрел дом.

За ним тянулся сад, в темных кронах которого поблескивали светлячки. На освещенных окнах не было никаких штор, и взгляду были доступны все уголки маленьких уютных комнат, в которых стояла такая тишина, что можно было услышать даже тиканье часов.

Когда Марк вспомнил, что случилось в библиотеке, и подумал, что может произойти сегодня вечером, он кинулся к дверям и яростно рванул ручку. Дверь была заперта. Но прежде, чем влезть через окно, он решил позвонить в последний раз.

В доме зазвенела и рассыпалась третья трель. В то же мгновение, даже слишком стремительно, дверь распахнула сама Джудит Уолкер.

– При-ивет, Марк! – радостно воскликнула она. – До чего я рада видеть тебя! Зайдешь?

Она открыла и легкую дверь с сетчатым экраном.

Марк испытал такое чувство облегчения, что потерял дар речи. Не случилось ничего страшного, он перевел дыхание. Ты не ждешь неприятностей, а они сваливаются тебе на голову. Ты боишься каких-то опасностей или даже смертей, а вместо этого…

– Джудит! С тобой все в порядке?

– В порядке? Ну конечно, у меня все хорошо! – громко рассмеялась Джудит. – Чего ты стоишь на пороге? Заходи же.

– То есть ты слышала, как я звонил?

– Боюсь, что сначала нет. Прости, пожалуйста. Но я была наверху в… в бывшем кабинете Дана и ничего не слышала.

– Джудит, это ты кричала? Может, минуту-другую назад?

– Кричала? – переспросила Джудит. И снова ее хрипловатый смех прозвучал как эхо недавних звонков. – Нет. Я… нет, с чего ты взял? Чего ради мне было кричать? Так ты зайдешь?

Силуэт ее фигуры вырисовывался на фоне мягко освещенной передней, и светло-рыжие волосы ореолом стояли вокруг головы. На ней была все та же коричневая шелковая пижама с белой оторочкой, в которой он видел ее днем. И те же шлепанцы.

Все еще не в силах отделаться от ощущения ночного кошмара, Марк вошел в дом. Он подумал, что не в первый раз в этой истории кто-то неожиданно появляется в дверях или за окном.

После давящей, тяжелой, болезненной атмосферы, которая царила в доме у Роз Лестрейндж, в комнате, куда он вошел, было спокойно и уютно. Когда-то она служила малым залом таверны, о чем можно было безошибочно судить по каменным плитам пола, по огромному камину и по низким прокопченным стропилам.

Но яркие лоскутные коврики и полки с книгами в таких же ярких обложках в сочетании с мягким свечением старо го дерева и с пурпурными гвоздиками в вазах создавали впечатление продуманного светлого уюта. И конечно, здесь же тикали часы, старые дедушкины часы, которые он видел не менее пятисот раз.

– Кричала? – вдруг снова повторила Джудит, как будто только что осознала вопрос Марка.

– Да. Кто-то вскрикнул. Мы услышали. Ты же, надеюсь, тут не одна?

– Силы небесные, конечно же нет! Доктор Маракот настоял, чтобы тут осталась мисс Хардинг…

– Медсестра? Где она?

– Она только что поехала в Куиншевен купить кое-какие лекарства по рецептам доктора Маракота. Да нет уже и никаких причин ей тут оставаться. – Из кармана пижамы Джудит извлекла сложенный лист бумаги и показала ему. – Уилки Коллинз! – сообщила она. – Понимаешь, дорогой Марк, я тоже пытаюсь разрешить эту загадку. И если уж я считаю себя умной женщиной, то должна справиться с ней. Не так ли? Дан именно так и говорил. Ты согласен, что я должна попытаться? Иди сюда! Иди же! – Джудит кивнула ему. – Мотив довольно прост, – лепетала она, пытаясь говорить как можно быстрее, что у нее не очень получалось. – Я знаю, где она раздобыла ключ от изолятора, знаю, где достала светящуюся краску. Но куда, куда она ее спрятала потом?

Стоя в свете лампы, Джудит обернулась. И он впервые увидел ее глаза.