Суассонская девка

— Сколько погибших, не считали? — Допрашивала Поппея Порция.

— Двести девятнадцать тел, госпожа Поппея. Не считая утонувших.

— Порций сказал не только раздеть бургундов, но и косы отрезать, — сообщил Крат. — Сказал, что пойдут на бумагу.

Я рассмеялся над этой ситуацией черного юмора, это был тот самый случай, когда пошли за шерстью, а оказались стриженными.

Гоблин с веткой прошел ворота и поднялся на крыльцо. Поппея обернувшись, выдернула из рук Крата секиру и с вызывающим видом забросила ее на плечо.

— Я граф Годиох. Здесь убили моего брата Хипельхара. Вот триста солидов. Отдайте мне его тело. — Годиох положил на стол, который не успели занести назад в дом, тяжелый мешочек.

Поппея развязала мешочек, и, взяв одну монету, покрутила ее в пальцах. Интересно, сколько бы за нее заплатил мой нумизмат? А за весь мешочек? Наверняка в нем найдутся раритеты, я и сам легко определю их, достаточно поспрашивать местных историков о знаменитости натурщиков портретов на монетах. Чем громче слава императора, тем дешевле монеты, им отчеканенные. Но, "сейчас не об этом".

— Это деньги с портретом римского императора. Как они к тебе попали? Может быть, римляне заплатили тебе за зерно, которое ты посеял, сжал и продал им? Или за корову, которую ты, долго за ней ухаживая, вырастил из теленка? Или ты построил для римлян дорогу, чтобы им было удобно ездить, или дом, в котором им хорошо живется, и они щедрой платой вознаградили тебя за труд? А может, ты украл у них эти деньги, и хочешь заплатить мне ворованным? Говори!

Годиох сжал зубы и тяжело задышал, мрачно глядя на Поппею. Потом медленно проговорил:

— Неважно, где это золото было раньше. Важно, где оно сейчас.

— Ват как! Ну, так теперь это золото мое, и мне не интересно, где оно было раньше.

Поппея бросила монету в мешочек, затянула завязку и передала деньги Порцию.

— Мы прикопаем твоего брата в канаве, как собаку, только чтобы не вонял. Никто не будет знать, где он гниет, и завтра все о нем забудут. А если ты через минуту будешь еще здесь, ляжешь с ним рядом. Кстати, и лошадей, и телегу оставьте здесь. И оружие тоже. Иначе не сумеете отойти и на десяток шагов, как откинете копыта. Убирайся!

Годиох сделал шаг назад, едва не свалившись с лестницы, и отбросив ветку, вернулся к остальным гоблинам. Коротко посовещавшись, всадники слезли с лошадей, возница выбрался из телеги, и, оставив оружие, все пошли назад. Их покорность сильно меня позабавила, а Луций и все остальные восприняли действия гоблинов как должные.

Вернувшись в свою комнатушку, я опять завалился на кровать, возвращаясь к прерванному Луцием занятию. Зря только выходил. Хотя, не совсем зря, послушать Поппею было интересно. И как не слишком часто случалось, тут я был с ней полностью согласен. Но сам не стал бы на ее месте напрасно злить гоблинов, кто его знает, как оно дальше повернется, отдать труп бургундского вождя ничего не стоило.

А пока мне нужно было обдумать события, произошедшие сегодня и сообразить, какое место я занимаю в этом мире с учетом произошедших изменений, и как мне себя вести.

В момент, когда гоблины признали поражение и отправились восвояси, я вообразил себя абсолютным победителем и выгодоприобретателем, и с этим, как мне тогда казалось, никто не спорил. Но уже через минуту быстрее и практичнее соображавшая Поппея развернула ситуацию в свою пользу. Поначалу она явно собиралась просто подлизаться ко мне, не оспаривая мое лидерство. Но… возможно я что-то сделал не так, неправильно повел себя, был несколько пассивен. Поппея тонко прочувствовала момент, на пробу включила хозяйку, и не получив с моей стороны отпора, овладела положением. А то, что окружающие проявили покорность, как раз неудивительно. Она и при живом Минацие, особенно во время его частых отъездов, вела себя как хозяйка и госпожа, и к этому все в усадьбе привыкли. Что касается меня — со мной эта коза конфликтовать не стала, опасаясь осложнений, а просто проигнорировала.

Возможно, если бы я закусил удила, все могло повернуться иначе, а Поппея, просто включила бы заднюю, и опять попробовала бы подлизаться ко мне. Скорее всего. Возможно, и сейчас еще не поздно перехватить инициативу. Но эта мысль только на мгновенье промелькнула в моей голове. У меня и так все хорошо. Кошки нет — мышам раздолье. Теперь, без Минация, некому меня гонять, и я могу долго спать и вкусно есть. Поппея вряд ли попытается меня приструнить, ссориться со мной ей не с руки. Да, при желании в производственных вопросах обойдутся и без меня. Крат и в типографских, и в электрических делах сечет лучше меня, и прибылью он усадьбу обеспечит.

Вот только положение Поппеи как хозяйки совсем не устойчиво. Луций намекал на законных наследников Минация, и если Поппея захочет оставить усадьбу за собой — а она, конечно, этого хочет — ей будет нужен союзник в виде такого великого и ужасного мага-технаря, как я. Опять же и бургунды, обиженные ее неласковым приемом, могут в любой момент вернуться и потребовать удовлетворения. И тогда Поппее без моей помощи не обойтись, ибо Крат, как способный ученик волшебника, способен лишь повторить некоторые из моих фокусов, а в случае изменения и осложнения обстановки вся надежда только на главного чародея. Фактически у нас двоевластие, Поппея представляет собой гражданскую власть, а я военную, а в ситуации перманентной войны все против всех, даже не вопрос, чья власть важнее.

Дверь открылась, на пороге стоял уже изрядно доставший меня сегодня Луций. Я даже не стал притворяться, что мне приятно его очередное появление.

— Я видел, что ты был рад грубости Поппеи. Ты ведь тоже не любишь варваров? Почему?

Меня удивила сама постановка вопроса.

— А за что я должен их любить? И разве Поппея сказала что-то не так? Ведь это же просто толпа разбойников, не способных создать хоть что-то полезное и нужное.

— Да, все что она сказала, правильно. Вернее, было правильным пятьдесят лет назад. Но с тех пор мир сильно изменился.

Луций решил продолжить мое политическое образование, и я был рад послушать его лекцию, если он не слишком ее затянет.

— Продолжай. Только помни, что от меня равным образом далеки и сегодняшние реалии, и дела пятидесятилетней давности. И давай покороче.

— Тут долго рассказывать нечего. На протяжении многих веков империя противостояла варварам. Рим был велик, он создавал и строил. Варвары были грабителями и разрушителями, это правда. Но времена изменились. Великого Рима больше нет. Варвары во многом остались прежними, но тоже изменились. У бургундов и готов есть законы, которые разработали им римские советники. Они разоряют наши земли, воюют с нами и друг с другом, но на своих территориях наводят порядок. Хотя их короли ариане, там много истинных христиан…

Луций осекся, заметив, как я нервно заерзал, и, вспомнив мои юпитерианские прославления, которые он воспринимал всерьез. А как же, здесь вопросами веры шутить не принято. Но это ладно, хуже то, что он опять поет про баварское пиво. И хотя мне до фонаря все это мракобесие, но в политических реалиях нужно разобраться. Интересно, насколько сильны здесь пораженческие настроения, существует ли пятая колонна, на какие слои общества она опирается и насколько организована.

— Ты хочешь сказать, что нам надо сдаться варварам? Пусть здесь хозяйничают, так?

— Нет, я этого не говорил, я только хотел сказать, что варвары бывают разные, и если бы они отбросили своих варварских богов…

Так он никогда не договорит.

— Луций, я за сегодняшний день уже задолбался. С утра на меня Минаций взъелся, я в карцере посидел, у меня от веревок до сих пор все тело ноет, потом нашествие гоблинов, с личным статусом непонятки, теперь ты ребусы загадываешь. Говори прямо. Если варвары примут христианство, они станут хорошими, да?

— Если они примут истинное христианство, а не арианскую ересь.

— Ты все повторяешь "ариане, ариане". Я никак въехать не могу, они, эти ариане, в смысле арийцы, не считают нас людьми, и хотят истребить, как недочеловеков, так?

— Э-э-э…, теперь я не понимаю, о чем ты. Ариане еретики, они против истинных христиан.

Точно, он же несколько раз сказал, еретики-ариане, тут у них не расовый конфликт, а религиозный, войны за веру, католики-гугеноты. Вот они и сортируют варваров на правильных и неправильных.

— Так нас сейчас грабят плохие варвары, еретики-ариане, а хорошие варвары нас бы не грабили. То есть, сдаваться надо, но правильным варварам, истинным христианам, так?

— Среди варваров истинных христиан нет, есть ариане и язычники. Но язычники лучше ариан, они могут принять истинную веру. Раньше Сиагрий воевал с арианами готами…

— Погоди, ты уже говорил про Сиагрия, это кто?

— Афраний Сиагрий, наместник Суассонской провинции. Так вот, сейчас Сиагрий решил с готами дружить против франков. Но епископы ждут прихода франков, они говорят, пусть лучше язычники Хлодвига, чем ариане готы.

В политике у них полный и абсолютный разврат, одним словом, и я так в нем и не разобрался. Ясно одно, попы готовы всех продать, как обычно, лишь бы их не трогали. А Сиагрий этот вроде правильный мужик, но крутится, как уж на сковородке. Отсюда мораль: правильная политика для нас, это идеи чучхе, в смысле опоры на собственные силы.

В этот вечер я забил на все проблемы, с меня хватило. Остаток дня я посвятил себе, бане, бритью, стирке грязной одежды и прочим маленьким радостям, которые в стране гоблинов были недоступны рабам. Обязанности, появившиеся вместе с правами военного коменданта поместья, догнали меня уже утром.

Проснувшись по привычке с рассветом, подниматься я не спешил. Лаида собралась и ушла по своим кухарско-уборщицким делам, а я остался лежать, оглядывая маленькую комнатку, и обдумывая оборонительную концепцию. Неплохо было бы набрать и содержать маленькую армию, человек в сто, чтобы справляться с соразмерными микробандами. Для обороны же от более крупных формирований, типа вчерашнего, нужно было поломать голову. Вчера все получилось удачно. Но завтра эффекта неожиданности уже не будет. Гоблины обойдут мост, и что тогда? Можно весь периметр утыкать кабелями. Или натянуть что-то типа колючки под напряжением, но все это полумеры. Если и удастся построить в усадьбе надежную оборону, ничего не помешает гоблинам осадить нас и взять измором. С учетом того, что сейчас усадьба на самой границе их владений, а в ближайшем будущем и вовсе может оказаться в глубине, вариант долговременной осады более чем реален. Нужно срочно изобрести и изготовить чудо оружие. Наступательное, для активной обороны как минимум. Как раз этим я и собирался заняться.

Мысль у меня работала в таком направлении. Есть генератор, и реально забубенить электродвигатель. Для чего можно использовать двигатель? Чтобы что-то очень хорошо раскрутить. А если что-то хорошо раскрутить, а потом бросить, то это что-то полетит очень быстро и далеко. Вчерне, мне представлялся горизонтальный диск метра в два, раскрученный до скорости в три тысячи оборотов в минуту. Примерно такой была скорость на станках по дереву, на которых мне приходилось работать. Тогда линейная скорость края диска будет больше трехсот метров в секунду, что немало. И если к краю диска прицепить на шнурке сантиметровую свинцовую пулю, а потом шнурок подрезать, то убойная сила у нее будет совсем не хилой. Длина окружности диска больше шести метров, и одновременно можно прицепить больше шестисот пуль.

Правда, и вылетят они одновременно, за один оборот диска. И шнурок вряд ли выдержит. Можно сделать потолще. Но после подрезания разлет будет велик. Нет, надо без шнурков и подрезаний. Растолкать пули по ячейкам в торце диска. Или на краю диска устроить бордюрчик желобком, который сегментарно откидывать, чтобы в нужный момент пули вылетали небольшими пачками. Вообще, неплохо бы сделать так, чтобы и во время стрельбы можно было подзаряжать механизм. Например, установить сверху контейнер для боеприпасов, и сыпать пули в район центра диска, а чтобы они не вылетали сразу, накрутить поверх диска бордюрную спираль. Тогда они будут, плавно перемещаясь по этой спирали, приближаться к краю диска, постепенно разгоняясь. И пусть пули вылетают в отверстие на краю диска. А отверстие это сделать в неподвижном желобе, который будет на уровне диска, но отдельно от него. Да, пули на вращающемся диске разгоняются по спирали, затем попадают в независимый неподвижный желоб и вылетают по направляющей, которой этот желоб оканчивается. Примерно так. Короче, систему спуска доработать, но сам механизм надо заказывать и испытывать. И да, двигатель тут и не нужен, через систему шестеренок диск можно и вручную раскрутить.

Самое хреновое, что я не вижу причин, по которым механизм работать не будет. А они есть, и непременно проявятся. Если бы все было так просто, как мне сейчас представляется, еще Архимед бы соорудил нечто подобное, и перестрелял всех римлян. Мужики тут были не глупее меня, раз не делали, значит, сделать было нельзя. Ладно, гадать не будем, будем пробовать.

Только я пришел к такому решению, дверь открылась, и в комнату вошел неизменный Луций.

— Держи. — Он бросил на одеяло пачку бумаги, в которой я узнал досье доктора Парцифанова. — Поппея дала почитать, сказала, что это может быть важно, но я не знаю этого языка. Это ведь фракийский, верно?

Впервые за долгое время взяв в руки ксероксную бумагу, я невольно взглянул на нее глазами производственника. И это не укрылось от внимания Луция.

— Эта бумага гораздо белее, глаже и тоньше той, что мы делаем.

— Но та, что мы делаем сейчас, гораздо лучше той, что мы делали раньше. Прогресс даже за последнюю неделю заметный. А печать так и вовсе удалось довести до ума, согласись, наш шрифт от этого не отличишь, такой же четкий и ровный. Иди, погуляй, я почитаю.

— Выйди потом к завтраку, поговорим.

Интересно, это последнее предложение лично от Луция, или в разговоре примет участие Поппея?

Ладно, что здесь у нас… Римская Галлия, государство Сиагрия, Хлодвиг… Лучше бы докторишка распечатал учебник физики, оно бы мне гораздо больше пригодилось, историю я здесь на практике могу изучать. Впрочем, вот карты, это хорошо, это мне пригодится, здесь таких, конечно, не найдешь. Вот эта явно древнее. А эта, напротив, более поздняя, чем надо, государство Меровингов. Так, а эта… эта, надо думать, отражает современный политический момент. Итак, мы примерно здесь. Трикассы… Трикассы… А как его обозвали на картах следующих версий? Труа. Слышали, знаем, "труанский бархат, намюрский шелк", город не из последних. Понятно. Река наша… Секвана, потом, наверное, Сеной обзовут. Смотрим… точно, Сена. С географией определились, теперь с политикой…

К югу от нас бургунды, правильно, познакомились с ними предметно. На запад от бургундов вестготы, от нас довольно далеко, Луций вспоминал готов-ариан, было такое. На востоке у нас алеманы, это те, кто гулял здесь до бургундов, да. А на север от алеманов франки, язычники-франки, которые потом все под себя и подомнут.

И что здесь написано про франков? Хлодвиг разобьет Сиагрия в полевом сражении. Суассонская чаша. Эту историю еще со школы помню. Вот зараза, этот Хлодвиг просто Александр Македонский какой-то, совсем еще пацан, и уже всех давит и мочит. Может быть, проще его ликвидировать? Может быть и проще.

Пора вставать, залежался, да и завтрак уже должен быть готов.

— Слушай, Луций, все забываю спросить, а какой год на дворе?

Присутствующие на завтраке, во главе с Поппеей, смотрят на меня с интересом. Вилка Луция замирает на полпути к тушке молочного поросенка, а затем продолжает движение.

— Двести второй.

— Как это, не может такого быть! — Не соглашаюсь я с очевидным и бесспорным для Луция фактом. — Сейчас должен быть четыреста какой-то, вторая половина пятого века!

— Это по какому календарю? — Задумывается Луций. — По вашему, фракийскому?

А, разница в системе координат, нужно все даты подогнать в систему "си". Сейчас, сделаем.

— А у вас какое летоисчисление? Не похоже, что от основания Рима.

— От основания города? Нет, так давно уже не считают, у нас теперь эра Диоклетиана. А от основания города у нас сейчас будет тысяча… двести…, нет, надо сходить в библиотеку, уточнить и посчитать, так сразу я тоже не скажу…

— Да нет, не надо ходить, я даты основания Рима все равно не помню, надо привязаться к крупному историческому событию, например… вот, битву при Заме я помню, где Карфаген разгромили, как раз двести второй год, только до нашей эры.

— Это седая старина, в библиотеке уточним.

— Что это за разговоры заумные? — Вмешался в нашу интеллектуальную беседу Порций. — Зачем вам это все надо?

— Гиппопотам, очевидно, знает будущие события, и хочет предупредить нас о них. — Пояснил Луций, и снова спросил у меня. — Может, помнишь дату событий поближе?

— Да, точно! Падение Западной Римской империи, свежачок!

— А какой год можно считать концом империи? — Опять впадает в размышления Луций. — На это можно по-разному посмотреть, некоторых послушать, так империя жива до сих пор. Если взять последнее разорение Рима, так…

— Вандалами? — Грубо оборвал я тонкую нить Луциевых размышлений. — И как давно это было?

— Тридцать лет назад. Тридцать один, если совсем точно.

— А готы разграбили Рим за сорок пять лет до этого? — На всякий случай уточнил я.

— Да, где-то так. И что у тебя получается?

— В той книге предсказаний, которую ты мне занес, сказано, что франки Хлодвига разобьют гало-римлян Сиагрия в этом году. Самое позднее, в следующем.

Мертвая тишина за столом. Затем Поппея со звоном бросила вилку на стол перед собой.

— Надо что-нибудь сделать! Нельзя пускать сюда этих варваров! Гнать их назад, до Рейна! — И забыв, что меня нужно игнорировать, обратилась напрямую:

— Придумай, как их победить, ты же можешь!

Охренеть, какая она патриотка. И на Андрея Владимировича тогда тоже наорала, "не Франция, а Галлия, и никода не будет Францией!". Просто Орлеанская дева. Нет, Суассонская. И не дева, а девка. Суассонская девка.

Однако высокое доверие, оказанное мне, нужно оправдывать.

— Конечно, победим, прогнали бургундов, прогоним и франков. До Рейна, и даже за Рейн. Без проблем.

Поппея опускает глаза, и мрачно смотрит в свою тарелку, огорченная толи трудностями предстоящей борьбы, толи вынужденным обращением ко мне.

— Я видела, там… в телевизоре… много было всего, всякого оружия… танки, самолеты…

— С этим не так просто, чтобы их построить, нужны большие заводы, на которых должны работать много умных людей. А мы с трудом бумагу научились делать.

— Сделай одну машину. Такую, как у Андрея. Когда я была в клинике, говорили, что такая машина въехала в людей на остановке. Случайно. Там убило четыре человека. А если въехать в толпу бургундов, можно всех передавить.

— Над этим нужно подумать. Да, интересное предложение. И вполне реальное. — Льстил я Поппее.

Конец нашей светской беседе положило вторжение Крата, из дверей возвестившего о новой угрозе:

— Госпожа Поппея, люди на холме. Большая толпа. Говорят, епископ из Трикассы ведет сюда толпу христиан.

Все едоки поспешно вывалились из столовой, и я, забросив в рот кусочек мяса от бедра перепелки, и запив его бокалом терпкого вина, отправился следом.

Точно, на дорогу из-за гребня холма начала надвигаться черная туча народу. Надо будет снова поработать чудотворцем, вчерашней магии должно хватить, это не гоблины.

— Напрасно ты, Гиппопотам, вчера дразнил гусей, прославляя Юпитера. — Сделал мне выговор за вчерашнее недостойное поведение Луций.

— Ничего, этих идиотов давно надо было проучить. — Поддержала меня Поппея, и тут же выразила уверенность в моих силах. — Вот сейчас они и получат свое.

— Конечно. — Подтвердил я. — Крат, тяни кабеля, как вчера. Работы в типографии не останавливать.

На сей раз, я бросил только один кабель, без проволочной решетка, на тот конец моста, и сразу законтачил его, создав, таким образом, рубеж пассивной обороны. Не гробить же током мирных людей, пусть даже и идиотов, пусть подойдут, поймут, что дальше нельзя и валят назад.

На крыльце начали собираться домашние слуги, но Поппея шуганула их, потребовав от бездельников заняться работой. В результате со мной остались только Крат, Луций, Порций и Поппея.

Процессия медленно надвигалась, распевая заунывные поповские серенады, качались над головами стяги и иконы. Задние подтягивались, подбегая, толпа густела, уплотняясь.

— Больше тысячи. — Оценил Луций. — Опять будет свалка, как вчера?

— Нет, зачем, надеюсь, что обойдется без жертв.

При этом известии все вздохнули с облегчением, повторения вчерашнего со своими мирными, пусть и агрессивно настроенными согражданами никто не хотел. Но все пошло несколько трагичнее, чем я ожидал. Подходя к мосту, слухи о чудодейственных свойствах которого были, конечно, теперь всем известны, демонстранты даже не замедлились. Идущий впереди крепкий мужик в черном, почувствовал неладное, уловив слабое поначалу шаговое напряжение, запел еще громче, на честном слове и фанатизме сделал еще пару шагов, нелепо вскидывая колени, и рухнул на дорогу, забившись в судорогах. Один он, разумеется, не остался, несколько фанатиков сразу составила ему компанию. Но в целом толпа, двигавшаяся не в пример медленнее вчерашней, сразу остановилась, ни свалки, ни даже давки не возникло, никто не выталкивал друг друга в зону поражения. Люди, непрерывно крестясь, растекались в стороны, четко обрисовывая окружность, за которой било током, некоторых пострадавших, зашедших не слишком далеко, вытянули, и только первопроходцы оставались лежать на земле.

— Крат, сходи к мосту, потяни кабель на себя, только на метра три, не больше!

Отключать напряжение я не хотел, толпа могла выйти из-под контроля и рвануть к усадьбе. На бедного Крата, подошедшего помочь, обрушился поток ругани и проклятий, но он, нервно ежась, оттянул кабель и жертвы религиозного фанатизма получили помощь. Тут я опять немного повыпендривался, поорав про Юпитера, а демонстранты, поняв, что карательная операция сорвалась, потоптавшись и погорланив минут двадцать ушли, унося своих поверженных героев.

В целом, история, как ей и полагается, после трагедии повторилась в виде фарса.

После завершения всего этого непотребства я прогулялся с Кратом, осматривая производственные процессы, благополучно протекавшие, как я и предполагал, без моего участия. Потом вчерне объяснил Крату принцип работы электродвигателя, и загрузил его (Крата) его (электродвигателя) изготовлением. И до кучи, чтобы он уже совсем почувствовал себя Золушкой, попросил изготовить опытный образец вращательного пулемета.

После этого, уединившись в своей комнате на рабочей кровати, я вернулся к прерванной мыслительной деятельности. С пулеметом пока все было ясно, Крат изготовит модель, там и посмотрим, что работает, а что нет, и в какую сторону думать. А пока меня заинтересовала поданная Поппеей мысль. В самом деле, чтобы разобраться с этой толпой хулиганов, никакие пулеметы не нужны. Легковой автомобиль, конечно, слабоват, но можно представить себе БТР, врезающийся в массу этих бузотеров, и крутящийся посреди них.

Итак, БТР. Электродвигатель будет. Какой мощности? Крат уверял меня, что электрогенератор не работает и на десятую долю от своей потенциальной мощности. Если принять мощность всех ламп в усадьбы за три киловатта, получается, что движок может выдать до сорока лошадей. Негусто, если честно, но советский "Запорожец" своими двадцатью восьмью лошадками выдавал сто километров при собственном весе в тонну. Сотни мне не надо, но тонна для давильного БТР маловато. И местность будет пересеченная. Ну, с этим посмотрим, в конце концов, и генератор и движок можно забубенить и помощнее.

Тут и другие проблемы возникают, и прежде всего, как подавать электричество на двигатель. С аккумуляторами у меня ничего не получилось. Тянуть кабель, так его нужно защищать, чтоб не порубили. Полежав минут пятнадцать, я нашел такое решение проблемы, что мне захотелось выскочить из комнаты и побегать по дому с криком:

— Эврика!

Нет, правда, я даже загордился собой. Идея была в том, чтобы подвесить кабель на воздушном шаре. Нескольких шарах. Система идеально работающая, с одной стороны, шар держит кабель, чтобы тот не опустился на землю, с другой — кабель держит шар, чтобы тот не улетел. И гоблины до кабеля не доберутся, и БТР получает необходимую автономность.

Сам же БТР сделать как можно проще. Движок системой шестеренок соединить с ведущим задним мостом. Спереди одно рулевое колесо с румпельным управлением. Для устойчивости, чтобы БТР не кувыркнулся, по бокам впереди БТРа небольшие дополнительные колеса, в нормальном состоянии не доходящие до земли. Но это мелкие детали, как и возможные серпы по бокам ведущих колес, как на персидских серпоносных колесницах. Как и широкие железные шины с грунтозацепами, как на первых сельхозтракторах. И бронирование можно обсудить, и защиту от абордажа в виде возможной кратковременной подачи напряжения на корпус.

Сама идея, в принципе, рабочая, позволяющая гонять гоблинов в радиусе пяти, предположим, километров от усадьбы.

Дверь снова открылась — на сей раз для разнообразия Лаида.

— Луций просил тебя прийти побыстрее, господин Гиппопотам. Приехал Курион Габиний, дукс из Трикасс.

— Пошли, глянем, какой такой Курион. И что значит "дукс", Лаида?

— Не знаю, господин Гиппопотам, а так, говорят что Курион командует солдатами в Трикассах.

Дукс Курион Габиний, оказавшийся тем самым чернявым-кучерявым, что принял меня за фракийца, с сопровождающими и встречающими дожидались меня в кабинете Минация. Из сопровождающих дукса были пара солдат ближней охраны, а из встречающих, все местное начальство, Поппея, Луций и Порций. Поскольку никто не начинал разговора, инициативу проявил я.

— Приветствую тебя, достопочтенный Курион Габиний! Что привело дукса в нашу сельскую глушь?

— Жалобы на тебя, господин Гиппопотам.

Интересное обращение, а Поппея никак не выразила своего неудовольствия.

Сам же Курион не был похож на прошлого важного и презрительного господина, поглядывал на меня осторожно и отвечал вежливо, старательно подбирая слова.

— Я объезжаю окрестности города, чтобы оценить ущерб от набега бургундов. И проезжая со своими солдатами вблизи вашего поместья, я встретил… христиан, которые… приходили с тобой поговорить. Они обвиняют тебя, господин Гиппопотам, в черном колдовстве, посредством которого ты на их глазах убил доброго Трикасского епископа Мартина и трех его братьев во христе.

Курион смотрел на меня, ожидая ответа, я смотрел на него, ожидая продолжения. Луций посчитал своим долгом вмешаться:

— Почтенный Курион, тут не было черного колдовства, это механика, пока непонятная нам. Сила воды через мельничное колесо и медный кабель передается в землю, и земля становится опасной. Что касается убийства, то добрый епископ вел угрожающую усадьбе толпу, и господин Гиппопотам был вынужден защищаться. Я свидетель, что он никого не хотел убивать, и это могут подтвердить другие.

— Но епископ убит, а церковь имеет большой вес…

— Жаль, что закон не имеет никакого веса. Толпа фанатиков шла не для разговоров, как ты только что солгал. — Курион помрачнел, но перебивать не стал, ожидая, пока я закончу. — Они шли, чтобы разгромить усадьбу и убить меня. А ты, вместо того, чтобы наказать зачинщиков беспорядков, пытаешься обвинить во всем человека, который мог пострадать. И этим потворствуешь будущим преступлениям.

— Я ни в чем тебя не обвиняю, и если у тебя, господин Гиппопотам, сложилось такое впечатление, то мы не поняли друг друга. Но попробуй посмотреть на это моими глазами. Уже вчера днем в Трикассах дошли слухи о разгроме бургундов около усадьбы Минация. Все утверждали в один голос, что при этом ты, господин Гиппопотам, поносил господа нашего иисуса христа и прославлял Юпитера. Если бы мне кто еще утром сказал, что в городе столько приверженцев язычества, я бы нипочем не поверил. И ладно бы в глухих деревнях, среди темных крестьян, но в городе! Последний раз они поднимали голову после разорения вечного города, Рима, варварами Алариха, когда несчастье объясняли забвением старых римских богов, а святая вера наша несколько пошатнулась. И с тех давних пор, о которых и помнят только древние старцы, о язычниках не было слышно. Но вчера к вечеру в городе начались волнения и беспорядки, с которыми едва справилась городская стража. Варвары подступают со всех сторон, не только алеманы, которые всегда были рядом, но теперь и бургунды. Где Трикассы, и где бургунды?! Да чтоб добраться до города, им нужно пройти через земли алеманов, что казалось немыслимым! Но вот они здесь. Смута в городе не вовремя, совсем не вовремя! И что скажут иерархи церкви, и как посмотрит на это Сиагрий?

Я смотрел под стол, выслушивая жалобы бедняги дукса. Опять эта религиозная рознь, как же это все достало! И я же еще во всем и виноват.

— Бургунды отступили, это тебе зачтется, — ободрил я Куриона, — а почему бы тебе в отместку за набеги самому не пройтись по их землям…

Я не успел договорить, мое предложение так потрясло Куриона, что он вскочил со стула, едва не опрокинув его. Луций поспешил наставить меня на путь истинный:

— Политика Сиагрия заключается в поддержании мира. Поэтому, мы вынуждены закрывать глаза на их вторжения, а о том, чтобы самим напасть на них, не может быть и речи. Это сразу приведет к войне, которая может закончиться для нас печально. Мы всеми силами стараемся избежать войны, воевать против варваров мы не можем.

— У меня под рукой пятьсот солдат, и каких солдат, сплошное отребье, которое разгонит сотня варваров, — пояснил Курион. — Этими силами я не в состоянии заткнуть все дыры на границе. А ты предлагаешь мне напасть на них самому! Даже если бы это не привело к войне, это немыслимо! Но я пришел сюда не за этим. Единственное, что меня сейчас интересует, это спокойствие в городе и его окрестностях. И мне не хотелось бы, чтобы ты, Гиппопотам, подстрекал язычников к мятежу. Если ты хочешь открыть снова храмы Юпитера, или других древних богов, об этом нужно говорить с Сиагрием, а о том, чтобы для этого отнять храмы христиан… это неправильно, ты не должен так поступать.

Курион посмотрел на меня с отчаянной решимостью, видимо, опасаясь резкого ответа и готовясь к конфликту. Меня же эта божественная возня даже не забавляла.

— Я не собираюсь открывать новые храмы, тем более отбирать под это дело старые, уверяю тебя. У меня и в мыслях этого не было.

— Да? — Просветлел ликом Курион, — но вчера вечером язычники говорили именно об этом, причем уверяли всех в твоей поддержке. И поэтому сегодня христиане пошли сюда.

— Не знаю, кто о чем говорит. Сам я сижу здесь и не собираюсь высовываться. Можешь так всем и передать, и христианам, и язычникам.

— Это именно то, о чем я собирался тебя просить, — откровенно радовался Курион, — а при появлении варваров посылай ко мне гонца, я сразу постараюсь прийти на помощь, хоть силы у меня и ограничены. И еще один деликатный вопрос, который нам необходимо обсудить. Двоюродный брат Минация Септимия, Публий Септимий, как его прямой и единственный наследник, уже вступил в права владения виллой Кондисертум, под Суассоном, и теперь хотел бы сделать то же самое в отношении этого имения, то есть виллы Сегуратум. Моя обязанность как представителя власти всячески ему в этом содействовать.

Охренеть, он говорит со мной как с хозяином усадьбы, предлагает помощь в защите от гоблинов, и тут же заявляет о наличии законного владельца, фактически предлагая очистить территорию.

Курион выжидающе замолчал, как и все, глядя на меня и ожидая моей реакции. Поппея побледнела, и шумно дышала, сжав побелевшие кулаки. Наверное, было бы правильно поговорить с ней с глазу на глаз, заключив хотя бы устное формальное соглашение, на каких условиях я буду защищать ее сомнительные права. Ну да ладно, ждать от нее благодарности не приходится, но тут она и так никуда не денется.

— Ты забыл, уважаемый дукс о законных правах госпожи Поппеи, как жена безвременно погибшего Минация именно она должна наследовать все имущество покойного, двоюродный брат с ней и рядом не стоял.

Возникла небольшая пауза, Курион морщил лоб, очевидно пытаясь осмыслить мою фразу о не стоявших рядом Поппее и брате Минация, прозвучавшую на латыни, возможно, несколько коряво, да и Поппея, ободренная моей неожиданной для нее поддержкой выглядит озадаченной.

— Я не совсем понял тебя…, но что касается Поппеи, разве она была законной женой Минация? Если они венчались, это в корне меняет дело, просто я еще не в курсе дел, Публий настаивает на исполнении завещания, а в нем Поппея не упоминается.

— Вряд ли они венчались в церкви, ведь Поппея придерживается веры древних богов, но перед лицом людей они были мужем и женой, и справедливость требует соблюдения ее прав.

— Оставим это дело юристам, — Курион поднялся, заканчивая разговор, — если Поппея в суде сумеет обосновать свои претензии…

— Не знаю, что скажут юристы, но я со своей стороны твердо обещаю, что не позволю обижать беззащитную вдову, и любой, кто попытается выставить ее на мороз, получит достойный отпор.

На сей раз, моя сомнительная латынь была понята всеми правильно, и беззащитная вдова, и ее ведущие специалисты довольно улыбались, а посланный лесом представитель власти, не считая нужным продолжать спор, гордо поднял голову и проследовал на выход.