Субъекты, объекты, данные и ценности

КОНЦЕПТУАЛЬНО НЕВЕДОМОЕ

Шестое свидетельство — в том, что метафизика качества дает ответ на проблему, которую отказывался разрешать Бор. Отказ этот ставился ему в упрек. Бор «отказывался комментировать отношения между дополнительностью и природой физической реальности» (Фолзе, 223). «Бор никогда не проясняет, в каком смысле мы можем обрести знание о реальности, служащей причиной нашему опыту» (Фолзе, 241). Он оставляет нас висеть в неопределенности.

Вопрос в том, почему Бор так поступал. Абсурдно думать, что он об этом забыл, что это просто выскочило у него из головы. Причина у него должна была быть. Объяснение, мне кажется, в том, что Бору запрещалось говорить о какой бы то ни было внешней физической реальности до эксперимента. Перед экспериментом он должен утверждать, что познавать нечего. В старой классической физике в эксперимент вводится внешний объект. Он подвергается воздействию той или другой силы, а результаты изучаются. Теперь этого внешнего объекта больше нет. Что бы Бор ни говорил о том, что вводится в эксперимент, это что-то будет приниматься за свойство независимой физической реальности. Для дополнительности сущностно важно, что свойства возникают только после наблюдения.

Поэтому Бор и никогда не упоминает о неизмеренном феноменальном объекте, показанном в виде большого пунктирного овала на рисунке дополнительности. Но как уже говорилось раньше, там что-то должно быть. Если б его там не было, измерительные инструменты измеряли бы только свои собственные внутренние характеристики. Из того же, что Бор говорит, ясно, что неизмеренный феноменальный объект шаблонов не имеет. Шаблоны возникают только после эксперимента. Этот неизмеренный феноменальный объект не является субъектом классической физики. Так что нам остается для заключения? Мне кажется, что очень далекого скачка воображения не потребуется для того, чтобы увидеть: этот неизмеренный феноменальный объект — фактически, третья категория, не являющаяся ни субъектом, ни объектом, поскольку независима от обоих. Когда это допущение сделано, дополнительность выходит из-под своего пожизненного обвинения в субъективности. Нам более не нужно заявлять, что мы сами изменяем научную реальность, когда смотрим на нее и знаем о ней; именно это заявление Эйнштейн расценивал как часть «сомнительной игры».

Сходство динамического качества и неизмеренного феноменального объекта Бора на первый взгляд не представляется слишком сильным. Только когда мы начинаем видеть, что неизмеренный феноменальный объект не вполне феноменален и не вполне объект, они сходятся вместе. Неизмеренный феноменальный объект не вполне феноменален, поскольку до наблюдения характеристик у него нет. И это не вполне объект, поскольку все объекты у нас — в правом овале, с вопросительным знаком. Объекты эти — как раз то, что отвергается в самом начале. Так что же такое этот неизмеренный феноменальный объект?

Мне кажется, что ключевое звено между метафизикой качества и дополнительностью можно установить, если то, что раньше называлось «неизмеренным феноменальным объектом», сейчас назвать «концептуально неведомым», а то, что называется «динамическим качеством», также называется «концептуально неведомым». Вот тогда они и сходятся воедино. Могу себе представить, что концептуально неведомое — неприемлемая в физике категория. Поскольку интеллектуально она бессмысленна, а физика занимается только интеллектуально осмысленными вещами. Может быть, именно поэтому и Бор никогда о нем не упоминал. Тем не менее, мне кажется, что это избегание концептуально неведомого следует пересмотреть. Это как утверждать, что число ноль неприемлемо в математике, потому что в нем ничего нет. Несмотря на этот факт, математика добилась очень больших успехов с числом ноль. Концептуально неведомое, как мне кажется, — рабочая интеллектуальная категория для описания природы, и разрабатывать ее следует больше. В качестве начальной аксиомы я скажу: «Интеллектуально бессмысленные вещи тем не менее могут обладать ценностью». Я не знаю ни одного художника, который бы с нею не согласился. Рене Магритт уж точно бы согласился.

Тем из вас, кто хотел бы получить больше информации об этом концептуально неведомом, чем я смог сегодня предоставить, я могу порекомендовать ценную книгу Юджина Херригела «Дзэн и искусство стрельбы из лука», у которой я позаимствовал и название своей первой книги. Когда дзэнский лучник упоминает о «нем», которое выпускает стрелу, он говорит о том, что я имею в виду под динамическим качеством. Тем же, кто предпочитает больше оставаться в пределах западной аналитической мысли, можно порекомендовать книгу профессора Ф.С.К.Нортропа из Йельского университета «Встреча Востока и Запада» — с нее и начались в самом деле мои философские искания, которые длятся уже 47 лет.

Нортроп называет динамическое качество «недифференцированным эстетическим континуумом». Под «континуумом» он понимает то, что он длится вечно. Под «недифференцированным» — что он обходится без концептуальных разграничений. А под «эстетическим» он имеет в виду, что он обладает качеством.

Мне кажется, что наука в общем и целом соглашается с тем, что существует нечто, вступающее в эксперимент и отличное от самих измерительных инструментов, и мне кажется, наука согласилась бы с тем, что «концептуально неведомое» — вполне приемлемое название. А не согласилась бы наука с тем, что это концептуально неведомое — эстетическо. Однако если бы концептуально неведомое не было эстетическим, почему тогда научное сообщество так к нему тянется? Если над этим задуматься, вы увидите, что наука потеряет всякий смысл без этого влечения к неизвестному. Хорошее слово для такого влечения — «любопытство». Без этого любопытства никогда бы не было никакой науки. Попробуйте представить себе ученого, у которого нет совершенно никакого любопытства, и оцените его научный вклад.

Эта эстетическая природа концептуально неведомого — связующее звено между науками и искусствами. Науку с искусством роднит то, что наука исследует концептуально неведомое для того, чтобы разработать теорию, охватившую бы все измеряемые шаблоны, возникающие из того неведомого. Искусства исследуют концептуально неведомое иными способами для того, чтобы создать шаблоны — музыку, литературу, живопись, — которые бы проявили динамическое качество, произведшее их. Такое описание мне кажется рациональной связью между науками и искусствами.

В «Дзэне и искусстве ухода за мотоциклом» искусство определялось как высококачественное предприятие. Я никогда не испытывал необходимости добавлять что-то к этому определению. Однако одна из причин, почему я столько времени потратил в этом докладе на описание личных взаимоотношений Вернера Гейзенберга и Нильса Бора в ходе разработки квантовой теории, заключается в том, что несмотря на то, что мир рассматривает науку как некую нудную работу, логическое методичное продвижение знания, здесь я увидел двух художников в муках творческого открытия. Они находились на режущем крае знания, они погружались в неведомое, стараясь вынести из этого неведомого что-то в статической форме, которая оказалась бы ценна для всех. Возможно, Бору понравилось бы наблюдение, что наука и искусство — просто два разных дополняющих друг друга взгляда на одно и то же. В самом обширном смысле вовсе не обязательно создавать встречу искусств и наук, поскольку в действительной практике, на самом непосредственном уровне они никогда и не разлучались. Они всегда оставались различными аспектами одной человеческой цели.