Судьба Лилиан Хорн

25

После этого разговора Михаэль Штурм провел бессонную ночь, а на следующее утро в нем созрело решение: он должен еще раз увидеть Лилиан Хорн.

Поскольку она все еще лежала в окружной больнице, у него был для посещения благовидный предлог. Без труда он добыл необходимое для этого разрешение. Он долго раздумывал, принести ей цветы или нет, пока, наконец, не решился купить их и теперь казался сам себе ужасно глупым, стоя перед надзирательницей, у которой был пост перед входом в палату, где лежала Лилиан Хорн, с упакованным в целлофан букетом в руке.

Но женщина не увидела в этом ничего неуместного или странного.

– Вот Хорн обрадуется, – только и сказала она, отперла дверь, не оставив его, однако, наедине с больной, как он надеялся, а тут же вошла вслед за ним. Заперев за собой дверь изнутри, она села в углу маленькой палаты на стул.

Лилиан Хорн лежала в кровати и смотрела на него большими глазами.

– Ну, чудеса! Вы, доктор? Вот сюрприз так сюрприз!

– Я хотел только узнать, как вы себя чувствуете. – Он быстро развернул цветы и протянул ей – букет розовых гвоздик.

– Какие красивые! – воскликнула она, и он впервые за все время, что знал ее, увидел, что она на несколько секунд расслабилась. – Знаете ли вы, как давно я не видела цветов?

Он подтянул к ее кровати стул.

– Могу себе представить.

– После того, как господин доктор уйдет, – вмешалась в разговор надзирательница, – я найду подходящую вазу.

– Спасибо, фрау Ширмер.

Штурм изучил тем временем температурную кривую.

– Похоже, что все протекает без осложнений.

– При этом гной должен был вот-вот прорваться. Хирург считает, что я чрезвычайно жизнелюбивая натура, и, пожалуй, он прав. – У нее был более ухоженный вид, чем в тюрьме, хотя она еще больше побледнела.

– Я рад, что вы благополучно перенесли операцию!

– А я, что вы пришли! Вы все-таки захотели поговорить со мной!

– Да, фрау Хорн, но только не о вашем деле!

– Фрау Хорн, как это звучит! Теперь меня все называют просто Хорн, а кто любит меня, те – Лилиан. Это как-то отражено в гражданских правах, что любой теперь может мне запросто тыкать?

– Да, пожалуй, так принято. Я очень сожалею, Лилиан.

– Как странно слышать такие слова из ваших уст! – Она схватила его за руку. – Пожалуйста, скажите мне, милый доктор, за что вы так затянули на мне петлю?

– Я не…

– Нет, затянули! Ваше заключение уничтожило меня. Мой адвокат тут же сказал мне об этом, но я никак не могла поверить, вы производили такое приятное впечатление.

– Если вы будете говорить только об этом, я вынужден буду, к сожалению, уйти.

Она не отступала.

– Ранки на моих пальцах могли же быть и оттого, что я порезалась, снимая с бутылки алюминиевый колпачок, разве не так?

– Да… так могло, конечно, быть, – сказал он с некоторым сопротивлением.

– Почему же вы тогда так решительно утверждали, что порезы возникли от пользования острым лезвием?

– С достоверностью, граничащей с уверенностью, – заявил он, – можно было так сказать, что вовсе не означало отсутствие других причин, по которым они могли появиться.

– А почему же вы тогда так не написали?

– Разработать данную версию было делом вашего адвоката.

– Ах, вот как. – Она криво улыбнулась. – Но, к сожалению, я слишком поздно смогла убедить его в своей невиновности. Он настаивал на моем признании.

– Вероятно, это было бы самое лучшее.

– Значит, вы по-прежнему все еще верите, что именно я это сделала?

– Лилиан, почему вы так мучаете себя и меня тоже?

– Если вы считаете меня убийцей, зачем тогда пришли сюда? Из жалости? К убийце?

– Как вам нравится в здешней больнице? – спросил он, пытаясь сменить тему.

– Отвратительно.

– Но… – Он огляделся в маленькой чистенькой палате. – …у вас здесь очень мило.

– Вы думаете, может быть мило там, где к вам относятся как к последнему отребью? Нет-нет, именно так все они тут на меня и смотрят – эти безупречные сестры и высокочтимые господа врачи!

– Не волнуйся так, детка… через пару дней поедем назад к себе, – сказала фрау Ширмер.

– Там, по крайней мере, никто не посмотрит на меня косо.

– Если вы хотите, – сказал Михаэль Штурм, – я мог бы навещать вас иногда и там, за городом.

– Зачем?

– Я думал…

– Не крутите, доктор, вам хочется переспать со мной – вот и вся ваша проблема. И не делайте такое обиженное лицо, мы взрослые люди и можем себе позволить называть вещи своими именами. Меня это нисколько не оскорбляет. Да и как может быть иначе? Только ничего из этого не выйдет, ведь благодаря вам я здесь надолго. А когда я окажусь на свободе, то буду уже старой.

– Не городите чепухи, – резко сказал он, не будучи, однако, до конца уверен, не видит ли она его действительно насквозь.

Однако ее резкая прямота была ему крайне неприятна, и когда он смог, наконец, распрощаться, то дал себе клятву никогда больше не видеться с ней.

А вот сможет ли он забыть ее навсегда – в этом он сильно сомневался.