Несколько дней прошли спокойно, гладко, словно по накатанной колее.
Это были ослепительные, залитые солнцем дни, сменявшиеся сказочными прохладными ночами. Карина три раза в день купалась в заливе. Пила чай, кофе, глинтвейн и мартини с соком в компании веселой Джоан. Рисовала и дарила рисунки Джейми. Среди его самых любимых был такой: если смотреть вблизи, то видно яркий, брызжущий красками луг, на котором каких только цветов не найти. Но если отступить от рисунка метра на два, то — и тут Джейми вскрикнул от изумления — из отдельных линий, стеблей и лепестков проступает портрет… самого Джейми, с «фирменными» цветочными вихрами и улыбкой до ушей. Карина и сама гордилась таким удачным портретом-пейзажем: ничего подобного она еще не делала.
Иногда у Элен выдавалась свободная минутка, и тогда они купались или просто сидели под каким-нибудь раскидистым вязом — название условное, потому что ни та, ни другая ничего не понимали в деревьях, — и говорили ни о чем или о старых добрых временах. Элен не уставала показывать подруге новые и новые живописные места. По вечерам же Карина гуляла, упиваясь спокойствием и красотой звездной ночи.
Алан не увеличивал и не сокращал дистанции и держался с Кариной вежливо, но холодно. Иногда, очень редко, они вместе смеялись, встретившись взглядом, над очередной шуткой Джоан, но это были отдельные, греющие душу Карины исключения из правила. Она не знала, радоваться ей или огорчаться из-за сложившегося положения. С одной стороны, она должна была бы благословлять покой, который принес им этот статус-кво, без испепеляющих взглядов и резких выражений, но и без нежных, тающих на губах поцелуев. Но с другой стороны… что было с другой стороны, Карина не смела себе даже признаться.
Алан взвалил на свои плечи всю тяжесть такого холодного, отстраненного общения с Кариной. Для него это было возможно только благодаря колоссальному напряжению воли, и единственное, что помогало ему отвлечься от своей привязанности, это работа. Сотни телефонных звонков, телеграмм и личных встреч не позволяли ему ни на минуту остаться наедине с Кариной за исключением коротких встреч за столом в присутствии Джоан и сына. Элен и Майкл обычно проводили время друг с другом, устав, видимо, от постоянного надзора со стороны бдительного Алана.
Также Карина развлекалась чтением и общением с Джоан. Последнее давало ей возможность не только интересно провести часок-другой свободного времени, но и удовлетворить любопытство, связанное с семейными корнями Алана и с его детством.
— Фактически Алан вступил во владение поместьем, когда ему исполнилось двадцать пять. Эндрю сковала страшная болезнь — его парализовало, врачи говорили, что он протянет не больше года. С тех пор я много думала о том, как часто чудовищные испытания выпадают на долю самых достойных людей. Поверь, Эндрю меньше всего заслужил такую страшную смерть: он даже не мог попрощаться с нами, весь последний год жизни он был нем. И тогда… в общем, мне было не до замка, и Алан взял все на себя. Кроме того, он помогал мне с Майклом, которому только-только исполнилось пятнадцать и который был очень сложным подростком. Характер тогдашнего Майкла — это гремучая смесь нашего с отцом, признаю свой вклад, упрямства и невесть откуда взявшейся капризности. Поэтому я хорошо поняла твое беспокойство насчет Элен. Но сейчас, как видишь, все хорошо. И если Майкл так сильно изменился, то в этом, несомненно, заслуга скорее Алана, чем моя. Майкл боготворит его.
В тот день, всего минут за десять до ужина, Алан Редфорд постучался и зашел в комнату к Карине, позвякивая ключами от машины, которые подбрасывал на большой, жилистой ладони. Он был одет безукоризненно, к чему Карина уже успела привыкнуть.
— Мне позвонили из почтовой службы города Брюстера, — сообщил Алан. — Сказали, что пришло письмо на имя Карины Фриман, и спросили, доставить ли его сюда или мы заберем его сами. Я ответил навскидку, что мы его заберем, подумав, что это хороший повод прокатиться по округе. Впрочем, если хочешь…
— Можно и прокатиться, — лениво согласилась Карина, не сумев, однако, скрыть от опытного глаза Алана своего волнения. — Я не занята.
— В таком случае, сколько тебе нужно времени, чтобы приодеться? Я пока подгоню машину.
— Минут десять, — прикинула Карина.
— И надень шляпку — на улице стоит страшная жара.
Никаких «пожалуйста» или «не забудь», только приказание, лишенное смягчающих оборотов. Это навело ее на мысль, что его предупреждение было вызвано не столько заботой о ее персоне, сколько боязнью, что свидетельница может заболеть и не дай Бог плохо выглядеть на свадьбе. А свадьба одного из Редфордов должна пройти идеально.
На самом деле Карина была готова уже через минуту. Но вдруг он подумает, что она торопится, лишь бы не заставлять его ждать! Что может быть ужасней? Поэтому, надев элегантное платье, она от нечего делать подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Платье было светло-голубого цвета, оно нежно, как утренняя морская рябь, обтекало ее грудь, талию и бедра, напоминая ей о том, как в детстве они с подругами ходили купаться голышом, чуть только стемнеет. Затем чуть-чуть подкрасила губы помадой и вышла из комнаты.
— Ты выглядишь просто прекрасно, — небрежно сказал Алан, встретив ее у дверей и проводив к машине, белому «роллс-ройсу» с откидным верхом. Это был элегантный, бесшумно работающий автомобиль, сделанный, по словам Джоан, на заказ пару лет назад. — Платье очень идет тебе. Ты, кстати говоря, здорово загорела.
Карина хотела сказать, что он и сам производит просто фантастическое впечатление, но онемела от его комплимента. Как понять этого мужчину? Он мог быть так ласков, внимателен и добр, что очаровал бы любую, нсгмог быть и резок, и насмешлив.
— Джейми не поедет с нами? — удивленно спросила Карина, чувствуя, как теплота его рук, когда он помогал ей расположиться на сиденье, разливается по всему ее телу.
— Нет. Он в школе.
— В школе? Мне всегда казалось, что он занимается частным образом.
— Тебе неправильно казалось. Он ходит в школу через день, по вечерам, в качестве подготовки к первому классу. А вообще-то он пока в детском саду. Ты еще не видела ни Брюстера, ни Хаянниса?
— Нет, я редко пускаюсь в многокилометровые пешие прогулки.
Он надел солнцезащитные очки с резким, четким контуром, которые сделали его чеканный профиль еще неотразимее. Машина, шурша шинами, проследовала километра два по идеальной, без единой неровности, асфальтовой дороге и подъехала к красивым резным воротам, ненавязчиво вписывающимся в пейзаж. Они раскрылись, не заставляя себя долго ждать, и Алан, проезжая, приветливо махнул пожилому мужчине, сидевшему в крохотной кабинке слева и заведовавшему одной-единственной кнопкой.
— Очень мило с твоей стороны пригласить меня на автомобильную прогулку, — заставила себя сказать Карина, переборов гордость и давая понять, что настроена дружелюбно.
— Чепуха. Это предписывают мне законы гостеприимства. Мой долг как хозяина — исполнять каждое твое желание. Не забывай, что ты в гостях у Редфордов.
— Такое забудешь… А я-то, дурочка, думала по своей американской наивности, что ты искренне решил сделать мне приятное. Куда там! Законы гостеприимства правят бал.
— Кстати говоря, хочу обратить твое внимание на следующее, — продолжал Алан деловым тоном, проигнорировав гневную отповедь своей спутницы. — Ты могла бы заказать из Нью-Йорка пару-тройку своих лучших работ. Здесь, на свадьбе, их смогли бы увидеть и оценить по достоинству, если там есть что оценивать, конечно, самые влиятельные люди Европы. Это стало бы колоссальной вехой в твоей карьере.
— Спасибо, но я не нуждаюсь в вехах, — передразнила Карина книжный слог собеседника. — И, если уж на то пошло, мне, поверь, хватает своих вех, и своей, как ты выразился, карьерой на сей день я вполне довольна.
— Неужели ты не нуждаешься в росте? Бизнеса не бывает слишком много, всегда остаются перспективы развития.
Испугавшись то ли человеческой речи вообще, то ли просто слова «бизнес», из ближайших кустов с щебетом вспорхнула стайка птиц, на минуту превратив небо в книжную страницу с расползающимися во все стороны буквами.
— Не берусь судить о бизнесе, здесь я некомпетентна. Могу лишь сказать, что искусство похоже на бизнес не более чем ласточкино гнездышко — на нью-йоркский небоскреб. Поэтому художнику — честному художнику, — как правило, все равно, сколько у него поклонников. Спасибо за предложение.
— И все-таки тебе придется как-то зарабатывать, а с такими возвышенными взглядами на жизнь ты, боюсь, далеко не уйдешь. Разве что если планируешь выйти замуж по расчету.
Карина с трудом подавила в себе желание влепить ему пощечину. Уж ее-то он, конечно, заслужил.
— Кажется, я уже говорила, что меня мало волнует денежный вопрос. Пока мои картины людям нравятся, я не испытываю стеснения в средствах и не спрашиваю себя, что будет тогда, когда они нравиться перестанут. Надо решать проблемы по мере их поступления, так мне кажется.
Алан промолчал — оттого ли, что ему нечего было сказать, или же оттого, что залюбовался калейдоскопом красок, мелькающих в нескольких метрах от них по обеим сторонам дороги.
— Видишь ли, — задумчиво протянул он, помолчав с минуту, — я занимаюсь бизнесом не от жадности и не от большой любви к роскоши, хотя и считаю, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. Но я спрашиваю себя: а что, собственно, останется моим детям после моей смерти? Моему отцу, например, достался от деда кромешный ад, запустение и заросли лопухов. Прибавь к этому воспоминание о вечном дедовом пьянстве и тирании в семье. И я не позавидую ни отцу, который положил свою жизнь на то, чтобы как-то восстановить прежний порядок, ни деду, которого, будут вспоминать, презрительно морщась, еще поколений пять.
— Что ж, в моем случае, когда я через полвека оценивающе оглянусь на свою жизнь, количество удачно написанных картин не будет главным критерием успеха.
— А что же будет?
— Дом.
— У тебя нет дома? — съязвил Алан.
— Дом не в смысле четырех стен с крышей, а семья, очаг. Мои картины будут, боюсь, забыты еще раньше меня самой. И поэтому мой максимум — это оставить после себя атмосферу любви, воспитать добрых, любящих детей, не озлобленных на мир и предпочитающих открытую руку кулаку, таких, как Джейми.
Алан повернулся и посмотрел на нее. Карина поняла, что в их ситуации упоминание Джейми могло прозвучать двусмысленным намеком, и слегка покраснела. Но Алан не заметил этого, залюбовавшись ее развевающимися на ветру волосами и глазами, влажными от скорости. И по его взгляду она поняла, что, когда он говорил о землетрясении и о том, как был поглощен ею той ночью, это не было пустым комплиментом. Алан Редфорд был поистине человек пугающей силы и в иные моменты настоящей страсти.
Он кивком указал ей на плакат «Добро пожаловать в Брюстер», и она смогла наконец оторвать взгляд от Алана и оглянуться. По бокам простирался уже привычный глазу Карины пейзаж: цветущие луга, пересыпанные тут и там реденькими рощицами. В образованной тремя холмами ложбине уютно, как яйцо в гнезде, лежал крохотный городок.
— Настоящая двухэтажная Шотландия, — пояснил Алан. — На главной городской улице нет ни одного трехэтажного дома. Так что твои нью-йоркские архитектурные предпочтения…
— Ой, хватит! — воскликнула Карина, предчувствуя шутку в свой адрес. — Я тебе уже говорила, что терпеть не могу Нью-Йорк. Единственное, что в нем есть хорошего, — это так называемая культурная жизнь, в этом ему не откажешь.
— Перекусим в ресторане местного яхт-клуба. Он находится в бухте, и если в этом городе можно вообще найти прохладу, то там и только там. Своеобразный оазис.
— Отличная идея, — одобрила Карина, как будто ее несогласие с этим предложением могло хоть как-то повлиять на их планы.
Они ехали по оживленным улочкам с аккуратными, изящными домами и тенистым бульваром посередине, и Карину не покидало ощущение, что она попала в андерсеновскую сказку, где живут не всерьез, «понарошку». Слишком уж чисто было на улицах, слишком уж веселы казались прохожие. На подоконниках — цветы и просто зеленые растения; в сверкающих чистотой окнах — ни одной занавески, словно жителям Брюстера нечего скрывать.
— Вот мы и приехали, — объявил Алан, притормозив у очень милого ресторанчика.
Своим внешним видом он напоминал яхту и был оснащен парусами, мачтами и палубой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это и есть левый борт настоящей яхты, и, по умозаключению Карины, он потерял не так много: теперь у него были волны брюстеровских прохожих, свои штили, свои шторма. Только в том месте, где обычно плавают рыбы, теперь была выпилена дверь, из которой доносилась негромкая скрипичная музыка.
Ресторан был, как обычно, полон, но Алана мгновенно препроводили к зарезервированному для него столику. Он знал, что его появление здесь с незнакомкой вызовет любопытство и разговоры, и это была не последняя причина, почему он выбрал именно это место. И действительно, пока они шли между столиков, Алан кивком приветствовал знакомых, а те с интересом разглядывали Карину. Она, хоть и не готовила себя к выходу в свет, держалась безупречно. Если с ней здоровались, отвечала искренней дружелюбной улыбкой, если просто рассматривали, не опускала взгляда, а спокойно переводила его на другого человека или на интерьер. Ее платье чудесно подходило ее возрасту и фигуре. Карина не без тайного удовольствия отметила, как безвкусно одеты здесь некоторые молоденькие девушки, некстати напялившие на себя тяжелые, претенциозные вечерние платья, сидящие на них, как прабабушкин наряд.
Их столик находился в укромном дальнем уголке, где шум голосов не заглушал музыки. Желая посмотреть, как Карина держится на публике, Алан предложил ей сесть лицом к другим столикам, сам устроился напротив.
— Яблочный сок со льдом, пожалуйста, — заказала она, когда официант осведомился, что Карина желает выпить.
— Попробуй коктейль «Барракуда», тебе понравится, он очень освежает, — посоветовал Алан и, прежде чем она поняла, как выговорить диковинное название неизвестного напитка, отменил яблочный сок и попросил две порции «Барракуды».
Карина небрежным движением сняла шляпку и положила ее на плетеный стул рядом со своим.
— Еду, видимо, ты тоже закажешь сам? — поинтересовалась она с тем блеском в глазах, который ему так нравился.
— Разумеется.
Выходя из машины, Карина собрала волосы в пучок, закрепив его несколькими извлеченными из сумочки шпильками, и это придало ей еще более женственный вид. Но в то же время непринужденность прически делала Карину такой естественной и домашней, что нельзя было не залюбоваться. И когда ее темная, вьющаяся прядь соскочила вниз и запрыгала по гладкой, медового цвета щеке, Алан с трудом поборол желание вернуть этот манящий завиток шелка на законное место.
— Два македонских салата, Гамильтон.
Официант учтиво поклонился и отправился за напитками.
— Ты был прав, Алан. Здесь прохладно.
— Я рад, что тебе нравится.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Неужели ты не собираешься сказать мне, что всегда прав?
— Это было бы неправдой, — скромно признался Алан. — Я прав всего лишь в девяносто девяти процентах случаев.
Карина легко, мелодично рассмеялась.
— Как это понимать?.. А впрочем, неважно. Предлагаю тост: за то, чтобы мы легче признавали свою неправоту, но при этом реже ошибались!
— Думаешь, это возможно?
— Думаю, стоит попробовать. Кстати, прекрасный коктейль! Если салат будет так же хорош, я согласна проглотить свою гордость и впредь доверять тебе все заказы.
— Я в этом не сомневался. — Алан явно не оценил первого шага Карины к взаимопониманию, словно забыв, за что они только что выпили.
Вдруг его внимание привлек мужчина, возникший в дверях ресторана. Несмотря на то что тот стоял против света, Алан легко узнал его. Лео О'Коннор вернулся в Брюстер!
Все голоса в ресторане смолкли — присутствующие замерли в предвкушении интересного зрелища. Два врага встретились взглядами. Лео О'Коннор медленно скрестил руки на груди, попытавшись состроить презрительную мину, но попытка провалилась под немигающим взглядом Алана Редфорда, полным ненависти и неподдельного отвращения.
Секунд десять мужчины смотрели друг на друга в полной тишине, если не считать едва различимой скрипичной мелодии, льющейся из динамиков. Наконец Лео натужно, как провинциальный актер, выдавив из себя улыбку, направился к столику Алана и Карины.
— Сколько лет, сколько зим! — воскликнул он с сильным ирландским акцентом. — Как дела, приятель?
— Как и у большинства людей в этом городе: чем дальше от тебя, тем лучше, — довольно холодно ответил Алан. — Твоим, как ты выразился, приятелем я, заметь, никогда не был и не буду. Что ты здесь забыл?
— Как что? Красивых девушек, конечно. — С этими словами он послал Карине масленую ухмылку, которую некоторые дамы сочли бы неотразимой. — Не представишь меня своей очаровательной подруге?
— Нет, не представлю. Этой привилегией пользуются мои друзья, а ты, как я уже сказал, не в их числе. Ты сильно постарел, О'Коннор. В чем дело, тюрьма пришлась тебе не по вкусу? — Алан говорил спокойно, но громко, и последнюю фразу, несомненно, услышали все сидящие в ресторане.
Лео покраснел.
— Я вижу, ты из злопамятных. Зря я пытался…
— Пошел вон! Некоторые вещи не прощаются!
Лео О'Коннор коротко, но учтиво кивнул Карине.
— До свидания, мисс. Надеюсь, мы встретимся с вами при иных обстоятельствах.
Алан ответил за нее:
— Только в том случае, если я не буду против. Но О'Коннор уже поспешно направлялся к выходу. Карина сидела в оцепенении, словно увидела перед собой гремучую змею. Не ожидавшая, как и большинство присутствующих здесь, такой грубости от Алана, она сделала, прежде чем заговорить, два больших глотка «Барракуды»… для смелости.
— Неужели обязательно быть таким жестоким? Он пытался помириться с тобой, Алан. И он правильно заметил: ты, оказывается, из злопамятных.
— Разве ты не слышала, что я сказал? Он только что вышел из тюрьмы.
— На этот счет можешь быть спокоен: тебя услышали все сидящие здесь, — сказала Карина с немыслимым сарказмом.
— В таком случае, почему ты думаешь, что я должен с ним раскланяться и перейти на «вы»?
— Может быть, потому, что он уже отсидел свой срок и заплатил сполна за свое прошлое, которым ты его попрекаешь и теперь?
— Ты ничего не знаешь о его прошлом. А если бы знала, то, поверь, не стала бы защищать его столь пылко.
— Возможно, ты и прав. Но пока я точно знаю одно: ты был неправдоподобно груб и лез из кожи вон, чтобы унизить этого человека в глазах всех присутствующих.
Алан глубоко вздохнул, колеблясь, не раскрыть ли ей предысторию Лео, потому что чувствовал, что в какой-то степени она права. Что прошло, то прошло. Но если бы он смолчал сейчас, то О'Коннор, с его дешевым обаянием, вероятно, окружил бы себя ореолом невинного мученичества. Все забыли бы, что он сотворил, и память об этом стала бы вечным крестом Алана, и его одного.
— Он был арестован за опасную езду в пьяном виде, — коротко сказал Алан, решив ограничиться этим.
— Действительно, это не делает ему чести, — хмуро согласилась Карина, потупив глаза.
— Действительно, не делает, особенно если учесть, что в идущей навстречу машине были два пассажира — пожилой человек и малолетний ребенок.
Карина снова посмотрела на Алана, теперь в ужасе.
— Они пострадали?
— Ребенок, по счастью, нет. Но пожилого мужчину полностью парализовало и через год он умер. Это были мой двухлетний сын и мой отец, Карина.
Алан веско замолчал. Карина поднесла ладонь к губам, другую положила на его руку и застыла в этой позе. Глаза ее увлажнились.
— О, Алан, прости меня!
— За что? Тебя там не было.
— Я так огульно тебя осудила, и это теперь, когда мы выпили за то, чтобы реже ошибаться друг в друге!
— М-да, с твоим характером, да и с моим тоже, нам это вряд ли когда-нибудь удастся. Забудь про О'Коннора, нечего позволять ему испортить нам вечер! Как насчет второй «Барракуды»?
— Боже, нет. Я только допиваю эту, а мне уже немного ударило в голову. А вот водичка бы не помешала, — рассеянно добавила она, глядя куда-то через плечо Алана, пока он заказывал бутылку «перье».
Чем она так залюбовалась? Если этот бабник продолжает посылать ей пламенные взоры из-за моей спины, а она спокойно терпит это, то я трижды дурак, а она так же глупа и примитивна, какой показалась мне сначала! — клял себя Алан, глядя на Карину. А та не без легкой усмешки наблюдала за кем-то вне поля его видимости.
— Что тебя так заинтересовало, можно узнать? — спросил он не без раздражения. — У тебя уже появились поклонники?
— У меня — нет, — рассмеялась Карина с игривым блеском в глазах. — Зато одна молодая особа уже пять минут упорно разглядывает твой затылок, пытаясь, видимо, понять, ты это или нет. Ага, вот она пробирается к нашему столику.
Алан обернулся и увидел стремительно приближающуюся к ним Рейчел Споффорд. После Лео О'Коннора ее он хотел видеть здесь меньше всего.
— Так это все-таки ты, Алан, — прощебетала она, наградив Карину ледяным взглядом. — Я уж думала, что обозналась.
— Я так сильно изменился за две недели? — спросил он, поднявшись со стула, чтобы поцеловать ее в щедро напудренную и надушенную щеку.
Рейчел отступила на два шага и надула губки.
— Всего две недели, дорогой, и я уж никак не ожидала…
«Увидеть тебя с другой», — мысленно закончила ее фразу Карина, насмешливо оглядывая присоединившуюся к ним красотку, которая была бы еще лучше, если бы не злоупотребляла косметикой. Взгляд ее орехового цвета глаз светился неприязнью, когда она смотрела на Карину.
— Хочу представить тебе свидетельницу Элен, Карину Фриман. Карина, это Рейчел Споффорд.
Рейчел разразилась противными восклицаниями:
— Ой, я ее, кажется, уже знаю! Это которая много рисует? Мне рассказывала о ней Анжелика. Как мило с твоей стороны пригласить ее в это чудное местечко! — И, фамильярно взяв Алана под руку, она обратилась к Карине: — Ну, как тебе рисуется, моя дорогая?
— Ой, прекрасно, моя дорогая! — почти завопила Карина, зло пародируя птичий визг Рейчел, чего та, по всей видимости, не поняла. — Прекрасненько рисуется! И я так рада, что сэр Редфорд уделил мне минутку-другую, чтобы прокатить по здешним местам! Я так благодарна ему — с его стороны это не просто любезность, это подвиг!
— Я рада, что ты понимаешь, как тебе повезло, моя дорогая! Не каждую женщину Алан водит в рестораны, не каждой выпадет такая честь!
— Ты одна здесь, Рейчел? — в смятении переменил он тему разговора.
— О нет, конечно нет. — Она одарила Алана очередной лучезарной улыбкой. — Я здесь с друзьями.
— Тогда мы, наверное, не будем отрывать тебя от твоей веселой компании.
— Ничего, ничего, они там без меня не соскучатся, так что, если хочешь пригласить меня присоединиться к вам, я вся в твоем распоряжении.
— Как-нибудь в другой раз — нам уже пора, — быстро произнес Алан, отобрав у Рейчел после продолжительной борьбы свою руку. — Боюсь, мы остались без салата, — шепнул он тем временем поспешно вскочившей со своего места Карине.
— Не беда, у меня пропал аппетит, — шепнула она ему в ответ, когда они протискивались мимо Рейчел.
— До свидания, моя дорогая, — как можно ласковее попрощалась Карина, но та не ответила, погрузившись в раздумья относительно причин их внезапного побега.
— Не хочешь прокатиться на яхте? — невинно спросил Алан, когда они вышли из ресторана.
Карина, насупившись, молчала.
— Кстати, забыл тебе сказать: перед свадьбой состоится вечеринка у Торно, тебе там очень понравится. У них прекрасная вилла под Хаяннисом. Ты уже, кажется, знакома с их дочерью, Анжеликой Торно. Очень милая девчушка, не правда ли? — Выпалив это нагромождение бессмысленной информации, Алан с опаской посмотрел на свою спутницу.
— Ты спишь с ней, — не то сказала, не то спросила вдруг Карина с таким видом, словно речь шла о конце света.
— С Анжеликой? Господь с тобой! Как тебе такое в голову пришло?
— Не с Анжеликой. Анжелика слишком умна и хорошо воспитана. Я имею в виду эту припадочную красотку Рейчел.
— Карина, Рейчел совершенно безобидна…
— Рейчел — гадюка в лифчике, не иначе.
— Хорошо, хотя тебя это и не касается, я отвечу: я не сплю с ней и не собираюсь этого делать в обозримом будущем.
— Почему же?
— Она не мой тип женщины, и она требует слишком малого.
— Вот как? Обычно мужчины жалуются, что от них требуют слишком многого.
— Не завидую таким мужчинам. А теперь мой вопрос: почему тебя так волнуют мои отношения с Рейчел?
— Абсолютно не волнуют, — неубедительно заявила Карина, предательски порозовев.
— Именно поэтому мне пришлось увести тебя из ресторана, пока ты не набросилась на нее и не начала душить.
— Мне не понравился ее снисходительный тон.
— А мне не понравилась странная фраза, которую ты только что произнесла. Что значит «Анжелика слишком умна и хорошо воспитана», чтобы спать со мной? Интересная постановка вопроса.
— Я не совсем это имела в виду.
— О, опять, как обычно: мы говорим одно, а имеем в виду другое.
— Извини, Алан. Просто меня ужасно раздражает, что между нами продолжают вклиниваться посторонние люди и происходят глупые казусы.
— Это не очень важно, если учесть, что твое пребывание здесь не так продолжительно, как…
Как хотелось бы? — с надеждой промелькнуло в мыслях Карины.
— Как что? — спросила она деланно равнодушно.
— Как… могло бы… — замялся он.
— И все-таки это важно, — настаивала она, — хотя бы потому, что Элен мне как сестра и после свадьбы мы становимся почти что родственниками.
— Родственниками?
— Не смотри на меня так! — Карина снова нежно порозовела. — Пускай друзьями, если тебе так легче.
Тем временем они уже миновали самую оживленную часть города и свернули к пристани, гармонично вписанной в тихую живописную бухточку.
Эта женщина обезоруживает, справедливо подумал Алан. Добрая, прощающая, щедрая и очаровательная, но все это — с семилетним опозданием… Однако такие мысли сразу же наводили на воспоминание о той ночи, и это вызвало у него такое раздражение, что он довольно грубо заметил:
— Я не завожу друзей в недельный срок, Карина.
— Мы с тобой уже разговариваем как люди. Это прогресс.
— Возможно.
— Я уверена. — Она ослепительно улыбнулась. — Расскажи мне еще что-нибудь о замке.
Они присели на скамейку, любуясь прекрасным видом. Карина сняла туфли и болтала босыми ногами, насколько ей позволяла это юбка.
— Как тебе, например, ощущение, что непосредственно от тебя зависит судьба огромного количества людей? А ведь это именно так.
— В этом ощущении нет ничего особенного. То же самое испытывает человек, ответственный за своих подчиненных в офисе или на заводе. Добрый вечер, Кэтрин! — вдруг поприветствовал он незнакомую Карине женщину средних лет, везущую перед собой коляску с ребенком, когда она поравнялась с ними. — Как здоровье мужа?
— Лучше с каждым днем, и все благодаря вам, сэр. Операция прошла успешно. — Женщина говорила очень быстро, было видно, что она смущена. — Мы не знаем, как вас отблагодарить.
— Вот и не надо. Главное, что все хорошо.
— Он говорит, что сможет вернуться на работу через неделю.
— В таком случае передайте ему, что я жду его не раньше, чем через две недели, а также не забудьте сказать, что эти две недели оплачиваются. Пусть себе спокойно выздоравливает.
— Спасибо, сэр, я все передам. Всего доброго.
— Всего хорошего.
— Как в офисе или на заводе? — задумчиво произнесла Карина, глядя вслед удаляющейся Кэтрин, качающей на ходу коляску с ребенком. — Ох, сомневаюсь.
— Я владею землей, но не владею людьми, работающими на ней, тем более что я не смог бы поддерживать ее в должном состоянии без их помощи.
— Но они преклоняются перед тобой как перед божеством и, мне кажется, я начинаю их понимать.
Алан поморщился: ему неприятны были ее слова.
— Боюсь, что я не только смертен, но и успел в свое время наделать множество ошибок, о чем знает каждый в замке и на его территории, если не за ее пределами.
— А у тебя не вызывает известной клаустрофобии тот факт, что на сравнительно небольшом участке земли о тебе известно все?
— У меня — нет, хотя я знал женщину, которой было что скрывать, поэтому она очень скоро начала пропадать в Брюстере, а сейчас… сейчас мне, к счастью, неизвестно, где она и что с ней.
— А что ты отвечаешь Джейми, когда он спрашивает «где мама»? — Карина поняла, что речь идет о бывшей жене Алана, да и как было не понять, если почти все разговоры сводились в итоге именно к ней! Как он, должно быть, любил эту женщину, если она до сих пор не дает ему покоя! — подумала она не без ревности.
— Ничего не отвечаю или выдумываю какую-то чепуху. А что мне остается делать?
— Это плохо. Надо рассказать все честно, но доступным ему языком.
— Тогда посоветуй, как мне объяснить доступным трехлетнему малышу языком, зачем мама целовалась на берегу моря с неизвестным мужчиной и почему сняла при этом свой бюстгальтер?
— О Боже, такое правда было?
— Да, он увидел эту сцену, когда мы с ним прогуливались неподалеку.
— Это был не Лео О'Коннор?
— Нет, хотя он тоже был в числе ее почитателей. Когда О'Коннор угодил в тюрьму, она переключилась на одного молодого человека из прислуги — восемнадцатилетнего голубоглазого херувима, готового бежать с ней на край света. Но так далеко бежать не потребовалось: они просто переехали в Брюстер, объявив о своем решении за пять минут до того, как я успел вышвырнуть их сам. Однако недостаточно быстро, чтобы Джейми не успел сообразить, что к чему. Я объяснил как смог, возможно, тебе удалось бы сделать это лучше.
— Что ты, нет ничего тяжелее, чем объяснять ребенку такое.
Они замолчали. Алан надеялся, что тема исчерпана, и был недоволен, что позволил себе раскрыться перед почти случайной — как он сам себя уверял, — почти незнакомой женщиной. Она может только добавить ненужной сложности в его и без того запутанную жизнь.
— Если бы ты смог начать жизнь сначала, что бы ты изменил?
— Я бы нашел себе женщину, которая родилась и выросла в этих краях, которая знает аромат местной жизни, ее небыстрое течение, ее ровный ритм. Я бы не стал связывать свою судьбу с забредшей сюда по ошибке городской жительницей, которая погостит, погостит — и уедет.
Когда «роллс-ройс» затормозил у ворот, навстречу ему выбежал, размахивая руками, взволнованный привратник, и его вид не предвещал ничего хорошего.
— Наконец-то вы приехали! Боюсь, что у нас плохие новости, сэр. Миссис Редфорд упала с лестницы, мы вызвали врача.
— О, только не это! Почему не сообщили раньше? Где она сейчас? — В голосе Алана зазвучала неподдельная тревога, сдерживаемая только железной выдержкой и привычкой к самоконтролю.
— Она в своей комнате. Просила вас с мисс Фриман заглянуть к ней, как только приедете.
— Спасибо! — бросил Алан, выжимая полный газ.
Они пролетели расстояние от ворот до замка меньше чем за минуту. Алан выпрыгнул из машины, не выключая двигателя, и начал поспешно подниматься по ступеням. Встревоженная не меньше него Карина вынула ключ из замка зажигания и поспешила следом.
На полпути до комнаты матери Алан и врач уже взволнованно обсуждали что-то.
— Мы пытались дозвониться до вас, но в ресторане нам сказали, что вы уже ушли, — оправдывался седой, почтенного вида человек в белом халате.
— А, черт! — выругался Алан. — Как ее состояние?
— Я бы охарактеризовал его как удовлетворительное: ничего серьезного, но необходимо хорошенько вылежаться.
— Госпитализация требуется?
— Не требуется, но желательна. Однако миссис Редфорд категорически отказывается, мотивируя это тем, что, мол, «никогда в больнице не лежала и не собирается».
Алан невольно улыбнулся, легко представив, с каким гневом мать произнесла эти слова.
— Поторапливайся! — уже совсем другим, каким-то очерствевшим голосом приказал Алан Карине, и они начали подниматься.
Незадолго до этого он уже успел смахнуть с их сегодняшних отношений приятную романтическую пыльцу своим бестактным замечанием, что никогда не свяжется с неместной. Теперь же он отдавал приказы, не опускаясь до «пожалуйста», «будь добра» и прочих норм этикета, вызывая тем самым у Карины острое желание напомнить ему, что она не его лакей.
Однако в данной ситуации состояние здоровья Джоан перевесило манеры, точнее их отсутствие, у ее сына. И все-таки Карина не могла справиться с сожалением, что несколько часов наедине с Аланом промелькнули так быстро…
Когда они вошли в комнату, то увидели Джоан с ее «фирменной» широченной улыбкой, полуеидящую среди горы подушек.
— В мои планы не входит провести несколько дней на этой идиотской койке! — с ходу заявила она и постучала по краю кровати, приглашая Карину присесть рядом с ней. — Это самое глупое времяпрепровождение, какое только можно себе представить. Ученые мужи утверждают, что я вывихнула лодыжку, и это особенно обидно, ведь грядут великие празднества — предсвадебные, свадебные и конечно же после свадебные. Каково же мне будет лежать тут с забинтованной ногой!
— Ничего, до свадьбы в буквальном смысле заживет, — вставил утешительное словечко врач.
— Действительно, вывих — это не самое страшное, что может произойти, — согласился Алан, присев в изножье кровати. — Расскажи лучше по порядку, из-за чего ты упала. Я полагаю, ты, как обычно, куда-то торопилась и не смотрела под ноги.
— Спасибо за сочувствие, сынок! — Джоан расхохоталась. — Дожили! Я упала и меня же ругают! Дело не во мне, а в этом чертовом щенке, которого Джейми так любит. Я всегда говорила: когда-нибудь кто-нибудь об него споткнется. Я чудом не сломала себе шею, чудом!
Губы Алана растянулись в улыбке.
— Должен сказать, что мне, учитывая соотношение веса, стало вдруг жалко щенка!
— Щенок в порядке, — доложила Джоан. — А у тебя есть проблемы посерьезнее. Ведь ты наверняка забыл о том, что на завтра к нам приглашен французский торговый консул с супругой…
— Ах, черт, и вправду забыл!
— …и раз я не в состоянии играть роль хозяйки, то это придется сделать Карине!
Карина встрепенулась.
— Что вы! Я думаю, Элен будет смотреться намного лучше!
— Ну что ты, милая, — засмеялась Джоан. — Элен и Майклу сейчас совершенно не до этого. Так что, если вдруг, не дай Бог, конечно, французский консул поперхнется рыбной костью и упадет лицом в тарелку своей супруге, Элен с Майклом этого не заметят. Они будут продолжать влюбленно смотреть друг на друга и тихонько ворковать. А ты девушка ответственная.
— Мама права. Элен сейчас думает о другом, и ее можно понять.
— Ну конечно! — возликовала Джоан. — А теперь, Алан, не мог бы ты оставить нас одних, тем более что Найлз хотел поговорить с тобой, как только ты освободишься.
Прежде чем уйти, Алан положил ладонь на плечо Карине. И, как это всегда бывало, его легкое, мимолетное прикосновение вызвало в ней ураган чувств.
— Если я тебя не увижу утром, давай сразу договоримся встретиться в гостиной завтра в три.
— Хорошо, — легко согласилась она, радуясь перспективе провести вторую половину завтрашнего дня в его компании. Не беда, что при этом будет присутствовать какой-то консул.
— И еще один момент. Должен предупредить тебя, что его супруга любит наряжаться так, словно обедает с коронованными особами, — килограмм десять драгоценностей и платья до пола. Поэтому постарайся одеться более торжественно, чем обычно.
— Более торжественно, чем обычно? — удивленно переспросила Карина. — И это при том, что здесь, в замке, мы с Джоан ужинаем в вечерних платьях?
— Да, еще более торжественно. Я не сомневаюсь в твоем вкусе и говорю это только для того, чтобы ты не чувствовала себя потом неловко.
— Спасибо, обещаю оправдать твои ожидания, — сказала Карина, теряясь в глубине его серых глаз.
— Если не найдешь ничего подходящего, то я уверен, что Элен…
— Не беспокойся, все будет в порядке. Я уже придумала, что надеть. Супруга консула сдохнет от зависти!
Алан рассмеялся.
— Тогда до завтра.
Джоан подождала, пока он выйдет, потом лукаво усмехнулась.
— Карина, ты совершенно не умеешь скрывать чувств. У тебя все написано на лице. И сейчас я ясно вижу, что в твоей душе царит хаос и ты не знаешь, что делать дальше. Скажи, Алан тому виной?
— Да, — просто ответила она. — Беда в том, что он совсем не такой, как большинство мужчин, которых я знаю.
— Иными словами, ты его не понимаешь?
— Я уже не понимаю себя, Джоан.
— Не потому ли, что слишком привязалась к человеку, который не подпускает тебя на пушечный выстрел из-за того, что сам тоже запутался в своих переживаниях?
— Как раз на пушечный выстрел подпускает… но не ближе. Глупо, не правда ли? — Карина попробовала весело улыбнуться, но улыбка получилась довольно горькой.
— Вы запутались в себе, в своей жизни и в сексе.
Ошарашенная Карина воскликнула:
— Уж чего-чего, а секса у нас с Аланом не было!
— Но ты мечтаешь об этом — разве я нептрава? На самом деле, ты думаешь именно о сексе с ним, когда смотришь на него. Про него можно сказать то же самое.
— Неужели это так бросается в глаза? — пробормотала Карина, вконец смутившись.
Джоан засмеялась по-матерински ласково.
— Тут нечего стесняться. На этом этапе отношений думать о сексе и только о нем вполне естественно. Секс — это когда до настоящей любви дело еще не дошло, и не факт, что когда-либо дойдет. Любовь — это тяжелый труд, секс — это удовольствие. Мне, во всяком случае, он запомнился как нечто замечательно приятное. Я не смущаю тебя подобными разговорами?
— Есть немного, но не в том смысле, в каком вы думаете. Просто я не ожидала, что мы с вами когда-нибудь будем столь откровенны.
— Так на то мы и женщины, чтобы откровенничать друг с другом! Мужчинам это, конечно, не нравится, но ничего не попишешь. Мы любим поверять подругам свои сердечные тайны, а также строить планы в отношении мужчин, неправда ли?
Теперь, когда удивление перебороло испуг, Карина спросила:
— Так вот чем мы сейчас занимаемся: строим планы в отношении Алана! Он был бы взбешен, если бы узнал об этом!
— От меня он точно об этом не узнает. Видишь ли, он отлично способен дирижировать чужими жизнями, но не умеет как следует обращаться со своей. За двадцать девять лет Алан сделал много добра другим людям, но в то же время сумел превратить свою жизнь в гигантский запутанный клубок. Вот почему я вызвала тебя на откровенную беседу. Я уверена, что ты единственная женщина, которая сможет помочь ему этот клубок распутать. Отсюда вопрос: что еще есть в ваших с ним личных отношениях, помимо очевидного для любого сексуального влечения?
— Пока я даже не уверена, есть ли у нас с ним вообще личные отношения!
— Они есть — потенциально. Надо быть дураком или слепым, или и тем, и другим одновременно, чтобы не видеть того, что я имею в виду. Алан сводит тебя с ума и сходит с ума сам. Ты и любишь его, и боишься, как боятся сильного ветра, способного перевернуть и потопить лодку. Но Алан — чуткий мужчина и бросится прочь без оглядки, если ему покажется, что тебя прельщает лишь его красота.
— Да нет, дело тут не в красоте, точнее не только в ней. Алан очень сложный человек. Не так-то легко преодолеть все барьеры, которые он сознательно возводит между нами.
— Постарайся понять, почему он это делает. Весь его предыдущий опыт — это цепочка разочарований. И этот опыт подсказывает ему, что женщине обычно не надо ничего, кроме денег, красивых вещей и престижа, то есть всего того, чем он может ее легко наделить. Однако ценит ли она настоящую сердечную привязанность, верность и любовь — не только к нему, но и к нашему замку, и к нашим традициям, — все это проверяется временем, а он не хочет больше рисковать.
— Да, одной жены ему, видимо, хватило надолго. Он и сейчас часто вспоминает ее. Она ранила его по-настоящему.
— Не то слово. Поэтому его поведение несложно понять и несложно предугадать. Алан мечтает о сексе с тобой, но только при условии, что тебе не претит забыть о ваших отношениях в самом скором будущем и улететь в Штаты, не печалясь зря. Он боится полюбить по-настоящему. Ему кажется, что он тем самым действует эгоистически и ставит под удар счастье и спокойствие своего сына.
— Но неужели я действительно похожа на ту, как ее, Лайзу, что ли? Неужели он вправду может подумать, что я угрожаю спокойствию и счастью Джейми? И если так, как можно убедить его в обратном за короткое время, оставшееся до свадьбы?
— Эх, вот где я тебе уже не советчик. — Джоан вздохнула. — Я знаю только то, что вижу своими глазами. Но пробуй, пытайся, если, конечно, чувствуешь, что между вами существует что-то, помимо сексуального притяжения. Докажи, что ты не очередная, а единственная, не бойся раскрыть свое сердце. Алан не тот человек, который потом тебя этим попрекнет.
Но есть ли в ней смелость, необходимая для такого шага? Карина не знала этого и сама.