Серые стены. Низкий каменный потолок, изрезанный вдоль и поперек тонкими змейками трещин: такими знакомыми и привычными, как старые друзья, про которых все знаешь до мелочей. По сути, так и есть. За шесть лет пребывания в клане Ная сроднилась с ними и изучила досконально. Сколько раз перед сном, повторяя пройденные на уроке заклинания, она вглядывалась в причудливо извивающиеся линии на потолке. Иногда дорисовывала их в воображении, рождая образы то заколдованного леса, то гор, то птиц и животных. Все зависело от настроения и полета мыслей. Сейчас они не вызывали никаких эмоций и напоминали русла высохших рек: мертвые, оборванные судьбы, чье время давно ушло.
Девушка вздохнула, потерла ладонями глаза.
— Очнулась?
Голос заставил вздрогнуть, повернуть голову.
На скамье в углу сидел Кагар-Радшу. Призванный никогда не горбился, даже сильно устав — не сутулил плечи. И сейчас будто на троне восседал — статен и величав, только слегка затуманенный взор выдавал, что наставник недавно колдовал.
Ная приподнялась, свесила ноги с лежанки.
— Я потеряла сознание? — в теле еще чувствовалась слабость, но голова уже не кружилась.
— Это неудивительно, судя по тому, какой иссушенной ты возвратилась. Слишком сложное задание для новичка, — Призванный ронял слова размеренно, созвучно ритму перебираемых пальцами нефритовых четок, словно отделял на нитке не самоцветные горошины, а мысли. — Вижу, тебе уже лучше, и моя помощь больше не требуется.
Он встал, засунув четки в потайной кармашек рукава, направился к двери.
— Учитель, — окликнула его девушка. — Мне будет дозволено спросить?
— Ты теперь Привратница. Имеешь право голоса.
— Почему вы послали за грань меня, а не опытных Привратников?
Задумчивый взгляд Кагар-Радшу вперился в Наю.
— Я предпочел бы не отвечать. Но в свете последних событий, думаю, ты имеешь право знать, — лицо старца стало жестким. — Будь моя воля, я бы не пустил туда никого. И даже пылкая речь мальчика не переубедила бы меня. Они не прошли. Ошиблись. В каждом испытании есть те, кто сломался, поспешил, переоценил свои возможности. Потому во время пира не приносятся человеческие жертвы. Мать Смерть уже взяла плату. И отнимать у Великой добычу — значит, нарушить соглашение, что чревато для нашего союза. Мы зависим друг от друга. Незыблемая утеряет свою мощь без сильных духом жертв, мы без ее помощи не сможем удержать границы между мирами.
— Почему же вы согласились? — Ная понимала все меньше.
— Это было прихотью Даады, как и ее выбор. Она указала на тебя.
Потребовалась пара мгновений, чтобы переварить услышанное. Собственная смерть всегда видится делом далеким и не скорым, и вдруг узнаешь, что ты предназначен в жертву. Срок пришел, и Незыблемой плевать на твои мечты и устремления.
— Если она хотела забрать меня, почему отпустила? — к счастью, голос не подвел, не сорвался на дрожь. Было бы стыдно показаться испуганной. К тому же пугала не смерть, а ее несвоевременность.
Кагар-Радшу сложил на груди руки, спрятав в широких рукавах кисти.
— Хороший вопрос. Подумай о нем на досуге. Кстати, как ты сумела выбраться, если свеча сгорела задолго до прохода?
Не знай девушка, что за ровным голосом Призванного скрывается порой укус скорпиона, посчитала бы вопрос обычным беспокойством за ученицу. Но Кагар-Радшу совсем не прост, и продумывает каждое слово, отправляя его с определенным умыслом точно в цель. Она будто наяву почувствовала на шее щекочущее движение лапок скорпиона, скольжение хвоста с жалом по коже и болезненный укус в метку Незыблемой. Поборов желание сглотнуть, Ная ответила учителю прямым взглядом.
— Взяла огарок у Алишты.
— Что с ней стало?
— Паутина.
— Жаль. Способная была девочка. Значит, ты сумела выйти благодаря ее свече?
— Так и было.
— Тебе повезло.
Их разговор напоминал тренировочный бой: удар — защита, удар — защита. Главное, в голосе больше твердости и в глазах честности.
Призванный положил ладонь на ручку двери, собираясь выйти.
— На будущее. Для сведения. Существует правило: на испытаниях на свечи учеников ставить особый знак, чтобы определить в случае необходимости, кому она принадлежала. На свече, с которой ты пришла из мира мертвых, знака не было.
Ная промолчала, Призванный тоже не произнес ни слова. Мгновение они, не мигая, смотрели друг на друга, потом наставник толкнул дверь и вышел.
Привратница откинулась на лежанку, уставилась в потолок. Он знает. Еще не нашелся человек, способный скрыть что-либо от Кагар-Радшу. Как она могла надеяться, что это удастся ей? Надо предупредить Скорняка. Но дверь тихонько скрипнула, и в комнату пробралась на цыпочках Сая.
— Призванный сказал, ты очнулась, — она робко примостилась на край постели, с тревогой оглядела подругу. — Как себя чувствуешь?
— Жива, как видишь, — Ная игриво опрокинула девушку на спину. — Ты не у ложа умирающей, располагайся удобнее.
Сая, захихикав, забралась на лежанку с ногами, облокотилась на подушку.
— Ох и напугала ты нас. Упала, как подкошенная, в лице ни кровинки, сердце еле-еле бьется, а от тела холодом веет — пальцы стынут, не дотронуться. На земле, где ты лежала, даже иней появился.
Ная в удивлении села. Учитель словом не обмолвился ни о чем таком.
— Шутишь?
Девушка приподнялась, заправила за ухо выбившуюся из косы прядь волос.
— Какие тут шутки. Ты выглядела мертвее мертвеца. Ни в чувство привести, ни согреть. Даже магический огонь оказался бессилен. Пламя будто об зеркало билось. Кагар-Радшу только и сумел впустить в твое тело тепло. Всех в сторону отогнал, один колдовал над тобой. Какая в нем силища. От его заклинаний волосы потрескивали на голове.
— Призванный — этим все сказано. Высшее мастерство.
— Мне такой вершины никогда не достигнуть. — Сая смущенно кивнула на дверь. — Там Тэзир мается. Не против, если зайдет?
— Против! Настохорошел. Вот он у меня где, — Ная провела ладонью по шее.
Мышка в волнении затеребила косу.
— Тэзир очень переживает из-за случившегося. Весь день у двери просидел.
— Сейчас расплачусь от умиления, — колдунья резко поднялась, прошла к столу, хлебнула бездумно из кружки. Поморщилась, ощутив во рту горечь травяного отвара. Полынь. Это лишь добавило раздражения. — Он последний, кого я хотела бы видеть сейчас.
— Зря ты так. Хороший парень.
— Ничего не путаешь? Точно об этом пустомеле говоришь? Да он как заноза в одном месте. Надоедлив, колюч и невыносим.
— Ты вроде умная и отважная, а такая глупая и слепая. Неужели не замечала, как смотрит на тебя, старается быть рядом, защитить? Он, между прочим, тебя бесчувственную до селения на руках нес, никому не отдал. И сюда рвался помочь, силу свою предлагал для исцеления. Позвать? Поговорите?
— Не о чем. Мы с ним на разных языках толкуем. Общего разговора не получится.
— Дай ему хотя бы шанс…
— Пусть проваливает.
Мышка расстроено вздохнула, поднялась с лежанки.
— Пойду. Тебе нужно отдохнуть перед посвящением. Для нас готовят настоящий пир. Будет много сладостей. Наедимся в кои веки, — улыбнувшись, исчезла за дверью так же тихо, как и появилась.
Добрая душа Сая. Только она могла принять волка за ягненка. Сожалеет он, как же. Так и поверила. Да балагур ее придушить готов был. Какой злобой пылали его глаза! Обидели, видите ли, дорогу ему перешли. Вот пусть и топает своей тропкой от нее подальше.
Пробраться незаметно к дому Скорняка в сгущающихся сумерках не составило труда. Почти все колдуны занимались приготовлением к празднику, устанавливая столы на открытой площадке за селением. Прячась в тени горы, Ная поднялась по тропинке, остановилась перед дверью. Сердце забилось пойманной птицей. Как он встретит ее? Отринув сомнения, выдохнула и постучала. Тишина. Постучала громче. В ответ ни звука. Лишь дверь заскрипела, отворившись от прикосновения. Привратница легонько толкнула ее и вошла внутрь. В помещении было темно и пусто. Собранные в щепоть пальцы сотворили искру, подпалив стоявшую на столе свечу. Потушенный очаг еще хранил тепло. Значит, хозяин ушел недавно. Ничего, она подождет. Девушка присела на покрытую волчьей шкурой скамью, провела пальцами по жесткому меху. От воспоминания о произошедшем здесь сделалось неуютно и зябко. Потянуло сбежать, как в ту ночь, когда Скорняк выставил ее за дверь.
В жилище пробился приглушенный расстоянием бой барабанов. Созывали на пир. Нужно идти. Невежливо опаздывать на свое посвящение. Пальцы пробежались по ожерелью на шее: поглаживая, прощаясь, прося прощение. Это самое ценное, что у нее есть — единственная памятка о брате, но разве жизнь стоит дешевле? Ная сняла его, положила на скамью. Больше ей нечем одарить за спасение. Порывисто поднялась, направилась к двери. Но едва рука протянулась открыть ее, та внезапно отворилась, и вошел Скорняк. От неожиданности оба застыли на месте. Затерялись сразу слова в потоке чувств, бросилось в глаза, что ускользнуло за гранью. Обострились скулы, осунулся, в лице усталость. Или это пробивающаяся щетина на подбородке придает такой вид? Ладонь мысленно потянулась к его щеке: так и приласкала бы, разгладила морщины на челе, развеяла сумрак из взгляда.
— Что ты тут делаешь? — голос колдуна бросил ее в ледяную прорубь.
— Пришла поблагодарить за спасение.
Скорняк прошел мимо, зацепив ее плечом, сбросил на пол вязанку хвороста.
— Ты бы справилась и сама.
Несколько веток полетело в очаг. Вспыхнувший следом огонь с жадностью принялся за трапезу. Сучья затрещали, потемнели. Одна жизнь в обмен на другую. Извечное нерушимое правило. В комнате заметно потеплело.
Ная переступила с ноги на ногу.
— Не думаю. Моя свеча погасла и…
Скорняк вдруг в два стремительных шага преодолел между ними расстояние, резко развернул ее к себе и прижал к сердцу ладонь.
— Вот твоя свеча! И пока она горит, никто и ничто не победит тебя. Запомни это! Остальное только воск и слова, дающие уверенность, что ты в безопасности, — опомнившись, отдернул руку, быстро отошел к столу.
Повисло напряженное молчание. Ная чувствовала досаду. Почему он такой? То заботливый, то колючий, как еж. По-другому представлялась их встреча после появления его в мире мертвых. А теперь стоит, словно чужой — не подойти, не коснуться, и ждет с нетерпением, когда она уйдет. И зачем пришла?.. Ах да, предупредить.
— Кагар-Радшу догадался, что ты помог мне за гранью. Из-за свечи. На ней не стоял знак ученика.
— Пусть тебя это не волнует. Я все улажу, — Скорняк с видом крайней занятости принялся перебирать на столе листки с записями. — Тебе, наверное, пора на праздник. Уже бьют барабаны.
Он откровенно ее выпроваживал.
— А ты разве не идешь?
— Возможно, позже. У меня есть еще дела.
— Что ж, тогда я пойду, — Ная огорченно толкнула дверь — не со спиной же его разговаривать. Шагнув за порог, оглянулась: — Я только хотела сказать, что никогда не забуду, как ты вел меня, держа за руку… И вчера. И раньше.
— Я тоже, девочка, — проговорил он тихо, когда стихли ее шаги на тропе. Заметив на скамье ожерелье, склонился, захватил в ладонь, поднес к губам: — Я тоже.
Костры горели по краям площадки через каждые десять шагов. Было светло, как днем. Накрытые столы радовали глаз блюдами жареного мяса, сыра, рыбы, различной выпечки и даже овощей — это стало настоящим сюрпризом. Сезон гроз минул совсем недавно, и брошенные в скудную почву крохотных огородиков семена даже еще не дали всходов. Откуда же такое богатство?
На празднество собрались почти все колдуны. Ная пришла едва ли не последней. Барабаны продолжали бить, но уже в другом ритме, более динамично. Вперед вышел Кагар-Радшу, и дробь чуть стихла.
— Сегодня наши ряды пополнились новыми Привратниками. Они молоды, полны сил, бесстрашны. Но этого мало. Им не хватает опыта. И помочь обрести его — наша задача. Но они тоже должны уяснить: теперь каждый день станет как сегодняшнее испытание. Не прошедшего его ждет смерть. Помните это. А теперь — ритуальный танец.
Шестерка новоиспеченных колдунов вышла на середину площадки. Барабаны забили с новой силой. Каждый удар, как шаг по мосту над пропастью. Каждая пауза, будто последний вздох. Бывшие ученики закружилась в танце. Чувства обострены, тела в напряжении. Четкие, синхронные движения, дыхание в унисон. Как их жизнь, как их работа. Теперь только вместе, сообща. В каждом повороте, жесте — свое значение. Уважение Незыблемой. Память погибшим. Предупреждение живым. Танец начали ученики, закончат Привратники. Ритм убыстрялся. И танец начал походить уже на бой.
Левая нога впечатывается в землю. Правая взлетает в воздух. Взмах дирком. Другая рука в защите. Поворот. Дирк перелетает в левую ладонь. Правая нога выбивает пыль из земли. Левая повергает невидимого врага. Дирк в цель. Поворот. Только бой барабанов. Только слаженные взмахи руками и ногами.
Один за другим к ним стали присоединяться остальные колдуны и вот уже все кланы кружились в едином ритме.
Вдох. Поворот. Удар. Выдох.
Вдох. Поворот. Удар. Выдох.
Сила, принятая у Смерти, отданная во имя жизни.
Они стена! Они Стражи! Они Привратники!
Танец оборвался с последним барабанным ударом.
— Тара-хур! А-кам ваяр! — хором произнесли они благодарность Незыблемой.
Призванный указал на столы с угощением.
— Друзья, отметим праздничное событие и поздравим молодых Привратников.
Все чинно расселись. Шестерка бывших учеников очутилась за одним столом — сами собрались вместе, потянулись друг к другу. Тэзир, нагло подвинув Витога, бухнулся на лавку рядом с Наей, дурашливо улыбнулся ей.
— Рад, что тебе лучше, — рука, словно невзначай, легла на талию девушке.
— Еще раз дотронешься — убью, — процедила Ная.
— Вижу, ты окончательно пришла в себя, — ухмыльнулся Тэзир.
— Хочешь в этом убедиться? — она крутанула волчком на кончике острия нож.
Словно не заметив намека, балагур положил голову ей на плечо.
— Ну, если ты настаиваешь — я не против. Хотя, просто собирался сказать, что сожалею из-за случившегося.
Ная дернула плечом, стряхивая его голову.
— Сделай одолжение: растворись, чтобы от тебя даже запаха не осталось.
— Ну ты сурова! Куда ж я запах дену?
— Это и впрямь непросто. От тебя ведь только дерьмом несет.
— А вот это уже грубо! Но я готов простить тебе неудавшуюся остроту ради примирения. Хочешь, даже поухаживаю. Чего желаешь? — Тэзир схватил ее миску и под хихиканье Саи принялся накладывать каждого блюда.
— Не…надо, я са-ма, — попыталась было отказаться Ная. Но, поняв, что это бесполезно, закипая в душе, наблюдала, как балагур не скупясь, громоздит в миску целую башню из еды.
— Всего положил? — спросила колдунья, когда парень поставил перед ней миску с грозившим перевалиться через край месивом.
— Ага, — с ехидной усмешкой кивнул Тэзир. — Для тебя, огненная моя, ничего не жалко.
Стервец. Шутки шутить вздумал? Соблазн окунуть его мордой в эту кашу был очень велик. Но Призванный не потерпит такого отношения к еде. Да и чего с дураком связываться.
— Вот и жри сам, — Ная поднялась, присмотрев свободный пятачок на лавке напротив.
— Не уходи. Я буду паинькой. Обещаю, — Тэзир схватил ее за руку, потянул обратно.
Грубость уже готова была слететь с языка, как слова застряли в горле. К облюбованному ею месту приблизилась пара. Чисто выбритый Скорняк и разнаряженная в меха Талея. И так нежно он поддерживал ее за локоток, а Верховная так томно улыбалась ему, что не возникало сомнений, какие их связывают отношения. Ная задохнулась, как от удара под ребра. Но от него не так больно, как было сейчас. Лжец! Лжец! Плел, что не может быть с женщинами, а сам… Колдунья плюхнулась обратно на скамью, стараясь скрыть вспыхнувшие щеки, вперила слепой взгляд в миску.
— Вот и правильно, — обрадовался балагур. — Чего нам сориться. Может, вина?
Девушка молча протянула ему кубок. Залпом осушила, совсем не ощутив вкуса. Парень присвистнул, налил снова. Она незаметно покосилась на сидевшую наискось пару. Лучше бы не смотрела! Скорняк заботливо наполнял Верховной кубок, а Талея, заигрывая, поглаживала его по руке. Курва!
Стиснутое в кулаке вареное яйцо выдавилось мерзкой массой меж пальцев. Сая с недоумением уставилась на подругу.
— Что с тобой?
— Задумалась.
Уйти бы, не видеть их улыбающихся лиц, смотрящих, как могут смотреть только любящие друг друга люди. Понимая все без слов. А не положено покидать стол вперед наставников без разрешения. И видеть их рядом — мочи нет. И не понять, чего больше хочется. Завыть от тоски и обиды или зарычать от злости.
Ная схватила кубок, повернулась к Тэзиру с напускным озорством.
— Действительно, чего мы вечно соримся? Выпьем мировую?
— Вроде только что за это пили? — резкая смена ее настроения озадачила парня.
— Тогда за наше посвящение!
— За это не грех выпить, — они чокнулись, опустошили кубки. — Ты закусывай. Вино-то обманчивое. На вкус сладкое, пьется приятно, а с ног сбивает, — Тэзир заботливо протянул ей моченое яблоко.
— А знаешь, ты отличный парень. И почему я на тебя злилась? Ерничаешь, конечно, много. Но это пустяки, — девушка громко рассмеялась неизвестно чему.
— Так, может, прогуляемся после праздника, если ты больше не жаждешь прикончить меня?
— Может, и прогуляемся.
Ная пила много и веселилась, как никогда. Вела себя, по сути, как дура. Горло перехватывало от слез, а она смеялась безудержно каждой шутке Тэзира, не особо слыша их. Сая с удивление поглядывала на подругу и хмурилась, благо, не лезла с расспросами.
Привратница несколько раз бросала мельком взгляд на пару напротив. Скорняк не обращал на нее никакого внимания, о чем-то тихо разговаривал с Талеей и поднимал здравицы за глав кланов. «Зачем? Зачем ты отправился в мир мертвых на выручку, если тебе наплевать на меня?!» — хотелось крикнуть ему в лицо.
Она ощутила на плече ладонь Тэзира. Жаркую, страстную. И такой же шёпот на ухо.
— Ты точно огонь. Холодно без тебя, а вблизи обжигаешь. Но так хочется гореть в твоем пламени.
— А не струсишь? — она выпустила из пальцев маленькую искру.
— Испытай. У меня ведь свои секреты, как пламя приручить, не гася.
— И это как же?
— После праздника покажу, если не откажешься.
— Такое любой мужик показать может.
— Я не любой. — На ее хмыканье разгорячился. — Не веришь? Доказать? А слабо разделить единую чашу духа? Я готов. Хоть сейчас. А ты готова?
— Напугал, — фыркнула Ная. — Давай.
— Соображаете, что творите? — попробовал урезонить их Арки.
— В самом деле, не сходите с ума, — поддержала его Сая.
Но они были слишком пьяны, и еще сильнее распалены. Один — азартом. Другая — обидой. И не слышали слов друзей, не видели начинавших поглядывать на них с осуждением остальных Привратников. Тэзир наполнил до краев кубок вином, достал дирк. На рукояти красовался готовый к прыжку барс. Вернее зверя и не подберешь для характера балагура. Барс и есть барс.
— Довольно, это зашло слишком далеко, — перехватила его руку Кайтур.
— Не мешай! Не видишь, она испытывает меня, думает, я струшу. Ошибаешься, огненная моя! Сама пойдешь на попятную.
— Проверим? — Ная протянула ему нож для мяса.
— Смотри, назад пути не будет, не плачь потом, — Тэзир взял нож, обтер об рукав рубахи и с бесстрастным видом чиркнул по ладони, проложив длинную глубокую полосу. Порез сразу напитался кровью, багровые струйки побежали по коже. Балагур быстро сменил нож на дирк. Вот теперь самое сложное. Стараясь не упустить ни одной капли и не порезать кожу — оружие Незыблемой должно только лизнуть душу, коснувшись открытой раны, скрепляя договор силой, но не поранить плоти — парень осторожно собрал кровь на лезвие дирка. Она перекатывалась по нему от острия к рукояти и обратно, но не переливалась через край, удерживаемая колдовской властью клинка. Тезир опустил его в вино, быстро размешал, протянул кубок Нае. — Твоя очередь.
— Ты хоть будь умнее, — постаралась достучаться до подруги Сая.
Безуспешно. Хмельной кураж затмил разум, сделав невосприимчивым к чужим словам. Ничто не имело смысла, кроме спора и желания доказать смелость.
На попытку Арки выбить кубок из руки, прорычала, осадив взглядом:
— Не лезь!
Книгочей дернул рассерженно подбородком, махнул рукой и отвернулся.
— Незыблемая с вами! Два придурка! Нравится своими жизнями играть — играйте. Потом не пожалейте.
Ная пропустила его слова мимо ушей. По примеру Тэзира обычным ножом полоснула по ладони, дирком собрала выступившие капли и размешала в вине с кровью балагура.
— Идешь дальше или на этом запал кончился? — спросила с вызовом.
— Иду! — выпалил Тэзир.
— Витог, останови их! — воскликнула Кайтур.
Но сидевший с повязкой на глазах парень остался безучастен к выходке друзей. Его мысли блуждали в своем мире. Миска перед ним стояла чистой, а кубок пустым.
Балагур придвинулся, произнес заклинание слияния, выпил половину вина, с усмешкой протянул Нае. В глазах играли лукавые искорки. Ах, он сомневается. Думает, ей слабо.
Девушка повторила слова и залпом осушила кубок. Внезапно она очутилась в крепких объятиях Тэзира. Парень притянул ее к своей груди так, что не вздохнуть. Одной. Только вместе. Его вдох — ее вдох. Ее выдох — его выдох.
— А теперь скрепим ритуал? — Прошептал он, и впился в губы поцелуем.
И тут Ная увидела глаза Скорняка. Застланные хмарью, как в снежный буран и столь же холодные, отчужденные. Незыблемая, что она натворила! Хмель сразу выветрился из головы, явив картину совершенного безумства. Чаша слияния. Ритуал, на который решается не каждый и лишь в крайних случаях. Он даже подвергался запрету, потому что души, исполнивших его, прочно соединялись, и каждый чувствовал все происходящее с напарником: истекал кровью, кричал от боли. Если гиб один, через некоторое время угасал от пустоты в душе и другой. Слившиеся были опасными бойцами, способными передавать в бою друг другу силу, и в тоже время уязвимыми, пострадай один из них.
Девушка в отчаянье оттолкнула балагура и только сейчас заметила повисшую за столом тишину.
— Кажется, кому-то вино ударило в голову! — рубя словами воздух, произнес Призванный. — Вы не Привратники, если ведете себя как дети, а опасный ритуал для вас — забава. — Он грохнул кулаком об стол. — В круг! Пусть поединок выбьет из вас дурь. До первой крови!
— До первой крови! — гаркнули хором остальные колдуны, по обычаю вонзив в столешницу ножи.
Это был позор! Легче прыгнуть в пропасть, чем терпеть такой стыд. Ее отстегали словами, точно несмышлёное дитя и ткнули носом в угол. Шесть лет учебы перечеркнула одна глупость.
Ная на деревянных ногах поднялась со скамьи, вытащила «Сестренок», вышла на площадку перед столами. Напротив встал Тэзир. Девушка была готова убить гаденыша. Все из-за него! Теперь Скорняк презирает ее. Даже не смотрит в их сторону, потягивает увлеченно вино, будто сейчас нет ничего важнее этого.
— Ну что, станцуем перед наставниками? — крутанул в руке чекан Тэзир. Ему было все ни почем: не пугал ни гнев Призванного, ни безумный поступок, свершенный ими, ни потерянное уважение. Для него все потеха. Нае захотелось стереть самодовольную ухмылку с его лица. — Прежде, чем ударить, огненная моя, не забывай — мы теперь едины.
— Не забуду, — пообещала она холодно.
Они двинулись по кругу…
Барабанный бой разогревал кровь. Помогал поймать ритм, собраться, отстраниться от бурливших чувств, мешающих мыслить трезво. Быстрый взгляд выхватил из толпы рассматривающего свои руки Скорняка и прижимавшуюся к его плечу Талею.
«Брось! Оставь! Забудь про них… Думай о бое. Пусть останется только злость. Холодная, ждущая своего мгновения, чтобы ужалить, наказать…»
— Не трясись, — покачивая чеканом, промолвил Тэзир. — Больно не будет. Ну, если и будет, то совсем чуть-чуть.
Он воспринял ее дрожь за страх? Болван!
Девушка в три широких шага обогнула зубоскала, сделала ложный выпад в плечо. Отступила. Сменила ритм шагов, увеличив скорость. Так сложнее атаковать, целиться, но и достать ее непросто. Она быстрее, ловчее…
Тэзир несильно пнул ее в голень, стараясь сбить с шага. Ная легко увернулась.
«Бум-бум-бум…»
Воздух вибрировал барабанным гулом.
«Бум-бум-бум…»
Вторило ему биение крови.
Шум в ушах. Злость. Промокшая от пота одежда. Весь мир — круг площадки. В этом месте нет никого, кроме врага. Все, что разделяет их — несколько шагов.
Ная двигалась стремительно. Кружила. Запутывала. Делала выпады. Отскакивала. Но стоило признать — Тезир тоже был хорош. Чеканом владел мастерски. Все ее удары предугадывал, словно знал о них заранее. Захотел бы, давно достал ее, но мерзавец играл, как кот с мышкой. И это бесило.
Рывок навстречу противнику, «сестренки» замелькали в руках, заставив парня отступить. Еще напор — и он будет прижат к скале. Ладонь с одним из кинжалов уже летела вперед. Лезвие почти коснулось довольной до нельзя рожицы Тезира, как вдруг он ускользнул. Как — непонятно. Качнулся вправо, а сам нырнул под левую руку.
Ная промахнулась. Промахнулась сильно и глупо, сбилась с шага, потеряла равновесие. Недопустимая ошибка! Лезвие чиркнуло по скале, выбив сноп искр. Теперь она оказалась загнана в ловушку. Отступать некуда. А у балагура отличная возможность поквитаться. Но вместо разящего удара ей достался обидный шлепок ладонью по попе.
— Мне нравится этот бой! — прошептал Тэзир, прижав к себе противницу. — Полезно. Приятно. Весело.
Девушка отмахнулась, угодив оголовьем кинжала парню в предплечье. Попала хорошо, жестко. Пользуясь замешательством противника, всадила каблук ему в голеностоп. И сама вскрикнула, согнувшись пополам от боли, пронзившей ногу и вмиг онемевшую руку. Вот и цена их глупости. Боль одного стала боль второго. И как теперь набить балагуру морду?
— Что? Понравилось? — язвительно поинтересовался Тэзир, потирая плечо. — Впредь думай, когда бьешь.
Наверное, со стороны это выглядело занимательно, как два, воспринимающих себя будто одно целое, дурака пытаются пустить кровь друг другу. Потому как за столами стихли все разговоры, а наставники следили за поединком с немалым интересом. Да кто в том виноват, кроме нее с балагуром?
Ная вывернулась. Ушла в сторону с ударом, который кое-как ухитрился отразить топорищем Тэзир. Будь он менее проворным и сильным — остался бы без пальцев. А так, отвел одну из «сестренок» в сторону, от удара второй ушел.
— Взбесилась? — Лицо парня покрылось капельками пота.
Ная снова набросилась на него. И плевать, что, пусти противник серьезно в ход чекан, кинжалами она не сумеет защититься! Но Тэзир пока предпочитал играть на публику. Больше не давал ей порвать дистанцию, все наскоки встречал жестко, и всякий раз умудрялся выставить Наю дурочкой.
От мыслей, что весь этот балаган видит Скорняк, девушка потеряла над собой контроль. Швырнула одну из «сестренок» в противника. Смерть пролетела в трех пальцах от него, застряла в кадке с мочеными яблоками.
Тэзир на мгновение оцепенел, понял, что игра давно превратилась в нечто более опасное. А для его противницы и не была игрой с самого начала. Парень перестал ухмыляться и болтать.
И сделал то, что мог сделать гораздо раньше.
Загнав Наю в угол, несильно зацепил острой стороной чекана по бедру. Всего лишь царапина, но достаточно глубокая, чтобы кровь пропитала легкую ткань. В тот же миг кровь выступила и на бедре балагура, хотя его и не коснулась сталь «сестренок».
— Бой окончен! Кровь пролита! — провозгласил Кагар-Радшу, встав с места. Оставшись глухой к словам Призванного, Ная кинулась на Тэзира, сбила с ног. Оседлала, замахнулась кинжалом… Порыв ветра сбросил ее с противника. Тут же навалилась невидимая тяжесть, буквально вжав в землю.
— Ная, хватит! — громыхнул Кагар-Радшу. — Я сказал — бой окончен!
Девушка с замиранием сердца повернула голову, боясь увидеть осуждающий взгляд Скорняка. Но увидела то, что ранило сильнее позорного поражения.
Пустующее место на скамье и исчезнувшие со стола два глиняных кубка и большой кувшин.
Она закрыла глаза, загоняя боль вглубь себя. Медленно поднялась, согласно правилам, поклонилась Тэзиру, затем главам кланов и всем остальным, кто следил за боем. После чего покинула празднество, спеша скрыться в темноте.
Светившееся окошко воспринималось как пощечина. Наверное, следовало утереться и уйти, кусая в обиде губы, но сегодня, видно, день такой — совершать глупости. Ная бесшумно прокралась по тропе к дому, прижалась спиной к стене. Ночь стояла душная, и дверь была приотворена, бросая на землю полосу света. Подойти ближе — выдать себя. Впрочем, ей и здесь все прекрасно слышно. Скорняк с Талеей от души смеялись, что-то обсуждая. Уж не ее ли поединок с Тэзиром? Но даже не это вызвало горечь, а смех Скорняка. Прежде ей ни разу не приходилось видеть его смеющимся, а тут и побрился ради Талеи, и веселится — словно совсем другой человек. Теперь понятно, почему он ее выпроваживал, кого ждал. Девушка прислушалась, о чем они говорят.
— Пять лет прошло с последней встречи, а ты все такая же неунывающая хохотушка.
«И разговаривает с Верховной, не как со мной — сухо, а нежно!» — продолжала бередить себя Ная ревностью.
— Мог бы и приехать, проведать старую подругу. — «Ну да, подругу, как же!» — У нас тоже достаточно красивых, способных девочек, требующих твоего внимания, как ваша… как там ее… Ная. Одаренная, кстати, малышка.
Привратница напряглась. Ногти вонзились в ладони. «Сладкоголосая сука. Медом изливается, а сама ужалить норовит…»
Скрипнула скамья, раздались шаги по комнате. Затем послышался звук льющейся жидкости.
— Еще вина?
— Нет, хватит с меня. Да и ты достаточно сегодня выпил, больше обычного. Тебя так расстроил тот мальчик, что разделил с твоей подопечной чашу единения душ?
— Она не моя ученица — Кагара. Он ее готовил.
— Но погружал-то ее ты, дав захватить столько силы Незыблемой, сколько она смогла вместить. Дыхание Даады пропитало ее так, что оторопь берет… Знаешь, она чем-то напоминает Талкару. Такая же целеустремленная, отважная, не довольствующаяся малым, изворотливая и пылкая. Не находишь?
— Нет, — раздраженно ответил Скорняк. — И вообще не понимаю, к чему ты завела этот разговор.
— Не понимаешь? — ласковый голос Талеи зазвенел сталью. — Так я объясню, старый друг! Тешься, с кем хочешь. Но опять вытаскивать тебя полуживого из мира мертвых с новыми седыми прядями волос я не желаю. Мне хватило прошлого раза. Надеюсь, тебе тоже.
— Твое беспокойство напрасно. Этого не повторится.
— Хотелось бы верить. Я не слепая, Радкур. И видела, как ты смотрел на эту девочку. В ней огонь. Это манит. Но и сжигает. Не забывай об этом.
— Ты волнуешься обо мне, как и раньше, — натянуто рассмеялся Скорняк.
— Нас стало слишком мало, а времена наступают черные. Боюсь, скоро придется бросать жребий. Ладно, мне пора. Была рада тебя повидать.
— Я тоже. Береги себя.
Ная отпрянула за угол дома в гущу темнеющих кустов. Дверь отворилась шире и из света в ночь вышли Скорняк с Талеей.
— Помни, ты обещал, — Верховная начала спускаться по тропе. Он некоторое время смотрел ей вслед, потом повернулся к кустам.
— Долго собираешься там прятаться? Выходи уже.
— Как давно ты знаешь, что я здесь? — со смущенным видом выбралась из зарослей Ная.
— С самого начала.
— Я что, топаю, как горный медведь?
— Нет, ты крадешься, будто снежная кошка. Но я всегда почувствую тебя рядом. Я погружал тебя, а это оставляет отпечаток.
— А Талею ты тоже погружал?! — вырвалось у нее гневно.
— Она просто старый друг.
— Тогда она очень-очень старый и близкий друг, судя по тому, как увивалась вокруг тебя.
— Ты права: очень старый и близкий, — улыбнулся он. — А вы неплохо смотрелись вместе с этим мальчиком… в кругу. Интересное было зрелище.
Ная вспыхнула, стыд ожег щеки.
— Рада, что повеселила, — оттолкнула его с дороги, намереваясь уйти. Внезапно сильные руки обхватили ее, оторвали от земли и вжали в стену дома.
— Какая же ты глупышка, Ная, — прошептал Скорняк, припав к ее губам поцелуем.
Девушка опешила, но стоило ей потянуться к нему, прижаться теснее, он тут же разорвал волшебство: отстранился, уткнулся со стоном лбом в стену.
— Талея права, я слишком много выпил. Ступай к себе.
— Но как же… — пролепетала она растеряно. — Я думала…
— Пожалуйста, послушайся меня. Иди спать. Завтра поговорим.
Походкой уставшего человека Скорняк скрылся в доме. Ная постояла еще немного, закусив губу, чтобы не расплакаться. Как понимать его поступок? Это было насмешкой или порывом долго сдерживаемых чувств? Взглянула на темное окно и зашагала вниз по тропе к селению. Завтра. Завтра они, наконец, поговорят откровенно и определятся в своих отношениях.