Часть СОРОКОВАЯ

Глава 1

Там, где я находился, наступила середина второй половины дня. Пребывая в безделье, я зашел в потайную комнату, и, как у римских императоров древних времен, у меня вдруг возникла острая прихоть посмотреть на страдания тех, кому суждено было вскоре умереть на арене.

Я смахнул паутину с одеяла, покрывающего видеоаппаратуру, и даже убил паука, а может и двух – в качестве как бы закуски к главному блюду. Откинув назад покрывало, я уселся и включил экраны.

На мгновение мне показалось, что я настроился не на ту станцию или что-то в этом роде. Я видел огромный коридор. Люди мотались по нему взад и вперед бешеными потоками, страшно озабоченные делами. Это я видел мир глазами Хеллера. Он, наверное, находился не у себя, а в каком-то другом здании: на их половине этажа в Эмпайр Стейт Билдинг никогда не сновало столько народу. Но нет, это был именно их этаж. Ближайшая вывеска на двери гласила:


ЧУДО-НЕФТЬ ДЛЯ МЕЙСАБОНГО ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ


Да что же там все-таки происходило? У них же никогда не было такого большого штата. Или все-таки был?

Хеллер теперь проходил мимо центрального пункта телексной связи, где было довольно тесно и стучали машинки. Его остановил человек в рабочем комбинезоне. Хеллер прочел на его нагрудном значке: «Нью-Йоркская телефонная компания. Руководитель бригады арендованных линий Элф Андервуд».

– Эй, вы, – обратился он к Хеллеру, – вы похожи на администратора. У нас приказ провести еще три линии с этого этажа в Крайстер Билдинг. Мы не знаем, где вы хотите установить коммутатор с автоматическим переключением.

Хеллер заглянул в комнату связи. Боги! Там за каждой машиной сидел оператор, и все они работали как сумасшедшие. Хеллер указал на молодого парня за последним аппаратом.

– Видите вон того? – сказал он бригадиру. – В рубашке бледно-лилового цвета? А если он вам не скажет, обратитесь к мистеру Эпштейну в «Транснациональную». Третий коридор справа от вас.

Хеллер продолжил свой путь. Он пробирался в довольно густом потоке служащих и посетителей, пока наконец не дошел до двери «Транснациональной» с логотипной эмблемой анархистской бомбы. Так много людей спешило войти и выйти в эту дверь, что Хеллеру пришлось тут подзастрять. В конце концов он присоединился к очереди желающих войти в этот офис.

Похоже, ему предстояло долгое ожидание, поэтому я переключил свой интерес на второй экран. Крэк находилась где-то на улице, похожей на Пятую авеню. Она шла по ней, заглядывая в витрины магазинов. Это сразу же привлекло мое внимание: должно быть, ей хочется что-то купить и при этом – с моей кредитной карточкой. Я предчувствовал для себя такую беду, что мне и смотреть не хотелось на эту сцену. Но как часто бывает, что неминуемая катастрофа поневоле приковывает к себе внимание, так и я был не в силах оторвать глаз от экрана.

Она миновала универмаг Тиффани, лишь небрежно взглянув на него – и я снова начал дышать. Но то, как она взирала на нумерацию улиц, заставило мое сердце забиться чаще. Наконец Крэк увидела что-то впереди, что-то достойное ее внимания. Полотнище с надписью посреди витрины: «Большая весенняя распродажа».

Меха! В окно было видно: все стеллажи просто забиты этими самыми мехами.

Она вошла в магазин, и тут же к ней кинулся продавец.

– Меня интересует, – заговорила графиня Крэк, – есть ли у вас что-нибудь подходящее для путешествия в космосе?

Мне кровь ударила в голову! Ведь это значило только одно: она строит какие-то планы насчет возвращения домой! Может, они совершили огромный скачок вперед?

– Для путешествия в космосе, мадам?

– Да, в космосе. Что-нибудь мягкое и тепленькое и, конечно удобное, что можно носить вместо скафандра.

– О, извините, мадам, – начал было продавец, но тут подошел высокий мужчина во фраке и резко бросил ему:

– Я попросил бы вас, Боброхвост, подойти к телефону. Мадам, я случайно подслушал, о чем вы просили. Боброхвост немного новичок: прибыл к нам с последней партией шкур из Канады. Он бы не понял, что вы из НАСА. Как раз сейчас у нас имеется в продаже норковый костюм типа комбинезона – как раз то самое, что вы ищете. Сюда, пожалуйста.

Я спешно обратился к другому экрану. Может, у Хеллера появилось достаточно денег, чтобы платить за такие причуды, как норковые комбинезоны. Такая покупка обошлась бы в целое состояние! Это я знал по личному опыту!

Именно в этот момент Хеллера, стоящего в очереди, заметил Изя. Он вскочил с места, усадил молодого клерка на свое место – обслуживать посетителей, а сам ухватил Хеллера за рукав и вытащил его из очереди в коридор.

– О, мистер Джет, я так извиняюсь, что заставил вас ждать. Это потому, что я такой нескладный.

Хеллер вывел его оттуда и, найдя свободное место в коридоре, показал Изе какой-то лист бумаги, говоря при этом очень тихо, словно они были заговорщиками:

– Это ваш брокерский список поручений на каждый день. Чикагская продуктовая биржа: сегодня продает свою тысячу контрактов на мартовскую пшеницу; завтра начале торгов цена ее снизится на десять центов за бушель. На завтрашних торгах продайте тысячу краткосрочных контрактов на кукурузу; перед закрытием она упадет в цене на тридцать центов. Чикагская коммерческая биржа: сегодня избавьтесь от всего нашего мясного скота. К завтрашнему утру цена на него снизится до уровня копыт. Нью-Йоркская товарная биржа: купите две тысячи контрактов на золото в начале торгов и перепродайте по 869,15 доллара за унцию. Вот сколько оно будет стоить завтра в три тридцать пополудни. Нью-Йоркская хлопковая биржа: продайте все контракты на хлопок, которые у нас имеются на сегодня, так как цена достигла высшей точки. Ясно?

– Одну минутку, – попросил Изя. Он позвал другого клерка и, передав ему список, велел срочно доставить его брокерам. Затем снова повернулся к Хеллеру: – Мистер Джет, я просто ума не приложу, откуда у вас эти списки. Верно, вы знаете какую-то корову на чикагских скотопригонных дворах и главу Федерального резервного управления. Надо же! Такие списки! За тридцать дней товарной торговли вы ни разу не дали осечки. Вам точно известно, как поведет себя рынок в течение двух, двадцати четырех, тридцати шести часов! Вы никогда не проигрываете! Покупаете, продаете – и всегда правы в цене!

– Хочу заработать немного: несколько миллиардов, – объяснил ему Хеллер. – Нам они понадобятся на заводик по производству спор, нам они понадобятся, чтобы выкупить «Крайстер Моторс» у налогового управления и правительства; а вам они понадобятся для осуществления вашего плана обретения власти над миром с помощью действующих корпораций.

– Да, да, я знаю. И у нас уже есть полмиллиарда. Но я ужасно боюсь. Мы покупаем в таких огромных количествах. Если хоть раз промахнемся, нас сотрут в порошок. Каждую ночь мне снятся кошмары, что все это для нас превратится в новый Атлантик-Сити!

О, я надеялся, что так и будет! От этой сцены меня мороз продирал по коже! Полмиллиарда? Почти вдвое больше того, что было у меня! Деньги – это сила, и, имея достаточно денег, Хеллер мог бы добиться своего! Все это неслось на меня, как грохочущий горный обвал, пока я мирно себе посвистывал.

– Спокойно, Изя, спокойно, – сказал Хеллер. – А ну-ка пойдемте со мной. Хочу вам кое-что показать, потому что я не могу находиться здесь все время, а тебе следует знать, как это делается.

Они прошли сквозь толпу деловито суетящихся людей. Хеллер остановился перед дверью без всякой вывески и, доставая ключ, объяснял:

– Это тот самый резервный офис, который я попросил у вас в прошлом месяце. Только сейчас не кричите, что я погубил декор и прочее, потому что я могу залатать дыры в стене и полу – и никто не заметит разницы.

Они вошли внутрь. Хеллер запер за собой дверь.

Теперь офис выглядел очень просторным, потому что частично внутренние перегородки в нем были сняты и составлены сбоку. По всей задней стене тянулась длинная грифельная доска с прописанными на ней белой масляной краской столбцами. В начале этих столбцов стояли слова: «пшеница», «кукуруза», «соя», «скот», и т. д. и т. п. – всевозможные товары, продаваемые на рынках в виде сделок на срок. Под каждым из заголовков шел перечень цифр – и цифр очень крупных. Слева в столбцах отмечались сроки контрактов.

Вдоль дальней правой стены стояла система аппаратов, из которой с машинным стрекотом беспрерывно выползала наружу узкая полоска телеграфной ленты. Стол был завален грудой газет. Рядом со стеной напротив большой доски стояло устройство, по виду сделанное из армированной стали. Хеллер отпер висячий замок на его задней дверце и открыл ее.

Временной визир!

Хеллер приник глазом к окуляру и покрутил ручку сбоку. Я не мог разобрать цифр, но это, похоже, были числа будущих событий, отраженных на грифельной доске, возможно, вплоть до тридцати часов вперед. По крайней мере, именно это выдавало цифровое устройство в рамке как время.

– Изя, – сказал Хеллер, – это очень конфиденциально. Общество не должно этим завладеть. Это навигационный временной визир.

– Это – что?

– Он считывает будущее, – сказал Хеллер. – Вот сейчас, если ежедневно ведутся записи на этой доске, это устройство считывает будущие цифры, касающиеся именно этих записей. Вы можете увидеть, что именно прибор будет считывать сегодня днем или завтра в то или иное время и какие цифры будет выдавать. Он считывает все, что бы там ни было вынесено на доску в будущем.

– Магия! – проговорил Изя с ужасом. – Прорицание! Боже!

– Нет-нет, – возразил Хеллер. – Это только машина, изобретение. Посмотрите в окуляр.

– Ни за что! – замахал руками Изя. – Черная магия! Некромантия! Моя мама никогда бы не простила меня. Моего раввина хватил бы удар! Он отказал бы мне в плитке мацы! Ни в коем случае нельзя прикасаться к магии! Моисей перевернулся бы в своей могиле так быстро, что Красное море превратилось в простоквашу.

– Изя, – урезонивал его Хеллер, – это не имеет ничего общего с магией. Просто дело в том, что время – господствующий фактор в этой вселенной и оно формирует местоположение материи в пространстве. Эта машина просто действует по принципу обратной связи.

Изя с содроганием отпрянул в страхе перед тем, какое будущее ожидает его на небесах.

– Сейчас машина как раз считывает долларовые знаки, – сообщил Хеллер.

– Долларовые знаки? – удивился Изя.

– Совершенно верно.

– Ну, тогда это меняет дело, – обрадовался Изя.

– Изя, мне приходится бывать здесь два раза в день и расписывать мелом всю доску, пользуясь данными из этих машин. Если я отвлекусь на что-нибудь еще, мы понесем огромные убытки. Мне также приходится считывать данные визира и соображать, что купить и что продать. И вы с вашим знанием ведения дел справлялись бы с этим успешней меня. Вы бы, возможно, заставили пахать эту штуку с отдачей в два раза большей, чем я.

– По-вашему, мы могли бы делать один миллиард в месяц?

– Сколько ни скажете.

– Как вы управляете этой машиной?

– Понимаете, я не могу показать этого, пока вы не дадите клятвы о неразглашении государственной тайны. Флот очень привередлив насчет таких дел.

Изя тут же поднял правую руку.

– Нет, – сказал Хеллер. – Положите руку на сердце. А теперь повторяйте за мной: «Я торжественно под тверждаю, что мне доверили…»

Изя повторил эти слова, а Хеллер продолжал:

– «…государственную тайну, и клянусь никоим образом никогда не сообщать ее содержания…»

Изя повторил и это, и Хеллер закончил:

– «…неуполномоченным лицам даже под угрозой пытки или лишения жизни или ее действительном осуществлении».

Изя с немного округлившимися за стеклами очков глазами повторил и это.

– «И если я нарушу эту клятву, – снова начал Хеллер, – я тем самым лишусь всех своих гражданских прави привилегий, своего офицерского звания и своего личного имени».

Слегка побледнев, Изя договорил за Хеллером текст этой клятвы, а Хеллер еще добавил:

– «Да здравствует его величество!»

Изя взглянул на него, как-то странно откинув голову. Я понимал, что случилось. Хеллер так привык автоматически проговаривать клятву о неразглашении государственной тайны, что случайно перешел дозволенные границы.

– Да здравствует его величество? – вопросительно повторил Изя.

– Верно! – поспешно подтвердил Хеллер. – Теперь я могу показать вам, как ею управлять.

– Его величество? – переспросил Изя. – Так, значит, все-таки это черная магия?! Вы заставили меня поклясться сатане, царю преисподней!

Я поспешно взял ручку. Хеллера заносило прямо туда, где ему уже можно пришить нарушение Кодекса. Уж теперь-то ему бы пришлось рассказать, что он не землянин, что он офицер Королевского Флота планеты Волтар и подданный императора Клинга Гордого. Но Хеллер нашелся и отвечал вместо этого так:

– Ну разумеется. Разве не говорится, что деньги являются корнем всякого зла?

Изя подумал над этим, потом, соглашаясь, кивнул и спросил:

– Как вы оперируете визиром?

Я с раздражением бросил ручку на стол. Слишком уж много он знал об этой планете!

Хеллер стал показывать ему довольно подробно, как действует визир. Изя заглянул в окуляр и сказал:

– Постойте-ка. Поглядите на эти данные по свиной грудинке! Мартовский контракт снизится в цене до тридцати четырех – ниже я еще не видел. Поторопитесь, мистер Джет. Заканчивайте показ. Я могу продать всю грудинку за следующие полчаса и сделать триста тысяч долларов! Свиная грудинка, ей-Богу, вытащит нас сегодня из грязи!

Я помрачнел. Теперь, когда Изя возьмется за экспертизу по срочным товарным сделкам, деньги на них посыплются дождем!

Я переключил внимание на графиню. Коли уж Хеллер, пользуясь временным визиром, делает деньги абсолютно как ему вздумается, то, может, хоть Крэк перестанет доить меня с помощью этой визитной карточки. Заметьте: моей ведь карточки.

Эге! Теперь она была уже не в магазине мехов, а в зале, где продавались машины – «порше»! С большого плаката в глаза бросалась такая надпись: «Кого заботит цена, когда вы можете ездить в иноземной роскоши?»

К графине услужливо спешил продавец. Она разглядывала сияющий синевой двухместный закрытый «Порше-1002».

– У вас имеются в продаже разовые автомобили? – спросила его графиня Крэк. – Мы не очень долго задержимся на планете.

У продавца перехватило дыхание. Однако он не растерялся, черт его побери.

– О, разумеется, мисс, – ответил он. – Разовые автомобили? Да вот она, прямо перед вами.

Графиня Крэк с задумчивым видом оглядела машину.

– Восемьдесят пять тысяч долларов, – информировал ее продавец. – С газотурбинным вспомогательным двигателем. Самая быстроходная машина в Америке. Разгон до ста миль за восемь секунд. Коробка с пятью передачами, верхние кулачки…

– Беру, – перебила его графиня и невразумительно добавила: – Она подходит к цвету его глаз.

– Платеж с отсрочкой? – спросил продавец.

– О нет. У него месяц назад было что-то вроде дня рождения, а подарком явилось задержание. Поэтому машина нужна мне прямо сейчас. Обвяжите ее синей лентой, какой-нибудь посимпатичней, и пошлите по адресу. Счет выставьте на эту кредитную карточку.

Глава 2

Я был взбешен. Нужно действовать. В сумятице всего творимого Крэк и Хеллером я принял решение. Я пошлю Кроуба! Только он может одолеть Хеллера! Терс находился во дворе. Я влетел в машину и, твердо указующим перстом подкрепляя свои слова, велел ему ехать в больницу.

Остервенело порывшись на полках больничного склада с оборудованием от фирмы «Занко», я обнаружил еще один аудиовизуальный комплект с прилагающимся к нему ретранслятором 831, спрятанный под другими ящиками.

Держа этот ящик под мышкой, я помчался в больницу.

Прахд находился в подвальной операционной – меняя отпечатки пальцев очередному преступнику. К счастью, он уже кончил и говорил разыскиваемому полицией уголовнику, что он может вернуться в свою камеру. Прахд, закончив говорить, повернул голову и увидел меня.

– А, – сказал он обрадованно, – вы ведь пришли сообщить, что мне уже начислили жалованье?

Я заскрипел зубами. Я был вовсе не расположен к каким-либо совещаниям по трудовым отношениям.

– Берите все, что вам нужно для установки этих… сами знаете чего, – велел я ему. – И пойдемте со мной! Ваш коллега в серьезной опасности. Медлить нельзя.

– Целлолог? – заморгал он зелеными глазищами.

– Нет, я! Пошевеливайтесь! – рявкнул я.

Он собрал то, что, как он считал, ему могло понадобиться. Я даже помог ему это нести. Мы сели в машину и помчались к баракам рабочих, занятых археологическими раскопками.

Поспешно пройдя по туннелю, мы живо пересекли ангар и прошествовали по коридору к арестантскому блоку. Я заглянул в камеру. Нам повезло! Когда не приходится видеть, как солнце встает и садится, нетрудно и спутать день с ночью. Видимо, так и случилось с Кроубом. Он лежал на койке и спал себе крепким сном.

Нажав на кнопку дистанционного управления, я привел в действие вмонтированные в койку захваты. Металлические зажимы сомкнулись над телом Кроуба и прочно пригвоздили его к матрацу.

Кроуб проснулся и стал дико озираться. Он посмотрел на захваты, затем на меня и Прахда и, заикаясь, хотел было что-то спросить, но дальше начального звука «ч», повторенного несколько раз, не пошел.

– Дайте ему наркоз! – приказал я Прахду. Прахд тут же достал маску и прижал к его лицу.

– Ч…Ч…Ч…? – пролопотал, засыпая, Кроуб. И отключился.

Я набросил покрытие на смотровое окошко с внутренней стороны армированной двери и передал ящик Прахду.

– Установите их, быстро! – велел я ему. – Нельзя терять ни минуты.

– Подождите, они же другого типа, – забеспокоился Прахд. – Тут три элемента. Элемент «А» изменяет зрительную реакцию глаза таким образом, что он видит сквозь твердые тела: металлы, одежду, кость – зависит от того, где фокусируется зрение. Элемент «Б» регистрирует эмоциональную реакцию шпиона на то, что он видит. А элемент «В» – это просто обыкновенный «аудиожучок».

Я посмотрел на ящик. Да, действительно, он был прав. Выходит, Спурк соврал, когда сказал мне, что у него имеется только два элемента, а потом соврал еще раз, когда утверждал, что никаких элементов, настроенных на эмоции, они не делают. Понятно, я сразу почувствовал, что это снимает с меня вину за то, что я кокнул этого негодяя и обобрал его сейф. Ведь Спурк был мошенником, это точно.

– Подробней, подробней, – потребовал я. – Все ли они действуют как респондометры? Есть ли у них активатор-приемник, работающий в диапазоне двухсот миль? Имеется ли для них ретранслятор 831?

– Да, – подтвердил он.

– Ну так вживите их поскорее. Чего вы ждете?

Прахд расставил на столе горелки и катализаторы, продезинфицировал комнату – в ней было довольно грязи, поскольку Кроуб для своего облегчения не пользовался туалетом – и вскоре принялся за работу.

Я выскользнул из камеры и отправился к Фахт-бею. Тот сидел за столом и холодно известил меня, что для меня его нет.

– Вы должны мне помочь, – заявил я.

– После дождичка в четверг, – огрызнулся он.

– Нет, нет. Это связано с безопасностью базы. Мне нужно переправить доктора Кроуба в Нью-Йорк.

– Значит, вы уедете с базы?

– Уеду.

– И больше не вернетесь?

– Не вернусь.

– Тогда я окажу вам любую помощь.

Мы сразу же договорились. На Кроуба наденут ограничительный жилет, изготовленный фирмой «Занко» – нечто подобное применяемой на Земле смирительной рубашке, но с тем лишь различием, что завязок в нем нет и стягивается жилет магнитами. Сопровождать его будут переодетые в штатское двое охранников – для пущей надежности. Они будут связаны с базой двусторонней радиосвязью – на тот случай, если ему вдруг удастся сбежать или что-то пойдет не так.

Пока Фахт-бей обдумывал эти важные меры, я снова отправился в камеру.

Прахд продолжал работать, надев свою вечную хмурую маску, чтобы скрыть неудовольствие от подобной работы.

Я взглянул на библиотеку. Да, Кроуб пользовался языковыми пособиями, но, судя по потрепанности, лишь только текстами по психологии и психиатрии. Как я был прав! Он действительно увлекся этой земной наукой.

Это навело меня на блестящую мысль. Я зашел в отдел подделки удостоверений, и мы занялись делом.

Пользуясь бланками Барбена, мы сделали ему паспорт, в котором сообщалось, что он «Др. Эмбрион П. Кроуб, Д. М.». Затем состряпали чудную справочку, делающую его доктором медицины и психиатрии из Венского института психиатрии. На других бланках мы сделали Кроуба выпускником Народного медицинского института Польши, нейрохирургом. И дали ему членство Британской медицинской ассоциации. Это было гениально – ведь я вовсе не мог быть уверен, что он научился говорить по-английски, а странный акцент объяснялся бы его благоприобретенной национальностью. Мало того, психиатры всегда говорят с каким-то нелепым акцентом, и, кажется, никому не под силу понять, о чем они толкуют. Просто гениально с моей стороны!

Мы трудились не покладая рук, ибо я хотел посадить его завтра на утренний рейс – и будь что будет. Хеллер вышел из-под контроля! Но Кроуб его прикончит!

Я живо вспомнил тот день, когда Кроуб просто слюни пускал при мысли о том, чтобы Хеллеру укоротить костяк. Но теперь не оставалось иного выхода, как только полностью прекратить деятельность Хеллера.

Глава 3

Я напрягшись, сидел перед видеоустановкой. Все шло хорошо. В Афьонском аэропорту Кроуб получил от меня последние наставления.

– Вы когда-то желали иметь возможность укоротить одному человеку кости, – сказал я ему. – Он слишком высокого роста, помните?

– Странно, – промолвил Кроуб. – Левым глазом я вижу сквозь вас. Наверное, вы что-то сделали с оптическим нервом.

– Да, да, – нетерпеливо отмахнулся я от него. – А теперь слушайте внимательно. Графине Крэк не должно быть известно, почему вы в Нью-Йорке. Вы ей скажете, что помогаете человеку, занимающемуся формулой споры. Но как только вы застанете его одного, займитесь его костями.

– Эту девчонку я вижу сквозь платье, – твердил свое Кроуб. – У нее отличные титьки. Их легко переделать, и они будут выбрасывать сперму.

– Да слушайте же, – настаивал я. – Этот тип слишком высоким ростом привлекает к себе внимание. Сбейте с него спесь, поставьте его на место.

– С другой стороны, – не унимался Кроуб, – было бы интересней переделать ее язык на пенис. Это излечило бы ее от комплекса зависти к его обладателям.

– Вы слышите, что я вам говорю? – рыкнул я на него.

– Даже очень отчетливо, – отвечал он. – Бурчание у вас в животе означает, что вам нужна женщина. А может, сойдет и мальчик? Я мог бы подправить ему задницу – будет как у козы.

– Вы должны неукоснительно следовать инструкциям! – строго предупредил я.

– О, так я и буду делать, – сказал доктор Кроуб, почесываясь под ограничительным жилетом. – Чудесный предмет – психиатрия.

С этим я должен был согласиться.

У нового видеоустройства под экраном внизу помещался набор электронных букв, регистрирующих эмоции человека с вживленным электронным «жучком». Мне трудно было сказать, где именно находились Кроуб и его охрана во время полета, потому что экран регистрировал только контролируемый электроникой глаз, который видел сквозь вещи в зависимости от того, на какой глубине Кроуб его фокусировал.

Возможности у него были просто фантастические. Заглядывая в голову шпиона, он мог бы читать сквозь конверты или обложки имеющихся у противника книжечек с кодами, если бы они были там сложены в виде осязаемых вещей. Мог взглядом проникать в казенную часть ствола и определять тип боевого снаряда. Но доктор Кроуб пользовался своей новой способностью совсем не для этого.

Сфокусировав взгляд, он «раздевал» стюардесс. Буквы для передачи эмоций выстроились в одно слово: «Недовольство».

Я полагаю, что создатели этого зрительного элемента рассчитывали, что разведывательный центр, находясь в десяти тысячах миль от агента, узнает его мнение об изобретении противника – насколько оно стоящее или нестоящее. Меня беспокоило, уж не заклинило ли «жучок» на эмоции «Недовольство». Как это возможно – визуально раздевать стюардесс и не балдеть от этого?! Я точно знаю: вид их, совсем нагих, бегающих взад и вперед по проходу между рядами, сильно подействовал на меня.

Но когда Кроуб пересел на другой самолет в Стамбуле, произошла перемена. По другую сторону прохода сидел какой-то толстяк, и Кроуб стал изучать его мозг, поскольку мог видеть сквозь кожу и кость. Странно же выглядел этот мозг на моем экране!

Кроуб, похоже, раздумывал о том, как его переделать. Вспыхнули буквы: «Радостное настроение. Отлично».

Довольный тем, что третий «жучок» работает, я вышел из комнаты и позавтракал.

Меня слегка беспокоило еще кое-что. Я пропустил прошлым вечером свидание с женщиной, – что свидетельствует о том, как предан своей работе офицер Аппарата, – а Ахмед, водитель такси, мне сегодня не сообщил, как он с этим управился, даже записки не оставил.

Я приказал Мусефу, несшему в этот день охрану, разыскать Терса и получить эти сведения. Вернувшись, Мусеф сообщил:

– Терс говорит, что Ахмед вчера вечером не появлялся.

– Скажи Терсу, чтобы договорился с таксистом на сегодняшний вечер, – распорядился я.

– Терс не думает, что он приедет, – сказал Мусеф.

– Он не сказал почему?

– Много из него вытянешь, когда он смеется так по-дурацки, – пожаловался Мусеф.

Ясно. Я попытался позвонить Ахмеду, но безуспешно.

Что ж, возможно, ему было трудно найти для меня женщину. Да, так, наверное, и случилось. Ладно, решил я, займусь им попозже, когда меньше будут докучать дела.

Покончив с завтраком, я вернулся в свою потайную комнату к видеоустановке. Нельзя было пропустить ни одного эпизода пребывания Кроуба в Нью-Йорке. От этого зависело слишком многое.

Я придвинул к себе радио двухсторонней связи, готовый, если что-нибудь пойдет наперекосяк, инструктировать охранников о дальнейших действиях.

В случае провала Кроуба моя собственная жизнь повисла бы на волоске. Хеллер не должен преуспеть в своем деле.

Глава 4

Февральский Нью-Йорк лежал в предрассветной мгле.

После шестичасовой задержки в Париже, до предела взвинтившей мне нервы, Кроуб наконец прилетел в Нью-Йорк.

На экранах двух других установок я ничего не видел. Слышалось медленное дыхание. Ага! Они крепко уснули – и Хеллер, и Крэк. Кроуб застанет их врасплох!

Двое охранников Кроуба сели с ним в лифт в Эмпайр Стейт Билдинг и вышли на нужном этаже. Коридор был безлюдным и слабоосвещенным. Один из охранников нес большой чемодан с хирургическими инструментами, другой разведывал дорогу. Очевидно, он обнаружил нужные им коридор и дверь и возвратился назад.

Они пошли дальше, подталкивая перед собой Кроуба, и, прежде чем повернуть в последний на пути коридор, взяли на изготовку бластики и сняли с Кроуба ограничительный жилет. Один остался стоять в боевой готовности, а другой подвел его к двери с изображением реактивного самолета, громко постучал и отпрыгнул назад.

Кроуб сфокусировался на картинке самолета, затем на интерьере офиса, видя его сквозь дверь. Он хотел было пройти сквозь нее, но ударился и отскочил. Он бы, возможно, там не остался, если бы его глаз не сфокусировался на коте. Кот дремал на столе, но теперь проснулся и смотрел на дверь, недоумевая, что означает этот грохот. Кроуб же, видимо, прежде ни разу не видевший кошки, с любопытством разглядывал зверя через дверь. Буквы сообщали: «Мистификация».

При первом же ударе в дверь ожил экран одной из моих видеоустановок. Я не мог определить, которой – связанной с Крэк или Хеллером, до тех пор, пока не глянул, какой она помечена буквой. «К». Это проснулась графиня Крэк.

Она включила ночник, взглянула на будильник: 5.39. Посмотрев на окно, она увидела на стекле снег, а за ним – зеленоватое свечение предрассветного города.

Крэк поднялась, сунула ноги в тапочки, набросила красный купальный халат из шелка и посмотрела на Хеллера. Тот мирно спал, повернувшись к стене.

Не все шло так, как мне хотелось.

Крэк вышла из «комнаты размышлений», закрыв за собой дверь, включила в главном офисе свет и, пройдя по белоснежному ковру, открыла дверь в коридор.

Кроуб перестал созерцать кота и, когда перед ним распахнулась дверь, уставился на графиню.

– Графиня Крэк! – воскликнул он. Буквы выстроились в сообщение: «Удивление. Страх».

– Входите, – пригласила графиня на волтарианском языке.

Тот робко вошел, и дверь за ним закрылась. «Тс-с!» – сказала Крэк и, подведя Кроуба к секретарскому кабинету, втолкнула его туда и вошла сама. Кроуб стоял, глядя на нее – на поверхность ее лица. Всякий, кто работал в Замке Мрака, прекрасно знал, что графиня Крэк может убить на месте.

– Ну, так что же вы тут забыли, доктор Кроуб? – спросила графиня Крэк.

На экране Кроуба вспыхнули буквы: «Ужас».

Да, я ошибся. Полностью признаю свою вину. Я нарочно не сообщил ему, что графиня в Нью-Йорке. Сказал только, что наврать, если они встретятся. Внезапно я осознал тот факт, что он, возможно, не знает о личных отношениях между «тем мужчиной», которого он должен был обработать, и графиней Крэк. Вспомнит ли он то, что ему велено было сказать ей? Или испортит все дело и его втопчут в ковер?

– Я… я… я забыл, – пролепетал он.

Графиня Крэк хмыкнула. Мне определенно не понравилось звучание этого «хм-м». Она знала, что Кроуб помешан на экспериментах с телами: пока она готовила номера, он готовил уродцев. Графиня Крэк прекрасно знала, на что он был способен. Возможно, она даже не подозревала, что я послал его с заданием физически искалечить Хеллера. Ибо то, что Крэк сейчас сказала, могло бы объяснить все. А сказала она следующее:

– С каким же делом прислал вас Солтен?

У меня волосы зашевелились. Если Кроуб проболтается, графиня разыщет меня – и быть мне покойником!

О, дело оборачивалось совсем скверно.

Кроуб заикался, а нить моей жизни становилась все тоньше.

Удивительно, как непосредственная близость смерти влияет на ум. Всегда было известно, что мужчины – мыслящие существа.

– Я должен помочь одному человеку составить формулу споры, – выпалил он. Вспомнил!

– А, ну что ж, я уверена, что ваша помощь будет весьма желательна. Почему бы вам не присесть вон там? – Она указала на кресло возле стены. – После долгого пути вы, наверное, очень устали.

Мое радиопереговорное устройство издало легкий треск, затем послышался голос охранника:

– Я думаю, с ним там все в порядке. У нас остался его чемодан. Что делать? Подсунуть его в контору и возвращаться?

– Нет-нет! – отвечал я ему. – Оставайтесь на месте. Спрячьтесь и ждите. Не нравится мне, как идет дело.

– Он должен установить «жучки», – сказал один охранник другому. – Нам нужно подождать.

Графиня Крэк шарила на верхней полке секретарского стенного шкафа. Снимала ящик.

– Не бойтесь, доктор Кроуб. Мы только дадим вам расслабиться, чтобы вы смогли немного поспать, – говорила графиня и при этом доставала что-то из ящика.

Гипношлем!

Я вдруг стал молиться. Под ним Кроуб мог бы выдать полученные им настоящие приказы. И мне пришел бы конец.

Крэк нахлобучила гипношлем ему на голову. На экране вспыхнули буквы: «Двойной ужас».

Щелчок – и гипношлем включился.

Буквы на экране изменились: «Покой».

Потом они сложились в другую надпись: «Загипнотизирован».

Больше на экране Кроуба ничего не появилось.

Крэк подключила ручной микрофон и сказала:

– Посидите тут тихонечко и подождите.

Положив микрофон на стол, она вышла за дверь, пересекла офис, открыла дверь «комнаты размышлений» и закрыла ее за собой. Потом опустилась коленями на постель и легко тронула Хеллера за плечо.

– Дорогой, какие именно споры тебе понадобились?

Он резко сел на постели, как обычно поступает человек, привыкший действовать.

– Споры? В чем дело? Кто-нибудь пришел?

– Нет, нет, дорогой. Я просто полюбопытствовала.

– Я сейчас встану.

– Нет, нет, дорогой. Ты полвечера возился в гараже с «порше», переделывая его под новый карбюратор, да еще на сквозняке. Просто черкни, что тебе нужно в отношении спор. Мне всегда приятно знать о твоих новых интересах.

Она подала ему большую желтую дощечку и ручку со столика у постели. Хеллер зевнул и стал писать. Когда лист был заполнен, Крэк взяла его.

– Спора должна разноситься по воздуху, – сказал Хеллер, указывая на листок. – Должна обладать способностью плавать по стратосфере, жить во всех этих ядовитых газах и засоряющих частицах, превращать их в кислород и сохраняться навсегда. Разносимая повсюду ветрами, она должна быть способна очищать от мусора атмосферную обертку планеты. У меня нет целлологи-ческих формул, чтобы ее синтезировать. Послушай, если тебе так интересно, может, мне лучше встать и объяснить дальше?

– О нет, дорогой. Сейчас середина ночи. Ложись и спи. Не обращай внимания на меня, дуреху старую. Мне что-то не спится.

Хеллер снова зевнул, улегся в постель, перевернулся на бок и заснул.

Графиня Крэк вышла, закрыв дверь, вошла в кабинет и вложила исписанный Хеллером лист Кроубу в руку.

– Сейчас вы должны испытать желание разработать формулу споры. Требование находится у вас в руке. И вы разработаете эту формулу.

Она подвинула к нему стол, положила на него дощечку и сунула в пальцы ему ручку. Из-под шлема послышалось бормотание: «Я не помню».

Буквы на экране говорили: «Замешательство».

Графиня немного пожонглировала микрофоном и снова заговорила в него:

– Вы опять юный студент. Вы сдаете выпускной экзамен. Экзаменационный вопрос звучит так: как синтезировать точно такую спору, которая определяется деталями на этом листе. Если вы не напишете ответа, то не сдадите экзамен и вам больше никогда не позволят кромсать людей.

Ну и хитрюга эта графиня Крэк! Она воззвала к его основным инстинктам. Она перенесла его в то время, когда он действительно это знал.

Доктор Кроуб быстро заработал ручкой. Он заполнил половину листа. Графиня, глядя на бумагу вверх ногами, увидела, что доктор рисует штаммы споровых культур, могущих скрещиваться с земными вредоносными частицами и преобразовывать их. Она выскользнула из комнаты, подошла к рабочему столу Хеллера и, найдя книгу о спорах Земли, взяла ее с собой.

– Сейчас вы посмотрите в этой книге то, что написали, и убедитесь, есть ли это здесь.

Пришлось ему здорово полистать книгу. Я понимал, в чем его затруднения. Она перенесла его во время, предшествующее знанию им английского языка. Но в книге были иллюстрации, и он ими воспользовался.

– В этой книге все есть, – сказал он.

– Теперь вы напишете, как смешивать культуры, чтобы вводить их, – сказала графиня.

Кроуб быстро написал.

– Теперь вы напишете все остальное, что нужно знать, чтобы осуществить это до конца.

Кроуб написал.

– Этого достаточно для сдачи экзамена? – спросила графиня.

– Несомненно, – отвечал Кроуб.

– Хорошо. С этим все. Теперь слушайте внимательно. Вы помните мужчину, которого видели в своей лаборатории в Замке Мрака? Блондин с голубыми глазами. С планеты Манко. Если вы когда-либо встретите этого человека снова, вас охватит жуткий страх. Вы побежите со всех ног, чтобы спастись от него. Знайте, что, если вы прикоснетесь к нему, из ваших ушей выскочат щупальца и задушат вас. Если хоть раз прикоснетесь к этому человеку электроножом или даже кончиком пальца – у вас прекратится дыхание. Уяснили?

– Да, – отвечал загипнотизированный Кроуб.

– Теперь вы забудете все, что здесь произошло. Вы выйдете в офис. Станете у двери в коридор. И будете стоять там и ждать.

Она положила бумаги в карман халата и щелкнула выключателем.

Кроуб встал, как-то очумело посмотрел на нее, и экранные буквы выстроились в слово: «Страх».

Он вышел из комнаты в главный офис и встал у двери в коридор.

Графиня зашла в «комнату размышлений» и тронула Хеллера за плечо.

– Дорогой, – сказала она, – может, встанешь и выпьешь со мной чашку кофе?

Хеллер приподнялся на постели, совершенно проснувшись, с удивлением посмотрел на нее, но встал и накинул белый купальный халат из ворсистого материала. Крэк открыла дверь, и они вошли в главный офис.

Кроуб увидел Хеллера и завизжал.

Потом распахнул дверь и бросился бежать со всех ног.

– Это же был доктор Кроуб, – сказал Хеллер. – Что это с ним?

– Мятный баварский кофе Мокко – это новинка, – объявила графиня.

– Что здесь делал Кроуб? Почему он убежал?

– Ах, Кроуб? Он только принес эти формулы – для тебя. Оставаться он не видел необходимости. У него назначена еще одна встреча.

Хеллер взглянул на открытую дверь. Взял у графини бумаги и бегло просмотрел.

– Дорогая, у тебя такой вид, словно ты чего-то не договариваешь.

– Я? – удивленно воскликнула она. – Ну что ты, Джеттеро.

Глава 5

Доктор Кроуб пролетел мимо охранников так быстро, что они не успели его схватить. Потом выскочил на лестничную клетку и, вместо того чтобы бежать вниз, помчался вверх!

Старший охранник на бегу говорил по радио:

– Что, черт побери, случилось?

– Он увидел врага! – крикнул я. – За ним! За ним! Не дайте ему сбежать!

– Он бежит вниз по лестнице! – прокричал охранник.

– Он бежит вверх по лестнице! – возразил я. – Вверх! Вверх!

Кроуб ворвался в холл двумя этажами выше. Лифт был открыт. Он юркнул в кабину.

– Он в лифте номер пять! – крикнул я. – Спускается вниз. Нет, поднимается вверх!

Охранников я видел, но Кроуба – нет. Когда лифт остановился, он выбежал и снова кинулся вверх по лестнице. Боги праведные, неужели он пытался вернуться на Волтар, пользуясь Эмпайр Стейт Билдинг в качестве пусковой площадки?!

– Поднимайтесь на пятидесятый этаж, быстро! – велел я охранникам. – А потом бегите вниз по лестнице!

Они так и сделали.

Но Кроуб снова влетел в холл, забежал в лифт и снова поехал вверх.

Я опять послал охранников на лифте вверх. Они доехали до последнего этажа. Там же открылась дверь и другого лифта. Оттуда выскочил Кроуб и угодил прямо в руки ждущих его преследователей.

– Мы его поймали, – сообщил старший.

Кроуб дико озирался по сторонам и твердил на волтарианском языке:

– За мной гонятся, за мной гонятся!

На его экране читалась надпись: «Тройной ужас».

Он пытался освободиться. Внезапно его глаза сфокусировались за стенами здания, и ему, очевидно, показалось, что он падает, ибо он вдруг как-то весь обмяк. Надпись на экране сменилась другой: «В обмороке».

– Что нам делать? – спросил меня старший.

Вот именно – что? Если они привезут его снова на базу в Турцию, Фахт-бей будет рвать и метать и попытается заставить меня заплатить за безрезультатный полет или, может, даже пристрелит Кроуба. Но человек с Такими разрушительными способностями, как доктор, – слишком ценная фигура, чтобы его пристреливать. Мы в Аппарате ценим разрушителя планет. Кроуб должен быть спасен!

Вдруг меня осенила счастливая мысль. Существует только один известный мне человек, потенциально столь же разрушительный, как Кроуб – Мэдисон! Только Мэдисон сообразил бы, как употребить это смертельное оружие в войне против Хеллера.

Я велел охранникам взять Кроуба и вместе с чемоданом доставить по адресу: Месс-стрит, 42.

Эта (…), (…), (…) Крэк провалила мой первый план, но надежда еще оставалась.

В этот ранний час те, кто еще оставался на ночном дежурстве, внесли Кроуба в дом 42 по Месс-стрит. Дежурный репортер бесцеремонно велел им подождать в кабинете Свихнулсона. Они зашли туда и стали обмахивать Кроуба газетными публикациями Мэдисона. Он очнулся, возможно, от вони. Один из охранников принес ему горячего кофе из автомата, обнаружил в столе у Свихнулсона бутылку виски и плеснул немного в кофе. Это оживило Кроуба.

С улицы послышался рев мотора. Это подъехал «экс-калибур» Дж. Уолтера Мэдисона.

– Теперь поднеси радио к уху, – велел я старшему охраннику, – и передай ему мои слова.

Кроуб взглянул на Мэдисона. Этот спец по связям с общественностью выглядел ухоженным и лощеным – совершенным образцом искреннего, честного и привлекательного молодого американского руководящего работника.

Повторяя то, что я ему сказал, старший охранник обратился к Мэдисону:

– Нас прислал мистер Смит. Мы здесь для того, чтобы познакомить вас с самым совершенным оружием в войне против Вундеркинда.

– В войне? – переспросил Мэдисон. – О нет. У вас совершенно неправильное представление о нас. Мы заняты работой в сфере самых чистых, какие только возможны, общественных отношений, и наши мотивы абсолютно безупречны.

Действуя по моему приказу, охранник сказал:

– Позвольте представить вам доктора Эмбриона П. Кроуба, выдающегося психиатра.

– Кто говорит у вас по этому радио? – спросил Мэдисон и моментально завладел устройством. И прежде чем охранник успел опомниться и вырвать у него радио, заговорил по нему:

– Привет. Кто говорит?

– Смит, – ответил я.

– Вы, должно быть, где-то поблизости, коли пользуетесь такой маленькой рацией. Почему же не зашли сами?

Я понял, что должен быстро что-то придумать. Уж слишком близко это было к нарушению Кодекса. Ведь он мог взглянуть на табличку радио и прочесть: «Предприятие средств связи Волтара».

– Я пользуюсь аппаратурой Мисс Вселенной, – сказал я. – И должен спешить, потому что она многим нужна. Взгляните на документы доктора Кроуба. Я уверен, что он вам будет полезен.

Мэдисон сел за стол, положил радио на книгу записей и, достав документы Кроуба, просмотрел их.

К сожалению, в дело вмешался Кроуб. Он протянул руку через стол и слегка постучал Мэдисона по носу, говоря при этом:

– Вам в холову кохта-нибудь приходило, что вы бы намнохо лючше выхлядели с либидо вместо носа, дорохой? Или, может быть, с пупком? А ваши руки стали бы красивей с рыбьими плавниками. – И он вытащил электронож! Сзади его схватил охранник.

Мэдисон поглядел-поглядел на него и схватился за телефон. Очень быстро нажимая на кнопки, он набрал номер.

Я прибавил звук на видеоустановке Кроуба. Голос по телефону ответил:

– Психиатрическое отделение Бельвыо, – а затем музыкальным веселым тоном: – Доброе утро!

– Говорит Дж. Уолтер Мэдисон, Месс-стрит, 42. Скорее пришлите неотложку.

Охранник забрал свое радио, но слушать его не стал. Другой держал Кроуба, не позволяя ему лезть через стол, и пытался отнять у него электронож.

Мэдисон дрожащим пальцем указал на дверь:

– Подержите его внизу у лестницы, пока не придет неотложка!

Я ничего не мог поделать.

Вскоре с воем сирены прибыла психиатрическая неотложка из Бельвью. Оттуда выскочили двое санитаров в белых халатах и схватили Кроуба. Охранники, (…), отдали им его чемодан. Доктора затолкали в машину, и дверцы закрылись.

Старший охранник ужасно самодовольным голосом проговорил в микрофон:

– Итак, офицер Грис, дело сделано.

– Быстрей, быстрей, – торопил я его. – Следуйте за этим фургоном! Вы должны его спасти.

– Как я уже сказал, офицер Грис, дело сделано. Эти санитары выглядели вполне профессионально. У одного даже имелась под рукой дубинка. Наш подопечный передан в надежные руки.

– Подождите!

– В офисе я передам радио агенту Рату. Если вам и дальше захочется это обсуждать, можете говорить с ним. Мы едем к себе. Конец передачи. – Радио щелкнуло напоследок и замолкло.

Я опечалился.

Глава 6

Огорченный своим поражением, я вышел во двор. День был очень холодным, небо – серым. В голых кустах голодным волком рыскал ветер. И охотился он за мной.

Я увидел Терса, подошел к нему и спросил:

– Где таксист?

– Наверное, проводит испытания новой машины Ютанк, – отвечал он с ехидным своим смешком.

– Новой машины?

– Доставили только сегодня в поддень. «Мерседес-бенц». Совсем новенькая. Очень хорошая. Таксисту продал его друг.

Я нахмурился. А ведь Ютанк, подумалось мне, не приползла ко мне на коленях и не просила денег, как ожидалось. И вот у нее новенький «мерседес-бенц»! А ведь эти машины стоят уйму денег! Где же она их берет? Кредитные карточки? Меня охватила ярость. Я с ней разберусь!

– Куда они поехали? В какую сторону?

– Наверное, в центр по переподготовке фермеров. – И он ехидно рассмеялся.

Я прыгнул в машину и приказал ему отвезти меня туда. В центре находился офис Фахт-бея. Может, они сговорились довести меня до нищеты?

Я ехал, оглядывая дорогу, надеясь, что увижу Ютанк на ее новой машине. Мы въехали на территорию центра. Никакого «мерседеса» там не было.

Я вбежал в холл возле офиса Фахт-бея, уже хотел было переступить порог, но, к счастью, сработали мои стремительные рефлексы. У Фахт-бея собралось нечто вроде совещания. Я остановился. Вокруг его стола, спиной ко мне, сидели турки – женщины и мужчины.

Увидев меня, Фахт-бей сделал знак рукой, чтобы я уходил. Я тут же попятился, и в этот момент одна из женщин обернулась. Даже сквозь чадру я узнал в ней одну из первых, с кем я имел свидание в машине!

Фахт-бей вышел в переднюю, закрыв за собой дверь.

– Послушайте, – сказал он, – я бы на вашем месте не стал туда сейчас входить.

– Что-то не так? – спросил я.

– Пока не знаю, – отвечал он. – Собственно, мне пока неизвестно, что все это значит. Примерно час назад эта ваша Ютанк приехала ко мне и сказала, что со мной хотят встретиться несколько человек. Они только что прибыли.

– Говорили они что-нибудь? – умоляюще спросил я.

– Только что-то насчет беременности. Слушайте, заходите попозже. Может, к тому времени я узнаю, в чем дело.

– Беременность? – сказал я. – Послушай, если тут какая-то проблема с беременностью, этому можно помочь. Не обещай ничего! Но помочь этому можно!

Я выбежал, вскочил в машину и потребовал, чтобы Терс отвез меня в больницу.

Если одна из этих женщин забеременела, все очень просто. Разве не мог я кое-чему научиться, будучи «шпиёном» в семействе Роксентера? Каждый раз беременность решается абортом! И Прахд – тот человек, которого нужно повидать по этому делу. Я добьюсь его согласия, он сделает женщине аборт, и все будет в порядке.

Я вбежал в больницу и через вестибюль поспешил к кабинету Прахда. Он сидел за столом.

– Беременность! – выпалил я с ходу. – Вы должны тут помочь!

Молодой доктор Прахд Бителсфендер посмотрел на меня и грустно сказал:

– Я рад, что вы наконец пришли ко мне с этим признанием.

– Да я не хотел, это была случайность, – стал я оправдываться. – Она казалась такой красивой, когда там лежала, что я не мог устоять.

– И вы не приняли никаких мер предосторожности?

– Откуда мне было знать, что она забеременеет именно в этот раз! Это ей следовало предостерегаться!

– И вы полагаете, что юная девушка знает о таких вещах?

– Не такая уж она и юная! – возразил я.

– Она достаточно молода, чтобы это привело в ярость ее отца! Она еще даже несовершеннолетняя.

Тут меня поразила ужасная догадка.

– Да о ком мы с вами говорим?!

– О медсестре Билдирджине, – отвечал Прахд. – Эх, офицер Грис, офицер Грис, подумать только: за моей спиной вы развращаете малолетних. Вы набросились на нее, изнасиловали…

– Стойте! – крикнул я. – Если мы говорим о медсестре Билдирджине, то это она изнасиловала меня!

– Вы только что признались, что она просто лежала, а вы не могли удержаться, чтобы не наброситься на нее!

– Нет-нет! Это была какая-то другая! – У меня голова пошла кругом. Внезапно в ней промелькнула счастливая мысль. – Постойте, вы же все время спите с медсестрой Билдирджиной!

– Ну и что? – возразил Прахд. – Я предохраняюсь самым тщательным образом. Не думаете же вы, что квалифицированный целлолог станет так рисковать – при том, что она несовершеннолетняя и прочее. Кроме того, я взял пробы и исследовал набор генов. Как и в случае со вдовой Тейл, он, несомненно, ваш. Теперь же вы еще говорите, что есть и другая женщина! Офицер Грис, вам следует контролировать себя! Нельзя же делать женщин беременными направо и налево, дни и ночи напролет. Да еще к тому же на разных планетах!

– Послушайте, – сказал я, – как целлологу вам бы не стоило никакого труда прервать эти беременности. Планеты и без того перенаселены, говорю вам. Просто сделайте несколько абортов, и дело в шляпе.

– Дело не в шляпе, – возразил юный доктор Прахд. – Дело будет называться убийством. А убийство – это такая штука, которую даже вы, офицер Грис, не сможете заставить меня сделать. В отличие от некоторых, у меня есть свои собственные этические нормы, не говоря уже о кодексе целлолога. Убийство исключено!

– Что же тогда мне делать? – вскричал я, заламывая руки.

– И вы спрашиваете об этом после того, как соблазнили мою девушку?

– Прахд, вспомните, что мы друзья, – а что такое девушка между друзьями?

– Неприятности, – отвечал Прахд. – Понимаете, все было бы не так плохо, если бы ее не тошнило по утрам. Ее отец является главным врачом этого района, и он это заметил. И она ему все рассказала. Вы, наверное, знаете, что его любимое развлечение – охота на перепелов. Он и дочь назвал Билдирджина, что по-турецки означает «перепелка». Он – один из лучших стрелков в округе и у него один из самых крупных дробовиков. А поскольку она еще малолетка, вы можете угодить в тюрьму. Видели когда-нибудь турецкую тюрьму изнутри? – Я застонал, а он продолжал: – Мне кажется, у него «пунктик» насчет оттяпывания яичек, так что, возможно, как раз сейчас он думает о том, как бы отстрелить ваши. Впрочем, если вы примете мое предложение…

Я больше не мог выносить его садистскую болтовню, я был сыт ею по горло. Мне стало ясно, что и он тоже охотится за мной!

Я выскочил из его кабинета и посмотрел в обе стороны коридора. Слава богам, рабочие часы городских врачей в бесплатной клинике уже окончились.

Я поспешил к машине, вскочил в нее и, скорее умоляя, чем приказывая, велел шоферу быстрее везти меня домой. На вилле я мог забаррикадироваться и обороняться.

Во дворе я выскочил из машины на ходу и, пробежав по внутреннему дворику, ворвался к себе в комнату. Заперев дверь на засов, я стоял, привалившись к ней спиной, и тяжело дышал.

Ну и передряга! Как же мне выпутаться?

Раздался стук в дверь. Поначалу я решил, что это папаша медсестры Билдирджины увязался за мной по следу. Затем сообразил, что звук исходил от двери, ведущей в туннель, – потайной и потому вряд ли известной ее папаше – и осторожно открыл ее.

За нею стоял Фахт-бей.

Он вошел и, бросив на меня боязливый взгляд, заговорил очень тихим голосом:

– Вот она, настоящая беда, Грис. Говорил я, что поставлю вас в известность, когда узнаю. Так вот, к несчастью, я узнал. Это ужасно.

Я схватился за кровать. Приму все, как подобает мужчине, решил я.

– Рассказывай.

Фахт-бей сокрушенно покачал головой и спросил:

– А вы уверены, что не разнервничаетесь?

– Давай, – сказал я, стараясь еще больше собраться с духом.

– Довольно скверная новость.

– Ради богов, рассказывай!

– Вы знаете таксиста Ахмеда?

– Да, я знаю таксиста Ахмеда.

– Он собирается дать показания, что это было сделано по вашему приказу.

– Что было сделано по моему приказу? – взвизгнул я.

– И это очень даже помогло бы ему выпутаться.

– Дать показания о чем?

– Может, вам лучше сесть вон в то кресло? – предложил Фахт-бей. – Новости действительно скверные.

Я рухнул в кресло.

– Вот, – сказал Фахт-бей, вынимая пулю из своего плечевого пистолета и засовывая ее мне в рот. – При кусите ее, и вы не сломаете себе коренных зубов, когда я буду рассказывать.

Я зажал пулю зубами.

– Вам известно, что водитель такси, которого зовут Ахмедом, на самом деле является осужденным преступником с планеты Модон?

Я кивнул.

– А вам известно, что водитель Терс является турецким коммунистом, только что отсидевшим двадцать семь лет в тюрьме за убийство генерала?

Я отрицательно покачал головой. Дело складывалось не очень-то красивое.

– Несколько последних недель, – продолжал Фахт-бей, – водитель такси выезжал вместе с этим турецким убийцей в той самой машине, на которой красовалось ваше имя. Они работали так: ехали на ферму, оглядывали женщин и, если находили красивую, говорили ее мужу и семье, что по вашему распоряжению они сожгут всю ферму, если эта женщина не согласится провести вечер в вашей машине. А если кто-нибудь пойдет в полицию, то и эта ферма, и соседние с ней, и ближайшая деревня будут преданы огню.

Я прикусил пулю. Значит, гонорар таксист оставлял себе!

– Это не все, – продолжал Фахт-бей. – Женщине они говорили, что, если она не доставит вам удовольствия, ее мужа убьют.

Я прикусил пулю еще сильнее. Так вот чем объяснялись те умоляющие взгляды, которые я ошибочно принимал за мольбу о новой встрече.

– Все это вышло наружу, потому что они решили, что я знаю вас, и кое-кто предложил им пойти ко мне за советом.

Ютанк! Это она в ревнивом гневе натравила их на меня!

– Но и это еще не все, – говорил Фахт-бей. – Прежде чем доставить женщину вам, Ахмед и Терс насиловали ее.

Зубы мои все глубже впивались в латунь. Неудивительно, что женщины были такими усталыми. Неудивительно, что все они были такими влажными! Эти (…) заставляли меня ждать полчаса, пока они оба не (…), а потом звали меня подбирать их объедки! Так вот почему они так веселились, просто покатывались со смеху.

– И еще одно, – говорил Фахт-бей. – Супружеская измена. В Коране говорится, что наказанием за это должна быть сотня ударов плетью. Но это когда дело касается незамужних. Эти же женщины замужем. А по тому наказание для вас будет совсем другим. В вашем случае Коран требует насмерть забить обидчика камнями.

Эти слова окончательно решили дело. Зубы мои насквозь прокусили гильзу, и я почувствовал во рту горький вкус пороха.

Придется мне из Турции улепетывать.

Другого пути не было.

И немедленно!

Глава 7

Я схватил сумку, суматошно оглянулся. Куда ехать? Что с собой взять?

– Если вы уезжаете, – сказал Фахт-бей, – хочу напомнить вам, что через день-другой здесь будет «Бликсо». У них всегда есть что-нибудь для вас. Что мне им сказать?

С болью в сердце я снова переключил на него свое внимание. Да, «Бликсо»! Они тоже, наверное, хотят моей крови!

– Эти гомики-курьеры, – продолжал Фахт-бей, – которых вы принимаете, почему-то всегда требуют почтовые открытки. Вы бы дали мне их несколько штук.

Открытки? Открытки? Я собрался с мыслями. Он говорит об открытках, посылаемых по «волшебной» почте. Если их не послать вовремя, матери посыльных будут убиты. По этой причине курьеры тоже были бы не прочь разделаться со мной!

Я открыл сейф и, вытащив оттуда целую пачку открыток, бросил их Фахт-бею.

Куда же мне ехать? Что взять?

Я забегал по комнате, заглядывая под мебель.

Фахт-бей не уходил. Он подождал и наконец высказал, что хотел:

– Если вы собираетесь удрать, некому будет штемпелевать грузы. Их же нужно штемпелевать как принятые на Волгаре до их отправки. Почему бы вам не дать мне ваше удостоверение с личным штампом?

Я нашел и швырнул ему свое удостоверение. Хватит с него, хорошего понемножку.

– Убирайся! – заорал я во всю глотку. – Убирайся!

Вон отсюда! Не видишь, что ли? Мои нервы уже на пределе! Оставь меня! Я должен подумать!

Он подобрал открытки и удостоверение и ушел. Только тогда смог я привести в порядок свои мысли. Что я должен взять?

Трудная проблема, когда вы не знаете, куда намерены ехать. Мне пока что виделся единственный пункт назначения: вон из этой страны!

Выручил меня слепой инстинкт.

Открыв саквояж, я сунул в него пистолеты, патроны и фиктивное удостоверение федерального агента на имя Инксвитча, на случай, если мне придется изменить свою личность. Потом схватил несколько моментально действующих газовых патронов, которые могут привести любого нападающего в бесчувственное состояние, и побросал туда же. Затем пришла очередь радио двусторонней связи и трех комплектов видеоустановок. Я застегнул ремни саквояжа. И сразу спохватился, что забыл положить одежду, и расстегнул ремни. Уложив в саквояж деловой костюм, рубашки и галстуки, боевую маскировочную форму, я снова застегнул ремни. Но вспомнил, что не положил в саквояж денег. Я расстегнул ремни, заглянул в сейф и, увидев, что денег у меня нет, застегнул ремни. Меня забеспокоило, не забыл ли я чего-нибудь, и я расстегнул ремни, чтобы посмотреть. Похватав наугад кое-какие вещи, я бросил их в саквояж – так, на всякий случай – и снова застегнул ремни.

Вдруг до меня дошло, что я еще не ушел. Мне следовало торопиться. Выходя, я спохватился, что не одет должным образом. Я вернулся, надел деловой костюм, но, не найдя полуботинок, напялил армейские сапоги. Но, снова выходя из дому, я заметил, что оставил свой саквояж. Вернулся. Мне нужно было взять с собой что-нибудь такое, что могло бы отвадить охотников меня преследовать. Увидев в оружейном ящике целую кучу бомб с дистанционным взрывателем и инерционным ударником, я запихал их в карман.

Минутку. Мои документы лежали в саквояже. Мне нужен был паспорт. Дипломатический паспорт от Объединенной Арабской лиги на имя Ахмеда Бен-Нутти лежал сверху. С ним я мог провезти свое оружие и деньги куда угодно. Я положил его в карман. Деньги. У меня их не было. Но появление в Афьоне исключалось: там меня будут поджидать с грудой камней, чтобы забить насмерть. Я понял, что делать: нужно добраться до Стамбула. Мудур Зенгин обрадуется случаю выдать мне деньги.

Спохватившись в последний раз и действуя быстро, я запер сейф и секретные отделения. Нужно было выбираться. В любую минуту за мной могли прийти.

Я поднял саквояж и, усилием воли заставив себя не дрожать, прошел через внутренний двор во внешний и там увидел таксиста Ахмеда. Он натирал до блеска новый «мерседес-бенц». Меня охватила лютая ярость.

Выучка Аппарата делает нас готовыми к любой неожиданности. Ярость растворилась в чистейшей хитрости. Я тут же твердо решил убить одной бомбой сразу двух зайигравших со мной уголовников. В предсмертной агонии они поймут, каково лезть поперед батьки в пекло.

Хитрость. Хитрость. Хитрость. Я должен сосредоточиться на этом. Я подошел к «даймлер-бенцу» и небрежно кинул в салон саквояж. Я даже мельком не оглядел ближайшие кусты: не поджидает ли меня там кто-нибудь, чтобы насмерть забить камнями.

– Эй, Ахмед, – окликнул я шофера. – Не хотел бы ты поехать со мной в банк за деньгами?

Он радостно подпрыгнул. Я знал, что ему захочется. Он кликнул Терса, затем обежал машину и влез на переднее сиденье. Терс выскочил из кухни, надевая свою старую солдатскую фуражку, и скользнул на шоферское место. Мы тронулись. Я низко пригнулся – чтобы никто не увидел, что я еду сзади.

Мы лихо покатили по дороге в Афьон, то и дело разгоняя верблюдов. Судя по веселому, беззаботному поведению Ахмеда и Терса, они не подозревали, что это их последний день на Земле.

Мы въехали в Афьон и покатили по улице, ведущей к филиалу Валютного банка.

– Нет-нет, – мягко сказал я, – вы меня не так поняли. Я говорил о больших деньгах и имел в виду центральный банк в Стамбуле. Езжайте туда.

Со счастливым видом, нисколько не подозревая, что едут в собственном катафалке, они свернули и погнали по главной автомагистрали, ведущей в Стамбул. Время от времени поглядывая назад, я не замечал никакого преследования. Я оказался чересчур ловким. Еще оставалась надежда, что я смогу выкрутиться.

Однако несколько верблюдов посмотрели на нас с подозрением, и моя тревога частично вернулась. Никогда не доверяй верблюду!

Терс ехал не так уж быстро, но это меня вполне устраивало: высокая скорость могла бы внушить людям подозрение, что я удираю.

Перевалило за полдень. Мимо поплыла сельская местность – холодный и голый февральский пейзаж. Надвинулись сумерки. Мы ехали в темноте, из которой фары то и дело выхватывали вековые развалины. Я уезжал из Азии. Пусть себе гниет. Так или иначе, она не стоила того, чтобы ее завоевывать. Александр лишь впустую потратил время.

Мы пересекли Босфор около десяти часов и по мосту Галата над бухтой Золотой Рог въехали в Стамбул и запетляли по его засыпающим улицам. В конце концов они вывели нас к Валютному банку, у которого машина и остановилась.

Я намеревался попросить неизменно дежурящего ночного вахтера вызвать по телефону Мудура Зенгина. Я заехал уже так далеко и все еще был цел и невредим. Но для Терса и Ахмеда здесь дорожка кончалась. Я подсунул под мягкое сиденье сзади бомбу с дистанционным плунжерным взрывателем и вдавил плунжер. Через десять минут эта машина с негодяями разлетится пылающим фейерверком. Прощайте, похитители женщин.

Я выкинул саквояж на пешеходную дорожку, вылез из машины и бросил небрежным тоном:

– Теперь вы можете ехать домой. Вы мне не понадобитесь.

– А разве вы не хотите, чтобы мы доставили вас в аэропорт? – спросил Ахмед.

– В аэропорт? – переспросил я. – С чего вы взяли, что я покидаю Турцию? Просто мне нужно побыть три-четыре дня в городе и посетить собрание торговцев наркотиками в стамбульском Хилтон-отеле. Не думаете же вы, что я буду платить за ваше проживание в гостинице? Так что прощайте. Езжайте домой. – А сам подумал: «В те круги ада, что отведены для уголовников, которые сперва насилуют женщин, а потом грозятся дать свидетельские показания, что, мол, все это было сделано по моему приказу».

Ахмед пожал плечами. Терс издал свой ехидный смешок. И они поехали прочь. Я смотрел на исчезающие задние огни машины, и это внушало мне огромное чувство удовлетворения. Того, что останется от них, не хватит даже для похорон, ведь это волтарианская карманная бомба с максимальной мощностью разрушения.

Я заметил движущуюся тень и вдруг вспомнил, что мне тоже может грозить опасность. Но это был всего лишь вахтер.

– Позвони Мудуру Зенгину от моего имени, – приказал я ему. – Скажи, чтобы приехал в банк, что его хочет видеть Султан-бей.

Вахтер осветил мне лицо фонариком, затем показал на верхнее окно. В нем горел свет.

– Он уже здесь, – сказал вахтер. – Приехал полчаса назад и сказал, что ждет вас.

Я похолодел. Затем сообразил, что так и надо. Ведь кредитные компании внимательно, вплоть до минуты, следят за передвижением своих плательщиков. Вот они и сообщили обо мне Зенгину.

Надо спешить. Я вбежал в банк, поднялся на этаж и вошел в офис.

Муцур Зенгин с мрачным видом сидел за своим столом. Он взирал на меня, не поднимаясь и даже не здороваясь. Он просто сидел и смотрел на меня. Я остановился посреди кабинета.

– Меня попросили задержать вас, – заявил Мудур Зенгин.

Меня охватил ужас. Они знали! Они охотились за мной!

Я стал на колени.

– Послушайте, вы дружили с моим отцом. Прошу вас, не сдавайте меня полиции! Вы должны мне помочь. Мне нужны деньги!

– Денег я вам выдать не могу. Кассы банка закрыты.

– Тогда допустите меня к депозитным сейфам.

– Не могу. Они тоже закрыты. Откроются только в девять утра.

Поздно. Слишком поздно! К тому времени меня схватят на полпути назад, в Афьон.

– Мне нужны доллары! – упрашивал я.

– Доллары? – холодно переспросил он. – Почему вы не просите долларов у своей наложницы?

– Мудур, прошу вас, выслушайте меня. Мне нужны доллары, и прямо сейчас. Нынче же вечером. Срочно!

Он вперил в меня холодный взгляд банкира.

– В этот час у меня имеются только одни доллары: не банковские, а мои собственные. Я храню кое-что в личном сейфе.

– Дайте их мне, – попросил я, навострив уши: не послышатся ли с лестницы звуки шагов. – Живо!

– Да их вам хватит, только чтобы перебиться на время, – сказал он. – И дал бы я их на обычных условиях: тридцать процентов в месяц.

Он пододвинул ко мне лист бумаги. Я быстро подписал его.

Он пошел к сейфу, открыл его и достал несколько пачек долларов США, отсчитал сотню тысяч, швырнул их на пол и ногой толкнул в мою сторону.

Наклонившись, я сгреб их и запихал в карман. Я увидел в его глазах презрение. Меня неприятно, поразило то, что он ведет себя совсем не по-дружески. Хоть я и спешил, а все-таки поинтересовался:

– Что я такого сделал?

– Что вы такого сделали – это между вами и Аллахом. Простому смертному не дано понять того, что вы совершили. – Он подошел ко мне и подтолкнул в сторону двери. – Доброй ночи и, я надеюсь, до свидания.

Глава 8

Когда я крадучись вышел из банка, моя проблема представлялась мне в в трех ипостасях: а) убраться из Турции; б) не попасться; в) заметать следы.

Теоретически она казалась элементарно простой.

Собственно, пункты «б» и «в» Аппарат неизменно увязывал в один. Они являлись основой практически каждого действующего плана.

Но теория – это одно, а торчать посреди ночи в Стамбуле на планете Земля в окружении врагов, когда тебя к тому же преследуют безжалостные женщины с нюхом ищеек, – нечто совсем другое.

Минареты тысячи мечетей стояли вокруг меня, точно указующие вверх персты. Облака вот-вот готовы были разверзнуться и наполнить мир глухо звучащим голосом Пророка, требующим, чтобы люди подчинились указаниям его Корана: камнями забить прелюбодея насмерть!

Чудеса да и только. Эти примитивные религии непредсказуемы. Из писания умели превращаться в действительность. И эти башни мечетей сейчас могли обрушиться на мою голову.

Но голову терять мне было нельзя. Сейчас она нужна мне как никогда. Боги, как же ловко прихватили меня эти женщины!

Глянув в обе стороны улицы, я увидел, что Мудур, должно быть, просчитался. Он, вероятно, хотел связать меня обязательством перед тем, как вызвать полицию. Я перехитрю его!

Прижимая к груди саквояж, я помчался, как заяц – только пятки сверкали. Я сворачивал в бесконечные улицы и переулки, запутывая следы. Пока никто меня не преследовал. На ходу я составлял тщательные планы бегства и заметания следов.

Приметив впереди небольшой дешевый отель, я перешел на шаг. Для начала у меня уже имелся один хитрый план. Полицейские, подстерегая преступника, обычно прячутся в отеле или возле него. Они будут думать, что я внутри, тогда как я буду находиться снаружи и смогу заметить их.

Я вошел. Дежурный отеля, если его можно было так назвать, крепко спал. Я разбудил его и сказал, что мне нужен номер. Не открывая глаз, он протянул вверх руку, взял ключ и передал его мне.

Крадучись, я поднялся на несколько пролетов лестницы, отыскал свой номер, вошел и спрятал свой саквояж. Вниз я спустился по водосточной трубе.

По переулку я взобрался на холм, к круглосуточно открытому Большому базару. В такой поздний час люди там уже не толпились. Многие лавки были закрыты. Но скоро я обнаружил то, что искал: лавчонку арабской и восточной одежды. Везде стоял удушающий запах нафталина и верблюдов. Единственная электрическая лампочка освещала товары, в беспорядке висящие на вешалках. Я стал копаться в них, ища djellaba – плащ с капюшоном. Мне нужен был такой, какие носили арабские вожди племен. И я нашел его: из мягкой желтой шерсти, с расшитым золотой нитью подолом. Несмотря на украшения, он все-таки мне понравился. Я нашел тюрбан, нашел мешковатые брюки, нашел вышитый золотом жилет и рубашку. Я нашел нагрудный патронташ с множеством кармашков для патронов.

Тем временем проснулся хозяин и, видимо, подумал, что лезут воры. Он был очень толстым и зевал. Взглянув на меня как-то странно, он стал подсчитывать, на какую сумму я набрал товаров.

– Восемнадцать тысяч лир, – снова зевнув, сказал он.

– Девять тысяч лир, – сказал я.

Тогда он сделал нечто очень подозрительное: он пожал плечами и согласно кивнул. Он не пытался торговаться! Я знал, что это означает: он надеялся усыпить мою естественную бдительность.

Я достал банкноту. Боги мои! Мудур Зенгин дал мне одни только тысячедолларовые!

Выбора не было, пришлось расплатиться ею.

– Мне придется разбудить Махмуда, ростовщика, что живет по соседству, чтобы поменять у него деньги, – сказал он. Подтверждались мои подозрения: он пытается меня задержать!

Я, однако, оставался весьма хладнокровным.

– Идите.

Его не было больше пяти минут. Я знал – он вызывал полицию.

– Вот вам сдача. Девяносто одна тысяча лир. – Здоровенная пачка денег мелкими купюрами. Он думал, что я задержусь, пересчитывая их, а я не стал и тем самым натянул ему нос. Сунул их в саквояж – и все.

Он странно посмотрел на меня, и тут до меня дошло, что все это значит: он хотел как следует запомнить мою внешность, чтобы дать ее полное описание. Он знал, что за одежду я купил, и когда к нему придут с расспросами преследующие меня женщины, он им скажет.

К этому я был готов – то есть к выполнению пункта «в»: заметание следов.

Пока он снова укладывался на свой диван, я сделал вид, что никак не могу застегнуть саквояж, а сам нагнулся и сунул бомбу замедленного действия под стеллаж с одеждой и нажал на плунжер.

Выйдя из лавки, я стал спускаться с холма, стараясь при этом не бежать.

Прошло десять минут.

Тр-рах! Ба-бах!

Моя лавка и множество лавок вокруг взлетели на воздух во вспышке оранжевого пламени. От взрывной волны рядом со мной разбилось окно.

Эту часть следа я уничтожил, и женщины уже никогда не получат от толстого продавца описание моей внешности!

Я успокоился, но бдительности не потерял. Я подошел к отелю. Полиции не было. Моя ловушка не сработала. Возможно, они просто-напросто опаздывали. Мне лучше было поспешить.

Я взобрался по водосточной трубе – ее длина составляла только четыре фута – и снова оказался в своем номере.

С холма слышались сирены машин полиции и «скорой помощи». «Здорово я их отвлек». Может, по этой самой причине они и не приехали в отель. Ай да молодец!

Я открыл саквояж и вынул оттуда европейскую одежду. Надев шаровары, рубашку и жилет, я повесил через плечо патронташ и снова влез в свои армейские ботинки. Затем повязал на голове тюрбан и накинул плащ с капюшоном. Совсем другой вид!

Потом переложил оставшиеся бомбы и доллары в кармашки патронташа. После чего достал свой дипломатический паспорт и положил в саквояж, а пачки турецких денег запихал в пояс: в кармашки патронташа они не влезали. Снятую одежду я уложил в саквояж, затем с неожиданной решимостью вытащил из него «беретту» модели 81/84 калибра 0,38 – легкое оружие карманного размера с тринадцатью патронами в магазине. Я положил ее во внутренний карман плаща и осмотрелся: в номере ничего моего не оставалось. Я застегнул ремни саквояжа.

Теперь надо замести следы.

Я достал бомбу, положил ее под матрац и вдавил плунжер.

Спустился вниз. Дежурный притворялся спящим, но это меня не обмануло. Буду вести себя как ни в чем не бывало, решил я. Положив на стойку ключ и купюру в сто лир, я небрежной походкой вышел из отеля.

Полиции рядом не было. Мой отвлекающий маневр на Большом базаре сработал. Пламя там так и полыхало.

Не желая привлекать к себе внимания, я зашагал обычным размеренным шагом по переулкам в сторону главной магистрали.

Найдя такси, я разбудил водителя и уселся на сиденье. Надо запутывать следы.

– Отвези меня в Шератон-отель.

Машина тронулась.

Тр-рах! Ба-бах!

Отель взлетел на воздух!

Я замел и эту часть моего следа.

В небо взметнулись языки оранжевого пламени.

От ударной волны машину малость занесло.

– Что это было? – спросил таксист.

Ага! Пытается получить информацию, чтобы потом передать этим бабам! Так, я и это улажу.

На узкой и пустынной улочке я велел ему остановиться на минутку. Он затормозил. Я ударил его рукояткой «беретты» по голове, и он завалился набок. Я вылез из машины, столкнул тело на пол, сел на место шофера и завел мотор. Я знал, куда еду – не в «Шератон», упасите боги! Я должен был выбраться из страны.

Я знал, где нахожусь. Я направлялся к паромному причалу в бухте Золотой Рог и сейчас проезжал мечеть за мечетью – Стамбул просто ломится от мечетей. И все они готовы обрушиться по велению Пророка вам на голову. У кого-то кровь застывает в жилах. Но я соблюдал хладнокровие.

В этот час вечера паромный причал был пуст. Я это предвидел. Я вышел из машины, вынул саквояж, включил низшую передачу и пошел рядом, держа руку на руле. Затем отступил в сторону.

Рев мотора – всплеск!

Разбуженные волны выплеснулись в темноте на причал. Из тонущего такси вырвались пузырьки воздуха.

Так я замел еще одну часть моего следа.

Я вернулся и подхватил саквояж. Теперь я точно знал, куда направляюсь. Быстро шагая по дорожке, перпендикулярной к выступающим в воду пирсам, я добрался до тесно сбившегося в гавани скопления рыболовецких судов и остановился. Свет городских огней, проникавший сюда, отражался в воде, и мне удалось разглядеть все что нужно.

Крайним стояло судно футов девяносто в длину. Как у всех небольших суденышек, бороздивших Мраморное море, корма и нос у него были значительно выше средней части. У него имелись высокие мачты, что позволяло забрасывать сети и даже иногда ходить под парусом. В свете огней дока мне была видна тройная желто-черная полоса, проходящая по всей длине планшира с довольно сильным изгибом. Его местонахождение с краю говорило мне о том, что на рассвете оно собиралось выйти в море.

Я ступил на ближайшую палубу и стал перебираться с планшира на планшир. Суденышки закачались и заскрипели. Добравшись до выбранного мною судна, я увидел его название – «Sanci». Это заставило меня на мгновение задержаться. «Sanci» по-турецки значило «боль в животе». Терпеть не могу море – точно так же, как космическое пространство.

Но суровый служебный долг взывал к моей храбрости, и я смело ступил на борт. Воняло рыбой.

Ближе к корме находилось какое-то маленькое помещение. Я распахнул дверь.

В койке, лежа на спине, храпел здоровенный турок. Никогда еще не видел среди турок такого громадного. Наверное, это был капитан.

Я разбудил его, помахав у него перед носом рукой. Но сделал это очень хитро – зажав в пальцах лиры наподобие веера.

Он еще раз всхрапнул и проснулся. И сразу увидел лиры.

– Если отчалишь сейчас же, – сказал я, – и доставишь меня в Грецию – это будет твоим.

Он тут же приподнялся и сел, почесывая волосатую грудь.

– Сколько дадите? – спросил он.

– Сорок тысяч лир, – отвечал я.

– Восемьдесят тысяч, – попробал торговаться он.

– Семьдесят, – отрезал я, – если отчалишь сию же минуту.

Он поднялся с койки и потянулся к куртке и фуражке.

– Пойду разбужу команду, – сказал он, но никуда не ушел.

Я понял намек и отсчитал ему тридцать тысяч лир.

– Остальные сорок получишь перед тем, как высадишь меня на берег.

Он недовольно хрюкнул, взял деньги и пошел будить команду.

Вскоре от беготни судно заходило ходуном. Матросы готовились выйти в море.

Я взглянул на другие суда, по которым только что прошел. Не исключалось, что на одном из них мог находиться сторож, который заметил меня.

Я не мог подвергать себя ни малейшей опасности.

– Одну минуту, – сказал я капитану, – кажется, я оставил кое-что на пристани.

Перескакивая с палубы на палубу, я быстро добрался до причала, где стояла небольшая хибара. Под дверь ее я подсунул бомбу, поставив взрыватель на полчаса и надавив на плунжер, и так же по палубам вернулся назад.

Судно отчалило. Двигатель и лаял, и чихал, и жаловался. Винт вспенивал воду в кильватере. Мы покинули бухту Золотой Рог, обогнули мыс Сераглио. На фоне странно освещенного неба вырисовывался силуэт памятника Ататюрку.

Б-бах! Бу-бух!

Заслоняемая мысом и монументом, вспышка взрыва окрасила светлеющие небеса.

Я оглянулся. След мой был заметен.

Небо над Стамбулом от непрекращающегося пожара стало оранжевым.

Наконец-то я вырвался!

Когда тебе угрожает опасность и ты нуждаешься в помощи, нет ничего лучше «аппаратной» выучки!

Однако в безопасности я еще не был!

Загрузка...