Судьба убийцы

Глава 2 Прикосновение Серебра

Стоило мне ощутить вкус эльфийской коры, как звуки сражения вокруг стали громче. Я поднял голову и попытался сосредоточить взгляд. Глаза жгло. Тело висело на руках Ланта, во рту стояла знакомая горечь. Она заглушила мою магию, и я стал лучше понимать, что происходит. Левое запястье отчаянно болело, словно его до самой кости пронзил ледяной металл. Пока Сила хлестала сквозь меня, пока я лечил и преображал детей Кельсингры, то почти не замечал ничего больше, но теперь отчетливо слышал крики толпы вокруг, эхом отдававшиеся под сводами элегантного покоя Элдерлингов. В воздухе пахло потом, какой выступает от страха. Меня зажало в толпе: некоторые Элдерлинги пытались отойти, но другие напирали, в надежде, что я помогу им. Так много людей! Ко мне тянулись руки, кто-то кричал: «Пожалуйста! Еще всего одного!» – а другие вопили: «Пропустите!» – пытаясь протолкаться наружу. Поток Силы, так мощно струившийся вокруг и сквозь меня, ослаб, но не исчез. Эльфийская кора Ланта была слабая, из Шести Герцогств, и, судя по вкусу, порядком залежалась. Здесь, в городе Элдерлингов, Сила била таким фонтаном, что вряд ли даже кора дерева делвен могла бы полностью закрыть меня от нее.

И все же этой коры хватило. Я чувствовал Силу, но больше не был обречен служить ей. Однако, пока я направлял ее, так переутомился, что едва стоял на ногах, а именно теперь мне, как никогда, нужно было быть сильным. Генерал Рапскаль заставил Шута выпустить меня из объятий. Он схватил Янтарь за запястье и поднял ее руку высоко над головой, крича:

– Я говорил! Я говорил, что они воры! Посмотрите на ее руку, покрытую драконьим Серебром! Она нашла Кладезь! Она украла сокровище наших драконов!

Спарк повисла на другой руке Янтарь, пытаясь помочь ей вырваться из хватки генерала. Зубы девушки были оскалены, черные кудри растрепались. Увидев выражение безграничного ужаса на покрытом шрамами лице Янтарь, я окаменел: все годы, которые Шут провел в заточении, отразились в этой застывшей гримасе. Это была теперь маска смерти: выпирающие кости, ярко-алые губы, нарумяненные щеки. Я понимал, что должен прийти на помощь. Но как? Сам едва держался на ногах.

Персивиранс схватил меня за руку:

– Принц Фитц Чивэл, что я должен делать?

А у меня даже не хватило дыхания ответить ему.

– Фитц! Встань прямо! – гаркнул мне в ухо Лант. В этом крике странно сочетались мольба и приказ.

Я уперся ногами в пол и собрал все силы, чтобы не упасть.

Мы прибыли в Кельсингру только вчера, и несколько часов я был героем, волшебником и принцем Шести Герцогств, излечившим Ефрона, сына короля и королевы Элдерлингов. Сила текла сквозь меня, пьянящая, как бренди из Песчаных пределов. По просьбе короля Рэйна и королевы Малты я вылечил при помощи магии полдюжины преображенных драконами детей. Я открыл свою душу могучему потоку Силы, текущему в древнем городе Элдерлингов. Омываемый его мощью, я делал так, чтобы люди снова могли свободно дышать, чтобы их сердца бились ровно. Выпрямлял кости и убирал чешую с век. Кого-то сделал более похожим на человека, а одна девочка предпочла расти по образу дракона, и я помог ей в этом.

Но течение Силы сделалось слишком властным, слишком пьянящим. Магия больше не подчинялась мне, сделав меня своим орудием. После того как я по просьбе родителей исцелил детей, вперед протолкались другие. Взрослые жители Дождевых чащоб, чьи тела исказились так, что это причиняло им неудобство, выглядело уродливо или даже угрожало жизни, молили меня помочь им. И я, идя на поводу у магии, даровал им желаемое щедрой рукой. Я окончательно забыл об осторожности, но, когда уже решил отдаться на волю течения и раствориться в нем, Янтарь сбросила перчатку с руки. Чтобы спасти меня, она открыла взглядам украденное драконье Серебро. Чтобы спасти меня, она прижала три обжигающе горячих пальца к моему запястью, прожгла путь к моему рассудку и позвала обратно. Чтобы спасти меня, она созналась в краже. Горячий поцелуй ее пальцев до сих пор горел, будто свежий ожог, отдаваясь болью в костях левой руки, в плече, спине и шее.

Я не знал, какой вред причиняет мне этот ожог в эти самые минуты. Но по крайней мере, я снова оказался прикован к своему телу. И оно тянуло меня на дно. Сам я потерял счет исцеленным Элдерлингам, но тело помнило все. Каждое спасение, каждое преображение не могло обойтись даром. Настало время платить по счетам. Как я ни старался держаться, голова моя падала на грудь, а глаза упорно закрывались, невзирая на угрозу и шум со всех сторон. Все было как в тумане.

– Рапскаль, прекрати вести себя, будто недоумок! – рявкнул король Рэйн, внеся свою лепту в рев толпы.

Лант вдруг обхватил меня крепче, заставив выпрямиться.

– Отпустите ее! – завопил он. – Освободите нашу подругу, иначе принц отменит все исцеления, которые сотворил! Отпустите ее сейчас же!

Толпа заахала, кто-то всхлипнул, мужской голос крикнул:

– Нет! Он не имеет права!

А какая-то женщина закричала:

– Отпусти ее! Отпусти ее, Рапскаль!

Королева Малта крикнула повелительно:

– Разве так мы встречаем гостей и послов? Отпусти ее, Рапскаль! Сию же минуту!

Ее щеки горели, мясистый гребень надо лбом окрасился ярким цветом.

– Отпусти меня! – Голос Янтарь прозвучал властно и мощно. Откуда-то, из какого-то глубинного источника, она почерпнула силы, чтобы заступиться за себя. Ее крик перекрыл вопли толпы. – Отпусти, а не то я коснусь тебя!

И, показывая, что не шутит, она перестала вырываться и метнулась к Рапскалю. Серебряные пальцы едва не дотронулись до его лица. Генерал встревоженно вскрикнул, выпустил ее руку и отскочил назад. Но Янтарь на этом не остановилась.

– Назад, все! – указала она. – Дайте нам вздохнуть, а мне – взглянуть, что с принцем, или, Са свидетель, я коснусь вас!

Она говорила повелительным тоном разъяренной королевы, готовой исполнить свою угрозу. Вытянув посеребренный указательный палец, Янтарь очертила им дугу перед собой, и люди попятились, толкая друг друга, чтобы оказаться подальше от нее.

Тогда возвысила голос мать девочки с драконьими лапами:

– Лучше делайте, как она говорит! Если на пальцах у нее и правда драконье Серебро, одно прикосновение означает медленную смерть. Оно прожжет вашу плоть до самых костей, расползется по костям до хребта, по хребту дойдет до черепа. Когда смерть придет, вы будете уже только рады ей.

Все попятились, а эта женщина стала проталкиваться к нам. Она не была высокой или крупной, но все драконьи хранители расступались перед ней. Женщина остановилась на таком расстоянии от нас, где Янтарь не могла до нее дотронуться. Дракон, с которым она была связана, создал на ее коже узор из синей и серебряной чешуи. Крылья были аккуратно сложены за спиной. Когти на ногах стучали по полу, когда она шла. Из всех собравшихся Элдерлингов на ней ярче всех сказалось влияние дракона. Благодаря ее предупреждению и угрозе Янтарь вокруг нас образовался небольшой пятачок, куда никто не решался ступить.

Янтарь снова встала возле меня, хватая ртом воздух и пытаясь успокоить дыхание. Спарк держалась с другой стороны от нее, а Персивиранс встал перед ней, готовый защитить.

Янтарь проговорила низким, спокойным голосом:

– Спарк, помоги мне надеть перчатку, будь добра.

– Конечно, госпожа.

Перчатка валялась на полу. Спарк подошла и осторожно подобрала ее двумя пальцами.

– Сейчас я дотронусь до вашего запястья, – предупредила девушка и легкими постукиваниями пальцев по тыльной стороне ладони помогла Янтарь вдеть руку в перчатку.

Янтарь все еще тяжело дышала, но я, по-прежнему обессиленный, с радостью заметил, что к ней хотя бы отчасти вернулись сила и самообладание Шута. Она взяла меня под локоть не тронутой серебром рукой, и ее прикосновение придало мне уверенности. Оно как будто отвело часть потока Силы, что так и хлестал сквозь меня. Я ощутил нашу связь и почувствовал себя не таким разбитым.

– Думаю, я могу стоять сам, – шепнул я Ланту, и он чуть разжал руки, перестав удерживать меня.

Нельзя было, чтобы кто-то увидел мое бессилие. Я протер глаза и отряхнул с лица пыль эльфийской коры. Колени больше не подгибались, и мне удавалось держать голову высоко. Ужасно хотелось достать из-за голенища нож, но было ясно, что стоит мне наклониться, как я повалюсь на пол.

Женщина, которая советовала всем держаться подальше, вышла на освободившийся вокруг нас пятачок, но остановилась на расстоянии вытянутой руки.

– Леди Янтарь, на твоей руке и правда драконье Серебро? – спросила она со сдержанным ужасом.

– Правда! – Это генерал Рапскаль опомнился и встал рядом с женщиной-Элдерлингом. – Она похитила его из драконьего Кладезя. Ее надо покарать! Хранители и граждане Кельсингры, нельзя все прощать только потому, что они исцелили несколько детей! Мы даже не знаем, останутся ли дети здоровы и впредь, или это все хитрый обман. Но мы все видели доказательство кражи, а мы помним, что наш первейший долг – заботиться о драконах, почтивших нас дружбой.

– Говори за себя, Рапскаль. – Женщина одарила его ледяным взглядом. – Для меня первейший долг – забота о дочери, а она теперь может нормально стоять.

– Тебя так легко купить, Тимара? – ядовито спросил Рапскаль.

В круг вышел отец девочки и встал рядом с женщиной, которую генерал назвал Тимарой. Девочка с драконьими лапами смотрела на нас сверху вниз, сидя на отцовском плече.

Мужчина заговорил таким тоном, будто отчитывал упрямого ребенка, упрекая Рапскаля с нотками свойской грубости:

– Уж кто-кто, а ты, Рапскаль, должен бы усвоить, что Тимару нельзя купить. Скажи мне вот что. Кому навредила эта леди, посеребрив свои пальцы? Только себе. Это убьет ее. Какое наказание будет хуже этого? Отпусти ее. Отпусти их всех. Пусть идут и прихватят мою благодарность.

– Она воровка! – Рапскаль сорвался на визг, растеряв все свое достоинство.

Сквозь толпу к нам наконец протолкался король Рэйн. Королева Малта шла за ним по пятам, сквозь чешую на ее щеках проступал румянец, глаза горели гневом. От ярости все изменения, вызванные драконом, сделались в ней ярче. Глаза сверкали нечеловеческим блеском, а гребень на макушке, возвышавшийся над волосами, стал как будто больше и напомнил мне петушиный.

Малта заговорила первой:

– Примите мои извинения, принц Фитц Чивэл, леди Янтарь. Надежда на исцеление вскружила людям голову. А генерал Рапскаль порой…

– Не надо говорить за меня! – перебил ее генерал. – Она украла Серебро, мы все видели тому доказательство. И нет, того, что она отравила себя, – недостаточно. Нельзя позволить ей уйти из Кельсингры. Никого из них нельзя отпускать, потому что теперь им известна тайна Кладезя!

Тут вмешалась Янтарь. Она говорила спокойно, но так веско, что услышали все:

– Серебро на моих пальцах было, думаю, еще прежде, чем ты появился на свет, генерал Рапскаль. Прежде чем вышли из коконов ваши драконы, прежде чем вы нашли и объявили Кельсингру своей, я носила на пальцах то, что мы в Шести Герцогствах зовем Силой. И ваша королева может это подтвердить.

– Она нам не королева, а он – не король! – Генерал Рапскаль выпятил грудь, чешуя у него на шее пошла ярко-алыми пятнами. – Они сами так все время говорят! Они твердят, что мы должны сами править своим городом, что они лишь названные правители, чтобы другим державам было проще иметь с нами дело. Так давайте же править сами, хранители! Давайте заботиться о наших драконах прежде всего, как и положено! – Он погрозил с безопасного расстояния леди Янтарь и снова обратился к своим людям: – Вспомните, каких трудов нам стоило отыскать Кладезь и восстановить его! Неужели вы поверите, будто она могла носить Серебро на пальцах десятилетиями и не умереть? Смешно!

Печальный голос королевы Малты прервал его напыщенную речь:

– Как ни жаль, я не могу подтвердить твои слова, леди Янтарь. Я знала тебя совсем недолго, пока ты жила в Удачном, да еще несколько раз мы встречались на переговорах о твоих ссудах с разными торговцами. – Она покачала головой. – Слово торговца крепко, и я не брошу своего на ветер даже ради помощи другу. Я могу сказать лишь, что ни разу не видела тебя в те дни без перчаток. Ни разу не видела твоих рук.

– Вот, слышали? – победно вскричал Рапскаль. – Доказательств нет! Нельзя…

– Не позволите ли мне сказать?..

За долгие годы, пока Шут был придворным шутом короля Шрюда, он отточил умение говорить так, чтобы даже шепот его был слышен каждому в большом и зачастую переполненном людьми зале. Он научил свой голос проникать всюду, и теперь тот с легкостью перекрыл не только крики Рапскаля, но и ропот толпы. Кипучая тишина заполнила зал. И когда Шут вышел на середину круга, расчищенного его угрозой, он двигался не как слепец. Он был актером, восходящим на сцену. Это читалось во внезапной грации его движений, в голосе рассказчика, в плавном взмахе облаченной в перчатку руки. В моих глазах он был Шутом, а личина Янтарь была лишь маской, надетой ради представления.

– Вспомни один солнечный день, королева Малта. Тогда ты была еще девочкой и твоя жизнь летела кувырком. Твоя семья надеялась вернуть свое состояние, спустив на воду Совершенного, живой корабль, безумный настолько, что он трижды переворачивался и губил всю команду. Но он был последней надеждой вашего семейства, и твои родные потратили последние деньги на то, чтобы починить и заново оснастить его.

Он заворожил всех, не исключая и меня. Я заслушался историей не меньше, чем любой человек в толпе.

– Твоя семья надеялась, что Совершенный поможет найти и привезти домой вашего давно пропавшего отца и брата. Что каким-то чудом он сумеет вернуть вам Проказницу, наследный живой корабль вашего семейства, который, по слухам, захватили пираты. И не просто пираты, а сам капитан Кеннит, овеянный зловещей славой. Ты стояла на палубе безумного корабля, в перешитом платье и с прошлогодним зонтиком от солнца, стояла и храбрилась. И когда все остальные отправились осматривать трюм и кубрики, ты осталась на палубе и Альтия, твоя тетя, попросила меня тоже остаться и присмотреть за тобой.

– Я помню тот день, – медленно проговорила Малта. – Тогда мы с тобой впервые по-настоящему разговаривали. Я помню… мы говорили о будущем. О том, что оно уготовило мне. Ты тогда сказала, что тихая жизнь никогда не удовлетворит меня… Ты сказала, что я должна заработать свою будущность… Как же ты тогда выразилась?

Леди Янтарь улыбнулась: ей было приятно, что королева помнит слова, которые она сказала ей еще в детстве.

– То, что я сказала тебе тогда, столь же справедливо и теперь. Завтрашний день воздаст тебе по сумме дней вчерашних. И не более. Но и не менее.

Улыбка Малты засияла, как солнечный свет.

– И еще ты сказала, что иные из людей хотели бы, чтобы завтрашний день не расплачивался с ними сполна.

– Верно.

Королева шагнула вперед, невольно включаясь в представление, и заняла свое место на сцене, устроенной Янтарь. Нахмурившись, она заговорила, будто в полусне:

– И тогда… я услышала шепот Совершенного. И я почувствовала… О, тогда я еще не понимала этого, но я почувствовала, как драконица Тинталья вторглась в мой разум. И она едва не задушила меня, заставив разделить с ней заточение в ее кургане. И я лишалась чувств. Это было ужасно… Казалось, я в ловушке и никогда не найду дорогу обратно, не вернусь в свое тело.

– Ты покачнулась и упала бы, не подхвати я тебя, – сказала Янтарь. – И тогда-то я коснулась твоей шеи сзади кончиками пальцев, покрытыми Силой. Серебром, как вы это зовете. При помощи этой магии я призвала тебя назад, в твое тело. Но колдовство оставило след. И тонкую волшебную нить, что незримо связывает нас по сей день.

– Что? – Малта словно не верила своим ушам.

– А ведь это правда! – воскликнул король Рэйн со смехом, в котором смешались радость и облегчение. – Отметины на твоей шее, милая! Я видел их в те дни, когда твои волосы были черными как вороново крыло, прежде чем Тинталья обратила их в золото. Три сероватых овала, словно отпечатки серебряных пальцев, помутневшие от времени.

Рот Малты приоткрылся от удивления. При словах Рэйна рука ее метнулась назад, под струящийся поток золотых волос – золотых, а не просто светлых.

– Там всегда было чувствительное место. Словно незаживающий синяк… – Она вдруг подняла свои пышные волосы, открыв на обозрение шею. – Подходите и смотрите все, кто желает убедиться, что мой муж и леди Янтарь говорят правду.

Я был одним из желающих. По-прежнему опираясь на плечо Ланта, подковылял к королеве и увидел точно такие же отметины, как те, что когда-то были выжжены у меня на запястье. Три серых овала, отпечатки посеребренных пальцев Шута. Они были там.

Женщина по имени Тимара в свой черед подошла взглянуть на затылок королевы и уставилась на отметины с ужасом.

– Удивительно, как это не убило тебя, – тихо проговорила она.

Я думал, что на этом все и разрешится, к общей радости, но генерал Рапскаль, поглядев на отметины раза в три дольше прочих любопытствующих, отвернулся от королевы и заявил:

– Ну и что с того, что Серебро было на ней еще тогда? Какая разница, украла она его несколько ночей или десятилетий назад? Серебро из колодца принадлежит драконам. Ее надо наказать.

Я выпрямил спину и напряг мышцы живота. Мой голос не должен дрогнуть. Набрал побольше воздуха, чтобы меня услышали все. Хорошо бы еще, чтобы меня не стошнило.

– Это Серебро не из Кладезя. Сам король Верити покрыл им свои руки, чтобы сотворить свое последнее и величайшее чудо. Мой король окунул руки в реку Силы, текущую среди вод обычной реки. Это не драконье Серебро. Это Сила из реки Силы.

– И где же течет эта река? – спросил Рапскаль с жадностью, насторожившей меня.

– Я не знаю, – ответил я, не покривив душой. – Я видел ее лишь однажды, во сне, навеянном Силой. Мой король не позволил мне отправиться туда с ним, опасаясь, что я поддамся искушению нырнуть в эту реку.

– Искушению? – Тимару явно глубоко поразили мои слова. – Мне даровано право использовать Серебро, чтобы восстанавливать город, но не чувствую искушения нырнуть в него. Напротив, оно внушает мне страх.

– Это потому, что оно не течет в твоей крови с рождения, – сказал Шут, – как оно течет в крови некоторых Видящих. Как течет оно в крови принца Фитца Чивэла, наделенного от рождения Силой – той Силой, при помощи которой он может придавать форму детским телам, как ваятель придает форму камню.

Повисло потрясенное молчание.

– Разве это возможно? – с искренним недоумением выдохнула крылатая женщина.

Янтарь снова возвысила голос:

– Магия на кончиках моих пальцев – та самая, которую случайно даровал мне король Верити. Она моя по праву, украденная не более, чем магия в крови принца Фитца Чивэла – магия, которой вы так охотно позволили ему делиться с вашими детьми. Как вы зовете таких людей? Отмеченными Дождевыми чащобами? Преображенными драконами? Если магия на моих пальцах украдена, что ж, тогда каждый исцеленный среди вас – соучастник в краже, совершенной принцем.

– Это не оправдывает… – начал было Рапскаль.

– Довольно, – оборвал его король Рэйн.

Я видел, как глаза Рапскаля сверкнули гневом, но он промолчал, а король продолжил:

– Мы оскорбили и утомили наших гостей. Принц по доброй воле согласился поделиться с нами своей магией, а мы стали требовать все больше и больше. Смотрите, как он бледен, как он дрожит. Дорогие гости, пожалуйста, вернитесь в свои покои. Позвольте нам принести вам закуски и наши извинения. Но главное, примите нашу благодарность.

Он подошел к нам и жестом велел Персивирансу отойти. За королем шла Малта, бесстрашно протягивая руку Янтарь. Рэйн схватил меня за плечо с неожиданной для него силой. Это было немного унизительно, но я был благодарен за помощь. С трудом оглянувшись, увидел, что королева Малта и Спарк сопровождают Янтарь, а замыкает нашу процессию Пер. Мальчишка шел медленно и часто оглядывался, словно опасался подвоха, но мы покинули зал без происшествий. Вдоль стен коридора выстроились любопытствующие, которым не досталось приглашения на встречу. Мы двинулись между ними, а тем временем у нас за спиной распахнулись двери зала, гул голосов вырвался оттуда и набрал силу. Коридор казался бесконечным. Когда мы наконец добрались до лестницы, ступени поплыли у меня перед глазами. Я не представлял, как сумею забраться по ним. Но знал, что выбора у меня нет.

И стал подниматься – медленно, шаг за шагом. Вот и дверь в мои комнаты.

– Спасибо, – из последних сил выдавил я.

– Ты еще и благодаришь меня! – со смехом фыркнул Рэйн. – Да после всего, через что вам пришлось пройти, я заслуживаю скорее твоих проклятий.

– Не вы.

– Что ж, можете отдыхать.

И они с королевой остались в коридоре, а наша компания зашла внутрь. Персивиранс притворил дверь за нами, и на меня накатило такое облегчение, что колени подогнулись. Лант обхватил меня за талию, чтобы помочь дойти до стола. Я взял его за руку, пытаясь удержаться на ногах.

Это было ошибкой. Он резко вскрикнул и упал на колени. А я в этот миг ощутил, как Сила ударила сквозь меня, молниеносно, словно змея. Лант схватился за шрам на месте раны, нанесенной калсидийскими наемниками. Она давно срослась; с виду казалось, что полностью зажила. Но краткое прикосновение сказало мне, что его телу еще оставалось много работы, а еще – что одно ребро срослось криво и челюсть в одном месте немного гноилась, до сих пор причиняя ему боль. И все это уже исправлено и исцелилось, если только можно назвать исцелением такое грубое вмешательство. Я радостно рухнул на него.

Лант застонал. Я попытался скатиться с него, но сил не было.

Персивиранс вызвался:

– Господин, я помогу вам!

– Не трогай… – начал я, но он уже наклонился и взял меня за руку.

Его крик был еще пронзительнее; голос юноши вновь зазвучал по-детски визгливо. Он повалился на бок и дважды всхлипнул, прежде чем смог совладать с болью. Я сумел-таки откатиться от них обоих. Лант лежал не шевелясь.

– Что случилось? – Голос Янтарь едва не срывался на крик. – На нас напали? Фитц? Фитц, где ты?

– Я здесь! Опасности нет. Это Сила… Я коснулся Ланта. И Пера.

– Что?

– Он… Сила что-то сделала с моей раной. Она снова кровоточит. Мое плечо… – сдавленным голосом произнес Персивиранс.

Ну конечно. Так и должно было быть. Но это быстро прекратится. Трудно было пошевелить языком. Я лежал и смотрел в потолок, который изображал небо. По лазури плыли мастерски нарисованные пушистые облака.

Я приподнял голову и сумел-таки объяснить:

– Это не кровь, Пер. Просто влага. Глубоко в ране остался клок ткани и медленно гнил. Надо было, чтобы он вышел наружу вместе с гноем. Вот он и вышел, а рана снова закрылась. Теперь она полностью зажила.

Сказав это, я снова распластался на полу и стал смотреть, как прекрасная комната кружится вокруг меня. Если закрыть глаза, она вертелась быстрее. Если открыть – расписанные деревьями стены покачивались. Я услышал, как Лант перекатился на живот и встал.

Он присел на корточки рядом с Пером и мягко сказал:

– Ну-ка, давай поглядим, что с тобой.

– На свои раны тоже посмотри, – пробормотал я. Потом перевел взгляд, увидел, что Спарк стоит надо мной, и крикнул: – Нет! Не прикасайся ко мне. Это от меня не зависит…

– Давай я помогу ему, – тихо сказала Янтарь.

Сделав два несмелых шага, она очутилась надо мной.

Я спрятал кисти рук под жилетом:

– Нет! Тебе больше всех прочих нельзя прикасаться ко мне!

Она грациозно присела рядом, но на корточки опустился уже мой Шут, а никакая не Янтарь.

Голосом, полным печали, он промолвил:

– Неужели ты боишься исцелить во мне то, чего не желаешь, Фитц?

Комната по-прежнему кружилась, и я был слишком обессилен, чтобы утаивать что-то от него.

– Я боюсь, что, если ты коснешься меня, Сила пройдет сквозь меня, как меч сквозь тело. Если она сможет, то вернет тебе зрение. И ей все равно, чего это будет стоить мне. А я думаю, что, исцелив тебя, ослепну сам.

Страшно было видеть, как он изменился в лице. Шут и так был бледным, а тут побелел так, что стал похож на ледяное изваяние. От волнения кожа на его лице натянулась, под ней проступили кости. Шрамы, сделавшиеся уже почти незаметными, теперь показались снова, похожие на трещины в тонком фарфоре. Я пытался сосредоточить на нем взгляд, но он словно плыл вместе с комнатой. Меня тошнило, одолевала слабость, и я злился, что проболтался ему. Но скрывать что-либо было поздно.

– Шут, мы слишком близки. За все, что я исцелил в тебе, мне приходилось расплачиваться собственными ранами. Не такими опасными, как твои, но, когда я заставил зарасти раны у тебя в животе, которые сам нанес, я ощутил их боль на себе на следующий день. А когда я залечил глубокие свищи у тебя в спине, они открылись у меня.

– Я видел те раны! – ахнул Персивиранс. – Я тогда подумал, что кто-то напал на вас и несколько раз ударил в спину.

Не отвлекаясь на него, я продолжал единым духом:

– Когда я вправил кости вокруг твоих глазниц, на следующий день мое лицо опухло и потемнело, как от ударов. Если ты прикоснешься ко мне, Шут…

– Я не стану! – воскликнул он, вскочил на ноги и слепо попятился от меня. – Уйдите, все трое! Немедленно. Нам с Фитцем надо поговорить наедине. Нет, Спарк, со мной все будет хорошо. Я могу позаботиться о себе. Пожалуйста, уходите. Сейчас.

Они ушли, но не быстро. Покидали комнату все вместе, сбившись плотно, то и дело с тревогой оглядываясь на нас. Спарк взяла Пера за руку, и они, обернувшись, уставились на нас глазами обиженных детей. Лант шел последним, и на лице его застыла свирепая решимость Видящего. В этот миг он так походил на своего отца, что никто бы не усомнился в его происхождении.

– В мои покои, – сказал он Спарк и Перу, когда закрывал за ними дверь, и я знал, что он постарается защитить их.

Я надеялся, что на самом деле опасаться нечего. Но боялся, что генерал Рапскаль еще с нами не закончил.

– Объясни, – бесцветным голосом произнес Шут.

Я заставил себя подняться с пола. Это оказалось куда труднее, чем при нормальных обстоятельствах. Перекатившись на живот, я подтянул колени к животу, встал на четвереньки и выпрямился. Ухватившись за край стола, проковылял вокруг него к стулу. Исцелив по неосторожности Ланта, а потом и Пера, я окончательно обессилел. Опустившись на стул, с трудом втянул в себя воздух. Даже держать голову было трудно.

– Я не могу объяснить то, чего сам не понимаю. Такого не происходило ни при одном исцелении Силой, которому я был свидетелем. Только между мной и тобой. Все раны, что я забирал у тебя, появлялись у меня.

Он стоял, скрестив руки на груди. Его лицо снова было лицом Шута, и накрашенные губы и нарумяненные щеки Янтарь странно смотрелись на нем. Глаза словно жгли меня насквозь.

– Нет. Объясни, почему ты скрыл это от меня. Почему не доверил мне такую простую правду. Что ты себе вообразил? Что я потребую от тебя ослепнуть, лишь бы я снова мог видеть?

– Я… нет!

Не помню, когда я в последний раз чувствовал себя таким изможденным. Толчки боли в висках вторили ударам сердца. Мне нужно было восстановить силы, но даже просто сидеть было слишком тяжелой задачей для меня. Хотелось рухнуть на пол и провалиться в сон. Я попытался привести мысли в порядок.

– Ты так отчаянно стремился вернуть себе зрение… Я не хотел отбирать у тебя эту надежду. Я задумал подождать, пока ты окрепнешь, чтобы круг Силы попытался исцелить тебя, если ты позволишь.

Я уронил голову на сложенные на столе руки.

Шут что-то сказал.

– Не слышу.

– Я и не хотел, чтобы ты слышал, – глухо сказал Шут. Потом признался: – Я обозвал тебя дурачком.

– А.

Я с трудом удерживал глаза открытыми.

Шут осторожно спросил:

– А когда у тебя появились мои раны, они потом зажили?

– Да. В основном. Но очень медленно. – На моей спине по-прежнему оставались розоватые ямки – призраки гнойных язв, зиявших в спине Шута. – Или мне так казалось. Ты знаешь, как ведет себя мое тело после того поспешного исцеления, что предпринял круг много лет назад. Я почти не старею, а любые раны заживают на мне за одну ночь, вытягивая все силы. Но они зажили, Шут. Когда я понял, что происходит, то стал осторожнее. Над костями твоего лица я работал очень аккуратно. – Я помолчал. Страшно было предлагать такое… Но дружба между нами была такова, что выбора у меня не оставалось. – Я мог бы попытаться исцелить твои глаза. Вернуть тебе зрение, ослепнуть и посмотреть, сможет ли мое тело исправить это. Понадобится время. И наверное, не стоит делать это здесь. Может быть, в Удачном, когда мы отправим остальных домой, снимем комнаты и попробуем.

– Нет. Не говори глупостей. – Его тон ясно велел мне ничего не говорить в ответ.

Шут молчал долго, и ко мне подкрался сон, наполнив тяжестью все члены. Тело требовало отдыха и не принимало отказа.

– Фитц… Фитц! Посмотри на меня! Что ты видишь?

Усилием воли я поднял веки и посмотрел. Мне показалось, я понимаю, какой ответ он хочет услышать.

– Я вижу друга. Самого давнего и дорогого мне друга. И не важно, какую маску ты носишь.

– Ты меня хорошо видишь?

Что-то в его голосе заставило меня поднять голову. Я заморгал, чтобы перед глазами не так расплывалось, и уставился на него. Спустя какое-то время мне удалось сосредоточить взгляд.

– Да.

Он перевел дух:

– Хорошо. Потому что когда я коснулся тебя, то почувствовал, как что-то произошло, что-то сверх того, чего я хотел. Я потянулся к тебе, чтобы позвать, – мне показалось, что ты растворяешься в потоке Силы. Но когда я дотронулся до тебя, ощущение было не такое, как если бы я коснулся другого человека. Как будто я сплел собственные пальцы. Словно твоя кровь вдруг потекла в моих жилах. Фитц, я вижу твой силуэт, вижу, что ты сидишь на стуле. Я боюсь, что отобрал что-то у тебя.

– А. Вот и хорошо.

И я закрыл глаза. Слишком устал, чтобы удивляться. Слишком вымотался, чтобы бояться. Я подумал о том далеком дне, когда вытащил его с того света и затолкал обратно в тело. В тот миг, когда я покинул тело Шута, которое починил для него, и мы прошли друг сквозь друга, прежде чем снова стать собой, – я ощутил то же самое. Единение. Полноту, завершенность. Я вспомнил это чувство, но у меня не было сил описать его словами.

Я уронил голову на стол и уснул.

Я парил. Недавно был частью чего-то огромного, а теперь оторвался от него. Отделился от великой цели, для которой прежде служил каналом. Никакого от меня толку. Опять. В отдалении гудели голоса.

– Мне о нем кошмары снились. Однажды я даже постель намочил.

Мальчик сдержанно хихикнул:

– О нем? Почему?

– Из-за нашей первой встречи. Я был тогда совсем мальчишкой. Ребенком, которому поручили, казалось бы, простое и невинное дело: оставить подарок для младенца. – Он прочистил горло. – И он застукал меня в комнате Би. Загнал в угол, как крысу. Должно быть, он знал, что я приду, хотя как он догадался – представления не имею. Просто вдруг возник там с ножом у моего горла.

Тишина, в которой затаили дыхание.

– И что?

– Он заставил меня раздеться догола. Теперь-то я понимаю – он хотел убедиться, что у меня не останется никакого оружия. Он забрал все, что у меня было. Маленькие ножички, яды, воск, чтобы делать слепки с ключей. Все, чем я так гордился, все орудия ремесла, которому отец пытался меня научить. Он забрал все, я стоял перед ним голышом и дрожал, а он свирепо смотрел на меня. Решал, как со мной поступить.

– Ты думал, он убьет тебя? Том Баджерлок?!

– Я знал, кто он. Розмари мне сказала. А еще она сказала, что он куда опаснее, чем я могу вообразить. Одаренный. И всегда ходили слухи о его… пристрастиях.

– Не понимаю.

Короткое молчание.

– Что, возможно, мальчики его привлекают не меньше, чем женщины.

Мертвая тишина. Потом парень рассмеялся:

– Он? Нет, только не он! Для него во всем свете не было никого, кроме леди Молли. Об этом всегда перешучивались слуги в Ивовом Лесу. – Он снова рассмеялся, потом ахнул. – «Постучи дважды, – хихикали кухонные служанки, – а потом подожди и постучи снова. И не входи без разрешения». Никогда не знаешь, когда они с леди Молли решат заняться этим. Мужчины в поместье прямо гордились им. «Старый жеребец еще о-го-го, – говорили они. – В кабинете. В лесах. В саду».

Сад. Летний день, когда ее сыновья разъехались, чтобы искать свою судьбу. Мы бродили среди деревьев, высматривая завязи яблок, говорили, каким будет урожай. Руки Молли сладко пахли полевыми цветами, которые она собирала. Я остановился, чтобы воткнуть веточку гипсолюбки ей в волосы. Она подняла ко мне лицо, улыбаясь. Долгий поцелуй перешел в нечто большее.

– Когда леди Шун впервые приехала в Ивовый Лес, одна из наших горничных сказала, что он, мол, уезжал, чтобы подыскать себе охочую женщину. Это мне повариха Натмег поведала. Повариха тогда той горничной сказала: «Он не такой. Для него никогда не было никого, кроме леди Молли. На других он и смотреть не может». А потом передала Ревелу слова горничной. Ревел вызвал ту девушку и сказал: «Он не лорд Волокита, а помещик Баджерлок. И нечего тут слухи распускать». И велел ей собирать вещи. Так нам повариха Натмег сказала.

Молли пахла летом. Собранные цветы рассыпались, когда я увлек ее на землю. Дикие травы окружали нас хрупкой стеной. Полы одежды нетерпеливо распахнуты, пряжка моего ремня никак не хочет сдаваться… Молли вдруг оказалась верхом на мне, вцепилась в плечи, навалилась, прижала к земле. Наклонилась – обнаженная грудь поверх распахнутой рубашки – и впилась губами в мои. Солнце согревало ее кожу под моими руками. Молли. Молли…

– А теперь? – спросил мальчик. – Ты все еще боишься его?

Юноша ответил не сразу.

– Его следует бояться. Не заблуждайся на этот счет, Пер. Фитц – опасный человек. Но я здесь не потому, что справедливо опасаюсь его. Я здесь, чтобы выполнить наказ отца. Он поручил мне присматривать за Фитцем. Оберегать его от самого себя. А когда дело будет сделано, привести его домой, если смогу.

– Это будет нелегко, – с неохотой произнес мальчик. – Я слышал, как Фоксглоу говорила с Риддлом после той схватки в лесу. Она сказала – он хочет причинить себе боль. Покончить с собой, раз его жена умерла, а дочь пропала.

– Это будет нелегко, – признал юноша со вздохом. – Нелегко.

Мне снился сон. Неприятный сон. Я не был мухой, но попался в паутину. Странную, сотканную не из липких нитей, а из каналов, по которым я должен был идти. Они были как просеки в непроходимом лесу, окутанном туманом. И я шел – не потому, что хотел, а потому, что не мог остановиться. Я не знал, куда ведет моя тропа, но другой не было. Один раз я оглянулся, но оказалось, что за моей спиной проход исчезает. Я мог следовать только вперед.

Она заговорила со мной:

Ты вмешался в мои дела. Я удивлена, человек. Неужели ты так глуп, что не боишься дразнить драконов?

Драконы не тратят времени на церемонии.

Туман медленно расступился, и я оказался возле округлых серых камней, покрытых лишайником, которые, будто горбы, выступали над дерном. Дул ветер, и казалось, что он был здесь с начала времен и будет вечно. Я попытался сделаться маленьким и не шуметь. Ее мысли все равно настигли меня:

Это я должна была придавать форму ребенку. Ты не имел права.

Съежиться не помогло. Я старался успокоиться, но мне отчаянно хотелось, чтобы Неттл была тут со мной, в этом сонном крае. Еще когда она была новичком в Силе, ей удалось выстоять перед всей мощью Тинтальи. Потянулся к дочери, но драконица отрезала меня от мира, как ребенок играючи ловит жука в ладони. Я был один, полностью в ее власти. Пришлось спрятать страх глубоко в груди.

Неизвестно, которая из них обращалась ко мне, но было понятно, что спрашивать будет ошибкой. Драконы берегут свое имя, чтобы никто не получил через него власти над ними. И от того, что дракон может сотворить с разумом спящего, не отмахнешься со словами: «Это всего лишь сон». Необходимо было проснуться, но она пригвоздила меня к месту, как ястреб прижимает когтями к земле пойманного зайца. Я ощущал спиной холодную каменистую почву, чувствовал, как ледяной ветер вытягивает из меня тепло. Но я по-прежнему не видел драконицу. Возможно, мне удастся воззвать к ее разуму.

– Я не хотел вмешиваться, только немного подправить, чтобы дети остались живы.

Ребенок принадлежит мне.

– Неужели живой ребенок для тебя не лучше, чем мертвый?

Что мое – то мое.

Логика трехлетнего карапуза. Тяжесть, навалившаяся мне на грудь, усилилась, и надо мной проступила тень. Она переливалась синим и серебряным. Я сразу понял, о каком ребенке речь: теми же цветами драконица отметила мать девочки. Ту, которая сказала, что работает с Серебром. Тимара, крылатая и когтистая женщина-Элдерлинг. Драконица заявляла права на девочку, бесстрашно выбравшую, в кого ей преобразиться. Так мало было в ней от человека. Она без колебаний предпочла драконьи лапы человеческим стопам, чтобы выше прыгать и ловчее хвататься за ветки деревьев. Храбрая и умная девочка.

Да, это она.

В ее мыслях ощущался оттенок злобной гордости. Не хотелось делиться с ней своими мыслями, но, возможно, польстив ребенку или драконице, я сумею выиграть время. Драконья лапа давила мне на грудь с такой силой, что, казалось, ребра вот-вот хрустнут. Если она сломает мне грудную клетку и кости проткнут мне легкие, я проснусь или умру? Хоть я и понимал, что сплю, боль и ощущение неотвратимой беды от этого не становились меньше.

Умри в снах, проснись без ума. По крайней мере, так гласит древняя поговорка Старших. Твои связи с миром сильны, человечек… Что-то в тебе есть… Но ты не отмечен касанием ни одного из известных мне драконов. Как такое возможно?

– Не знаю.

Что это за связующую нить я чувствую в тебе, дракона и недракона? Зачем ты явился в Кельсингру? Что принес ты в город драконов?

– Месть, – выпалил я.

Ребра затрещали. Боль была невыносимая. Если бы я спал, то точно проснулся бы. Значит, все происходит наяву. Каким-то образом это так. Но если все по-настоящему, то на поясе у меня висит нож. Не позволю прикончить себя, как зайца. Правую руку прижимал к земле драконий коготь, но левая оставалась свободна. Я нащупал нож, вытащил его и ударил со всей силы… но клинок лишь чиркнул о чешую на драконьей лапе, словно ударил камень. Драконица не дрогнула.

Ты хочешь отомстить драконам? За что?

Моя рука бессильно упала. Я даже не почувствовал, как нож выскользнул из пальцев. Боль и удушье лишили меня воли. Я не произнес ответ: воздуха не осталось. Я подумал его, обращаясь к ней:

Не драконам. Слугам. Я иду в Клеррес, чтобы убить всех Слуг. Они причинили боль моему другу и уничтожили мое дитя.

Страх. Неужели драконы способны испытывать страх, даже ужас? Поразительно. Что еще более странно, это был страх перед неизведанным.

Город, построенный из костей и белого камня далеко к югу отсюда. На острове. Город, где живут бледные люди, которые считают, будто знают все возможные будущие и какое из них лучше выбрать.

Слуги! – Она начала таять, исчезать из моего сна. Я помню… что-то. Что-то очень плохое.

Я вдруг потерял для нее всякую важность. Едва она отвлеклась, я снова смог дышать. И вот уже снова плыву в темно-сером мире, то ли мертвый, то ли один в сновидении. Нет. Нельзя было больше спать и оставаться уязвимым для нее. Я рванулся прочь из сна, к яви, пытаясь вспомнить, где на самом деле находится мое тело.

Открыл глаза в темноте ночи и заморгал липкими веками. Легкий ветер дул среди холмов. Видно было, как он колышет кроны деревьев. Вдалеке виднелись снежные вершины гор. Луна была огромная и круглая, цвета старых костей. Игра продолжается. Ну почему я сплю так крепко? Голова была будто шерстью набита. Я приподнялся и потянул носом воздух.

Ни ветра, ни лесных ароматов. Только мой собственный запах. Запах пота. И комнаты, где кто-то есть. Кровать слишком мягкая… Я попытался сесть. Рядом зашуршала одежда, чьи-то руки удержали меня за плечи.

– Не спеши. Выпей для начала воды.

Ночное небо оказалось обманкой. Никогда мне уже не охотиться вот так…

– Не касайся моей кожи, – предупредил я Ланта.

Его руки исчезли; мне кое-как удалось сесть. Свесил ноги с кровати. Комната трижды провернулась и успокоилась. Вокруг царил полумрак.

– Вот, – сказал Лант и осторожно вложил в мои руки прохладный сосуд.

Я понюхал – вода. Выпил ее всю. Он забрал чашку и принес еще. Я снова выпил до дна.

– Пока достаточно, пожалуй.

– Что произошло?

Лант сел рядом на краешек кровати. Я внимательно оглядел его и порадовался, что могу видеть.

– А что ты помнишь? – спросил он после долгого молчания.

– Я лечил детей Элдерлингов…

– Ты возлагал руки на одного ребенка за другим. Их было не так уж много – наверное, всего шестеро. Детям становилось легче, и с каждым исцеленным ребенком росло удивление Элдерлингов Кельсингры, а сам ты делался все более странным. Я не наделен Силой, Фитц. Но даже я чувствовал, что ты был словно глаз магической бури, что магия струилась к тебе, а потом расплескивалась повсюду вокруг нас. Когда детей не осталось, вперед стали проталкиваться взрослые. Не только Элдерлинги, но и просто жители Дождевых чащоб. Я никогда не видел таких обезображенных людей прежде. У одних была чешуя, у других – наросты вдоль нижней челюсти. У третьих – когти или драконьи ноздри. Но если у Элдерлингов подобные изменения выглядят красиво, то у этих людей – наоборот. Они были… словно больные деревья. И полны внезапно вспыхнувшей надежды. Они стали рваться к тебе и просить, чтобы ты исправил их. Твои глаза смотрели в пустоту, ты не отвечал. Но ты касался их, одного за другим, и они валились на пол, преображенные. Ты почти сразу же побледнел и задрожал, но они всё рвались к тебе и умоляли. Леди Янтарь закричала и стала трясти тебя, но ты все смотрел в никуда, а люди все напирали. И тогда Янтарь сняла перчатку, схватила тебя за запястье и оттащила от них.

Память возвращалась ко мне – словно свернутый ковер разворачивался, открывая рисунок. Лант, к счастью, замолчал и дал мне собрать мою жизнь по кусочкам воедино.

– А что потом? Все в порядке? – Я вспомнил напирающую и кричащую толпу. – Кого-нибудь из вас ранили? Где все остальные?

– Серьезно никто не пострадал. Так, пара царапин и синяков. – Он фыркнул, словно не в силах поверить. – Да и те сохранились лишь у Спарк. Когда ты коснулся меня и Пера, мы полностью исцелились. Я не чувствовал себя таким здоровым, с тех пор как… с тех пор как меня избили той ночью в Баккипе.

– Прости меня.

Он вытаращился на меня во все глаза:

– Ты просишь прощения за то, что вылечил меня?

– За то, что сделал это так неожиданно. Без предупреждения. Сила… Я не мог управлять ею.

Его взгляд стал рассеянным.

– Ощущение было странное. Как будто меня окунули в ледяную реку и сразу вытащили, таким же сухим и теплым, как был. – Он умолк, погрузившись в воспоминания.

– А где они теперь? Янтарь, Спарк и Пер?

Что, если они были в опасности? А я спал, пока им угрожали?

– Наверное, еще спят. Сейчас моя очередь.

– Очередь? Сколько я уже здесь?

Он тихонько вздохнул:

– Вторую ночь. Ну, возможно, следовало бы сказать, утро третьего дня. Уже почти светает.

– Кажется, я заснул у того стола.

– Верно. Я беспокоился о тебе, но Янтарь сказала – надо дать тебе выспаться, а звать лекаря не стоит. Наверное, она опасалась того, что могло случиться, если бы лекарь прикоснулся к твоей коже. Она заклинала нас ни за что не дотрагиваться до тебя.

Я ответил на вопрос, который он так и не задал вслух:

– Думаю, я уже могу управлять своей Силой.

И замер, прислушиваясь к ощущениям от потока магии. Тут, в древнем городе, он был невероятно могуч, но теперь он, как прежде, струился скорее вовне, чем сквозь меня. Тогда я обследовал свои мысленные стены: они оказались куда крепче, чем я ожидал.

– Я дал тебе порошок из эльфийской коры, – сказал Лант.

– Да, припоминаю. – Я повернул голову и строго посмотрел на него. – Не думал, что в твоем багаже найдется такое средство.

Он отвел глаза:

– Ты ведь помнишь, какие надежды отец возлагал на меня когда-то, чему меня учили. Я взял с собой много полезных мелочей в это путешествие.

Мы помолчали. Потом я спросил:

– А что генерал Рапскаль? Что вообще думают о нас в Кельсингре?

Лант облизнул губы:

– Наверное, уважают, но лишь потому, что боятся. Янтарь советовала нам быть начеку. Мы ели в своих комнатах и почти ни с кем не общались. Никто из нас не видел генерала Рапскаля. Однако нам доставили послание от него, и трижды заходил один из его солдат, Элдерлинг по имени Кейз. Он держался уважительно, но настаивал, что генерал Рапскаль должен встретиться с тобой наедине. Мы отослали его прочь, потому что ты еще спал. Всем нам кажется, что тебе лучше не встречаться с ним одному. Этот генерал какой-то… странный.

Я молча кивнул, но про себя подумал, что, возможно, мне все-таки придется поговорить с Рапскалем наедине, чтобы он перестал угрожать Янтарь. После такой встречи он может вдруг смертельно заболеть, если не оставит свои преследования.

– Элдерлинги с уважением отнеслись к нашему нежеланию никого видеть, – продолжал Лант. – Подозреваю, король и королева позаботились о том, чтобы оградить нас от любопытствующих и просителей. К нам заходили в основном слуги, а они, похоже, настроены дружелюбно. – Он добавил, явно преодолевая неловкость: – Некоторые из них отмечены Дождевыми чащобами, и отмечены неприятно. Боюсь, они надеются, что ты поможешь им, хоть король и не велел беспокоить тебя. Мы опасались оставлять тебя одного, потому что не хотели, чтобы Элдерлинги нашли тебя без охраны. Это поначалу. Потом мы испугались, что ты умираешь. – И, словно спохватившись, он вдруг выпрямился и выпалил: – Надо сказать остальным, что ты проснулся! Принести тебе еды?

– Нет. Да.

Есть не хотелось, но было ясно, что это необходимо. Пусть я не умирал, но и живым в полной мере не был. Тело было словно заношенная одежда, заскорузлая от грязи и пропахшая потом. Я потер лицо. У меня отросла щетина. Глаза гноились, язык и зубы были покрыты налетом.

– Тогда я схожу за ней.

Он ушел. Комната постепенно светлела, изображая рассвет. Ночной пейзаж на стенах бледнел и таял. Стаскивая с себя на ходу балахон Элдерлингов, что был на мне, я направился в бассейн. Как только я опустился на колени возле жерла трубы, из нее хлынула вода, от которой шел пар.

Я отмокал в горячей воде, когда вошла Янтарь. С ней был Персивиранс, однако они просто шли рядом, ему не приходилось вести ее и направлять. Оба подошли к кромке бассейна.

– Я очнулся. Ничего не болит. Во мне постепенно просыпается желание поесть. Я снова могу держать Силу в узде. Кажется. Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне, пока я не буду уверен.

– Как ты? – спросила Янтарь. – Только честно.

Было приятно увидеть, что она отыскала глазами меня, хотя я не ощущал, чтобы мои собственные глаза стали видеть хуже. Если зрение отчасти вернулось к Шуту, пострадало ли мое собственное? Я не замечал, чтобы во мне что-то изменилось. Пока что.

– Я проснулся. Пока что еще чувствую усталость, но сонливость прошла.

– Ты спал долго. Мы боялись за тебя. – В голосе Янтарь прозвучала боль, словно, пребывая без чувств, я ранил ее.

Горячая вода прогнала напряжение из моих мышц. Тело ощущалось уже более привычно, словно я никогда и не покидал его. Я снова нырнул в воду с головой и начисто протер глаза. Потом выбрался из бассейна. Что-то в теле по-прежнему ныло. Шестьдесят лет – это не тридцать, как бы я там ни выглядел. Персивиранс оставил Янтарь и принес мне полотенце и балахон.

Вытирая ноги, я спросил:

– Как настроение в городе? Я никому не навредил?

Мне ответила Янтарь:

– По-видимому, нет, – по крайней мере, ничего непоправимого ты не сделал. Дети, которых ты коснулся, чувствуют себя намного лучше, чем прежде. Исцеленные жители Дождевых чащоб прислали письма с благодарностями. И конечно, с просьбами помочь другим. По меньшей мере трое оставили записки у тебя под дверью, умоляя исправить их недостатки. Судя по всему, изменения в них начались от пребывания рядом с драконами или даже там, где драконы долгое время обитали. Те, кого драконы преобразили намеренно, чувствуют себя куда лучше, чем те, кто родился измененным или в ком изменения проявились по мере взросления. Для детей такие перемены часто бывают смертельны и в любом случае сокращают жизнь.

– Уже пять записок, – тихо добавил Персивиранс. – Еще две лежали у двери, когда мы вошли.

Я покачал головой:

– Я боюсь сейчас помогать кому-либо. Даже несмотря на эльфийскую кору, которую Лант дал мне, я чувствую, что поток Силы струится сквозь меня как река. Я не осмелюсь войти в него снова.

Я просунул голову в ворот элдерлингского платья. Руки все еще были влажными, но я упрямо продел их в рукава, повел плечами – и почувствовал, как балахон мягко обхватил мое тело. Снова магия Элдерлингов? Может, в ткань вплетено Серебро, чтобы одеяние помнило, что оно такое? Элдерлинги добавляли Серебро в камни мостовых, чтобы дороги не забывали своего предназначения. Мох и трава не могли поглотить их. Интересно, магия Силы и магия, которую Элдерлинги использовали для создания этого чудесного города, – это одно и то же волшебство или нет? Что происходит, когда одна магия накладывается на другую? У меня оставалось так много вопросов без ответов, и я порадовался, что Лант дал мне коры, лишив возможности провести еще какой-нибудь опыт.

– Я хочу покинуть это место как можно скорее.

Даже не думал говорить это: слова сами сорвались с губ. Я сказал их на ходу, и Пер и Янтарь прошли следом за мной через спальню в комнату у двери. Там ждал Лант.

– Согласен, – быстро отозвался он. – Даже я, лишенный Силы, с каждым днем все отчетливей слышу шепот города. Надо убраться отсюда. Лучше уйти, пока Элдерлинги благоволят к нам. А то еще генерал Рапскаль восстановит людей против нас. Или они обидятся, что ты помог не всем.

– Да, думаю, это было бы весьма благоразумно. Однако слишком спешить нельзя. Даже если бы у причала стоял корабль, готовый отправиться вниз по течению, все равно нам следовало бы сперва попрощаться с Кельсингрой так, чтобы никому не насолить. – Голос Янтарь звучал задумчиво. – Нам предстоит долгий путь через их земли. И у драконьих торговцев крепкие связи с торговцами Дождевых чащоб, а тех, в свою очередь, множество семейных уз роднят с торговцами Удачного. Нам придется спуститься вниз по реке до Трехога, города в Дождевых чащобах. А самый надежный способ выбраться оттуда – это сесть на один из живых кораблей, что заходят в реку. Нам надо попасть в Удачный, а там найти корабль, который отвезет нас через Пиратские острова в Джамелию. Так что от благосклонности драконьих хранителей зависит, насколько гладким будет изрядный отрезок нашего пути. По меньшей мере, отсюда до Удачного, а может, и дальше. – Помолчав, она добавила: – Потому что путь наш лежит за Джамелию и острова Пряностей.

– И за пределы любых достоверных карт, что я видел, – сказал я.

– Неизведанные воды для тебя – для кого-то дом родной. Мы найдем путь. Мне ведь удалось найти дорогу в Бакк много лет назад. Вот и теперь удастся отыскать дорогу обратно в родные края.

Слова Шута не особенно утешили меня. Я уже успел устать просто оттого, что стоял. Что я с собой сделал? Я опустился на один из стульев, и тот с готовностью позволил мне на нем расположиться.

– Я думал, что буду идти один и налегке. Проделаю часть пути через столпы. Я не планировал такого путешествия, не запасся провизией, чтобы взять кого-то с собой.

Раздался тихий перезвон колокольчиков, и открылась дверь. Слуга вкатил столик на колесиках. Блюда под колпаками, стопка тарелок. Еды явно собрали на всех. В распахнутую дверь тихо вошла Спарк, одетая и причесанная, но по ее глазам я понял, что она недавно проснулась.

Лант поблагодарил слугу. Больше никто не произнес ни слова, пока за ним не закрылась дверь. Спарк стала снимать крышки с блюд, Персивиранс принялся расставлять тарелки.

– Тут футляр для свитков, тяжелый, с забавным гербом – цыпленок в короне.

– Коронованный петух – герб семейства Хупрус, – сообщила нам Янтарь.

По моей спине пробежали мурашки.

– Это не то же самое, что петушиная корона?

– Нет. Хотя, возможно, между ними существует какая-то древняя связь.

– А что такое петушиная корона? – спросила Спарк.

– Открой письмо и прочитай его, пожалуйста, – попросила Янтарь, отметая ее вопрос.

Персивиранс передал футляр Спарк, а та – Ланту.

– Оно адресовано послам Шести Герцогств. Думаю, это подразумевает всех нас.

Лант сломал восковую печать, вытащил из футляра лист великолепной бумаги и быстро пробежал его глазами.

– Хм… Слухи о твоем пробуждении мгновенно донеслись от кухни до тронного зала. Мы приглашены сегодня вечером на обед с драконьими хранителями Кельсингры. «Если здоровье принца Фитца Чивэла позволяет». – Он поднял глаза на меня. – Как я выяснил, хранители – это жители Дождевых чащоб, которые когда-то отправились с драконами на поиски Кельсингры или хотя бы места, где могли бы жить драконы. Их было немного, по-моему, и пары десятков не набралось. Потом сюда приехали и другие люди, конечно. Обитатели Дождевых чащоб, искавшие лучшей жизни, бывшие рабы и другой люд. Некоторые из хранителей взяли себе жен из числа новоприбывших. Когда они явились с посольством к королю Дьютифулу, то дали понять, что прибыли из многолюдного и процветающего города. Но из того, что я видел сам и слышал от слуг, выходит, что на самом деле все не так, – задумчиво сказал Лант. – Им с трудом удается поддерживать достаточное число жителей, чтобы можно было зваться городом или хотя бы деревней. Народ Дождевых чащоб уже понял, что здесь их тела меняются быстрее, и редко к лучшему. И как ты сам видел, детей в Кельсингре рождается немного и отличия их не всегда хороши.

– Прекрасный доклад, – сказала Спарк, мастерски передразнив голос Чейда.

Пер прыснул в кулак.

– В самом деле, – согласилась Янтарь, и щеки Ланта зарделись.

– Он хорошо обучил тебя, – сказал я. – Почему, по-вашему, они решили собраться и приглашают нас на обед?

– Хотят поблагодарить вас? – предположил Пер таким тоном, будто не мог поверить, что я сам не додумался.

– Хотят провести переговоры перед сделкой. Так уж заведено у торговцев, – вздохнула Янтарь. – Мы знаем, что нам от них нужно: чтобы они дали нам пополнить запасы и провели так далеко на юг, как это возможно. Вопрос в том, чего от нас за это потребуют?