Странно, но сразу, как мы вернулись домой после дня рождения, я перестала переживать о «подарке». Я почувствовал какое-то умиротворение, как будто все так, как и должно быть. А завтра будет ещё лучше. В таком состоянии я легла спать и быстро заснула.
Мне приснилась Антарктида (хотя откуда во сне мне знать, что это за место?). Кругом снег, лёд и Кирилл. Мы катаемся с горы на санках. Поднимаемся на самую вершину, там он обнимает меня, хочет поцеловать, но я отворачиваюсь и морщусь… Что?! Как я могу отворачиваться? Смотрю на него, он улыбается: не обиделся вроде…, и я просыпаюсь. Дурацкий сон. Есть у меня одна «суперспособность»: во сне я обычно знаю, что сплю, и могу управлять своими сновидениями, делать то, что захочется. Но с этим сном было что-то не так. Если бы я могла, я бы поцеловала Кирилла, хотя бы во сне.
Не верю, что сны – это отражение наших мыслей, скорее, это какой-то страх или вообще то, что никогда не случится. Да, никогда такого не случится: разве я смогу вот так отвернуться от Кирилла? Да о чем я вообще говорю: разве это возможно: кататься на санках в Антарктиде? Я улыбнулась и посмотрела на часы: 07:15. Рановато для воскресенья. Мама тихо спала на диване у стены. Я легла обратно с надеждой поспать ещё немного. Но потом вспомнила, что натворила: вчера я подарила Кириллу своё признание в любви. Наверняка он его уже прочитал. Что он теперь думает обо мне? Ответит ли? Быстро беру телефон и проверяю, нет ли каких-нибудь сообщений. Нет, может, он вчера не посмотрел, а сейчас ещё спит. Эти мысли меня взбудоражили, и я окончательно проснулась.
В окно стучался прекрасный солнечный день, даже и не скажешь, что уже середина осени. Я почувствовала приятный запах чего-то вкусненького. Наверное, бабушка испекла блинчики.
Я тихо переоделась, чтобы не разбудить маму, и пошла на кухню.
– Доброе утро, ба! – сказала я как можно ласковее.
– Доброе утро! – бабушка удивленно посмотрела на меня, ведь обычно я по утрам не самое доброе создание.
– Я вижу, в гости вчера хорошо сходили, раз ты даже утром улыбаешься.
Я задумалась.
– Да. Понимаешь: есть такие события в жизни, которых сильно желаешь, и когда они случаются, ты паришь и кажется, что ты самый счастливый человек на свете. У тебя было такое?
– Думаю, было. Отчего ж не было, у всех так бывает.
– А когда у тебя такое было?
Бабушка налила мне чай, пододвинула тарелку с блинчиками и села рядом на стул. Подперла рукой подбородок и посмотрела куда-то сквозь меня…
Я ждала какую-то историю. Романтическую, окрыляющую. Если подумать, то обычно я слышала от бабушки только про то, как трудно жилось, как много она работала, какие годы были трудные.
– Был у меня один ухажёр, Вася Воронков, уж очень сильно я ему нравилась, он мне цветы каждый день дарил, приносил разные вкусности – где он их брал, одному богу известно. Носил меня на руках, а потом уплыл в своё плавание – был он моряком, писал мне каждый день письма, я ему сначала отвечала, но потом познакомилась с твоим дедушкой, и про Васю забыла, а он всё писал и писал мне письма, хотя оставались они безответными. Как сейчас помню, пишет: «Юля, расскажи мне, что случилось, я тебе всё-всё прощу, всё пойму… Не могу тебя я потерять, ты для меня дороже жизни». Вот так. И сейчас часто его вспоминаю, интересно мне, как его жизнь сложилась.
Я себя даже ущипнула, чтобы проверить точно ли я проснулась. Этот бабушкин рассказ был ещё более фантастическим, чем катание на санках в Антарктиде. Я всегда думала, что дедушка – ее единственная любовь. А тут, оказывается, какой-то ещё ухажёр до него был. Которого она теперь вспоминает. Хотя я думала, что она все время грустит о дедушке.
– Это ты об этом пишешь в той красной тетради?
Бабушка как будто откуда-то вернулась и махнула рукой:
– Да глупости, воспоминания пишу, а кому нужно, не знаю.
– Мне нужно, я бы прочитала, интересно, – сказала я слишком громко. Мне, правда, хотелось бы прочитать о жизни бабушки.
Бабушка улыбнулась, давно я не видела ее в таком настроении. Может быть, рассказать хотя бы ей, что я мечтаю связать свою жизнь с танцами?
– Ну как допишу, дам тебе почитать, – сказала бабушка.
– Ба, ты знаешь, я хочу тебе кое-что сказать, только пообещай сначала, что не будешь ругаться.
Бабушка сразу приняла серьёзный вид.
– Ну хорошо. Что там у тебя такое?
– Я хотела бы учиться на хореографа.
– На кого-кого?
– Ну танцевать…
– А что такому и в университете сейчас учат? Ух, не знала. А кем ты потом будешь работать?
Было ясно. Бабушке эта идея не понравилась. Ее сдерживало лишь мое «пообещай, что не будешь ругаться». Я съела еще один блинчик, но без особого удовольствия.
– Ладно, пойду, нам с Ритой надо в книжный сегодня. И потом ещё тренировка.
**
У Риты было хорошее настроение. Такое же, как и у меня утром. По пути к магазину она без остановки рассказывала:
– Вадим приедет сегодня в два часа, пойдём в кино, потом в кафе зайдём, погуляем на набережной. Целый день вдвоём. Блин, ещё полгода назад не думала, что буду от такого фанатеть.
Раньше мне нравилось слушать ее истории о свиданиях с Вадимом, вообще об их отношениях. Но в тот день это почему-то раздражало. У меня такого никогда не было. И хоть тысячу раз прослушай истории о чужих отношениях, а все равно будет непонятно, ну что это такое, когда двое вместе, действительно ли, это счастье, без которого никак нельзя? Будет ли и у меня такое?
Рита все рассказывала и рассказывала. А я смотрела по сторонам и не могла найти вчерашнего магазина. Не то чтобы мне так хотелось вернуть четыреста рублей. Но Рита настояла, а я согласилась.
– Куда подевался этот магазин?
Рита замолчала и тоже остановилась. Мне показалось, что она только сейчас вспомнила, зачем мы вышли из дома в такую рань воскресенья.
– Ничего не понимаю. Вот «Свадебные платья», «Булочная». Он же был между ними. Или нет?
Несколько секунд мы стояли и озирались по сторонам. Я подумала бы, что это вчера мне все привиделась или что я перепутала улицу. Но Рита не такая рассеянная, как я. И она редко ошибается.
– Ну-ка пойдём зайдём, спросим у продавцов в «Булочной», – сказала Рита и направилась к магазину.
– Подскажите, где тут магазин «Редкие книги»?
– Книги? Это вам на другую улицу…
– Нет. На этой улице. Вчера был. Она там книгу купила, – Рита указала пальцем на меня, и все в магазине обернулись в мою сторону.
– Не было тут такого никогда. Да, Свет? – продавщица обратилась к своей напарнице.
– Отродясь не было, – ответила она.
Мы вышли ещё более удивленные. Поспрашивали в соседних магазинах. Везде говорили одно и то же: никогда здесь не было книжного, мы ошиблись.
– Как такое может быть? – спрашивала я у самой себя.
– Мистика какая-то.
На обратном пути я решила, что это самый фантастический эпизод в моей жизни: купить книгу в магазине, которого нет. Собственно, и книги нет, только одна строчка, чего-то там про выбор, который не можешь сделать. Оставлю книгу у себя, вдруг принесёт мне счастье?
Но Рита развеяла ощущение чуда. Как настоящий (будущий) юрист она попыталась найти логическое объяснение:
– Это какой-то мошенник. Продаёт пустые книги втридорога. А на следующий день уезжает из города, чтобы его не нашли недовольные клиенты.
– Почему тогда его никто, кроме нас, не видел?
– Все просто: он им заплатил за молчание.
Мне хотелось возразить, что для магазина нужно место, в конце концов, время, чтобы организовать такой переезд. Но в Ритином объяснении было что-то разумное, так что спустя время и я начала думать, что это простой обман.
Мы попрощались на перекрёстке, и я свернула к моему двору. Сердце стало стучать чаще, ладони запотели, я внимательно всматривалась в прохожих, даже оборачивалась и смотрела на тех, кто идёт сзади.
Если я сейчас столкнусь с Кириллом, что я ему скажу? Это будет очень неловко, что я наделала! Поэтому и говорят, что нельзя первой признаваться парню. Хотя мне никогда не нравились все эти «правила». Кто их придумал? Те, кого отвергли? Я верила в то, что для настоящей любви нет ничего невозможного. Разве любовь можно спугнуть, напугать, оттолкнуть? Мне кажется, нет. Ведь это не маленькая испуганная птица, а скорее гордый, летящий в небе орёл. Так я думала, и все-таки, когда я поднялась к себе домой, я с облегчением выдохнула, закрыв дверь. Обошлось без случайных встреч.
Мама вышла из комнаты с недовольным видом. Что на этот раз?
– Ты забыла, что обещала по выходным мне помогать. Я убираюсь одна, а ты по каким-то магазинам с утра пораньше ходишь, не уберешься – вечером сидишь дома, без танцев.
В мыслях всплыли давно забытые строчки из начальной школы «Лето красное пропела, оглянуться не успела, чего-то там…Так пойди же попляши». Помню, как говорила учительнице, как мне жаль бедную стрекозу, она училась танцевать, а вредный муравей не хочет ей помочь. Теперь вредный муравей – это моя мама.
Когда я протирала пыль в комнате, запиликал телефон, пришло сообщение.
Я встала как вкопанная. Это Кирилл – с Ритой мы недавно расстались, а кому мне ещё писать?
– Что с тобой? – спросила мама.
– Да ничего, сейчас вернусь, – я побежала в ванную комнату, чтобы мне никто не помешал прочитать то, что там написано. Села на закрытый крышкой унитаз, вдохнула побольше воздуха и (эх, была, не была) открыла сообщение.
Да, от Кирилла.
«Прочитал твоё письмо. Ты молодец! (Дальше смайлики, которые хлопают в ладошки) Очень здорово написано. Ты настоящий поэт. Спасибо». И все. Точка. Точка.
И это все? Я положила телефон на пол и прижила голову к коленям. Хотя чего я ожидала? Что он напишет «я люблю тебя, давай не расставаться до конца дней и придумаем сегодня, как назовём будущих детей»? Хотелось бы, конечно, такого сообщения. Но тогда бы это был не Кирилл. Не этот холодный, замкнутый, отстранённый парень, но в то же время такой притягательный и тёплый, домашний. В конце концов, он ни с кем ещё не встречался, он свободен, и я первая девушка, которая призналась ему в любви. И навсегда ей останусь, такое не забывается. Я улыбнулась и подняла телефон, прочитала сообщение ещё раз. Кирилл хвалит меня, благодарит, но уж точно не отвергает… Или он таким образом отстраняется от неприятного разговора? Не хочет говорить твёрдого «нет». А может, это и есть его «нет»? От всех этих домыслов у меня голова разорвётся! Надо бы показать сообщение Рите, но она начнёт шутить. Не хочется этого. Кирилл ей никогда не нравился, она скажет мне в сотый раз забыть про него.
Я написала ответ:
– Спасибо. И улыбочка в конце, чтобы не думал, что я сижу в туалете и расстраиваюсь. Что я разочарована.
А что ещё ответить? Спросить у него, почему он оценивает мое стихотворение, как на уроке литературы? Почему ничего не сказал о том, что там написано? Почему сделал вид, что это не признание, а просто стихотворение на день рождения, как будто я подарила ему открытку с напечатанными буквами, безликими и бесчувственными буквами.
Я стёрла «спасибо», затем напечатала снова.
Нет, сегодня я не буду этого спрашивать. Я призналась, это его ответ. Больше ничего не сделаешь.
Я зашла в «Вконтакте» и увидела, что он выложил фотографию с дня рождения, на которой он стоит рядом со мной и немного даже приобнимает. На фото я лопаюсь от счастья, как кукуруза превращаюсь в попкорн. Любой дурак и без стихотворения поймёт, что я в него влюблена. Подпись «спасибо всем за поздравления».
Это первая «человеческая» фотография на его стене. Обычно там мемы, что-то из видеоигр. А тут фото. Да ещё и со мной.
Может, и хорошо, что всё именно так закончилось? Я боялась выяснения чувств, окончательной точки, а тут всего лишь «запятая». И к тому же с моей стороны вообще было опрометчиво так писать. И выбрать для признания день рождения.
Я вернулась в комнату, где меня ждала хмурая мама с допросом.
– Это ты так отлыниваешь от уборки? —руки в боки и сердитый взгляд.
– Нет, я сейчас все сделаю, – говорю я, уборка – отличный способ отвлечься.
Я успеваю все убрать, и мама отпускает меня на танцы. Странно, а мне не хочется танцевать. Я все думаю о его словах, как будто пытаюсь расшифровать тайный язык. Найти то, что не заметила.
Все занятие Елена Сергеевна делает мне замечания. Наверное, такого ещё никогда не было, я бью рекорд. Поэтому, когда после тренировки Елена Сергеевна попросила меня задержаться, я думала речь пойдет о моей сегодняшней рассеянности и никак не ожидала услышать:
– Полина, я узнавала, что нужно готовить для экзамена. Ты как, говорила с мамой?
Не хотелось говорить «нет». Хотелось кричать «да, да!» я точно поступаю на танцы. А в голове все слова «Молодец, хорошо написано». Сама себе не верю, отвечаю:
– Я, наверное, буду поступать на математический.
Елена Сергеевна смотрит на меня широко открытыми глазами, кажется, я даже вижу своё отражение в ее голубых глазах. Нет, глаза не голубке, а цвета разбушевавшегося моря, в котором я тону.
– Ну хорошо. Только подумай хорошо, я вижу, ты любишь танцы.
Елена Сергеевна выходит, а я как будто всплывав на поверхность, набираю полную грудь воздуха и спрашиваю:
– А ваши родственники не возражали против такой работы?
Елена Сергеевна оборачивается и смотрит на меня с прищуром.
– Возражали, конечно, говорили, что я всю жизнь буду побираться. Только какое это имеет значение? Это мой выбор, моя жизнь, а не их.
Я прихожу домой половина шестого.
Я должна хотя бы попробовать. В конце концов, худшее, что может случиться – я поругаюсь с мамой. Это не первый раз. И это пройдёт. А вдруг она поймёт? Тогда я смогу стать той, кем хочу быть.