Судьбы вещей

БАБИНО ПРЯСЛИЦЕ

Каждому клали в курган свое: мужчине – оружие, женщине – украшения, обоим – горшки. И конечно, свои несложные орудия для работы: ведь и «на том свете» каждый должен будет делать свое привычное дело: мужчина – мужское, женщина – женское.

Так, в крестьянских курганах топоры находят в мужских погребениях, а серпы – в женских. Ведь расчищать участок для посева, рубить лес – это было дело мужское, а жать серпом – женское. Еще лет пятьдесят тому назад у нас серпами жали женщины, а мужчины тот же хлеб убирали косами. И в Черной могиле, которая насыпана, как вы помните, тысячу лет тому назад, серпы относятся, по-видимому, к погребению женщины-рабыни.

Есть еще одна замечательная по многим причинам вещь, которую в Древней Руси употребляли только женщины. Это – пряслице, или, как тогда говорили, «пряслене». В самом слове вам уже, наверное, слышится знакомое «прясть».

Их находят в древних русских городах и селах десятками и сотнями.

Пряслица – вещички маленькие, изящные, похожие скорее на безделушки, чем на важные рабочие инструменты. Если посмотреть на них сбоку, они как будто бы разных форм: одни – просто как полоска, другие – как две миниатюрные трапеции, соединенные основаниями, третьи – как часть окружности. Но если смотреть на них сверху, как говорят, «в плане», то все пряслица непременно круглые и в центре каждого есть круглое отверстие около сантиметра в диаметре. Эта вещь была явно предназначена для того, чтобы вращаться.

Да, прясло, пряслице, пряслен или пряслене – своеобразное приспособление для прядения, маленький грузик, маховичок, который надевали на веретено, чтобы оно ровней вращалось, когда пряха его раскрутит, чтобы ровнее шла нитка.

Пряхой была еще сто лет тому назад всякая крестьянская женщина или девушка, а в древности – почти всякая горожанка. Она должна была напрясть ниток, наткать из них полотна, чтобы одеть всю семью, да еще сделать себе приданое: без этого и замуж не возьмут.

Грубо расчесанное льняное волокно прикрепляла пряха к гребню своей прялки. Пропуская несколько волокон через зубья гребня, она левой рукой тянула это «прядево», а пальцами правой руки крутила веретено, подобно тому, как крутят волчок, только не опирая нижний конец на пол, на весу. Волокна скручивались в нитку, нитка навертывалась на корпус веретена; по мере того как пряха пряла свою пряжу, веретено становилось все толще. А если на веретено надевали пряслице, оно крутилось дольше, нитка получалась ровнее.

Представьте себе, сколько нужно было прясть каждой женщине!

Сколько, например, надо напрясть ниток, чтобы из них соткать потом хоть один кусок полотна на одну только рубаху? Наверное с десяток километров!

Работа трудная, медленная.

«У ленивой пряхи и про себя нет рубахи» – говорит старая пословица.

Приходилось каждую минуту, свободную от других домашних дел, прясть да прясть.

У некоторых народов женщины прядут даже на ходу, заткнув гребень с прядевом за пояс. И, уж конечно, пряли русские женщины после трудового дня, особенно в долгие зимние вечера.

Помните, за этим обыденным занятием застал пушкинский царь Салтан трех девушек, одну из которых (как раз не ту, что хорошо готовила, и не ту, что хорошо ткала) тут же решил взять себе в жены. Бытовая сценка, конечно, взята поэтом из тогдашней деревенской жизни. Девушки допоздна прядут и за этой работой делятся своими мечтами.

Но зимние вечера длинны, болтать с сестрами за пряжей тоже надоест.

Чтобы скрасить скуку постоянного прядения, в деревнях издавна устраивали посиделки. Девушки собирались прясть у одной из подруг по очереди. Разрешалось приходить и парням. За разговором, песней работа шла скорее. Устав, затевали игры – и снова за работу. Глядишь, и вечер прошел незаметно.

Конечно, у каждой пряхи было свое веретено, свое пряслице. Поэтому-то так часто находят пряслица и в курганах, и на древних поселениях.

Какие же они были, пряслица?

Разные.

Простейшие делали сами пряхи из первого попавшегося под руку черепка. Осколок посуды слегка обтачивали о какой-нибудь камень, придавая ему округлую форму, а в середине просверливали дырочку да и надевали на веретено.

Другие делали из глины, немного сплющив мягкий ее шарик и просверлив в нем круглое отверстие. Потом обжигали в печи – и глина затвердевала, как камень. Такое пряслице могло служить века.

Но были и каменные пряслица, каких сама пряха сделать не могла. Их-то и находят не только на поселениях, но и в погребениях: такая вещь была довольно дорога, ее, как ценность, клали даже в могилу.

Еще в прошлом столетии геолог Оссовский обратил внимание на то, что большинство таких пряслиц сделано из одного и того же камня – розового шифера, который у нас есть только в одном месте – на Волыни, в районе городка Овруча. В Овруче и в Киеве археологи нашли также мастерские, где делали пряслица. Оказывается, эти маленькие вещички высверливали из довольно больших прямоугольных плит шифера; остатки плит с рядами отверстий от высверленных пряслиц – своеобразные отходы производства древних мастеров – обозначают места мастерских.

Из овручского шифера делали не одни пряслица. Если будете когда-нибудь в Киеве, увидите, что в знаменитом Софийском соборе шиферные капители колонн и парапет на хорах; есть даже резные шиферные иконы. Конечно, такие крупные, тяжелые предметы тогда могли привозить только в города, близкие к разработкам камня.

А вот мелкий каменный товар из Овруча и Киева расходился по всей тогдашней Руси и даже за ее пределы. Пряслица из розового шифера находят, например, и в Болгарии, и, уж конечно, на берегах озера Ильмень и Чудского озера, Волги и Москвы-реки и даже на Таманском полуострове.

Но мода на них была лишь в определенное, хотя и долгое время. Первые шиферные пряслица появились в десятом веке, в одиннадцатом их встречается больше всего. В двенадцатом веке – уже меньше, в первой трети тринадцатого – еще меньше, а после монголо-татарского нашествия производство пряслиц в Киеве и Овруче, кажется, совсем прекратилось, и русские пряхи вновь вернулись к глиняным пряслицам.

Еще лет двадцать пять назад мне подарили за ненадобностью веретено с глиняным пряслицем, которыми пользовались лет за тридцать до того. Было это в селе Вирятине, Тамбовской области, и подарок я «передарил» в Москве Историческому музею. В наши дни в деревне пряху уже днем с огнем не найдешь. Если дома что и прядут, то не лен, а шерсть, а для шерсти пряслице на веретено не надевают. Возможно, что и прежде шерсть пряли без пряслица.

Шиферное пряслице – маленький, плотный, тяжелый грузик – было очень удобно для прядения. При меньшем размере оно весило столько же, сколько глиняное. И вдобавок это была изящная вещица. Каждая девушка хотела иметь такую.

Можно себе представить, что, когда бродячий торговец-коробейник заходил в глухое село или деревню, женщины и девушки наперебой спрашивали его, принес ли пряслены, и давали за них, не жалея, куски натканного холста или еще, что спросит коробейник – деньги-то в деревне были редкостью.

Ну, а дав за пряслен хорошую цену, его уж берегли. Старались не потерять и даже во время посиделок не перепутать.

Вот в темной избе потрескивает лучинка. При ее слабом, колеблющемся свете сидят на лавках девушки и прядут, напевая песни. Здесь же в углу примостилось несколько парней, которые подыгрывают им на дудках и гуслях, а сами только и ждут, когда устанут пряхи, когда захотят отдохнуть. Долгожданный час настал, и, положив возле прялок свои веретена, девушки весело пляшут с парнями. А есть и веселые игры. Например, такая игра со значением: от каждой девушки берут какую-нибудь вещь (тут уж в ход идут и ленты, и сережки, и пряслица от веретен), складывают их в шапку и под песню «Кому вынется, тому сбудется» тянут из шапки для девушек «счастье».

Но как говорит старая пословица: «Делу – время, потехе – час». И, садясь опять за работу, пряхи ищут свои веретена, разбирают пряслица, стараясь, конечно, не перепутать.

Наверное, поэтому на шиферных пряслицах зачастую можно увидеть разные значки-метки, по которым их можно узнать.

Метка меткой, а лучше все-таки надпись, чтоб уж никакого сомнения не было. Не знаю, как в деревнях, а в городах немало было грамотных людей, которые могли процарапать буквы не только на большой корчаге, но и на маленьком пряслице. Иногда здесь можно прочесть женские имена – Ульяна, Зоя, Ромада.

Из надписи мы узнали и самое название этого предмета. «Потворин пряслен», – написано на одном. Пряслен – это, конечно, сам грузик, а Потвора – имя владелицы, а может быть, как думают некоторые исследователи, и указание на то, что она считалась чародейкой – колдуньей.

Шиферный пряслен, конечно, был отличным подарком. На Руси издавна существовал обычай, согласно которому жених должен был подарить невесте богато украшенную прялку. Наверное, и пряслице тоже. Во всяком случае, на одном из них так и написано: «Невесточь», то есть невестин. На других имена прях стоят в дательном падеже: «Степаниди», «Ирини» – так тогда писали вместо «Степаниде», «Ирине». Это, вероятно, тоже подарки – может быть жениховские. Наконец, жених мог процарапать на прясле и свое собственное имя, должно быть, не без надежды, что именно с его именем пряслице «вынется» суженой на посиделках. Так объясняет Борис Александрович Рыбаков находки пряслиц с мужскими именами: «от Нежиловца», «Мартыня» (то есть Мартынова), «Никола», «Молодило». Есть и подарок особенный – не жениховский, но сделанный отнюдь с не меньшей нежностью.

В городе Любече найдено совсем уж крошечное пряслице, должно быть для детской руки. На нем надпись: «Иванко создал тебе ю одина дщерь», то есть «Иванко сделал ее (эту вещь) для тебя, единственная дочь». Наверное, Иванко был мастер-камнерез; он вырезал да и надписал это пряслице для нежно любимой, единственной своей дочери.

А вот в Витебском музее хранится пряслице с совсем оригинальной надписью: «Бабино пряслене». Надпись как будто простая. Всего два слова. А объяснить ее не так-то просто: объяснений найдется несколько.

Никто не сомневается, что «пряслене» значит «пряслице». Но как понять слово «бабино»?

Борис Александрович Рыбаков понимает это в самом прямом смысле: «баба» – бабушка, мать отца или матери. Но бабушкой женщина становится только тогда, когда появляются у нее внуки. И ученый предполагает далее, что эту надпись сделала внучка, чтобы не спутать пряслица, свое и бабушкино. Конечно, так могло быть.

Но ведь могло быть и иначе.

В древнерусском языке слово «баба» имело несколько значений.

Оно означало, например, вообще всякую замужнюю женщину. Так, может быть, перед нами просто еще один жениховский подарок? Представьте, «вынется» какой-нибудь девушке на посиделках пряслице с таким намеком!

«Баба» значило иногда и «ворожея, колдунья». Если понять надпись в этом смысле, перед нами – еще один «потворин пряслен».

Наконец, одно из распространенных значений слова «баба» – повивальная бабка, акушерка, что ли. Женщины, помогавшие при родах, пользовались в народе большим уважением и играли важную роль во многих семейных обрядах. Может быть, это – прясло такой женщины?

Так или иначе, судьба у этой вещи, в общем-то, обыкновенная, едва ли не самая обыкновенная из описанных в нашей книге.

Лет восемьсот – девятьсот тому назад в каменоломнях под Овручем вырубили большой блок розового шифера, и, должно быть, тут же распилили его на плоские плиты. Плиты отвезли в город – Овруч или Киев, и там мастер-камнерез высверлил в числе других и это прясло. Бойкий коробейник, купивший партию пряслиц, проделал с ними немалый путь на северо-запад, пока добрался до окрестностей Витебска, где благополучно наше пряслице продал.

А вот кто был покупатель и кто вырезал слова «бабино пряслене» – это можно предположить по-разному, в зависимости от того, как мы поймем слово «баба». Если так, как понял Б. А. Рыбаков («бабушка»), то, значит, пряслене, вероятно, купила женщина, и прошло немало времени, прежде чем на нем появилась надпись; вряд ли это была уже бабушка, скорее можно думать, что – девушка, что нашла она своего суженого, появились у нее дети и внуки, и только когда подросла уже старшая внучка и, наверное, не раз уже взяла прясть не свое пряслице, появились на бабином пряслене процарапанные внучкой буквы.

Ну, а если пряслице купил парень для полюбившейся ему девушки, решив подбросить его в шапку на посиделках, то он, конечно, тут же и надписал вещицу.

А если женщина-ворожея, она тоже не стала с этим медлить. А если пряслице купили в подарок повивальной бабке от благодарной семьи, в которой с ее помощью появился новый человек, то, конечно, сделал это счастливый отец и он же нацарапал надпись.

Что ж, и в обыкновенной судьбе вещи есть свои маленькие загадки, свои немалый интерес.