Суфле из бледной поганки

Глава 3

Домик у Марины был очень симпатичный и явно недавно отремонтированный. Видимо, когда-то на его месте была старая деревянная дача, которую затем снесли и выстроили прочный и довольно внушительный кирпичный дом, который затем дополнительно облагородили черепичной крышей и прочими радостями сельской жизни. Но как ни хорош был этот дом, а все-таки размерами он и в подметки не годился многим окружавшим его строениям. Вот уж где разгулялась фантазия русского человека! Дома были на самый разный вкус, но все они тяготели к величине и дороговизне.

– Хороший у вас дом. Вы в нем одна живете?

– Сейчас одна. Дети выросли, живут отдельно, работают. Муж тоже на заработках.

– И много у вас детей?

– Трое. Сын, дочь и еще один сын.

– Для такой большой семьи, наверное, и дом нужен побольше. Вот у ваших соседей большие дома.

– Это ты еще на ту сторону, что ближе к заливу, не ходила. Вот там и впрямь много и богато!

Таков уж был девиз, витающий нынче над этим поселком. Скромные литераторские дачи былых времен то и дело уступали место нахрапистым каменным монстрам, которые их хозяева, видно позабывшись, ласково называли домами. Одно радовало, участки тут были большие, так что размер домов благодаря этому несколько скрадывался и не так сильно бил в глаза.

– У твоего папы домик тоже очень даже ничего. Только в прошлом году закончили строительство. А ландшафтные работы этой весной проводились.

Фима и сама успела отметить, что и дом дяди Толи содержался в порядке, и сад был тщательно ухожен, а большой двор вылизан почти до блеска. Такой идеальной глянцевой чистоты от пролежавшей пару сезонов плитки добиться невозможно. Значит, соседка говорила правду.

– Деньжата у папеньки водились.

– А то ты не знала! Он же тебе каждый месяц по пятьдесят тысяч переводил. Чтобы твое обучение за границей оплатить, квартиру в центре города на Васильевском острове продал!

«Ах, она училась за границей! И второй квартиры уже нет», – мысленно отметила Фима.

Но ничего, у папы Толи оставался еще загородный дом, участок при нем и городская квартира. Есть за что побороться неутешной вдовушке.

– Может, тебе кажется, что это и не так много, – продолжала говорить Марина, – знаю я, какие у вас, у молодых, нынче запросы. Но поверь, моя пенсия составляет ровно половину от пятидесяти косарей. И это еще считается очень и очень неплохой доход.

Нечего прибедняться, уж точно не на свою пенсию Марина содержала этот дом.

В холле женщин встретил небольшой рыжий песик неопределенной дворовой породы, но хорошенький, с умненькой лисьей мордочкой, острыми ушками и загнутым бубликом хвостиком.

Он обнюхал Фиму и на всякий случай пару раз гавкнул, чтобы помнила, что дом и все обитающие в нем находятся под его личной охраной.

– Приблудный, – равнодушно произнесла Марина. – Ничей. Кормлю пока, да он много и не ест.

Марина провела свою гостью на кухню, налила ей огромную чашку густого и пахнущего малиной и смородиной чая, и сама уселась напротив.

– Совсем ты на отца не похожа. Ну, ни капельки!

Такое начало разговора Фиме не понравилось. Если так дело пойдет, то у нее и паспорт могут спросить.

И она поторопилась подтолкнуть соседку:

– О чем вы хотели со мной поговорить?

– Твоим родственникам, да еще по телефону, я правды не сказала, только намекнула им, а тебе скажу прямо. Убили твоего отца! Женушка его и прикончила!

Фима сделала вид, что поражена.

– Но зачем ей?

– Ты что, не понимаешь? Наследство! Огромное богатство, которое этой голодранке и не снилось!

– Так уж и огромное. Ну, участок с домом. Ну, квартира в городе.

– Ты меня поражаешь, Катюша! – с чувством произнесла Марина. – Дом! Квартира! Это не просто дом и квартира – это богатство! Все вместе на кругленькую сумму потянет. Другим людям всю жизнь работать и столько не скопить. А тут Танька все к своим рукам прибрать хочет.

– Но я же тоже наследница, разве нет?

– Об этом я и хочу с тобой поговорить. Отец твой от меня тайн не имел. И в последнее время он был очень твоей мачехой недоволен.

– Почему?

– Об этом потом поговорим! А сейчас слушай! У Таньки на руках есть завещание, которое ей твой папенька оставил для успокоения ее душеньки. Там ни про тебя, ни про Кольку ни одного словечка нет. По этому завещанию твой отец все свое состояние твоей мачехе завещает.

Все интересней и интересней! Еще и Колька какой-то выплыл.

Фиму так и подмывало спросить, кто это такой, но она боялась своим неуместным вопросом выдать себя с головой.

– Но после этого несправедливого завещания твой отец неделю назад отправился снова к нотариусу и написал у него еще одно завещание, которым отменялись все его прежние распоряжения. И в этом новом завещании, о котором твоя мачеха ничего знать не знает, он указал наследниками тебя и Колю!

– Меня и Колю… А Коля… Коля об этом новом завещании знает?

– Ты же не знала! Вот и твой брат ничего об этом завещании не знает.

Значит, Коля – это ее брат! Уже что-то. Но какой брат? Родной или единокровный?

Но вслух Фима задала другой вопрос:

– Получается, что ни я, ни Коля, ни даже тетя Таня – новая папина жена – ничего о его завещании не знаем, а вот вы в курсе? Немного странно, а?

– Ничего тут странного нет! Мы с твоим папой уже сколько лет соседствуем. Дома-то напротив один от другого стоят, только дорога нас и разделяет. Как с твоей мамой он развелся, с тех пор и домик этот прикупил. Сначала Марья Григорьевна тут здоровье свое поправляла, потом Танька эта появилась. Старый дом снесли, новый построили. Танька передо мной все ходила да выпендривалась, мол, какие они крутые. Ничего! Мои дети с мужем тоже денег прислали и дом подновили! Не все Таньке передо мной своим богатством кичиться! Мы и сами с усами!

– А вам она не нравится?

– Танька-то? Была бы порядочная женщина, а так… Она отцу твоему изменяла!

– Ну да?!

– В том-то и дело! И он сам что-то такое почувствовал, бедненький, и за ней следить стал. И увидел, как она с другим мужиком встречается. На Фрунзенскую к нему мотается, там у ее любовника хата. А мужик-то молодой, не чета твоему батеньке. Анатолий хоть и хорохорился, а все же годков ему уже немало было. Пришел ко мне в тот день, когда правду о своей женушке ненаглядной узнал, я сразу поняла, что-то случилось. Понурый весь такой и говорит, права ты, Мариночка, была. Не стоило мне на Тане жениться. Скучно ей со мной стало, молодого хахаля себе нашла, к нему на квартиру за любовными утехами бегает.

– Но почему сразу за утехами? Может, у них деловая встреча была.

– Ага! У чужого мужика в его квартире? И что это за дела такие, которые нельзя на улице решить?

– Или это родственник какой-нибудь? Не только у папы родня имеется, у этой Татьяны, наверное, тоже родственники есть.

– И почему же она их от мужа прятала? И зачем тайком с ними встречалась?

– Мало ли, что там за родня. Может, она стеснялась таких родственников перед своим мужем.

– Не знаю, может, оно и так, только сдается мне, что ты обелить ее пытаешься. А тебе бы, напротив, побольше компромата на мачеху свою найти, потому что сразу тебе говорю, с новым завещанием она не согласится и в суде его оспорить попытается.

– Значит, папа написал новое завещание под воздействием приступа ревности?

– Да, он сразу же к нотариусу поехал и новое завещание составил, в котором женушке его разлюбезной ничего не полагалось. А все тебе и Коле достаться должно.

Тогда Татьяне убивать своего мужа было не с руки. Хотя она ведь не знала о существовании нового завещания, которое оставляло ее нищей.

– А почему вы все-таки думаете, что Татьяна виновна в смерти папы? Отчего он скончался? Врачи что-нибудь определенное уже сказали?

– Что они понимают, эти врачи! – возмутилась Марина. – Я тебе скажу всю правду! Отравила она его! Утром они за грибочками в лес ездили, четыре полные корзины привезли, я сама лично видела. Потом они пообедали этими самыми грибочками. И все! Умер Толя!

– Как они обедали, вы тоже видели?

– Это Татьяна врачам объясняла, когда они Толю забирали. Кстати, врачи как раз и спросили, не ел ли больной в последнее время грибы. А когда Татьяна подтвердила, они сказали, что похоже на отравление ядом бледной поганки.

– Ой! – испугалась Фима. – С этим грибом шутки плохи.

– Лично я даже не знаю, как он выглядит.

– Не ходите в лес за грибами?

– За грибами хожу. И съедобные все знаю. А поганки мне на что знать? Я их использовать не собираюсь. В общем, что тут долго говорить, до больницы врачи твоего папочку не довезли, в пути скончался. А сегодня спозаранку к Таньке уже следователь приходил. Тут уж все ясно, не так ли? Была бы смерть признана от естественных причин, никто бы Таньку не дергал. А так ее в отделение увезли, до сих пор домой еще не вернулась.

– А вчера к ней кто-нибудь приезжал?

– Племянница с мужем приезжали.

– С баулами?

– Пыталась подсмотреть, да они машину сразу во двор загнали и ворота закрыли. Не увидеть мне было, что они там ей привезли.

Да уж, с такой соседкой и врагов не надо. Всюду нос сунет, обо всем полюбопытствует. Положа руку на сердце, не хотела бы Фима жить с такой соседкой под боком.

– А племянница приехала до того, как дядя Толя… то есть папа в больницу отправился?

– До того!

Довольно самонадеянный поступок со стороны Татьяны. А вдруг яд бы еще и не подействовал на дядю Толю? Или подействовал, но не в полную меру? И дядя Толя бы не умер, а только помучился бы животом, да и поднялся бы на ноги. И увидев привезенные с городской квартиры предметы обстановки, пожелал бы узнать о причинах такого самоуправства своей жены.

Разве что… разве что Татьяна была стопроцентно уверена, что муж после ее угощения помрет. А откуда бы у нее могла взяться такая железобетонная уверенность? Только если она раньше уже испробовала это «угощение» на других своих жертвах.

И в голову Фиме полезли непрошеные воспоминания о бывших мужьях Татьяны, которые уже успели отправиться к праотцам. И не с ее ли подачи они это сделали?

– Если следователь уже приходил, значит, разберутся, – вслух сказала она, убеждая не столько Марину, сколько саму себя. – Виновата, накажут.

– Ага! Как же! Жди! – И заговорщицки понизив голос, Марина произнесла: – Если хочешь знать, твой отец еще кое-что про свою благоверную разузнал.

– Что же? Что?

– Она и до него несколько раз была замужем.

– Так и что же с того?

– А то, что все ее прежние мужья умерли! Черная вдова наша Татьяна оказалась! И у Толи возникло желание разобраться, какой же смертью его предшественники покинули сей мир.

– Узнал?

– Не успел!

Фима помедлила с ответом:

– И все-таки странно.

– Что тебе странно, деточка?

– Несколько дней назад папа узнает о неверности своей жены, для него это должно было стать огромным потрясением.

– И стало! Можешь мне поверить! На нем лица не было, когда он ко мне приплелся!

– Но все равно уже вчера утром они с Татьяной отправляются в лес по грибы, словно бы ничего не случилось!

– Как я понимаю, поездка эта у них была заранее запланирована с еще одной семейной парой.

– С кем?

– Тоже наши соседи. Я их не очень хорошо знаю, а вот Толя с ними много общался. Они должны были ехать на Толиной машине, так что Толе неудобно было отказать друзьям в удовольствии.

– А как зовут этих друзей? Вы их знаете?

– Ира и Андрей. А дом их по нашей улице по моей стороне третий будет. Сходить к ним хочешь?

– Хочу.

– И правда, проведать нужно. Что-то я их ни сегодня, ни вчера вечером не встречала. Может, они тех же грибков отведали, да и привет? Вот уж Бог меня уберег! Я-то еще расстраивалась, что они поехали, а меня с собой не позвали. А выходит, что оно и к лучшему! Четыре огромных ведра привезли с собой в багажнике. Четыре! Это же сколько грибов, мама родная!

Оставив говорливую тетку радоваться своей везучести, Фима направилась к новым свидетелям.

Дом у Иры с Андреем был гораздо меньше и скромнее, зато на участке имелся еще гостевой домик с банькой и строился еще один дом. Видимо, семья разрасталась, но каждое подразделение предпочитало жить особняком.

На участке никого не было видно. Фима постояла, постучала, покричала, но результата не добилась. Впрочем, перед воротами виднелись свежие следы от машины, наверное, утром хозяева отправились в город на работу.

«Может, к здешнему следователю съездить?» – задумалась Фима.

Но что ей это даст? Она-то приехала, чтобы выяснить, кому отдать забытые вещи. Думала, что вдова ей в этом поможет, разрешит все ее сомнения. Но оказалось, что вдова нынче не наследница, а искать нужно детей дяди Толи, у них спрашивать разрешения, чтобы оставить или отдать им старые журналы и пуфики.

– Кому сказать, так ведь засмеют. Ерундой какой-то занимаюсь. Не нужны эти старые вещи никому. Их оставили, все равно что выкинули. Но ведь тете Римме этого не втолкуешь.

Тетка Римма обладала удивительным упрямством по части приличий. Невозможно было ей объяснить, что синие волосы у девочки-подростка – это вовсе не ужас и катастрофа, а всего лишь легкое колорирование. И что мальчики в легких тапочках в лютую русскую зиму – это не сумасшедших выпустили на прогулку, а просто так модно. И это что касалось внешнего вида, с правилами поведения было все еще строже. Тут уж тетушка стояла насмерть.

– Чужое – это всегда чужое, – втолковывала она своим обожаемым внучатам. – Даже спичечный коробок, даже упаковка жвачки, хотя приличным девочкам, Фима, и не рекомендуется жевать жвачку, тем более в общественных местах… Нельзя присваивать себе чужую собственность, если не хотите, чтобы потом люди присвоили бы себе вашу.

В общем, нечего было и думать, чтобы оставить пуфики и журналы без уведомления о том их владельцев. И на помойку их снести теперь было невозможно. Тетушка Римма с утра уже успела оповестить соседей, что пуфики и журналы находятся у них. Значит, если вдруг будущие владельцы и наследники заявятся за своим имуществом, это имущество им нужно будет предоставить.

– Уф! И дернула же меня нелегкая тащить это старье к себе в квартиру. Пусть бы валялись там, где их и оставили.

В задумчивости Фима брела по улице, как вдруг услышала:

– А ты и правда дочка Толи?

Она оглянулась и увидела презабавное существо, маячащее над соседским забором. Лохматая давно не чесанная шевелюра, загоревшая дочерна и облупившаяся от солнца кожа лица, заскорузлые руки и неопрятная одежда – все это выдавало любителя выпить и поспать на природе. Мужику могло быть и сорок, и пятьдесят, и все шестьдесят, выглядел он как-то неопределенно, а разглядеть его черты мешал толстый слой грязи, который покрывал его физиономию. Хотя мужчина был рослый и сложен хорошо, если бы не водочные пары, которыми от него разило за километр, всем был бы хорош.

Надо сказать, что среди чистеньких, аккуратненьких, а порой и богатеньких домиков на этой улице затесалась парочка-другая маргиналов. И вот на участке одного из них и обитала эта фигура.

– Так чего… Правда? Дочка?

Фима подумала и кивнула.

– А твой отец мне денег должен был! – обрадовался мужик.

Судя по его виду, деньги он был должен сам и всем вокруг. Но Фима уже просчитала эту несложную схему. Мужик хотел нажиться на наивной дочке богатенького соседа. Что же, если это будет платой за новую информацию, то она согласна.

– И сколько же папа вам задолжал?

Мужик прикинул ее кредитоспособность и решил, что тут особо не поживишься.

– Да чего уж теперь! На помин его грешной души дашь хоть сколько-нибудь, и будем в расчете.

– Дам, конечно, дам! Но почему грешной? В чем же таком мой папочка провинился?

– А то ты сама не знаешь!

– Мы с папой почти не общались.

– То-то и хорошо, что не общались. Уж научил бы он тебя плохому, родная ты моя.

– Чему же?

– Ты хоть знаешь, как твой отец деньги заработал?

– У него фирма была… бизнес.

Говорить приходилось осторожно, потому что Фима, положа руку на сердце, понятия не имела, чем же промышлял ее бывший сосед.

Но, к счастью, выпивоха и не собирался ее экзаменовать.

– Это уже потом у Толи и фирма, и бизнес появились. А начинал он с того, что отправлял глупышек вроде тебя в бордели Европы. И неплохо на тех девочках зарабатывал. Ну, потом его дельце у него опытные люди отжали, но он недолго горевал, стартовый капиталец у него уже накопился, он киностудию организовал, на которой такие же доверчивые дурочки в порнушке снимались.

У Фимы даже челюсть отвисла. Они про одного и того же человека говорят? Вот уж никогда бы не подумала, что тихий и респектабельный дядя Толя в прошлом король порноиндустрии.

Но вслух лишь выдавила из себя:

– И что же тут такого? В те годы многие так зарабатывали. Папа никого не убивал и насильно ни к чему не принуждал.

– Только просто на одной порнушке много не заработаешь, твой папочка фантазию проявил. Количество и состав актеров, участвующих в съемке, все время менял. Инструментарий всякий разный в кино вводил.

– Эй! А вы-то откуда это знаете?

– Я сам у него в кино снимался!

– Вы?!

Изумление Фимы можно было понять. Вряд ли кому-то в голову могло прийти соблазниться этим чудом, от которого попахивало болотом и кое-чем еще похуже.

Но мужик явно обиделся:

– В этом доме съемки и велись. И твоя мать может это подтвердить.

– Что? – задохнулась Фима. – И мама тоже… снималась?

– Она нет, но с твоим отцом они из-за этих съемок и развелись. Твоя мать ворвалась в съемочный павильон как раз в тот момент, когда у нас жаркая сцена с тремя сестричками намечалась. Ох, и орала же она. А потом развелась. Твой-то папенька ей впаривал, что серьезный бизнес у него. А когда она этот бизнес увидела, то терпеть не стала. Не посмотрела, что ты совсем крохой была, развелась с муженьком и тебе с ним общаться запретила.

– Теперь понятно, почему так случилось.

– Ну, а Толя еще какое-то время свою порноиндустрию покрутил, а когда конкуренция стала слишком велика, на что-то другое переключился.

– На что?

– Этого я не знаю. Но не думаю, чтобы что-то хорошее. Гнилой он был человек, твой папаня. Вот и мне денег задолжал, хотя у меня у самого дыра в кармане.

И это вряд ли было метафорическим сравнением.

Фима дала ему немного мелких денег, которые завалялись у нее в сумочке для оплаты проезда, и сверху добавила тысячу, больше у нее наличных не было.

– Вы не знаете, где ваши соседи Андрей с Ирой?

– Так уехали они.

– Куда?

– Отдыхать укатили.

– Странно, а Марина сказала, что они дома.

– Врет или ошибается.

– Она моего папу хорошо знала. Наверное, ее муж с ним дружил.

– Какой муж? Сроду у Маринки ни мужа, ни детей не было.

Фима с сомнением покосилась на него. Совсем мозги пропил! Нельзя же так!

– А как вас зовут?

– Стасом меня зовут. Кстати, если хочешь, заходи ко мне как-нибудь в гости, я тебе кино покажу.

Фима невольно улыбнулась:

– С вашим участием?

– Другого и не держим, – с достоинством отозвался этот странный персонаж.

– Нет, знаете, мне тетя в гости к одиноким молодым мужчинам не позволяет ходить.

– Что? И кино посмотреть нельзя?

– Если только одной и потихоньку.

– Понял! Я мигом!

И Стас куда-то исчез. Назад он вернулся быстро, держа в руках кассету от видеомагнитофона.

– Держи свой вечерний киносеанс. Даю слово, что мой подарок тебе понравится. Кстати, тут в кадрах и твой папенька появится. И кое-кто еще из наших общих знакомых.

И захихикав, он добавил:

– Это кино сумеет тебе на многое раскрыть глаза.

И сунув ошеломленной Фиме кассету, повернулся и отправился в путь, конечным пунктом которого обязательно должен был быть либо шинок, либо разливуха. А Фима, с трудом переварив очередную порцию откровений о дяде Толе, двинулась в противоположном направлении. Выкинуть кассету она не решилась, превозмогая отвращение, сунула ее в сумку, радуясь, что нашелся чистый пакетик, в который эту пакость можно было обернуть.

Тихонько двигаясь по улице, Фима не очень-то смотрела по сторонам, а больше плутала в своих мыслях. Но внезапно перед ней выросли две женские фигуры.

Одна Фиме была знакома, это была та самая болтливая соседка Марина. А вот вторую женщину Фима не знала.

Но это не помешало незнакомке уставиться на нее во все глаза и спросить:

– Значит, это ты и есть дочь Анатолия Петровича?

Голос женщины звучал, не сказать, чтобы враждебно, но и дружелюбным его назвать тоже было сложно.

– А в чем дело?

– В том, что ты – обманщица! Дочь Анатолия Петровича – это я!

– Катя?

– Она самая!

– Катя! Вас-то я и искала! Вы уж простите, что я назвалась вашим именем, и впрямь неудобно получилось. Но мы с вашим папой живем в соседних квартирах. Верней, теперь уже жили. Когда мы с тетушкой Риммой узнали, что он умер, то тетушка послала меня сюда, чтобы узнать, как быть с его имуществом, которое у нас оказалось.

Катя молчала. А вот Марина оживилась:

– Так ты племянница Риммы? Прекрасно ее помню. Давно она сюда приезжала, еще Марья Григорьевна жива была.

– А что за имущество? – спросила Катя. – Оно ценное?

– Подшивка журналов времен позднего СССР и три кожаных пуфика.

– И все?

– Все. Но пуфики легко можно привести в порядок. А между страниц журналов кто-то вложил деньги того же периода.

Катя махнула рукой.

– Оставьте их с тетушкой себе!

– А как же вы?

– И сделай одолжение, перестань мне выкать.

– Я имела в виду, а вдруг не только тебе, но и твоему брату понадобятся эти вещи?

– Какому брату? – сначала удивилась Катя, но тут же спохватилась: – Ах, Коле! Да ему ни до чего, кроме его музыки и гастролей, дела нет. Думаешь, он будет пуфики реставрировать или старые бумажки по альбомам расклеивать?

– Я не знаю. А что? Не будет?

– Нет! Не будет! Берите и пользуйтесь на здоровье, я вам разрешаю!

Так бы и закончиться этой истории на этой ноте и вернуться бы Фиме домой, но тут случилось событие, которое послужило поворотным моментом для них всех.