Суженая мрака

Глава 5

Мы с братцами дружно и нетерпеливо ворвались в приемный зал, где, по словам прислуги, нас ждали первая пара и Майдаш. Серая мама с трудом поспевала за нами шагом – бежать за детьми по замку вроде как несолидно, вот она и делала вид, что просто очень быстро идет. Очень-очень быстро, так, что подол платья торопящейся Кло летел за ней парусом.

– Папа! – дружно, радостно заорали побратимы, обращаясь каждый к своему отцу, и сразу осеклись, увидев неожиданно прибывших гостей.

Приемный зал, в отличие от того, где проходят деловые переговоры, с высокими арочными дверями-окнами, открытыми солнечному свету, свежему горному ветерку, приносившему ароматы разнотравья и цветущего сада. Из-за высоких окон жители замка и гости частенько используют зал в качестве прихожей.

В ореоле яркого света оказались не только свои, но и несколько гостей. Две золотоволосые девушки и молодой синеволосый и синеглазый мужчина, которого Фиала крепко обнимает и с нежностью целует в гладкие щеки. Хашер и Майдаш улыбаются. Первый – счастливо, второй – вежливо, хотя для моего серого дядюшки улыбка в принципе событие, ею он редко кого одаривает, кроме самых близких.

– Хейдар! – обрадовался Тайрен брату.

– Адара! – воскликнула я, ощутив в хорошенькой, изящной, как статуэтка, девушке слева от Хейдара свою кузину по крови.

Собственно, и сам дядин первый сын мне теперь старший брат, пусть и не биологический. И хоть я вижу его впервые, но знаю о нем очень много. Слишком часто Фиала и Хашер вели разговоры о своем старшеньком сыночке, которому всего-то триста годочков, а он уже истинную пару нашел в лице моей юной, столетней, кузины. Гордость семьи, правда, омраченная тем, что по непонятной причине новобрачные вот уже двадцать лет отсиживаются в отдаленном глухом поместье Адариной бабушки, где-то на границе между Золотым и Синим кланами.

Мы с побратимами, притормозив, осторожно приблизились к гостям и замерли в нерешительности: обниматься с ними, подобно Фиале, или постоять рядом, как Хашер? Меня лично смутила вторая незнакомка, которая красовалась по правую руку от Хейдара. Вроде тоже ощущалась родней по крови, но чем дольше я наблюдала за ней, да, пожалуй, и за кузиной с супругом, тем меньше хотелось подходить ближе. Что-то было в них неправильное, больное, сбивающее с толку, даже отвратительное… Я впервые в жизни испытывала подобные острые чувства… ну, кроме экстремального дня своего рождения, когда погибло более тридцати яиц в яслях древнего дракона. Тайрен и Лиир, как всегда, уловили мой настрой и переглянулись в недоумении.

– Алера, Тайрен, ваш старший брат Хейдар со своей парой Адарой и ее бабушкой Микудой решили, наконец, навестить родной дом! – радостно, чуть-чуть с укоризной, не то к нам из-за беготни и воплей, не то к сыну и невестке, глаз в родной дом не казавших, возвестила Фиала, выпустив из объятий молодую пару и подходя к нам.

Имя Микуда что-то всколыхнуло в моей душе, царапнуло отголоском памяти, зацепило, но подумать и вспомнить я не успела. Тайрен и Лиир, гордо задрав довольные физиономии в ожидании похвалы и восторгов от родных, дружно похвастались:

– У нас драконы вылетели!

– Сейчас? Всего в восемь лет?! – счастливо воскликнул Майдаш.

– Мы – сильнейшая тройня! – вовсю пиарился хитрюга Тайрен, а Лиир хитровато ухмылялся, поддерживая брата.

Я молчала, натянуто улыбаясь, более того, ноги сами принесли меня к Хашеру, а руки обняли его за талию. Прижалась к нему, и непонятно откуда взявшийся страх и напряжение сразу исчезли. Дядя, удивленно глянув на меня, положил ладонь, теплую, родную, надежную, на мою макушку и с нежностью погладил по волосам, мягко успокаивая:

– Ничего, доченька.

Видимо, подумал, что я расстроилась из-за того, что драконов обрели только братья.

В этот момент к нам подошла Кло, прижалась к мужу и тихо сказала ему:

– Одновременно у всех троих. – И, содрогнувшись от переживаний за сына, шепотом призналась: – Алера с Тайреном помогли дракону Лиира.

Майдаш, сразу обнявший жену, насторожился и озабоченно спросил у нее:

– Что случилось?

– Потом, – коротко мотнула она головой, уткнувшись ему в грудь и расслабляясь, привычно разделяя с ним трудности и заботы.

Но все это я отмечала лишь краем сознания, никак не могла отвлечься от странных гостей, по сути, незнакомцев, ведь брата с женой до сегодняшнего дня видела только на портретах в замковой галерее. А их единственный визит в семейное гнездо мы с братцами проспали. Хейдар очень походит на отца лицом и фигурой, они одинаково хмурят синие брови, скупо улыбаются краешками губ, смотрят с легким прищуром.

Лицо Адары тоже знакомое, родное, но по-другому. Ветерок играет подолом ее легкого, почти воздушного синего платья с золотистой вышивкой – данью традициям Золотого и Синего кланов – и белокурыми волосами, блестящей волной рассыпавшимися по спине. Пара прядей вдоль лица подчеркивает молочную кожу. Яркие янтарные глаза, золотисто-коричневые брови, губы, прямо как у меня, верхняя чуть полнее нижней. Эта прекрасная, хрупкая и неожиданно робкая драконица обернулась, ветерок подхватил ее волосы – и на миг мне показалось, что мама… Лария смотрит на меня.

Я невольно прижалась к Хашеру сильнее и зажмурилась, чтобы не расплакаться. Все же вылет дракона – это словно заново родиться, да еще обмен памятью прожитых лет. Еще слишком свежи воспоминания, которыми я поделилась пару часов назад со своей второй драконьей половинкой.

Чтобы не терзать душу и не смущать Адару, я таращилась на Микуду. Эта бабушка-драконица, несмотря на юную прекрасную внешность, отталкивает. Смотрит на всех свысока, хоть и сама невелика ростом и не из сильных, – теперь я это чувствую, распознаю у драконов. Золотые косы Микуда уложила в виде короны, украсила их желтыми бриллиантами, облачилась в сверкающее золотом платье и туфли – имидж блистательной некоронованной королевы.

Наконец Тайрен не выдержал, подошел к брату и, запрокинув голову, с отчаянной надеждой спросил:

– Ты вернулся? Совсем-совсем?

– Да, мы решили пожить пока в клане, под защитой родных стен, – улыбнулся Хейдар, почему-то не по-родственному равнодушно, почти отстраненно, так, для приличия.

И этим еще больше удивил меня, ведь драконы искренне любят детей, защищают родных, ценят семью превыше всего.

– Что-то случилось? – встревожилась Фиала, невольно обмениваясь взволнованными взглядами с Хашером.

– Нет. Просто Микуда… – спокойно, мне кажется, слишком спокойно и бесстрастно ответил Хейдар.

И тем не менее сказанное вновь имя бабушки словно прорвало плотину – я вспомнила последние слова матери, золотой драконицы Ларии, они вспыхнули в голове: «Это была Микуда…» Распахнув глаза, я вытаращилась на раззолоченную драконицу, старшего брата и его жену. В голове завертелся сумбур из мыслей, образов и подозрений.

После небольшой заминки Адара пояснила робким, нежным голоском:

– Бабушка опасается жить в нашем поместье, там недавно видели черных драконов и демаи.

– Боюсь темных до дрожи! – рассмеялась Микуда.

На удивление приятный смех, словно журчащий хрустальный ручеек, совершенно не вязался с ней, как если бы принадлежал другой женщине.

– Черные в вашей стороне? – Я ощутила, как напрягся Хашер, но опять отметила это лишь краем сознания, задумавшись о другом несоответствии.

Я тысячи раз видела, как относятся истинные пары друг к другу. Они не могут без прикосновений, и если находятся рядом, то как единое целое, тесно-тесно, на одной волне. Неважно, слабые виверны или сильные драконы, пара – святое. А Хейдар и Адара стоят рядышком, не касаясь даже пальцами. Я почувствовала, «увидела», что они, словно два «плюса», отталкиваются друг от друга. Не смотрят в глаза друг другу, отклоняются в разные стороны, будто в любой момент готовы разбежаться, лишь бы не находиться рядом. Но не могут, как связанные цепями, словно что-то их держит, неправильное, мучительное, безумное.

За все время они так и не обменялись взглядами, слишком равнодушные, ненормально бледные, уставшие от жизни. Неужели другие этого не замечают? Внутри у меня заворочался Древний дракон, видимо, ощутил мои страхи, напряжение и нехорошие мысли. Семья и яйца для него святое, за них он готов на любые подвиги и жертвы.

Окружающие о чем-то говорили, а мы с Прародителем отвлеклись, потому что я обратила внимание на одну странность, как мне показалось. И Древний заворочался еще больше. Если Хейдар и Адара – истинная пара, которая в браке уже около двадцати лет, то почему их руки обвивают не такие, как те, что я видела на жителях клана, пока шла сюда, золотые энергетические нити-браслеты, а черные? Похожие на кандалы.

Я сглотнула, горло пересохло, жар ярости Древнего разливался по всему телу. Хрустальный голос Микуды, в котором слышалось высокомерное превосходство, флирт и откровенная лживая лесть хозяевам замка, звучал все отчетливее. А мы с Прародителем, «просканировав» Хейдара и Адару, увидели рваную, тусклую, больную ауру у обоих и черные энергетические кандалы вместо парных светящихся браслетов истинных. Увидели пульсирующую нить-пуповину, связывающую оковы супругов с Микудой, питающую ее ненасытную темную сущность. Эта позолоченная дрянь высасывала из молодой пары силы, чувства, магию. Саму жизнь! Медленно, но неотвратимо. Становясь сильнее, могущественнее, кошмарнее. Нет, эта драконица не была темной от природы, более того, эта тварь наделена светлым даром воздушной стихии. А вот ее нутро и душа прогнили насквозь.

«…Это была Микуда…» – вновь вспыхнули в памяти последние слова матери, а Древний толкнул меня вперед. Не дал остаться в безопасности возле любимого дядюшки Хашера, спрятаться за надежной спиной дядюшки Майдаша, вынудил приближаться к страшной гостье шаг за шагом, не отрываясь от черных энергетических кандалов. Они вызвали в Древнем разрывающую мое сознание ярость, боль, сожаление. Такие противоречивые чувства.

– Что с ней? – нервно и визгливо спросила Микуда, отшатываясь от меня.

Я застыла рядом с супругами, которые… не пара. Адара, придерживая подол милого платья, присела передо мной на корточки и мягко, даже кротко улыбнулась:

– Алера, наша маленькая Соль, ты так похожа на Ларию, свою мамочку! Знала бы ты, как они с Арсом ждали тебя, как любили. Лария сама вышивала пеленочку в корзинку для твоего яйца, для любимой доченьки…

Я шмыгнула носом от избытка чувств. Из моей белой, вышитой золотом пеленки мне сшили наволочку на подушку. Любимую! Под нежным взглядом добрых, красивых глаз Адары я вытерла слезы, а потом сделала то, что требовал, приказывал Древний. Потянула немного его светлой силы, обхватила скованные запястья Хейдара и Адары – и содрала с них энергетические оковы! Разрушила чье-то проклятое богами магическое плетение.

Дальше начался настоящий переполох. Сначала от нестерпимой боли заорали Хейдар и Адара, выдергивая из моего захвата руки, отшатываясь от меня словно от огня. Кузина свалилась на пол как подкошенная, сознание ее оставило. А Хейдар рванул на груди синий кафтан, будто ему воздуха не хватало, и ломанулся в окно, взмахнул руками. Уже в следующий миг, разрушив часть арки, под звон разбившегося стекла в небо взмыл синий, потрясающе большой и красивый дракон. Мне показалось, его рев возвещал о свободе, жажде убивать и одновременно о жизни.

Третий участник этой темной, проклятой связки, скрючившись, скулил на полу. Микуда получила жесткий откат после разрыва связи, сейчас тьма чужой магии вгрызается в ее плоть, пожирает украденную у других силу. Не знаю, видел ли кто это из присутствующих, а вот я волею Прародителя – отчетливо.

– Что происходит? – раздавались испуганные женские и яростные мужские крики.

Тайрена и Лиира прятали в своих объятиях матери за спинами отцов, а те не знали, на кого кидаться и убивать. Я чувствовала, что мои глаза горят знакомым золотым огнем Древнего, он был мной, больше того, сдерживал свою ярость, чтобы не спалить меня в ней дотла. Потому и голос, которым я заговорила, был хриплым, чужим, совсем не моим:

– Эта тварь совершила страшное преступление, попрала волю богов, нарушила плетения судьбы и связала самым черным образом души этих двух драконов. Обрекла на медленную смерть, высасывала их магию и силы, калечила души. Их объединяла не истинная парная связь, а проклятье дейтрини: черная жажда друг в друге, больное вожделение, когда ненавидишь себя и сожителя, но мучительно желаешь его. Когда рядом быть больно, омерзительно, но расстаться не в силах и тянет, тянет друг к другу. – Моя рука указала на мертвенно-белую Адару, лежащую без сознания, Древний обратился к Хашеру: – Твой сын – насильник и мучитель для этой девочки, а она для него – боль и стыд. Но теперь оба свободны, я разрушил сотворенное Микудой черное зло. Пусть теперь на себе познает, что ощущали эти дети, порабощенные, несчастные.

Теперь все смотрели на Микуду, а та корчилась от страшной боли-отката на полу, скулила и завывала. Наконец Древний успокоился, дал мне овладеть собой, но сделал лишь хуже. Теперь слова матери горели во мне огнем, вызывая стыд и боль, потому что я их забыла, надолго забыла. Посмотрев на Майдаша и Хашера, всхлипнув, я призналась:

– Там, в пещере, перед смертью мама сказала, что это была Микуда. Но я забыла, простите меня, пожалуйста. Я забыла об этом. Не поняла, а сегодня, когда вылетела моя драконица, вспомнила…

Серый и синий отцы резко изменились. Стало жутко на них смотреть: черты лица заострились, такой хищный, звериный, клыкастый оскал я видела у драконов в человеческой ипостаси впервые. Они словно подобрались для смертельного броска. Но еще больше потрясли Кло и Фиала. Обе мои приемные мамочки побледнели. Их красивые огромные глаза походили на блюдца. Изумленные, ошеломленные, они не могли понять, как женщина, знакомая, родственница, пошла на убийство детей. Глядя на них, и до меня дошло, почему мама перед смертью сказала о ней – указала имя заказчика убийства!

Лария, конечно, не надеялась, что младенец сразу передаст ее последние слова взрослым; она предупредила меня о Микуде, как раз рассчитывая на момент обретения драконицы. Ведь нас учили и родители, и близкие клановцы, и дан Мойрис, что, перерождаясь, юный дракон вспоминает прожитое человеческой ипостасью заново. А вот в восемь-десять лет ребенок с большим вниманием отнесется к словам умирающей матери. И расскажет о них заинтересованным в торжестве справедливости лицам.

Майдаш почернел, я уже не раз видела этот фокус – так теневики уходят в свою стихию, чтобы переместиться быстро и незаметно. Но Хашер его опередил – синей молнией метнулся к Микуде и перехватил друга. Удерживая его руки с кинжалами, он хрипло от ярости прорычал:

– Не-ет! Стой! Так легко я не дам ей умереть. Она будет подыхать долго, очень долго и весьма мучительно.

Драконов окутали тени – метались у ног, расплывались по залу. Майдаш мотнул головой, пытаясь вырваться из дурмана собственной ярости. Кло и Фиала не могли сдвинуться с места, сжимая кулаки. Наверное, они сейчас вновь в воспоминаниях оказались в той пещере, переживая ужас потери детей. Все, включая моих братцев, с трудом удерживались, чтобы не кинуться на воющую от боли, обездвиженную Микуду.

А я обхватила себя за плечи, мне было горестно, пусто и страшно. Мгновение – и меня обняли побратимы, первым Лиир, а Тайрен прижал к себе нас обоих. И тут застонала очнувшаяся Адара. Родители перевели на нее убийственный взгляд, наверняка подумав, что внучка причастна к преступлениям бабки. Поэтому я, вырвавшись от братьев, кинулась к кузине и заступилась за нее:

– Нет! Нет! Адара – невинная жертва, Древний это знает, чувствует, ощущает, видит! – Закрыла руками хрупкую несчастную девушку и хрипло от переизбытка эмоций выдохнула: – Ей было хуже, больнее, страшнее, ведь она двадцать лет была жертвой мучительной жажды Хейдара и его ненависти. При этом не понимала, как истинный может так относиться к своей паре… А ведь она еще и гораздо слабее Хейдара как маг и дракон! Ее лишили всего: любви, родных, заботы и защиты, собственной силы и магии… Всего!

Фиала и Кло не изменили себе: как курочки-наседки опустились рядом со мной и Адарой и захлопотали над ней. Ведь для Фиалы Адара целых двадцать лет была любимой невесткой, от этого так просто не отвернешься. Теперь мою бедняжку кузину обнимали самые теплые и нежные руки, приподняли ее голову, положили на колени и ласково гладили по золотым волосам, разметавшимся по плечам и полу. Какая же у меня красивая родственница и как же она похожа на Ларию – мою погибшую игайскую мамочку! И раз они делились сокровенным, к примеру, именем будущей дочери, значит, были подругами. Поэтому я не брошу эту столетнюю «девчонку», позабочусь о ней.

Тем временем в зал по зову главы клана прибежали стражи. Совсем скоро весть о том, кто убийца детей, понеслась по клану и за его пределы пламенем на ветру. Хейдар вернулся потрепанный, уставший, но словно посветлевший. Не глядя на сочувствующих родственников, он подошел к уже явно бывшей жене – и вдруг поднял ее на руки, осторожно, заботливо, и понес прочь из зала, а я с побратимами рванула вприпрыжку впереди, показывая, куда нести. Кло и Фиала следовали за нами.

Распахнув двери нашей детской, я в предвкушении давно ожидаемых перемен щедро предложила:

– Детская – самая светлая и замечательная комната! А какая здесь кровать большая… и уютная. Адаре здесь будет лучше и спокойнее всего. Надо только ее вещи сюда перевезти из вашего захолустья. Будет жить с нами!

Когда Адару уложили на покрывало веселенькой расцветки, все замерли. Хейдар неосознанно хмурился, Фиала не знала, за кого больше переживать, а Кло сжимала руки на груди, наверняка терзаясь желанием быть и с нами, и с мужем.

– А где мы спать будем? – неприятно удивились Тайрен и Лиир.

Я делано спокойно развела руками и как ни в чем не бывало предложила:

– Займем соседние комнаты, парни, ничего страшного.

– Может, лучше…

Возможные поползновения Фиалы я оборвала чуть более резко, чем хотела:

– Нет. Здесь Адаре будет лучше всего. Всех монстров из-под кровати мы за восемь лет разогнали. Давно пора делать ремонт, вот и сделает по своему вкусу. А мы выберем себе комнаты… и кровати…

– Хорошо, – согласилась синяя мамочка, – давайте прямо сейчас…

– Да-а-а!!! – счастливо завопила я и ринулась к давно уже присмотренной соседней комнате, не менее светлой, пусть и не такой большой, но своей. Распахнув вожделенную дверь и увидев узкую, скромную кровать, я с диким восторгом проревела: – Мое-е… моя!

Лиир с Тайреном замерли на пороге, Кло с Фиалой позади них и смотрели на меня с поощрительными улыбками. В отличие от понятливых женщин, побратимы уныло поинтересовались:

– А мы где?

– Там! Где-нибудь там, да хоть на коврике… только за дверью, – отмахнулась я и ринулась обследовать свою новую, любимую, единоличную недвижимость. Жизнь – прекрасна!

Затем, вытолкав братьев из своей комнаты, деловито вернулась в бывшую «общагу» собирать вещички, освобождать детскую жилплощадь. Но тройня мы все же редкая, как недавно заявил Тайрен, поэтому, недолго препираясь, выбрали и побратимам другое место жительства, каждому свое. Потом мы дружно делили и переносили вещи по своим комнатам, чем попутно развлекали наших мам, прислугу, даже пришедшую в себя Адару. Сначала измученная кузина тенью сидела в кресле, кажется, и не шевельнувшись, а затем отвлеклась на нашу возню. Благодаря заботе и сердечному участию Фиалы и Кло девушка поверила, что ее действительно не винят ни в чем, любят, как прежде, никуда не отпустят и она наша, «синяя».

Приходил к Адаре и Хейдар. Они постояли, напряженно и по-прежнему не глядя друг другу в глаза; по пробегающей по ним дрожи я чувствовала, что для них пребывание в одном помещении, да что там, даже видеть друг друга еще слишком если не мучительно, то неприятно точно. Но поговорить им стоило, и мой старший брат – дракон, проживший триста лет, – это отчетливо понимал и потому настоял.

К счастью, беседа прошла душевно. Откуда я это знаю? Ну как… хоть мы оставили их наедине, но кто же нас остановит от подслушивания. Хейдар просил у Адары прощения за боль. Мальчишки не поняли за какую, а я не стала говорить им про насилие, пусть пока думают, что душа болела. А еще бывший муж просил кузину остаться в Синем клане, обещал стать ей надежным другом, ведь свой пуд соли они съели, прожив вместе двадцать лет. Он поклялся, что позаботится о ней как родственник, что больше никто и никогда не причинит ей зла и не обидит. И Адара согласилась. Когда бывший муж ушел, она рыдала на кровати, а мы с побратимами прокрались к ней и, облепив со всех сторон, всячески утешали.

Клан гудел, в замок слетались родители, потерявшие в той бойне детей, а мы сидели в детской вчетвером, пили чай, «баловались плюшками», вернее, пирожками нашей обожаемой Лейны и делились с моей кузиной байками. Древний через меня потихонечку латал прорехи в ее ауре, лечил бедняжку. Ей, женщине слабой, от магических кандалов досталось гораздо больше, чем Хейдару.