Суженый-ряженый

9

Обладая весьма живым воображением, Таня легко представила себе, как она будет ковылять от машины к парадной в своих разновысоких лодочках, а главное, как это будет смотреться со стороны. В частности, со стороны Захарова. Конечно, можно разуться, это скажется благотворно на ее походке, но отнюдь не на ее новых чулках… Да черт с ними, с чулками, и не то в жизни теряем! Итальянские туфли, например. Впрочем, черт с ними, с туфлями. И с чулками тоже.

А вообще интересно, что принято в наши дни у рыцарей в сверкающих доспехах: бросать спасенных дам у порога их дома или нести на руках прямо в интимный уют квартиры?

Перед мысленным Таниным взором мгновенно возникла картинка, на которой Захаров нес ее на руках. Она даже уловила участившийся стук сердца в его груди и ощутила его прикосновение на своем теле…

Но тут собственное воображение подложило ей свинью.

Дело в том, что полностью открыть дверь их парадной не удавалось еще никому. Благодаря очень жесткой пружине она сей же час начинала закрываться, демонстрируя торжество закона Гука, того самого, который проходят в школе на уроке физики. В Танином видении Захаров едва успел протиснуться в катастрофически быстро сужающуюся щель, когда ее уцелевший каблук зацепился за дверную ручку, изящная туфелька слетела с ноги, и благородный рыцарь об нее споткнулся. Он уронил свою драгоценную ношу, сам обрушился сверху, а норовистая дверь их с шумом прихлопнула.

Стряхнув с себя наваждение, Таня подумала, что Захаров и в самом деле наверняка вознамерится ее проводить, тогда будет невежливо не пригласить его на чашечку кофе. Почему-то в памяти всплыло собственное заявление, что любовник ей не нужен… О господи, при чем здесь это? Речь ведь идет всего лишь о кофе.

– Спасибо, Глеб, что подвезли, вы меня действительно очень выручили, – светским тоном поблагодарила Таня. – Надеюсь, для вас это был не слишком большой крюк.

– Не слишком. Я вас провожу, – Захаров открыл дверцу машины, – а то вы, Таня, имеете опасную привычку ездить в лифте с незнакомыми мужчинами.

– Я никогда…

Дверца захлопнулась, и возражать стало просто некому. Впрочем, секунду спустя она смогла продолжить:

– …не езжу в лифте с незнакомыми мужчинами. – Таня снизу вверх смотрела на Захарова. – Вы потратили на меня так много времени, думаю, теперь я как-нибудь и сама справлюсь.

Не очень-то у нее это получилось. Едва не потеряв равновесие, она уцепилась за галантно протянутую ей руку и подумала о том, что туфли надо бы все-таки снять.

– Вот видите, сами справиться вы никак не можете, – констатировал Захаров и, закрыв машину, подхватил Таню на руки. – А в знак благодарности можете угостить меня чашечкой кофе. Если, конечно, ваши родители не против довольно поздних визитов. Я так понял, вы живете с родителями?

– Неужели найдутся родители, которые не предложат чашечку кофе спасителю их дочери, пусть и сколь угодно поздно? К тому же мои на даче, – усмехнулась Таня и зачем-то добавила: – Отец собирался приехать в город только завтра.

Совсем как несколько минут назад в своем видении, но только теперь уже наяву, она ощущала его прикосновения и даже уловила чуть участившийся стук его сердца. Впрочем, подобным образом человеческий организм реагирует всегда, когда получает дополнительные физические нагрузки.

Макс Годунов, муж Леры Свиридовой, придержал предательскую дверь, так что миновать ее удалось без потерь. Если, конечно, не считать Таниного открытия, что не так уж это приятно, когда мужчина носит тебя на руках. Во всяком случае, на руках у Захарова она чувствовала себя неуютно. Ну а он, несмотря на дополнительную физическую нагрузку, с легкостью преодолел несколько ступенек и остановился со своей ношей перед лифтом. Тот как раз с присущим ему лязганьем прибывал на первый этаж.

Едва лишь металлические створки начали раздвигаться с привычным леденящим кровь звуком, Таня заметила, как в глубине кабины расширяются от изумления глаза Ирочки Булыгиной.

Во взгляде Макса также читалось умеренное соседское любопытство. Интересно, узнал ли он красную «тойоту»? Лучше бы все-таки не узнал. В противном случае дружеское любопытство Леры вряд ли будет лишь умеренным. А Захаров, как назло, еще и тачку свою оставил на том же самом месте, что в ночь светопреставления.

Впрочем, хотя истошное кваканье, оглашавшее в ту ночь окрестности, разбудило бы даже мертвого, Макс вовсе не обязан был подходить к кухонному окну, ведь только из него он смог бы увидеть стоявшую во дворе машину. Если, конечно, был тогда в городе. Однако среди многочисленных соседей, имеющих выходящие во двор окна, уж точно кто-нибудь опознал и «тойоту», и ее хозяина. О том, где Захаров провел ту ночь, никто из них даже не догадывается, зато сегодня каждый может видеть, кого он несет на руках.

Таким образом, дальнейший ход обобщенной соседской мысли представлялся Тане вполне очевидным. И ничего тут не поделаешь. Разве что отбиваться, дрыгая руками и ногами. В этом случае соседи смогут посмотреть незабываемое представление. А еще можно повесить на себя большой-пребольшой плакат: «Я не его любовница!!!» И тогда уж точно все будут уверены в обратном.

Слава богу, в лифте Захаров поставил ее на пол.

– Я и не знала, что Лера в городе. – Таня кивнула на длинную розу в руке Макса. Бледно-розовые лепестки только-только начали раскрываться, а тонкий изысканный аромат сразу же затопил тесное пространство кабины. – Когда она приехала?

– Вчера. Анютке надо сделать прививку, и потом, – веснушчатое лицо Макса озарилось мягкой обаятельной улыбкой, – ты ведь знаешь, Тань, Лерка не слишком любит сидеть на даче, тем более когда она там одна с ребенком. А в настоящее время компанию ей может составить только Агата, она, конечно, помогает по мере сил…

– Послушай, Макс, по-моему, ваша Агата такая отличная няня, что Анюту смело можно оставлять под ее присмотром.

– Вот если бы еще можно было полностью преодолеть языковой барьер…

– У вас что, няня – иностранка? – отчего-то заинтересовался Захаров.

– Нет, Агата – это наша собака. Колли, – пояснил Макс и шагнул на площадку девятого этажа. – Ну, ладно, до свидания.

– До свидания. Передай привет Лере. – Таня с любопытством взглянула на Захарова. Как только закрывающиеся двери отскрежетали свое, она спросила: – Вам что, нужна няня, да к тому же непременно иностранка?

– И желательно не просто с рекомендациями, а с рекомендациями от знакомых или хотя бы от знакомых знакомых, – ответил он сухо. – Но не мне, а Линденбауму. Вернее, его жене.

– А-а…

– Еще немного, и она доведет Витьку до нервного срыва, а это уже чуть не довело нас до срыва нового и очень выгодного контракта.

– Ах, так речь идет о бизнесе?! – довольно противным голоском уточнила Таня.

– Разумеется, – голосом, еще более противным, чем у нее, ответил Захаров, затем добавил: – И разумеется, я искренне сочувствую своему лучшему другу Вите Линденбауму. А вы, Таня, абсолютно ни с того ни с сего подозреваете меня черт знает в чем. Полагаю, все дело в моей репутации, которая вам так не нравится. Почему, например…

Его монолог был прерван душераздирающим скрежетом открывающихся дверей лифта.

– Ради бога, не надо больше меня таскать! – воскликнула Таня, когда Захаров подхватил ее на руки.

Как и полагается в подобных случаях рыцарю в сверкающих доспехах, ее протесты он попросту проигнорировал.

– Так вот, почему меня вы подозреваете черт знает в чем, а своего соседа с девятого этажа даже на секунду не заподозрили в неверности жене, которая, как вы считали, сидит с ребенком на даче? Ведь роза могла предназначаться и не ей.

– Вы слишком циничны, Глеб.

Захаров аккуратно поставил Таню на ноги перед ее дверью, продолжая, однако, поддерживать под руку, пока та искала в сумке ключи.

– Просто я не верю в идеальный брак.

– И я не верю. По-моему, высказывание Оскара Уайльда об идеальном муже вполне можно распространить и на идеальный брак. Это тоже нечто ненастоящее. «То, чего и нет на этом свете, а разве что на том», – процитировала она любимую пьесу3. – Господи! Да где же эти чертовы ключи? Что касается Макса, то, во-первых, он всегда дарит жене именно такие розы. Во-вторых, она потрясающе красива. Я вас уверяю, Глеб, увидев Леру однажды… Вот они! Уж ее вы бы точно никогда не забыли. И в-третьих, они поженились всего года полтора назад, а он, между прочим… ну вот, заходите… влюбился в нее еще на первом курсе.

– О господи! В кого я только не был влюблен на первом курсе!

– Я наслышана, – ехидно вставила Таня, скидывая наконец бывшие свои любимые итальянские туфли. – Не жениться же, в самом деле, на всех!

– А кто вообще женится на первом курсе? То есть с некоторыми такая неприятность случается, однако ваши соседи тоже не из их числа. Полагаю, они примерно ваши ровесники и первый курс окончили довольно-таки давно.

– Вы, Глеб, правы, с Максом мы примерно ровесники, и на первом курсе он учился давно. А Лера тогда только что окончила университет и преподавала у него английский.

– Н-да, пожалуй, этот случай не совсем ординарный, – признал Захаров, проходя на кухню вслед за Таней. – Мне, однако, хотелось бы вернуться к вопросу о моей репутации, к тому, о чем это вы наслышаны. И, кстати сказать, от кого.

– А-а, пожалуйста. Я не раз слышала, как своими впечатлениями о вас делился кое-кто из наших преподавателей. Начиная с первого курса…

– Преподавателей или преподавательниц? – уточнил Захаров.

– Это имеет значение?

– Возможно.

– Вам виднее. – Таня не смогла удержаться ни от двусмысленной реплики, ни от такой же двусмысленной улыбки.

Включив кофеварку, она нырнула в холодильник, и теперь оттуда торчала лишь ее обтянутая короткой юбкой попка. При желании, впрочем, можно было увидеть и стройные Танины ножки.

– Кажется, это была Наталья Леонидовна Герен, – донеслось из холодильника.

– Наталья Леонидовна?.. – Голос Захарова завис на высокой вопросительной ноте. Увлекшись созерцанием соблазнительных пропорций своей собеседницы, на мгновение он утратил нить разговора, но тут же ее и нашел. – По прозвищу Кот Баюн? Помнится, она читала у нас средневековое искусство. Вообще-то милейшая женщина, голос такой тихий, обволакивающий. С утра на первой паре, когда все были совершенно сонные, он просто убаюкивал. Ко второй, однако, некоторые успевали выспаться, и тогда у них заметно повышалась сопротивляемость сонным чарам ее голоса. Наверное, потому ее лекции всегда были сдвоенными. Мне даже кажется, что на второй паре Наталья Леонидовна непременно повторяла основные положения, высказанные на первой…

– Насколько я поняла, Глеб, – снова донеслось из холодильника, – ваша сопротивляемость имела высокий уровень на протяжении обеих пар.

Разочарованно вздохнув, Таня выпрямилась. К сожалению, кусок сыра оказался пока единственным ее уловом. Интересно, чем она завтра будет кормить отца? Поймав вопросительный взгляд Захарова, она пояснила:

– Наталья Леонидовна упоминала как-то, что на первой паре вы обнимали одну девушку, а на второй гладили коленку уже другой девушке.

– Я?! Ну-у… может быть… Только это никак не могло быть на первом курсе…

– Правда? – рассеянно переспросила Таня, открывая подвесной шкаф. Там, слава богу, обнаружились конфеты и немного печенья.

– Угу, средневековое искусство читают все-таки уже на третьем.

– Принципиальная разница. – Черт, придется прямо с утра бежать в магазин! – Ладно, Глеб, давайте пить кофе.