Сумасшедшее лето красной шапочки

Глава 13. Судьба решила иначе

Всю неделю мы с Женей усердно занимались английским. Час вечером и час утром, если бабушке не требовалась моя помощь. Конечно, пару раз нерадивый ученик пытался сорвать наши уроки своими поцелуями, но я осекала его. Не сразу, но со временем, когда находила силу воли… Да, мне тоже было сложно. Но, в конце-то концов, от этого чертового английского напрямую зависело наше с Женей будущее. Поэтому скрипя сердцем, запрещала ему целовать меня и трогать во время наших занятий. Зато после них давала полную свободу себе и Жене.

Сдвиги в языке у Самойлова отмечаются уже заметные. С тем, что было до наших уроков — не сравнить. Должно отметить, что он серьезно старался. У меня даже были подозрения, что он занимался и помимо наших двух часов, только не признавался. Или же он просто очень способный и полиглот по своей натуре.

С дня рождения Артема мы больше не разговаривали о нашем будущем. Он смог меня убедить, что я могу на него положиться. Смогу подобрать правильные слова, чтоб успокоить мою трепещущую от страха душеньку. Или все дело в том, что я перечитала романов и точно уверена, что в любой сказке наступит хэпи энд и наша не исключение? Не знаю чем обосновано мое спокойствие, но оно есть.

Думала ли я, когда ехала сюда, что влюблюсь вот так легко в парня из Ромашково? Нет.

Думала ли я, что буду летать на тарзанке, не умея плавать? Нет.

А так же я представить не могла, что буду бежать под дождем, спасаясь от молний. Целоваться под залпы салютов на площади, заполненной людьми. И что научусь плавать, подвергнув свою жизнь опасности.

Папа послал меня сюда, чтоб я отбывала наказание за свой проступок, а я оступилась здесь еще столько раз, что меня можно запросто отправить в тайгу на корм медведям. Я бы расцеловала его и отблагодарила, но боюсь, что не смогу объяснить за что именно. Поэтому придется прятать радость, распирающую меня изнутри, под маской недовольства и скуки.

Кстати, я еще не сказала Жене, что мне нужно будет уехать на пару дней на презентацию книги. А время неумолимо бежала, оставив в нашем распоряжении всего день.

Если бы знала, что все так будет, то не теряла бы времени и в первую же нашу встречу сказала ему «А давай влюбимся?»

До Женькиных экзаменов тоже оставалось совсем немного, а он совсем не переживал. Или делал вид, что спокоен. Но его спокойствие распространялось и на меня. Я уверена, что у него все получится. Он точно поступит и мы будем вместе. Наверстаем упущенное время. Нужно только немного потерпеть.

И сегодня вечером обязательно скажу Жене о своем отъезде. Думаю, он итак будет зол, что не предупредила его раньше. Но я пыталась. Вернее думала, чтоб сказать, но каждый миг с ним был настолько прекрасным, что мне не хотелось очернять его этой новостью.

***

В назначенные шесть часов Женя заехал за мной и мы, вооружившись учебниками, поехали к речке. Оказывается, учиться на свежем воздухе не только полезно, но и приятно. Если бы все школы и университеты взяли с нас пример — счастливых учащихся стало бы больше.

Ну, естественно не в зимнюю пору.

Час пролетел как всегда, быстрее, чем мне хотелось бы. Женя, отложив учебники и тетради, лежал у меня на коленях и накручивал прядь моих волос себе на палец. Я просто зарылась рукой в его волос и смотрела на размеренный бег реки.

Почему люди из деревень так спешат перебраться в город? У них есть такая красота, а они в побеге за деньгами и карьерой не замечают этого. Да, и до этого лета слепа была и я. Сколько же потрясающих закатов я пропустила? Сколько волнительных летних гроз прошло мимо меня?

— Когда мы уехали из Ромашково, мама часто говорила мне, что чувствует себя, словно птица в клетке. — не знаю зачем, решила поделить с Женей своими мыслями. — А я не понимала ее. Как и не понимал мой папа. Она говорила, что город душит ее. Сжимает, словно тиски. А мы кивали и даже не пытались ее понять.

— Думаешь, она жалеет, что уехала за ним? — спрашивает он.

— Сейчас уже точно нет. Она привыкла к этой клетке. Стала частью этого мира. А вот тогда — не знаю… — Женя с любопытством смотрит на меня. Ему интересен мой бред. — Знаешь, я когда приехала сюда, мне казалось, что Ромашково душит меня. Кидает со скалы в обрыв. Разбивает мечты. — внезапно замолкаю, понимая, что Женя все может понять по своему.

— А сейчас?

— А сейчас я понимаю, что оно научило меня летать. Помогло ощутить себя свободной. Вдохнуть полной грудью жизнь.

— Иногда смена обстановки помогает.

«И помогает влюбленность» — добавляю я мысленно. Ведь именно ее я виню во всех изменениях, произошедших со мной.

— Жень, — он вопросительно поднимает бровь, — мне завтра нужно уехать… — говорю на выдохе.

Он хмурится, затем встает с моих ног и садится рядом. Я застала его врасплох.

— Зачем?

— Мама закончила писать книгу. Будет ее презентация, мне нужно быть там.

— Надолго? — голос слишком напряжен, чтоб не понять, что он не сильно рад этой новости. Да и я не в восторге, но мне нельзя отказываться. Просто нельзя.

— Думаю, уложимся в пару дней. Ну, плюс минус день.

— Ладно… — безрадостно соглашается Женя.

— Эй, я буду скучать. — обнимаю его за шею и слегка касаюсь шеи губами. Не хочу сидеть с понурым настроением. Хочу видеть его привычно-расслабленным и спокойным.

— Я тоже, — Женя обхватывает мою талию руками и валит меня к себе на колени.

Миллион раз бы променяла скучный вечер со сливками общества, на день с ним. Но, увы, мама слишком много посвятила этой книге. Слишком много вложила в нее, чтоб я сейчас так неуважительно отнеслась к ее труду.

Этим вечером мы сидели с Женей дольше. Дольше и нежнее прощались. Больше целовались и обнимались. Хотела надышаться друг другом на долгие два дня. Но разве возможно это? Чем больше он меня целовал — тем больше хотелось.

Скорее бы снова вернуться сюда в объятия своего волка. Да, если я красная шапочка, то он серый волк, испортивший мои летние планы. Вернее, перекроивший их на свой лад, который нравился мне куда больше, чем старый.

***

Утро встретило меня хмурым небом и рыдающей на моем плече Аллкой. Катастрофа. Апокалипсис. Трагедия. Бедствие. Славик бросил Аллу и вернулся к Жанне. Теперь мне еще долго придется слушать жалобы на жизнь, угрозы жизни Жанны и т. д. Радует, что сегодня я уеду, а за два дня страсти поутихнут.

Мой отъезд Алла восприняла, как сугубо личную драму. Она чуть ли не с трясущейся губой, спрашивала меня, когда я вернусь и клялась мне, что будет ждать и скучать. Словно, на фронт меня провожают.

Перед тем, как Алла ушла, мне пришлось попрощаться с ней раз восемь, потому как каждон прощание заканчивалось долгими рассказами, которые снова приводили к прощанию. И так по кругу.

Папа с мамой должны приехать с минуты на минуту. Я уже собрала вещи в чемодан. Зачем-то скинула туда все, что привезла. Оставила только романчики на тумбочке и еще вещей по мелочи.

— Паша, родители приехали! — кричит бабушка.

Выходу в коридор, там уже стоит мама в летнем цветастом платье и папа в белых льняных штанах и рубашке-поло.

— Павлиночка! — Первая ко мне подлетает мама, обнимая меня, будто не видела год Хотя, почему «будто»? — Похудела как, загорела, — она осматривает меня, как новое пальто.

— Привет, доченька, — папа целует меня в висок и не тратит время на телячьи нежности.

Бабушка приветствует моих родителей своими теплыми объятиями, и мы сразу же начинаем грузить вещи. Оказывается, бабушка едет с нами. Этот факт меня очень обрадовал. Все-таки увожу кусочек Ромашково в город. Самый родной и горячо-любимый кусочек.

По дороге родители засыпали меня вопросами, как я проводила время, что делала, с кем познакомилась. Мы с бабушкой, словно два шпиона покрывали друг друга (конечно, покрывали преимущественно меня, но это и в ее интересах тоже). Папа был очень удивлен тому, что я почти не жаловалась бабушке на усталость и не брезговала никакой работой. Он был горд мной. Только узнай он, как конкретно я проводила свободное время — гордость мигом сменилась бы на ярость.

Мы ехали гребаных четыре часа! Зад изнывал от усталости, а в глазах рябило от продолжительного мелькания дорожной разметки. Настроение было такое, что маме стоило опасаться за своих гостей, чтоб я не покусала кого-нибудь из них.

Первым дело в планах на сегодня была презентация книги. Проходила она в крупной книжном магазине с кучей журналистов, беременных дам, мамочек с орущими младенцами и просто зевак с улицы. Атмосфера чудная.

Пока мама отвечала на вопросы, давала интервью, фотографировалась, оставляла автографы, мы с бабушкой и папой, стояли как статуи и улыбались. К окончанию презентации скулы сводила при любой попытке изобразить на своем лице радость.

Но впереди еще вечер! Перетерпев манипуляции стилиста со своей головой, затем натянув на себя платье, на которое указала мама, я была готова ехать сиять.

К семи мы подъезжали к ресторану с пафосным названием «Royal choice». В переводе «Королевский выбор». Аж смешно. Вряд ли бы хоть один король предпочел бы отстоять два часа в пробке, чтоб добраться до этого ресторана. Вкуснее же, когда дома.

В сердце кольнула тоска по нашим занятиям с Женей. Блин, не виделись день, а я уже изскучалась вся.

Гости уже собрались и ждали нашего торжественного появления. В ресторане все кричало о богатстве, о крупных деньгах, о высоких статусах людей, находящихся тут. Слишком вычурно, слишком много понтов. Меня утомил только вид этого места, а еще весь вечер впереди.

Первым делом я направилась к фуршетному столику, потому что за день ребенка даже не подумали покормить. Пока я уминала канапешки с копченым лососем, мама и папа торжественно объявили начало вечера.

«Ну вот, начало уже было, значит скоро конец.» — подумала я и ошиблась.

В двенадцать часов мне наконец-то удалось убедить маму, что дальше все гости справятся без меня и отправиться на такси домой вместе с бабушкой.

Моему счастью не было предела, когда моя голова коснулась моей мягкой подушечки. Мысль не успела даже влезть в мою голову перед сном, как это бывает обычно, потому что я не уснула, а просто выключилась.

***

По привычке проснулась рано утром. Открыла окно, хотела вдохнуть свежего прохладного воздуха, а получилось задохнуться выхлопными газами и шумом улицы.

Во всю кипела жизнь. Откуда-то доносился рев мотоцикла, звуки стройки… Этот город хоть когда-нибудь прекращает свой бег? Как бы мне хотелось сейчас хоть треть той тишины, что в деревне. Вздыхаю и закрываю окно.

Снимаю пижаму, натягиваю шорты с майкой и спускаюсь вниз. Бабушка уже захватила кухню и разбила там лагерь.

— Ой, Пашечка. Ты чего так рано встала? — замечает меня нащ кухонный террорист.

— Привычка, — пожимаю плечами. — Когда мы поедем в Ромашково?

— Ох, уже соскучилась? — игриво качает головой бабушка.

— Да, — без лишних слов.

— Не знаю, вроде как обещали доставить завтра. Чем планируешь заниматься весь день?

— Нужно встретиться с другом. — неохотно отвечаю.

Про Илью я не забыла. Не совсем понимаю, правда, какой будет эта встреча, но раз обещала…

— Паша, доброе утро, — на кухню заходит папа уже одетый и бодрый. Еще один жаворонок этого дома.

— Привет, па.

— Какие планы на день? — чуть ли не слово в слово повторяет бабушкин вопрос отец.

— Дела, — коротко бросаю, хватаю горячий вареник и направляюсь в комнату.

— Павлина, стой, — окликает меня папа.

— М? — приходится вернуться.

— Я тут подумал… В общем, ты уже в достаточной мере понесла наказание. Оставшиеся каникулы можешь провести дома. — улыбаясь произносит он.

Что? Как это дома? Нет-нет-нет! Я еще не осознала всю глубину своего проступка, не сделала выводов, даже не говорила со своей совестью один на один! Как это дома? Внутри меня поднималась настоящая паника.

— Пап, я даже не попрощалась с друзьями… — стараюсь найти причину, почему я должна остаться еще там на неделю, но ничего не выходит.

— Ничего, завтра поедешь с нами, попрощаешься с друзьями заодно и вещи оставшиеся заберешь. — папа невозмутимо кладет кусочек вареника в рот, а я едва сдерживаюсь, чтоб не начать биться головой о стены. Подобные чувства я испытывала, когда меня силком тащили в Ромашково… А теперь все наоборот. Все в моей жизни теперь через ж… Наоборот! Если у меня не получится убедить своего отца, что мне необходимо остаться там, то плакала моя сладкая неделя с Женечкой.

Думай, Павлина! Думай… Для чего тебе голова? Чтоб шапочки носить?

О! Идея.

— Пап, бабушке еще нужно помочь собрать вишни. — вранье. Я собрала их еще неделю назад. Бабуля уже даже компотик из них сварила.

Бабушка удивленно озирается на меня, потом снова делает лицо невозмутимым.

— Да! Вам же всем некогда помочь бедной старушке! Хоть внучка любимая поможет! — уверенным голосом подыгрывает мне она.

— Ладно, я понял, — сдается папа и продолжает уминать вареники.

Я подмигиваю бабушке и бегу наверх, пока отец не передумал.

Беру телефон и набираю смс Илье «Я в городе. Можем встретиться.»

Ответ приходит почти сразу: «Круто! Увидимся в Малибу. В 5»

Малибу — излюбленное местечко молодежи. Днем — обычное кафе. Ночью — крутой ночной клуб. Никогда не была там, но много слышала от своей подруги тусовщицы. Она-то знала все заведения города лично и могла написать развернутую характеристику каждому.

Ровно в 5 я зашла в это заведение. Почему-то оттуда сразу захотелось уйти. Но я же не просто так пришла, поэтому придется терпеть.

Стены у этого Малибу разного цвета. Где-то на всю стену нарисован апельсин, падающий в воду. Где-то клубника, истекающая соком… Необычный дизайнерский ход, от которого рябит в глазах. Пестрый интерьер сразу отталкивает. По крайней мере — меня. Слишком много цветов, деталей, мерцания.

— Павлина! Привет. — откуда-то возникает Илья. На нем простая белая футболка с «V — образным» вырезом, которая идеально сидит на его подкаченном теле и джинсовые шорты. Волосы лежат, как после стилиста, голливудская улыбка… И в этот момент я почувствовала, что ничего не чувствую! Огромное чувство облегчения разливалось у меня внутри.

— Привет, — легко здороваюсь я.

— Присядем? — он показывает рукой на свободный столик.

Мы садимся, Илья сразу же заказывает нам коктейли, не смотря в меню. Видимо, он здесь довольно частенько бывает. Ну да, а иначе стал бы он звать именно сюда? Оглядываю Малибу… Нет, не пойму, как здесь можно чувствовать себя комфортно.

— Начнем, чтоб не терять времени. — важно говорит Илья, будто он бизнесмен выкроивший всего пару свободных минут для меня. — Хочу подговорить всех друзей Стаськи, чтоб в этот день не поздравляли ее, ни писали смс и т. д. А вечером всю ее такую расстроенную привести в кафе, где уже все накинутся на нее с поздравлениями.

— Не плохо… Надеюсь не сюда? — скептически оглядываю кафе еще раз, в надежде прозреть и воспылать теплыми чувствами к этому месту. Но становится только хуже. Замечаю слишком низкие потолки, зеркала с разводами.

— Нет, я выбрал другое кафе. Оно ей понравится. Светлое, уютное.

— Отлично, а что от меня надо?

— Утверждение декораций.

Официант приносит нам заказ, мы благодарим его, затем вновь возвращаемся к разговору.

— Я хочу, чтоб все кафе было в цветах. В белых розах…

— Сразу стоп. У Стаси аллергия на розы. — прерываю я горячий пыл романтика.

— Тогда, какие цветы она любит? — хмурится он. — и почему она раньше не сказала? Я столько раз дарил ей розы… — парень зависает, а я усмехаюсь. Вот это дает подруга. Такие муки терпеть ради любви. Ей памятник воздвигнуть надо.

— Пионы, — говорю я.

— Чего пионы? — выходит из транса Илья.

— Она любит пионы, — поясняю я.

— А-а-а, ну хорошо. Сделаем красивую фотозону с живыми цветами, где будет написано Станиславе… — он замялся.

— 20 лет, — заканчиваю я.

— Да, — смущенно произносит парень. — Как хорошо, что я с тобой встретился. Так, назови мне 3 цвета любимых Стаси. Определимся с гаммой…

— Черный, фиолетовый и серебристый. — не задумываясь отвечаю. Просто знаю, что сочетание этих цветов сводит ее с ума.

— Ох… Ты уверена?

— Абсолютно.

— Ладно, доверюсь. Тогда и фотозону придется делать в этих цветах…Интересно, бывают ли черные пионы… — забубнил Илья. Почему я раньше не замечала, какой он зануда? Да и не такой уж он красивый, как мне казалось. Слишком слащавый. Аж тошнит от его милости. Какой же дурой я была.

— Можешь добавить черные лилии. Она оценит, — прерываю его размышления вслух.

— Отлично! — потирает ладони. — а ты не знаешь случайно, какой у нее размер пальца?

— Безымянного?

— Ну, нет. Безымянного рано, наверно.

— Шестнадцать с половиной бери — не ошибешься.

— Запомнил. Паш, неужели ты так хорошо знаешь Стасю? — Илья склоняет голову набок.

— Я дружу с ней больше половины свой жизни. И знаю о ней ВСЁ.- в точности повторяю движение его головы.

— Ладно, тогда еще подскажи, какую музыку выбрать и с какой начинкой торт?

Илья мучал меня допросом еще коло часа, после чего предложил подвезти до дому. Предложения я приняла, потому как нещадно разболелась голова от нудячества своей бывшей любви. Как же я не завидую Стасе.

Мой мучитель вышел проводить меня до калитки, а на прощение сказал около двухсот раз "спасибо" и даже обнял. Чем очень удивил меня и еще раз дал возможность удостовериться, что чувства к нему мертвы, как камень.

Домой захожу без сил. И их не столько отнял Илья, сколько бешеный ритм города, от которого я успела отвыкнуть за два месяца. Чувствую, в конце лета мне будет тяжелее, чем я думала.

Первым делом, как только я пришла — приняла душ, чтоб смыть эту городскую пыль с себя. Затем решила позвонить Жене. Но после девяти протяжных гудков в трубке — поняла, что это бесполезно.

Швырнула телефон на кровать и спустилась вниз. За столом уже собралась вся семья. Даже мама. Поужинав в, я снова пошла к себе, в надежде увидеть пропущенный от пропажи своей. Но, увы, телефон предательски молчал. Или предательски молчал Женя.

Ночь прошла просто ужасно. Мне жутко мешал шум города, не хватало свежего воздуха. И еще я почему-то волновалась за Самойлова. Я не слышала его уже больше суток… Может что-то случилось? А я тут лежу и даже не могу помочь ему. Злюсь на себя. Не пойму почему, но злюсь.

***

Утром, я ощущала себя избитой собакой. Хотелось жутко спать, но мысль о том, что сегодня я увижу Женю, лелеяла мою душу. Наспех позавтракав, я понеслась утрамбовывать обратно свои вещи в машину. Бабушка оценила мое поведение улыбкой и покачиванием головы, а папа с мамой — непонимающим взглядом.

Четыре часа дороги длились, как никогда, долго. И когда я увидела родные очертания деревушки, была готова визжать от радости и целовать каждый кустик и каждое дерево.

— Пойдемте сначала я напою вас чаем, а потом уже езжайте, — командует бабушка.

— Хорошо, мам, — неохотно соглашается моя мама.

— Я пойду к Аллке схожу, — нагло вру я. Никакая Алла меня сейчас не интересует.

— Ну, приходите на чай, — предлагает папа.

— Угу, — киваю я.

— Ой, Пашечка. — бабушка подходит ко мне и следит за тем, чтоб родители отошли на безопасное расстояние и не услышали нас. — Совсем забыла сказать, что вчера мне звонила наша соседка тетя Маша. — при упоминании мамы Жени у меня чаще забилось сердце. — Женя спрашивал ваш городской адрес.

— И ты сказала? — удивляюсь.

— А не нужно было?

— Нужно было, — задумчиво протягиваю я, — ладно, ба. Скоро приду.

Бабушка заходит во двор, я жду пока она скроется в доме, затем направляюсь к Жениному дома. Его родители сейчас на работе, поэтому нам удастся поговорить.

Интересно, зачем ему мой адрес? Может, хотел приехать? Тогда почему не позвонил? И не приехал… Странно это. Неуверенно пересекаю двор. Всегда чувствую себя неловко на его территории. Подхожу к двери, только собираюсь постучаться, как слышу из дома женский смех.

Это точно не тети Маши. И не Карины, естественно. Любопытство берет надо мной верх, и я тихо открываю дверь и бесшумно вхожу. Смех и голоса доносятся из Жениной комнаты.

Хозяйку противного смеха гиены узнала сразу — Света. Я не могла ошибаться. По словам, по хихиканью было понятно, что они не в карты играют. Горло сковывают слезы. В груди разрастается тупая боль, пробирающаяся в каждую клеточку моего тела. Хочется бежать. Но я не спешу уходить. Мне нужно увидеть это, чтоб навсегда отрезало.

— А как же твоя любовь? — доносится до меня игривый голос Светы. На последнем слове ее тон изменился на корявый. Будто ей неприятно произносить его.

— Ну, мы с ней из разных миров. И сразу было понятно, что у нас ничего не получится. Поиграли и хватит, — вылетает из комнаты такой родной голос. — Нет больше никакой любви. Конец.

Последние слова больно полоснули по сердцу. Слезы вырвались из глаз, и я закрыла рот рукой, чтоб случайно не всхлипнуть. По-моему достаточно услышала, разворачиваюсь и иду к двери. Выскакиваю на улицу и несусь к дому. Слезы больно щиплют щеки, а я пытаюсь затолкать их обратно ладонями.

В голове звучат его слова «нет больше никакой любви». А была ли?

Вы когда-нибудь слышали, как разбивается собственное сердце? А я вот услышала.

Вытираю слезы, вдыхаю глубоко пару раз и захожу в дом.

Родители уже допили чай и собирались уезжать.

— О, пышечка. Пойдем, вещи достанем твои и мы поехали, — папа обнимает и целует меня в макушку.

— Я поеду с вами, — говорю громко и четко. Даже голос не дрогнул, не смотря на то, что все дрожит внутри.

— А как же вишни? — спрашивает он.

— Какие вишни? — не понимаю я.

— Которые тебе нужно собрать, — папа смотрит на меня с подозрением. Я вспоминаю легенду и тут же прикусываю язык.

— Забыла, что собрала их уже. Поехали?

— Ну…Раз так… Да, поедем.

Бабушка смотрит на меня с тревогой, не понимая, что могло произойти, что так повлияло на мое решение.

А все просто. Просто больше нет смысла оставаться здесь ни минуты.

Сухо прощаюсь с бабушкой и прыгаю на заднее сиденье, чтоб скрыться от бабушкиных глаз.

Всю дорогу до дома я еле сдерживала слезы, потому что отец то и дело поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Мать все четыре часа вещала о тиражах, продажах, о новых планах. О курсе своей жизни теперь.

А у меня что? Какой курс теперь у меня?

Я смогла дать волю слезам только, когда закралась в своей комнате и упала на кровать. Вот тогда я не сдерживала себя. Выплеснула всю боль наружу. Проплакала всю ночь, не смыкая глаз. А на утро решила просто ненавидеть его. Ненавидеть, как потенциально опасного для меня человека.

Жаль только сердце не подчинялось моему разуму и при мысли о нем предательски учащало свой ритм, намекая о том, что что бы я не решала для себя, чувства — не спички. Не перегорают быстро.

Но мне не обязательно быстро. Главное, чтоб отпустила эта ноющая боль в груди. Я подожду.

_________________________________________

Заранее спасибо. Ваш автор.)