Сунь Ят-сен

1. В покоях Летнего дворца

Разложившаяся маньчжурская верхушка продолжала вести прежний, давно заведенный образ жизни, стараясь не замечать, что страна, которую они держали в цепях, напрягает все силы, чтобы сбросить с себя ненавистное иго.

В 1903 году возвратился в Пекин бывший китайский посол во Франции принц Ю Гэн и расположился с семьей в своей пекинской резиденции. «Дом» Ю Гэна — настоящее феодальное поместье. На участке в десять акров, обнесенном высокой каменной оградой, среди зелени садов и цветников стоят шестнадцать одноэтажных каменных палат, соединенных сплошной застекленной верандой. Всего в этих палатах сто семьдесят пять комнат и зал, обставленных со всей возможной роскошью, конечно на маньчжурский вкус. Семью принца (далеко не самого высокого по рангу) обслуживали пятьдесят пять человек: управляющие, секретари, писцы, посыльные, кучера, повара и поварята, горничные, сторожа, носильщики паланкинов и т. д.

Столица страны Пекин включала Внешний (Китайский) город и Внутренний (Маньчжурский). В состав Внутреннего входил Императорский город, а тот, в свою очередь, включал Запретный город — императорские дворцы. Вокруг каждого города — своя крепостная стена. У каждых ворот — стража, вооруженная до зубов. Начальник каждых ворот — генерал маньчжурских знаменных войск. И внутри каждого города-крепости — стража. И тайные агенты по всем углам и закоулкам, в Китайском городе, особенно на базарах, в уличной толпе.

Страшно маньчжурам и китайским прислужникам, несмотря на стены и стражу.

И Цыси неспокойно в апартаментах Запретного города. С того времени, как на деньги, отпущенные на флот, построили вдовствующей императрице Летний дворец, она поселилась там со своей челядью, евнухами, приживалками, фрейлинами и статс-дамами, у которых одна забота — ублажать старуху.

Она питает большую слабость к театральным представлениям. Инсценировки древних легенд, нравоучительные и морализующие диалоги, приключения обитателей небес забавляют ее. Бывает, что тут же, в театральном павильоне, засыпает. И горе тому, кто нарушит сон «великой прародительницы»! Все присутствующие обязаны превратиться в мумии. Она спит!

Вот и сейчас она спит, хотя уже шесть часов утра — время, когда во дворце все должны быть на ногах. Сквозь опущенные желтые, расшитые драконами атласные занавеси проникают лучи неяркого на Севере зимнего солнца, и от его рассеянного света в спальне Цыси стоит золотистый сумрак. Императрица спит. Или притворяется. Глаза закрыты. Дыхание ровное.

У стены, напротив пышного ложа, сидит дежурная фрейлина. У самих дверей, на полу — евнух. Охрана. По ту сторону двери — еще два евнуха. Все бодрствуют, ждут, когда повелительница откроет глаза.

Почему-то по утрам, как-то призналась она своей очередной любимице, ей вспоминаются многие события прошедших лет. Была тогда молода и очень красива. Когда стала императрицей Западного дворца — второй супругой императора Ичжу — и принесла ему сына, долгожданного наследника, почувствовала себя прочно на ногах. До того никому не известная маньчжурская девица Иехонала, дочь обедневшего офицера знаменных войск, превратилась в важное лицо дворцовой иерархии. Она решила, что не упустит возможности стать над всей иерархией: правительницей.

Хилого мужа, Ичжу, разбитого параличом, было нетрудно спровадить, по крайней мере ускорить переселение в лучший мир. Назначенных им регентов ей удалось устранить — их казнили, обвинив в «заговоре» против «воли усопшего монарха». Ее собственный сын Цзайшунь, занявший в шестилетнем возрасте «Трон дракона», пытался, когда вырос, взять бразды правления в свои руки и отстранить жадную до власти мамашу, но не рассчитал: его также отправили на тот свет, к папаше. И снова Иехонала была полноправной госпожой в Небесной империи. Мешала ей первая супруга покойного Ичжу — велела отравить ее. Мешал ей Цзайтянь, посмевший покуситься на ее «права», — его фактически свергли. Самую молодую его жену, заступившуюся за мужа, заточили на том же острове посреди императорского дворцового озера в Пекине, что и самого императора, а затем бросили в глубокий колодец.

Конечно, в покоях Летнего дворца не смеют вспоминать о кровавых событиях, заполнявших жизнь вдовствующей императрицы, более полувека правившей Китаем. Маньчжурская феодальная знать и китайская феодальная верхушка поддерживали Цыси. Такая правительница вполне устраивала господствующие классы тогдашнего китайского общества.

В начале XX века «Божественной» было уже под семьдесят. Но характер ее не изменился. Как и в молодости, она была крайне ленива. На заседаниях Государственного совета скучала, зевала, нетерпеливо выслушивала министров и отсылала прочь. Могла часами перебирать драгоценности, накопленные за многие десятилетия и занявшие целый апартамент во дворце. Там находилось свыше пяти тысяч шкатулок с дорогими безделушками. Гардероб непрерывно пополнялся новыми нарядами: из шелка, парчи, из тканей, шитых золотом, жемчугом. Ее очень мало занимало, что происходит за воротами ее дворца, кроме, разумеется, случаев, когда где-либо в империи обнаруживалась «крамола». Тогда она преображалась и успокаивалась только после того, как докладывали, что «преступник понес наказание», что означало: обезглавлен или четвертован. День казни кого-либо из ее врагов был счастливым днем ее жизни.

Но и это не приносило покоя. Цыси как-то сказала любимой молодой фрейлине:

— Все вызывает во мне разочарование. Все получается не так, как я хотела бы.

Жаловалась на министров: нет от них никакого толку. И тут же:

— Одна ничего не могу решить.

Настроение менялось поминутно. То скажет, что не надо нарушать старины. То пожалуется, что сознает необходимость реформ, но не знает, с чего начать.

Вся маньчжурская бюрократия брала пример с Пекина. Каждый наместник, каждый губернатор, каждый чин, каким бы ничтожным ни был, вместе олицетворяли систему, тяжко придавившую страну. В императорском Китае числилось девять наместничеств. Каждое из них — самостоятельная сатрапия. Вывозить товары из одной в другую запрещено; на границах — заставы: плати лицзинь, налог, пошлину. Если в одной сатрапии голод, мор, наводнение, землетрясение, это не касалось остальных. Как сказал старшина деревни Цуйхэн, когда французские агрессоры напали на Фучжоу: «Воюет наместник провинций Фуцзянь и Чжэцзян, нас это не касается!» Страна фактически распалась на девять частей, а каждая, в свою очередь, делилась на полуавтономные провинции.

Дорог нет. Сообщение между Севером и Югом поддерживается по старинному, пришедшему в негодность Императорскому каналу, построенному за много столетий до прихода маньчжуров. Имеются еще тропы и тачечные колеи. И все. Ни шоссе, ни железных дорог, которые только кое-где строятся иностранцами.

Грузы перевозят на ручных тачках и тележках. Или совсем просто: их переносят на своих спинах кули. На тысячи километров, даже в далекий Тибет, по кручам гор, высочайших на земле, по козьим тропам тащатся человеческие караваны с солью и чаем. Годы уходят на то, чтобы доставить нужный груз.

Экономически страна разобщена. Местные рынки объединяют уезд, округ. Выше, в столицу провинции, уже не добраться. Невыгодно. Налоги и поборы лишают крестьянина и купца дохода. Общегосударственного рынка фактически нет. Рис, привозимый из южных провинций на Север, не товар, а дань, феодальная рента натурой. Китай и в двадцатом веке стоит одной ногой в средневековье.

А вокруг хищные и жадные искатели наживы. Что им до китайского народа! Их вторжение в страну, приведшее к ликвидации таможенных преград и к массовому ввозу фабричных изделий, вконец разрушило китайскую кустарную промышленность. Постройка в Китае иностранных фабрик и заводов, закладка иностранными фирмами шахт и рудников, развертывание сети торговых предприятий для сбыта товаров и выкачки сырья означают широкое наступление иностранного капитала на китайский внутренний рынок. Тут-то и рождается новый социальный тип — компрадор, финансист-посредник, первая разновидность китайской торгово-финансовой буржуазии, зависящей от иностранного капитала и преданная ему душой и телом. Китай становится полуколонией иностранного капитала. Компрадор — один из рычагов полуколониального порабощения страны.

Иностранному капиталу нет дела до традиций китайской старины, он отбрасывает их, если они ему мешают. Ему нужен рынок всего Китая, он его и создает. Ему нет дела до обветшалой иерархии управления и административного деления. Если они ему нужны — сохраняет, если нет — ломает и крушит все вокруг, прокладывает дороги, чтобы открыть себе доступ туда, где можно взять наибольшую прибыль. Западный делец быстро превосходит маньчжурских сановников в любом виде ограбления страны. Насильно, жестокими мерами принуждения, кровавыми войнами, избиениями сотен тысяч китайцев иностранный капитал втягивает, прямо-таки вбивает империю богдыханов в мировые экономические связи, в мировой рынок.

Китай уже полуколония империализма. А впереди грозная опасность полной потери независимости. Настолько уже иностранные державы пренебрегают пекинским двором, что ведут друг против друга войну на китайской территории и даже не считают нужным поинтересоваться: а каково по этому поводу мнение китайского правительства?

Так мстит за себя отсталость: экономическая, политическая, военная.

Цыси и ее окружение просто не в состоянии постигнуть, что все это значит и что таится в происходящих событиях. Они сами функция отсталости. По старинке твердят: «Заморские дьяволы…» И все.

Китаю грозит гибель. Драконы не спасут. Драконы мертвы.

Иехонале все равно. Ей остается недолго жить. О чем печалиться?

Она как Людовик XV: «После нас — хоть потоп!»

2. Страна

Потоп уже неизбежен. Только не мифологический, а вполне реальный потоп народного гнева.

Быть может, в предутренние часы, в тиши дворцовых покоев, Иехонала, притворявшаяся погруженной в глубокий сон, на самом деле обдумывает, какие еще принять меры, чтобы вокруг нее все оставалось в неподвижности. Она знает, что назрели реформы управления, системы образования, экономической политики, Почему не обещать их? И она обещает. Обещает даже введение конституции и созыв парламента. Появляются указы о преобразованиях, разумеется постепенных, растягиваемых во времени на много лет.

Но обещания не действуют. Страна давно не верит маньчжурам. Только реформаторы в восторге и готовы помириться с кликой императрицы. А в массах — глухое брожение.

Вскоре война между Японией и царской Россией, а особенно революция в России, всколыхнут всю Азию, разбудят и Китай. Революционная партия усилится. В Китае начнется период вызревания революционной ситуации.

Двор желает утихомирить взбудораженную страну. Дает милостивое согласие на выезд детей состоятельных родителей за границу для получения образования. В Японии уже тысячи студентов китайцев. Сотни — в университетах Америки и Европы. Токио — крупнейший центр патриотического движения китайской революционной молодежи. Это новый фактор в развитии революционного движения в Китае.

И вот приходит 26 апреля 1902 года, памятный день, когда в Токио китайские студенты созывают первый большой митинг. На нем с горячими речами, призывающими к революционному действию, выступают Хуан Син, Сун Цэяо-жэнь, будущий знаменитый революционный писатель Лу Синь и другие.

А потом мы застаем этих же людей в Китае на боевых позициях. Чжан Тай-янь вместе с молодым публицистом Цзоу Жуном и другими сторонниками издает в Шанхае революционную газету «Су бао»— «Вестник Цзянсу». И в этой газете появляется облетевшая всю страну статья Цзоу Жуна «Революционная армия». Это пламенный призыв к свержению цинской монархии силой оружия, к восстановлению суверенитета Китая и к завоеванию демократической республики. Газета также разоблачала Кан Ю-вея и его лозунги «хорошей монархии». Возникает революционная организация Союз просвещения. Такое название — для отвода глаз. В действительности это антиманьчжурская организация учащейся молодежи. Власти спохватываются, добиваются закрытия «Вестника Цзянсу» и ареста двух его редакторов. Стала выходить другая газета — «Народный ежедневный вестник». Союз просвещения был распущен. Тут же возникает новая организация, в которую вступает руководитель тайных обществ провинции Чжецзян Тао Чэн-чжан. В Чанша начинает действовать организация революционеров — Союз китайского возрождения. Лозунг этих союзов — вооруженное восстание для свержения Цинов. Количество конспиративных организаций непрерывно увеличивается. У них самые различные наименования. Постепенно они покрывают провинции Центрального, Восточного и Южного Китая.

И пропаганда понемногу становится более массовой. Революционный публицист Чэнь Тянь-хуа издает памфлет за памфлетом на простом, общепонятном языке: «Предупреждение китайскому народу», «Вставайте!», «Пробудитесь!» Он зовет массы под знамя революции ради спасения отечества.

Важная новая черта: возникновение революционных организаций в частях «Новых войск». Эти войска укомплектованы исключительно китайцами, офицеры там тоже китайцы, а многие из них учились в Японии и прошли там негласный курс революционного воспитания. Цины сами вооружают революцию.

В Китае начинает возникать новая литература — народная, на «бай-хуа» — «простом языке», в отличие от старинного литературного языка, непонятного массам. И во главе новой литературы — великий Лу Синь. Так подготовляется и культурная революция.

Революционный поток, слабый вначале, становится шире, мощнее. Не только Юг, но уже и Центр охвачены сильным движением. Время замкнутых организаций проходит. Формируются первые широкие политические объединения. Распространяются десятки революционных изданий — нелегальных, конечно. Все находит свое место в революционном арсенале: песня и динамит, памфлет публициста и революционная пьеса, гаечный ключ и самодельная мина.

Как формируются революционеры? В годы торжества реакции старые кадры — носители революционной традиции и веры. Это маяк на пустынном утесе. На него возьмут курс молодые революционные силы, когда придет день нового призыва. Таков Сунь Вэнь. Это буревестник. Когда революция идет на подъем, когда каждый взмах ее могучих крыльев раздувает пламя борьбы, тогда к ней устремляются все новые и новые люди, становятся под старое знамя, овеянное славой прошедших боев, и вносят в борьбу новую силу натиска.

На протяжении первых пяти лет боев революция почти полностью потеряла первоначальные кадры: они пали с оружием в руках. Второе пятилетие обогатилось новыми именами.

Назовем одно из них — Хуан Син. На втором этапе революции, в 1905–1911 годах, Хуан Син играл видную роль.

Он — хунанец, уроженец города Чанша, столицы провинции Хунань. Сын учителя. Человек больших литературных способностей. Он сумел получить на испытаниях ученое звание «сюцая» и этим приобрел право претендовать на чиновничью должность. Он увлекался каллиграфией в стиле Северного Вэй (IV–V веков н. э.), а затем военными науками. В порядке поощрения в 1902 году Хуан Син был послан & Японию для пополнения образования. Прибыв туда, он окунулся в бурную студенческую жизнь. Сходки, споры, — зажигательные антиманьчжурские речи, звучавшие вокруг него, революционные издания, переводы трудов прогрессивных западных мыслителей. Хуан Син понял, где его место в начавшейся борьбе.

Зимой 1902 года китайские студенты в Японии организовали национальную ассоциацию. Это была первая организация студентов, выставившая революционные лозунги и признавшая необходимость насильственной революции. В Токио Хуан и его друзья организовали Ассоциацию военного обучения для подготовки военных кадров. Действовала она с мая 1903 года по август 1905 года. Боевой девиз ассоциации: «Победа в бою или смерть со славой». Японская полиция так и не дозналась о ее существовании. Конспирация соблюдалась строго. Когда Сунь Вэнь начал создавать Объединенный революционный союз Китая, ассоциация вошла в его состав.

Члены ассоциации давали клятву: вернувшись на родину, вести революционную пропаганду, организовать антиманьчжурские силы. Словом, действовать. Одним из первых в июне 1903 года вернулся Хуан. Первый этап — Шанхай. Тут уже были десятки революционных групп со своими печатными изданиями. И все — против Цинов. Шанхай превращался в один из крупных центров антиманьчжурского движения. Его особенность — здесь тон задавали буржуазные элементы в отличие от Юга, где был силен элемент крестьянский, плебейский.

В родном Чанша, куда Хуан привез тюк революционной литературы, господствуют консервативные элементы. Хуан открывает здесь школу японского языка, а в действительности — конспиративный центр Общества китайского возрождения (тридцать членов) и Союза борьбы против общего врага, куда принимались члены тайных обществ.

В снежный вечер ранней весной 1904 года Хуан отправился в горы к северо-западу от Чанша и возле заброшенной шахты встретился с руководителем тайного общества «Старшие братья» Ma Фу-и. Договорились о проведении восстания в день рождения Цыси — 16 ноября того же года. План таков: взорвать помещение, где соберутся сановники, и при помощи распропагандированных солдат гарнизона захватить город. В это же время отряды «Старших братьев» поднимут восстание в пяти районах Хунани. Руководство операцией возлагается на Хуана. Его помощники — Ma Фу-и и Ли Гуэй-и. Установлена связь с тайными обществами в соседней провинции Сычуань. Несколько членов хунаньского Общества китайского возрождения выехали в другую соседнюю провинцию — Цзянси для организации пропаганды в войсках и в Учан, столицу провинции Хубэй. Здесь работал Сун Цзяо-жэнь. Он поддерживал тесную связь с другой местной революционной организацией — Научное общество, успешно ведшей революционную пропаганду в войсках учанского гарнизона.

План выступления обсуждался на собрании членов революционных организаций в Учане. Туда проник провокатор, и в конце октября 1904 года власти узнали о предстоящем восстании. Начались массовые аресты во всех четырех провинциях. Хуан Сина найти не удалось. Он благополучно ушел из Чанша, переодетый в форму таможенника. Обосновавшись в Шанхае, он немедленно начал подготовку нового восстания. Полиция иностранного квартала что-то узнала, нагрянула на квартиру Хуан Сина и нашла там оружие и компрометирующие материалы. Арестовали тринадцать человек вместе с хозяином квартиры. Через несколько дней освободили. Хуан уехал в Японию, откуда вернулся с Ли Гуэй-и и пытался переправить в Чанша оружие, но наткнулся на засаду. Прорваться не смог. Оружие пришлось сбросить в воды Янцзы, а самому — спасаться вплавь. После этого снова уехал в Японию и обосновался в Токио. В Японии до Хуана дошла трагическая весть о казни Ma Фу-и.

Наиболее сильной революционной организацией оставался Союз возрождения Китая, созданный в 1894–1895 годах Сунь Вэнем, выдержавший тяжелые удары и понесший наибольшие потери в схватках с маньчжурами. Союз полностью оправился после поражения 1900 года, насчитывал в 1905 году пятьсот членов — закаленных боевиков, из них двести семьдесят один — гуандунцы, земляки Вэня.

Уезжая в США и в Европу, Сунь Вэнь просил товарищей из руководства союза начать переговоры с другими революционными организациями об объединении для борьбы против маньчжуров.

Пребывание в США и Европе, встречи с китайскими эмигрантами показали Сунь Вэню, что Союз возрождения Китая широко известен и пользуется большим авторитетом. Даже вдали от родины чувствовалось нарастание революционных настроений в Китае. Теперь революционную пропаганду не отвергали.

Революция властно стучалась в двери старого Китая. Ее час приближался…

3. Сигнал к бою

Из Йокогамы Сунь Вэнь уехал, имея при себе первый набросок программы революции. В последние три «тихих» года, почти не показываясь на людях, Сунь Вэнь усидчиво и неутомимо работал над главными ее пунктами. Он еще ни разу никому ни словом не обмолвился о своем детище.

Программа революции — плод долгих размышлений, раздумий, умозаключений и опыта борьбы.

Программа должна дать ответ на три главных вопроса.

Первый вопрос. Завоевание независимости, восстановление суверенитета Китая.

Второй вопрос. Создание нового государства взамен старого, маньчжурского, которое будет сметено революцией.

Третий вопрос. Избавление Китая от язв и зол капитализма, разрешение проблемы народного благосостояния.

Сунь Вэнь считал, что в условиях Китая завоевание независимости и восстановление суверенитета есть проблема не внешняя, а национальная, внутренняя. Более двухсот лет назад Китай лишился независимости и суверенитета. Произошло это в связи с завоеванием страны маньчжурами. С тех пор китайцы — подданные чуждого им императора чуждой династии.

Поэтому решение проблемы независимости и суверенитета является не внешней, а внутренней задачей революции. В этом особенность положения в Китае.

Иностранные державы, грабящие и угнетающие Китай, поддерживают цинский режим, им выгоднее, чтобы в Китае царили хаос и застой. Маньчжуры — гарантия слабости и отсталости Китая. Иностранные державы угнетают Китай, лишают его земель, доходов и прав, но, если даже изгнать иностранцев, а маньчжуров оставить у власти, национальный вопрос так и не будет разрешен и независимость Китая не сможет быть восстановлена. Китайский народ зависит от иностранцев в той мере, в какой он зависим от маньчжуров. Следовательно, нужно раньше всего решить вопрос о восстановлении внутренней независимости и внутреннего суверенитета; задачу эту формулирует кратко: свержение чуждого (цинского) господства над китайским народом.

В этом пункте, как нетрудно заметить, нет установки на борьбу против империализма.

Освобождение китайской нации от маньчжурской тирании — вот стержень этого пункта.

Сунь Вэнь понимал, что этот пункт недостаточен. Но идти дальше не хотел. Пусть первый набросок программы останется таким, как есть. Со временем можно будет продолжить разработку. Сейчас главное — свержение маньчжуров.

Следующий вопрос — создание нового государства. Каким должен быть политический строй этого государства? Вместо маньчжурского абсолютизма должна быть введена демократия, народоправство, конституционное правление. Изучал с этой целью конституции стран Запада. Что дало это изучение, к каким выводам привело? Убедился, что конституции стран Запада построены на разделении трех властей: исполнительной, законодательной и судебной. Один недостаток всех этих конституций в том, что правительство подчинено парламенту, а парламент и его члены никем не контролируются. Другой недостаток: государственные служащие подбираются без предварительной проверки их знаний и квалификации. Как преодолеть эти недостатки? Создать конституцию пяти властей: исполнительной, законодательной, судебной, экзаменационной и контрольной. Все эти власти имеют равные права и друг от друга независимы. Вместе они должны создать устойчивую систему управления, в которой уравновешивают друг друга. Основа основ, разумеется, всеобщее избирательное право. На местах также создаются местные выборные органы власти — самоуправление в уездах, округах и провинциях.

Третий вопрос — новый общественный строй, обеспечивающий народу благосостояние.

Пребывание в США и в странах Европы, изучение положения в этих странах наглядно показали Сунь Вэню, что все преимущества прогресса присвоили себе богатые, которых немного, а все недостатки остались на долю бедных, составляющих огромное большинство народа. Богатые богатеют, бедные еще больше беднеют. Вот к чему привело развитие капитализма.

Китай может и должен избегнуть этого.

Может, потому что в Китае капитализм еще не играет значительной роли — там он только-только возникает.

На Западе трудящиеся вынуждены готовиться к социальной революции, чтобы сбросить с себя капиталистическое иго.

В Китае нет еще класса капиталистов, нет рабочего класса. Классы китайского общества — крестьяне и землевладельцы. Поэтому главная социальная и экономическая проблема Китая — аграрная. При правильном решении земельного вопроса можно будет обеспечить благосостояние народа. Для этого необходимо осуществить уравнение прав на землю, чтобы у всех была земля в достаточном размере.

Сунь Вэнь не был марксистом, знал теорию Маркса лишь весьма поверхностно, только по ее переложению в книгах буржуазных социологов, но тем не менее считал непригодной в условиях тогдашнего Китая. Он верил в то, что в Китае есть еще возможность избежать тех зол, которые капитализм несет с собой: социальное и материальное неравенство, эксплуатация человека человеком, бесправие народа. Сунь Вэнь значительно позже понял, что предлагаемые им меры, особенно ликвидация феодальных отношений в деревне, откроют широкую дорогу развитию в стране не социализма, а капитализма.

Но Сунь Вэнь был уверен, что набросок программы выражает наиболее насущные потребности Китая. И он был прав. В то время никто, ни одна партия, ни одна общественная группа, ни один деятель не решались выставить в какой-либо форме лозунг уравнения прав на землю. А между тем в такой классически крестьянской стране, как Китай, вопрос о земле, естественно, должен был стать и стал главным, решающим лозунгом демократической революции.

В те далекие юношеские годы, когда Сунь Вэнь учился в школе на Гавайях, он часто подолгу смотрел на расстилавшийся перед ним океан. И тогдашние мысли, волновавшие молодое сердце, снова приходили на память. «Как понять океан?.. Китай — океан… Как узнать магическое слово, которое может привести в движение народ-океан?»

Теперь он понимает, теперь он знает магическое слово, которое обладает величайшей силой и способно поднять к борьбе миллионные массы. Это короткое слово. Всем знакомое.

ЗЕМЛЯ!

Мысль Суня работала быстро. Когда после неудачи восстания 1900 года он три года обдумывал программу революции, еще не ясно было, как ее лучше всего назвать. Теперь и это выяснилось. Он назовет ее так: «Сань Мин Чжу И» — «Три народных принципа»:

1. Принцип национализма.

2. Принцип народовластия.

3. Принцип народного благосостояния.

Теперь китайская революция имела более четкую программу, чем когда бы то ни было раньше.

В первом наброске программы не было ни слова о республике. Теперь, когда революция на подъеме, условия изменились, и это ограничение необходимо отбросить. В Гонолулу, куда Сунь Вэнь прибыл весной 1904 года, он публикует в местной газете программную статью «Подлинное решение китайского вопроса». Набрасывает яркую картину положения в стране, находящейся в состоянии глубокого недовольства, излагает принципы, которыми руководствуется революционная партия; указывает на методы действия, открыто провозглашая, что народ должен начать подготовку широкого вооруженного восстания. Тем самым он открыто объявляет войну маньчжурской монархии и — в этом новый момент — монархии вообще. Сунь обращается ко всем передовым людям Запада с призывом оказать материальную и моральную поддержку «новому просвещенному и прогрессивному правительству, которое должно прийти на смену старому… В народе, — пишет Сунь Вэнь, — много людей высокой культуры, способных организовать новое правительство. Уже давно подготовлены тщательно разработанные планы превращения старой монархии в Китайскую республику».

Открытое провозглашение лозунга замены монархии республикой имело в тот момент большое принципиальное значение.

Начинался новый, более высокий этап революционного движения. На этом этапе была уже недостаточна замкнутая конспиративная, сравнительно малочисленная боевая организация революционеров, опирающаяся на поддержку политически отсталой массы членов тайных обществ. Теперь нужна партия более массовая, впитавшая в себя лучшие силы страны, передовую молодежь, борцов за республику, независимость и благо народа.

Особенность революционного мировоззрения и революционной деятельности Сунь Вэня — высокая активность. Он неутомим. И сразу принимается за осуществление плана объединения различных революционных отрядов, ведших борьбу в стране, в одну партию.

Вербовку членов в новую партию он начинает немедленно по прибытии в Европу. Созывает собрания китайских студентов в Лондоне, в Париже, в Брюсселе, в Берлине. Собрания посещаются теми, кто готов участвовать в революционной борьбе. Самое большое состоялось в Брюсселе: присутствовало тридцать человек, присягнувших на верность революции. Им Сунь Вэнь изложил содержание программы революции — «Три народных принципа».

В это время за рубежами Китая находились многие тысячи китайских студентов. В Японии их было в середине 1905 года до шести тысяч. Из этого источника революционная партия черпала кадры. Многие из тогдашних студентов, ставших под знамя борьбы за республику, приобрели впоследствии громкую известность и отдали свою жизнь за дело народа.

Среди них был и Ляо Чжун-кай, один из наиболее верных последователей Сунь Вэня. Они познакомились в Токио, и возникшая тогда между ними боевая дружба сохранилась до конца их жизни. Во многом Ляо Чжун-кай напоминал Сунь Вэню его первых товарищей по Союзу возрождения Китая, друзей его первых революционных выступлений. Бок о бок с Ляо Чжун-каем шла в рядах революционных борцов его подруга и соратница, одна из передовых женщин — героинь китайской революции, Хэ Сяннин.

На собраниях китайских студентов в европейских столицах все выразившие готовность вступить в революционную организацию должны были подписать текст присяги, выработанной Сунь Вэнем:

«ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ ПЕРЕД ЛИЦОМ НЕБА БОРОТЬСЯ ЗА ИЗГНАНИЕ МАНЬЧЖУРОВ, ВОССТАНОВЛЕНИЕ СУВЕРЕНИТЕТА КИТАЯ, СОЗДАНИЕ РЕСПУБЛИКИ И УСТАНОВЛЕНИЕ РАВНЫХ ПРАВ НА ЗЕМЛЮ. КЛЯНУСЬ БЫТЬ ДО КОНЦА ПРЕДАННЫМ ЭТИМ ВЕЛИКИМ ИДЕЯМ, ЕСЛИ Я НАРУШУ ЭТУ КЛЯТВУ, ПУСТЬ МЕНЯ ПОСТИГНЕТ СУРОВАЯ КАРА».

Настроение, царившее на собраниях, показало Сунь Вэню, что китайская молодежь полна энтузиазма и готова отдать все силы и жизнь за спасение отечества. Той памятной весной ярко расцветал юный патриотизм Китая. Это чувство, приобщавшее каждого, кто внимал трибуну революции, к отечеству и нации, придало молодым бойцам силы необыкновенные. Пропал страх перед маньчжурскими мучителями. Загорелись молодые сердца готовностью к бою. Если бы Лу Хао-дун и Чжэн Ши-лян могли видеть это! Увы, такого великого счастья им не было дано!

А из России шли и шли волнующие вести. По всей огромной стране кипела борьба. Выдающуюся отвагу проявляют рабочие в городах. Восстания следуют за восстаниями. Еще не поднялась деревня, но и там уже заметны признаки глубоких сдвигов. Грандиозные стачки парализуют правительственный аппарат. Стали поезда. Не работает телеграф. Армия и флот выходят из повиновения.

Революционная буря перемахнула через Урал, и ее гром уже слышен в Сибири, она приближается к границам Китая. Газеты сообщают о волнениях в русских войсках, расположенных в Маньчжурии. И уже не редки случаи, когда русские и китайские революционеры сражаются в одном строю.

Европейская миссия закончена. Пора снова в путь. Туда, ближе к родным рубежам.

4. В гору!

Друзья Сунь Вэня в Иокогаме знали, когда он возвращается. От них об этом узнали китайские студенты. Пароход, идущий из Европы, еще только показался вдали, а на пристани уже шумела толпа.

Некогда даже отдохнуть с дороги, оглядеться, подумать. Со всех сторон сразу навалились срочные дела. Однако самое срочное — завершить объединение революционных сил. Не ясно только, в какой форме осуществить это объединение: добиваться вступления других организаций в Союз возрождения Китая или создания новой партии? Сунь Вэнь считает, что союз уже сыграл свою роль. Нужно создать новую партию, не столь замкнутую, открытую для всех желающих участвовать в борьбе, имеющую широкие связи в разных слоях населения, в армии, за границей. Революция выступает с новой программой, у нее на знамени лозунг демократической республики.

Товарищи рассказывают ему, что в Токио находится хунанец — боевик Хуан Син, принявший для конспирации японское имя Момовара. С ним группа участников неудавшегося восстания в Чанша. У них широкие связи с революционно настроенными молодыми китайцами, находящимися в Японии.

Сунь Вэнь узнает также, что внутри созданной Хуан Сином в 1902 году Ассоциации военного обучения действует строго законспирированная террористическая группа Гун Бао-чуаня. Примерно год назад, то есть в 1904 году, эта группа террористов реорганизовалась в Общество восстановления величия Китая, и оно также согласно вступить в новую партию.

Эти сведения заставляли насторожиться. Сунь не сочувствовал террористической тактике и не очень доверял самим террористам, которые часто оказывались агентами полиции, провокаторами. Как быть? Они наверняка будут требовать приема всей их компании в новую революционную партию. Стоит ли их принимать?

Необходимо встретиться с Хуан Сином.

Сунь Вэнь понимал, что союз с Хуаном неизбежен. Он ценил в нем смелость, готовность переносить лишения, боевые качества солдата. Чего скрывать — в плане политическом Хуан слаб. Известна его беззаботность в отношении революционной теории, некоторая политическая близорукость. Страдает тщеславием. Трудно будет с ним.

Но это потом, потом. Придет время и для размежевания. Теперь лозунг дня — единство. Необходимо встретиться с Хуаном. Где его найти? Об этом можно справиться у Миядзаки.

Миядзаки и познакомил их. Первая встреча с группой Хуана состоялась 28 июля 1905 года, через несколько дней после приезда Сунь Вэня из Европы. Сунь изложил свои взгляды на необходимость создания объединенной революционной партии. Дело это назрело и не терпит оттяжек. Стране грозят новые опасности. Победоносная революция предотвратит их и откроет путь к обновлению Китая.

Хуан несколько удивил Суня. Первый его вопрос касался… денег. «Есть ли у вас деньги?» — спросил он. Сунь ответил, что есть. Потом началась беседа по существу. И сразу выяснилось, что далеко не все сторонники Хуана поддерживают идею создания объединенной партии. Сам Хуан заявил, что предложение Суня следует еще обдумать. На этом расстались, чтобы собраться снова на следующий день. Сунь приготовился слушать, что скажет хунанец. Тот не стал томить его. Сказал прямо, что предпочитает не органическое, а условное объединение при сохранении своей организации. Значит, не объединение, а федерация? Да, подтвердил Хуан. Каждая организация, вступающая в новую партию, сохраняет свободу действия, разумеется в рамках общей программы и единого устава. Сунь Вэнь подумал, затем выразил согласие.

Договорились, что на следующий день опять встретятся в расширенном составе. Собрание состоялось 30 июля в доме богатого японца Учиды Риохея, где никто не мог бы им помешать спокойно обсудить проект объединения. Участвовало семьдесят человек. Присутствовали: Сунь Вэнь, Хуан Син, Ляо Чжун-кай, Чжан Цзи, Чэнь Тянь-хуа, Сун Цзяо-жэнь, Фэн Цзы-ю, Цзян Цзун-гуй, Цю Цзинь и другие. Собравшиеся приняли решение считать себя подготовительным комитетом по организации новой партии.

Все ждали, что скажет Сунь Вэнь. В своей речи он обосновал необходимость объединения всех революционных организаций в одну партию. Предложение не встретило возражений. Тогда Сунь Вэнь, поддержанный многими участниками собрания, предложил назвать новую партию так: «Объединенный революционный союз Китая».

Немедленно раздался голос Хуан Сина:

— У меня возникло сомнение в целесообразности такого наименования. Стоит ли нам называть будущую партию революционной? Не лучше ли ограничиться таким названием «Объединенный союз»?

Хуан Син как будто ничего не утверждал, он только выражал «сомнения», он лишь спрашивал, а в действительности его реплика имела точный смысл: он как бы ставил вопрос о том, не лучше ли воздерживаться от прямого и открытого провозглашения революционных принципов и резкого размежевания с либералами. Хунаньцы, некоторая часть хубэйцев и выходцев из Чжэцзяна были солидарны с ним. Это были голоса молодой финансовой буржуазии Центрального и Восточного Китая, выходцев из Шанхая — Ханчжоу, Чанша. Там были сильны консервативно-либеральные настроения, а порой преобладали консервативные взгляды, царившие в среде крупной буржуазии, тесно связанной с иностранным капиталом. Между тем группа Сунь Вэня представляла интересы и идеологию не только национальной буржуазии, но и революционной мелкой буржуазии городов и крестьянства.

Сунь Вэнь отлично понял значение реплики Хуан Сина. Дать бой по этому вопросу? Не приведет ли к провалу всего дела объединения? И решает: пока боя не давать. Все решится позднее, когда дело дойдет до основного: программы.

Взяв слово, Сунь Вэнь заявляет, что по тактическим соображениям можно было бы не применять слово «революционный» для названия союза, но его следует в титуле партии сохранить. Это был компромисс. Все выразили согласие.

Затем Сунь Вэнь произносит речь о «Трех народных принципах». Знакомит собравшихся с конституцией пяти властей и говорит о том, что внесет на учредительный съезд союза еще несколько важных программных документов. Чувствует он, что все собравшиеся единодушны в одном: в необходимости свержения монархии и изгнания маньчжуров. Республика как будто всех устраивает. Пока споров нет. Но разногласия имеются.

«Принцип народного благосостояния», точнее — уравнение прав на землю, намечаемое Сунь Вэнем, и осуществление этого права путем национализации земли многим не по душе. Но возражать не решаются. Даже те, кто предпочел бы вообще не затрагивать вопроса о земле, понимают, что открыто отвергать «Принцип народного благосостояния» — значит пойти на разрыв с этим неистовым гуандунцем. Пока лучше помолчать, а там видно будет. В уме некоторых противников предложений Сунь Вэня уже бродит мысль о том, что важнее всего сбросить маньчжуров и взять власть, а тогда вопрос о земле, может быть, и не придется решать вовсе.

Но есть и такие, которым программа Сунь Вэня кажется умеренной. Это радикально настроенные участники собрания. Почему Сунь Вэнь не предлагает конфискацию помещичьих земель? Почему он возражает против аграрной революции, против захвата земли крестьянами? Почему стержнем своей аграрной программы считает выкуп земли государством у помещиков по средней цене и распределение выкупленной, з не конфискованной земли поровну между теми, кто трудится в сельском хозяйстве? Почему не скажет крестьянам: «Бери землю, она твоя!»? У него получается буржуазное, а не плебейское решение земельного вопроса. Даже тайпины провозглашали уничтожение помещичьего землевладения и наделения семей крестьян землей по числу едоков.

В этой критике аграрной политики, предложенной Сунь Вэнем, много справедливого. Надо только принять во внимание, что она, эта политика, в то время была наиболее приемлемой по сравнению с тем, что предлагали другие. Только Сунь Вэнь внес конкретный план земельных преобразований, который предусматривал уничтожение феодальных пережитков, избавление крестьян от помещичьей кабалы и раскрепощение производительных сил страны. Да, это был не социалистический план, но для социализма в тогдашнем Китае вовсе не было необходимых условий и социализм там не стоял на очереди. Вместе с тем, как революционер-демократ, Сунь Вэнь понимал, что революция победит только в том случае, если в битву вступит главная движущая сила — крестьянство, плебейская масса. На нее-то он и рассчитывал.

Те, кто тогда считал уравнение прав на землю нежелательным или недостаточным, не имели собственных разработанных предложений. Они, видимо, и не задумывались над тем, что же привлечет на сторону революции многомиллионное крестьянство. Они много говорили об абстрактной справедливости. Когда Сунь Вэнь думал об этом, ему вспоминалась легенда об острове счастья на неведомой реке. Народу не следует рассказывать сказки. Революция очень серьезное дело.

Противники Сунь Вэня промолчали. Его предложения прошли.

Большие общественные проблемы обсуждались в тот вечер в доме Учиды Риохея. Если бы он тогда знал, какому движению дадут толчок люди, собравшиеся там 30 июля 1905 года! Немногие тогда допускали, что всего через шесть лет маньчжурская династия рухнет и в Китае вообще исчезнет монархия, державшаяся там тысячи лет.

Перед тем как разойтись, собравшиеся избрали комиссию для выработки устава лиги. Возглавил ее Хуан Син. Кроме него, в комиссию вошли Чэнь Тянь-хуа и Ma Цзюнь-у.

Через две недели, 13 августа, в зале ресторана Фудзи в Токио собрались сотни китайских патриотов, чтобы выразить свое уважение доктору Сунь Ят-сену, признанному лидеру объединенного революционного лагеря. Зал был переполнен. Он еле вместил семьсот человек. Сотни молодых энтузиастов стояли под окнами зала и ловили каждое доносившееся до них слово. В честь Сунь Вэня было произнесено несколько речей. Приветствовать его явились представители различных организаций. Но все ждали, что скажет сам доктор Сунь.

Он произнес краткую речь, в которой воспел грядущую революцию. Взволнованно он говорил о том, что еще недавно приходилось тратить много времени и сил, чтобы убеждать слушателей в необходимости революции. И вот пришло такое счастливое время, когда революция уже стала желанной целью для всех. Китайские революционеры объединяются. Что это означает? Это означает, что все общественные слои в Китае, кроме, конечно, маньчжуров, признают необходимость революции. Это ли не победа революционного дела! Это ли не торжество революционного духа!

Через неделю состоялось учредительное собрание союза.

Знакомый Сунь Вэня, японский общественный деятель Сакамато Киния, предоставил свой дом для проведения этого исторического собрания. 20 августа в присутствии более четырехсот делегатов, представлявших почти все провинции Китая (кроме Тибета, Ганьсу и Маньчжурии), Сунь Вэнь провозгласил образование новой революционной партии — Объединенного революционного союза Китая.

Не один Сунь Вэнь создал его. Но будем точны. Союз был его детищем. Мысль о союзе возникла именно у него. И главное — Сунь Вэнь проявил и в этом важном деле свойственные ему целеустремленность и последовательность. Он понимал, как никто другой, что момент назревания революции настоятельно и безотлагательно требует соединения в одну партию всех врагов маньчжуров и монархии вообще, всех сторонников республиканского демократического строя, всех друзей народа — словом, всех революционеров-патриотов. И еще он острее всех чувствовал и понимал, что время местных, автономных организаций прошло, ибо речь шла об освобождении не «моей» или «твоей» провинции, а о стране в целом. В Китае были тогда различные революционные организации — сельские и городские, на всех почти без исключения лежал отпечаток провинциализма и провинциальной ограниченности, каждая стремилась к сохранению своей «независимости» или «самостоятельности», что было отражением раздробленности страны. По мысли Сунь Вэня, новая партия должна была покончить с этими пережитками старины. Союз по-революционному объединял страну, возрождал нацию, поворачивал ее от прошлого к настоящему и будущему.

Во всем этом Сунь Вэнь видел историческую роль, которая выпадала на долю первой общекитайской партии революции. Революция не могла победить как гуандунская, чжэцзянская, хунаньская, хубэйская. Могла восторжествовать как революция китайская, потому что весь китайский народ страдал от одного и того же недуга и весь нуждался в избавлении от него.

Вот это Сунь сказал собравшимся для учреждения новой революционной партии, которой предстояло поднять народные массы и повести их в бой.

Ему было тогда тридцать девять лет. Он — самый старший среди партийных товарищей. Хуан Си-ну исполнился тридцать один год, Сун Цзяо-жэню — двадцать три года. Все полны молодого задора и энтузиазма. Но среди собравшихся нет никого, кто мог бы сравниться с Сунь Вэнем по опыту, знаниям, авторитету руководителя.

После утверждения программных документов союза — за основу приняли идеи «Трех народных принципов» — и устава сформировали руководство: правление, наметили президента и вице-президента, бюро на местах. Президентом избрали Сунь Вэня, вице-президентом — Хуан Сина, назначили руководителей отделов правления и редакцию печатного органа союза «Народ» («Минь-бао»), который вскоре начал нелегально выходить в Токио.

Для руководства деятельностью местных организаций в провинциях различных частей страны предусматривалось уставом создание пяти бюро союза. Но фактически было создано только два бюро: в Центральном и Южном Китае. Бюро Центрального Китая обосновалось в Шанхае, Южное бюро — в Гонконге. Отделения союза на Юге не пришлось создавать — там уже действовало отделение Союза возрождения Китая, которое влилось в новый Объединенный союз и стало его местной организацией.

Союз быстро рос. В первые же месяцы в него вступило около тысячи членов. Комитеты и организации возникли во всех провинциях Китая. Отделения организовались и во многих странах и городах мира, где проживали китайцы или учились китайские студенты: в Японии, в Бирме, в Сайгоне, Сингапуре (здесь действовало бюро правления союза для стран южных морей), Ханое, Бангкоке, в городах Индонезии, на Филиппинах, в США, Канаде, в Австралии. В Брюсселе находилось Европейское бюро союза, отделы существовали в Берлине, Париже, Лондоне. К лету 1906 года в союзе было уже десять тысяч членов.

Сунь Вэнь считал, что для победы революции революционная партия должна обладать ясной программой организации власти. Он не был сторонником буржуазной демократии на западный лад. Полагал, что после свержения монархии пройдет еще некоторое время (по его мнению, не менее девяти лет), прежде чем станет возможным ввести демократические органы власти на основе постоянной конституции, всеобщих выборов в парламент и т. д. В первое время по необходимости сохранится революционная диктатура партии («период военной опеки»), что обеспечит уничтожение «наследия монархии». Потом наступит период воспитания, а уж затем демократическое управление.

В отличие от Сунь Вэня другие лидеры союза представляли себе государственное устройство по буржуазному шаблону, «как на Западе».

И в дальнейшем Сунь Вэнь продолжал дополнять, улучшать и совершенствовать свой план организации государственной власти на различных этапах революции с целью обеспечить права и интересы народа. Он хотел добиться того, чтобы сама система власти не допускала использования ее в антинародных целях. Отсюда его идея «Четырех прав народа»: права всеобщих выборов, права отзыва, права инициативы, права референдума. Таким путем народ осуществляет самое важное право — право контроля. Идея замечательна по своей многосторонности и подлинной демократичности.

Новый союз не был вполне спаянным организмом. Он составился из организаций, которые сохранили свои идеи, воззрения, политические и групповые симпатии. Проглядывали сквозь эти симпатии классовые интересы. Союз включал в свой состав и буржуазные и мелкобуржуазные элементы, и городскую бедноту, и небольшое количество рабочих, были среди членов союза даже некоторые из помещиков, озлобленных по тем или другим причинам маньчжурской монархией. Внутренние трения были неизбежны при таком пестром социальном составе и при такой неясной организационной структуре. К тому же в союз приняли группу анархиствующих крикунов, которые повели шумную кампанию против Сунь Вэня, пользуясь расхождениями, возникшими между ним и Хуан Сином, и всемерно раздувавшие их.

Слабость союза заключалась в его федеративном устройстве.

Верными солдатами революции были прежде всего соратники Сунь Вэня, члены Союза возрождения Китая, наиболее последовательные китайские революционеры-демократы того времени. Сунь Вэнь и его друзья по Союзу возрождения Китая добивались обновления страны, решения в интересах крестьянства вопроса о земле и других социальных преобразований. Для тех деятелей Объединенного союза, которые принадлежали к группировке Хуан Сина, самое главное сводилось к политическому перевороту и устранению маньчжуров; их мало заботили повседневные интересы народных масс, они считали, что для обновления Китая достаточно провозгласить республику по американскому образцу.

Третья организация, вошедшая в новую партию как одна из главных ее составных частей, называлась Обществом восстановления величия Китая. Ее члены — представители китайской интеллигенции старого закала, люди с отсталыми взглядами, склонявшиеся к поддержке «национальной» Китайской династии — старой или новой, все равно. Вхождение этих поборников «величия» в союз не укрепляло, а ослабляло его и ознаменовалось острыми внутренними конфликтами и опасными нарушениями дисциплины.

Если союз все же сыграл важную роль в организации революционной борьбы и в свержении монархии, в чем состоит его бесспорная историческая заслуга, то стало это возможно главным образом благодаря бдительности, упорству, непоколебимому авторитету и воздействию выдающейся личности Сунь Вэня и труду его друзей.

Задачи союза были сформулированы Сунь Вэнем в известных «Шести пунктах», опубликованных в первом номере партийного органа «Народ».

1. Свержение продажной, разложившейся маньчжурской династии.

2. Провозглашение демократической республики.

3. Поддержание всеобщего мира.

4. Осуществление равного распределения земли.

5. Сотрудничество народов Японии и Китая.

6. Призыв ко всем странам оказать содействие в преобразовании Китая.

Пятый и шестой пункты были включены по соображениям тактическим. Сунь Вэнь тогда не считал своевременным и целесообразным призывать к борьбе против иностранных держав. Наоборот, он полагал, что в интересах обеспечения победы над маньчжурами следует проводить тактику нейтрализации этих держав, чтобы изолировать основного врага — Цинов. Но он хорошо понимал, что от своих позиций в Китае иностранные державы добровольно не откажутся и что с ними предстоит борьба. Не надеялся он на сколько-нибудь широкую поддержку из-за границы в преобразовании Китая. В одном его письме, относящемся к тому времени, говорится: «Они (иностранные державы) не настолько глупы, чтобы совершить коммерческое самоубийство, помогая Китаю обрести собственную индустриальную мощь и стать независимым». Но задирать их тоже не считал полезным — до поры до времени.

По всем этим главным вопросам в руководстве не возникло никаких споров. И вдруг разгорелся конфликт между Хуан Сином и Сунь Вэнем по второстепенному, даже мелкому, поводу: о партийном флаге.

На одном из первых заседаний правления союза обсуждался вопрос о партийном флаге. Хуан Син внес свой проект: красное полотнище с белыми и синими полосами. Сунь Вэнь предложил другой проект: синее поле и на нем белое солнце, окруженное зубчатыми лучами, тоже белыми. Этот проект был в свое время предложен покойным Лу Хао-дуном, и Сунь Вэнь считал, что его следует утвердить. Хуан Син стал возражать. Начался спор. Хуан Син покинул заседание и дал понять, что намерен выйти из союза и увести «своих». Союзу грозил раскол. Сторонники Хуан Сина зашумели о «диктатуре» Сунь Вэня. Суп Цзяо-жэнь обвинил Сунь Вэня в «неискренности». Да и сам Хуан Син сделал заявление о том, что «Сунь начал думать о себе как о единственном вожде революции».

Сунь Вэнь уступил. Согласился с тем, чтобы флаг был красно-синий, но с белым солнцем в середине. Хуан Син согласился с ним. Конфликт разрешился.

Другой конфликт возник позднее, летом 1907 года, в связи с тем, что по требованию маньчжуров японские власти решили запретить деятельность руководящего центра союза в Токио и выслать Сунь Вэня из Японии. После отъезда Сунь Вэня оставшиеся в Токио анархиствующие сторонники «величия», в частности Чжан Бин-линь и Чжан Цзи, поддержанные Сун Цзяо-жэнем, одним из видных сторонников Хуан Сина, пытались захватить правление и редакцию партийного органа «Народ», овладеть руководством союза, снять Сунь Вэня с поста президента и передать этот пост Хуан Сину. Сам Хуан Син не имел отношения к этой авантюре. Вред он-a причинила огромный. Противники Сунь Вэня не остановились перед тем, чтобы опубликовать грязный пасквиль против него, объявили его виновником «бесцельной гибели» участников восстаний в различных частях Китая, приписывали ему «растрату» партийных средств. Наконец, они сообщили японской разведке секретные сведения о деятельности союза, а от японцев эти сведения могли легко попасть к маньчжурам, с которыми японские империалисты в то время усиленно флиртовали. Это была прямая и гнусная измена делу революции, за что по уставу союза виновные должны наказываться смертью.

Однако и эта авантюра закончилась поражением противников сплочения революционного лагеря.

Революция шла своей дорогой — трудной, извилистой. Впереди были опасности и борьба. Но сила маньчжуров уже клонилась к упадку. Развязка была ближе, чем ожидали сами революционеры.

1. Идеи и меч

Жизнь в Токио в конце этого памятного 1905 года полна забот. Революционная партия, возникнув летом, к осени уже развернула свои силы в главных районах страны, за границей и повсюду, где живут китайцы. Только на Севере, в провинциях, окружающих Пекин, да на Северо-Востоке влияние партии еще незначительно.

В конце ноября 1905 года вышел первый номер главного печатного органа союза «Народ». Издатели нашли для него дом в Токио. Здесь набирают и печатают. Тут же и редакция. «Народ» выходит нелегально. Но японские власти знают все, что им необходимо знать. Дом, где печатают журнал, принадлежит некоему господину Кога, а этот господин Кога служит в полиции.

С первого же номера «Народ» находит своего читателя. Это главным образом студенческая молодежь. Журнал выходит нерегулярно и не очень часто: два-три, иногда и четыре раза в год. Ждут его с нетерпением. Им зачитываются. Тираж невелик: три тысячи экземпляров. Из них две тысячи экземпляров расходятся в Японии, среди проживающих там китайцев, а тысяча экземпляров разными путями переправляется в Китай. Спрос на журнал так велик, что за один экземпляр платят до двух долларов при цене в двадцать центов. Отдельные статьи выпускаются редакцией в уменьшенном формате на тонкой бумаге и пересылаются в Китай по почте, а на местах эти статьи перепечатываются в виде листовок. Свои статьи Сунь Вэнь подписывал псевдонимом Сунь Чжун-шань.

«Народ» повел беспощадную борьбу против реформаторов. Началась и разгорелась яростная полемика с печатным органом Лян Ци-чао. В конце концов она закончилась идейным разгромом реформаторов. Лян Ци-чао был вынужден публично признать: «Идеи революции овладели Китаем!»

Это была победа идей Сунь Вэня.

Он уделял большое внимание «Народу», писал для него, привлекал способных сотрудников. В журнале печатались (фактически из номера в номер) статьи, обзоры, корреспонденции о революционном движении в России.

Сунь Вэнь понимал, что революционному делу следует учиться у русских революционеров. Опыт старых, давно прошедших буржуазных революций в странах Запада устарел. Единственная страна, где революционная народная борьба кипела, не утихая, — Россия — была рядом. Помимо ценного опыта, который имели русские революционеры, пропаганда русской революции являлась мощным средством укрепления революционных настроений в Китае, веры китайских революционеров в победу.

В это время Сунь Вэнь познакомился с некоторыми русскими политическими эмигрантами, участниками революционного движения в России и первой русской революции. Группа русских политических эмигрантов обосновалась в Нагасаки, где издавала газету. Сунь Вэнь узнал, что среди них находится старый русский революционер Руссель (Николай Николаевич Судзиловский). Между центром союза в Токио и группой Русселя установились тесные отношения. Когда Руссель переехал в Кобе, Сунь Вэнь побывал у него. В Японии находился активный участник революции 1905 года Т. А. Гершуни. Сунь Вэнь познакомился и с ним. Русские революционные эмигранты сотрудничали в «Народе», снабжали его материалами о революционных партиях и деятелях в России, фотоснимками, портретами известных русских революционеров. Китайские революционеры сотрудничали в изданиях Русселя — в газетах «Япония и Россия» и «Воля».

Разыскивал Сунь Вэнь материалы о революционном движении в России в журналах и книгах, издававшихся в западных странах. Обширные извлечения печатались на страницах «Народа». Так расширялись русско-китайские революционные связи еще задолго до того, как Сунь Вэнь пришел к заключению, что будущее Китая неразрывно связано с развитием революционной борьбы в России.

Сунь Вэнь уже давно, со времени встречи с русским публицистом в Лондоне в конце 1896 года, знал, что передовые русские люди — друзья китайского народа. Теперь он убеждался в том, что это настоящие, боевые друзья, ибо их мужественная борьба ослабляла врагов Китая и оказывала ему прямое содействие. Китайские революционеры еще сильнее почувствовали, что они не одиноки.

«Народ» знали, читали, любили. Когда журналу исполнился год, на торжественное собрание в его честь собралось в Токио пять тысяч человек. Председательствовал Хуан Син. Главным событием небывалого собрания была речь Сунь Вэня, впервые публично провозгласившего программу революции — «Три народных принципа». Именно в этой речи Сунь Вэня содержится его известная формула революции:

«Поскольку мы против диктатуры кучки маньчжуров, мы стремимся к национальной революции; поскольку мы против самодержавной власти монарха, мы стремимся к политической революции; поскольку мы против диктатуры богачей, мы стремимся к социальной революции. Если нам не удастся достичь хотя бы одной из этих целей, значит мы не претворим в жизнь своих первоначальных намерений. После осуществления всех трех целей Китай станет самым совершенным государством».

Тысячи взволнованных сердец, тысячи горящих глаз следили за каждым движением оратора. Его слова вызвали бурю одобрительных возгласов.

Шесть часов продолжалось чествование «Народа». Студенты шли по рядам и собирали в фонд журнала. Каждый давал сколько мог. Любая монетка принималась как дар сердца. Собрали около восьмисот иен.

Это был большой день в истории Объединенного союза.

А через два дня телеграф принес известие о том, что более месяца назад началось восстание шести тысяч рабочих рудников в уезде Пинсян провинции Цзянси. Отсюда восставшие рудокопы двинулись в уезд Люян соседней провинции Хунань. В течение нескольких недель восстание продолжало расширяться и охватило также уезд Лилин. К концу ноября численность вооруженных повстанцев, к которым присоединились некоторые части местных войск и крестьяне, достигла тридцати тысяч человек. Непосредственная причина восстания — голод, поразивший обе провинции. Восстание вспыхнуло неожиданно для местных деятелей союза, но в нем приняли участие его члены. Восставшие рабочие и крестьяне повсюду выдвигали лозунги союза: республика и равные права на землю!

Руководство союза узнало о восстании из сообщений японских газет. Немедленно в район восстания выехали из Японии уполномоченные правления. Хуан Син пробрался в Гуандун. Но было уже поздно. Маньчжуры приняли все меры, чтобы подавить восстание, замечательное тем, что впервые руководящая роль принадлежала рабочим, с которыми в боевом союзе действовали крестьяне, члены тайного общества «Старшие братья».

Одновременно маньчжуры добиваются от японского правительства, чтобы оно запретило деятельность руководства союза в Токио и выслало из страны Сунь Вэня. Желая сохранить видимость лояльности по отношению к китайским революционерам, японское правительство довело до сведения Сунь Вэня, что ему «лучше покинуть Японию», причем японский премьер-министр Ито просил передать, что его правительство готово принять на свой счет расходы по переселению Сунь Вэня в какую-нибудь другую страну. Конечно, дело было не в требованиях маньчжуров, а в том, что сам Ито и его последователи ненавидели китайских революционеров и стремились избавиться от них. Ито не скрыл, что деятельность китайских революционеров на территории Японии оказывает «отрицательное» влияние на японских трудящихся. Особенно недоволен он был тем, что социалистические рабочие организации Японии сотрудничали с Объединенным союзом Китая и совместно с ним организовали Интернациональное общество, куда входили японцы, китайцы, вьетнамцы, филиппинцы, индийцы.

Сунь Вэнь понял все: его высылали. Надо было обосноваться в другом месте, но не отдаляться от Китая. Он вспомнил о переданном ему некоторое время назад приглашении французских властей Индокитая. Решил ехать туда.

Но прежде чем покинуть Токио, где решено было оставить некоторых деятелей для руководства изданием «Народа» и частью центрального аппарата союза, Сунь Вэнь провел одно очень важное постановление: о создании Специального комитета с чрезвычайными полномочиями для организации вооруженных выступлений и согласования деятельности отделений союза в Китае и за границей. Сунь Вэнь сказал при этом, что необходимо извлечь урок из недавнего восстания в Пинсяне. Союз был застигнут врасплох. Это не должно повториться. Впереди не одно восстание против маньчжуров. Нужна организация, нужна разведка, информация, нужен штаб. Правление слишком громоздкое. Небольшой по составу Специальный комитет по военным делам и сбору средств крайне необходим. Ближайшая задача комитета — организация вооруженных восстаний в Гуандуне, Гуанси, Хунани, Юньнани и других местах и сбор средств среди китайских эмигрантов за рубежом. Предложение Сунь Вэня приняли. Он был избран главой комитета. Туда вошел также Хуан Син.

Комитет переехал в Ханой. Это было удобно во многих отношениях. Маньчжуры не сразу догадаются, где оперативный центр союза, от Ханоя до китайской границы ближе, чем от Японии; почти рядом те провинции Китая, где, по мнению Сунь Вэня, следует организовать восстания: Юньнань, Гуанси, Гуандун. В Ханой легче доставить оружие морем через Хайфон и далее по Красной реке.

Отныне военные вопросы находились под неослабным контролем Сунь Вэня.

На одном из заседаний комитета было принято решение о всемерном усилении работы союза в «Новой армии». Сунь Вэнь сказал, что нужно поставить перед молодыми членами союза задачу, которая ему представляется исключительно важной, даже почетной: идти в «Новую армию», проникнуть на командные должности, для чего поступать в военные школы, наниматься на военную службу в качестве рядовых — всеми способами и путями проникнуть в «Новую армию», захватить в ней сильные позиции, взять ее изнутри. Маньчжуры, добавил Сунь Вэнь, тратят на формирование этой армии народные деньги, народ поэтому имеет право взять эту армию и использовать в интересах революции.

Главное внимание Специальный комитет уделяет провинциям Юга и Юго-Запада. До них было «рукой подать», потом там широко развито крестьянское движение. В Гуанси и Юньнани не прекращаются волнения среди национальных меньшинств: чжуан, мяо, лоло, ицзя. С ними также устанавливается контакт.

В мае 1907 года Специальный комитет организует первое восстание в восточной части Гуандуна, в округе Чаочжоу. После шести дней боев и некоторого успеха, приведшего к захвату нескольких небольших городов и небольшого арсенала в Хуагане, восставшие потерпели поражение и рассеялись. Но почти сразу же вслед за этим восстанием вспыхивает в начале июня еще одно, в другом округе Гуандуна — Вэйчжоу. Туда Сунь Вэнь отправил уполномоченного союза для связи с отделением тайного общества «Триада». Совместно они подняли крестьян. Восстание продолжалось десять дней и окончилось неудачей из-за нехватки оружия, которое хотя и было отправлено повстанцам из Ханоя, но попало в руки маньчжурских властей.

После короткого перерыва Специальный комитет поднял восстание в юго-западной части Гуандуна. Маньчжуры стянули в район восстания большие силы, и повстанцам пришлось прекратить операции. В конце сентября Сунь Вэнь, Хуан Син и их отряды вернулись в Индокитай.

Сунь Вэнь не терял веры в исход борьбы.

В конце ноября Специальный комитет получил сведения о восстании крестьян в юго-восточной части провинции Гуанси, недалеко от границы Индокитая. Восставшим удалось захватить горный проход Чжэнь-нань и три небольших пограничных укрепления, запирающих этот проход. В укреплениях были пушки, правда очень старые. Сунь Вэнь и Хуан Син тотчас же выступили с отрядом в несколько сот человек на подмогу. Маньчжуры также начали перебрасывать войска к Чжэнь-наню. Отряд Сунь Вэня достиг фортов. С трудом взобрались на высокие скалы и увидели подходившие со всех сторон войска противника. Семь суток шли бои. Ждать подкреплений не имело смысла — им неоткуда было прийти. Оставаться здесь было нецелесообразно. Сунь Вэнь скомандовал отступление.

Комитет занялся подготовкой других боевых выступлений. Но в марте 1908 года французские власти внезапно предложили Сунь Вэню покинуть Ханой. Угрожали арестом. Пришлось уехать в Сингапур. Специальный комитет пока остался в Ханое.

Через несколько дней, выполняя приказ Сунь Вэня, боевой отряд численностью в двести человек под командованием Хуан Сина вступил в юго-западную часть Гуандуна и с боем продвинулся в соседнюю провинцию Гуанси, к горе Мадушань. Поход продолжался сорок дней. За это время к отряду присоединились четыреста партизан. Отряд отличался крепкой организацией и дисциплиной. Не хватало лишь вооружения и боеприпасов. В конце апреля отряд вернулся на свою базу. 5 мая Хуан Син узнал о новом большом восстании в провинции Юньнань, в районе города Хэкоу, который был взят восставшими 30 апреля. От Сунь Вэня поступило указание — немедленно отправиться в Хэкоу и принять на себя командование вооруженными силами восставших. Хуан Син помчался в Юньнань. Прибыв в Хэкоу, нашел восстание в разгаре. Командовали здесь члены союза Хуан-Мин-тан и Ван Хэ-шунь. Оказалось, что на сторону восставших перешло несколько батальонов правительственных войск — более трех тысяч солдат со всем вооружением. Не было боеприпасов. Не было денег. Хуан хотел немедленно идти на Куньмин, столицу провинции. Среди восставших, однако, не было единодушия. Хуан Син тогда решил на один день съездить в Ханой, чтобы посоветоваться с товарищами из комитета, но на обратном пути его постигло несчастье — на границе он был задержан французской полицией и выслан из Индокитая. Восставшие, не дождавшись возвращения Хуан Сина, разбрелись кто куда.

Хуан Син уехал в Сингапур, где встретился с Сунь Вэнем. Договорились, что следует проверить состояние дел в Токио, где клика Чжан Бин-линя повела клеветническую кампанию против Сунь Вэня и фактически развалила все то, что осталось от центрального аппарата союза после отъезда членов Специального комитета. Прибыв в августе в Токио, Хуан Син установил, что Чжан и его дружок проходимец Дан Цзэн-би превратили «Народ» в орган своей раскольнической группы и начали вести агитацию в пользу индивидуального террора. В № 24 журнала появилась провокационная статья Дана «Психология революции», оправдывавшая политические убийства как средство борьбы. Японские власти придрались к этой статье, конфисковали номер и запретили издание журнала. Это был большой удар для союза. В Токио среди членов организации царили разброд и уныние. Чувствовалось отсутствие Суня.

К сожалению, Хуан Син не проявил необходимой стойкости. Он сам тоже стал склоняться к террору, оправдываясь тем, что ввиду неуспеха восстаний, организованных союзом, не мешает для «поднятия духа» организовать несколько «громких» покушений на видных деятелей маньчжурского режима. В секретной мастерской, организованной Хуан Сином в Иокогаме, террористы учились снаряжать бомбы. Динамит достали с помощью некоторых русских политических эмигрантов, проживавших в Японии.

В этой бомбовой мастерской в свое время работала известная китайская революционерка — поэтесса Цю Цзинь, вступившая в союз еще в 1905 году в Токио. Цю Цзинь принадлежала к тайной, законспирированной террористической организации «Группа десяти». Вернувшись в Китай, она вступила в террористическую группу офицера Сюй Си-линя. В июле 1907 года Сюй убил губернатора провинции Аньхуэй и организовал восстание в Анцине среди воспитанников военной школы, где он работал. Оба — Сюй Си-линь и Цю Цзинь — были схвачены и казнены. Многие молодые китайцы старались подражать казненным и поэтому предпочитали террор всем другим видам революционного действия. Объединенный союз не имел прямого отношения к делу «Группы десяти». «Группа десяти» существовала внутри союза без его ведома. Политически она была связана с Обществом восстановления величия, вернее, с той ее «независимой» частью, которой руководили противники Сунь Вэня.

В Анцине же в ноябре 1908 года под руководством офицера Сюн Чжэн-цзи вспыхнуло новое восстание в войсках местного гарнизона. Оно было подавлено, но еще раз показало, что армия ненадежна, что маньчжуры не могут рассчитывать на китайских солдат и офицеров.

В это время — ноябре 1908 года — Цыси почувствовала, что царству ее приходит конец. По ее приказу 14 ноября евнухи умертвили опального императора, а на следующий день она сама скончалась. На престол возвели двухлетнего Пу И, сына принца Чун, который стал регентом.

Сделавшись фактическим главой государства, принц Чун прогнал Юань Ши-кая, предавшего в 1898 году его брата императора Цзайтяня. «У вас больные ноги — поезжайте лечитесь!» — сказали ему. Карьера любимчика Ли Хун-чжана внезапно оборвалась. Но он сохранил тесную связь с командирами «своих» дивизий, расположенных в Северном Китае.

…Революция нарастала, она приближалась неумолимо. Ее идеи проникли в массы. Революционная война разгоралась. Она знала подъемы и спады, но в целом революционная волна поднималась выше и выше, и рокот ее все более грозно доносился до императорских покоев.

Обреченную монархию уже ничто не могло спасти!

2. Удар грома в Кантоне

За три года — 1906—1908-й — Китай пережил полосу почти непрерывных антиманьчжурских восстаний. Следующий год — 1909-й — был сравнительно спокойный. Революционные организации собирали силы. Собирал силы и Объединенный союз.

Сунь Вэнь недолго оставался в Сингапуре: он и для английских властей оказался «нежелательной личностью». Пришлось ему перебираться в Пенанг. Понемногу он переводит туда из Токио все важные связи союза и берет в свои руки руководство его центральным аппаратом. Специальный комитет тоже перебрался в Пенанг. Все равно проводить какие-либо операции в юго-восточных провинциях Китая теперь невозможно. Его мысль обращена к Кантону. А что, если там развернуть подготовку к восстанию? Надо только суметь обосноваться в Гонконге и создать там базу.

Но…

Внезапно происходит что-то невероятное. Член комитета Ван Цзин-вэй, прибывший в Пенанг, знакомится с молодой китаянкой Чэнь Би-чунь, дочерью богатого местного купца, и влюбляется в нее. Чэнь отвечает ему взаимностью. Но за этим романом, пока сохраняемым в глубокой тайне, скрыта еще одна тайна: возлюбленная Вана — член террористической группы Фан Цзюнь-ина, в которую входят жена Фана, Цзэнь Син, затем Чэнь Би-чунь и еще трое. Ван присоединяется к террористам. Сообщает об этом Сунь Вэню. Тот категорически возражает. Специальный комитет запрещает Вану участвовать в террористических актах. Ван совершает грубое нарушение дисциплины и вопреки запрету уезжает. Кричит на прощание, что ему надоели «мелкие дела», что необходимо сделать «что-нибудь громкое», чтобы «потрясти весь Китай». Группа отправляется в Ханькоу. Прибыв туда и осмотревшись, террористы решают, что покушение на какого-нибудь чиновника здесь не будет ни «громким», ни «потрясающим». Что делать? Принимается решение: динамит (около пятидесяти килограммов), который везут с собой, оставить на хранение у ханькоуских товарищей и всей группой вернуться назад. Чэнь Би-чунь достает денег. В декабре с тремя террористами она отправляется в Пекин. В январе 1910 года туда выезжает Ван Цзин-вэй со взрывчаткой. В Пекине террористы решают совершить покушение на фактического главу государства, отца малолетнего императора — принца Чуна. Ничего не скажешь: замысел «громкий». Это была авантюра, и она, конечно, провалилась. Полиции удалось арестовать Ван Цзин-вэя и его помощника.

Хуан Син, узнав из газет о провале покушения в Пекине, выехал из Японии в Малайю, чтобы посоветоваться с Сунь Вэнем о дальнейших действиях. Сунь Вэнь осуждал поведение Вана и откровенно сказал об этом Хуан Сину.

— Ван, — заявил Сунь Вэнь, — плохой революционер, позер и сумасброд. В самый ответственный момент борьбы он пускается в авантюры, и теперь нам придется его спасать из тюрьмы. Разве это к лицу серьезному революционному деятелю!

Между Сунь Вэнем и Хуан Сином состоялся длительный разговор о ближайших задачах боевой деятельности союза.

Сунь Вэнь дал Хуан Сину подробные инструкции о подготовке восстания в Кантоне, а также полномочия для руководства революционной деятельностью всех организаций союза на время своего отсутствия. Все члены Специального комитета получили указания беспрекословно выполнять приказы Хуан Сина. Потом Сунь Вэнь и Хуан Син отправились в Гонконг, где их ожидали члены союза: офицер маньчжурских войск, перешедший на сторону революции, Чжао Бо-сянь, бывший младший офицер Ни Ин-дянь, Чжу Чжи-синь, Яо Юй-пин и Чэнь Цзюн-мин. По предложению Сунь Вэня создается Специальный комитет по делам Южного Китая, куда входят Хуан Син и остальные присутствующие. Задача комитета: подготовить восстание с целью захвата Кантона; в случае успеха провозгласить там революционное правительство и превратить Гуандун в базу для освобождения всего Китая. Это была реальная задача: революционная пропаганда распространилась на всю страну, которая созрела для переворота, был необходим лишь сильный толчок в виде яркого успеха революционных сил, чтобы пламя революции охватило все провинции и привело к возмущению в войсках.

Из Гонконга Сунь Вэнь выехал для сбора средств в Европу и оттуда в США.

Какими силами располагал союз в Кантоне?

Был ударный отряд в сто человек, готовых идти на смерть, выполнить любое задание. Можно было рассчитывать на части «Новой армии» общей численностью до бригады (три тысячи человек), состоявшие из распропагандированных солдат под командой офицеров, членов союза или сочувствующих ему. Тайные общества обязались выставить к сроку, который будет им указан, отряд силой до десяти тысяч человек, вооруженных огнестрельным оружием. Восстание планировалось на конец февраля 1910 года. Сигналом послужит восстание одного из полков (1-го) «Новой армии», расположенного в Шахэ, около Кантона. Полк поведет уполномоченный комитета Ни Ин-дянь которому в помощь выделяется бывший командир полка Чжао Бо-сянь. Ни Ин-дянь полагал, что сумеет повести за собой не менее двух тысяч вооруженных солдат.

Но события развернулись не так, как было намечено. 9 февраля произошло столкновение между солдатами готового к восстанию 1-го полка и кантонской полицией. Поведение солдат возбудило подозрения у властей. По решению Специального комитета начало восстания перенесли на более ранний срок — 15 февраля. Но когда Ни Ин-дянь утром 12 февраля вернулся из Гонконга, он узнал, что 1-й полк самовольно восстал. Пришлось дать команду и двинуть полк в Кантон. К несчастью, в первой же перестрелке с охранными войсками Ни Ин-дянь погиб. Другого командира у восставших не оказалось. А комитет в Гонконге не знал, что восстание началось на три дня раньше срока, и тоже ничего не предпринял, чтобы заменить погибшего Ни Ин-дяня. Восстание окончилось полной неудачей. Солдаты забаррикадировались в казарме. Другие полки бригады были разоружены и заперты в казармах. Через два дня восставшие сдались.

Восстание могло увенчаться успехом. Подумать только: в первый раз удалось поднять целый полк! Если бы он ворвался в Кантон, прозвучал бы боевой сигнал для всех членов союза. Оружия у них было достаточно. И… полный провал! Поражение вызвало замешательство среди революционеров. Какой-то злой рок преследовал их!

Сунь Вэнь узнал о преждевременном выступлении солдат 1-го полка, о гибели Ни Ин-дяня и последующих событиях, находясь в США. В начале июня он выехал оттуда в Японию и 15 июня был в Иокогаме. Сюда приехал Хуан Син. Встретились они в гостинице. Обоих разыскивала японская полиция. Пришлось уезжать из Йокогамы, где Сунь Вэня выследили японские шпики. Сунь Вэнь покинул Йокогаму в конце июня и 11 июля прибыл в Сингапур, откуда выехал в Пенанг. Здесь он принял решение о созыве совещания для обсуждения вопроса о подготовке нового восстания в Кантоне. 13 ноября в Пенанг прибыл из Бирмы Хуан Син. В декабре приехали Ху Хань-минь, Чжао Бо-сянь и другие. Совещание открылось в январе 1911 года. Присутствовали руководители местных организаций союза в Малайе.

Доклад сделал Сунь Вэнь.

Подробный разбор причин неудавшегося восстания показал, что главная беда всех боевых выступлений союза — слабая организованность, плохая связь между боевыми отрядами и штабом, низкий уровень дисциплины. Солдаты 1-го полка нарушили приказ, выступили раньше срока и сорвали восстание. Члены организации, работавшие среди этих солдат, сумели внушить им революционные идеи, а революционную дисциплину привить не смогли.

Сунь Вэнь высказался за проведение нового восстания в Кантоне, но при более тщательной подготовке его.

Были в это время и другие заботы у Сунь Вэня: болезнь матери. Она жила тут же, в Пенанге, где находилась его семья. Дети уже выросли — девочки превратились в девушек, сыну, Сунь Кэ (Сунь Фо), пошел девятнадцатый год. А мама, старенькая мама, не хотела жить вдали от своего Вэня. Вэнь — ее любимец. Уважаемый человек. Повсюду его знают. Достойный Сунь!

Какие бы заботы ни окружали Сунь Вэня, он всегда помнил о матери. Маленькая старенькая китаянка с загрубевшими от труда руками. В этот свой приезд в Пенанг он видел ее в последний раз. Она умерла незаметно, как жила. Тихо угасла.

Приехал А-мэй. Везти прах матери в родную деревню, туда, где покоятся все члены семьи Суней, взялся он. Сунь Вэню въезд в Китай был закрыт.

После совещания в Пенанге Сунь Вэнь выехал в США. Оттуда он пишет Хуан Сину, снова напоминая ему, что большинство предыдущих восстаний терпели неудачу из-за отсутствия прочной базы, запаса оружия, патронов и т. д.

Что имел в виду Сунь Вэнь, говоря о «базе»? Он имел в виду не территорию только, а общественную поддержку. Хуан Син полагал, что самое главное — военная подготовка, а все остальное приложится. Сунь Вэнь напоминал своему товарищу по партии, что восстание тогда можно считать обеспеченным, когда оно опирается на прочную основу — «базу» — сочувствие народа. И на военную сторону дела тоже обращает внимание: заготовить в достаточном количестве оружие и боеприпасы, чтобы в бою сражающиеся силы революции не испытывали нехватки боевых средств.

Хуан Син согласен с ним и советует использовать в качестве базы полуостров Гуанчжоувань в южной части Гуандуна, «арендованный» Францией. В этом письме Хуан высказывает такое мнение, что наилучшей силой для свержения маньчжурского режима является его собственная армия. Целесообразнее всего готовить новое восстание в Кантоне, потому что, несмотря на неудачу выступления в феврале, революционная организация в войсках кантонского гарнизона далеко не разбита. Среди солдат много сторонников революции. Имеются революционные группы и в других гарнизонах — в Цзянсу, в Чжэцзяне, в Цзянси, Хубэе, в Хунани, сильнее всего распропагандированы солдаты в частях, расположенных в Юньнани: они в любое время готовы вступить в борьбу. И если революция начнется в какой-нибудь провинции, ее, несомненно, поддержат остальные; революция распространится — «как крик ворона отдается в горах». Эта оценка революционной ситуации в Китае во многом отвечает действительности и тем не менее для нее типично отсутствие какого бы то ни было упоминания о народных массах и их роли в революции. Все расчеты Хуан Сина построены исключительно на революционных настроениях в войсках. Таков уж Хуан Син, ничего не поделаешь!

Прежде чем приступить к подготовке нового восстания в Кантоне, члены Специального комитета по делам Южного Китая, фактически выполнявшего в это время функции Общекитайского центра союза, объездили китайские колонии в странах Юго-Восточной Азии: в Бирме, Малайе, Индокитае, Сиаме, Голландской Индии и собрали значительную сумму — 110 210 долларов. Из США и Канады поступило 77 тысяч долларов. Можно было начинать! Оружие и боеприпасы Хуан Син закупил в Индокитае и в Японии. Боевой груз доставлялся в ящиках под видом медикаментов в адреса некоторых фармацевтических фирм в Кантоне. Часть оружия отправили в Гонконг.

18 января 1911 года Хуан Син прибыл в Гонконг. Штаб, назначенный Специальным комитетом, расположился в доме № 35 по улице Хэппи Уолли (Счастливая долина). Штаб состоял из самого Хуан Сина, командующего всеми силами повстанцев, его помощника — Чжао Бо-сяня, заведующего секретариатом Ху Хань-миня и Чэнь Цзюн-мина.

План восстания предусматривал одновременное нападение на дворец наместника провинций Гуандун и Гуанси, штаб кантонской эскадры флота, арсенал и полицейское управление силами десяти боевых групп «отчаянных», вооруженных бомбами и пистолетами. Общая численность всех десяти групп — восемьсот бойцов. Кроме того, Чжао Бо-сянь установил связь с находившейся вне Кантона бригадой «Новой армии», сочувствовавшей революции. Командиры заверили Хуан Сина в поддержке. Были организованы отряды «Народной армии» — повстанцев в сельских районах вокруг Кантона. Командирами этих отрядов штаб назначил Яо Юй-пина, Ху И-шэна (брата Ху Хань-миня) и Чэнь Цзюн-мина, которые по сигналу должны были атаковать городские ворота, захватить их и пропустить в город полки «Новой армии» и вместе с ними поддержать отряды «отчаянных», которые в это время вели бы бой в городе.

Восстание было назначено на 13 апреля 1911 года. Боевые отряды начали понемногу стягиваться к Кантону. Тут опять случилось непредвиденное: 8 апреля боевик, прибывший из Малайи, Вэнь Шэнь-цэй, нарушив приказ о строгой конспирации, напал среди бела дня на улице в Кантоне на начальника гарнизона генерала Фу Ци и выстрелом из пистолета уложил его на месте. Вэнь Шэнь-цэй тут же схвачен и казнен. Власти настораживаются. В Кантон из других мест срочно вызывают два резервных батальона. Наместнику, видимо, стало что-то известно о предстоящем восстании. Но он не знал главного: на какой день назначено выступление, поэтому маньчжуров все еще можно застигнуть врасплох.

Сунь Вэнь находится в Нью-Йорке, куда он прибыл 17 февраля 1911 года. С нетерпением ждет сообщений из Кантона. С Хуан Сином его связывает специальный шифр. Сообщения из Гонконга пока не вызывают у него тревоги. Все идет хорошо. И у него тоже все хорошо. Сбор неплохой. Он полон оптимизма. Друзья напоминают ему о необходимости соблюдать осторожность: агенты Цинов наверняка следит за ним. Он посмеивается.

— Несколько лет назад, — говорит Сунь Вэнь, — моя смерть причинила бы ущерб нашему делу. Тогда нас было мало. Каждый был на учете. Теперь нас много, теперь мы — движение. Моя жизнь теперь мало значит. Наша организация действует отлично. Многие смогут занять мое место…

Он все тот же, скромный уроженец маленькой деревушки Цуйхэн в окрестностях Кантона. И он помнит завет Хун Сю-цюаня, о котором поведал ему дядя — тампинский солдат: «Будь скромным…»

Он все тот же смелый юноша, говоривший своим первым боевым друзьям шестнадцать лет назад в душный августовский день в Кантоне, что революционер не принадлежит себе, что жизнь свою он отдал революции, которая вправе распорядиться ею, как считает целесообразней.

И еще он думает о том, какая это великая сила — революционные идеи, когда они выражают стремления масс. Сколько было их вначале? Трое. Сколько их теперь? Тысячи тысяч! У маньчжуров все: войско, деньги, шпионы, палачи, связи с иностранными державами. У революционеров ничего этого нет. Но революционеров им не истребить. И маньчжуры погибнут со всем своим войском, со своими шпионами и палачами, их не спасут ни деньги, ни иностранцы. Потому что народ против них.

Теперь надо ждать вестей из Кантона.

…А в Кантоне не все в порядке. Хуан Син прибывает туда нелегально поздно вечером 23 апреля ночным пароходом из Гонконга. И сразу узнает, что в связи с убийством генерала Фу Ци арестовано несколько человек и при обыске у них найдено оружие. Власти уже начеку. Наместник донес обо всем случившемся в столицу.

Проверка готовности боевых групп и других боевых сил, которые должны принять участие в восстании, показала Хуан Сину, что далеко не все они подготовлены и знают, что должны делать. Некоторые советуют отложить восстание. По мнению Хуан Сина, это невозможно, ибо власти намерены распустить по домам солдат «Новой армии». Спешить тоже нельзя. Решает назначить бой на 26 апреля. Но выясняется, что не все оружие, закупленное в Японии и Индокитае, прибыло на место. Переносит выступление еще на день — на 27 апреля. В Гонконг летит телеграмма: «В городе эпидемия, пока не отправляйте детей». Это значит, что отряд боевиков из Гонконга (триста человек, хорошо вооруженных) надо задержать там до нового приказа.

В Кантоне заметно усиление подготовки властей к борьбе. На улицах патрули, кое-где сооружаются заграждения. Но настроение солдат вновь прибывших резервных батальонов революционное — так сообщают агитаторы, посланные туда. Все же Хуан Сину ясно, что и на этот раз кантонские отряды подготовлены неважно. Три отряда, сформированные из крестьян окрестных деревень, не готовы к выступлению. Ху И-шэн, отвечающий за связь с солдатами «Новой армии», фактически ничего не сделал, более того, он расхвастался, и из его болтовни власти поняли, что восстание разразится в самые ближайшие дни. Чэнь Цзюн-мин, который должен был привести отряд крестьян из-под Вэйчжоу, пропал, и его не могут найти, в результате отряд опоздал безнадежно. Нарушил сроки движения к Кантону и отряд Яо Юй-пина.

26 апреля положение стало критическим. Начались повальные обыски по всему городу. Власти явно хотели упредить революционеров. Хуан Син решил, что больше ждать нельзя: надо действовать. Но в штабе начались споры. Ху И-шэн предложил вообще отложить восстание. Его поддержали представители отрядов, которыми командовали Чжао Бо-сянь и Чэнь Цзюн-мин. Яо Юй-пин возражал. Потом и он стал колебаться: не лучше ли отложить?

Хуан Син решил атаковать, даже не дождавшись, пока все отряды соберутся. Риск? Но восстание вообще связано с риском. Ждать — еще больший риск.

В Гонконг летит новая телеграмма: «Маме лучше, шлите немедленно все прописанные медикаменты». Смысл: всем боевикам немедленно выехать в Кантон, бой — 27 апреля.

Увы, телеграмма пришла в Гонконг в 10 часов вечера, уже после того, как ушел последний, ночной, пароход на Кантон. Утром тоже есть пароход, но не опасно ли отправлять среди бела дня триста вооруженных людей в город, фактически находящийся на военном положении? Ху Хань-минь колеблется. А время идет, ночь проходит, скоро утро. Что делать? Чжао Бо-сянь, командир этого отряда, резко заявляет, что поведет своих людей и что, если сам дьявол попытается задержать их на пристани в Кантоне, он пробьется огнем! Но Ху Хань-минь настаивает на отсрочке. Утром 27 апреля в Кантон выезжает работник штаба Дан Жоу-фын, чтобы объяснить Хуан Сину положение и просить отложить восстание. Ху Хань-минь и Чжао Бо-сянь решили выехать вместе с боевиками вечером 27 апреля.

Но было уже поздно менять план. В момент, когда Дан, потратив несколько часов на поиски, добрался, наконец, до конспиративной квартиры, где был штаб Хуан Сина, он понял, что опоздал. Было около 4 часов дня. Боевики с белыми нарукавными повязками собирались тут и строились в боевой порядок, вооруженные бомбами и пистолетами. Хуан Син сказал Дану, что через несколько минут поведет отряд на штурм резиденции наместника, все разговоры об отсрочках ни к чему, операция начинается. Еще три отряда должны атаковать: один — арсенал Северные ворота, чтобы впустить в город войска, готовые действовать с революционерами заодно; другой — Южные ворота; третий — полицейское управление[4]. Штаб Хуан Сина не имел точных данных об этих отрядах, и, как потом оказалось, они действовали очень нерешительно и свои боевые задания не выполнили. В 4 часа 30 минут Хуан Син подал команду, и его отряд выступил.

Геройски провел свою операцию этот отряд — сто тридцать «отчаянных». Несколькими залпами из пистолетов и градом динамитных патронов они разогнали охрану резиденции наместника и ворвались в здание. Наместник и его чиновники в панике бежали. Боевики закрепились в здании и вступили в бой с вызванными войсками — две тысячи солдат, целая бригада! Беспримерный бой продолжался пять часов — до тех пор, пока не иссякли боеприпасы. Бойцы понимали, что их отряд сражается в одиночку, что другие отряды либо потерпели поражение, либо не выступили вовсе. Все равно решили сражаться до последнего патрона. Когда боеприпасы вышли все, боевики подожгли здание. Только поздно вечером, когда затих огонь, войска смогли овладеть развалинами. В этом бою смертью героев пали сорок три революционера. Двадцать девять раненых боевиков попали в плен. Пятьдесят восемь бойцов смогли отступить, воспользовавшись темнотой. Хуан Син ушел вместе с ними.

Оправившись от страха, наместник приказал казнить всех, кто был взят в плен с оружием в руках. Ослабевшие от потери крови, измученные боем, солдаты революции встретили смерть так же смело, как бились против целой бригады правительственных войск. Они кричали своим палачам: «Долой маньчжурских грабителей! Да здравствует Китайская республика!»

Хуан Сину, раненному в руку, удалось спастись и укрыться на одной из конспиративных квартир в окрестностях Кантона.

А утром 28 апреля из Гонконга прибыли Ху Хань-минь и Чжао Бо-сянь с хорошо вооруженным отрядом из трехсот боевиков. Они нашли все городские ворота на запоре и под усиленной охраной. Из разговоров с окрестными жителями узнали о восстании и его неудаче. Отряд возвратился в Гонконг, куда через несколько дней, 30 апреля, добрался и Хуан Син. Ему пришлось лечь в больницу. Рана была серьезная.

Сунь Вэнь скоро узнал о геройском подвиге и о гибели «семидесяти двух». Он чувствовал горечь и боль. Павшие товарищи были ему близки и дороги. В каждом из них была частица незабвенного Лу Хао-дуна, кусочек его, Суня, собственного сердца. Но он чувствовал также, что китайский народ может гордиться своими храбрецами революционерами. Схватил лист бумаги и покрыл его иероглифами:

«Убежденные в правоте своего дела, революционные бойцы действовали независимо от возможного исхода восстания, готовые умереть. И они пали, убежденные в том, что поступают правильно. Великая идея самоотверженности революционеров стала достоянием всей нации. Их подвиг — потрясающее событие нашего времени. Восстание воодушевило народ и потрясло маньчжурский двор. И память о нем будет жить вечно. Оно зовет к новым боям! Вперед!»

Сунь Вэнь отправил этот текст товарищам. И вскоре он появился в форме листовки — заявления руководства союза по поводу кантонского восстания.

В восстании приняли участие китайцы — уроженцы многих районов страны. Павшие в бою (их было, собственно, не 72, а 85) — выходцы из шести провинций, среди них 9 студентов, учившихся в Японии и там вступивших в ряды союза, 1 студент, учившийся в Китае, 4 учителя, 1 журналист, 13 военных, 14 крестьян, 3 рабочих. 40 из них прибыли из стран Юго-Восточной Азии (1 журналист, 1 учитель, 13 рабочих, 16 торговцев. Профессия 9 боевиков осталась невыясненной). Были среди них люди разных возрастов, но ни один не был старше 30 лет. Их прах приняла кантонская земля — «Священная земля китайской нации», как сказал Сунь Вэнь.

Кантонское восстание 1911 года имело огромное значение. На сей раз восстание разразилось не в каком-нибудь захолустье, не в каком-нибудь небольшом городке или в деревушке, а в одной из важнейших провинциальных столиц, — разразилось открыто, перед всем Китаем, перед всем миром. Ничто не могло остановить героев революции: ни численное превосходство врага, ни малочисленность собственного отряда. Это было в 29-й день 3-й луны, или 27 апреля по западному календарю.

Рядом с Хуан Сином сражался его старший сын Хуан Жи-оу.

Маньчжуры устояли. Но их победа была призрачной. Кантонское восстание прозвучало как могучий гром революционного набата. И ответ не замедлил последовать в виде шторма на берегах Янцзы.

3. Революция торжествует победу!

Сунь Вэнь еще в Америке. Его имя здесь широко известно. К нему обращаются с просьбой изложить свои взгляды на проблемы, стоящие перед Китаем. Дирекция университета в Денвере, штат Колорадо, пригласила его прочитать студентам цикл лекций о Китае. Сунь Вэнь принял это предложение. Почему не использовать университетскую кафедру для пропаганды революции?

Он тщательно продумал события истекших шестнадцати лет. Какую тяжелую борьбу приходится вести ему, всем его друзьям, всему народу. Сколько прекрасных жизней потеряно за это время! Сколько святой крови пролито! Сколько ударов перенесла революционная партия! Неудавшееся апрельское восстание в Кантоне — десятое поражение за шестнадцать лет. Он и не думает отрицать, что это и его поражения.

Настоящий революционер не опустит руки и не утратит бодрости, если на его пути вырастают трудные преграды. Он не поддастся чувству малодушия, не испугается, не отступит перед кажущимся могуществом врага, временно взявшего верх. Придет день расплаты. Готовить приход этого дня — вот о чем обязан думать революционер!

Восстание в Кантоне, несмотря на его неудачный исход, не только не уменьшило, а увеличило и упрочило престиж революционной партии и славу революции. Ее влияние теперь сильнее, чем когда бы то ни было раньше в Китае и за его пределами. Сведения, которые поступают из страны, говорят о том, что число членов союза и его средства увеличиваются с необыкновенной быстротой. В союзе теперь десятки тысяч членов. Немало таких городов, где почти весь гарнизон — солдаты главным образом и значительная часть офицеров — связан с союзом, входит в его организации, носящие иногда другие наименования.

И что еще очень важно: выросли революционные кадры, руководители, агитаторы и организаторы, боевики, люди с решительным характером и смелой волей, без которых революцию не сделать, люди с острым чутьем, умеющие ориентироваться в сложной обстановке нарастания революционного кризиса.

А события в Китае нарастают, хотя еще трудно сказать, когда они примут крутой оборот. Во всяком случае, Кантон на время перестанет быть главным полем битвы. Свою роль он сыграл славно, пример он подал; гром кантонской битвы — февральской 1910 года и особенно апрельской 1911 года — еще и сейчас не замер, его отголоски слышны то тут, то там.

…Так думает он, собираясь с мыслями, перед поездкой в Денвер, к студентам местного университета. Он еще побудет немного в Америке, а потом — туда, куда-нибудь поближе к родной стране, хотя его теперь почти никуда не пускают. Нет для него пристанища во всей громадной Азии.

А тем временем друзья его по революционному делу энергично ведут незаметную, но важную работу.

Сунь Вэнь, будучи в Нью-Иорке, получил известие о том, что в июле 1911 года в Шанхае организовано Бюро правления союза для Центрального Китая. Фактически правление не давало санкцию на организацию такого бюро. Сунь Вэнь понимал, что таким образом как бы оформляется параллельный центр, в котором будет преобладать влияние шанхайских групп, если правду сказать — более правых, чем кантонское крыло. Но дело было сделано и перерешать пока было нельзя.

Действительным центром активной революционной работы в это время был не Шанхай, а Учан, столица провинции Хубэй. Учан — типичный старинный китайский город, окруженный массивными крепостными стенами. Учан и расположенные по соседству города Ханьян и Ханькоу составляют трехградье Ухань. От Ханькоу и Ханьяна Учан отделен рекой Янцзы, приток которой отделяет друг от друга Ханьян и Ханькоу. Это очень своеобразный уголок Китая. Ханькоу — большой город и важный порт на Янцзы, здесь расположены иностранные концессии, различные промышленные предприятия, главным образом иностранные, здесь же находится один из крупных центров китайской чайной торговли. Ханькоу — важный железнодорожный узел: отсюда дорога идет в Пекин. Ханьян — город заводов. Здесь большой арсенал, один из лучших в Китае, огромные и единственные в Китае Ханьепинские металлургические заводы. В Ханькоу и Ханьяне много рабочих. Учан же торговый город и город чиновников. В его стенах находится резиденция наместника Лянху (провинции Хубэй, Хунань), которому подчинены значительные вооруженные силы.

Учан притягивал к себе революционные организации по очень простой причине: в окрестностях города расположены революционно настроенные части гарнизона, в том числе 8-й саперный батальон, 8-й артиллерийский полк, другие части 8-й полевой дивизии и арсенал. А это винтовки, патроны, снаряды, столь необходимые революционерам.

В самом городе стояли охранные части, отряд знаменных маньчжурских войск, полиция и жандармы.

В Учане развертывали свою деятельность две главные революционные организации, которыми руководил Объединенный союз: Союз всеобщего прогресса и Литературное общество. Образовались они путем постепенного слияния многих более мелких революционных групп, шесть из которых имели значительное число членов.

Литературное общество возглавлял член союза, двадцатидвухлетний Цзян И-y, поступивший по заданию организации в армию в Хубэе.

Союз всеобщего прогресса возник в 1907 году еще в Токио и с самого начала своего существования был связан с Объединенным союзом. Члены его — студенты из Хунани, Сычуани, Хубэя, но действовали главным образом в провинции Хубэй. Его руководители — офицер, член Объединенного союза, Сунь У, Цзяо Да-фын (хунанец), тоже член Объединенного союза, и Цюй Чжэн.

Обе организации — Союз всеобщего прогресса и Литературное общество — поддерживали постоянную связь с центральным руководством Объединенного союза, находившимся тогда в Гонконге, откуда получались указания, а иногда и деньги. В частности, в феврале 1911 года в Ханькоу прибыл курьер из Гонконга Дан Жоу-фын, объезжавший провинции Хунань и Хубэй, и привез деньги на оплату конспиративной квартиры Союза всеобщего прогресса на французской концессии, а затем на территории русской концессии в Ханькоу, где была устроена мастерская по снаряжению бомб. Сюда перенесли взрывчатку — пятьдесят килограммов динамита.

Дан Жоу-фын встретился с руководителями обеих организаций. От них он узнал, что хубэйские революционные союзы готовы выступить. Они отлично понимали значение района Янцзы. От них же Дан Жоу-фын получил сведения о предстоящем создании Бюро правления союза в Шанхае. Он сам поддерживал проект создания такого бюро и, когда оно возникло, вошел в его состав вместе с Сун Цзяо-жэнем, Чэнь Ци-меем, Цюй Чжэном и Цзяо Да-фыном (из Хунани).

Хуан Син прислал членам нового Бюро письмо-наставление, где особенно энергично говорилось о необходимости железной дисциплины в революционной организации. Это были мысли Сунь Вэня. В этом письме, помеченном 6 октября 1911 года (за четыре дня до восстания в Учане!), Хуан Син, обращаясь к руководителям Бюро, писал, что одна из причин неудачи апрельского восстания в Кантоне состояла в чрезмерной демократичности руководства, что привело к неорганизованности и путанице. «При подготовке революционного выступления, — говорилось в письме, — необходима диктатура руководства, ибо как только позволено звучать голосу противоречия, революция обречена на неудачу. Если решение принято — оно должно быть выполнено безоговорочно!»

Обе основные революционные организации в Хубэе отличались друг от друга по своему составу. Литературное общество было численно сильнее, его члены были практически во всех частях «Новой армии» в Хубэе. Союз всеобщего прогресса состоял главным образом из представителей интеллигенции. Настало время для объединения сил обеих организаций. Первое совместное совещание их представителей, созванное для обсуждения условий объединения, состоялось 11 мая 1911 года и закончилось безрезультатно: представители Союза всеобщего прогресса настаивали, чтобы руководство всеми революционными организациями перешло к ним. Второе совещание было проведено 1 июня, но тоже безрезультатно. Только 14 сентября договорились, что председатель Литературного общества Цзян И-y назначается главнокомандующим всех революционных сил Хубэя, а представитель Союза всеобщего прогресса Сунь У — начальником штаба. После этого 16 сентября Цюй Чжэн (из того же союза) выехал в Шанхай для доклада Бюро по делам Центрального Китая и чтобы попросить Хуан Сина, Сун Цзяо-жэня и Дан Жоу-фына прибыть в Хубэй для руководства восстанием.

После его отъезда, 24 сентября, состоялось новое совместное совещание представителей обеих организаций для установления дня восстания. Назывались разные даты: 6 октября, 9-е, даже 11-е, с таким расчетом, чтобы революционеры в соседней провинции Хунань также успели подготовить восстание. Так ничего толком не решили.

А тем временем 25 сентября Цюй Чжэн добрался до Шанхая, прибыл на явочную квартиру Бюро и рассказал, как обстоит дело. Немедленно был снаряжен курьер в Гонконг, к Хуан Сину, заменявшему Сунь Вэня. Звали этого курьера Люй Чжи, был он родом из провинции Юньнань, храбрый малый и надежный. 29 сентября он был уже в Гонконге. Он привез письма от Бюро и от друзей из Хунани к Хуан Сину.

Хуан Син еще не оправился после кантонского восстания, настроение его оставалось подавленным, носился с идеей организации убийства какого-нибудь крупнрго маньчжурского сановника, чтобы «отомстить за павших товарищей». Приходилось соблюдать осторожность. В Гонконге полно шпиков из Кантона. Люй Чжи прождал в Гонконге до 2 октября. Наконец Хуан Син решил его принять и выслушать. Люй передал письма. Странно, но на Хуан Сина они не произвели большого впечатления: он не придал значения тому, что сообщалось ему о подготовке восстания в Хубэе и в. Хунани. Не мог представить себе, какой размах уже приняла подготовка и какими силами там располагают революционные организации. Только выслушав рассказ Люя, он понял, что предстоит что-то большое. Отбросил планы покушения на маньчжура. Зачем покушение на одного маньчжура, когда настало время свернуть им всем шею! Люя отправил обратно, обещав выехать вслед. И тотчас же приступил к шифровке донесения Сунь Вэню.

За несколько дней до восстания Сунь Вэнь получил от Хуан Сина шифрованную телеграмму из Гонконга. Читал, перечитывал, но смысла понять не мог. Книгу шифров, всегда бывшую при нем, Сунь Вэнь отправил со своим багажом в Денвер, куда как раз выезжал сам. Только прибыв туда через два дня, расшифровал телеграмму. Текст ее гласил: «Представитель Цюй Чжэна прибыл в Гонконг из Учана (был принят 2 октября), сообщает, что сторонники в «Новой армии» решили выступить. Пожалуйста, тотчас же шлите деньги».

Деньги? Откуда у него деньги? Все, что удалось собрать, уже давно отослано, взять взаймы не у кого. И в самом ли деле все обстоит так, как говорится в телеграмме? Не посоветовать ли сугубую осторожность, еще и еще раз проверить, как с подготовкой? Хуан Син — храбрый человек, но чересчур увлекающийся. Сунь Вэнь решил подождать до утра. Было это в ночь с 10 на 11 октября 1911 года.

11 октября он поднялся поздно, в 11 часов утра. Вышел на улицу. Купил газету, развернул, и сразу бросилось в глаза потрясающее: «Учан — столица Хубэя, на Янцзы, в руках революционеров». Сердце бешено заколотилось. Прислонился к стене. Восемь слов, всего восемь, но в них начало нового века. Учан! Он был там в конце прошлого столетия, помнит — старый город, окруженный высокими толстыми замшелыми стенами, олицетворение тысячелетнего могущества императоров и китайской неподвижности, вот этот город в руках революции, там его товарищи.

Прохожие бросают на него удивленные взгляды. Чем так взволнован степенный с виду восточный джентльмен, что с ним?..

Сунь Вэнь на скорую руку завтракает и возвращается в гостиницу. Сейчас же отправляет Xyaïi Сину телеграмму: приветствует революционных героев. Революцию, пишет он, необходимо довести до конца. Добивать маньчжуров! Завоеванное оружие из рук ни в коем случае не выпускать!

Ехать! Немедленно ехать! Он вытряхивает все из карманов. Пожалуй, наберется на билет до Нью-Йорка самым дешевым, значит, самым медленным поездом. А путь предстоит ему немалый — более двух тысяч семисот километров. В тот же день Сунь Вэнь пустился в дорогу на Восток. В Сент-Луисе, на вокзале, купил свежие газеты. Замечательные новости! Учан прочно в руках революционеров. Восстание полностью победило. Маньчжуры в панике, В Шанхае, Кантоне, Чанша волнения. Весь Китай в движении. Душно в вагоне. Он читает и перечитывает сообщения, от которых кипит кровь в жилах. Поезд еле тащится.

Но вот, наконец, и Нью-Йорк. Куда ехать отсюда? Деньги он тут соберет у друзей китайцев. Объехать европейские столицы и выступить там от имени встающей на ноги молодой республики? Слухи об интервенции уже заполняют нью-йоркские газеты. Маньчжуры ищут займов в европейских странах. Он поедет в Англию. Потом будет видно, что делать. Но раньше всего — в Англию. Если Англия не поддержит маньчжуров, то и Япония не поддержит. Другие тоже не станут рисковать.

Уже несколько раз какой-то китаец приходил в эти дни в дом профессора Джеймса Кентли в Лондоне и спрашивал доктора Сунь Ят-сена. Китаец этот твердил, что доктор Сунь должен быть у них и у него для доктора Суня важное сообщение из Кантона. Госпожа Кентли скопировала текст телеграммы. И представить себе только, что через два часа после ухода китайца кто-то опять постучал молоточком в дверь, и, когда госпожа Кентли отперла, на этот раз в дверях стоял улыбающийся доктор Сунь собственной персоной. Точно с неба свалился!

Телеграмма прочитана. Его зовут домой. Милая его сердцу, дорогая родина ждет его, он там нужен, революция призывает своего вождя! Он решает еще немного задержаться. Он встречается с английскими министрами. Для них доктор Сунь частное лицо. Но у него мандат от народа, взявшего судьбу в собственные руки. Ему на словах обещают, что денег маньчжурам не дадут. Такое словесное обещание дано и в Париже. Английские власти снимают запрет на въезд Сунь Вэня в их владения на Дальнем Востоке. После этого он выезжает в Китай по маршруту: Лондон — Пенанг — Гонконг.

А мы вернемся немного назад.

В Хубэе события развивались быстро. Власти все-таки пронюхали о чем-то. Тревога их еще усилилась, когда в Сычуани вспыхнуло восстание и пришлось отправить туда часть войск из учанского гарнизона. И в самом Учане не переставали циркулировать слухи о предстоящем восстании.

В революционных кругах ждут возвращения Цюй Чжэна из Шанхая и прибытия Хуан Сина. 9 октября в Учан вернулса из кратковременной отлучки руководитель Литературного общества Цзян И-y. Ему сообщают, что Цюй Чжэн все еще в Шанхае и что Хуан Син советует отложить восстание до конца октября с тем, чтобы другие провинции также успели подготовиться. Цзянь И-y созвал совещание объединенного штаба по подготовке восстания в Учане и высказался за то, чтобы отложить выступление до 16 октября, а пока усилить работу в воинских частя«, особенно в артиллерийском полку, пушки которого дадут сигнал к восстанию.

Но тут вмешивается «его величество случай».

Еще с февраля Союз всеобщего прогресса снял дом на территории русской концессии в Ханькоу и устроил там одну из своих конспиративных квартир. На этой квартире хранились различные секретные материалы, списки членов, планы Учана и набросок боевого расписания — атаки ворот Учана ударными группами восставших, революционные флаги, нарукавные повязки, оружие и, главное, динамит и готовые бомбы. Снаряжением бомб занимался один из руководителей союза, Сунь У, военный по профессии, член Объединенного союза.

9 октября во второй половине дня на этой конспиративной квартире раздался сильный взрыв. Сунь У, снаряжавший бомбу, был тяжело ранен. Товарищи успели вынести его и спрятать в надежном месте, где ему была оказана медицинская помощь. Но нагрянула полиция концессии и задержала четверых «подозрительных» — трех мужчин и одну женщину. Сообщили китайским властям в Учан. Оттуда прибыли маньчжурские жандармы, и начался «розыск». Наместник приказал запереть все городские ворота Учана, произвести массовые обыски и аресты среди «неблагонадежных». Объединенный штаб революционных организаций собрался в 5 часов вечера 9 октября и принял решение начать выступление в ночь на 10 октября. Передать этот приказ по воинским частям и по боевым группам, однако, не успели. Той же ночью полиция напала на след некоторых явочных квартир революционеров, захватила тридцать два человека, оружие, боеприпасы и взрывчатку. Едва не попал в руки полиции главком Цзян И-y, но сумел скрыться.

Рано утром 10 октября палачи обезглавили перед зданием резиденции наместника Жуй Чэна трех арестованных накануне революционеров — членов штаба по подготовке восстания: Лю Яо-чэня, Пень Чу-фаня и Ян Хун-шэна. Снова пролилась святая кровь. То была первая кровь, пролитая в Учане в тот памятный день. Трое героев пали. Они умерли как подобает революционерам: с достоинством, смело, гордо встретили смерть.

Но дни маньчжуров в том городе были сочтены.

В распоряжении революционного штаба было пять батальонов, в общей сложности две тысячи бойцов. Приказ о выступлении был ими, наконец, получен. Кто поведет солдат?

Главком Цзян И-y не показывался, его не было в городе. Начальник штаба Сунь У ранен. Но командир нашелся. Революция — мастер импровизаций.

В 9 часов вечера 10 октября командир отделения одной из рот 8-го саперного батальона Сюн Бин-кунь, член революционной организации «Литературное общество», вбежал в ротное помещение и крикнул: «Товарищи, разбирай винтовки, пошли бить маньчжуров!» Несколько офицеров пытались задержать солдат, их избили и связали. Выбежали во двор, стали подбегать солдаты других рот. Вооруженные солдаты кинулись к казарме маньчжурской знаменной роты, разоружили этих жандармов, захватили арсенал. Кругом шла беспорядочная стрельба. Из других казарм высыпали еще солдаты. Это были бойцы 15-го стрелкового батальона. В течение неполного часа солдаты и младшие офицеры овладели военным городком 8-й дивизии. Кто-то крикнул: «А теперь на штурм Учана!» Все ринулись к городским воротам, разбили их артиллерией и ворвались в город. Солдаты, стреляя на ходу, бросились к резиденции Жуй Чэна. Дом был пуст! Наместник бежал, как только услышал выстрелы у ворот. Бежал и начальник гарнизона, командир 8-й дивизии генерал Чжан Бяяо. Бежали в панике через пролом в стене. Они знали: пощады от революционных солдат им не будет.

К утру 11 октября Учан и окрестности были в руках восставших. Наместник и его прихвостни, не задерживаясь нигде, бежали до Шанхая.

Восставшие солдаты освободили из тюрем всех арестованных революционеров. Облик Учана изменился до неузнаваемости. Исчезли серые мундиры. Революционные войска сбросили их с себя. Солдаты и офицеры революционной армии оделись в черное, у каждого — белый нарукавный знак. Исчезли императорские эмблемы. Никто еще не сказал — республика, но она уже у всех на устах.

Но нужна власть. Кого поставить во главе нового управления? 11 октября в городе еще не видно ни одного известного революционного деятеля. В силу вступает китайская традиция — власть должна возглавить какая-нибудь «уважаемая личность». Кого знают солдаты? Знают какого-то «приличного» полковника Ли Юань-хуна, командира 21-й сводной бригады. К нему отправляется группа революционеров, чтобы предложить ему пост военного губернатора Хубэя и Учана. Ли наотрез отказывается. Бежит домой, прячется под кровать своей жены. Его извлекают из этого убежища и под угрозой смерти вынуждают согласиться. Эта ошибка, совершенная революционерами, влечет за собой другую: гражданским губернатором назначается Тан Хуа-лун, либерал, быстро перекрасившийся в революционера. Так поступили многие в те дни. Те, кто совершил революцию, оказываются вольными или невольными орудиями в руках далеких от революции людей. Сказывается беззаботное отношение революционных руководителей к главному вопросу — к вопросу о власти. И сказывается отсутствие Сунь Вэня.

В первый момент Ли Юань-хун был сильно напуган и без сопротивления подписал указ, объявлявший Цинскую династию низложенной.

12 октября революционные войска перешли Янцзы и заняли Ханьян и Ханькоу. В революционную армию хлынули рабочие — металлисты Ханьяна, железнодорожники, кули, рабочие предприятий, речники Ханькоу. Командование революционной армии объявило о наборе добровольцев. Со всего Юга начали стекаться в Учан тысячи крестьян. Возникла новая армия из народных ополченцев, наскоро организованная, плохо обученная, но горевшая желанием сражаться с врагом, которому только что нанесен сильный удар, но который еще не повергнут в прах. Рабочие ханьянских заводов работают день и ночь, выпуская оружие и боеприпасы для революционных войск.

Но власть не попала в руки революционеров. Главком Цзян И-y вернулся в Учан только 12 октября. Вместе с ним вернулся член объединенного штаба Лю Гун. Поздно! Их уже не считают властью. Полковник Ли Юань-хун вежлив, но власть из рук выпускать не собирается.

Иностранные консулы в Ханькоу пока соблюдают нейтралитет. Но иностранные военные корабли дымят у набережных на Янцзы, на концессиях — баррикады, отделяющие их от китайской части города, всюду пушки, пулеметы, патрули, отряды моряков и солдат.

В китайской части Ханькоу порядок и спокойствие. Маньчжуры исчезли — точно их ветром сдуло! Революционная армия охраняет покой населения.

Но враг не дремлет. Его воинские эшелоны начинают вытягиваться по железной дороге Пекин — Ханькоу. С Севера, к Янцзы, для «подавления мятежа» двинуты лучшие дивизии императорской армии с сильной артиллерией. «Карательная экспедиция» официально объявлена 15 октября. В этот день отправлены первые эшелоны из Пекинского района. Императорскими войсками командует военный министр пекинского правительства Жи Чжан, назначенный главноначальствующим всех войск в Хубэе.

17 октября в окрестностях Ханькоу появляются первые разъезды контрреволюционных войск на низкорослых монгольских лошадях и поджигают несколько деревушек. Дым маскирует накапливающуюся вражескую пехоту. На следующий день революционные войска атакуют карателей вдоль железнодорожной линии в направлении станции «10-й километр», но, попав под огонь крейсеров и канонерских лодок эскадры адмирала Чжа, прибывшей из Шанхая для блокады Ухана, вынуждены отойти. Когда эскадра уходит, революционные войска занимают станцию и захватывают там несколько вагонов с боеприпасами.

Неделя прошла без боев. 27 октября маньчжуры возобновляют наступление. Они вводят в действие массу пехоты и сильную артиллерию. Революционные войска имеют только легкие пушки, главным образом горные, снарядов, правда, хватает, но слаба пехота. Бои носят крайне ожесточенный характер. Станция Дацзимын переходит из рук в руки, в конце концов ее захватывают северные войска, революционные части отходят к стенам города. Здесь три дня не прекращаются бои. Противник отброшен, но подтягивает свою артиллерию, включая тяжелые пушки Канэ и обрушивает тысячи снарядов на китайскую часть города. Ханькоу в огне! С треском валятся здания, целые улицы превращены в развалины. Большой цветущий город исчезает в дыму и пламени. Полмиллиона жителей без крова. И тогда озверелые банды маньчжурской солдатни 2 ноября врываются в город. Но борьба продолжается и среди развалин. Целый месяц идет битва в мертвом городе.

А в Учане полковник Ли Юань-хун держит войска в казармах с явной целью обескровить ополченские батальоны, несущие тяжелые потери. Он вежливо беседует с представителями революционных организаций, но стоит на своем: надо стремиться к «мирному разрешению» вопроса о новом строе. И либералы из гражданской администрации, конечно, на его стороне. И ни один революционер не решается предложить, чтобы вооруженные массы солдат и рабочих разогнали эту шайку самозванных начальников, явных контрреволюционеров.

А революция бурно разливается по стране. От Пекина отпадает одна провинция за другой. Спустя восемь дней после победы восстания в Учане власть Пекина признается лишь в Чжили, Шаньдуне, Хэнани, Шаньси, Шэньси и Маньчжурии. Остальные провинции объявляют себя независимыми, то есть не признают власти маньчжурского правительства.

4. Первый президент республики

Учанские революционеры, наконец, начинают понимать, что происходит что-то неладное. Ханькоу потерян, Ханьян в опасности, непрочно положение самого Учана. Они ждут одного человека — Хуан Сина, они зовут в Учан членов Бюро из Шанхая, особенно Сун Цзяо-жэня.

Но в Учан почти невозможно попасть. Большинство портов на Янцзы все еще под контролем старой власти. Пароходы обыскиваются. На иностранные суда китайцев не берут. «Нейтралитет»!

Хуан Син в Шанхае с 24 октября. Его сопровождает Суй Цзун-хань, женщина, спасшая ему жизнь в апреле, после боя в Кантоне: это она укрыла и выходила его. И теперь она едет с ним в Учан. Отважная женщина. Суй организует мифическую «санитарную группу» Красного Креста, и Хуан Син при ней, переодетый санитаром. Документы им изготовило Бюро. Выезжают 25 октября вместе с Сун Цзяо-жэнем и Лю Гуэй-и. В Ханькоу прибывают 28 октября, до захвата города северными войсками, и сразу же — в Учан. 29 октября Хуан Син назначается командующим революционными войсками, это значит, что ему придется получать приказы от вчерашнего слуги маньчжуров, от этого Ли Юань-хуна. Странные зигзаги событий!

Приезд видных деятелей союза изменил атмосферу в Учане, Ханьяне, в армии и в массах. Ли Юань-хун и его окружение притихли.

Но бои идут жестокие. Хуан Син — в Ханькоу. Отстоять город уже невозможно. Потери революционных войск — свыше двух тысяч убитыми и ранеными. К утру 30 октября в рядах армии всего шесть тысяч человек. А у противника несколько дивизий с многочисленной артиллерией. 2 ноября Ханькоу пришлось оставить. Бои там ведут среди развалин группы партизан.

Хорошая новость: восстал Цзюцзян, важный порт на Янцзы к востоку от Учана. Еще важнее — восстал Шанхай! Вечером 2 ноября в Учан вступают две бригады свежих республиканских войск из Хунани.

В этот же день, вечером, собираются руководители организации Объединенного союза в Хубэе. Цюй Чжэн робко вносит предложение: на место Ли Юань-хуна назначить Хуан Сина, укрепить революционное правительство. Но на совещании сидит человек Ли Юань-хуна, офицер У Чжао-линь, он возражает. Запугивает собравшихся: офицеры-де «не поймут», не захотят служить под начальством Хуан Сина. Вопрос остается открытым.

Начинается борьба за Ханьян. Ли и его клика в панике. Они готовы бежать. Маньчжуры засылают своих людей к Ли. Тот трусит и не говорит ни да, ни нет. Боится, как бы его не пристукнули за измену. Но и революции не хочет служить. Боится Хуан Сина. Боится Юань Ши-кая.

А при чем тут Юань Ши-кай? При том, что он опять на коне и главное лицо в Пекине.

После того как его в 1909 году прогнали по требованию регента принца Чуна, опальный слуга Цинов жил в полном забвении в своем поместье в провинции Хэнань. Через пять дней после восстания в Учане о нем вспомнили и назначили на высокий пост наместника провинций Хунань и Хубэй. Ответил, что болен! Через две недели ему приевоили звание главноначальствующего всех сухопутных и морских сил империи. Не трогается с места. Ничего, говорит он себе, скоро двор станет сговорчивей. Пусть ему предложат пост главы правительства, тогда подумает. Положение двора критическое. 29 октября командиры 20-й и 6-й дивизий предъявляют ультиматум: конституцию! В противном случае они идут на Пекин. Двор собирается бежать из столицы. Регент подает в отставку. И 1 ноября Юань выезжает на фронт инспектировать войска. В тот же день двор назначает его премьер-министром. Юань начинает с того, что велит своим тайным агентам убить командира 6-й дивизии генерала У Лу-чэня, симпатизирующего целям Объединенного союза, и подкупает командира 20-й дивизии генерала Чжан Шао-цзэна. Теперь он спокоен за свой тыл на Севере. Предлагает «мирные переговоры» Ли Юань-хуну. Приостанавливает военные действия. Основа «перемирия» — признание принципа конституционной монархии. Это «залп из всех орудий». Ли согласен, конечно, но боится сказать «да». Интриги продолжаются. Представитель Юаня, дипломат Тан Шао-и прибывает в Шанхай. Там начинаются негласные переговоры о «перемирии». Юань делает еще один жест: освобождает из тюрьмы Ван Цзин-вэя, арестованного в Пекине еще в 1910 году. Правые лидеры союза готовы заключить сделку. Если Юань ликвидирует монархию и объявит республику, ему будет предложен пост президента. К этому плану склоняется и Хуан Син.

Но пока борьба продолжается. Под ударом Ханьян. У Хуан Сина для обороны города имеются три’ бригады и один полк пехоты, один артиллерийский батальон, один саперный батальон, две бригады хунаньских войск, в общей сложности четырнадцать тысяч человек. Население строит оборонительные сооружения. Хуан Син первый переходит в наступление с целью отбить Ханькоу. Это ему не удается. У противника тридцать тысяч солдат и много артиллерии. Потеряв около тысячи человек, революционные войска отходят за реку Хань, к Ханьяну. Противник начинает наступление 20 ноября. Главный удар наносит 5-я дивизия генерала Фын Го-чжана — десять тысяч человек. Ему удается занять Ханьян.

Учан сражался. Тяжело было революционным массам. Но они не думали о том, чтобы прекратить бой. Они не помышляли о переговорах с врагом. Империя Цинов разваливалась, и никакие временные неудачи революционных войск на каком-нибудь участке фронта уже не могли изменить общего итога борьбы.

Центр революционных событий переместился теперь в район Шанхай — Нанкин. 2 декабря после сильного боя революционные войска провинций Цзянсу, Аньхуэй и Чжецзян при поддержке отрядов из Шанхая и эскадры флота штурмом взяли укрепления Нанкина и выбили из города маньчжурские войска генерала Чжан Сюна, только накануне зверски казнившего четыреста молодых патриотов. Победа, одержанная здесь революционерами, смягчила тяжесть неудачи в Ханькоу и Ханьяне. Древняя столица Китая, столица тайпинов, стала столицей революционных сил, а в будущем должна была стать столицей Китайской республики. В Нанкине организуется новое правительство. Туда съезжаются представители всех свободных провинций — их уже шестнадцать, чтобы открыть временный парламент — Совещательную палату.

А 21 декабря разносится весть: Сунь Вэнь прибыл в Гонконг и направляется в Шанхай. Ждут его с нетерпением, с надеждой, с верой в то дело, которому Сунь Вэнь посвятил столько лет борьбы.

Не все ему рады. Не все даже в собственной партии.

Сунь Вэнь многого еще не знает о положении в революционном лагере. О многом, правда, догадывается. Его друзья писали ему, конечно, информировали. Кое-какие факты почерпнул из газет. Он знает, что Объединенный союз стал большой силой, его радует, что число членов союза увеличилось за последние годы во много раз. Называют цифру: триста тысяч! Но все ли новые члены вступили в партию с честными намерениями? Нет ли среди них таких, которые наскоро перекрасились в республиканский цвет, а по-настоящему не хотят никаких преобразований? Что-то больно велик наплыв в союз вчерашних слуг старого режима, монархистов-конституционалистов, бывших сановников, бюрократов, компрадоров. А некоторые руководители союза уже увлечены перспективой получения важных постов, министерских портфелей, они уже готовятся к роли парламентариев, составляют проекты конституций, списывая их с конституций западных стран. Им уже надоела революционная борьба. Они жаждут «мирных решений». И в этом их поддерживают все примазавшиеся к революции личности. Да, шанхайско-чжэцзянская группировка руководства союза во главе с Сун Цзяо-жэнем и Чэнь Ци-мэем (и Хуан Сином?) считает, что поскольку падение монархии близко, революция уже как бы выполнила свою задачу и пора ее сворачивать, «закончить». А что получил от революции народ? Как же с лозунгом «Равные права на землю»? Об этом правые лидеры молчат! Все поглощены «высокой политикой», а о нуждах тех, кто, собственно, совершил революцию, сражался и будет сражаться за нее, — о крестьянстве, сыны которого в солдатских мундирах дали и выиграли бой на Янцзы, ни слова, ни звука. Ничего хорошего это не сулит отечеству, только-только сбрасывающему с себя рабские цепи!

Теперь толкуют о президентах, о парламентских комбинациях, о министерствах. А нужно ли все это? Нужно совсем другое — диктатура революционной партии, которая поднимет народ и вычистит всю накопившуюся за века грязь монархии, всю дикость и мерзость старого режима и подготовит торжество действительной демократии для народа. Об этом он много раз говорил более шести лет назад, говорил, писал, что его идеи вошли в платформу союза. Но как быстро забыли о них, о программе союза, об обязательствах перед народом! Западная парламентская зараза распространилась с небывалой быстротой.

Сунь Вэнь вовсе не думает умалять роль союза в революции. Без него Hfe победили бы солдаты Учана. Это ясно. Но под солнцем свободы союз стал угрожающе терять свою революционную окраску, усилиями шанхайского Бюро начал превращаться в парламентскую партию западного образца. Этого он опасался больше всего.

Тяжелые думы обступили Сунь Вэня по пути на родину. Они не рассеялись и тогда, когда пароход прибыл в Гонконг и собравшиеся на пристани тысячи китайских патриотов с бурной радостью приветствовали великого борца и неутомимого строителя нового Китая. Среди встречавших — новый военный губернатор Гуандуна Ху Хань-минь. Вместе с ним он едет в Кантон.

Здесь Сунь Вэнь и его молодые товарищи делали первые шаги на революционном поприще. Он не был в Кантоне шестнадцать лет. И вот он опять на родной земле. Но раньше всего он должен отдать долг памяти друзьям, положившим жизнь за счастье народа. Он едет в восточный пригород Кантона, где на «Холме желтых цветов» покоится прах семидесяти двух героев апрельского восстания.

Тихо кругом. Торжественная тишина. Сунь Вэнь стоит среди могил с обнаженной головой. Ветер шевелит густые черные волосы. Из глаз медленно скатываются слезы. Низко-низко он кланяется три раза. И молча отходит.

Странную речь заводит с ним Ху Хань-минь. Советует не ехать в Нанкин, остаться в Кантоне.

— К чему вам ехать в Нанкин, учитель? С Юанем иметь дело нельзя. У него сила — послушная армия, все командиры дивизий — его старые приспешники. Пока войска Юаня не разбиты…

Сунь Вэню знакомы эти доводы «от штыка». Он говорит:

— Вы считаете, что все решается только военной силой? В этом ошибка уважаемого Хуан Сина. Войско — это важно, но не все, Не забывайте о народе!

Ху Хань-минь продолжает настаивать.

Сунь Вэнь резко говорит:

— Остаться в Кантоне теперь — значит проявить политическую трусость! Мы не можем увиливать от ответственности перед лицом суровых политических фактов. Что скажут товарищи, как это на них подействует? Об этом вы не подумали! Сейчас главное — покончить с монархией, потом можно будет заняться Юанем. Им придется заняться — в этом не сомневаюсь, ему ни в коем случае нельзя верить. Но всему свой час. Надо ковать железо, пока горячо! Иностранные державы пока не вмешались. Это плюс для нас. Но если неопределенное положение затянется, они вмешаются. Слышали ли вы о японском проекте раздела Китая на два государства: к югу от Янцзы — республика, к северу — монархия! Бесподобно, не правда ли? Надо спешить с низвержением монархии, тогда все станет на место. А с Юанем справимся. Народ сильнее всяких Юаней!..

Вместе с Ху Хань-минем Сунь Вэнь выехал в Шанхай. Там тоже ждали его. 24 декабря торжественно встречали на пристани. С борта парохода увидел среди встречавших знакомые лица Хуан Сина, Ван Цзин-вэя, Сун Цзяо-жэня, Чэнь Ци-мэя. Вокруг волновалась огромная толпа. Многие вооружены. Это солдаты революции. Все хотят его увидеть, пожать руку, сказать ему хотя бы несколько слов, услышать, что скажет он… Шумно, жарко, но хорошо, у всех приподнятое настроение.

Кто-то спрашивает его, правда ли, что он привез «массу денег». Отвечает, что привез много революционного духа, что гораздо важнее в данное время.

Удивило Сунь Вэня присутствие на встрече господ в дорогих одеждах, в блестящих цилиндрах и военных в нарядных мундирах. Это тоже члены союза? Откуда такие взялись?

Понемногу выяснились некоторые секреты шанхайского Бюро союза. У него, оказывается, есть готовый план: Хуан Син выдвигается кандидатом на пост президента, Сунь Цзяо-жэнь — на пост премьер-министра, а Сунь Вэнь назначается «чрезвычайным послом для переговоров с иностранными державами о признании республики». Этот проект негласно вносят Сун Цзяо-жэнь и… примчавшийся из Токио небезызвестный Чжан Бин-цюнь, ярый враг Сунь Вэня. Итак, блок всех правых против него. Но их игру срывает простодушный Хуан Син: он отказывается от предложенного ему поста президента. Все это выясняется уже 25 декабря на совещании об организации революционной власти.

На Сунь Вэня эти недостойные интриги политических спекулянтов не производят никакого впечатления. Ему вовсе не нужен пост президента. Главная забота его — спасти революционную политику союза от растворения в комбинаторстве и беспринципном политиканстве.

Он-то уж, во всяком случае, не намерен стать на такой скользкий и гибельный для революции путь. Берет слово и говорит, что товарищи из руководства не имеют ясного представления о положении. Им кажется, что Юань Ши-кай всемогущ, и совсем упускают из виду, что этот слуга монархии, как бы ни были велики и обширны его вожделения, находится в затруднительном положении. Маневры Юаня, его готовность вести «мирные переговоры» говорят о том, что положение его трудное и даже опасное. Так зачем же делать авансы Юаню, зачем Ван Цзин-вэй ведет тайные переговоры с Юанем и обещает ему пост президента республики, если он свернет шею монархии? И не один Ван готов на это! Не слишком ли дорогой ценой некоторые готовы купить «сотрудничество» Юаня? Не чересчур ли рано они собрались вложить революционный меч в ножны? И уж совсем чудовищно, когда терпят, что какой-то ничтожный полковник Ли Юань-хун в Учане, ставший «чем-то» только благодаря наивности солдат восставшего гарнизона, осмеливается болтать о «приемлемости конституционной монархии»! Нужна твердость в проведении революционной политики! Нужна диктатура революционной партии, чтобы выкорчевать все корешки многовекового господства монархии, ее идеологию и презрение к народу! Но при чем же тут Юань Шикай? Его надо использовать, если возможно, надо использовать противоречия между его кликой и дворцовой кликой, сшибить их лбами, но ни в коем случае не следует «соблазнять» его властью над республикой, ибо, получив ее, он попытается задушить революцию.

— Цели революции еще не достигнуты, поэтому нечего говорить о мирных переговорах, — сказал в заключение Сунь Вэнь. — Республика еще не упрочена, поэтому нечего говорить о парламентской системе. Тем более что при парламентской системе глава государства не имеет реальной власти. Власть у премьер-министра, отвечающего перед парламентом, а парламент не отвечает ни перед кем. В нынешнее чрезвычайное время мы не можем принять парламентскую систему, которая ограничивает власть того, кому мы доверяем. Я прямо заявляю: мне не по пути с теми, кто стоит за такой порядок, который принесет ущерб революционному делу! Не по пути, — раздельно повторил Сунь Вэнь и с силой стукнул кулаком по столу.

Наступило молчание.

Его пытались успокоить. Говорили, что согласны на «президентский кабинет», то есть на правительство, во главе которого стоит сам президент.

— Да разве в форме дело? — язвительно воскликнул Сунь Вэнь. — В нашей программе мы заявили, что после победы революции в республике будет установлено военное правительство — в чрезвычайное время должна быть чрезвычайная власть. Вы уже забыли об этом, вы, значит, отвергаете принцип «Трех ступеней» и революционную власть, так скажите об этом прямо!..

Он понимал, что дело обстояло именно так. Зачем было скрывать от себя, что большинство руководителей и слышать не хотят о «Трех ступенях». Они не желали более следовать его учению. Они считали полезным сохранить его, но лишь для того, чтобы прикрываться его именем. Но и уйти, порвать с ними он также не хочет. Время тяжелое. Опасности велики. Нельзя жертвовать всем, чему отдал столько лет жизни, чему отдали свои молодые жизни сотни, тысячи бойцов — героев революции.

И он решил сделать уступку: согласился баллотироваться на пост президента, с тем чтобы уйти с этого поста, как только республика будет установлена и монархия уничтожена. Он впоследствии никогда не мог найти убедительных доводов ни в пользу первого решения — принять пост президента, ни в пользу второго — подать в отставку с этого поста. Где-то он тогда допустил ошибку. Много лет спустя он сказал об этом со всей свойственной ему прямотой.

Подумав о своей ответственности, он после двух дней споров и раздумий дал согласие занять пост президента.

28 декабря руководство союза утвердило три кандидатуры в президенты, которые были предложены Совещательной палате, заседавшей в Нанкине: Сунь Вэнь, Хуан Син и Ли Юань-хун. За Сунь Вэня было подано шестнадцать голосов из семнадцати. За Хуан Сина — один голос. За Ли Юан-хуна — ни одного. Его избрали вице-президентом. Это была уступка консервативным элементам.

Утром 1 января 1912 года Сунь Вэнь совершил торжественный въезд в Нанкин — столицу республики. Он ехал в экипаже, эскортируемый отрядом войск, приветствуемый народом, стоявшим сплошными шпалерами вдоль всего пути. Первого президента Китайской республики Нанкин встретил артиллерийским салютом.

В Совещательной палате Сунь Ят-сен дал клятву на верность республике и народу.

В притихшем зале был слышен голос президента, громкий, твердый, ясный:

— Я КЛЯНУСЬ СВЕРГНУТЬ МАНЬЧЖУРСКОЕ САМОДЕРЖАВНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО, УКРЕПИТЬ КИТАЙСКУЮ РЕСПУБЛИКУ, ЗАБОТИТЬСЯ О СЧАСТЬЕ И БЛАГОДЕНСТВИИ НАРОДА, РУКОВОДСТВОВАТЬСЯ ОБЩЕСТВЕННЫМ МНЕНИЕМ И ВОЛЕЙ НАРОДА. ОБЯЗУЮСЬ БЫТЬ ПРЕДАННЫМ ИНТЕРЕСАМ НАРОДА И ВСЕГДА СЛУЖИТЬ НАРОДУ.

КОГДА САМОДЕРЖАВНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО БУДЕТ СВЕРГНУТО, КОГДА ВНУТРИ СТРАНЫ НЕ БУДЕТ БОЛЬШЕ СМУТЫ, КОГДА КИТАЙСКАЯ РЕСПУБЛИКА ЗАЙМЕТ ПОДОБАЮЩЕЕ МЕСТО СРЕДИ ДРУГИХ ГОСУДАРСТВ И БУДЕТ ИМИ ПРИЗНАНА, ТОГДА Я СЛОЖУ С СЕБЯ СВОИ ПОЛНОМОЧИЯ. ТОРЖЕСТВЕННО КЛЯНУСЬ В ЭТОМ.

В этой клятве — благородный, возвышенный, человечный, скромный облик Отца республики.

1. Трудная весна

Теперь можно оглянуться на пройденный путь и подумать. Ему уже сорок шесть лет. Много пережито. Кое-что достигнуто. Немного забавно, что его именуют «Президентом Китайской республики» — «Чжунхуа миньго Цзунли» — и добавляют к этому обязательное «Сяныиэн», «Учитель» или «Достопочтенный». Важно то, что республика создана, хотя она еще не распространила свою власть на всю страну. Часть Хубэя, Хэнань, Чжили, Шаньдун в руках старого режима, который хозяйничает и во всех «внешних территориях», в Маньчжурии, в Монголии, в Жэхэ, Чахаре и Суйюане. Что делается в Тибете, в Кукуноре? Без борьбы нельзя объединить страну. А к борьбе республика не готова. Нет денег, касса правительства пуста. Если иностранные банки не дают займов маньчжурам, то революционерам они и подавно не дадут ни одного фына. Вооруженные силы республики невелики, к тому же они разбросаны по провинциям, единой республиканской армии нет. У маньчжуров меньше территории и во много раз меньше населения в провинциях, где они еще у власти, но армия у них сильная и лучше подготовленная.

Но уже сегодня республика — это сотни миллионов людей, большинство китайского народа и многие некитайские народности. Если взяться как следует, можно создать и армию и собрать необходимые средства. Надо только обратиться к народу, поднять его, просветить, организовать. Ах, зачем было соглашаться на этот высокий пост — «Цзунли», он связывает свободу действия. Пришлось отказаться от более важного поста председателя революционной партии — Объединенного союза Китая. Президент должен быть вне партий! И приходится еще терпеть вице-президентом этого Ли Юань-хуна. Черт знает, какая это сложная вещь — политика!

Сун Цзяо-жэнь принес составленный специальной комиссией проект временной конституции республики. Пороху этот Сун Цзяо-жэнь не выдумал, а честно позаимствовал основные идеи у американцев и французов. В условиях Китая эти идеи имеют известное прогрессивное значение. Равенство всех граждан независимо от национальной принадлежности, социального положения и религиозных убеждений перед законом; свобода переселения и передвижения, печати, слова, собраний, ассоциаций и религиозных убеждений; право подавать петиции и преследовать по закону любого чиновника. Одного не вводила конституция — всеобщего избирательного права, это право народа ограничено имущественным цензом и цензом оседлости. Тем не менее победа республиканского строя означала уничтожение вековой феодальной монархии, расчистку пути для развития страны. В массы проникли и начали широко распространяться демократические идеи. В сознании народа были посеяны семена демократического государства в форме республики.

Все это кое-что да значит!

Но его беспокоит то, что почти все руководители Объединенного союза отмахиваются от осуществления программы, воплощенной в «Трех народных принципах», особенно же враждебно относятся к третьему принципу — «народному благосостоянию». Об этом и слышать не хотят. Если так, то народ очень скоро разочаруется в республике, и это принесет делу революции непоправимый вред. Левые, и друг Ляо Чжун-кай в их числе, прямо говорят, что в союзе господствует буржуазное крыло — Хуан Син, Сун Цзяо-жэнь, Чэнь Ци-мэй, и другие. Сунь Вэнь и сам знает, что это так. Правые боятся народа. Они мечтают о «мирном» развитии. Крестьянству ничего не обещают, кроме «свобод», а феодалы остаются при своих правах на землю и по-прежнему сосут кровь деревенских тружеников. Можно ли спокойно сидеть в президентском дворце, когда творится такое?

Его горестные размышления прерывает приход министров. Изготовили новую государственную печать. Начали чеканить новую монету. Вот людей новых пока маловато в правительстве.

Фактически в правительстве работали; Сунь Вэнь, Хуан Син, Ван Чун-хой, Цай Юань-пэй да их помощники из опытных чиновников.

Это было, по общему мнению, очень демократическое правительство. Заседало оно в тесной комнате за небольшим столом. Не хватало мест. И часто случалось так, что президент присаживался как-нибудь сбоку.

С первого же дня перед правительством встали две острые проблемы. Во-первых, деньги. Их не было. Хуан Син раздобыл у японских банкиров заем в сумме 300 тысяч иен. Пустяк! Сунь Вэнь также пытался использовать старые токийские знакомства. Пригласил к себе Ямаду Юнсабуро, шанхайского представителя компании «Мицуи»: «Послушайте, Ямада, вы ведь человек Мицуи, достаньте немного денег». Ямада поинтересовался: «Сколько?» — «Чем больше, тем лучше», — ответил Сунь Вэнь. Ямада: «Все-таки сколько нужно?» Сунь Вэнь: «Сто-двести миллионов иен будет как раз!» Мицуи предлагал мелочь: 150 тысяч иен. Согласился дать 300 тысяч иен, потом 12 миллионов иен, но с трудом удалось получить у него только 3 миллиона. И за это Мицуи требовал, чтобы ему отдали под заклад ханьепинские заводы.

Внешний мир не скрывал своей враждебности к молодой республике. Западная пресса нападала на Сунь Вэня, пренебрежительно называя его «беспочвенным мечтателем», «пророком», «фантазером». Она откровенно поддерживала маньчжуров.

Была еще одна острая проблема: Юань Ши-кай. Правые, фактически оттеснив от руководства Сунь Вэня, добивались быстрейшего соглашения с ним. Юань был достаточно хитер, чтобы не затруднять переговоры с Нанкином, которые велись тайно, и пока не предпринимал военных операций. Он выжидал, надеясь на обострение борьбы в революционном лагере.

А далеко от Нанкина и Пекина, в старинном польском городе Кракове, великий революционер и мыслитель внимательно и неотступно следил за тем, что происходит в лежащем на другом конце земли Китае. Чтение сообщений о Китае в печати многих стран, внимательнейший подбор фактов, изучение этих фактов отнимало много драгоценных часов, а великий мыслитель находился в Кракове с единственной целью — быть как можно ближе к собственной стране, которая поднималась к новой борьбе после революционных событий 1905–1907 годов, разбудивших также и Азию и Китай в том числе. Китай особенно занимал его, ибо в огромной стране Азии назревали, как он ясно понимал, события исключительной важности, которым суждено было оказать обратное действие на положение в Европе и во всем западном мире.

Китайскую революцию этот великий человек и его соратники приветствовали первыми во всем европейском социалистическом движении. В специальном постановлении, принятом на конференции в Праге в январе 1912 года, они заявили, что признают мировое значение революционной борьбы китайского народа, несущей освобождение Азии, и приветствуют революционеров — республиканцев Китая.

Этот великий революционер и мыслитель — В. И. Ленин. Соратники его — большевики. Происходившая в Праге Всероссийская конференция большевистской партии приветствовала революционный народ в Китае от имени героического российского пролетариата, революционных сил России. Сунь Вэнь ничего не знал об этом. Не знал он и о том, что Ленин¹ заботливо следил за событиями в Китае и за деятельностью его самого. Ленина крайне интересовала и борьба, которую вели китайские революционеры, и успехи молодой Китайской республики. Китай как фактор борьбы мирового пролетариата против мировой буржуазии — вот что привлекало внимание Ленина. Никто не видел особенностей борьбы общественных сил в Китае так ясно, как Ленин.

С точки зрения Ленина, велико было значение уже одного того, что «Четыреста миллионов отсталых азиатов добились свободы, проснулись к политической жизни. Четвертая часть населения земного шара перешла, так сказать, от спячки к свету, движению, борьбе». Главная масса поднявшихся к свету и борьбе людей в Китае — крестьяне, потому что пролетариат был там в то время крайне слаб. Кого повел за собой «известный доктор Сунь Ят-сен»? Кто шел за лозунгами, которые он выдвигал? Ленин говорит: «широкая крестьянская масса». Ленина тревожил вопрос: сумеют ли крестьяне, шедшие в союзе с либеральной буржуазией, ие руководимые партией пролетариата, удержать свои завоевания? Либеральная буржуазия — ненадежный союзник крестьянства. Она только ждет удобного момента, чтобы перекинуться направо.

Эту опасность чувствовал и Сунь Вэнь. И оттого так тревожны его думы в эти первые недели января 1912 года, первого года республики.

Указом президента произведена реформа календаря. Отныне год в Китае начинался не где-то в январе или в феврале, в зависимости от причудливого счета лунного календаря, а 1 января. 1912 год стал первым годом Китайской республики. Утвержден новый государственный флаг из пяти полос: красной, желтой, синей, белой, черной, символизирующих собой пягь наций, населяющих Китай.

Народ ждал, что обещанные главные преобразования, особенно «уравнение прав на землю», начнут проводиться в жизнь. Народ терпеливо ждал, ждал чего-то реального и понемногу стал разочаровываться в республиканских лидерах, которые много говорили и мало делали.

Юань Ши-кай был доволен таким ходом событий.

Переговоры с Юанем затягивались. Когда его главный делегат, бывалый дипломат Тан Шао-и заявил: «Мы не можем не иметь республики», он тотчас же оказался отстраненным от ведения переговоров. Но Юань оставил его в Шанхае в качестве своего «личного представителя». Тем временем Тан Шао-и был негласно принят в члены Объединенного союза. Создалось немыслимое положение: член революционной партии ведет переговоры с представителями этой же партии от имени и по поручению главы контрреволюции! Этот факт достаточно ярко говорил о том, насколько быстро шел процесс разложения руководящего ядра Объединенного союза, состоявшего весной 1912 года преимущественно из правых деятелей.

Сунь Вэнь все это отлично видел и всеми силами стремился как можно скорей сложить с себя звание президента, не желая, чтобы его именем прикрывалась такая гибельная для республики политика. Теперь ему уже осталось недолго ждать.

В конце января большая группа генералов и офицеров армии Севера во главе с Дуань Ци-жуем подала Юаню нечто вроде ультиматума, в котором говорилось, что они требуют решения вопроса о монархии, в противном случае не станут препятствовать продвижению республиканских войск на Север. Генералам тоже захотелось приобщиться к власти! Юань был вынужден сообщить в Нанкин, что он принимает условия, выдвинутые нанкинским правительством, — признание республики, обязательство соблюдать конституцию, сохранение столицы в Нанкине, где Юань принесет клятву на верность народу. Что касается династии, то она отречется без всяких условий и без акта «передачи власти», поскольку новая власть уже создана народом.

Конечно, Юань Ши-кай лгал. В действительности разработанный сановниками, много раз переписанный проект эдикта об отречении императора был составлен в таких выражениях, что создавалось впечатление, будто республика создана не в результате тяжелой многолетней борьбы народа, а по… повелению монарха! В эдикте говорилось, что император милостиво соглашается на передачу своей власти и своих суверенных прав народу, а Юань Ши-каю повел евалось «сформировать полномочное временное правительство и договориться с республиканской армией о методах объединения, обеспечив мир народу, спокойствие в империи и создание Великой Китайской республики». Прочитав этот бесподобный документ, Сунь Вэнь пришел в ярость. Немедленно он отправляет ответ Юаню: «Республика не может быть организована какой бы то ни было властью, дарованной цинским императором. Любое подобное предложение вызовет отпор. Вы должны ясно отказаться признавать императорскую власть».

Пекинский хитрец заюлил, завертелся, пустил в ход лесть и притворство. Прислал длинное послание: «Республиканская форма правительства — наилучшая из всех, это подтверждено опытом всех стран. Цель, которой вы, сударь, отдали столько глубокого ума, достигнута. Вы должны, бесспорно, занять положение, дающее высочайшее удовлетворение, и никогда не позволить, чтобы монархический образ правления мог снова установиться в Китае. Поскольку достижение единства влечет за собой величайшие последствия, я самым серьезным образом желаю отправиться на Юг, чтобы выслушать ваши мудрые советы и вместе с вами выработать план действий».

12 февраля в Пекине был обнародован измененный эдикт. Император отрекался от престола, но сохранял свои дворцы, титул и право на получение крупной пенсии. Династия лишалась каких бы то ни было прав на участие в управлении государством. Царству маньчжуров пришел конец.

14 февраля Сунь Вэнь подал в отставку. Он писал Государственному совету: «Настоящим вручаю вам свою отставку с поста временного президента Китайской республики и обращаюсь к вам с просьбой избрать достойного и способного человека на пост" президента».

15 февраля Совещательная палата избрала Юань Ши-кая временным президентом республики. Он поставил условие: Сунь Вэнь и правительство будут продолжать исполнять свои обязанности до его вступления в должность, что должно было произойти в столице республики — Нанкине, как было договорено. Руководство Объединенного союза считало, что одержана полная победа.

2. Пекинские тайны

Юань Ши-кай и не думает ехать в Нанкин. Вступление в должность, клятва на верность народу — для него это не более как комедия. Власть у него. Нанкинских лидеров он «обыграл». Маньчжуров — спихнул. Остается придумать какой-нибудь трюк, чтобы остаться в Пекине и сохранить здесь столицу. Если он нужен республиканцам, пусть перебираются сюда, на Север!

18 февраля Юань узнает, что из Нанкина в Пекин выехала специальная делегация. Совещательной палаты, которая должна сопровождать нового временного президента в столицу. В составе делегации Сунь Цзяо-жэнь, Ван Цзин-вэй, Цаи Юань-пэй и другие деятели.

Делегация прибыла в Пекин, где ее встретили весьма торжественно. Устраивались приемы и обеды. Произносилось много речей о предстоящем торжественном акте вступления Юаня в должность. Все было как нельзя лучше.

Неожиданно все переменилось.

29 февраля господин временный президент о чем-то долго совещался с глазу на глаз с командиром стоящей в Пекине 3-й полевой дивизии, генералом Цао Кунем. Этот Цао Кунь — прелюбопытнейшая личность. Как и многие другие генералы маньчжурской армии, он начал свою «военную карьеру» атаманом бандитской шайки. Потом поступил на военную службу, стал выдвигаться, был направлен в военную школу и в 1902 году получил звание генерала. Когда Юань Ши-кай приступил к формированию на Севере частей «Новой армии», он привлек Цао Куня и дал ему дивизию. Цао был предан Юаню как собака.

О чем они так долго беседовали в то февральское утро?

В тот же день вспыхнул бунт в частях 3-й дивизии. Солдаты разграбили несколько магазинов, подожгли какие-то дома, устроили дебоши на улицах, стреляли в прохожих… Против них послали другие войска, дав им «строжайший» приказ: «усмирить мятежников». 2 марта беспорядки вспыхнули и в Тяньцзине. Это было как раз то, чего ждал Юань. Он начал доказывать, что не может покинуть Пекин в такое время. Ведь на него пала бы ответственность за продолжение беспорядков в бывшей столице, где остаются все иностранные посольства и миссии, требующие наведения порядка в городе, откуда они вовсе не собираются уезжать. Нет, он никак не может ехать в Нанкин. Очень жаль, но что же делать! А почему нельзя провести церемонию вступления его в должность и принесение клятвы здесь, в Пекине? И не лучше ли вообще перевести сюда из Нанкина все республиканские правительственные учреждения, Совещательную палату?.. Но что скажет этот страшный Сунь Вэнь? Как оказать на него давление? Специальное секретное послание летит в Учан, где сидит вице-президент Ли Юань-хун. Тот, конечно, на стороне Юаня, и он пишет Сунь Вэню, умоляет не возражать, чтобы Юань остался в Пекине и. «спас положение». Как бы мимоходом Ли добавляет, что, с его точки зрения, столица должна быть в Пекине, а не в Нанкине. Большинство министров охотно принимают эту точку зрения. Сунь Вэнь доказывает, что Юаня необходимо увезти из старой столицы, центра реакции, ибо «нужно извлечь тигра из его горного логова». Не слушали его. Опять появился Чжан Бин-линь и совместно с Сун Цзяо-жэнем повел кампанию против сохранения столицы в Нанкине.

Сунь Вэнь страшно возмущен этой кампанией и поражен политической слепотой правительства республики.

Когда в Пекине «навели порядок», временный президент заявил, что готов провести требуемую республиканцами церемонию вступления в должность и принесения клятвы на верность народу. Церемония состоялась 10 марта. В тот же день Совещательная палата утвердила временную конституцию республики, приняла решение об оставлении столицы в Пекине и объявила перерыв в своих занятиях, чтобы возобновить их там 29 марта.

Итак, после шести месяцев борьбы и переговоров республика, наконец, по крайней мере на бумаге установлена во всем Китае.

Но победа не обеспечена. Для Юаня «конституционные гарантии» — пустой звук. Соглашатели из руководства союза скатились на позиции либералов. Для них революция завершена, в то время как в действительности она по-настоящему только начинается.

1 апреля Сунь Вэнь окончательно слагает с себя полномочия временного президента республики.

Кто будет премьер-министром нового правительства? Юань, не зная, что его доверенный на переговорах в Шанхае Тан Шао-и вступил в Объединенный союз, назначил его на этот пост. Тан согласился, и Сунь Вэнь передал ему государственную печать.

В конце марта Совещательная палата утвердила состав правительства. Четверо министров — члены Объединенного союза: министр юстиции — Ван Чун-хой, министр народного просвещения Цай Юань-пэй, министр сельского и лесного хозяйства — Сун Цзяо-жэнь, министр торговли и промышленности — Чэнь Ци-мэй.

А Сунь Вэнь? Он решил целиком посвятить себя преобразованию страны.

— Я слишком долго пробыл за границей, пора пожить среди народа, — сказал он, покидая Нанкин.

Не доверял Юаню и упрекал лидеров Объединенного союза в соглашении с Пекином. Сказал в сердцах, прощаясь с ними:

— Нынешнее положение создали вы сами!

Сунь Вэнь издал обращение ко всем последователям, в котором заявлял, что оставляет политическую деятельность, чтобы заняться воспитанием народа и экономическими вопросами, в частности вопросами индустриализации страны. Он горячо убеждал своих товарищей не тратить силы на так называемую «государственную политику», а развернуть широкую деятельность в массах и помочь ему в осуществлении программы экономического преобразования.

В середине апреля Сунь Вэнь прибыл в Шанхай. Его сопровождали некоторые деятели союза и Сун Ай-лин, секретарь для связи. Встретили Сунь Вэня сердечно и торжественно. На большом банкете в его честь он произнес большую речь.

— Все собравшиеся здесь — уважаемые граждане! Республика в Китае установлена. И хотя я сложил с себя обязанности временного президента, это вовсе не значит, что я прекращаю работать в ее интересах.

Он говорил далее о многолетней борьбе китайского народа против маньчжурской тирании, о Тайпинском восстании, о деятельности Объединенного союза и о «Трех народных принципах».

— Маньчжуры свергнуты, и первые два принципа — восстановление независимости Китая и установление демократического строя — осуществлены. Нам остается осуществить третий принцип — принцип «народного благосостояния», для чего необходимо совершить социальную революцию, общественный переворот. Этот вопрос сейчас широко обсуждается, но многие не отдают себе отчета, о чем, собственно, идет речь…

Слова Сунь Вэня наэлектризовали все собрание.

А Сунь Вэнь продолжал:

— Многие полагают, что цель возрождения Китая состоит в том, чтобы превратить его в великую и могущественную державу, равную великим державам Запада. Но в этом вовсе не заключается цель наших усилий. Кто сегодня богаче Великобритании и Америки? Есть ли более просвещенная страна, чем Франция? И, однако, разрыв между богатыми и бедными в этих странах слишком велик, и поэтому там приходится думать о социальной революции, без чего большинство не имеет возможности наслаждаться радостью и счастьем… В Великобритании и Америке, достигших высокого уровня развития, капиталисты имеют сильные позиции, и там труднее совершить социальную революцию, чем в неразвитом Китае, где еще нет капиталистов, имеющих сильные позиции и интересы. На Западе социальная революция потребует острой борьбы, чтобы народ стал хозяином всех богатств. Если мы не примем теперь, в начале жизни нашей республики, меры к тому, чтобы обеспечить наше будущее, капитализм станет у нас еще более худшим деспотизмом, чем тот, который мы только что сбросили, и нам снова придется пройти через период кровопролитий. Разве это не было бы ужасно?

Сунь Вэнь сделал паузу, оглядел зал. На лицах он ясно читал смешанные чувства: страха и острого интереса. И оратор решил досказать все до конца.

— Я хочу обратить ваше внимание, господа, на один важный вопрос. Что необходимо прежде всего осуществить в настоящее время? Пересмотр всех актов на право владения землей. Это должно явиться естественным следствием революции. Нам нужно осуществить принцип уравнения прав на землю… Кроме того, поскольку промышленность будет развиваться в Китае, торговля будет расти, и в пятьдесят лет мы увидим здесь много Шанхаев. Давайте воспользуемся благоприятными условиями и обеспечим, чтобы увеличение богатства, не созданного трудом, шло на пользу народу, а не частных капиталистов, которые по воле случая оказались владельцами наиболее ценной земли. Как видите, нам предстоит огромный труд, и мы должны выполнить его, чтобы Китай мог занять место великой державы в мировой семье наций!

Многим теперь стало ясно, что он имел в виду, когда говорил о том, что революция еще только начинается.

Он был верен тем идеям, которые возникли у него в результате многолетнего изучения социальных проблем, и, особенно аграрной проблемы, в такой стране с преобладающим крестьянским населением, как Китай. Если руководители союза не хотели даже и слышать об уравнении прав на землю, то он не думал отказываться от этого коренного требования. Он считал, что в этом требовании заключен принцип социализма.

3. Лицом к лицу

Идеи, которыми Сунь Вэнь поделился с участниками банкета в Шанхае, он изложил в статье «Следующий шаг». Статья эта появилась во многих газетах и журналах в Китае и за границей. Напечатала ее также и бельгийская социалистическая газета «Народ» («Ле Пепль»). Пришла эта газета в Краков, где жил тогда Ленин. Владимир Ильич прочитал статью с большим интересом. И решил написать о ней. И действительно, статья Ленина «Демократия и народничество в Китае» появилась в выходившей в Петербурге легальной большевистской газете «Невская звезда» 15 июля 1912 года. Еще никто не пытался проанализировать взгляды Сунь Вэня, дать им оценку и охарактеризовать самого Суня. Это сделал Ленин. Сделал внимательно, бережно, с чувством уважения к китайскому народу и к первому президенту молодой Китайской республики.

Ленин, конечно, критикует народнические взгляды Сунь Вэня на возможность для Китая избегнуть капитализма. Напротив, пишет Ленин, вся программа преобразований, защищаемая Сунь Вэнем, если только она будет проведена в жизнь, создаст наилучшие условия для быстрого развития производительных сил по капиталистическому пути, поскольку исчезнут феодальные препоны. Но Ленин видит не только недостатки, мелкобуржуазный утопизм и даже реакционность во взглядах Сунь Вэня. Он видит в его взглядах величие китайского народа, искренний демократизм и революционную решимость бороться за полное раскрепощение великой страны. Ленин говорит о Сунь Вэне: «Этот европейски образованный представитель боевой и победоносной китайской демократии, которая завоевала себе республику…» Его статью Ленин называет «платформой великой китайской демократии». И дальше он пишет: «Перед нами действительно великая идеология действительно великого народа, который умеет не только оплакивать свое вековое рабство, не только мечтать о свободе и равенстве, но и бороться с вековыми угнетателями Китая». Во взглядах Сунь Вэня Ленин отчетливо видит идеологию революционного бойца, не допускающего даже мысли «о совместимости китайского самодержавия с китайской «социальной реформой», с китайскими конституционными преобразованиями». Ленина восхищает в Сунь Вэне «Цельный демократизм с требованием республики. Прямая постановка вопроса о положении масс, о массовой борьбе, горячее сочувствие к трудящимся и эксплуатируемым, вера в их правоту, в их силу». Для Ленина Сунь Вэнь «революционный демократ, полный благородства и героизма, свойственного такому классу, который идет не под гору, а в гору, который не боится будущего, а верит в него и самоотверженно борется за него, — классу, который ненавидит прошлое и умеет сбрасывать его омертвелую и душащую все живое гниль, а не цепляется за сохранение и восстановление прошлого ради охраны своих привилегий».

Ленин целиком одобряет линию Сунь Вэня на развитие «наибольшей самодеятельности, решительности и смелости крестьянских масс в деле политических и аграрных реформ».

Придет время, пророчески предсказывает Ленин, когда в Китае вырастет рабочий класс, и тогда он создаст партию пролетариата, которая, «критикуя мелкобуржуазные утопии и реакционные взгляды Сунь Ят-сена, будет, наверное, заботливо выделять, охранять и развивать революционно-демократическое ядро его политической и аграрной программы».

Сунь Вэнь считал «гвоздем» своей программы «уравнение прав на землю». Такое требование повсюду выставлялось крестьянской демократией, в том числе и в России. Ленин писал: «Идея «права на землю» и «уравнительного раздела земли» есть не что иное, как формулировка революционных стремлений к равенству со стороны крестьян, борющихся за полное свержение помещичьей власти, за полное уничтожение помещичьего землевладения». Китайский крестьянин, союзник рабочего класса на новом этапе революции — вот что предвидел Ленин, и это предвидение стало осуществляться в Китае впоследствии при прямом и активном участии Сунь Вэня.

Из Шанхая Сунь Вэнь отправился в поездку по долине великой китайской реки — Янцзы. Перед ним открылась его родная страна — грандиозная по своим нетронутым естественным богатствам, обилию трудящегося населения, ждущая приложения орга* низующей воли и современных научно-технических средств. Потом он спустился на юг, в Гуандун, изъездил вдоль и поперек родную сторонку, побывал во многих городах и деревнях и, конечно, в Кантоне.

Сунь Вэнь хотел проверить, кто же последует за ним и откажется от занятия официальных должностей? Таких было очень мало. Большинство видных членов союза, ведших в годы борьбы жизнь, полную лишений и опасностей, пробывших немало лет в тюрьмах и ссылках, познавших горькую нужду, теперь, после установления республики, стремилось вознаградить себя, занять выгодные посты и пожить в свое удовольствие.

А Сунь Вэнь никогда не забывал то, что внушило ему святое чувство борьбы: революционер не ждет наград, высшая награда для него — сознание исполненного долга перед народом. Ничего другого! Он знал, что в своей среде некоторые «революционеры» называют его «чудаком», человеком «не от мира сего», «одержимым»… Пусть!

Этим «пристроившимся» необходима была и другая партия. Объединенный союз, собственно, не был приспособлен к роли парламентской партии. По своей структуре, по организации и по методам работы он являлся конспиративной организацией. Сун Цзяо-жэнь требовал превращения его в «открытую» партию. Сунь Вэнь возражал против ликвидации союза. Борьба еще не закончена, доказывал он, наверняка предстоит жестокая война с Юанем. Но его не послушали. Сун Цзяо-жэнь ратовал за «открытую» партию, которая объединила бы и другие организации — группы либерального толка. Он начал переговоры с пятью такими группами. Четыре из них согласились объединиться вместе с союзом в Гоминьдан — национальную партию. Союз доживал последние дни. Последние дни доживала и относительно спокойная обстановка в стране.

В середине июня 1912 года внезапно скрылся из Пекина премьер-министр Тан Шао-и. Бежал в Тяньцзинь, где поселился на иностранной концессии, у друзей. Вернуться в Пекин отказался наотрез. Кабинет пал. Тогда-то и появились первые зловещие слухи о том, что Юань замышляет монархический переворот. Им не придали значения.

Правительственный кризис был вызван тем, что Юань принял условия объединенной группы иностранных банкиров — поставил под их контроль соляную монополию и признал за ними исключительное право предоставлять Китаю займы, то есть держать его в финансовой кабале. Но соглашение о займе должно быть утверждено временным парламентом — Совещательной палатой. А депутаты отказались утвердить соглашение с банкирами, понимая, что Юань использует заем для борьбы против республики. Тан Шао-и был предупрежден, что если он подпишет соглашение на указанных условиях, то будет обвинен в предательстве и наказан смертью. Очутившись меж двух огней, Тан решил бросить все и скрыться.

Юань оказался в трудном положении. Не так просто найти «верного» человека на должность премьера. А банкиры не давали денег, пока не сформировано правительство. Юань задумал спровоцировать еще один военный «бунт», чтобы натравить солдат, не получавших жалованья, на депутатов. Парламентарии сдались и утвердили нового премьера и состав правительства, в котором все министры были из среды старой монархической бюрократии. Все же Совещательная палата отказалась утвердить кабальные условия займа.

25 августа 1912 года в Пекине открылся учредительный конгресс Гоминьдана. Конгресс прошел под лозунгами: «Укрепление республики!», «Обеспечение демократии!» и принял программу из пяти пунктов: 1) осуществление политического единства; 2) поощрение местного самоуправления; 3) содействие слиянию наций; 4) улучшение благосостояния народа; 5) защита всеобщего мира. И ни слова о земле!

Конгрессом руководил Сун Цзяо-жэнь. Большинство делегатов голосовало за его политику «мирного развития» и против «фантазий» Сунь Вэня. Все же для «порядка» его избрали главой («главным директором») новой партии и членом коллегии директоров, куда входили также Хуан Син, Сун Цзяо-жэнь, Ван Чжун-хой и еще пятеро членов. Фактическим главой партии был Сун Цзяо-жэнь, который руководил пекинской партийной организацией и аппаратом Центрального правления Гоминьдана. Вокруг Сунь Вэня сплотились революционные кадры, перешедшие в 1905 году в Объединенный союз из Союза возрождения Китая.

Сунь Вэнь не принимал активного участия в работе конгресса.

Хуан Син также не был на конгрессе, но поддерживал линию Сун Цзяо-жэня, ратовал за «умеренность».

В декабре 1912 года Юань разрешил, наконец, провести выборы в новый, постоянный парламент. Гоминьдану он противопоставил реакционные группы и клики, выступавшие под громкими названиями: «Конституционная партия», где орудовал глава конституционалистов-монархистов Лян Ци-чао, и «Республиканская партия», созданная по совету Юаня вице-президентом Ли Юань-хуном. Была еще «партия» крупных чиновников — «Группа путей сообщения» во главе с долголетним секретарем Юаня, прожженным финансовым комбинатором Лян Ши-и. Все эти «партии» объединились в одну «Прогрессивную партию», ставшую орудием юаньшикаевского режима. Юань обильно снабжал ее деньгами, его агенты фальсифицировали результаты голосования, подкупали избирателей. И все же реакционный блок потерпел поражение. Выборы закончились в феврале 1913 года, и их результат был следующий: в нижнюю палату оказались избранными 586 депутатов, из них по списку Гоминьдана прошло 269 депутатов; в сенат избрали 277 сенаторов, из них 123 по списку Гоминьдана. Остальные мандаты распределились между другими мелкими партиями. Гоминьдан был сильнейшей партией в парламенте. И, естественно, новый парламент избрал Сун Цзяо-жэня премьером и поручил ему сформировать новое правительство. Предстояло избрать постоянного президента. Руководство Гоминьдана объявило, что президент будет избран после утверждения новой (постоянной) конституции и на ее основе, а губернаторы провинций будут впредь избираться провинциальными собраниями, а не назначаться президентом. Власть Юаня повисла на волоске. Юань потребовал, чтобы раньше всего состоялись выборы президента, а потом выработана и утверждена постоянная конституция. Тщетно!

И он решил применить ту меру, которая в его среде практикуется всегда и везде: убийство.

4. Новая борьба — «Вторая революция»

Увлеченные победой на выборах, лидеры Гоминьдана едва отдавали себе отчет, с каким разбойником, готовым на любое преступление, они теперь стоят лицом к лицу.

Новый премьер-министр Сун Цзяо-жэнь выехал на короткое время в Шанхай. 20 марта 1913 года он собрался вернуться в Пекин ночным экспрессом. Его провожали на вокзале Хуан Син и Чэнь Ци-мэй. Они беззаботны и не принимают никаких мер предосторожности. Сун Цзяо-жэнь и провожающие стоят у вагона и беседуют. Кто-то быстро подходит сбоку. Никто не успевает сообразить, что происходит. Какая-то тень мелькает в воздухе. Слышен треск выстрелов. Кто-то бежит. Смертельно раненный Сун Цзяо-жэнь падает.

Даже и после этого еще не все понято. Умирающий лидер Гоминьдана и премьер-министр поручает Хуан Сину:

— Телеграфируйте Юаню, я надеюсь, что президент будет защищать права человека и что вновь избранный парламент примет новую конституцию.

Сунь Цзяо-жэнь умер 22 марта.

Сунь Вэня в это время не было в Китае. 13 февраля 1913 года он прибыл в Японию, чтобы выяснить возможности получения займа на железнодорожное строительство. В официальных кругах его встретили холодно и сдержанно. Общественные организации, напротив, принимали восторженно. Он ясно видел, что и в Японии имеются демократические силы, сочувствующие китайской революции. В его честь устраивались торжественные заседания, все жаждали услышать Отца Китайской республики.

Пребывание в Японии было прервано сообщением об убийстве Сун Цзяо-жэня. Немедленно, 22 марта, Сунь Вэнь выехал в Шанхай.

Его там ждали с нетерпением. На пристани встретила огромная масса народа, кипевшая гневом против душителя революции и требовавшая действий, решительных действий.

Раньше всего Сунь Вэню необходимо обдумать положение, встретиться с товарищами. Он едет к ним.

Тем временем Юань разыгрывает в Пекине пошлую комедию.

Юань, разумеется, «глубоко потрясен» смертью Сунь Цзяо-жэня и приказывает произвести «строжайшее расследование». Но «сильные личности» не знают чести. Тут же, в Пекине, кто-то распространяет «достоверное известие», что Сун Цзяо-жэнь — «жертва распрей внутри руководства Гоминьдана». Нетрудно догадаться, кто распускает эту клевету.

Через несколько дней — катастрофа! Полиция иностранного квартала в Шанхае арестовала 23 марта некоего Ин Гуэй-сина. Кто этот тип? Служащий китайской полиции в Шанхае. Устанавливается, что именно он и есть непосредственный организатор убийства Сун Цзяо-жэня. 24 марта схвачен на территории французской концессии в Шанхае и сам убийца — У Ши-ин. Обыск в квартире Ин Гуэй-сина дал потрясающие результаты. Найдено множество шифрованных телеграмм и писем, которые шли сюда, к Ину, от… предыдущего премьер-министра Чжан Бин-цюня и секретаря кабинета министров Хун Шу-цзу. Что же было в этих документах? В них черным по белому сказано, что за убийство Сун Цзяо-жэня убийцам будет заплачено пятьдесят тысяч долларов. Суд международного квартала в Шанхае установил факт убийства и передал дело вместе со всеми найденными у преступников изобличающими материалами и документами китайским властям для суда. Это было в середине апреля. Суд положил дело под сукно. 25 апреля Сунь Вэнь обратился ко всей стране с воззванием, требуя, чтобы убийцы, как исполнители, так и скрывающиеся за кулисами, были привлечены к ответственности. Возбуждение в стране было столь сильным, что суд оказался вынужденным вызвать для допроса премьер-министра Чжан Бин-цюня. Премьер, конечно, сказался «больным» и не явился, а Юань опубликовал заявление, в котором утверждал, что Ин Гуэй-син ни в чем не виноват. Неслыханная наглость! Сунь Вэнь считал, что настало время начать открытую борьбу против Юаня под лозунгом «Вторая революция!». Его не поддержали собственные сторонники. Хуан Син тоже был против.

Расследование, проведенное по поручению парламента Чэн Дэ-цюанем, полностью подтвердило данные следствия.

Время шло. В парламенте болтали. Юань Ши-кай делал что хотел. Парламент выделил комитет для составления проекта новой конституции. Комитет заседал при закрытых дверях в Храме Неба. Принял решение: «Перья, чернильницы и записные книжки членов комитета подлежат вечному хранению». Какая-то детская игра!

Пока шло заседание, Юань закончил переговоры с иностранными банкирами о займе: он принял все их кабальные требования. В одно апрельское утро втайне от всех представители Юаня и банкиров собрались в помещении Гонконг-Шанхайской банковской корпорации на территории иностранного квартала в Пекине, чтобы подписать долгожданное соглашение. Вдруг открывается дверь, входит Ван Чжэн-тин, вице-президент сената, и объявляет, что сделка, которую господа собираются заключить, не будет иметь законной силы ввиду отсутствия представителей парламента. Все равно соглашение подписано. Через два дня сенат и палата депутатов большинством голосов принимают решение, объявляющее поступок правительства незаконным, а соглашение — не имеющим силу. Снова возникает серьезный кризис.

В этот момент появляется воззвание Сунь Вэня к стране и к иностранным державам. Страстный, искренний призыв к спасению китайского народа от новых бедствий. Суровое предостережение по адресу преступной клики Юань Ши-кая и его иностранных покровителей. Сунь Вэнь заявлял:

«Во имя и для блага человечества, я прошу вас использовать все свое влияние, чтобы предотвратить оказание банкирами денежной поддержки пекинскому правительству, которая, несомненно, будет использована для ведения гражданской войны. В этот критический час я обращаюсь ко всем тем, кому дороги интересы человечества, помочь предотвратить ненужное кровопролитие и защитить моих соотечественников от жестокой судьбы, которую они ничем не заслужили!»

Этот призыв, полный заботы о народе и будущем страны, оказался гласом, вопиющим в пустыне. Империалисты уже приняли решение: усмирить китайскую революцию, ликвидировать ее завоевания, «навести порядок» в Китае. Они уже давно делали ставку на Юань Ши-кая. Пусть он задушит революцию! Ему дадут денег, ему окажут политическую поддержку.

26 апреля 1913 года банкиры пяти стран: Англии, Франции, Германии, Японии и царской России — выдали юаньшикаевскому правительству 25 миллионов фунтов стерлингов. Теперь Юань может начать войну!

Немедленно Ленин откликается статьей, разоблачающей заговор империалистов вкупе с Юанем против китайской революции. Он пишет в «Правде»:

«Новый китайский заем заключен против китайской демократии: «Европа» за Юань Ши-кая, готовящего военную диктатуру. Почему она за него? По случаю выгодного дельца. Заем заключен на сумму около 250 миллионов рублей по курсу 84 за 100. Это значит: буржуа «Европа» платят китайцам 210 млн.; а с публики они берут 225 млн. рублей. Вот вам сразу, в несколько недель, чистая прибыль в 15 миллионов рублей! Не правда ли, какая это в самом деле «чистая» прибыль?

А если китайский народ не признает займа? В Китае ведь республика и большинство в парламенте против займа?

О, тогда «передовая» Европа закричит о «цивилизации», «порядке», «культуре» и «отечестве»! тогда она двинет пушки и задавит республику «отсталой» Азии в союзе с авантюристом, изменником и другом реакции Юань Ши-каем!»

Ленин писал эту статью в горной деревушке Поронино, затерянной в Карпатах. Он видел далеко — на много лет вперед. Мысль его неизменно обращалась к судьбам героического народа Азии, и он воспитывал российский пролетариат в духе понимания значения борьбы этого народа, в духе горячего сочувствия к нему.

Все произошло именно так, как предвидел Ленин.

Парламент объявил соглашение о займе незаконным. Со всех концов страны в Пекин летят протесты против новой кабалы, навязанной народу.

Но никто пока ничего не предпринимает. Сунь Вэнь видит, что лидеры Гоминьдана не решаются поставить вопрос ребром: хватит с нас Юань Шикая и его преступлений, долой его! И более других настаивает на «мирном разрешении» кризиса Хуан Син. 13 мая он заявил: «Считаю, что дело об убийстве Суна может быть разрешено только на основе права и что заем должен получить одобрение парламента». Чудовищно! Тем более что Юань вовсе не искал примирения с Гоминьданом, а жаждал его полного разгрома и уничтожения. Он теперь уверен в победе: у него солдаты и деньги!

Юань готов начать войну, его торопят хозяева, те, кто дал деньги.

Во французском официозе «Тан» 13 мая появляется официальное заявление правительства:

«Если, вопреки ожиданию, революционная агитация будет продолжаться и становиться еще более серьезной, Юань Ши-кай должен будет считать, что наступило время действовать. Деньги, данные ему взаймы, не только обеспечили его средствами, но сделали необходимым для него восстановить порядок, поскольку финансовая поддержка оказана только на том условии, что мир и порядок будут энергично сохранены. При данных обстоятельствах это есть самое лучшее, что могло бы произойти не только для занятого тяжелым трудом населения Китая, но и для многочисленных иностранцев, владеющих там собственностью».

Это был приказ действовать!

К 17 июня военные приготовления Юаня были за кончены. Он провел тайную мобилизацию и расположил войска на исходных позициях для наступления на Юг. Крепко держал в своих руках важнейшие рельсовые магистрали страны: линии Пекин — Ханькоу и Тяньцзинь — Пукоу и стратегический центральный узел страны Учань. В Южном Шаньдуне сосредоточены войска генерала Чжан Сюна, верного холопа маньчжуров, а теперь Юаня. Он контролирует линию Тяньцзинь — Пукоу и может в любой момент двинуться на Нанкин. В тылу у него, в Цзинани, стоит готовая к бою 5-я полевая дивизия генерала Фын Го-чжана. В Мачане находятся части 4-й полевой дивизии. Войска расположены и в Баодине, на железнодорожной линии Пекин — Ханькоу, в самом Пекине и в Маньчжурии. В резерве у него 1-я и 3-я дивизии. В Учане стоят войска Ли Юань-хуна. На них Юань тоже рассчитывает.

Разведка доносит ему о силах, имеющихся у Юга. Это переведенная в Нанкин 8-я полевая дивизия генерала Бо Вэнь-вэя, военного губернатора провинции Аньхуэй, несколько бригад военного губернатора провинции Цзянси — Ли Ле-цзюня. Слабые силы имеются в Гуандуне. Это все, что есть у Юга.

Юань подкупает командующего Шанхайской эскадры адмирала Цзэна. Теперь отпала опасность, что флот войдет в Янцзы и не даст войскам Юаня переправиться через реку.

С руководством Гоминьдана Юань отказывается разговаривать. Приказывает своему адъютанту: «Передайте этим лидерам, что я уже принял решение. Сунь Ят-сен и Хуан Син стремятся только к беспорядкам. Я не потерплю этого. Я их уничтожу!»

9 июля он наносит первый удар — объявляет о смещении военного губернатора провинции Цзянси Ли Ле-цзюня. Через пять дней новый приказ — увольнение военного губернатора провинции Гуандун Ху Хань-миня и военного губернатора провинции Аньхуэй Бо Вэнь-вэя. Все они члены Гоминьдана.

Руководство Г оминьдана готово пасть перед Юанем на колени и молить о «примирении».

В Шанхае собрались бывшие там гоминьдановские деятели. Сунь Вэнь категорически потребовал объявления Юаня, убийцы и нарушителя конституции, вне закона и организации против него карательной экспедиции, для чего необходимо поднять народ и мобилизовать все имеющиеся революционные вооруженные силы.

Хуан Син высказался против этих предложений. Единственно, что он считал нужным сделать, — это отправить предупреждение товарищам в Хубэй, чтобы они были начеку, но ничего пока не предпринимать. Он сказал:

— У нас нет снаряжения, денег, нас могут разбить. Но нас, вероятно, поддержат массы, и мы сможем разгромить все кругом и сделать невозможным для Юаня удержаться у власти. Я думаю, что это бесцельная и опустошительная борьба. И если мы будем вести ее до конца, она так разрушит и опустошит нашу чудесную страну, что после нашей победы она окажется в состоянии полного банкротства, перед угрозой невыразимого ужаса и раздела ее иностранными державами…

Сунь Вэнь вскочил:

— Значит, вы против восстания?

Не задумываясь, Хуан Син ответил:

— Поймите же, это безумие!

— Молчите! — прервал его Сунь Вэнь. — Вы ли это, Син? Что сделалось с вами? Куда делась ваша смелость? Увы, люди меняются! Я хочу напомнить вам, что еще в марте считал необходимым пойти войной против негодяя, которого дураки и соглашатели сделали диктатором. Вы были против, Син, именно вы! Вы кричали, что нас разобьют. Но если это и случится, то не потому, что мы слабы, а потому, что среди нас нет единства… Я напомню вам совещание в вашем доме в Шанхае через пять дней после смерти Сун Цзяо-жэня. Вы тогда говорили, что республика создана и не следует пренебрегать законом. Вы были за то, чтобы «проявить хладнокровие», и советовали «добиваться законного решения…». Вы считали, что военная сила Юга недостаточна для ведения войны против Севера и что, раз война начнется, она приведет нацию к катастрофе. Я и тогда не был согласен с вами, но вы не захотели слушать меня. Чего вы добились вашей тактикой оттяжек? В мае восстали наши товарищи в Сучжоу. Их разбили. А мы молчали. Юань выиграл еще два месяца, добился займа, подготовил свои силы. А что мы делали? Болтали о «праве» и «законности»! Огромное возмущение, охватившее страну в связи со злодейским убийством Сун Цзяо-жэня, постепенно спало. А мы продолжали болтать о «законе» и о «праве», как будто этот кровавый пес Юань боится «закона» и «права»! Не закон прогонит этого преступника, а восстание, немедленное восстание, ибо мы упустили массу времени. А теперь вот что: если вы отказываетесь стать во главе революционных войск, готовых к восстанию в Нанкине и ждущих только приказа, тогда я сам отправлюсь в Нанкин и стану во главе армии. Довольно болтать! Довольно! — Сунь Вэнь хлопнул ладонью по столу. — Нельзя допустить, чтобы революция была опозорена нашим бездействием.

Хуан Син сидел, сжав голову руками. Молчал. Потом встал и глухо проговорил:

— Хорошо, я еду в Нанкин. Сунь Вэню ехать туда нельзя. У него нет военного опыта, военные дела не по его части, и какая-нибудь одна ошибка приведет к ужасным последствиям…

Сунь Вэнь с трудом сдерживал свое негодование. Неслыханно! Син делает ему одолжение! Разве можно верить, что он будет сражаться как следует? Но и раздоры создавать теперь, перед лицом общего врага, не нужно.

— Поезжайте, — сказал Сунь Вэнь — А Ли Ле-цзюню необходимо сейчас же телеграфировать, чтобы объявил войну Юаню.

12 июля восстали части 8-й дивизии в Нанкине. В тот же день военный губернатор провинции Цзянси Ли Ле-цзюнь объявил «карательный поход» против Юань Ши-кая. Цзянси отделилась от Пекина, За ней последовали провинции Цзянсу, Аньхуэй, Гуандун, Фуцзянь, Хунань и Сычуань. Во всех этих провинциях восстали революционные войска и были созданы органы революционной власти. Революционное восстание вспыхнуло в провинции Шэньси, на Севере, недалеко от Пекина.

«Вторая революция» началась. От имени восставших провинций Сунь Вэнь направил послание Юань Ш и-каю с требованием, чтобы тот подал в отставку.

«Только вы один, — писал Сунь Вэнь, — ответственны за случившееся, а отнюдь не народ. Народ теперь питает к вам такую ненависть, что готов пожертвовать тысячи жизней ради вашего падения. Единственный путь для вас — отставка!»

Революционеры не скрывали, что если Юань не уйдет по-доброму, они сделают все возможное, чтобы сбросить его силой.

Из-за границы приходили благоприятные для Юаня вести.

Газета «Нью-Йорк таймс» писала:

«Нынешнее так называемое восстание — это попытка неудовлетворенных политиканов и искателей теплых местечек силой завладеть властью. Остальной мир может только приветствовать Юань Ши-кая. У него тяжелая рука, но в Китае еще не наведен порядок, и он еще не созрел для самоуправления. Поэтому путь Юаня более мудрый и безопасный. В этих условиях победа Юань Ши-кая желательна в интересах мира во всем мире!»

Пекинский диктатор получил, таким образом, благодарность за службу, и ему намекнули, что он может удушить республику, поскольку Китай для «самоуправления» еще «не созрел».

Юань хорошо понимал, что Запад за него.

12 июля он издал приказ по своим войскам о начале наступления на Юг. Подавив восстание в Шэньси, он с небывалой жестокостью расправился с его участниками. Сотни революционных бойцов были расстреляны, обезглавлены, задушены. Тысячи брошены в застенки.

Главный удар Юань Ши-кай наносит против Цзянси, где находится Ли Ле-цзюнь с наиболее сильной группировкой революционных войск — полторы-две дивизии. Против нее Юань направляет войска вице-президента Ли Юань-хуна из района Учана и свои войска (25 тысяч человек), переброшенные с Севера. В Цзянси почти два месяца шли жестокие бои. Войска Ли Ле-цзюня упорно сражались, но силы неравные, постепенно революционные части оказались оттесненными в горные районы провинции, где и рассеялась. Цзянси была потеряна. Отсюда контрреволюционные банды Юаня проникли в провинцию Хунань и покорили ее. Вскоре в провинцию Гуандун вторглась 20-тысячная армия Юаня под командованием генерала Лу Цзи-гуана, бывшего бандита, прозванного за совершенные им зверства «палачом Кантона». Революционная власть была уничтожена карателями Юаня во всех других восставших провинциях.

Сильные бои шли на подступах к Нанкину. Банды Чжан Сюня предавали все огню и мечу. Солдатня убивала, грабила, жгла. Повторились все ужасы маньчжурских «усмирений». Но Нанкин держался. Вдруг 28 июля внезапно исчез главнокомандующий и верховный комиссар Хуан Син. Это было бегство с поля битвы.

Нанкин пал 2 сентября. Восстание против Юаня повсеместно подавлено с невиданной свирепостью. Захваченные провинции Юань роздал генералам, ставшим полными хозяевами в своих новых вотчинах, а провинциальные собрания разогнал. Сразу после прихода Юаня к власти возрождается в Китае тип милитариста-грабителя, некоронованного властелина с неограниченной властью над жителями одной или нескольких провинций. Юань восстановил наместничества. Теперь они назывались генеральными инспек-торствами. Их было девять, как и при маньчжурах. За ними сохранились старые границы.

Феодалы, компрадоры и реакционные слои либералов были за Юаня, обещавшего «порядок» и «законность». Массы не поднялись. Они были разочарованы Гоминьданом: землю не дали, положение народа не облегчили. Революционная волна пошла на убыль. «Вторая революция» погибла.

В начале августа Сунь Вэню, за которым охотились ищейки Юаня, пришлось покинуть Китай. Куда ехать? Снова направился в Японию. Не хотели разрешить сойти с парохода. С трудом упросил он японские власти дать ему пристанище. Предоставили, взяв, однако, с него обязательство «сидеть тихо» и «не заниматься политикой». Вместе с Сунь Вэнем прибыла в Японию его бывший секретарь для связи Сун Ай-лин. Она приехала в Японию по личным делам — выходила замуж за известного китайского финансиста Кун Сянси. Работать секретарем у Сунь Вэня она больше не могла. «Но, — сказала она, — если вам нужна помощница, то я охотно порекомендую мою сестру. Она вернулась из Америки, где окончила институт, и прекрасно знает английский язык». Сунь Вэнь выразил согласие.

5. Мрак и свет

Никогда еще не было так тяжко, как в эти осенние месяцы 1913 года. Поражение можно объяснить. Пережить его все равно трудно.

Тяжело видеть развал и разброд в революционном лагере! Гоминьдан распался на группы и клики. Когда Юань Ши-кай приказал руководителям партии исключить из ее рядов Сунь Вэня, Хуан Сина и многих других противников диктатора, они безропотно подчинились… Позор! Теперь все подлецы выступили без маски. Этот Чжан Бин-линь сразу же переметнулся на сторону Юаня. А Чжу Чжао-синь и Ван Чжун-хой просто продались юаньшикаевскому правительству — получили высокие посты. Холопами Юаня заделались и другие, например Сунь У и Ху Ин из Учана. И еще много случаев предательства и дезертирства можно припомнить. К чему? Самое главное — Гоминьдан оказался партией политиканствующих болтунов, а не партией революционных бойцов.

Колеблющуюся позицию занимает Хуан Син. Он и сейчас склоняется к политике «мирных решений». В последнем разговоре Хуан Син требовал «смягчения борьбы» против Юаня. Он сказал тогда: «Не прогоняйте тигра, чтобы впустить волка». Волком Хуан Син считал Японию. Выходило, будто Юань борется с Японией и поэтому его не следует слишком критиковать. Глупо! Нет, эти люди положительно не хотят понять, что необходимым условием защиты Китая от иностранных агрессоров является свержение Юаня и всей его камарильи.

Настали трудные времена. Первую эмиграцию с ним делили верные друзья юношеских лет, храбрые, скромные, преданные делу, настоящие товарищи. Сейчас не то. Единственно, кто действительно честен и смел, — это Ляо Чжун-кай. И его милая жена Хэ Сяннин. Остальные…

Всем живется очень плохо. Нужда среди эмигрантов прямо-таки отчаянная. Многие пытались устроиться в Сингапуре, где имеется многочисленная китайская колония. Английские власти запретили въезд туда. Приходится наниматься в сторожа, перебиваться стиркой белья. Некоторые стали разводить кур.

Пытался Сунь Вэнь восстановить старые связи с китайцами, живущими в странах Юго-Восточной Азии, но безуспешно. Китайское купечество было в массе своей на стороне Юаня. Им нравилось, что тот наводит «порядок» и усмиряет «бунтовщиков». Сунь Вэня встретили холодно. Пришлось ни с чем возвращаться в Токио.

Живет Сунь Вэнь одиноко и тихо. Редко выходит, навещает знакомых японских общественных деятелей, пишет…

Но он не теряет надежды. В этом замечательная черта его характера. Не теряет веру в революцию, в неминуемую ее победу, в народ.

Что его занимает больше всего? Нужна новая революционная партия. Еще до учанского восстания он, выступая на одном собрании единомышленников китайцев в Америке, говорил о том, что Объединенный союз следует реорганизовать в Революционную партию Китая. Он тогда же набросал проект устава такой партии. В чем должно состоять основное отличие ее от союза? Союз был федерацией разных организаций, объединенных лишь ненавистью к маньчжурской монархии и не признававших общей дисциплины, а Революционная партия должна стать единой партией с железной дисциплиной, единым руководством, которому члены партии должны подчиняться безоговорочно. И вот теперь пришло время такую партию создать.

Из Китая шли горестные известия. Юань заставил парламент избрать его постоянным президентом еще до принятия новой конституции. Вице-президентом остался Ли Юань-хун.

Парламент ему мешал. Придравшись к какому-то выступлению депутатов от Гоминьдана, Юань произвел государственный переворот. 4 ноября 1913 года издал эдикт о роспуске партии Гоминьдан и об аннулировании ее мандатов. Поводом для этого послужило выдуманное обвинение в том, что Гоминьдан «подготовлял заговор».

В этот же день Сунь Вэнь объявил об организации новой партии, названной им Чжунхуа Гэмин-дан — Революционной партией Китая.

Новая партия резко отличалась от Гоминьдана, бесславно прекратившего свое существование. Она представляла собой строго законспирированную революционную организацию. Основой программы партии были «Три народных принципа» Сунь Вэня и его учение о революционной диктатуре.

Новым уставом вводилась присяга на верность Сунь Вэню. Против этого нововведения запротестовали некоторые его старые соратники. Так как Сунь Вэнь отказался уступить, то они воздержались от вступления в партию. Но Сунь Вэнь твердо отстаивал новый устав.

Цель, которую Сунь Вэнь хотел достигнуть введением присяги, он объяснил в письме от 18 апреля 1914 года:

«Во время учанского восстания 1911 года и «Второй революции» члены нашей партии не действовали в единении, а выступали независимо друг от друга, вразброд. Недостаток дисциплины был причиной нашей неудачи. Я говорю об этом и потому, что в период нанкинского временного правительства я хотя имел честь быть президентом, но в действительности был лишь марионеткой. Я ничего не мог решать. Когда Юань Ши-кай добивался президентского поста, я решительно выступал против удовлетворения его требования. Но мои товарищи упрекали меня в том, что я препятствую переговорам. Я настаивал, чтобы столица была сохранена в Нанкине и чтобы Юань непременно находился в Нанкине. Моя линия оспаривалась моими товарищами. Когда доказательства в деле убийства Сун Цзяо-жэня были раскрыты, я выступил за войну против Юаня, но Хуан Син не согласился. Из-за оттяжки мы потерпели поражение. Вот почему до тех пор, пока товарищи не обяжутся послушанием мне, революционное дело будет обречено на неудачу…»

Был ли Сунь Вэнь прав? В какой-то мере он, безусловно, был прав, в Гоминьдане действительно царил идейный и организационный разброд. Однако не во всем был он прав. Единство действия и дисциплина в революционной партии не могут основываться на слепом повиновении одному лицу.

Организация Гэминдана шла очень медленно. Учредительное собрание могло состояться в Токио только в июне 1914 года.

Так или иначе, но партия была создана. Партия была небольшая, последователей в Китае у нее было мало, работа ее развертывалась с трудом. Заметного влияния на положение в стране она не оказывала.

Вот в это тяжелое время в личной жизни Сунь Вэня произошла большая перемена.

В Токио приехала сестра Сун Ай-лин.

Сунь Вэнь, открыв однажды дверь и увидев на пороге незнакомую девушку, сразу понял, что это, вероятно, и есть средняя из сестер Сун. Поговорив с Цин-лин, понял, что она хорошо знает, какие трудности ожидают ее в чужом городе, где почти нет знакомых и друзей, на работе, которая требует выдержки, смелости, стойкости, презрения к невзгодам, в том числе к невзгодам жизни.

А жизнь в Токио была для революционных эмигрантов из Китая в то время необычайно трудной. Звезда Юаня стояла высоко. Он не просил, как маньчжуры, он требовал, чтобы китайских «бунтовщиков» всячески ущемляли, ограничивали, выживали из Японии. Они ничего не должны были там издавать, не имели права передвигаться по стране, за ними зорко следила полиция. Агентов-провокаторов Юаня тоже хватало.

Выдержит ли эта девушка трудности эмигрантской жизни?

Она помогала Сунь Вэню. Переводила его послания на английский язык, делала обзоры газет, составляла досье.

Он еще не обмолвился ни одним словом о своих чувствах. Но оба уже понимали, что любят друг друга. Она хотела, чтобы их жизни были связаны навсегда, и первая сказала ему об этом. Но у него же семья: жена и двое взрослых детей! Его старшая девочка умерла. Сын — Сунь Фо и дочь — Су-нь Ань жили с матерью. Значит, нужен развод. Лю поняла, что лучше не настаивать на сохранении брака, который давно был фикцией. Она согласилась на развод и вместе с дочерью переехала в Макао. Сунь Фо остался с отцом.

25 октября 1915 года в Токио состоялось бракосочетание Сунь Вэня и Сун Цин-лин.

Страна переживала пору глубоких потрясений. В начале января 1914 года Юань разогнал парламент, вернее, то, что от него еще оставалось, и начал открыто подготовлять восстановление монархии и свое вступление на императорский престол. 11 декабря 1915 года, в разгар первой мировой войны, Юань был провозглашен императором, причём девизом годов своего правления этот пройдоха избрал «Хунсянь» — «Эра всеобъемлющего закона». Но занять «Трон дракона» ему не удалось. От самозванного императора отреклись многие виднейшие его приспешники. В конце декабря против узурпатора поднялись провинции Юньнань, Гуйчжоу, Сычуань, Гуанси, Фуцзянь, Хунань.

Сунь Вэнь был отлично информирован о том, что творилось на родине. И он полон оптимизма. 18 января 1916 года он пишет миссис Кентли в Лондон: «Вопреки всем препятствиям и преградам на нашем пути, я уверен, что мы добьемся успеха в скором времени, гораздо скорее, чем можно предположить». Его уверенность оправдалась быстро и точно. Пришла весть о восстании в Шанхае и о свержении власти Юаня в этом крупнейшем деловом центре Китая. Восставшие обратились к Сунь Вэню с просьбой вернуться в Китай. В апреле он выехал в Шанхай, откуда вскоре раздался его призыв к народу: «Наступило время всеобщей борьбы за спасение родины». Восстание охватило всю страну. Началась, как тогда говорили, «Третья революция». Юань понял, что проиграл. Стал бить отбой. Отказался от престола и назначил «законное правительство» во главе с одним из своих прихвостней — генералом Дуань Ци-жуем. Восставшие провинции не обратили никакого внимания на эти уловки Юаня и образовали в Кантоне отдельное правительство.

Конец Юаня наступил быстро. 25 мая он публично «покаялся» в своих преступлениях, а 6 июня внезапно испустил дух, успев перед смертью назначить своим преемником на посту президента Ли Юань-хуна, а вице-президентом генерала Фын Го-чжана. Фактически власть оказалась в руках нескольких клик северных милитаристов — чжилийской, аньфуистской, фынтяньской. Началась «государственная карьера» Дуань Ци-жуя, У Пей-фу, Цао Куня, Чжан Цзо-линя и других продажных генералов. На Юге орудовали местные милитаристы — гуандунскке, гуансийские, юньнаньские. Но там был шире размах народного движения. За шесть лет Юг провел три революционные войны и две из них выиграл. В основном Юг решил судьбу маньчжуров и сверг Юаня.

После смерти Юаня в Пекине наступает длительная министерская и президентская чехарда. Вначале правит Ли Юань-хун. 1 августа 1916 года он созвал парламент, избранный в 1913 году и разогнанный Юанем. Южное правительство объявляет о своем самороспуске. Китай номинально снова единая республика. Сунь Вэнь понимал, что все это именно только номинально, ибо различные милитаристские клики, действующие в интересах борющихся между собой империалистических держав, будут противодействовать объединению Китая.

Сунь Вэнь жил в Шанхае. Отсюда он внимательно следил за ходом событий в стране и за ее границами. Здесь он узнал о том, что 31 октября 1916 года в Кантоне внезапно скончался от внутреннего кровоизлияния Хуан Син. Сунь Вэнь в обращении к общественности отметил заслуги покойного перед китайским народом.

…Прошла осень, проходит душная шанхайская зима. Тяжко. В стране тяжко. Вспоминается столь же душный осенний день в Кантоне накануне организации Союза возрождения Китая. Приходится все начинать сначала.

Наступает весна 1917 года. Неожиданно потрясающая весть из России. Революция! Свергнута монархия. Среди шанхайских демократов ликование. Собираются, обсуждают. Изменится ли теперь политика России на Дальнем Востоке?

Демократические организации в Шанхае послали приветствие Временному правительству. Ответа не последовало. Милюков, князь Львов, Керенский не собирались менять курс дальневосточной политики России. На Временное правительство и партии, которые его поддерживали, китайские демократы не могли рассчитывать. Отсюда нельзя было ждать помощи.

А тут еще в Пекине начинается сложная интрига с целью втянуть Китай в войну на стороне Антанты. Правительство Дуань Ци-жуя оптом закупается японцами и по поручению из Токио порывает отношения с Германией и Австро-Венгрией. Парламент не желает дать согласия на объявление им войны. Тогда милитаристы устраивают бунт, и перетрусивший президент Ли Юань-хун разгоняет парламент. Наступает хаос, чем пользуется генерал Чжан Сюн и, введя в Пекин свои войска, объявляет о реставрации Цин-ской династии и о восстановлении Пу И на престоле! Фантасмагория эта проваливается тут же. С президентского кресла слетает также и Ли Юань-хун. Его место занимает вице-президент генерал Фын Го-чжан. Совместно с Дуанем он на скорую руку «исправляет» конституцию и созывает «свой» парламент, который послушно утверждает решение о вступлении Китая в войну. А южные провинции — Гуандун, Гуанси, Юньнань, отделившиеся от Пекина еще при жизни Юань Ши-кая, ведут независимую политику. Они образовали Федерацию автономных провинций Южного Китая и пригласили Суня в Кантон.

«Единая республика» оказалась фикцией.

6. На Юг!

В Шанхае собрались многие депутаты парламента 1913 года, разогнанного в начале 1914 года Юань Ши-каем, созванного в августе 1916 года, после смерти диктатора, и вновь разогнанного 10 июня 1917 года Ли Юань-хуном по требованию северных милитаристов. Шанхай был тогда важным центром демократических сил Китая. Здесь находились революционно-демократическая группа Сунь Вэня и его товарищей, Центральная студенческая федерация, рабочие союзы и социалистические кружки молодежи. Депутаты разогнанного парламента собирались на совещания, обсуждали создавшееся положение. Из Кантона прибыли в Шанхай представители тамошних политических группировок. Совещались, но ничего не могли решить.

Для Сунь Вэня опять настала пора решительных действий. Он заявил депутатам, что совещания в Шанхае бесцельны. Необходимо собраться в Кантоне, созвать там Чрезвычайный парламент и избрать правительство — «военное правительство», подчеркнул он, которое начнет борьбу за восстановление конституции и укрепление республики.

Но нельзя ехать в Кантон «с пустыми руками». Нужны военные силы. Где их взять? Север был в руках милитаристских клик. Долина Янцзы в значительной мере контролировалась ими же. Революционных войск в Китае тогда фактически не существовало. Только среди матросов экипажей кораблей Шанхайской эскадры флота еще сохранились революционные группы, связанные с массой рядовых моряков. Нельзя ли привлечь флот к походу в Кантон? Эта идея понравилась Сунь Вэню. Тем более что бывший морской министр адмирал Чэнь Би-гуан (член Гоминьдана) прислал телеграмму, обещая полную поддержку. Когда Чэнь Би-гуан прибыл в Шанхай и вступил в командование эскадрой, он сообщил Сунь Вэню, что ждет его приказаний. Сунь Вэнь дал указание готовить эскадру к походу в Кантон.

…21 июля 1917 года. Чуть брезжит рассвет над рекой Хуанпу. Шанхай еще спит. На кораблях китайской эскадры заметно движение. Из труб поднимается дым. Разводят пары. От берега мчится катер под флагом командующего. Подходит к флагманскому кораблю — эсминцу «Хай Цзи». На борт корабля вместе с адмиралом поднимается кто-то еще в гражданском платье. Это Сунь Вэнь. С ним несколько друзей. Когда начинается прилив, с мостика «Хаи Цзи» передается сигнал: «С якоря сниматься, следовать за мной!» Корабли трогаются с места и медленко вытягиваются в кильватер друг другу. На стоящих невдалеке на якоре иностранных военных кораблях тоже заметно оживление, они обмениваются сигналами, потом запрашивают китайцев: куда те держат путь? Ответ китайского адмирала не отличается ясностью: «В море».

Корабли китайской эскадры несколько увеличивают ход. В кильватер эсминцу «Хай Цзи» идут еще два эсминца, два миноносца и три мореходные канонерские лодки. Это лучшие корабли китайского флота. Эскадра проходит мимо фортов Усуня и вступает в устье Янцзы. Это уже почти море — ширина реки достигает здесь около сорока километров, но глубина фарватера незначительная, поэтому штурманам приходится «глядеть в оба». Войдя в правый рукав — ширина его 10–25 километров, — эскадра поворачивает на юг, выходит в океан и ложится на новый курс. Скорость увеличивается. Корабли идут кильватерной колонной, гордо неся флаг республики — пятицветный флаг Китая.

Они идут на юг. В Кантон.