Суперигрушек хватает на все лето

Галактика Зет

Осень пришла в галактику Зет. На миллионе миллионов необитаемых планет всевозможные деревья повернули свои спины навстречу свежему ветру и сбросили листья, роняя их словно коричневые слезы. На миллионе обитаемых планет, где деревья были разрешены, такие деревья проживали жизни в каменном одиночестве улиц, роняли свои побуревшие слезы, переполняя шоссе, ведущие к Центрам Распределения. В этих центрах особые машины превращали их в питательную массу для сбивавшихся в кучи бедняков. Сбивавшиеся в кучи бедняки обычно боролись за право укрыться от нового леденящего холода миллиона миллионов атмосфер.

Куда же им бежать, этим беднякам? Конечно же, не на другую планету. Планета А напоминала планету Б, а планета В напоминала планету Г и так далее до миллиона миллионов всевозможных алфавитов. Все планеты были обустроены по подобию Земли. Один образ жизни ничем не отличался от другого. Все долины были заполнены выровненными горами, все горы превращены в плоскогорья и из высоких сделались низкими. А те, кто обитал на миллиарде миллиардов сферической формы миров, были похожи, имея один и тот же практически бесцветный оттенок гладкой кожи без запаха и морщинок, и эта кожа в общей сложности в миллионы миллионов квадратных миль покрывала всех обитателей галактики Зет.

Бедняки нисколько не тяготились своей бедностью. Их было много — миллион, помноженный на миллионы, и они ничем не отличались друг от друга. Они были запрограммированы на то, чтобы оставаться бедняками всю свою жизнь. Они никогда не устремляли свой взгляд на тепло или богатство. Великая Программа не предусматривала никакого милосердия. На миллионах миллионов планет галактики Зет зимы запрограммированно должны были сменять лето. Зимы были запрограммированы для того, чтобы отсеивать бедняков. Мороз и ветер выметали их безжалостной метлой холода, делая плоть этих бедолаг ледяной на ощупь. Наступало время умирать, уходить в великую ночную тьму. В конце зимы сотни миллионов бедняков бесследно исчезали с жалких улиц городских окраин. Никаким случайностям места не оставалось: все было тщательно запрограммировано. За исключением того, что многое отдавалось на волю случая: человеку, укрывшемуся в дверном проеме Икс, удавалось выжить, тогда как его сосед, находивший себе пристанище в дверном проеме Игрек, был обречен на смерть. Подобная незначительная статистическая случайность не имела особой важности. Смерть значила не больше, чем жизнь.

Это беднякам было нечего делать. Богатые же пребывали в состоянии вечной занятости. В затемненных комнатах психотерапевтов богатые выслушивали ответы на вопрос о том, почему им приходится так много времени уделять всевозможным делам. Более здоровые богачи вступали в клубы, где готовы были убивать друг друга. Большая часть их времени была заполнена важными встречами и консультациями. Они перелетали из одного идентичного города в другой идентичный город, чтобы поговорить, или послушать, или отчитаться перед теми, кто говорил или слушал. Во время таких встреч их города иногда распадались на части подобно разбитым сердцам. Они финансировали, организовывали или посещали банкеты. На этих банкетах серьезные мужчины и женщины выступали с речами на такие злободневные темы, как: «Почему бедных так много?», или «Почему бедные намерены оставаться бедными?», или «Можно ли сделать охоту на хенгисса менее опасной?».

Ни один из реальных видов животных не выжил ни на одной из миллиона миллионов планет галактики Зет. Хенгисс был искусственным созданием. Поскольку хенгиссов изготавливали из стеллена, маталлопластического материала, содержащего свой собственный человеческий штамм генома ДНК, то он считался животным и на самом деле напоминал переднюю часть двуногой лошади с когтями вместо копыт. Питался хенгисс мутантином. В течение десяти дней хенгиссов кормили, тренировали и подвергали методичным пыткам, чтобы улучшить их нрав.

Каждые десять дней в каждом городе устраивалась охота на хенгиссов. В начале охоты преобладало единообразие. Хенгисса помещали посреди главной городской площади, ничем не отличавшейся от такой же площади любого такого же города, и в одно и то же время отпускали на волю. Хенгисс со всех ног пускался бежать, стремясь поскорее вырваться из города. Это как раз таки было незапрограммировано. Это было великое преступление. Движения хенгисса были непредсказуемы. Однако огромную важность имел тот факт, что полностью предсказуем был конец хенгисса. Богатые бросались за ним в погоню. Их охотничьи костюмы, производя невообразимый шум, покрывал слой кибершершней. Охотники безумно спешили, наталкиваясь друг на друга так, что искры летели, пытались уклониться, но все равно сталкивались.

Вперед бросался огромный хенгисс. Он оставлял улицы, чтобы вскарабкаться на стену какого-нибудь здания, огромного здания, стены которого разбухали и загорались, когда по ним карабкался хенгисс, через охваченные огнем окна, прорываясь через комнаты, двери, стены и окна. Кибершершни взлетали в воздух подобно разъяренному пчелиному рою. Многие разбивались вдребезги. Другие яростно облепляли убегающее животное. Однако как бы ни метался в разные стороны хенгисс, преследователи все равно брали над ним верх. Затем на беглеца набрасывался ближайший богач и уничтожал его при помощи ядерных копий. За этим следовал банкет для победителей.

В высших измерениях располагался Уникрат, то есть Творец Миров. Эти измерения были множественными, они зеркально отражали друг друга, то увеличиваясь в размерах, то сжимаясь. Они сжимались до тех пор, пока Творец Миров не достигал размеров булавочной головки, будь размер применим к нему как фактор. Или же, напротив, разбухали бы подобно ядерному грибу, пока Творец Миров не становился в размерах больше вселенной, которую Он контролировал — будь размер применим к таким измерениям, как фактор.

Эти измерения были очищены от размера, то есть пространства и времени. Вечности не существовало, как не существовало и времени, существовало лишь бесцветное Сейчас.

Уникрат сам отмерял и устанавливал измерения.

Под одной из его челюстей слева находилась уменьшенная копия галактики Зет. Челюсть проводила своим датчиком по этой уменьшенной копии, которая в некоторых отношениях напоминала гигантскую камеру-обскуру, где солнце и планеты движутся согласно жесткому закону физики — а вместе с ними и живые существа. Фактическая часть Уникрата разговаривала со своей поверхностной частью на языке световых импульсов, использовавшихся для самосозерцания.

— Мой план не срабатывает как надо.

— Восторжествовало единообразие, — отвечала поверхностная часть. — Физические законы прописаны слишком жестко.

— Им свойственна некоторая случайность.

— Явно недостаточная.

— Я вижу, как тот человек остается в живых в дверном проеме Икс, в то время как другой человек в дверном проеме Игрек расстается с жизнью. Это происходит случайно.

— Этот эффект возникает во всех городах на всем миллионе миллионов планет галактики Зет.

— Может, стоит предпринять какие-то действия?

Поверхностная часть ответила:

— Целую вечность тому назад мы отправили туда Сына, чтобы тот разнообразил тамошнюю жизнь и принес новое мышление. Этот же эксперимент можно повторить еще раз.

— Верно. Но можем ли мы надеяться на успех? Мне кажется, этот план нужно отправить в корзину.

— Верно. Но последний шанс дать стоит…

Точно в это же самое время, несмотря на световые годы, Сыны Уникрата появились на каждой из миллиона миллионов планет галактики Зет. Сын был сотворен главным образом из импервиума. Лицо его являло собой благостную и неподвижную маску, сердце, находившееся в состоянии покоя, посылало электрические импульсы. Сын отправился к беднякам, которые испугались его и бросились от него во все стороны. Однако далеко убегать они не стали, надеясь на какие-нибудь бесплатные блага.

— Не впадайте в отчаяние. Настанет день, и галактика будет вашей. Вы и только вы будете ее хозяевами, — говорил Сын беднякам. Они же кричали ему в ответ: «Чушь!»

— Ваши дети очень худы, но все равно они прекрасны. Не мешайте им, пусть они обратятся ко мне.

В ответ на эти слова он услышал: «Педофил!»

— Чем я могу помочь вам? — задал он новый вопрос и тут же получил на него ответ: «Убей богатых!»

— Вы ничтожные твари! — с отвращением отозвался Сын.

Когда Сын отправился в кварталы, в которых жили богатые, он нашел там жирного мужчину с искаженным злобой лицом, задумавшего ловушку для соперника, чтобы убить его. Пятнадцатый этаж своего дворца он набил толстым двадцатифутовым слоем нечистот, крови и раздробленными костями недавних жертв. На четырнадцатом этаже богач устроил банкет, на который пригласил ненавистного противника. Когда тот сядет на свое место, останется лишь нажать кнопку, и вся мерзость, сваленная на полу пятнадцатого этажа, обрушится на ничего не подозревающего врага, и тот захлебнется в смрадной массе.

Сын сказан толстяку следующее:

— Я ищу здесь милосердие. Ты не мог бы простить соперника и спасти свой мир?

— Он обречен на смерть, — ответил ему толстяк. — Я советовался с психотерапевтом, и он сказал, что мой соперник сегодня должен умереть. Поэтому я никак не могу предотвратить то, чему суждено произойти, даже ценой спасения целого мира.

Пришел соперник — подозрительный, лысый, хитрый. Он приблизился к столу, уставленному яствами, и понял, что выложенные на тарелки фрукты сделаны из пластмассы. Тайный осмотр комнаты, сделанный при помощи инфракрасного излучения, быстро обнаружил потайную кнопку. Схватив за руки своего толстого врага, он большим пальцем надавил на нее. В следующую секунду разверзся потолок, и сверху хлынула густая масса зловонных нечистот. Оба соперника были погребены под ее неудержимым валом. Умирая, они злобно сжимали друг друга в смертельных объятиях.

Сын решил, что этот мир неисправим.

Все Сыновья решили, что этот мир удручающе неисправим.

Силы разрушения вступили в действие незамедлительно. Появились огромные расщелины, похожие на разинутые красные пасти, разрывавшие мантию планет с такой легкостью, словно та была ветхой тканью. В эти пропасти падали хенгиссы, получившие долгожданную свободу лишь для того, чтобы бесследно в них сгинуть. Маленького размера вещи вроде обуви выскакивали из искалеченной земли, тысячами взлетали на стены дворцов богатеев, пожирая при этом каменную кладку. Богатые с криком летели на землю, когда их жилища стали рушиться, точно хрупкие игрушки. Разразилась сильная буря, и мощные порывы ветра сбрасывали бедняков в пропасти. На месте равнин поднимались горы, долины еще сильнее прогибались вниз. Планета изливалась песнью несчастий. Даже атмосферу охватило жарким пламенем.

Надзиравший за всем этим Сын шел вдоль берега озера, заполненного огненной лавой. Там, на миллионе миллионов планет, он узрел величественную статую, как будто окутанную плащом дыма. Статуя изображала женщину, чьи бронзовые волосы развевались на ветру. Приблизившись к ней, Сын увидел, что она двигается. Это была вовсе не женщина. Но это была и не статуя, а нечто среднее между живой женщиной и статуей. Бронзовые волосы оказались металлом неизвестного происхождения.

— Почему ты уничтожаешь эту планету? — низким голосом требовательно спросила полуженщина.

— Все планеты, все миллионы миллионов сейчас подвергаются разрушению. Уникрат уничтожает галактику Зет. План не сработал.

— Тогда в этом виноват Уникрат. Уничтожить нужно его.

— Уникрата нельзя уничтожить. А вот тебя — можно.

— Нет, меня нельзя уничтожить, — отозвалась полуженщина низким и меланхолическим голосом. — Я — контролер галактики Игрек. Мы справляемся с делами намного лучше вас.

— Неужели? — саркастически спросил Сын. — И насколько же лучше?

— Ты, Сын, обладаешь одним лишь интеллектом. Тебе несвойственны чувства. Поэтому вам никогда не удастся то, что вы задумали.

— Но… — триумфально воскликнул Сын, — я могу и хочу уничтожить эту планету. А также миллионы миллионов подобных планет!

С этими словами Сын хлопнул в ладоши. Мир начал закипать. Затем он стал сжиматься, уменьшаясь в размерах, и то же самое начало происходить и с галактикой, сопровождаясь адским повышением температуры. Тьма принялась жадно пожирать свет. Начал стремительно формироваться суповой раствор материи, выплескивающий во все стороны мощное излучение. От внешних частиц атомов отрывались электроны, закипело варево из ядер и электронов. В миллионную долю секунды происходила полная аннигиляция. Полуженщина схватила Сына в свои крепкие объятия и мгновенно перенесла его в галактику Игрек, чтобы заключить там новый союз.

Пространство, время и энергия превратились в ничто. Вся галактика вместилась в микроскопическом пространстве размером с глазное яблоко блохи. Сжатие было каким угодно, но только не мгновенным. После этого, очистившись, все еще раз взорвалось во вспышке яростной обновленной энергии.

От умиления при виде Большого Взрыва Уникрат даже прослезился.