Суровая мужская проза

Пролог

Сон был чётким и цветным, но – при этом – мрачным и тревожным. А ещё очень-очень холодным, прямо-таки ледяным.

«Бр-р-р!», – внутренне передёрнулся Пашка. – «Самый натуральный и простудный колотун. Озноб пробивает практически до самых пяток…. Хотя, разве можно говорить о пятках – применительно ко сну? Здесь гораздо более уместны другие термины и фразы. Гораздо более весомые, солидные, приличные и пафосные. Например: – «Потусторонний холод, пронизывающий каждую клеточку его бессмертной и нежной Души…». Ладно, пожалуй, перетерплю. Не буду отвлекаться от просмотра…».

По низкому-низкому небу медленно, монотонно и величественно ползли, постоянно и целенаправленно наслаиваясь друг на друга, рваные тёмно-серые облака, подгоняемые устойчивым северо-восточным ветром. На западе, у самого горизонта, наблюдались-клубились пухлые тёмно-синие тучи. С той стороны – время от времени – долетали сердитые раскаты далёкого грома, а из пухлых туч изредка срывались вниз изломанные ярко-жёлтые молнии.

Свинцовые волны неизвестного морского залива размеренно и упрямо бились о буро-жёлтые скалы.

«Солидные такие скалы, спора нет», – машинально отметил Сомов. – «Скалистые-скалистые все такие из себя. Снизу искусанные – за многие-многие сотни тысяч лет – морскими злыми волнами. А сверху изрезанные и истрёпанные регулярными северо-восточными ветрами. Природная эрозия, мать её природную…».

На высоком крутом обрыве, по-хозяйски нависая над морем и скалами, располагался солидный, явно средневековый замок. Нижний ярус данного крепостного сооружения был сложен из светло-серых разноразмерных валунов, а верхний – из желтоватых каменных блоков и красно-бурого кирпича.

Крепостного сооружения? Да, создавалось устойчивое впечатление, что данный замок – в первую очередь – является стерегущей крепостью, контролирующей вход-выход в полукруглую уютную бухту, в которой наблюдалось несколько заякорённых морских судов.

«Непонятные кораблики. Неуклюжие, непропорциональные и какие-то допотопные», – подумал Пашка. – «А сама местность, прилегающая к замку-крепости, очень…м-м-м, неуютная, мутная и загадочная. Чётко и однозначно ощущается некая мистическая аура…. Лёгкая туманная дымка застенчиво стелется и тут, и там. Ни капли не удивлюсь, если из-за ближайшей рвано-ребристой скалы покажется самый натуральный Призрак. Честное слово, не удивлюсь…. Ага, замелькали, выходя из плотного утреннего тумана и плотоядно мерцая своими тёмно-зелёными глазищами, непонятные грязно-серые пятна…. А из серо-чёрной отвесной скалы…э-э-э-э, «выпрыгнул» кто-то – широкоплечий, лохматый и рогатый. Суки дешёвые и рваные…. Чёрт меня побери! Где-то вдали коротко громыхнул басовитый гром, и всё рассеялось. Растаяло. И исчезло. Словно бы навсегда. Всё-всё-всё. И скучно-грязно-синее море, и серо-жёлтые изломанные скалы, и пафосный средневековый замок. Только бескрайние и раскалённые пески-барханы подступают со всех сторон. А ещё – страшный, плотоядный и злобный зной. И колючая, мрачная и безжалостная жажда.… Значит, всё это – бывшее, красивое и исчезнувшее – элементарные пустынные миражи? Блин горелый…. Ох, уж, эти миражи! Так их всех и растак…. Нет, что хотите со мной делайте, но в Сахару я больше – не ходок. И не ездок. И не летун. И не плывун. Ни за бешеные баблосы. Ни за разлапистые и многокрасочные ордена. Ни за пару строчек в толстенной Британской энциклопедии. И одного раза хватило – и за глаза, и за уши…».