СурроСестры «Сигма»

Экстази? Виагра? Блант? Лобстер? Кеке считает, что скоро узнает. Вскоре горячие пальцы начинают гладить ее по шее, спине, животу, волна тепла омывает ее внутренности. Кеке стонет от удовольствия. Похоже на опиум. На героин без головной боли.

«Ох, бл*ть», ― думает она, когда он снова принимается целовать ее в шею. Ее тело пылает огнем страсти к этому темному незнакомцу. Словно почувствовав, что ее клитор начинает пульсировать, и мужчина мучительно медленно принимается вести к нему руку. Кеке прижимается к телу мужчины. Да, говорит ее тело, касайся меня. Его рука находит идеальное расположение, мужчина гладит ее через костюм кошки, и все ее тело загорается от удовольствия и желания. Сочетание его губ на ее шее, его пальцев там внизу и анонимности встречи быстро подводят ее к краю. Кеке судорожно вздыхает.

Словно поняв, как близка она к оргазму, мужчина замедляет свои действия.

— Не сейчас, — шепчет он ей на ухо.

Он хочет продолжить, но Кеке не уверена, что сможет сдержаться. Флюоресцентные огни уже курсируют по ее телу, как лучи лазера, каждый нерв полыхает огнем. Она так близка к оргазму, что не может остановиться. Она стонет снова.

— Не сейчас, — повторяет мужчина, сжимая ее в своих объятиях.

Он расстегивает ее костюм кошки, в процессе покрывая поцелуями ее медную кожу, пока на девушке не остается ничего кроме нелепых туфлей и футуристичного нижнего белья, не оставляющего ничего для воображения. Его грудь раздувается от того, как глубоко он дышит.

— Боже мой, — произносит он с сияющими глазами, разглядывая ее фигуру. — Я хочу устроить пир на твоем теле.

Он отодвигает бюстгальтер и всасывает один из затвердевших сосков. Кеке ахает от невероятного удовольствия. Мужчина подкидывает ее вверх, и девушка обвивает ногами его талию. Ее киска намокла и припухла. Кеке не помнит, когда в последний раз так отчаянно желала кого-то. Он целует ее в губы, поцелуй жаркий, жесткий и сладкий, а затем бросает Кеке на кожаную кушетку и, встав над ней, расстегивает штаны.

Еб*ть.

Как хищник он направляется к ней.

Глава 15

Погрешность

— Ты грешница, — говорит мужчина.

Кеке усмехается.

— Я не грешница. Это ты грешник. И я… не жалуюсь.

Они лежат вместе на честерфилде (прим.: большой мягкий диван) в виртуальном сигарном салоне.

— Твое имя, — говорит он, водя пальцем по татуировке на ее бедре. — Сигма. Восемнадцатая буква греческого алфавита. Символ означает сумму или стандартную погрешность. Так я тебя и запомню. Как погрешность.

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты плох в постельных разговорах?

— Ничего не могу поделать. Это моя суперсила.

— Постельные разговоры — твоя суперсила? ― Кеке смеется. — Прости, если мне трудно поверить.

— Математика, — говорит он. — Математика — моя суперсила. Я вижу ее повсюду. Это как рентгеновский снимок на всем, даже в виртуальной реальности. Я вижу ее в твоих роскошных бедрах, — он прижимает палец к ее нижней губе, — и твоих губах.

Кеке берет его палец в рот, посасывает, а затем отпускает, чтобы продолжить разговор.

— Ну ты и странный. Приму за комплимент.

— Это и есть комплимент. Ты права, я плох в постельных разговорах. Обычно я надолго не задерживаюсь. Но ты… любой мужчина захочет с тобой остаться.

— Я его украла, — говорит Кеке.

— Украла что?

— Имя.

Возможность назвать друг другу свои настоящие имена и обменяться контактами порхает над ними как лунный мотылек. Встреча, в конце концов, должна была быть сексом без обязательств, но когда между ними такая химия…

Проклятье. Секс был так хорош.

Мужчина наклоняется и целует ее в губы, а затем показывает на панель. Их время подходит к концу.

— Пора идти.

Она хочет спросить, увидит ли его снова, но останавливает себя. Мотылек улетает.

Кеке добирается домой в два утра, удовлетворенная, но в смятении. Она сбрасывает туфли и массирует больные ступни. Она устала, но знает, что не сможет уснуть, не тогда, когда в голове проносятся слова будущей статьи. Лучше сначала излить их на бумагу, прежде чем девушка передумает отправлять статью. Ее белая татуировка светится, так что она делает укол инсулина, а затем включает кофеварку. Делает двойную порцию и со вздохом садится за стол.

— СурроСестра Сигма, — говорит она, сидя перед ноутбуком, и слова появляются на стеклянном экране перед ней. — Автор Кекелетсо Мсиби.

Глава 16

Один белый шар

Кеке заканчивает диктовать статью, затем тратит полчаса на редактуру, слушая, как за окном поют птицы. Глубоко внутри она ощущает предчувствие — дрожь — что статья станет бомбой. Она оставляет документ открытым на экране, чтобы полюбоваться еще несколько минут, а затем прыгает в душ, чтобы смыть с себя запах старого пота, секса и кофе, а после глотает две таблетки Траникса и запивает их бутылкой Гидры. Выключает телефон и программирует ИИ в своем умном доме, чтобы он опустил затемненные ставни и выключил искусственный рассвет.

Кеке залезает на прохладный хлопок подвесной кровати и решает не включать запись снов. Она чувствует, что будет спать как убитая.

Что-то беспокоит ее. Что же? Она уже уснула? Нет. Не до конца проснулась. Не может сказать, проспала десять минут или десять часов. Кеке вылезает из постели и включает рассвет. В комнату льется розовато-желтый свет, птички снова поют: пусть даже проигрывается лишь саундтрек их пения в ее главной комнате. Кеке зевает и потягивается, во рту пересохло. Кеке выпивает остатки воды в бутылке и одевается в кожу.

Затем вспоминает про статью и резко просыпается. Ей надо перекусить и кое-куда съездить на Нине. Несмотря на то, что она может отправить статью одним кликом, Кеке хочет лично передать ее главному редактору в «Эко». Одеваясь, Кеке пританцовывает под песню, играющую в голове, и ее настроение поднимается.

Но выйдя из спальни, она останавливается, будто кто-то вылил ей на голову ведро ледяной воды. Один белый шар парит в воздухе рядом с ее лэптопом.

«Какого…»

От испуга девушка запинается и хватается за стену, чтобы не упасть.

— Добрый день, мисс Мсиби, — говорит матушка Блейк, появляясь перед взором Кеке.

С ней кто-то есть. Молодой мужчина — красивый — со сжатыми кулаками и драконьей чешуей вместо глаз.

Блейк еще на шаг приближается к Кеке, и та пятится назад по коридору.

Глаза Блейк впиваются в нее.

— Похоже, ты нарушила нашу сделку.

***

Кеке, дрожа, запрыгивает на свой байк и заводит двигатель.

― Мы всего лишь хотим поговорить! ― кричит ей вслед Блейк, когда Кеке хватает лэптоп и бежит прочь из квартиры.

Может, и так, но она не хочет рисковать. Зачем старшая СурроСестра привела с собой прихвостня? Кеке ни за что не останется, чтобы это выяснить. Она нажала на тревожную кнопку, как только увидела тот жуткий белый шар. Ее охранная компания выставит их вон. Кеке не станет сама разбираться с Блейк и ее кулакастым миньоном.

Нина возвращается к жизни. Они с ревом несутся прочь с парковки на оживленные городские улицы. Слова Блейк эхом проносятся внутри шлема Кеке.

«Ты не понимаешь последствий своих действий, ― сказала она. ― Некоторым вещам лучше оставаться тайной. Твои амбиции лишили тебя ума. Пострадают люди. Если ты опубликуешь эту статью, то подвергнешь СурроСестер еще большему риску».

Но разве не пострадает еще больше людей, если она промолчит? Разве нет большей опасности в том, чтобы оставить это в тайне? Если Воскресители подняли ставки и начали причинять вред людям, их конечно же нужно остановить, пока они не вошли во вкус?

Кеке спорит с голосом Блейк в своей голове всю дорогу до здания «Эко. Ньюз». Она хочет опубликовать эту историю ради Джони и СурроСестер или же делает это для себя? Ради своих неуемных амбиций, как выразилась Блейк?

Журналистка не знает ответа, но знает, что отказывается испытывать страх, и есть лишь один единственный способ донести это до «Трайб».

Кеке взбегает по эскалатору в «Эко», здание в стиле арт-деко, выкрашенном в пастельно-зеленый цвет, который Кирстен называет цветом фисташкового мороженого, а затем бежит по конвейерной ленте к офису Айянды. Добирается туда, запыхавшись, и шлепает по кнопке на стеклянной раздвижной двери офиса главного редактора. Айянда поднимает на нее взгляд с карандашом, зажатым в зубах, но продолжает печатать.

Кеке тяжело дышит и поднимает повыше сумку с лэптопом.

— У меня для тебя история.

Глава 17

Горящее небо

Кирстен ретуширует фотографии, которые сделала для «Роллер Ринк Инкорпорейтид». Несмотря на то, что ушла посреди рабочего процесса, она довольна снимками. Когда-то в университете, ее преподаватель по фотографии сказал ей, что у нее настолько превосходный взгляд, что она даже мертвую кошку заставит выглядеть привлекательно. Эта похвала тогда и обрадовала Кирстен и вызвала отвращение. У нее есть талант к фотографии — всегда был — но она всегда сомневалась в себе. Кирстен уверена, что это как-то связано с ее синестезией. Словно она видит вещи в другом измерении по сравнению с большинством людей и не может объяснить этого, но каким-то образом умеет выразить это посредством снимков. Ее снимки характерные, обладают текстурой и цветом, превосходящими то, каким люди видят мир.

Когда она выиграла награду «Пресс Экселленс» в прошлом году за работу по сомалийским пиратам, у нее сложилось ощущение, что она сжульничала. Она попыталась объяснить свое ощущение синдрома самозванки Кеке, но та не поняла. Кеке была рождена с геном уверенности в себе. Кирстен всегда восхищалась ее отвагой и желала быть похожей на нее, но к несчастью застряла со своей дерьмовой личностью, так что решила разыграть по максимуму те карты, что у нее есть, среди которых: неизлечимое бесплодие, странным образом работающие мозговые волны, большая лишенная вкуса пустота на месте детских воспоминаний и то, что она называет Черной дырой: зияющее ощущение пустоты в том месте, где должно находиться сердце.

— Дерьмово быть мной, — говорит она, а затем собирается с мыслями.

Мир переполняют нищета, болезни и все оттенки отчаяния, а она сидит в своей уютной квартирке, работая за своим компьютером за десять тысяч долларов, и жалуется на меланхолию.

Боже, иногда она не выносит себя.

Ее снейквоч вибрирует, вырывая из мрачного хода мыслей. От ее запястья исходит россыпь пудрово-голубых точек. Это сигнал «ОвоЭпп», сообщающий, что сегодня она может забеременеть. Учитывая сигналы ее тела, овуляция произойдет в следующие двадцать, двадцать четыре часа. Настроение повышается. По крайней мере, у нее будет секс.

Далее, ее новостная лента на изогнутом мониторе загорается новыми заголовками. Эко. новости знают, какие темы интересуют ее больше всего, и присылают самые главные из интересующих ее областей. Кирстен начинает гадать, как ей вообще довести работу до конца, если ее постоянно отвлекают.

Плохой парень, южноафриканский спринтер Уильям Сорайя установил новый олимпийский рекорд, но отрицает обвинения в респинге.

Заслуживают ли роботы прав?

Миллиардер отдал все состояние и теперь живет на улице.

На один шаг ближе к Марсу: в Азии строятся первые коммерческие пассажирские корабли.

Кирстен заинтересовала история миллиардера, так что она нажимает на стеклянный экран, и разворачивается видео. Она уже готовится нажать на кнопку «проиграть», когда слышит шум в дальнем конце апартаментов и чуть ли не подпрыгивает на стуле. Она уверена, что заперла дверь, когда заходила. Уверена. Почти уверена.

Ох, бл*ть, она не заперла дверь?

Ее пульс отдается пурпурной рябью в ушах, а в кровь выстреливают острые желтые звезды адреналина. Кто-то проник в ее дом. Девушка инстинктивно хватается за грудь, чтобы унять сердцебиение и не дать сердцу выпрыгнуть через горло.

Бл*ть, бл*ть, бл*ть.

На ее связке ключей находится тревожная кнопка, вот только сами ключи висят у двери. Она отправится за ними или же спрячется в шкафу? Но минуту стоит тишина, затем вторую, а к третьей минуте, Кирстен убеждает себя, что первоначальный шум ей померещился. Это же лишь бумага шелестела, так? Или упал кусок отделки. Предметы движутся даже в пустом доме. Мир вовсе не стабилен. Кирстен всегда знала, что опасность ближе, чем все думают. Всю жизнь ждала, что та станет явью. Возможно, момент настал.

Кирстен медленно крадется на цыпочках, навострив все чувства, к комнате для гостей, взяв с кухонного стола нож. Она не будет прятаться. Это ее, бл*ть, дом. Никто не имеет права приходить сюда и пугать ее.

Она сошла с ума? Возможно. Но отчасти ей просто хочется положить этому конец. Кирстен покрепче сжимает нож. Ее сердце стучит так громко, что она видит перед собой пульсирующие фигуры.

Кирстен подкрадывается к тому месту, откуда, вроде бы, доносится шум. Она вооружена и готова атаковать нарушителя, но, когда она заглядывает за угол и смотрит на дверь, видит, что там стоит Джеймс. Она испытывает облегчение, но сердце по-прежнему пытается пробить грудную клетку.

Она делает глубокий вдох и опускает нож. Прикладывает руку к груди.

— Привет.

Джеймс вздрагивает и оборачивается.

— Боже. Ты напугала меня до смерти!

Он быстро убирает что-то белое в свою медицинскую сумку.

— Это ты напугал меня до смерти. Ты должен быть в Зимбабве. Я ждала тебя лишь завтра вечером! Я чуть не зарезала тебя ножом, подаренным на нашу годовщину.

— Я все еще не успокоился по этому поводу.

— Он очень дорогой. Я думала, он тебе понравится.

— Он мне нравится. Просто это странный подарок на годовщину, вот и все.

— Этот нож изготовлен из металла. Именно то, что нужно дарить на десятую годовщину.

— Обработанный инструментом с высокой точностью, острый, как бритва, металл, ― Джеймс улыбается. — Какое-то время мне приходилось спать с одним открытым глазом.

Кирстен смеется, несмотря на то, что из-за адреналина ее руки и ноги онемели.

— Глупыш.

— Ты… не собираешься опустить этот нож?

Кирстен смотрит на блестящее лезвие, а затем кладет его на книжную полку. Чуть выше, размещено винтажное издание «Гензеля и Гретель».

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Кирстен.

— В клинике почти закончились припасы, — говорит он, ероша свои мягкие светлые волосы. — Я сел на ранний рейс. Прежде чем вернусь обратно, мне нужно попросить о финансировании несколько корпораций в Джози.

Джеймс детский кардиохирург, который выглядит, как модель нижнего белья. Ему совсем не сложно добиться согласия на финансирование.

— То есть, что ты делаешь в комнате для гостей?

Он засунул в свою медицинскую сумку бумажный конверт, когда она вошла в комнату? Девушка хочет знать. Любопытство не даст ей покоя.

— А, ничего, — отвечает Джеймс, качая головой и приближаясь, чтобы притянуть ее в свои объятия. От него пахнет черствыми булочками, горячими полотенцами и антисептиком для рук. Ароматом, распыляемым в салоне самолетов «Eau de Plane Cabin». Но все равно вкусно. От него всегда вкусно пахнет.

— Ну, ты не мог выбрать времени лучше.

Кирстен показывает ему уведомление «ОвоЭпп» на своем снейквоч.

— Ну, — говорит он, — в таком случае…

Джеймс начинает задирать ее футболку.

— Но ты только вернулся, — удивляется Кирстен, поднимая руки. — Ты не устал?

— Совсем не устал, — отвечает он, снимая с нее футболку.

Если бы она знала, что он приедет пораньше, и у них будет секс, она бы надела красивый бюстгальтер. Может быть, даже соответствующие трусики. По меньшей мере, расчесалась бы и приняла душ.

— Дай я по-быстрому схожу в душ, — просит она.

— О, нет. Ты идеальна. Я хочу тебя такой, какая ты есть.

Он запускает пальцы в ее волосы, гладит кожу на голове и целует в губы. Она расстегивает его ремень. Мужчина толкает ее к стене.

Целоваться с Джеймсом всегда оранжево: разных оттенков оранжевого, в зависимости от настроения поцелуя. Поцелуи за завтраком обычно цвета лютиков, поцелуи во время секса цвета горящего неба, также поцелуи бывают любящими, дружескими, сердитыми, виноватыми (Пыльца, полированная сосна, резиновая уточка, куркума). Его энергетика теплая желто-оранжево-рубиновая, сладкая, с острым эхо. Мармелад Джеймс.

Кто-то звонит в дверь.

— Ар-р-р, — произносит Джеймс.

— Просто не обращай внимания, — говорит Кирстен, отбрасывая ногой свои джинсы. Она хочет воспользоваться преимуществами необычной для Джеймса спонтанности. — Наверное, это уборщик.

— На третьем этаже?

— Кто бы это ни был, он может вернуться позже.

Они снова целуются. Джеймс поддевает ее трусики большими пальцами и начинает спускать их вниз по покрывшимся мурашками бедрам Кирстен. Он собирается трахнуть ее прямо здесь, думает Кирстен, и по ее телу волнами распространяется тепло (Озеро Похоть).

Звонок звенит снова, и Джеймс со вздохом отстраняется.

Кирстен поворачивается к входной двери.

— Уходите! — полушепчет, полукричит она и трясет кулаком. — У меня овуляция!

Джеймс смеется.

Кирстен не стоило шутить, когда они одновременно понимают, что момент ушел. Они неловко улыбаются друг другу и возвращают одежду на место.

Мармелад идет открывать дверь, а Кирстен застегивает джинсы, ощущая пульсацию между ног.

Боже, не дают девушке расслабиться.

На ее снейквоч поступает звонок, и Кирстен испытывает соблазн проигнорировать его — почему люди просто не могут оставить ее в покое? — но затем она вспоминает, что прошлой ночью ее мать в панике позвонила ей и сказала, что им срочно нужно поговорить, но не по телефону.

Глава 18

Вампирские подтяжки

Кеке взбудоражена после того, как отдала свою историю Эко. Спускаясь по эскалатору, она убеждает себя, что приняла верное решение, но вина тянется к ней своими липкими пальцами. Ее мысли в полном сумбуре, мечутся от воспоминаний о незнакомце с накрашенными тенями глазами в баре виртуальной реальности к мысли о группе Воскресителей в капюшонах с их фирменными блестящими пластиковыми масками с изображением Иисуса Христа и к воспоминании о белом шаре в ее квартире. Ей нужно унять тревогу, или ей станет дурно.

Девушка подумывает совершить на Нине долгую прогулку. Превысить отметку в 140 километров в час под «The King», играющий в шлеме. Объехать весь Йобург, или, быть может, вообще на время покинуть город: она может оказаться в Магалисбурге через пару часов.

«Кого я пытаюсь обмануть? Какого хрена я буду делать в Магалисбурге?»

Так что Кеке оставляет Нину на подземной парковке здания «Эко» и отправляется гулять. Поблизости есть парк ― проект по городскому озеленению. «Городской лист». Он нужен просто, чтобы распихать деньги по карманам: Йоханнесбург уже считается самым зеленым городом в мире.

Это лишь способ для Нэнси выиграть переоцененные тендеры для своих друзей, жаловалась она Кирстен.

«Ну и пусть выигрывают свои тендеры, ― ответила Кирстен. ― Лучше деревья, чем оружие».

«Ты считаешь, что деревья нам нужны больше оружия? Ты что не следишь за гонкой вооружения в северном полушарии?»

Кирстен пожала плечами. Пусть строят свои ракеты. У нас есть воздух. Мы хотя бы сможем дышать.

Слова Кирстен преследуют Кеке, когда она находит парк и садится на парящую скамейку. У нее колотится сердце. Небо кажется ей слишком синим, а трава кричаще зеленой. Нервы будто бы усиливают яркость окружающих ее предметов и заставляют ее дрожать внутри. Таким Кирстен видит мир день изо дня? Кеке сошла бы с ума. Она глубоко дышит, ощущая нарастающую паническую атаку, пытается удержать ее хотя бы на секунду. Та отступает, и девушке снова удается мыслить ясно. Солнце сильно греет ее кожаные леггинсы.

Мысль о том, что она погналась за своими амбициями, не взирая на безопасность СурроСестер, тревожит Кеке. Она бросает взгляд на поляну ирисов и приходит к мысли, что ей нужно отправить Джони цветы. Даже если это не смягчит вину, может поднять Джони настроение, ведь в той палате ее окружает лишь один белый цвет, вокруг постели нет ни друзей, ни семьи, ей некого подержать за руку. Не стоит ни букета, ни корзинки с чем-нибудь вкусным.

Жасмин берет трубку с третьего гудка.

— Привет, моя FlowerGrrl, — говорит Кеке, вставая.

Жасмин отвечает приглушенным голосом.

— Ты приедешь сегодня вечером?

— Боюсь, что я звоню по делу.

— А. В таком случае, оденусь обратно.

— Дразнишься.

Секундная тишина, момент, когда они ощущают привязанность к друг другу. Затем Кеке слышит шум какого-то аппарата, работающего на заднем фоне, что-то крутится и щелкает.

— Так что за дело? — спрашивает Жасмин.

— Так ерунда. Ты можешь отправить вместо меня цветы в Клинику лечения бесплодия? Анонимно? Я отправлю тебе детали и переведу деньги, просто дай знать, во сколько это обойдется.

— Ах, прости, вообще-то не могу. Сегодня я не в «Пыльце». Кейл присматривает за магазином, а она понятия не имеет, как собрать нормальную композицию.

Кеке пинает траву и прислоняется спиной к дереву.

— Нет проблем. Забудь. Это неважно.

— Можешь обратиться в «FloristDrone».

— Так и сделаю. Спасибо. Почему ты не в «Пыльце»? Работаешь над новым изобретением?

Жасмин молчит, а затем тихим голосом отвечает.

— На самом деле, я под прикрытием.

— О. Мне нравится, как это звучит. Что-то интересное?

— Я пытаюсь понять, как разогнать кровь, чтобы отделить стволовые клетки.

— Теперь жалею, что спросила.

— На самом деле, это очень интересно.

— Не сомневаюсь.

— Дай мне парочку дней, и у меня может появиться очень… любопытный материал для тебя.

— Если ты поделишься со мной историей, — говорит Кеке, — тогда позволь мне хотя бы помочь тебе. Тебе нужна помощь?

— Ты уже выполнила свою часть сделки. Твоя последняя наводка и есть причина, по которой я играюсь с кровью.

— Даже не стану спрашивать, чьей кровью.

— Невинной девственницы, которую я зарезала специально для этого.

Кеке усмехается.

— С тебя станется.

— Кстати, говоря о невинных девственницах… как продвигаются дела с СурроСестрами?

— Твои поделки были безупречны. Спасибо.

Пауза в разговоре, пока Жасмин ждет, что Кеке продолжит, но, когда та не углубляется в тему, Жасмин решает не давить. Будучи всегда любезной, она ловко меняет тему разговора.

— Пока мы говорим об этих скучных девственницах… я подумала, что тебя это заинтересует.

Кеке снова слышит шум аппарата.

— То, чем я занимаюсь… или учусь заниматься… называется вампирской подтяжкой лица.

— Чего-чего?

— Потому что ты берешь кровь клиента, вращаешь ее в центрифуге, чтобы отделить тромбоциты, а затем вкалываешь им в лицо.

— Срань господня.

— И это только начало. Удивительно, что только люди не готовы вколоть себе в лицо. И они практически швыряются в тебя деньгами, чтобы ты это сделала. Может, я действительно займусь этой работой.

— Ну, если кто и может сделать из кого секси вампирш, так это ты.

Глава 19

Снимок шока

— Алло?

На линии тишина. Кирстен видит номер звонящего.

Мама.

Она слышит, как Джеймс закрывает входную дверь и идет к ней. Шелест его носков по сосновому полу едва слышен, но Кирстен все равно замечает этот звук, похожий на момент, когда лампочка только тухнет. Она моргает, чтобы прояснить зрение.

— Какая ирония, — говорит он, нахально улыбаясь.

— Ты о чем?

Он передает ей посылку, которую только что получил. Увесистую коробку с полосками тестов на беременность.

— Ха-ха, — произносит Кирстен, сопротивляясь желанию сделать «покерфейс»

— Мне не смешно, — говорит Джеймс и игриво тискает ее за попу.

Поверь, мне тоже.

— Кто звонил?

— Моя мама.

Кирстен пытается ей перезвонить, но никто не берет трубку.

У нее появляется дурное предчувствие. В животе образуется штормовая туча.

— Что-то не так. Я это чувствую. Я поеду к ней.

— Я поеду с тобой.

— Нет, не надо. Тебе нужно заняться делами.

Сеть знает, как ей хочется, чтобы он составил компанию: ей всегда сложно видеться с родителями, особенно теперь, когда у мамы начался ранний Альцгеймер, но впервые она решает не быть эгоисткой. Деткам с проблемами с сердцем Мармелад нужен больше, чем ей.

***

Когда Кирстен прибывает на место, серая туча в ее животе становится все темнее и начинает полыхать молниями. Что-то определенно не так. Она идет по подъездной дороге, и цвет стен напоминает ей о долгих, тяжелых днях (Старая Печаль), которые на вкус как пепел. Она никогда не была близка с родителями. Или, скорее, они никогда не были близки с ней. Она пыталась сформировать между ними эмоциональную связь, но, казалось, что они живут своими жизнями за холодной стеклянной стеной.

— Мама? — зовет она, когда они не открывают дверь после звонка в дверь. Замок сломан? Его выломали? Она не может понять.

Она подталкивает входную дверь снизу носком кроссовки, и та со скрипом отворяется.

— Мама? Папа?

Кирстен открывает дверь достаточно, чтобы скользнуть внутрь, она готовится отправиться на кухню, но останавливается на ходу, когда попадает в гостиную.

Она чувствует, как земля уходит из-под ног. Все цвета пузырятся и взрываются перед глазами, смешиваются вместе, пока все, что она знает, не заливает ужасной огненной цветастой лавой.

— Нет, — говорит она. — Нет, нет, нет.

Ее тело превращается в снимок шока.

Комнату перевернули вверх-дном. Опрокинули мебель, вырвали ящики и бросили на пол. Сервировочный столик стоит с распахнутыми дверцами, похожими на широко открытый рот, словно он тоже в шоке. На ковре перед ней лежат ее мать и отец, бледные, словно восковые.

Кадмиевый желтый курсирует по телу Кирстен. Она слышит, что у нее гипервентиляция легких, но чувствует себя слишком отделенной от тела, чтобы хоть как-то ее контролировать. Это действительно происходит? Она не спит, потому как сны ощущаются другими на вкус.

Она делает шаг назад и вскрикивает, чуть не упав. Резко выбрасывает руки и цепляется за стул, чтобы не упасть. Ноги немеют. В пересохшем рту ощущается кислый вкус.

Ее мать, никогда не бывшая набожной, сложила руки, перевязанные черной кабельной стяжкой, в жесте молитвы. На ее лбу виднеется небольшая дыра, а на месте сердца отца большое красное пятно.

Бах, бах. Пуля в голову, другая в сердце. Одна, чтобы остановить мысли, вторая, чтобы прекратить чувства.

Они оба лежат на боку, уткнувшись мертвыми лицами в ковер, бежевый и полинявший за исключением пятен от крови (Малиновые кометы).

Пузырящаяся лава поднимается изнутри Кирстен, она больше не может ее сдерживать. Она выбегает из дома и блюет в засохшем саду.

Глава 20

Призрачный ребенок

Присутствие на похоронах ее родителей кажется ей сюрреалистичным до невозможности. Кеке держит Кирстен за правую руку, а Джеймс за левую. Неуклюжая толпа из тридцати или около того людей собирается вокруг двух гробов. Супербиоразлагаемых, заверил ее директор похоронного бюро, как будто ей есть до этого дело. Как будто ей хоть до чего-то теперь есть дело, когда ее жизнь стала такой же пустой, как опорожненный мочевой пузырь. Что в ней есть такого, что никак не сочетается с жизнью? Она будто бездонная яма, размагнитившийся магнит, темный вакуум.

Словно ее Черная дыра ожила и поглотила ее целиком, и поглотила людей, которых она любит тоже. Есть лишь ничто, и Кирстен не уверена, что сможет это вынести. Сегодня, ее цвета исчезли.

Ее родители не хотели бы консервативную церемонию, в конце концов, они оба были учеными. Кроме того, никто больше не проводит религиозные церемонии, за исключением нищих и евангелических культистов. Джеймс нашел это место и организовал похороны в рекордные сроки. Он все сделал, пока Кирстен лежала в прострации на постели, не желая разговоров и прикосновений.

Это называется погребением «Биокупол или капсула с деревом», хоть Кирстен и не заметила никаких куполов или капсул. Наверное, просто вымогательство денег, думает она, и горечь проникает в ее мысли, как загрязнение в воздух. Они, скорее всего, просто выкинут тела на какую-нибудь помойку или продадут их на запчасти, все это время прячась за яркими суперзелеными 4D-HD анимациями. А доверчивые люди уйдут, веря, что их любимых положили рядом с деревом в каком-нибудь гигантском биокуполе с удобрением, когда на самом деле они лежат в кладовой мясника, дожидаясь очереди на расчленение.

― Ты должна поплакать, ― сказал ей Джеймс. ― Лучше не держать это в себе.

«Пошел ты», ― хотелось сказать ей, но она промолчала.

― Это отравит тебя», ― сказал он.

«Он не понимает, что меня не отравить. Он не понимает, что я и есть яд».

Круглый постамент, на котором стоят гробы, начинает опускаться, под ним открывается большая круглая дыра, и земля поглощает то, что ей дарят. И вот так просто, ее родители исчезают из комнаты. Как будто их никогда и не было. Мужчина в гавайской рубашке промокает глаза.

― Ты должна поплакать, ― сказал Мармелад.

Он не понимает, что одна из причин, почему ее это так бесит, это то, что она даже не чувствует горя. Едва и не так, как полагается. Не такое горе, которое ты должна испытывать, когда твоих родителей хладнокровно убили в собственной гостиной.

Да, ей грустно, за себя и за них, ей грустно, что они не смогут насладиться пенсией после того, как были трудоголиками всю жизнь. Ей грустно, что она никогда не ощущала с ними прочных семейных уз, о которых мечтала, пока росла. Ее всегда это угнетало, а теперь будет угнетать еще больше. Горе, к которому у нее нет сил прикоснуться, маячит на окраине ее периферического зрения. Как призрачный ребенок, выдувающий фантомные пузыри, которые исчезают, когда ты на них посмотришь. Дымная струйка страха. Серое сердце, растворяющееся в пустоте.

Глава 21

Отскакивают от сердца

Кеке сидит рядом со своей лучшей подругой, держа ее за руку. Взгляд Кирстен странный и пустой, будто ее на самом деле здесь нет. Директор «ТриПод» самодовольно улыбается. Он невысокий, бездушный мужчина, у которого под бледной кожей змеями вьются зеленые вены. Все в этом здании холодное и стерильное. Кеке ежится.

— Мы сообщим вам, как только деревья посадят, — говорит он. — Вы сможете приходить так часто, как пожелаете.

Джеймс выбрал фруктовые деревья, Кеке не помнит какие.

— Я скоро вернусь, — говорит Джеймс и отводит директора в сторонку, чтобы тихо поговорить. Они покидают комнату. Кеке переводит внимание на Кирстен.

— Знаю, что на этот вопрос сложно ответить, но… как ты?

Кирстен лишь смотрит прямо перед собой.

— Котенок, — говорит Кеке, поворачивая лицо Кирстен к себе. — Земля вызывает Котенка.

Она моргает, и ее взгляд становится осмысленным.

— Прости, я…

— Не извиняйся. Проклятье, женщина. Я так за тебя переживаю!

— Я в порядке.

— Ты не в порядке.

— В порядке. Правда.

В комнату залетает прохладный, очищенный воздух.

Кеке хочет сказать: «Твою мать, я не могу поверить, что это ты нашла еб*ные тела!», но передумывает. Пытается быть более чуткой.

— От тебя ничем не пахнет, — говорит Кирстен.

— Что?

Кирстен делает глубокий вдох и тяжело вздыхает.

— Обычно тебя окружает облако кожи и мускатного ореха. Меня успокаивает этот запах. Одна из тех вещей, которые я в тебе люблю. Сейчас запах ушел. Все ощущается монохромным.

— Ты под… чем-то?

Кирстен смотрит на нее, хлопая ресницами.

— Да.

— Под чем?

— Не знаю. Джеймс дал мне что-то этим утром.

— Еще одно преимущество быть замужем за врачом.

— Мы не женаты.

— А кто вообще теперь женится?

— Мои родители были женаты.

— Это всегда казалось странным, тебе не кажется?

— Что? Быть женатыми? Вообще-то нет. Это нормально для их поколения.

— Нет, я имею в виду… они никогда не казались влюбленными друг в друга, я права?

Вопрос может показаться неподобающим, учитывая время, но Кеке догадывается, что честность вытащит Кирстен из этого состояния. Все ожидаемые банальности, сочувственные улыбки, клише, искренние соболезнования, они не могут коснуться души. Они отскакивают от сердца и падают, выбрасываются, как использованные носовые платки. Но настоящий вопрос пробьет эту броню, от искренности спасения нет.

Кирстен снова смотрит на нее и хлопает ресницами, словно вспоминает, кто она.

— Они были эмоционально закрытыми. Как по отношению ко мне, так и друг к другу.

Кеке кивает.

— И они не то чтобы отдалились, понимаешь? Я не помню, чтобы они когда-либо были близки.

— Мне очень жаль.

Кирстен сжимает челюсти и крутит кольцо на пальце.

— Мне нужна твоя помощь.

Кеке, не колеблясь, отзывается.

— Только прикажи.

— Они ничего мне не говорят. Копы. Каждый раз, как я им звоню, они повторяют одно и то же. Что идет расследование, и они сообщат мне, когда что-либо выяснят. Но я знаю, это неправда. Они словно сомкнули ряды и никогда не подпустят меня к правде.

— Ублюдки.

— Но я должна знать. Я должна знать, что произошло. Почему это произошло.

— Конечно. Я посмотрю, что можно сделать.

К щекам Кирстен приливает краска. Кеке ожидает, что подруга заплачет, но Кирстен не плачет.

Глава 22

Список

Бетти издалека наблюдает за тем, как толпа, пришедшая на похороны, покидает здание. Она потеет, потеет, всегда потеет, несмотря на защиту от раскаленного солнца, которую предоставляет ей сень дерева. Ее крем с SPF100 стекает вниз по щекам. Однажды они решат поиграть с погодой, и солнце просто взорвется и убьет их всех.

— Что вы здесь делаете?

Голос мужчины пугает ее, ускоряя и без того бешеный пульс.

— Боже!

Она кашляет от испуга и стучит по груди кулаком с побелевшими костяшками.

— Вы меня напугали.

Джеймс не извиняется.

— Вам сюда нельзя.

Он одет в темный костюм и носит элегантную стрижку.

Бетти пытается избавиться от сухости во рту. От тревожного кома в горле.

— Я пыталась отправить Кейт письма. Мне кажется, она их не получила.

— Ее зовут Кирстен.

— Она должна знать.

— Нет. Ее нужно защитить от ваших параноидальных заблуждений.

— Вы не видите? Вы не видите, что происходит?

Джеймс сжимает челюсти.

— Пожалуйста, уходите.

— Они закрывают ячейку!

Джеймс озирается вокруг, возможно, надеясь, что никто не увидит их за разговором.

— Я уже просил вас оставить нас в покое…

— Иисусе. Вы не слышите, что я говорю? Мы в списке. Они убьют нас всех!

— Нет. Родителей Кирстен убили во время ограбления.

У Бетти перехватывает дыхание.

— Я знаю, вы в это не верите.

Она вытирает пот, выступивший на висках.

— Послушайте, — говорит Джеймс. — Я знаю, что у вас есть кое-какие… проблемы со здоровьем.

Бетти шипит на него сквозь сжатые зубы.

— Вы следили за мной. Я знала, что кто-то следит за мной.

— Нет. «Пропаг8» сделало заявление в научном журнале, вот и все. Они сообщили, что предоставили вам перерыв по болезни. Ваши работы известны, нравится вам это или нет.

— Не пытайтесь выкрутиться.

— Я и не пытаюсь. Я… предлагаю помощь.

— Вы пытаетесь подкупить меня. Заставить молчать.

Джеймс качает головой и ерошит свои мягкие светлые волосы. Он впивается в нее взглядом.

— Пожалуйста, Бетти.

— Бетти ― Барбара, — говорит она. — Кирстен ― Кейт.

— Кирстен многое пережила. Пожалуйста, не усложняйте ее жизнь еще больше.

Он поворачивается к ней спиной и идет обратно к зданию «ТриПод».

— Скольким, Джеймс? — бросает она ему вслед.

Он останавливается и оборачивается. На его лице раздражение.

— Что?

— Скольким людям придется умереть, прежде чем вы обратите на это внимание?

Глава 23

Молния посреди бела дня

Кеке спешит в центральный деловой район. Она начнет с того, что поищет полицейские отчеты в деле об убийстве родителей Кирстен. Описание сцены преступления, результаты вскрытия, возможные зацепки. Она уже отправила «бамп» Марко и спросила его, сможет ли он помочь. К счастью, он ответил да. К счастью, они скоро встретятся, чтобы проверить также ли хороша реальная химия между ними, как и их киберфлирт. Она нервничает.

Ее мысли прерывает телефон — который она спрятала в лифчике — он вибрирует от полученного сообщения. Ее шлем читает сообщение для нее.

Sigma> Привет, Кеке. Ты все еще хочешь то интервью?

Кеке диктует ответ.

КК> Это Джони?

Sigma> Буду рада с тобой пообщаться. Мне есть, что рассказать. Ты заедешь?

Кеке проверяет время на дисплее. 14:23. Клиника в десяти минутах езды.

КК> 14:30?

Sigma> Тогда увидимся.

Обмен сообщениями напоминает Кеке о цветочной композиции, которую она заказала для Джони. Кеке просит свой телефон проверить статус доставки.

Ваш подарок в пути! Отвечает страница со статусами доставки сайта «FloristDrone».

«Отлично, ― думает Кеке. ― Мне нравится жить в будущем».

***

Кеке приезжает к клинике лечения бесплодия под рев горячих шин по асфальту. В этот раз, так как ее пригласили, она входит через главный вход. Девушка паркуется и бежит к широким ступеням у подножия здания. Телефон вибрирует в кармане куртки, и она останавливается, чтобы узнать, кто звонит. «FloristDrone».

«Ваш подарок был доставлен!» ― гласит сообщение. 14:32.

Кеке поднимает взгляд, пытается отгадать, за каким окном находится Джони, и, как только она это делает, раздается взрыв и яркая бело-желтая вспышка. Здания трясется. Кеке ахает и инстинктивно пригибается, готовится упасть на землю и перекатиться, но взрывов больше нет. Дым идет из разбитой оконной рамы. Наблюдая за серым шлейфом дыма, поднимающимся в небо, Кеке инстинктивно понимает, что Джони мертва, а статья, которую она отправила, тому причина.

Это знание бьет ее под дых. Воздух покидает ее легкие. Пожарная сигнализация в клинике кричит на нее, люди покидают исходящее дымом здание. Им нет нужды беспокоиться. Больше взрывов не будет. Воскресители устранили свою цель.

Кеке понимает, что «бамп» об интервью, который она получила, был не от Джони, они пытались завлечь ее сюда. Должно быть, взломали телефон Джони. Они хотели, чтобы Кеке тоже умерла? Или лишь стала свидетелем?

Журналистка думает о том, какой юной была Джони, какой невинной, и боль в груди на секунду заставляет ее пожелать оказаться в той комнате, когда цветы детонировали.

Сирены экстренных служб жужжат как сердитые пчелы в ее голове. Полицейская машина с визгом залетает на парковку, а Кеке, все еще дрожа, бежит к своему байку и запрыгивает на него, преследуемая мигающими синими огнями. Кеке надувает шлем, находит просвет между машинами и с ревом уносится прочь.

Полицейская машина с кричащей сиреной резко прибавляет скорость, следуя в ее направлении.

Кеке выезжает на мотоцикле с парковки перед клиникой на служебную дорогу.

— Остановите транспортное средство, — произносит роботизированный голос из динамика полицейской машины. — Остановите ваше транспортное средство.

«Ага, бл*ть».

Кеке чувствует, что ее подставили, и она ни за что не станет размахивать огромным белым флагом, если это значит, что ее посадят за то, чего она не совершала.

— Тормозите немедленно, — говорит машина, набирая скорость за ее спиной.

Кеке жмет на газ и летит вперед. Еще одна полицейская машина присоединяется к погоне. Они пытаются взять ее в тиски, но когда оказываются близко, девушка выезжает со служебной дороги на обычную, ныряя между общественными такси, тук-туктами и лоточниками, продающими истекающие конденсатом бутылки с «Синнаколой». Кеке выезжает на центральный остров, заставляя пешеходов и нелегальных торгашей разбегаться с ее пути, когда она молнией проносится по тротуару. Ярко-оранжевые мандарины рассыпаются по дороге, солнечные очки валятся на встречку. Машины сигналят и мигают. Кеке возвращает Нину обратно на дорогу, проложив между ней и свиньями сотню метров, а затем две. Испытав облегчение, она слегка замедляется и по-быстрому оглядывается назад, а когда возвращает внимание на дорогу впереди, видит появившуюся из ниоткуда полицейскую машину, выехавшую прямо перед ее байком.

Все мысли в голове Кеке исчезают, когда верх берут инстинкты и мышечная память. Она быстро дышит, в кровь выстреливает холодный адреналин. Девушка усиливает хватку на ручках и огибает препятствие, едва с ним разминувшись.

Но нет времени на триумф, так как, объехав полицейскую машину, она поворачивает, чтобы вернуться на дорогу, но от нервов ее руки слегка немеют, она поворачивает слишком сильно, и ее байк виляет. Кеке пытается удержать контроль, прижимаются к мотоциклу всем телом и пытается выровнять управление, успокоить Нину, как напуганную лошадь, и, когда она уже думает, что это сработало, в воздухе слышится треск, как молния посреди бела дня, и Нина вылетает из-под нее, с грохотом сбросив Кеке на расплавленный асфальт.

Глава 24

Медные умные наручники

Кеке встает, готовясь бежать несмотря на шок и боль, поющую в костях, но Соларис встает перед ней, как плохой супергерой с широкой грудью и с огромным электрошокером.

— Даже не думайте об этом, — говорит детектив.

Кеке, прищурившись, смотрит на него. Солнечный свет слишком ярок для ее глаз. Затем она смотрит на Нину, лежащую на боку с взорвавшейся задней шиной.

— Вот ублюдок.

— Вы пытались сбежать с места преступления. И чего вы ожидали?

— Я не думала, что вы попытаетесь убить меня нахер.

Соларис бросает взгляд на Нину.

— Что? Вы о мотоцикле?

Кеке так зла на него, что ей хочется плюнуть ему в рожу и выцарапать глаза.

Соларис пожимает плечами.

— Стрелял не я. Один из наших чрезмерно усердных ребятушек с тазерами это сделал.

Офицер, проводящий арест, груб с ней. Он обыскивает ее на предмет оружия, но, когда его руки уже поднимаются к ее груди, Кеке бросает на него взгляд, говорящий «Не смей».

У нее болят запястья в том месте, куда вонзаются медные смарт наручники.

— Полегче, — говорит Кеке.

— Полегче? — спрашивает он, усмехаясь. — Ты думаешь, охрана в исправительной колонии будет с тобой нежнее? Ты хоть знаешь, что это за место?

Запрещенные фотографии мелькают в ее голове. Она ни за что не хочет отправиться в Крим-колонию. Ни за что. Она скорее станет еще одной единицей в статистике смертей от суицидальной болезни, чем будет так жить.

— Кому-то придется забрать мой байк.

— Мы с этим разберемся.

— Пожалуйста, будьте аккуратнее.

Он невесело смеется.

— Тебе повезет, если он не отправится на свалку.

— Только попробуйте, — предупреждает Кеке, ощущая гнев. Она проводит саднящими руками по своему телу, ощупывая уязвимые места, и пытается оценить степень повреждений. Конечно же, больнее всего то, что Джони мертва, и это ее вина.

— Вы пострадали? — спрашивает Соларис.

— А вы как думаете?

— Прекратите себя так вести. Я пытаюсь вам помочь.

— Ну конечно.

— Я серьезно.

— Вам нужно пройти со мной, — говорит он.

— Нет, спасибо.

— Это не приглашение. Вы под арестом.

— Чушь какая-то. Покажите мне ордер.

— Он скоро будет.

Кеке вздрагивает.

Это действительно происходит?

— Вы же знаете, что я не сделала ничего дурного.

— Я знаю лишь, что мне приказали привезти вас.

— Кто приказал?

— Друг.

Кеке фыркает.

— У вас нет друзей.

— Я имею в виду не своего друга, а вашего.

У Кеке в голове не укладывается. Что происходит?

— Пошлите, — говорит он. — Пойдемте со мной, я удостоверюсь, что о вашем байке позаботятся.

Он подталкивает ее к заднему сидению своего внедорожника и застегивает на ней ремень безопасности. Его большое лицо всего в паре дюймов от ее, и она ощущает запах мяты и кофе в его дыхании.

— Я этого не делала, — говорит Кеке.

— Как оригинально, — отвечает детектив Соларис, и Кеке хочется ударить его по огромной роже. Он захлопывает дверь и садится на водительское сидение, заводит двигатель.

— Зачем мне убивать ту, кто помог бы мне расследовать это дело? — спрашивает Кеке.

— Вот это я и попытаюсь выяснить.

— Брехня, и вы это знаете.

Соларис поворачивается, чтобы посмотреть на нее.

— Есть много тяжелых улик.

— Да ладно, Соларис. Вы же не глупый коп.

Они оба знают, что это неправда, но от отчаяния чего только не скажешь.

— Вы же знаете, что это сделали Воскресители, так?

В его взгляде мелькает шок, но он почти сразу восстанавливает самообладание.

— Я лишь знаю, мисс Мсиби, что взрывное устройство находилось в подарке, который вы отправили жертве.

— Это была доставка дроном!

— Заказ ваш. Доставка ваша. ДНК ваша.

Что?

В жилах Кеке стынет кровь.

— Что?

— Вы думали, что взрыв уничтожит доказательства? Ваша ДНК в той комнате повсюду.

Глава 25

Кружки и вздохи

Холодный воздух комнаты допроса вызывает волну мурашек на коже Кеке. По приказу Солариса, ее с силой швыряют на холодный металлический стул. Она упирается взглядом в четвертую стену, представляющую собой матовое затонированное суперстекло от пола до потолка, и гадает, кто за ним скрывается.

Кеке ощущает дурноту. Вина и ужас образуют водоворот внутри нее, а пальцы покалывает иголками. Кеке дрожит, покрытая холодным потом.

— Вы плохо выглядите, — замечает Соларис. — Я договорился, чтобы в вашу камеру принесли инсулин.

Кеке поднимает на него взгляд. Ее враждебность слегка утихает. Почему он добр к ней? Что-то в его тоне заставляет девушку обратить на него внимание. Он пытается ей что-то сказать?

Соларис привычным движением разворачивает свой «Тайл» к ней.

— У нас есть запись с уличной камеры, на которой миниатюрная женщина, одетая в черную кожу с помощью пульта дистанционного управления опускает на землю дрон «FloristDrone» и подкладывает туда зажигательное устройство, прежде чем позволить ему лететь дальше.

— Это была не я.

— На ней был шлем с кошачьими ушками.

— Это была не я.

— Боюсь, что вы в скверном положении.

— Ну, еще бы, — отвечает Кеке. — Кто бы ни подставил меня, он проделал великолепную работу.

— Вам будет интересно знать, что ордер уже готов. Судья Мбете только что подписал его и поставил печать. Это значит, что теперь вы официально под арестом за предумышленное убийство.

— Бред какой-то, и вы это знаете.

— Дело тут ясное. Только если вам нечего нам рассказать?

Она не может прочитать его. Словно он говорит одно, а его глаза другое. Его лицо, когда оно

не обращено к стеклянной стене, говорит ей «молчи, бл*ть».

Кеке скрещивает руки.

— Мне нечего сказать.

Лицо Солариса едва заметно меняется. Он обращается к затонированной стене.

— Зафиксируйте на записи, что обвиняемая отказывается сотрудничать.

Соларис чешет грудь и жестом показывает Кеке, чтобы она встала.

— Давайте я провожу вас в камеру.

Они идут по коридору, переполненному резким эхо и ярким светом. Стуком жестяных кружек и вздохами. Соларис ждет, когда они дойдут до последней микрокамеры, прежде чем затолкнуть Кеке в камеру и прижать ее к стене. Кеке думает, что он решил испытать удачу, и готовится ударить его по яйцам, но он отстраняется, освобождая ее личное пространство.

— Мы знаем, что ты этого не делала.

Глава 26

Тюремный рок

Мысли Кеке лихорадочно мечутся.

— Кто это «мы»?

Соларис брал так много взяток от стольких разных фракций, что невозможно сказать, в какой момент, на какой он стороне. Он закрывает дверь камеры, которая автоматически запирается, и исчезает по коридору. Она ощущает в равной мере облегчение и растерянность, но сильнее всего горе.

Кеке садится на грязный бетонный пол и начинает плакать. Она не хочет плакать, ей нужна ясная голова, но тяжесть на душе после смерти родителей Кирстен, взрыв в клинике, авария и память о том, что случилось с Джони, вгрызаются в ее измученное сердце. Все начало рушиться так быстро. Теперь суррогатная мать и ребенок мертвы, и кто знает, сколько еще людей вместе с ними? Медсестры, врачи, чайные леди. Матушка Блейк, вероятно, тоже мертва. Кеке рыдает, уткнувшись в ладони, пока глаза не опухают, а тушь не растекается по щекам. Она делает несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться.

На третьем вдохе, в ее лифчике раздается вибрация, и тихая камера оживает музыкой. Элвис. «Hound Dog».

Тюремный рок подошел бы лучше.

Кеке быстро вытаскивает телефон из топа и ставит его на беззвучный. На телефоне сотни сообщений. От Кирстен, Джеймса, Марко. «Бампы» от Сигмы исчезли.

Кеке пролистывает список, чтобы найти анонимную наводку, с которой все началось. Это было короткое, закодированное послание, сообщающее об атаке на СурроСонастырь, и где найти Джони. Ни шока, ни эмоций, лишь факты. Кто прислал эту информацию? Стукач использовал имя «Джейн Доу», напомнившее Кеке о холодных мертвых телах на стальных столах с бирками на пальцах. Возможно, ей стоило воспринять это как предзнаменование и не лезть в эту историю. Теперь уже поздно. Кеке листает и листает, но «бамп» от Джейн Доу тоже исчез.

Телефон вибрирует в ее руках, заставляя подпрыгнуть.

ММ> Привет, я за тебя волнуюсь.

ММ> Ты в порядке?

Кеке решает ничего не рассказывать об этом Марко. Лучше оставить это в тайне. Частично потому, что она испытывает стыд за ту роль, что сыграла в смерти Джони. А частично потому, что ее журналистский нюх снова проснулся, несмотря на тот хаос, что он посеял за последние двадцать четыре часа. Ей нужна помощь Марко с расследованием дела об убийстве родителей Кирстен, и она ни за что не станет его отвлекать.

КК> Я здесь!

ММ> О, слава Сети! Я волновался, но не хотел навязываться.

КК> Последние 24 часа выдались интересными.

ММ> У меня тоже.

КК> Подожди, что? Ты что-то нашел?

ММ> Да. Нет. Объясню при встрече.

Проблеск надежды. Узел в ее животе слабеет.

КК> Я переименую тебя сейчас в ГХ.

ММ>??

КК> Гениальный Хакер.

ГХ> *краснеет*

Кеке смеется. Это облегчение смеяться, чувствовать себя нормальной. Она чувствует, как ее горе отступает, пусть всего на миг.

КК> Серьезно, мне кажется, я в тебя влюблена.

ГХ> *краснеет так сильно, что может самовоспламениться*

КК> Пожалуйста, не воспламеняйся. Ты мне нужен живой.

ГХ> Приятно знать.

КК> Я сейчас немного занята, но мы можем поговорить сегодня вечером, обсудим прогресс?

ГХ> Жду с нетерпением, м'леди.

На пол перед Кеке падает тень. Она поднимает голову, быстро пряча свой контрабандный телефон. Девушка не верит своим глазам.

— Боже правый, — говорит она. — Я думала, вы мертва.

Глава 27

Чудотворец

Матушка Блейк открывает дверь камеры Кеке.

— Мне повезло.

Старшая СурроСестра спокойна, но таким напряженным ее лицо Кеке никогда не видела.

— Иисусе, — говорит Кеке. — Такого преуменьшения я еще не слышала.

— Нет, я говорю буквально, что мне повезло, — сообщает Блейк. — Я покинула клинику на полчаса, чтобы съездить в монастырь и забрать свою счастливую желтую чашку. Чашки в клинике слишком малы, я хотела пить из своей. Я разминулась со взрывом всего на несколько минут.

— А Джони? — спрашивает Кеке, ослепнув от надежды.

Блейк сглатывает ком в горле.

— Джони так не повезло.

— Но, быть может, есть шанс? Может быть, она…

— Я только что опознавала ее тело.

Глаза Кеке щиплет, она обмахивает лицо, чтобы избавиться от новых слез.

— Мне так жаль.

Что еще она может сказать? Смерть Джони будет преследовать ее вечно.

Блейк не выглядит такой уж расстроенной убийством Джони, как ожидает Кеке. В ней есть что-то жесткое, что-то непоколебимое. И Кеке это наводит на мысль.

— Срань Господня, — говорит Кеке. — Это вы Джейн Доу.

Блейк предлагает слабую улыбку, подтверждая подозрения Кеке.

— Я не понимаю.

— И не надо, — говорит Блейк. — Все получилось именно так, как мы надеялись.

— Как вы можете так говорить?

— Когда Джони пострадала в тот день в саду… это стало каплей, переполнившей чашу. Нам пришлось принять трудное решение. Мы поняли, что должны немедленно действовать, или же атаки продолжатся.

— Джони была не первой пострадавшей?

— Нет, но теперь мы надеемся, что нападений больше не будет.

Кеке закрывает глаза и пытается понять смысл слов Блейк.

— Так это вы отправили мне сообщение?

— Отправив тебе ту наводку о нападении, мы добавили тебя в список без твоего ведома.

— Добавили меня в список?

Мысли Кеке налетают друг на друга, ей сложно мыслить ясно.

Блейк подавляет горький смех и складывает перед собой руки.

— Ты думала, что в клинику лечения бесплодия так легко попасть? Как и в монастырь?

Смесь стыда и гнева обжигает лицо Кеке.

— Мы уведомили охрану, чтобы они прикинулись слепыми и дали тебе пройти. Мы даже оставили дверь кухни открытой.

— Зачем?

— Мы хотели, чтобы ты расследовала взрыв, но не писала статью.

— Но почему я?

— Мы видели твою работу. Твою приверженность делу. Твое незыблемое решение рассказывать правду. Ты умна и тебя терзает голод, именно это мы и искали. Плюс… у тебя есть связи, которых у нас нет.

Марко.

— Вы хотели, чтобы я хакнула «черный» ящик того дрона. Нашла виртуальные отпечатки пальцев взрывника.

— Именно.

— Вы хотели, чтобы я раскрыла участие Воскресителей в этом.

— Да. Конечно же, у нас были свои подозрения, но ваша работа подтвердила то, чего мы боялись. Нам нужны были железные улики — рычаги воздействия — и вы дали их нам. Вы проделали великолепную работу. Пока…

— Пока не опубликовала статью.

— Пока не нарушили нашу сделку.

Две женщины принялись мериться взглядами.

— Что ж, — произносит Блейк с еще одной призрачной улыбкой. — Не скажу, что удивлена.

Соларис появляется у открытой двери камеры.

— Пошлите, вы обе. Время пришло.

Кеке хмурится.

— Вы недооценили влияние «Трайб», — говорит он.

— «Трайб» не может вот так просто забирать людей из тюрьмы, — говорит Кеке. — Может, у них есть особые привилегии, но у них нет неприкосновенности перед законом. Еще даже не назначили залог.

— Никакого залога не будет. И суда тоже.

— Что?

— Вообще-то, — говорит Блейк. — Ордера тоже не было.

— Блейк разыграла арест, — сообщает Соларис. — Сфабриковала его. Она хотела, чтобы вы оказались здесь ради вашей же защиты. Им пришлось выиграть время, чтобы Солан договорилась о прекращении огня.

— Соларис, ты хоть у кого-нибудь не берешь взяток?

Детектив ухмыляется и пожимает своими гигантскими плечами. Ему плевать. Для него это все игра.

— Что насчет улик против меня? — спрашивает Кеке.

— Улики против вас реальны. Чек, ДНК. Но так вышло, что гораздо больше улик говорят в вашу пользу. Вы же знаете о записи, на которой девушка подбрасывает бомбу в вашу посылку «FloristDrone» прямо под уличной камерой?

— Да?

— Поначалу, мы думали, что это вы. Миниатюрная, с ног до головы одетая в кожу, в шлеме с кошачьими ушками. Но она не могла ожидать, что камера на частном дроне заснимет, как она сбросила маскировку в багажник машины в двух кварталах от того места. Когда она сняла шлем, стало ясно, что это не вы.

Как Соларису удалось получить запись с частного дрона? Может быть, он коп лучше, чем она думала.

— Вы видели ее лицо?

— Нет, — отвечает Соларис.

— Тогда почему вы решили, что это не я?

— Она была белой.

Соларис снимает с Кеке наручники, и они с Блейк выводят Кеке через черный ход из участка. Солнце по-прежнему раскалено и ощущается странным на замерзшей в камере коже Кеке.

— Быстрее, — говорит Блейк, торопя Кеке, идущую по неровному тротуару, и оглядываясь по сторонам.

Знакомая СурроСестра в одеянии цвета слоновой кости стоит на страже с луком и колчаном со стрелами с белоснежным оперением. Это психованная греческая богиня, с которой они встретились на днях. Когда Кеке колеблется, вспомнив, как в ее спину вонзилась электрическая стрела, Блейк подталкивает ее вперед.

— Не бойся, — тихо произносит она. — Она здесь, чтобы защитить нас.

Драконья чешуя жестом показывает в сторону фургона, стоящего неподалеку. Двери открываются, являя виду лишь темный салон. Кеке залезает в фургон, испытав облегчение от избавления от солнца, Блейк садится в фургон следом за ней. Но когда глаза Кеке привыкают к полумраку, она ахает от шока, заметив мужчину в капюшоне напротив нее. На нем надета блестящая пластиковая маска с изображением Иисуса Христа.

Она хочет сбежать, но двери автоматически заперлись. Девушка пытается открыть их, но они не поддаются. Кеке напугана, но сжимает кулаки, готовясь драться.

— Что вы сделали? — спрашивает она Блейк, ее голос стал хриплым от тревоги.

Лицо Блейк подобно застывшей маске.

— Не обвиняйте матушку Блейк, — произносит мужчина в маске. — Это я вас вызвал.

Кеке ощетинивается, услышав его выбор слов. Никто ее не вызывал. Она игнорирует его и хватает Блейк за руку, глубоко погружая ногти в плоть женщины.

— Вы работаете на Воскресителей?

Блейк качает головой, а затем бросает на мужчину настороженный взгляд.

— Нет. Никогда.

— Мы с Солан пришли к соглашению, — говорит мужчина, — и вам придется стать его частью.

Кеке чувствует, как под рубашкой выступает новый пот, в салоне ощущается запах ее страха.

В глазах Блейк сталь.

— Это единственный путь.

Кеке качает головой.

«Ни за что, Хосе».

— Я знаю, что вы настроены враждебно, — говорит Блейк, — но еще уверена, что вы поступите правильно.

— Это вы мне скажете, что правильно? После того, как отдали меня убийце? Да пошла ты.

У Кеке кружится голова. На нее нахлынуло странное чувство, нахождение запертой в машине казалось ей нахождением в какой-то сжатой альтернативной Вселенной, из которой она должна либо сбежать, либо умереть.

— Я никому вас не отдавала, — отвечает Блейк. — Солан организовала эту встречу. Она и Воскресители пришли к соглашению, по которому больше никто не пострадает. Теперь мы должны поступить также.

— Прийти к соглашению с кучкой религиозных нацистов? Ни за что. Вы напали не на ту.

Что, если она пнет Иисуса по яйцам и ударит Блейк кулаком? Сможет ли она тогда сбежать? Или она может схватить медную булавку Блейк и использовать ее как оружие. Глазной перфоратор. Но затем она вспоминает о СурроСтражнице снаружи и Драконьей чешуе, и недовольно сжимает челюсти. Они ее не отпустят.

Должен быть способ.

— Наше понимание просто, — говорит мужчина, — и гарантирует, что мы получим то, чего хотим.

— С трудом верится.

Он складывает домиком свои ухоженные пальцы.

— Скажите мне, мисс Мсиби. О чем вы сегодня мечтаете?

Мечта Кеке оставалась незыблемой еще с тех пор, как она неофициально стала журналистом в шестнадцать. Мечтала писать самые крутые в стране разоблачения. Но сегодня, другая мечта превалирует над первой.

— То чего я хочу, вы мне дать не можете. Только если вы не умеете творить чудеса.

Он слегка наклоняет голову.

— Вы мечтаете вернуться назад во времени и спасти Джони и жизнь малыша.

— Да.

Вина, словно кислота, разъедает ее тело.

Блейк кивает.

— Хорошо, — говорит она. — Хорошо.

— Что вы скажете, если я смогу это осуществить?

Кеке коротко, невесело смеется.

— Так вы теперь стали гением? Или путешественником во времени?

— Не совсем, — отвечает мужчина в маске, поднимая руки и играя пальцами так, словно на нем надеты волшебные перчатки. — Но я чудотворец.

— Вам никто не говорил, что вы страдаете ужаснейшим комплексом Бога?

— Все просто. Сейчас мы заключаем соглашение, и Джони с ребенком получают жизнь.

Кеке резко разворачивается к Блейк.

— Вы сказали мне, что Джони умерла!

— Нет, не говорила, — отвечает Блейк.

— Вы сказали, что опознавали тело!

— Я сказала то, что должна была, чтобы вы поняли, что на кону.

— Где она?

Блейк дышит глубоко, осторожно, словно пытается успокоиться и не дать швам разойтись. Кеке видит, что ее глаза превратились в сталь не из-за гнева или зла, а из-за страха.

— Она у Воскресителей, — отвечает Блейк, глядя на мужчину в маске. — Они забрали ее из клиники за несколько минут до того, как взорвался дрон.

— О, слава Сети, — говорит Кеке, приложив ладонь к сердцу. — Она жива.

Она испытывает облегчение.

— Жива, но по-прежнему в великой опасности, — говорит Блейк. — Они убьют ее, если мы не заключим это соглашение. И дело не только в Джони. Воскресители мастера похищений.

Мужчина напрягается.

— Что это значит, что они мастера похищений? — спрашивает Кеке. — Они уже похищали суррогатных матерей?

Блейк почти едва заметно кивает.

— О, боже мой.

Кеке вдруг кое-что осознает.

— Сигма означает восемнадцать. Джони восемнадцатая суррогатная мать…

Блейк медленно хлопает ресницами, словно говоря да.

Ее глаза говорят: поэтому нам пришлось действовать. Поэтому мы сидим в этой машине, дыша одним воздухом с потенциальным убийцей.

— Почему люди об этом не знают? Как вам удается держать это в тайне?

— «СурроТрайб» знает, какими будут последствия, если пресса об этом узнает.

Блейк ведет себя спокойно, но то, как она покусывает губы, выдает ее тревогу.

— Зачем вы похищаете суррогатных матерей? — сердито спрашивает Кеке. — Что вы с ними делаете?

Но Кеке уже знает. Она слышала слухи о том, что суррогатных матерей продают на черном рынке. Женщин с записями об употреблении наркотиков или занятиях проституцией, с прошлым, которое недостаточно чисто, чтобы носить белые одеяния и медные булавки. Женщин, которых держат рабынями за их плодородные матки, которых заставляют рожать раз за разом, пока здоровье их окончательно не покинет.

Продажа суррогатных матерей — отличный способ для Воскресителей выразить их неуважение к сестрам без причинения им вреда напрямую. Только в прошлом месяце она слышала шепоток в чате, что проект «Генезис» покупает суррогатных матерей на черном рынке для их секретных подземных лабораторий. Кеке не поверила в этот слух. Все знают, что проект «Генезис» лишь городская легенда.

— Докажите, что Джони жива, — требует Кеке.

Заднее стекло отъезжает вниз, открывая виду Джони, лежащую без сознания на заднем сидении. Ее больничный халат испачкан засохшей кровью, ногти тоже черны от крови.

— Нам пришлось усыпить ее, — говорит мужчина. — Она боролась.

Стекло поднимается обратно.

— Чего вы от меня хотите?

У Кеке нет рычагов воздействия. Они все знают, что она сделает, что угодно, чтобы спасти Джони. Она полностью на их милости.

— Нам лишь нужно, что вы об этом молчали. Молчали обо всем.

— Обо всем?

— Обо всем, что вы знаете о СурроСестрах.

— Зачем? Какое вам дело? Вы просто продолжите терроризировать их, так? Кто-нибудь, в конце концов, обратится к прессе.

Блейк отвечает вместо него.

— Солан с Воскресителями договорились о перемирии. Воскресители больше не будут нападать на «Трайб». В ответ, мы не станем выдвигать обвинений и избавимся от инкриминирующих улик, которые вы для нас раскопали. Если все мы выполним свои части сделки, «Трайб» будет в безопасности, а Воскресителей не привлекут к ответственности.

— Вы просто позволите им выйти сухими из воды? Что насчет правосудия? За то, что они уже сделали? Что насчет других семнадцати женщин?

— Лишь один Бог может вершить истинное правосудие, — отвечает мужчина, и Кеке хочется врезать ему по лицу.

Блейк отмахивается от его слов.

— Некоторые вещи важнее справедливости. Не существует только черного и белого, Кеке. Тут замешано столько всего, о чем вы не знаете. Это крайне деликатный вопрос.

— Я не дура, — отвечает Кеке. — Уверена, что смогу понять.

— В конце концов, — примирительно отвечает Блейк. — Вы узнаете, я обещаю, но не сегодня. Время не подходящее. Вам лишь нужно знать, что Солан опустила перчатку. Если с одной из сторон последует неверное действие, между нами начнется война.

Кеке от недовольства пинает сидение напротив.

— Вы совершаете ошибку, — говорит она Блейк. — Доверившись им. Позволив им выйти сухими из воды. Из этой сделки не выйдет ничего хорошего.

Блейк кивает головой на задние сидения. Что тут поделаешь, это единственный способ, говорят ее глаза, если они хотят спасти Джони.

Мужчина в пластиковой маске заговаривает снова.

— С вашей стороны ожидается лишь молчать. Никаких больше статей, никаких больше расследований. Ни малейшего слова вашим близким.

— У них есть все ваши контакты из телефона, — сообщает Блейк, в ее глазах блеск. — Если вы нарушите слово, они не пощадят вас так, как я.

Инстинктом Кеке всегда было разоблачать, писать и публиковать.

— Вам придется сделать вид, что этого никогда не было, или же последствия будут…

— Что насчет «Эко»? — спрашивает Кеке. — Моя статья уже у них.

— Мы позаботились об «Эко», — отвечает мужчина, и Кеке ощущает холодок. — У меня там есть друг. Так мы узнали, что вы отдали статью издателю. Мой друг может быть очень убедительным, когда надо.

Кеке вспоминает всех журналистов и редакторов в «Эко» и пытается понять, кто может быть двойным агентом.

— Вашу статью никогда не опубликуют, — говорит он. — И если вы хотите, чтобы Джони жила, так и останется.

Кеке сжимает руки в кулаки.

— Это наш последний шанс, ― Блейк впивается в Кеке взглядом. — Вы должны поступить правильно.

Заключение сделки с дьяволом для них правильно?

Но есть ли у нее выбор?

Кеке опускает взгляд на свои кулаки и заставляет себя разжать их. Ее кожа выглядит серой.

— Ладно, — отвечает она. — У вас мое слово.

Эпилог

Пустой карман

— Мне кажется, я немного влюблена в тебя, — говорит Кеке.

Она перекатывается на спину и потягивается.

— Ты это уже говорила, — отвечает Марко.

— И никогда не устану повторять.

Марко смеется и делает глоток воды.

— Я не могу поверить, что ты здесь, со мной. Это холостяцкое логово уже никогда не будет прежним.

Тело Кеке все еще гудит после сильных оргазмов.

— Где ты этому научился?

— Чему?

— Той… штуке. С языком. И твоим…

Марко краснеет.

— Не знаю. Я провел исследование.

— Ты хакнул женский оргазм, ты это знаешь? Ты самый крутой хакер-гений, и я никогда тебя не отпущу.

— Подожди, пока не встретишься с моей мамой. Тут же убежишь.

Кеке смеется.

— Я не верю, что она так плоха.

— Она не плохая. Она чудесная. Но невыносима. Я удивлен, что она не пришла сюда десять минут назад и не спросила, не хочешь ли ты манго ласси.

Кеке снова смеется.

— Это было бы неловко.

Ощущается приятным оставить тяжелые несколько дней позади и просто наслаждаться моментом.

— Тебе стоит запатентовать эту технику. Я чувствую себя так, будто неделю трахалась в «Клаб Мед».

Глаза Марко сияют.

— Прекрати.

Кеке перекатывается поближе к нему и глубоко вздыхает. Вдыхает запах его кожи и нежно целует его в губы.

— Не прекращу.

Марко проводит пальцами по ее ребрам.

— Откуда эти синяки?

Синяки еще свежи.

— И почему ты была так расстроена, когда приехала?

— Ерунда, — отвечает Кеке. — Ты не захочешь знать.

— Я хочу. Я хочу знать. Я хочу знать о тебе все.

— Не это.

— Это имеет отношение к тем данным, с которыми ты просила меня помочь? С данными с дрона?

Кеке ведет себя спокойно, пытается скрыть проблеск страха, который испытывает.

— Я ошиблась, — отвечает она обыденным тоном. — Я бросила то расследование.

— Но…

Кеке целует его снова, долго и глубоко.

— Забудь об этом, хорошо?

Джони с ребенком здоровы и в безопасности, вернулись в монастырь. Кеке не станет болтать и подвергать их риску.

— Ладно, — говорит она. Она чувствует, что Марко не хочет бросать эту тему, но делает так, как она просит. — Что насчет другого? Полицейского файла об убийстве родителей твоей подруги? Блин, это жестоко. Я хочу сказать…

Кеке садится, затуманенный взгляд после секса исчезает.

— Ты что-то нашел?

— О, да.

Кеке хлопает его по плечу.

— Почему ты мне раньше не сказал?

— Ты не спрашивала! Плюс, ты только начала раздеваться и я был просто, как…

— Ладно, я тебя поняла.

Марко краснеет.

— Я никогда не приводил сюда женщину. Не говоря уже о такой, как ты.

— Боже мой, мужчина, перестань тратить время на комплименты! Выкладывай! ― у Кеке ускоряется пульс. — Что ты нашел?

Марко надевает свои очки в черной оправе, приподнимает их повыше на переносице и берет «Тайл» со стола.

— Даже не знаю, как тебе сказать.

— Я внимательно слушаю.

— Ладно. Итак. Согласно моим источникам… нет, не так. По данным каждой государственной и частной корпорации, хранящей данные, твоя подруга…

— Кирстен, — говорит Кеке. — Кирстен Ловелл.

Марко замолкает. В его глазах появляется напряжение.

— Кирстен Ловелл… не существует.

***

Бетти стоит под серебряной березой. Это молодое дерево, недавно посаженное, но отбрасывает достаточно тени, чтобы укрыть ее от маниакального солнца, а неоднородная кора представляет большой интерес для ее бигля. Это ее первый визит в «Городской лист». Обычно она избегает ботанические сады и парки, несмотря на свою профессию — или, как она постоянно напоминает себе, ее бывшую профессию.

Слишком много незнакомцев, слишком большое открытое пространство. Она чувствует себя здесь уязвимой. Как крыса с содранной кожей. Птенец, выброшенный из гнезда штормом. Улитка, вырванная из панциря. Как другие люди справляются с этим чувством, гадает она, пока они проходят мимо нее в спортивной одежде и дизайнерских масках от супербактерии, подходящие под бутылки с водой. Как они не ощущают непрекращающееся нарастающее давление в атмосфере, грозящее придавить Бетти к земле?

Бигль разнюхал достаточно из истории дерева и теперь тянет за поводок, чуть ли не душа себя и пытаясь перейти к следующему объекту исследования. Бетти крепко наматывает кожаный поводок вокруг своей костлявой руки.

— Подожди, — полушепчет, полуотчитывает она собаку, не желая покидать укрытие под деревом или терять вид. Она наблюдает за Кирстен, сидящей на парящей скамейке в детской зоне. Детская площадка яркая и новая, на ней нет ни одного ребенка. Кирстен не пошевелилась за двадцать минут, выражение ее лица пусто. Эта картина пугает Бетти, но она не может перестать смотреть.

Кирстен/Кейт получила отправленное ей письмо? Если нет, то, конечно же, получила то, что Бетти подсунула ей под дверь?

Собака скулит, оплакивая кладезь упущенных возможностей практически в зоне досягаемости. Этот звук наполняет Бетти чувством вины. Она такая хорошая девочка, не особо похожа на сторожевую собаку, но невероятно верная. Бетти нагибается, чтобы погладить собаку по голове, а затем засовывает руку в карман, чтобы достать угощение в виде косточки, но ничего не находит.

Пустой карман.

От разочарования, Бетти вздыхает и закрывает глаза. Кирстен не получала никаких писем и ключей. Если бы получила, она бы не сидела вот так на открытом пространстве в парке, делая из себя удобную мишень.

Если бы она получила один из конвертов, отправилась бы прямиком в Хранилище Судного дня, но Бетти знает, что она туда не ходила.

Кирстен не получала предупреждений, и больше нет времени отправлять новые. Бетти придется подойти к ней напрямую. Она этого не хочет. От этой мысли Бетти покрывается потом. Бетти вытирает пот над верхней губой согнутым пальцем, который пахнет теплой кожей и собачьей шерстью.

Листья над ее головой колышутся от ветра, ветви березы шепчут. Бетти игнорирует голоса. Ей нужно сосредоточиться. Ей нужно сохранять ум ясным.

Путь вперед очевиден: Бетти придется заставить себя это сделать.

Бигль напрягается и высоко и протяжно скулит. Бетти открывает глаза. Кирстен исчезла.

Продолжение следует…