Свадьба в Катманду

9

— Я хочу быть понятым однозначно и до конца. — В голосе Энгельбаха звучала твердость. — Я позволил себе непростительную для археолога слабость: нетерпение. В результате дело могло обернуться гибелью человека. Больше этого не повторится. Никакой спешки, никаких взломов. Только ясный план, тщательная техническая подготовка и отработка всех деталей.

Он пристально оглядел коллег, расположившихся вокруг стола в штабной палатке, и продолжал:

— В Катманду прибыли заказанные мною еще в Дели перископ и щупы. Надо доставить их сюда. Далее. У меня есть просьба к вам, Игорь. Речь идет о газоанализаторе, портативной модели. Не могли бы вы обратиться в Ташкент с просьбой срочно выслать нам один экземпляр на пару недель?

— Пожалуй, смогу, — кивнул Игорь. — У нас в институте имеются портативные газоанализаторы, правда, нашего, местного производства.

— Вот-вот. Именно они меня интересуют. Они удобней и надежней индийских. А заказывать американские у нас нет ни времени, ни средств.

— Сделаем, — заверил Игорь. — Ребята помогут.

— В таком случае распределяемся так: вы немедленно отправляетесь в Катманду, а мы изучаем устройство и содержимое этой каменной ямы.

— Да, но при чем здесь газоанализатор?

— Действительно. Совершенно непонятно… — наперебой заговорили Бехал и Дэн.

— Пока ни при чем, — развел руками Энгельбах. — Просто интуиция, если хотите. Обжегшись на молоке, дуем на воду.

С первой минуты совещания Игорь увидел, что Вика со своей тетрадкой сидит на обычном месте, и словно камень спал с его души. Правда, она демонстративно не замечала его, но это уже было не самое главное. Главное, она здесь, рядом.

Он еще успел перекинуться парой слов с отцом Дэвики Тамракаром и побежал собирать свою дорожную сумку.

Уже садясь в «тойоту», Игорь огляделся по сторонам. Вики поблизости не было.

В Катманду стояла жара, особенно заметная после горной прохлады. В местном отделении ЮНЕСКО Игорь убедился, что все, заказанное Энгельбахом, готово к отправке в экспедицию, дозвонился до Ташкента, договорился насчет газоанализатора и, хотя вылезать из-под мощного кондиционера офиса ЮНЕСКО очень не хотелось, решил все-таки сделать еще одно задуманное им дело.

Он попросил шофера «тойоты», разбитного, веселого Лакшмана, отвезти его в кампус, то бишь городок Трибхуванского университета.

Она долго не появлялась, и Игорь уже стал нервничать. Поглядывая на часы, он мерил шагами холл женского общежития и в душе ругал еще более строгие, чем у себя на родине, порядки: его не только не пустили в здание, но не хотели пускать даже в холл.

Никогда в жизни ему бы не могло прийти в голову, что она уже давно стоит на лестничной площадке второго этажа и через окно, выходящее в холл, смотрит на него. А если бы он еще увидел этот взгляд, он бы, может, понял в себе что-то новое. Она не отрывала от него глаз; застыв в неподвижности, она следила за каждым его движением, и казалось, что она то ли шепчет что-то, обращаясь к нему, то ли беззвучно поет длинную тихую песню.

А вышла она неторопливой, спокойной походкой и взглянула на него с обычной, вполне сдержанной приветливостью.

— Здравствуйте, товарищ Игорь Васильевич.

— Привет, практикантка!

— Вы меня должны извинить, товарищ Игорь Васильевич… что я не встретила вас, когда вы приехали в Катманду, но я не знала это.

Она говорила очень старательно, словно заранее заучила эти слова.

— О, я вижу, твой русский язык стал еще лучше.

— Вы, наверное, шутите… над меня.

— Ну что ты, и не думаю. — Игорь протянул ей записку от отца.

Дэвика развернула записку, пробежала ее глазами.

— Он пишет… чтобы я помогала вам. Что-то случилось?

— Да нет, не волнуйся. Просто я хочу найти одного мальчишку.

Лакшман повез их в старый Катманду, на площадь Ханумана.

— Я преподаваю в университет и… работаю для диссертации, — рассказывала Дэвика.

— А живешь в общежитии?

— Пока да. У нас трудно найти квартир… дорого.

— Ну что ж, значит, надо отыскать богатого жениха.

— Вы опять шутите.

— Нисколько. Как ни крути, а женщина должна оставаться женщиной. Женой, матерью, хранительницей очага…

— Непальские мужчины тоже… думают так, — отозвалась Дэвика.

— А ты с ними не согласна?

— Я? Раньше — нет… — Она отвела взгляд. — А теперь — не знаю… У нас девушки много говорят об этом. Иногда спорят… целый ночь, даже, как это… ссорят. Но результат… всегда одинаковый.

— И каков же он?

— Родители тихо, спокойно… договаривают и однажды дают их замуж… совершенно неизвестному человеку. И это кончает все… университет, наука и споры.

— Да, — протянул Игорь. — Невеселый конец. Ну что ж, наверное, единственный выход — самой проявить инициативу и найти человека. А?

— Наверное, — тихо и не глядя на него, отозвалась Дэвика. — Только это… так трудно. Невозможно… никак.

— По-моему, сюда, — указал Игорь, и они свернули в узенький переулочек.

В глубине переулка стайка мальчишек играла в орехи.

— Мальчик! — позвала Дэвика на непали. — Подойти сюда!

Один из мальчишек подошел к ней.

— Скажи нам, где тут живет Кират? Он чуть постарше тебя.

Не сводя с них глаз, мальчишка пятился назад.

— Подожди, куда ты? Он еще говорил, что у него есть братишка…

Мальчишка стремглав кинулся по переулку. На бегу он что-то крикнул остальным детям, и их в секунду словно ветром сдуло.

Игорь и Дэвика переглянулись. Пожав плечами, Дэвика решительно заглянула в ближайшую подворотню. Маленький, тесный дворик был пуст, лишь какая-то бродячая собака рылась в углу в куче мусора. Дэвика уже хотела двинуться дальше, но вдруг заметила в сторонке, в тени какой-то ветхой арки, дымок, кольцами вьющийся во дворик. Под аркой оказалась крошечная каморка, сколоченная из остатков каких-то ящиков и сломанных досок. Дэвика заглянула в каморку. Там, на куче тряпья, сидела меднолицая старуха-тибетка с трубкой во рту. Прикрыв глаза, она курила и покачивалась.

— Тетушка, — обратилась к ней Дэвика. — Вы не знаете, где здесь живет мальчик по имени Кират? Такой небольшой, у него еще братишка есть…

Старуха приоткрыла щелочки-глаза, взглянула на Дэвику и прикрыла их вновь.

— Тетушка… — Дэвика положила перед тибеткой мелкую купюру.

— Нет Кирата, — проговорила старуха, и купюра исчезла. — Убили его.

— Убили? Кто?

Старуха снова приоткрыла глаза и снова прикрыла их.

— Э, внучка. Спроси что полегче…

Сзади подошел Игорь. Дэвика порылась в кармане, сунула в сухую старушечью ладонь еще несколько рупий. Старуха сжала кулачок:

— Какие-то чужие люди сделали это. Плохие люди, внучка. Раньше здесь таких не было… Видно, чем-то помешал им мальчишка, вот они его и зарезали.

Дэвика перевела все это Игорю, и он изменился в лице.

— А она не ошибается, нет?

— Стара я, чтоб в таких вещах путаться, — ответила тибетка. — Сама в полицию ходила, когда его нашли… сама видела.

— Это он из-за меня погиб, — вдруг понял Игорь.

— Как… за вас? — испугалась Дэвика.

— Так, из-за меня! Он в день нашего приезда предупредил меня, что за нами следят, и за это с ним рассчитались.

— Но кто… мог сделать? — не понимала Дэвика. — У нас нет гангстеров!

— Значит, появились чужаки, приезжие… Постойте… а где его братишка?

Дэвика повернулась к старухе.

— А вон он! — Не открывая глаз, старуха ткнула трубкой в сторону.

Игорь обернулся. Рядом с каморкой, в самом темном углу под выступом арки виднелась ниша. В ней на низкой приступочке одиноко и безмолвно сидел малыш лет четырех-пяти в каких-то лохмотьях. Его огромные черные глаза только раз взглянули на пришедших и снова померкли. В полутьме ниши смутно рисовалось хрупкое, исхудалое тельце, тонкая шея, руки, теребящие какую-то замызганную тряпичную куклу.

— А почему он здесь, не дома? — спросил Игорь.

— А это и есть его дом, — отозвалась Дэвика. — Другого у него нет.

— Не ест, не пьет… — пробормотала старуха. — Все ждет брата.

— Как его зовут? — спросил Игорь.

— Суреш, — сообщила старуха.

— Суреш! — позвал Игорь.

Мальчик не шелохнулся.

— Суреш, братишка!

— Подождите, — остановила Игоря Дэвика. У нас редко называют детей по именам.

Она приблизилась к малышу, улыбнулась ему.

— Намастэ, канчхо[10].

— Намастэ, — отозвался малыш.

— Во что ты играешь, канчхо? — продолжала Дэвика на непали.

— Вот. — Суреш показал куклу. — Это наша мама. Я разговариваю с ней.

— Ты не голоден, канчхо? Хочешь поесть? Пойдем, я угощу тебя пирожками с горохом.

Малыш заколебался.

— И запьем их кока-колой. Ну что, двинулись?

Малыш сглотнул слюну и вздохнул:

— Нет. Я буду ждать Кирата. Он сказал, чтобы я никуда не уходил. Я буду ждать его.

Дэвика оглянулась на Игоря, перевела ему сказанное.

— Послушай, канчхо… — Игорь присел перед мальчиком на корточки. — Я вот… — Игорь вытащил из сумки статуэтку Шивы, купленную у Кирата. — Вашего бога вам обратно привез.

— Наш Шива! — просветлел малыш. — А где Кират?

— Кират? — Игорь путался в английских, русских и даже узбекских словах. — Он… далеко. Я сам его ищу… понимаешь? Пойдем, братишка, вместе поищем Кирата. Пойдем?

Суреш помедлил немного и поднялся.

— Пойдем.

Он увязал в узелок какое-то тряпье, сунул туда свою куклу.

Старая тибетка на миг приоткрыла глаза-щелочки, потом снова прикрыла их.

Суреш поедал очередной пирожок с горохом, прижимая другой рукой к груди банку кока-колы.

Дэвика качала головой:

— Что делать? Он совсем маленький, один не выживет…

— А приюта какого-нибудь нет?

Они перешли на английский, так было легче для Дэвики.

— Есть, но надо искать место, хлопотать…

— Ну что ж, я все равно не могу его оставить. — Игорь повернулся к малышу. — Ну что, канчхо, доел? Тогда двинулись.

— Но куда? — спросила Дэвика.

— В отель. У меня заказан номер в «Шератоне».

— Вас могут туда с ним не пустить.

— Почему? — возмутился Игорь. — В конце концов, это мой братишка, он имеет право жить со мной!

— Да погодите вы! — Дэвика преградила ему путь. — Посмотрите на него. Его же надо помыть, переодеть, накормить по-человечески!

Игорь взглянул на Суреша, и пыл его поугас.

— Да… это верно.

Малыш, чумазый и взъерошенный, беспокойно оглядывал то Игоря, то Дэвику, потом дернул за руку Игоря:

— Даджу, мы пойдем искать Кирата?

Дэвика перевела.

— Обязательно. Мы будем искать его вместе, — ответил Игорь.

— Тогда так, — решила Дэвика. — Едем к нам в общежитие.

Через час несколько девушек уже отмывали Суреша во дворике кампуса. Одна грела воду, другая ее подносила, третья мылила дрожащее, отвыкшее от воды тельце, четвертая простирывала тряпье из узелка.

Игорю тоже нашлось дело. Он наломал сухих веток и следил за огнем под бачком, установленным на кирпичах.

Над развалинами монастыря Чарумати веяла прохлада. Было солнечно, но свежо. Высоко над головой, над ближайшим снежным пиком, курилась легкая дымка. Это там, на высоте, штормовой ветер с Тибетского нагорья срывал с вершины сугробы снега и ледяной крошки. Этот ветер и нес прохладу.

Дэн Тарновски работал у самого входа в подземелье. Из кучи каменных обломков, извлеченных со дна «ловушки номер два», как решили называть пропасть за второй каменной «дверью», он пытался сложить то, что они когда-то собой представляли: сдвигающиеся опоры ложного пола.

Сзади к нему подошла Вика, остановилась молча, долго следила за его работой. Она была в каком-то открытом, легком сарафанчике, который ей очень шел.

— Ну как, похоже? — спросил Дэн, не оборачиваясь и разглядывая сложную композицию из каменных фрагментов, собранную им.

— По-моему, очень.

— Вы так думаете?

— Уверена.

— А я нет. — Дэн склонился над обломками.

— Дэн, — позвала Вика. — В прошлый раз вы сказали, что в тайнике обязательно должно быть… что-то ценное. Вы уверены в этом?

— Разумеется, — отозвался Тарновски. — Иначе что бы мы тут с вами делали?

— А что это может быть конкретно?

Дэн оторвался от работы, обернулся к ней.

— Например, золото. Древнее красное золото.

— И много?

— Много. — Тарновски пристально смотрел на нее. — Сотни килограммов. Полтонны. Тонна! Вам достаточно?

— Ну что вы! — засмеялась Вика. — Я не такая жадная. Мне бы хватило и какой-нибудь доли.

— Да? Какой же?

— Ну, не знаю, — улыбалась Вика. — Скажем, сотой…

— Сотой? Это не так мало. — Тарновски то ли шутил, то ли был серьезен. — А потом, вы уверены, что этого вам хватило бы?

— Ой, да, конечно, — мечтательно вздохнула Вика. — Уж я бы тогда…

— Что?

— Прежде всего, уехала бы отсюда. Навсегда.

— Вот как.

— Да! — Она тряхнула головой. — Хватит с меня этой вшивой экзотики, этих «духовных вершин», обсиженных мухами, этих ступ… Довольно, я сыта ими по горло.

— И хотели бы жить где-нибудь в Штатах, — подхватил Дэн.

— Вы всегда так угадываете?

— Нет. Только когда это нетрудно.

У него была прекрасная улыбка: теплели глаза, и между густой бородой и усами открывались очень белые зубы.

— Кстати, давно хочу спросить вас… — начала Вика.

— Я знаю, о чем. Женат ли я.

— Опять вы угадали.

— Говорю же, это нетрудно. Так вот, отвечаю: нет и не собираюсь.

— Позвольте узнать: почему?

— Я признаю только свободное чувство. Не обремененное узами.

— Но чувство все-таки признаете…

— Естественно. Я нормален. Не гомосексуал. Не монах. Но и не романтик-однолюб. По-моему, это просто скучно.

— А вы не любите скучать, — подсказала Вика.

— Очень не люблю. Если скучно — не стоит и жить, ей Богу.

— Вот видите, и я угадала.

— О да, — засмеялся Дэн. — По-видимому, это тоже не очень трудно.

— А можно жить так, чтобы никогда не было скучно?

— Конечно. Главное — не бояться. Не бояться рисковать. Не бояться идти к новому. Искать. Начинать все сначала. Ничего не бояться.

Он смотрел ей в глаза не улыбаясь, и какая-то сила исходила от этой крепкой, тяжелой фигуры, загорелых рук и рыжеватой, очень густой шевелюры.

— А знаете, — сказала Вика, — с вами очень интересно разговаривать.

— Взаимно, миссис. — Дэн оглянулся. — Как вы думаете, не съездить ли нам в ближайший городок и не выпить ли пару коктейлей со льдом?

— Почему нет? — улыбнулась Вика. — У моей машины полный бак, и я знаю один придорожный ресторан неподалеку. Там настоящий шотландский виски. Я там была как-то…

— Одна? Без Игоря?

— Представьте себе, да.

Дэн развел руками:

— Вот этого я бы ни за что не смог угадать.

— Ага, вот видите! — Неотразимые Викины глаза смеялись. — Погодите, я вас еще не так удивлю.

Взревел мотор, и старенький «пежо» укатил куда-то в дымку серпантина.

Этой же ночью над древним монастырем разразилась гроза. Тяжко ударил гром, заблистали молнии, особенно близкие и ослепительные здесь, в горах, хлестанул дождь.

В полночь рослая темная фигура в накидке прокралась вдоль разрушенной стены к пролому, где недавно была первая, рухнувшая «дверь» тайника, а теперь круглосуточно дежурил полицейский пост, и в шуме дождя тихо, неслышно протянула руку к горлу отвернувшегося от холодных струй постового. В темноте послышались сдавленный вскрик, щелчок предохранителя, взрыв смеха и ругань.

— Тьфу… дьявол… За такие шутки по зубам дают!

— А ты не зевай!

— Пошел ты… знаешь куда!

— Да ладно тебе! На, закури.

Вспыхнула спичка, потянулся дымок сигареты.

— Как думаешь, за неделю закончат? — спросил постовой.

— Должны, — отозвался сменщик, все еще улыбаясь в темноте своей шутке. — Ты же сам видел, как они спешат. Сегодня всю подготовку сделали, даже дырки начали намечать. Теперь какой-то новый прибор ждут.

— Скорей бы уж.

— А ты что, на свадьбу опаздываешь? — снова хохотнул сменщик.

— На похороны! — мрачно буркнул постовой. — Что ж, по-твоему, все лето здесь торчать, да?

— А что? Чем плохо? — беззаботно отозвался сменщик. — Жратва бесплатная, жалованье идет! Да хоть на все лето, я согласен! — Он опять засмеялся. — А на похороны ты, брат, зря спешишь. Туда не опоздаешь!

— Ладно, пока! — Постовой отбросил окурок. — Смотри не спи. Сегодня офицер ходит, проверяет.

— Да меня сейчас хоть камнем по темени! Ни в одном глазу! Днем выспался!

Шаги постового быстро затихли в темноте, и сменщик остался один. Он еще улыбался.

— Господин профессор! Господин Энгельбах! — приглушенно звал полицейский офицер в намокшей накидке, отстегивая дверь палатки. — Вставайте! Случилось несчастье!

Ночной сменщик, тот самый весельчак, лежал ничком на каменном полу подземелья. В свете фонарей была видна зияющая кровавая рана на его затылке. Его приподняли, перевернули. Открылось смуглое, чистое юношеское лицо с остановившимися глазами. Он был мертв.

— Ударили умело, всего один раз, — сказал офицер.

Труп унесли.

— А там? Что там? — срывающимся голосом спросил Энгельбах.

— Идемте. И там есть на что посмотреть. — Офицер первым двинулся в каменный проход.

Пропасть, или «ловушка номер два», была уже вся забрана лесами из бамбуковых шестов, и на ту сторону, к «двери» в стене, вел легкий, но прочный мостик. В конце мостика, перед самой «дверью», виднелось еще одно, распростертое на бамбуковых жердях тело. Офицер осветил его фонариком. Человек лежал на боку, обхватив руками горло. На его лицо было страшно смотреть: оно застыло в каком-то мучительном оскале, словно человек задушил сам себя. Рядом валялся ультразвуковой вибратор; в «двери» зиял небольшой пролом.

Но Энгельбаху уже было не до подробностей. Едва увидев лицо мертвеца, он вскинул руки и отчаянно крикнул:

— Назад! Все назад! Отравляющие газы!

Эти слова молнией разнеслись по лагерю экспедиции. Началась паника. Часть рабочих кинулась прочь из монастыря, кто-то закричал о возмездии богов, кто-то стал крушить палатки, заколебались и растерянные полицейские, и, если бы не Тамракар Биджаи, властным окриком остановивший своих горцев, неизвестно, чем бы все кончилось.

Они втроем — Энгельбах, Тамракар и офицер полиции — с трудом успокоили рабочих и отвели всех участников экспедиции подальше от входа в монастырское подземелье, на горный склон у дороги. Затем вернулись. Во дворе монастыря к ним присоединились Шарма и Дэн.

Теперь надо было действовать, и действовать решительно.

— Респираторы, — в ужасе шептал Энгельбах. — Неужели мы забыли в Дели респираторы?

Бросились в штабную палатку, и респираторы, конечно, отыскались. Отыскались и защитные балахоны с резиновыми перчатками и кислородные приборы, без которых не работает ни одна серьезная подземная или высокогорная экспедиция.

Через несколько минут, облаченные с ног до головы, двинулись к «двери». Работая поочередно, в две смены, быстро закрыли пролом, закупорив его несколькими слоями целлофановой пленки. И только после этого, убедившись, что никаких признаков новых отравлений ни у кого нет, вздохнули облегченно.

— Что же все-таки произошло? — спросил Шарма, когда они поднялись из подземелья во двор и стащили с лиц маски и респираторы.

— Очередная ловушка. Отравляющий газ, — объяснил Энгельбах. — Состава мы не знаем, но, думаю, это что-то из неизвестных нам сверхстойких соединений. Грабитель пробил дыру и, очевидно, захотел сразу заглянуть в нее. Вот и вдохнул полной грудью.

— А офицер? А вы?

— Видимо, газ все же потерял свою убойную силу за эти века, — заметил Дэн. — Иначе бы мы все давно были там, где те двое.

— Да, вероятно, так, — подтвердил Энгельбах. — К тому же за счет объема колодца и прохода резко упала концентрация. Но мы не знаем, как обстоит дело там, за «дверью»…