Свалка

Глава 23

Они не успели выпить ничего, сразу после слов Деда он вдруг увидел свою жену, давно сгинувшую в лабиринте критских борделей, бросив его одного подыхать от алкоголизма на мусорной свалке. Она стояла обнаженная, повернувшись к нему лаковой задницей, и улыбалась через плечо – за ней открывалось бездонное пространство, заполненное зелеными огнями.

Она кивнула, и он, не раздумывая, как всегда, шагнул вслед за ней в пропасть, в которую она его не взяла когда-то. Теперь они были вместе, но здесь - теперь не имело никакого смысла, здесь было – всегда и нигде, на расстоянии миллионов световых лет, они вращались, прижавшись друг к другу, в потоке зеленых огней и межогненного пространства.

- Где? – спросил он с расстояния в миллионы парсеков. – В п…де, - ответил насмешливый голос ему в ухо, и когда он понял, что это ее голос, он начал избивать ее со всей ненавистью, со всем отчаянием и со всей злобой, накопившейся за миллионы световых лет в пустоте.

Она расхохоталась зеленым смехом, каждой изумрудной нотой, причинявшим невыносимую щекотку каждой клетке его тела – упавших на твердую, черную поверхность.

Здесь было холодно и пахло гиацинтом. Но он ощутил теплые руки жены на своей шее и сразу согрелся, ощутив ее запах, поверхность стала мягкой под их телами, и разгорелся теплый, фиолетовый свет.

Она легко отстранилась и села, скрестив ноги, ее голову венчала корона черных волос, ее тело было голубовато-белым, рот, соски и половые губы – цвета артериальной крови, а глаза – как медная зелень.

- Ну, хватит дутья, - сказала она и капризно шлепнула его по колену, - Почему тебе всегда плохо, когда мне хорошо? – Тебе хорошо? – спросил он. – Мне хорошо и будет еще лучше, все зависит от тебя. – Почему от меня? – Потому, что все зависит от тебя, - она подняла обе руки ладонями вверх, - Неужели ты не понимаешь? – Не понимаю. – Какой ты глупый, - она скривила синеватые губы, - Все будет так, как ты захочешь. Чего ты хочешь? – Вот это, - он показал пальцем ей между ног. Мгновенно его накрыла горячая, трепещущая, пахучая плоть – он задыхался, пульсировал, бился – и вдруг выскользнул – мокрый, скользкий, дрожащий. Перед ним была тьма. – Эй! – окликнул голос сзади. Он обернулся. – Это все, на что ты способен? – насмешливо спросила жена, - Попробуй еще! – Сгинь! – выкрикнул он – и она исчезла.

Фиолетовый свет разгорелся сильнее. – Делай, что хочешь, - сказал бесполый хрустальный голос в фиолетовом свете, - Ты есть закон. – Меня нет, - ответил он в фиолетовый свет, - Я есть смерть. – Как хочешь, - согласился голос. И свет погас.

Он висел, как муха в глыбе черного льда. Не двигаясь, прошли зоны безвременья, лед треснул хрустальным голосом, - Ты здесь?- Я здесь. – Ты не можешь уйти, потому, что некуда уходить, - сказал голос во тьме, - Смерть и жизнь – это только слова. Ты – закон слов. Ты можешь выбирать – всегда оставаясь на месте, которого нет. – Я не хочу. – У тебя нет выбора. – Почему я? – Ты прошел через завесу. – Кто такой ты? – Кто хочешь.

Медленно разгорелся теплый, янтарный свет. Зеленые волны лизали белый песок, солнце стекало по ее смугло-золотому телу, ее голову венчала корона черных волос, ее глаза были цвета моря. – Ты всегда получаешь то, что хочешь, - весело сказала она и шлепнула его по бедру. Он дернулся, как от укуса змеи. Ее глаза стали темно-фиолетовыми, - Ты не можешь не хотеть. И ты будешь возвращаться снова и снова. Потому, что сны приходят, а реальность – это вечное возвращение. Теперь ты уже не сможешь заснуть – никогда. – Она вскочила на ноги, красота ее обнаженного тела была – как удар молнии. – Никогда! Никогда! Никогда! – она высунула язык, - Катится, катится колесо! – Вокруг нее начала сгущаться фиолетовая тьма, пока не остался только белый росток ее тела, который слепящей болью пророс в его мозгу. Он закричал, крепко зажмуривая глаза.

И проснулся, скособочившись, на садовой скамейке, газета выпала из его рук, очки повисли на одном ухе – заснул на солнышке. Мимо спешили по своим делам люди, кряхтя, он нагнулся, поднял газету и, опираясь на палку, побрел домой. Ему спешить было некуда, день выдался ясный и солнечный, но на сердце было почему-то тяжко, и вдруг он вспомнил, что Юлька умерла неделю назад.

Сразу потемнело, вспыхнуло болью в груди, палка косо поехала из-под ног, и асфальт брызнул ему в лицо серыми, ватными осколками.

Колесо, как сердце, стучало в темноте – тук-тук, тук-тук, тук-тук, и под стук колеса разгорался тусклый, серый свет.