Сваты

Она знала, что ей следует извиниться, но слова застревали в горле. Дори всей душой желала, чтобы он ушел и она могла бы пострадать в одиночестве.

— Признаю, что видел тебя и в лучшем настрое­нии.

Прошла долгая минута перед тем, как Гевин за­говорил вновь, но Дори прекрасно видела, что те­перь он совладал со своим гневом.

— На Пятой авеню ставят пьесу Саймона. Как думаешь, ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы сходить туда завтра вечером?

Приглашение было настолько неожиданным, что она застыла на месте. Казалось, мышцы ее горла парализованы, поэтому она смогла лишь едва за­метно кивнуть.

— Я заеду около семи пятнадцати. Хорошо?

И снова Дори смогла ответить только кивком. Ге­вин повернулся, чтобы уйти, но внезапно останови­лись возле двери:

— Позаботься о себе.

— Я... я так и сделаю, — пробормотала она. Дори услышала, как закрылась входная дверь, и только тогда задрожала от ужаса. Что с ней? Она вела себя с Гевином как сумасшедшая. Она так и не узна­ла, что же он намеревался сказать ей.

Дори продолжала обвинять себя и чувствовать не­уверенность и на следующий день. Возможно, имен­но благодаря этим ощущениям она потратила день­ги на стрижку и укладку. Причем сделала это так, как никогда ранее даже не думала. Дори хотела по­просить стилиста сделать что-нибудь новое и по­трясающее, позволяющее выглядеть ей сексуально и утонченно, а может быть, и стройнее. Но все же решила не делать этого — женщина занималась во­лосами, а не магией.

Дори не могла вспомнить ни одного свидания, которое потребовало бы от нее столько приготов­лений, даже выпускной вечер в школе. Она купила обтягивающий комбинезон с необычным названи­ем: «Рапсодия в фиолетовом». На этикетке было на­писано, что это элегантная, динамичная вещь, соз­данная для свободных духом женщин, а сегодня ве­чером она хотела быть именно такой. Дори еще раз напомнила себе, что люди должны быть щедрыми в рождественское время, а кроме того, она заслу­жила некую щедрость и для себя и вытащила кре­дитку, молясь, чтобы сумма не вышла за пределы ее кредитного лимита.

Оказавшись дома, Дори прошла в спальню и вни­мательно осмотрела только что приобретенную об­новку. Комбинезон был светло-лилового цвета и мяг­ким на ощупь. Его покрой был простым, но, судя по той сумме, которую она выложила, он, должно быть, был сделан из чистого золота. Глубокий треугольный вырез на спине делал этот наряд самым смелым из тех, что составляли ее гардероб.

Дори пораньше отвезла Денни в дом своих роди­телей, поэтому к семи вечера она была полностью одета и готова. До приезда Гевина оставалось время, и она взяла газету, чтобы найти объявление о пред­ставлении, на которое они собираются с Паркером. Он упомянул о комедии, но не сказал, какая именно комедия идет. В газете она нашла афишу на целую страницу, которая оповещала о спектакле «Странная пара». Дори рассмеялась — описание представления подходило им с Гевином просто идеально. Она ни разу не видела более странную пару, чем они сами. Паркер приехал именно в то время, в которое и го­ворил. И когда Дори открыла дверь, он удивленно посмотрел на нее.

— Привет, — сказала она робко, продолжая вы­соко держать голову.

— Здравствуй... — Казалось, Гевин онемел. Он вошел в комнату и ни разу не оторвал от нее взгля­да. — Для женщины, которой уже не двадцать, ты выглядишь отлично.

— Я посчитаю это за комплимент, — ответила До­ри, припоминая вчерашние слова подруги. Она гор­дилась тем, что не попалась на крючок. Любая реак­ция от Гевина была плюсом, а уж положительная сто­ила каждого цента, потраченного на комбинезон. — Ты и сам выглядишь неплохо.

— То же самое говорят мне мои бесчисленные спут­ницы. — Он поправил галстук и подарил ей одну из своих ослепительных улыбок.

Это было еще одно заявление со скрытым смыс­лом, которое лучше всего проигнорировать. Дори взя­ла сумочку в античном стиле, украшенную тысячей мельчайших бусинок. Она понимала, что если сейчас они потратят время на выпивку, то позже у них будут проблемы с нахождением места на парковке.

Гевин немного помедлил, будто ожидая от нее ка­кого-нибудь предложения, но ей внезапно стало не по себе — Дори беспокоилась о дороге к театру, проб­ках и прочей житейской суете.

— Нам, наверное, пора выезжать, — решительно сказала она.

Гевин нахмурился и посмотрел на стенной шкаф в прихожей.

— А пальто? — спросил он.

— Оно мне не нужно, — упрямо ответила Дори.

Женщины ведь не носят «Рапсодию в фиолето­вом» с длинным голубым пальто! Этот комбинезон был создан для тонкой шелковой шали, а никак не для шерсти.

— Дори, не будь смешной! На улице почти мороз. Ты не можешь выйти на улицу без верхней одежды.

— Все будет хорошо, — настаивала она.

— Нет, ты замерзнешь.

Дори неохотно прошла по коридору и открыла дверь стенного шкафа, а затем вытащила зимнее пальто.

— Удовлетворен?

— Да, — раздраженно вздохнул он, засовывая руки глубже в карманы.

Дори подозревала, что он борется со стремлением задушить ее.

— Я разрушаю целостность своего образа, — про­бормотала она недовольно, следуя за ним по направ­лению к двери.

Их места в театре были превосходными, и актеров можно было видеть великолепно. Но Дори с трудом могла сосредоточиться на героях и сюжете. Хотя Гевин и сидел рядом с ней, они казались двумя незна­комцами, если судить по тому вниманию, которое он уделял ей. Паркер не прикасался к ней, не держал за руку и никоим образом не давал понять, что помнит о ее присутствии. Кроме того, когда вокруг них раз­давался смех, его губ не коснулась даже мимолетная улыбка. Его мысли, казалось, витают где-то в другом месте, да и ее внимание было сосредоточено далеко не на постановке.

Во время антракта она поставила себе цель об­ратить на себя его внимание. Ведь она потратила на приготовления столько времени, денег и усилий. И она намеревалась добиться своего.

Ее план был очень коварным. Когда поднялся за­навес для второго акта, Дори положила ногу на ногу и позволила ремешку обуви упасть на пол. Она на­гнулась, чтобы поправить его и притворилась, что нечаянно дотронулась локтем до его колена. Дори поняла, что добилась успеха, когда увидела, как Гевин сам положил ногу на ногу, чтобы избежать по­вторного прикосновения. Вторая часть ее плана со­стояла в том, чтобы положить руку на подлокотник между их сиденьями. До того, как он смог понять хоть что-то, она обвила пальцы вокруг изгиба его локтя. Практически сразу она почувствовала, как на­пряжение покидает его, будто Гевин и сам желал ее прикосновений, даже жаждал их. Но этого ведь не могло быть! Если это то, что он чувствовал, почему он просто не взял ее за руку? Гевина нельзя было назвать робким мужчиной. Его нежелание прика­саться к ней заставило ее сомневаться в своих пред­ставлениях о том, почему он пригласил ее сюда. Когда вчера Гевин признался в том, что он напуган, его чувства не были преувеличены. Должно быть, открытие и без того было трудным испытанием для него, а она небрежно кинула это ему в лицо, а затем обрушила на него собственные обвинения. Он хотел быть с ней, наслаждался ее обществом и, возможно, даже влюбился в нее. Ранее Гевин сказал, что ску­чал по ней всю неделю, а она оттолкнула его своей яростной тирадой. Сейчас Дори хотела застонать и заплакать из-за своей собственной глупости.

Она хотела обнять его и умолять о прощении. Она желала услышать, что же он собирался сказать ей. Сожаление, сомнение и неуверенность — все смеша­лось в ее голове, и ей не было никакого дела до того, что происходит на сцене.

О господи! Мог ли Гевин понять, что любит ее? Может быть. Даже если он не был готов справиться со своими чувствами, он мог хотя бы решиться на их обсуждение. А она прогнала это чувство. Она насме­халась над ним своими грубыми предположениями, осуждая его еще до того, как он заговорил. Дори за­крыла глаза, чувствуя боль от своей собственной вы­ходки.

И в то самое мгновение, когда все эти сомнения начали одолевать Дори, Гевин опустил свою ладонь на ее руку, сжав тонкие пальцы.

Дори не могла дышать, не могла двигаться. Про­шла вечность до того, как она скинула оцепенение и повернулась к нему, заметив нечто чудесное. То, что она увидела, едва не заставило ее разрыдать­ся. Его глаза были нежны и ласковы, выражение его лица могло заставить ее упасть перед ним на ко­лени.

Представление закончилось, и они вежливо за­аплодировали только потому, что так делали осталь­ные. Когда люди начали вставать, Гевин и Дори тоже поднялись, но его ладонь продолжать удерживать ее руку.

Дори прежде не чувствовала такую глубокую связь с другим человеком. Он признал, что был на­пуган, но и она была далеко не спокойна. Дори не ожидала, что сможет достучаться до этого мужчины так легко. Она любила его, но думала, Гевину понадобится куда больше времени, чтобы осознать свои чувства.

— Мне понравилось представление, — хрипло ска­зал он, помогая ей надеть пальто.

— Да, оно превосходное.

Ее душу затопили эмоции. Но если он и заметил ее состояние, то не подал виду. Дори потребовались все силы, чтобы не обвить руки вокруг его шеи и не коснуться поцелуем его губ. Она слегка улыбнулась, подумав, что если бы Гевин узнал ее мысли, то был бы благодарен ей за сдержанность.

Дорога до ее дома заняла очень мало времени. Он остановился у обочины, но его рука осталась на руле.

— Денни сегодня у бабушки с дедушкой?

У Дори было впечатление, что он спрашивает это не для поддержания разговора, а потому, что желал остаться с ней наедине. Ее сердце бешено засту­чало.

— Д-да.

— Тебе опять нехорошо? — Он с сомнением по­смотрел на нее.

— Нет, все в порядке. — Дори проклинала эту жизнь за все ее сложности. — Может, зайдешь и выпьешь кофе?

Они оба знали, что приглашение — всего лишь предлог. Когда Гевин обнимет ее, она не хотела, чтобы за этим наблюдала половина округи. Двига­тель машины до сих пор работал, и Гевин демон­стративно посмотрел на часы.

— В другой раз, — сказал он. — Уже поздно. Десять двадцать пять — это не поздно! Если Дори была сконфужена раньше, это было ничто по сравнению со множеством эмоций, которые сбивали ее с толку сейчас.

— Ты что-то хотел сказать вчера. — Она старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и невозмутимо. Она выдавила улыбку, несмотря на прерывающийся го­лос. — Я даже не могу придумать, как извиниться за мое вчерашнее поведение.

— Дори, ты абсолютно непредсказуема.

— Ты хотел что-то сказать мне? — повторила она.

— Да. — Он замолчал, и Дори увидела, что его пальцы на руле напряглись. — Как я и сказал, наши отношения становятся слишком глубокими.

— Да, — нежно прошептала она с любовью в гла­зах.

— Я не планировал ничего подобного.

— Я знаю. — Ее горло судорожно сжалось, она говорила с трудом.

— В свете того, что произошло в Сан-Франци­ско... — Он помедлил. — Мы достигли десяти в на­шем поцелуе, и ты сама сказала, что у нас серьезные неприятности. Только Господь знает, каким будет наш следующий шаг.

— Я помню свои слова.

Кого он пытался обмануть? Они оба знали, к чему они двигались теперь, и это была далеко не кухня. Дори не понимала, почему он отгораживается от нее таким образом.

— Дори, — сказал он, прочищая горло. — Я ду­мал, что, возможно, мы видимся слишком часто. Может быть, было бы лучше притормозить на не­которое время.

Никакие другие слова не могли быть более не­ожиданными. Все это время она ожидала услышать признание в любви, а он хотел сказать, что желает уйти. К ужасу Дори, ее глаза наполнились жгучими слезами, и она яростно пыталась их сморгнуть. Дори схватилась за дверную ручку в стремлении убежать. Какой же дурой она была!

— Конечно, — смогла, запинаясь, пробормотать она. — Как считаешь нужным.

Дверь машины распахнулась, и Дори вылезла на­ружу с такой бешеной спешкой, что не споткнуться было невероятной удачей.

— Спасибо за представление. Оно было велико­лепным.

Не став ждать ответа, она хлопнула дверцей и по­спешила к дому. Дори услышала, как открылась и за­крылась дверца с его стороны, и это заставило ее не­довольно вздохнуть и попытаться взять себя в руки.

— Я думала, ты не хочешь кофе, — сказала она, не поворачиваясь к нему лицом.

Свет крыльца определенно выставил бы ее слезы напоказ, что смутило бы обоих.

— Дори, послушай, я очень сожалею. Но мне нуж­но немного времени, чтобы все обдумать. Что бы ни происходило между нами, все это слишком быстро для меня. Дай мне немного времени...

— Я понимаю.

Судя по расстоянию, с которого раздавался его го­лос, Дори предположила, что он был на половине пу­ти от нее. Она понимала ситуацию куда лучше, чем думал он. Дори смотрела на него любящими глазами, а он все это время пытался найти способ бросить ее или взять передышку, как сказал он. Она сморгнула слезы и открыла сумочку, чтобы вытащить ключи от дома.

— Не волнуйся, у тебя есть все время этого ми­ра, — пробормотала Дори, сжимая ключи одереве­невшими пальцами.

— Месяц. Я прошу всего лишь месяц. — Теперь в его голосе сквозила очевидная неуверенность.

— Бери шесть, — грубо ответила она. — А зачем останавливаться на них, бери все десять.

Она хотела засмеяться, но звук, вырвавшийся из ее горла, был сухим, наполненным болью, стоном.

— Дори! — Его обувь заскрипела на ступенях крыльца, а затем наступила неуверенная тишина, когда он подошел к двери и посмотрел на нее. — Ты плачешь?

— Кто, я? — засмеялась она, не понимая, что опять с ее губ срывается лишь стон. — Ни за что! Ты не хо­чешь видеть меня? Отлично. Я достаточно взрослая, чтобы принять это.

— Повернись и дай мне посмотреть на твое лицо.

Ее грудь сдавило от усилий, которые она прила­гала, чтобы не зарыдать в полный голос. Господи, какой же дурой она была!

— Дори, я не хотел причинить тебе боль.

— Мне не больно! — закричала она, лбом облока­чиваясь на дверь. Она испугалась, что зарыдает вновь, поэтому рукой прикрыла рот. Наконец сумев пере­вести дух, она повернулась к нему. — Я в порядке, поэтому, пожалуйста, не думай, что ты должен на­ходиться рядом. Мы с Денни будем в порядке.

— Дори...

— Я в порядке! — вновь воскликнула она, выти­рая слезы. — Видишь?

Не говоря больше ни слова, она повернулась к двери, вставила ключ и зашла в дом.

— Ты вчера повеселилась с мистером Паркером, мам?

Денни сидел за кухонным столом вместе с Дори, которая маленькими глотками пила горячий кофе. Ее мать позвонила ранее и сказала, что привезет Денни.

— Представление было отличным

Дори чувствовала себя хрупкой и уязвимой, но смогла подарить сыну вымученную улыбку. Ее мыс­ли никогда не были столь мрачными, никогда с мо­мента смерти Бреда. Она должна как-то сказать Ден­ни, что ее отношения с Гевином закончены, но это было нелегко.

— Ты хорошо провел время с бабушкой и дедуш­кой?

— Да, но я буду рад, когда вы с мистером Пар­кером поженитесь. Я хочу, чтобы у нас была семья. Мы с Мелиссой сможем оставаться одни, и мне не нужно будет приглашать няню или ездить к бабуш­ке каждый раз, когда ты хочешь пойти отдохнуть вечером.

— Денни, послушай. — Дори старалась придать себе невозмутимый вид, хотя чувствовала, что ее сердце разрывается. — Мы с Гевином решили, что будет лучше, если мы не будем встречаться некото­рое время.

— Что? — Рот Денни открылся в недоверии. — Но почему? Я думал, вы действительно нравитесь друг другу. Я даже думал, что вы, возможно, будете говорить о свадьбе. Мелисса была уверена... — Он замолчал, будто по неосторожности раскрыл важ­ный секрет.

— Нет. — Она опустила взгляд и тяжело сглотну­ла. Выбор был лишь один — дать Гевину именно то, что он просил, — время. — Мистер Паркер пока не готов к такого рода обязательствам, и мы должны принять это.

— Но, мам...

— Послушай, — попросила Дори, беря его ма­ленькую ладонь своими руками. — Ты должен по­обещать мне, что не будешь связываться с Гевином. Иногда взрослым нужно время подумать, так же как и детям, и мы должны уважать это желание. Обещай мне, Денни. Это важно.

Он внимательно смотрел на нее и наконец кивнул.

— А как же Мелисса? Мы сможем видеться с ней? Дети действительно стали хорошими друзьями, и Дори не хотела наказывать их за проблемы роди­телей.

— Я уверена, мы сможем как-нибудь организо­вать встречу или взять ее на выходные, когда мистер Паркер будет комментировать игры.

Гевин, возможно, не будет возражать, ведь ему не надо будет видеть Дори.

— Ты ведь любишь его? — спросил ее сын.

— Гевин Паркер — особенный мужчина, и в него очень легко влюбиться, — тоскливо улыбнулась До­ри. — Но если мы не увидим его вновь, это не будет концом света.

Глаза Денни недоверчиво расширились, как буд­то ее слова его сильно шокировали.

— Но мистер Паркер был идеальным.

— Да, — согласилась она, — он подходил каждо­му требованию в твоем списке, но есть множество мужчин, которые также соответствуют им.

— Ты начнешь искать мне нового папу? — Денни положил ладони под подбородок, глаза его были не­счастны.

— Не прямо сейчас. — Дори постаралась смяг­чить отказ, но в ее голове сразу же замелькали мно­гочисленные протесты.

Так же как и Гевину, ей нужно было время, но по совершенно иным причинам. Для нее это была бы игра в ожидание. Через несколько недель она узна­ет, оправдалась ли ее ставка. Влюбиться в него было ошибкой, и он предупреждал ее об этом достаточно часто. И сейчас она страдала от последствий своих же опрометчивых поступков.

В течение следующих дней Дори тренировала собственную силу воли. Это была настоящая битва: когда мысли о Гевине нападали на ее хорошо за­щищенный разум, она отбрасывала их в сторону. Он не предпринимал попытки связаться с ней, да она и не ожидала. Что бы ни случилось с его бра­ком, Дейдра причинила ему такую боль, что он, ве­роятно, никогда не рискнет войти в эту реку с дру­гой женщиной. Эта была потеря его и Мелиссы... и ее и Денни.

Утром в среду, залив кипятком овсянку, Дори си­дела за столом и листала газету.

— Денни, — позвала она через плечо, — потора­пливайся или опоздаешь в школу.

— Хорошо, мам, — раздался из спальни его при­глушенный голос.

Дори поставила чашку на стол и перевернула страницу газеты, пытаясь найти колонку «Дорогая Эбби», но попала в раздел светской хроники. В го­родской рубрике была помещена фотография людей, которых она сначала не узнала. Затем ее взгляд упал на улыбающееся лицо Гевина, и ее сердце вне­запно ушло в пятки. Кислород начал застревать в легких, ей становилось трудно дышать. Какая-то безымянная светловолосая красавица, которой было не больше двадцати двух, вцепилась в руку Гевина и восхищенно смотрела ему в лицо. Дори отлично знала этот взгляд. Всего несколько дней назад она смотрела на него точно так же. Когда Дори чита­ла сопровождающую заметку, которая описывала открытие оперного сезона с гала-представлением «Кармен» Жоржа Бизе, она почувствовала, как в ее сердце проворачивается нож. Вот, значит, как Гевин разбирался в своих чувствах к ней. Ему не по­требовалось много времени, чтобы найти куда бо­лее молодую девушку с идеальной кожей и превос­ходным телом. «Ну и пусть», — ожесточенно сту­чало в мозгу. Глупые слезы обжигали глаза, и она сморгнула их, отказываясь отдаваться во власть эмоций.

— Мам, в чем дело? Ты выглядишь так, будто хо­чешь ударить кого-нибудь.

— Что? — Она торопливо свернула газету. — Нет, нет, все в порядке.

— Мистер Паркер говорил мне, что женщины ино­гда ведут себя странно, — покачал головой Денни. — Думаю, это — один из тех случаев.

— Я устала слышать о мистере Паркере. — Она рывком открыла дверь холодильника, чтобы достать хлеб для приготовления ленча. Когда он не ответил, она развернулась к нему. — Ты слышал меня?

Денни уставился вниз на свою кашу.

— Ты собираешься плакать или еще что-то?

— Конечно нет! С чего бы? Ведь уже почти Рож­дество.

Его ложка яростно работала, накладывая сахар в овсянку со вкусом корицы и изюма.

— Я не знаю, но когда твои губы так кривятся, это всегда означает, что ты расстроена.

— Спасибо, — небрежно заметила она. Остаток дня был так же плох, как и его начало.

У Дори все валилось из рук. Она не положила на место папку. Ее мысли были далеко даже во время важной встречи, и, когда мистер Сандстром спро­сил ее мнение, у Дори не было ни малейшего пред­ставления, о чем они говорили. Сенди послала ей взгляд, полный сочувствия, и спасла неудобное по­ложение, заговорив первой. В благодарность Дори купила подруге ленч, хотя на самом деле не могла позволить себе этого.

Вечером, зайдя в дом, Дори скинула туфли и оста­новилась потереть ступни, которые ужасно болели. Денни нигде не было видно, и она бросила пальто на спинку стула на кухне, раздумывая над тем, где же ее сын. Он должен был оставаться дома, пока она не придет. Дори вытащила из холодильника бифштекс, но не могла сейчас заниматься приготовлением чего-то особенного.

Повернувшись, она заметила, что телефонный шнур тянулся за угол и исчезал в стенном шкафу в прихожей. Денни. Она подошла к двери и открыла ее. Ее сын сидел на полу, скрестив ноги, и при втор­жении Дори поднял на нее взгляд. Он был напуган, и в его глазах мелькало виноватое выражение.

— Так, Дэниел Робертсон, с кем ты разговари­ваешь?

Глава 9

— О, привет, мам, — неловко проговорил он, вска­кивая.

— С кем ты разговариваешь? — Она повторила свой вопрос, но ее разум уже перебирал различные версии, и все они были не очень приятными.

Если это был Гевин, она, скорее всего, сделала бы что-нибудь глупое, например схватила бы трубку и произнесла механическим голосом, что звонок со­рвался. Воспоминание о его маленькой, но удобной хитрости родило в ее сердце уже знакомый приступ боли. Она скучала по Гевину так сильно, что это ка­залось невероятным. Больше не было смысла обма­нывать себя. Она была жалкой.

— Я говорю с девочкой, — признался Денни, по его шее поднималась краска стыда из-за того, что его застукали.

— Эрика?

— Нет. — Он нехотя вручил ей трубку. — Мелисса.

Дори зашла в стенной шкаф, отодвинула в сторо­ну одежду и села на пол. В последние дни она была такой сердитой с Денни... Дори надеялась, что этот жест покажет сыну, что она сожалеет о том, что бы­ла брюзгой. Ее действия удивили сына, но Денни все же сел между нею и дверью. Они сразу же ока­зались в уютной атмосфере полумрака.

— Привет, Мелисса, — пробормотала Дори в труб­ку. — Как дела?

— Хорошо, — серьезно ответила ей девочка. — Я так думаю.

— А почему ты сказала: «Я так думаю»? Уже почти Рождество, и происходит так много разных событий. Девочек не должно сейчас ничего забо­тить.

— Да, наверное.

Голос Мелиссы звучал подавленно. Но Дори не знала, как глубоко ей следует вмешиваться в дела девочки. Когда это касалось Гевина, Дори была уяз­вима. Она любила его и чувствовала огромную при­вязанность к его дочери. И тут Денни что-то громко зашептал со своего места.

— Подожди минутку, Мелисса. Кажется, Денни хочет срочно мне что-то сказать. — Она прикрыла трубку ладонью. — Что, милый?

— У Мелиссы в школе скоро модный показ, где должны присутствовать матери, но нет никого, кого она могла бы позвать.

Дори кивнула:

— Денни говорит, в твоей школе пройдет показ мод?

— Да, это организуется уроками домоводства. Я сшила платье и все остальное. Оно практически такое же красивое, как и та одежда, которую вы по­могли мне купить. Учитель поставил мне пятерку.

— Поздравляю. Я уверена, ты отлично поработа­ла, чтобы получить такой высокий балл.

Дори прекрасно понимала, в какую сторону бу­дет развиваться их разговор, и ее пугала мысль о том, что девочке придется отказать. Но ввиду тех событий, которые происходили между ней и Гевином, Дори просто не могла предложить свою по­мощь.

— Я сшила все просто прекрасно, — призналась Мелисса без ложной скромности. — Это лучшая вещь, которую я когда-либо делала. Лучше чем фартук — тогда я вынуждена была переделывать пояс четыре раза. Я сделала только одну маленькую ошибку в платье, — продолжила она, ее голос с каждым сло­вом становился громче и быстрее. — Я вшила за­стежку так, что замок на «молнии» оказался с вну­тренней стороны. Я думала, это хорошо, ведь оно до сих пор налезало на меня через голову и все та­кое, но я вынуждена была переделать как поло­жено. Я была зла на саму себя за то, что оказалась такой глупой. — Девочка замолчала, чтобы сде­лать глубокий вдох, а затем вновь быстро загово­рила: — Вы не могли бы пойти со мной и назваться моей мамой? Дори, пожалуйста? Практически все придут с кем-то. Даже девочки, которые живут очень далеко...

— О, Мелисса... — Плечи Дори резко склонились вперед, и она буквально врезалась в стену. — Ми­лая, я не знаю.

Ее начало мутить, Дори ужасно не хотела отка­зывать девочке, но Гевин, скорее всего, усмотрел бы нечто особенное в ее согласии.

— Дори, пожалуйста, мне больше некого просить. Ведь только один вечер!

Мольба в голосе девочке была невыносима для Дори. Она хотела было посоветовать, чтобы Мелис­са попросила пойти с ней Лейни, но вовремя вспом­нила реакцию девочки на блондинку. Дори не мог­ла игнорировать просьбу Мелиссы, хотя при этом у нее возникло какое-то ужасное предчувствие.

— Я сделаю это при двух условиях, — проявила она осмотрительность.

— Все, что угодно. — Голос девочки был полон восторга.

— Во-первых, ты не должна говорить никому из своих друзей, что я твоя мать. Это будет неправиль­но. При всем моем желании, чтобы у меня была такая дочь, как ты, я никогда не смогу быть твоей мамой.

— Хорошо, — согласилась она слегка подавлен­но. — Что еще?

— Я не хочу, чтобы твой отец знал, что я сделала это.

Гевин точно увидел бы в простом проявлении до­броты куда большее, чем предполагалось.

— Я не прошу врать ему, но не хочу, чтобы он подумал что-нибудь неправильное. Хорошо, Ме­лисса?

— Ладно. Ему даже не надо знать, ведь все это происходит в школе, а он никогда не приезжает туда посреди недели. И я обещаю, что не скажу ему.

— Тогда, думаю, мне надо знать число и время этого мероприятия.

— Следующий понедельник в семь тридцать. Мо­гу я снова поговорить с Денни?

— Конечно.

Дори опять вручила трубку Денни и неуклюже встала на ноги, ударившись головой о брус, рас­положенный по всему периметру маленького про­странства.

— О, — пробормотала она, осторожно открывая дверь и наконец выходя на безопасное место.

Спустя несколько минут Денни присоединился к ней на кухне, где Дори жарила бифштекс.

— Это очень мило с твоей стороны, мам.

— Мне приятно сделать это для Мелиссы. Она мне очень нравится.

Гевин любил свою дочь, в этом-то Дори не сомне­валась, но она надеялась, что он также и ценил ее.

— Мелисса действительно беспокоилась об этом показе. Я-то думал, трудно не иметь папу, но теперь понимаю, что так же плохо, когда у тебя нет мамы.

— Уверена, что так и есть, — спокойно ответила она. — А сейчас как смотришь на то, чтобы накрыть на стол?

— А что у нас на ужин?

Дори посмотрела на мясо, которое жарилось, про­должая витать в своих мыслях, и пожала плечами:

— Пока не знаю.

В пятницу утром Дори опять проспала. Денни раз­будил ее почти на двадцать минут позже того време­ни, когда должен был зазвонить будильник.

— Мам, — пробормотал он, стирая сонливость с лица. — А разве мы не должны уже вставать? Сего­дня ведь не суббота?

Дори бросила взгляд на молчаливые часы-радио и резко отбросила одеяло в сторону:

— Быстро одевайся! Мы опаздываем.

Чувствуя себя кроликом из сказки «Алиса в Стра­не чудес», Дори носилась из одной комнаты в другую, при этом постоянно выкрикивая время. Она приняла душ, и время, за которое она сделала это, стало до­стойным конкурентом обычным тридцати секундам Денни, за которые он принимал ванну. Она чистила зубы одной рукой и сушила волосы другой. В резуль­тате ее прическа выглядела так, будто над ней пора­ботал венчик для сбивания яиц, а на блузку попала зубная паста.

— Я должен сегодня купить ленч? — спросил Денни, а затем, засунув руки в толстовку и натянув ее через голову, посмотрел на мать с любопыт­ством.

— Да. — Сейчас не было времени готовить ему сандвич. — Возьми деньги из моей сумочки.

— У тебя здесь лишь счет на двадцать долларов. — Денни вернулся через минуту с ее бумажником.

— О, просто отлично. — Ее мысли безумно ска­кали, когда она надевала мягкие кожаные туфли без каблука. — А твоя копилка в виде поросенка?

— Но, мам...

— Это долг, Денни. Я отдам тебе позже.

— Хорошо, — согласился он с милостью брюз­гливого ростовщика.

— Поторапливайся. Я выведу машину из гаража.

Дори выезжала на подъездную аллею, когда Ден­ни выбежал через гараж. Он захлопнул дверь и за­брался в машину.

— У меня четыре доллара.

— Хорошо.

Она посмотрела через плечо, когда сдавала назад с подъездной аллеи. Движение было интенсивным, и вождение занимало все ее внимание.

— Мам, — сказал Денни спустя несколько се­кунд, — я хотел спросить об этих четырех долла­рах.

— Денни, господи, я отдам их тебе сегодня вече­ром. А теперь перестань беспокоиться об этом.

Она снизила скорость, чтобы остановиться на красный свет светофора.

— Но мне они нужны! Почти Рождество, и я не могу себе позволить быть щедрым.

Дори призадумалась над его словами, а потом взглянула на сына:

— Ты слышал, что я сказала?

— Да, но я не должен платить за свой ленч. Я хочу назад мои деньги.

— Денни!

Она кинула на него скептический взгляд. Ее сын не мог позволить себе быть щедрым, потому что сейчас Рождество? В то самое время года, когда лю­бовь и человеческая доброта должны быть на своем пике! Низкий, рокочущий звук вырвался из горла Дори. Затем она начала посмеиваться, а вскоре и громко захохотала. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы остановиться. Все еще удивляясь па­радоксальности его заявления, Дори дотянулась до сына и обняла его, несмотря на ремень безопасно­сти.

— Спасибо, — зашептала она. — Мне нужно бы­ло это.

— Это не смешно, — запротестовал Денни, но он и сам смеялся. Неожиданно он замолчал, его рука поднялась. — Мам, посмотри! Это мистер Паркер. Он в машине прямо рядом с нами.

Дори не способна была сопротивляться и посмо­трела на БМВ, который остановился рядом с ними. Ее смех сошел на нет, когда она узнала Гевина. Он не видел ни ее, ни Денни, а может, он заметил их раньше и намеренно отвернулся в другую сторону. И теперь она размышляла, что может сделать, и тог­да Гевин взглянул на нее. Сердце Дори высоко под­прыгнуло и начало бешено колотиться, когда тем­ные, задумчивые глаза заглянули прямо в ее глаза. Она была потрясена до глубины души, заметив в его лице нежность, которая болью отдавалась в ее серд­це. Дори увидела сожаление, сомнение, даже боль. Она хотела улыбнуться и заверить его, что с ней все в порядке, но она смертельно скучает по нему. Она хотела спросить, как у него дела, и узнать о той фотографии в газете. И еще огромное количество таких же быстрых, бессвязных мыслей мелькало в ее голове, но у нее не было возможности озвучить хотя бы одну. За ней раздался пронзительный и не­терпеливый автомобильный гудок, и Дори поняла, что загорелся зеленый, а она держит за собой длин­ную очередь из машин.

— Это же был мистер Паркер? — спросил Денни, когда она нажала на газ и быстро поехала вперед.

—Да.

Дори чувствовала в горле сухость и, хотя только что смеялась, сейчас чувствовала непреодолимое же­лание заплакать. Сглотнув, она повернула направо и оказалась на улице, ведущей к школе Денни. Кинув быстрый взгляд в зеркало заднего вида, Дори замети­ла, что Гевин поехал прямо. И он даже не обернулся, не последовал за ними. Возможно, он жалел об их отношениях, возможно, она неправильно поняла Гевина с самого начала, и для него это ничего не зна­чило. Но Дори не могла поверить. Она должна была доверять своим внутренним ощущениям. Иначе боль была бы куда сильнее.

Суббота и воскресенье прошли в смутном пред­чувствии. После встречи с Гевином в пятницу утром Дори ожидала, что он позвонит ей в выходные. Но ей следовало бы лучше изучить этого мужчину. Он всегда поступал по-своему. Если Гевин вообще призна­ется в своей любви, она никогда не почувствует не­обходимости сомневаться. Именно таким человеком был Гевин. Она абсолютно точно знала, что, когда он по-настоящему влюбится, это будет настоящая и дол­гая любовь — любовь всей жизни.

Единственным ярким пятном во время выходных, которые приносили только лишь разочарование, был звонок от Мелиссы, которая хотела убедиться, что Дори приедет на показ мод, как и обещала. Во время разговора девочка мимолетно упомянула, что Гевин уехал в Лос-Анджелес комментировать игру.

Вечером в понедельник Дори оделась в свой луч­ший деловой костюм угольно-серого цвета с белой шелковой блузкой. Денни согласился подчиниться унижению и побыть с няней — девушкой Джоди из соседнего дома. И тем не менее он громко давал по­нять матери, какая это жертва с его стороны. Денни хотел также, чтобы Дори рассказала Мелиссе о его стремлении помочь.

Когда Дори остановилась на школьной парковке, начал накрапывать мелкий дождь. Она удивилась, за­метив огромное количество машин. Дори считала, что Мелисса преувеличивала, когда заявляла, что она будет единственной девочкой без матери или другой женщины на замене — сестры, мачехи, тети.

Мелисса стояла сразу за входной дверью большой аудитории, ожидая Дори. Улыбка осветила ее лицо в тот момент, когда девочка увидела ее. Подбежав, Ме­лисса радостно обняла ее и вручила программку.

— Это и есть знаменитое на весь мир творение из­вестной Мелиссы? — спросила Дори с улыбкой, ука­зывая на вельветовое платье ярко-голубого цвета.

— Вам нравится? — спросила Мелисса, кружась вокруг себя и придерживая юбку двумя руками. — Я думаю, оно получилось просто прелестным.

— Оно замечательное.

Мелисса довольно улыбнулась, отчего на ее ще­ках появились ямочки. Девочка взяла Дори за руку и проводила ее к центральному ряду стульев.

— Я должна посадить вас здесь.

— А ты куда?

Дори смотрела на нее с любопытством. Всего не­сколько женщин сидели перед ней, и казалось, буд­то эти места были забронированы.

— Все почти готово, поэтому я должна идти за сце­ну, так что увидимся позже. — Мелисса развернулась, чтобы уйти, но внезапно изменила свое решение. — Сначала будет петь хор. На самом деле они не очень хороши, но, пожалуйста, похлопайте им.

— Хорошо, — пообещала Дори, делая все возмож­ное, чтобы сохранить серьезное выражение лица. — Как я понимаю, ты не поешь.

— Только если хочу обидеть мисс Карен.

Несмотря на свое стремление сдержаться, Дори не могла не засмеяться.

— Что ж, ни пуха ни пера, ребенок!

Еще одна мать ученицы села рядом с Дори не­сколькими минутами позже, и они завели приятный разговор. Было бы очень легко притвориться, что она мать Мелиссы, но Дори объяснила, что нахо­дится здесь как подруга семьи Паркер. Но, даже го­воря это, Дори чувствовала, что рассказывает дале­ко не всю правду.

Шоу началось с представления преподавателей. А затем последовала серия песен, которые были исполнены хором, и Дори захлопала, как и обещала. Мелисса, может, и не обладала превосходным му­зыкальным слухом, но ее оценка творчества группы была близка к истине. Однако аплодисменты были достаточно громкими.

Следом за музыкальной презентацией последовал показ мод. Дори выпрямилась на стуле, когда веду­щая — девочка примерно того же возраста, что и Мелисса, — подошла к микрофону. Было очевидно, что она нервничала — девочка возилась с бумагами, а ее голос дрожал, когда она начала говорить.

Мелисса в своем голубом платье была четвертой моделью. С естественным изяществом она прошлась вдоль сцены, затем повернулась, придерживая одной рукой юбку, и остановилась перед Дори, чтобы по­казать ровные стежки на поясе. Женщинам в зале это понравилось, и они громко засмеялись.

В конце дефиле директор школы мисс Карен вы­шла вперед, чтобы объявить имена учениц, которые вошли в почетный список в этом семестре.

— Леди, — звучал ее мягкий голос, — когда имя вашей дочери или девочки, с которой вы пришли, будет прочитано, вам следует выйти вперед и встать рядом с ней.

Когда было названо имя Мелиссы, девочка вышла вперед и послала умоляющий взгляд Дори. Сердце Дори бешено забилось, она встала со стула и подо­шла к Мелиссе. Она заметила, что все женщины, чьи дочери были включены в список почета, выходили с первых нескольких рядов. Вот почему Мелисса про­вела Дори вперед. Лучше бы Мелисса рассказала все заранее. Хотя разницы не было бы никакой. Поло­жив руки на плечи Мелиссы, Дори гордо улыбнулась и наклонилась вперед, чтобы прошептать девочке на ухо:

— Дочь ты мне или нет, но я невероятно горда за тебя.

Повернув голову, Мелисса посмотрела на Дори, но выражение ее лица было хмурым.

— Я бы хотела, чтобы вы были моей матерью.

— Я знаю, — тихо пробормотала в ответ Дори.

Ее волнение начало усиливаться, и ей потребо­вались все силы, чтобы не заплакать, поскольку ее горло уже конвульсивно сжалось. Но ей все равно пришлось смахнуть с щеки единственную слезинку и закусить губу, чтобы не разрыдаться. Наконец были названы все имена, и послышались аплодис­менты.

— Что теперь? — прошептала Дори.

— Я должна посадить вас и принести чашку чаю и печенье. — Мелисса провела Дори к ее месту. — Я сейчас вернусь.

— Хорошо.

Дори положила ногу на ногу и начала в пятый раз внимательно изучать программку. Ее взгляд остано­вился на имени Мелиссы. Эта девочка могла с лег­костью занять в сердце Дори место, отведенное для дочери, которой у нее не было и никогда не будет.

— Ты ведь наслаждаешься этим маленьким фар­сом? — прозвучал рядом язвительный голос Гевина.

Почувствовав шок, Дори повернулась в тот мо­мент, когда он садился рядом с ней на стул. Его слова отозвались в ней такой болью, будто в теле проворачивали нож. Программка выскользнула из рук и упала на пол, и Дори наклонилась, чтобы подобрать ее. Изобразив приветливую улыбку, она вы­прямилась и заставила вести себя спокойно.

— Привет, Гевин, — сказала она с придыханием, которое не могла контролировать. — Что привело тебя сюда?

— Моя дочь.

Его ударение на первом слове, очевидно, было использовано, чтобы напомнить ей, что она — само­званка.

— Мелисса пригласила меня, — проговорила До­ри, пытаясь объяснить свое присутствие. — Это мод­ный показ для матерей.

— Ты не ее мать, — ответил он глухим, холодным голосом.

— Нет, и даже не претендовала на это.

— Мне все это представляется совершенно по-другому. Было названо имя Мелиссы, и ты поторо­пилась выйти вперед, как и каждая другая гордая за свое чадо мать.

— А как я должна была поступить? — сердито зашептала она, ее руки сжались в кулаки. — Сидеть здесь, пока Мелисса бросает на меня умоляющие взгляды?

— Да, — отрезал он в ответ неуверенным голо­сом. — Ты думала, что сохранение дружбы с моей дочерью поможет возобновить наши отношения? Это­го не случится. Я просил всего лишь немного вре­мени, а ты не можешь дать мне и этого. — Он за­молчал и провел рукой по волосам. — Твой приезд сюда все усложняет.

Усталый вздох сорвался с губ, как бы Дори ни стремилась его сдержать. Гевин предположил самое худшее из возможных объяснений ее поступка. Возможно, он искал причину, чтобы возненавидеть ее, и сейчас у него были все, если он в них так нуж­дался.

— В своей жизни я повидал многих женщин, ко­торые стремились положить конец моей независи­мости, — резко сказал он, — но ты превзошла всех. Ты знаешь, что я люблю дочь. Она — мое слабое звено.

Больше не в силах выносить его сарказм, Дори встала.

— Ты понял все неправильно, Гевин. Мелисса — твоя сильная сторона. Ты — заносчивый, эгоистич­ный и настолько упрямый, что не можешь увидеть правду даже прямо перед своим носом.

— Дори, что случилось? — Сзади к ней приблизи­лась Мелисса, аккуратно держа чашку чаю в одной руке, а в другой — маленькую бумажную тарелку с печеньем.

Дори аккуратно взяла чашку и блюдце из тря­сущейся руки Мелиссы и вручила их Гевину. Если он хочет играть роль матери, тогда это ему при­дется пить слабенький чай и есть черствое пече­нье.

— Папа... — У Мелиссы от удивления захватило дух, и она перевела распахнутые глаза на Дори. — Я ничего не говорила ему, честно.

— Я знаю, — уверила ее Дори.

— Что ты здесь делаешь? Я не говорила тебе о... Этот чай... Он для матерей и... — Девочка запну­лась.

— Сядь, — приказал Гевин. — Вы обе сядьте. Когда они сели, он развернул стул так, чтобы ока­заться лицом к обеим. Дори чувствовала себя как непослушный ребенок, но отказывалась покориться этому ощущению. Она не сделала ничего плохого. Ее единственным мотивом посещения показа мод была доброта — Дори ответила на просьбу девочки. Она пришла только ради Мелиссы, а тот факт, что Гевин был отцом девочки, наоборот, только пре­пятствовал ее походу. И не важно, во что он решил верить.

— Думаю, тебе лучше рассказать мне, что про­исходит, — сказал он, глядя на Дори тем ужасным взглядом, который она ненавидела.

— Я уже объяснила тебе обстоятельства, — сухо заметила она. — Тем не менее мне кажется, что ты сложил два и два, но получил пять.

— Папа! — воскликнула Мелисса с отчаянием, очевидно обратив внимание на тон Дори, в котором не было ни малейшей нотки извинения. — Что ты здесь делаешь? Это не для отцов. Ты здесь — един­ственный мужчина.

— Из школы пришло извещение о показе мод, — объяснил он, запинаясь и оглядываясь вокруг. — Я имею полное право прийти в школу к своей дочери в любое время, когда только пожелаю.

— Но это не дает тебе право говорить мне по­добные вещи, — спокойно сказала Дори, поправляя пиджак.

Люди, сидящие рядом, начали обращать на них внимание. Черты лица Гевина ужесточились, и его бровь иронически приподнялась.

— Мелисса, принеси Дори еще одну чашку чаю, — произнес он, не поворачиваясь к дочери.

— Но, папа...

— Ты слышала, что я сказал.

— Я вернусь через пару минут, — сказала Мелис­са, неохотно вставая на ноги. Она сделала несколь­ко шагов по направлению к задней части аудитории, а затем вновь повернулась к Дори: — Если хотите, я могу принести кофе.

— Что угодно, — ответила Дори, улыбаясь и под­мигивая девочке.

Она, скорее всего, не будет пить в любом случае. Гевин подождал, когда дочь отойдет достаточно да­леко, чтобы не слышать его слов.

— Эта ситуация выходит из-под контроля.

Дори скрестила руки и устало откинулась на спин­ку стула.

— Мы хорошо проводили время, но все законче­но. Ты нарушила правила, — сказал он обвиняю­щим тоном. — Если ты попытаешься растянуть это, то детям будет больно. — Его голос был резким. — Сейчас я встречаюсь с другой, — объяснил он. — Мелисса пока не познакомилась с ней, но это вско­ре произойдет.

Дыхание Дори стало неровным, и она поняла, что не может выдохнуть. Ее легкие горели, а потом она все же смогла восстановить спокойствие и сделать медленный вдох.

— Я уверена, так и будет.

Она не знала, как смогла остаться такой невоз­мутимой, когда за каждый глоток воздуха приходи­лось бороться, а каждое сердцебиение рождало боль. Глубоко внутри Дори подозревала, что Гевин сдела­ет что-нибудь подобное.

— Знаешь, единственное, что меня удивляет, — это почему ты ждал так долго. Я напугала тебя до смерти, Гевин, и ты бежишь так быстро, как только можешь, в противоположном от меня направлении. Я абсолютно уверена, что ты встречался со многими женщинами и каждая из них молода, эффектна, да к тому же еще и блондинка.

— Считаешь, что ты знаешь меня настолько хо­рошо? — спросил он, холодно взглянув на нее. — Но ты не права. Я увидел, что происходит с нами, и взялся за ум как раз вовремя.

Дори поражалась собственному самообладанию. Казалось, мир распался вокруг нее, но она продол­жала сидеть спокойно, а на ее лице было выражение напускного безразличия. Что бы ни сказал Гевин, она все же старалась верить, что на самом деле он понял, что любит ее. Надежда — вот и все, что у нее было. Он достаточно упрямый, чтобы отрицать свои чувства к ней всю его жизнь. Сейчас Дори не знала, что же заставило ее подумать, что именно она смо­жет добиться успеха там, где потерпели крах десят­ки женщин.

— Если ты хотел шокировать меня твоим внезап­ным интересом к другим женщинам, этого не про­изошло. И несмотря на то что ты сказал, я знаю тебя.

— Ты совершенно не знаешь меня, — огрызнул­ся он.

— Тебя очень легко понять, Гевин Паркер. — Вну­три Дори сотрясалась от боли, но не желала, чтобы он хотя бы мимолетно увидел ее внутреннюю муку. — Ты любишь меня. Может, ты пока и не понял этого, но однажды осознание придет к тебе. Встречайся с кем угодно, но когда ты будешь целовать их — имен­но мой вкус ты ощутишь на губах, — это меня ты бу­дешь страстно желать.

— Если здесь кто-то и любит кого-то — это ты. — Он говорил так, будто его речь была обвинением.

— Да, я признаю это, — грустно улыбнулась Дори. — Я люблю тебя и Мелиссу.

— Я предупреждал тебя, просил не влюбляться в меня, — едко заметил он. — Я говорил тебе с само­го начала — не стоит присматривать свадебный бу­кет, но нет — вы, женщины, только об этом и мо­жете думать.

Дори не стала отрицать его слова.

— Да, ты предупреждал, и, поверь, я была огорчена не меньше тебя, когда поняла, что могу влюбиться в кого-то настолько тупого и упрямого. В мужчину, у которого все сердце исполосовано эмоциональными шрамами. — Она замолчала лишь для того, чтобы сглотнуть застрявший в горле ком. — Я не имею представления и даже не хочу знать, что Дейдра сде­лала с тобой. Это — прошлое, но ты до сих пор но­сишь эту душевную боль, как... завесу.

— Я услышал достаточно, — резко прервал ее Гевин, а на его скулах заходили желваки.

— Если ты нашел человека, который может сде­лать тебя счастливым, тогда желаю тебе только луч­шего. — Опустив взгляд, Дори постаралась загнать обратно обжигающие слезы. — Я говорю искренне, но сомневаюсь, что ты когда-нибудь найдешь это неуловимое счастье. Пока, Гевин. Я от всего сердца прошу прощения за нарушение правил нашего со­глашения. С женщиной, которая была бы не настоль­ко уязвимой, как я, оно могло и сработать.

Он не желал встречаться с ней глазами. И, судя по выражению его лица, она говорила с мужчиной, высеченным из камня. Он собирался отпустить ее, не сказав ни слова. А Дори упорно продолжала на­деяться, что каким-то образом сможет достучаться до него и Гевин остановит ее. Но этого не произо­шло.

— Вы ведь не уходите? — спросила Мелисса от­куда-то сзади, ставя чашку на спинку сиденья, оби­того тканью. — Я принесла чай.

— Я не могу остаться. — Импульсивно Дори обняла девочку и откинула назад густую челку, упавшую на ее нахмуренные брови. — Пока, Ме­лисса.

Голос Дори дрожал от волнения. Она больше не увидит эту малышку. Прийти сюда сегодня было чу­довищной ошибкой.

Мелисса не желала отпускать Дори, очевидно по­нимая, что происходит.

— Дори, — умоляла она, — пожалуйста... не ухо­дите. Я обещаю...

— Отпусти ее! — прикрикнул на дочь Гевин, и к ним сразу же повернулось несколько человек.

Мелисса сразу же уронила руки и сделала шаг назад. Дори не могла оставаться здесь больше ни минуты. С вымученной улыбкой на лице она бы­стро пошла к выходу. Оказавшись снаружи, Дори практически побежала, радуясь, что сейчас темно. Ей требовалось побыть одной.

К тому времени, как Дори заехала в гараж, слезы уже оставляли дорожки на ее щеках. Она выключила двигатель, но осталась сидеть в машине. Пришлось постараться, чтобы восстановить дыхание, подавить вспышку эмоций. Она кинула взгляд на часы и убе­дилась, что Денни уже должен быть в кровати. Госпо­ди, пусть он уже спит!

Девушка, которая оставалась, чтобы присмотреть за ним, с любопытством посмотрела на лицо Дори, но не стала задавать никаких вопросов.

— На столе для вас телефонное сообщение, — ска­зала девушка, идя по направлению к двери.

Дори включила свет на кухне и отсутствующе улыбнулась, увидев, что за номер и имя аккуратно написаны на листе блокнота для сообщений. Она дотянулась до телефона и набрала номер, пытаясь сглотнуть болезненный ком, который заполнил ее горло. Он ответил после третьего гудка.

— Привет, Том, это Дори Робертсон. Я подумала, что мне стоит перезвонить тебе.

— Привет, Дори, — неловко ответил он. — Я на­деюсь, что не побеспокоил тебя.

— Нет, все в порядке. — Она посмотрела на по­толок и одной рукой потерла горящие глаза. — Я должна была посетить школу друга, но сейчас я уже вернулась домой.

— Как ты?

«Умираю», — ответило ее сердце.

— Роскошно, — пробормотала она. — Готовлюсь к походу за подарками к Рождеству. Денни все-таки смог сократить свой список к празднику всего лишь до трехсот пунктов.

— Тебе не нужна компания? Я пойму, если ты откажешься, учитывая мои чувства к Поле.

— Как я понимаю, вы с ней пока не уладили ваши дела?

— Пока нет, — ответил он с выразительным вздо­хом. — А насчет похода по магазинам я бы был тебе признателен за подсказку в выборе подарков и дру­гих вещей.

— С удовольствием пойду с тобой, Том.

— Я знаю, ты в последнее время встречалась с бывшим футболистом.

— Мы больше не вместе. — Она с трудом пода­вила всхлип и быстро прикрыла рукой рот.

— Как насчет вечера на этой неделе?

— Хорошо, — сказала она.

Дори скупо попрощалась, а затем положила труб­ку. Облокотившись о стену, она предприняла по­пытку вновь обрести спокойствие. С самого начала было ясно, во что она впутывается. И сейчас по­следнее, что сможет помочь ей, — слезы. Дори вы­терла глаза и подняла голову, обнаружив Денни, ко­торый стоял на пороге кухни и внимательно наблю­дал за ней.

— О, мам, — мягко произнес он.

Глава 10

Денни сидел за столом, посыпая разноцветной гла­зурью имбирный пряник в виде человечка. Его взгляд был невероятно задумчив, когда он добавлял глаза и пуговицы из изюма. Зазвонил таймер на печке, и Дори автоматически протянула руку за подхватом.

— Знаешь, мам, я больше не люблю Гевина Пар­кера. И Мелиссу тоже. Я думал, она нормальная для девчонки, но я ошибся.

— Проблема в том, Денни, что мы оба любим их очень сильно и говорить себе что-то другое было бы ложью.

В течение нескольких дней Денни был печален и отстранен. У них был долгий разговор после показа мод в школе Мелиссы, и Дори объяснила, что они больше не увидят Гевина и его дочь. На удивление ее сын принял это без возражений.

— Я не люблю того, кто заставляет мою маму гру­стить, — настаивал он.

— Сейчас я не грустная, — уверила она его.

И это была правда, она немного отошла. Оста­лись сожаления, но уже не было слез. Денни, сли­зывая с пальцев глазурь, внимательно изучал список требований для кандидатов на роль нового отца, ко­торый висел на двери холодильника.

— Как думаешь, сколько времени должно прой­ти, чтобы мы опять начали наши поиски?

Дори приподняла фигурные печенья с противня лопаточкой и задумчиво склонила голову на один бок.

— Немного.

Постепенно ее чувства, которые притупились от боли, начали возвращаться к своему нормальному со­стоянию. Возможно, лучшим выходом для нее было начать встречаться с другим мужчиной, но была одна проблема. Она хотела только Гевина. Она любила только его.

Закончив перекладывать печенье с противня, До­ри заметила, что Денни снял клубничку-магнит и список, а затем достал из ящика карандаш. А потом понес все это к столу. Отряхивая руки от муки, она прочитала через его плечо ту надпись, которую он активно делал в самом конце списка.

— Я добавлю кое-что еще, — объяснил он, хотя этого не требовалось. — Я хочу нового отца, кото­рый не будет заставлять мою маму плакать.

— Это разумно, но, Денни, слезы могут быть раз­ными. Существуют слезы счастья и слезы разочарования, есть даже злые слезы. Иногда поплакать про­сто необходимо, и от этого становится легче.

Она не хотела объяснять, что слезы были прояв­лением степени ее любви к Гевину. Если бы Дори не любила его, ей не было бы так больно, когда они перестали видеться.

— И еще, мам, мистер Паркер был не очень хо­рошим футболистом, — пожаловался ей Денни.

— Он был отличным игроком, — возразила Дори.

— Я выкинул все футбольные карточки с ним. И его автограф тоже.

Он сказал это с такой беспечностью, будто для него выбросить карточки было обычным пустяком. Но Дори все прекрасно понимала. Она нашла на дне мусорного ведра всю коллекцию: карточки, ав­тограф и программку с футбольной игры «Морских соколов», которую Денни посетил вместе с Гевином. А затем спрятала эти вещи. Позже он пожале­ет, что все выбросил. Сейчас он чувствовал боль и ощущал злость, но это пройдет. Следующей осенью он будет рад, когда она вернет ему эти сувениры и он сможет похвастаться перед новыми друзьями из школы автографом Гевина Паркера.

— Пока остывает печенье, почему бы тебе не при­нести почту?

— Конечно, мам.

Обычно Дори могла рассчитывать на хорошее по­ведение Денни в течение декабря, но в этот раз он был даже более чутким, любящим и внимательным. Она уже подумывала, что ей следует начать волно­ваться. Он не изводил ее своими вопросами о Рож­дестве и его подарках. Денни также не стал угова­ривать ее продолжить поиски нового отца. До сегодняшнего утра он не говорил ничего. И впервые завел речь об этом несколько минут назад.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда на кухню вошел Денни. Он сложил почту на стол, снял трубку и, затаив дыхание, ответил. Через несколько минут он повернулся к Дори:

— Мам, догадайся, что случилось! Это Джон. Он хочет знать, могу ли я прийти. Он счастлив, ведь его папа возвращается домой, и они снова будут настоя­щей семьей.

— Это превосходно. Скажи Джону, что я рада за него.

Дори не была удивлена. Том с такой заботой по­дошел к выбору рождественских подарков для семьи, что Дори поняла, как сильно он любит близких. Он никогда не говорил ей, почему они с женой разо­шлись, но Дори была действительно рада услышать, что они уладили свои проблемы. Осмеливалась ли она надеяться, что Гевин осознает свою любовь к ней и вернется? Ни один мужчина не смог бы целовать и держать ее так, как это делал он... Но потом Гевин отошел в сторону, и, похоже, без сожалений. Пола получила свой рождественский подарок, и Дори раз­мышляла, получит ли она когда-нибудь свой.

— Можно я пойду? Я закончу украшать печенье позже.

— Не волнуйся из-за этого. Осталось всего не­сколько штук из последней партии, и я справлюсь сама. Иди и повеселись.

— Спасибо, мам.

Он быстро натянул куртку и послал ей поцелуй — он начал делать это совсем недавно, чтобы по-насто­ящему не целовать ее.

— Пожалуйста, — сказала она легкомысленно. — И будь дома через час.

Последние ее слова были заглушены звуком за­хлопнувшейся двери.

Дори наблюдала за быстрыми сборами Денни. Ее сын взрослеет. Раньше она смотрела на него и ду­мала о Бреде, но сейчас увидела, что Денни стано­вится самим собой, самостоятельной личностью.

Она протянула руку и взяла стопку почты, которая, казалось, состоит из счетов и нескольких поздрави­тельных открыток. Дори отнесла все это в гостиную, села на диван и положила ноги на журнальный сто­лик. Первый конверт имел обратный адрес, который она не смогла сразу же вспомнить. И она с любопыт­ством его открыла. Вместо открытки внутри лежало письмо, написанное от руки на листке из блокнота. Дори развернула бумагу и скользнула взглядом вниз листа, где узнала подпись Мелиссы. Ноги Дори на­чали подгибаться, она резко выпрямилась. После пер­вой строчки она прикусила губу и часто заморгала.

«Дорогая Дори, я хотела написать и поблагода­рить Вас за то, что Вы пришли на мое шоу. Появле­ние папы было настоящим сюрпризом, и я надеюсь, что Вы действительно поверили мне, что я ничего не говорила ему. Я правда ничего ему не говорила.

Папа объяснил, что я не должна беспокоить Вас, и я не буду делать этого впредь. И это невероятно сложно, потому что Вы мне нравитесь. Я знаю, Дейдра — моя настоящая мама, но я не знаю ее в таком качестве. Она симпатичная, но мне не кажется, что она счастлива быть матерью. Когда я думаю о маме, я думаю о ком-то вроде Вас — о женщине, которая делает покупки в магазине «Албертсонс». Которая позволит мне попробовать наложить макияж и по­брызгаться духами, даже если я использую слишком много. Матери — особые люди, и в первый раз в своей жизни я увидела, что это такое на самом деле. Спасибо, что Вы показали мне, как же надо любить своих детей.

Мне плохо, потому что между Вами с папой не наладились отношения. Я чувствую себя даже еще хуже, потому что папа сказал, что я не должна боль­ше Вас беспокоить. И наверное, я не должна была даже писать это письмо. Но как следует поблаго­дарить Вас — это ведь вежливо. В любом случае папа не разрешает мне говорить о Вас и о Денни. Сейчас у него нет на меня времени, но это и хорошо, по­тому что я все еще злюсь на него.

Я бы хотела думать о Вас как о маме, Дори, но не могу, потому что каждый раз начинаю плакать. Од­нажды Вы сказали мне, как сильно Вы хотели дочь. И я очень бы хотела ею быть.

Ваша почти дочь, Мелисса».

Слезы навернулись на глаза Дори, когда она акку­ратно сложила письмо и сунула его обратно в кон­верт. Это был урок, который она никогда не рассчи­тывала выучить.

Да, она испытывала опустошающее чувство тоски по мужчине, который не способен взять на себя обя­зательства. Но в этом она могла обвинять лишь себя: он честно предупредил ее, просил, чтобы она не влю­блялась в него. Проблема заключалась в том, что он ничего не упоминал о любви к Мелиссе, а Дори по­любила эту девочку. И сейчас вместо двоих людей, которые встречают Рождество с тяжелым сердцем, та­ких несчастливцев было четверо.

Гевин Паркер мог быстро переключить свое вни­мание на других женщин, и в следующий раз, когда она увидит его, если такое вообще случится, Дори ему так и скажет. Как много времени ему понадо­бится, чтобы понять, как сильно она его любит? Пусть Гевин и разозлится, но она ответит на письмо Мелиссы. И может быть, через несколько месяцев, когда ей будет не так больно, она навестит девочку в школе, и они проведут вместе день.

Взгляд Дори застыл на красиво украшенной рож­дественской елке и на нескольких подарках, лежащих внизу. Это должно быть самое счастливое время года. Но оно таким не было. Во всяком случае, для Денни и Дори. Только не в этом году. Игрушечный лев, ко­торого Гевин выиграл для нее, сидел рядом с теле­визором, и Дори не могла сопротивляться желанию подойти и взять его. Она крепко обняла игрушку и зарылась лицом в его пушистую гриву.

Вскоре волны душевного беспокойства затихли, Дори вытащила бумагу и написала Мелиссе ответ. Позже, когда она почувствовала себя спокойнее и когда Денни лег спать, она перечитала свое письмо и убедилась, что там было написано все необходи­мое. Никакое другое письмо не смогло бы отразить всю ту любовь, которая была в ее сердце.

«Дорогая Мелисса, спасибо тебе за такое замеча­тельное письмо. Я почувствовала себя куда лучше после его прочтения. Я знаю, что ты не говорила отцу про показ мод, поэтому, пожалуйста, не думай, что я обвиняю тебя в случившемся.

Я хочу попросить тебя кое о чем, и сейчас ты, воз­можно, не поймешь моей просьбы. Но поверь, очень важно, чтобы ты не злилась на отца, ведь сейчас он нуждается в тебе, как никогда. Он любит тебя, Мелис­са, любит очень сильно. И ты никогда не должна в этом сомневаться. Я тоже волнуюсь о нем, но ты долж­на любить его за нас обеих. Будь терпелива с ним.

После праздников, если все будет хорошо, я при­еду, и мы вместе проведем день. А до тех пор хоро­шо учись и продолжай шить. Ты проявляешь талант в этом деле, особенно в стежках!

Ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце, Мелисса. Хотя я и не могу стать твоей ма­терью, позволь быть тебе другом.

Люблю, Дори».

Дори была благодарна, что декабрь такой загру­женный месяц. Если бы сейчас было какое-то другое время, она, возможно, пала бы жертвой еще больших сомнений и горечи. Каждый вечер на следующей не­деле проходило какое-нибудь мероприятие, которое они с Денни собирались посетить. Но, несмотря на то что она была с семьей и друзьями, чувство одино­чества ощущалось невероятно сильно — так, как ни­когда раньше. Она чувствовала себя, будто потеряла какую-то жизненно важную часть себя, и это было истиной — она потеряла сердце. Дори отдала его Гевину. И сейчас она глубоко погрузилась в состояние апатии и равнодушия. После того как он запаниковал и бежал от ее любви, Дори думала, что сможет быст­ро подняться с того места, где она рухнула, и вновь встать на ровную тропу своей жизни. Но сегодня она с болью поняла, что должно пройти намного больше времени, прежде чем она сможет обрести равновесие. Но так или иначе, она добьется этого — сейчас это ее главная цель.

За два дня до Рождества Дори с сыном сидели за ужином. Денни ложкой размазывал по тарелке кар­тофельное пюре, а затем собрался с силами и про­чистил горло, очевидно собираясь сделать весомое заявление.

— Мам, ты знаешь, что сегодня канун Рождества — сочельник?

Дори отложила вилку.

— Ты прав, — сказала она.

— Ведь уже скоро Рождество, и я подумал, мо­жет, мы откроем подарки?

— Нет, пока не наступит утро Рождества. — Дори не медлила ни секунды. — Ожидание — это тоже часть забавы.

— Мам, я ненавижу это. Ну хотя бы один пода­рочек. Пожалуйста.

Суровый взгляд матери заставил его замолчать, и он сосредоточил все свое внимание на разрезании своего бифштекса на маленькие кусочки.

— В этом году мы снова поедем к дедушке с ба­бушкой?

Они делали это каждый год. Интересно, зачем он задает ей этот вопрос, если и так знает ответ?

— Да, так же, как мы делали это в прошлом году, и в позапрошлом, и еще годом ранее, и...

— Я понял, — пробормотал он, беря в руки ста­кан с молоком. Он поднес его к губам, а затем оста­новился; на его лице появилось напряженное, даже болезненное выражение. — Как ты думаешь, мы когда-нибудь увидим мистера Паркера и Мелиссу?

— Я не знаю. — Грусть сжала ее сердце, но она выдавила неуверенную улыбку. Она надеялась. Два­дцать четыре часа в сутки она надеялась, но не мог­ла сказать это Денни. — А почему ты спрашива­ешь?

— Я не знаю. — Он пожал плечами. — Просто мне кажется, что это неправильно — не видеться с ними.

— Я понимаю тебя. — Горло перехватило. — Я и сама не считаю, что это правильно.

— Мам, прости. Я больше не голоден. — Денни отодвинул свою тарелку; его еда была съедена лишь наполовину.

Дори и сама больше не чувствовала аппетита.

— Конечно, — пробормотала она, кладя нож на тарелку.

Денни отнес посуду в раковину и повернулся к Дори:

— Тебе обязательно работать завтра?

— Только с утра. — Дори и сама была не рада это­му. — Если хочешь, можешь остаться дома один.

Денни был достаточно большим, чтобы остаться дома на несколько часов днем. Обычно он предпо­читал компанию, но в рождественский сочельник он будет долго спать, а затем сможет смотреть теле­визор до тех пор, пока она не приедет домой с ра­боты около половины двенадцатого.

— Правда? — Он радостно улыбнулся. — Я буду хорошо себя вести и никого не приглашу!

— Я знаю, милый.

На следующее утро Дори одолевали огромные сомнения. Она звонила домой дважды. Сын заве­рил ее в том, что дела идут хорошо, но ему постоянно приходится отвечать на звонки — кроме нее, три раза звонила еще и бабушка. После этого Дори решила не звонить, но когда закрылся офис, она добралась до парковки и выехала с нее в рекордное время. По дороге домой она вынуждена была сдер­живать себя от того, чтобы как следует набрать ско­рость. Остановившись на красном свете, Дори убе­дилась, что совершила ошибку, когда оставила Ден­ни одного. Он не был подготовлен к ответствен­ности подобного рода. Конечно же он оставался дома один на час после школы, но это другое. Сей­час он находился в одиночку три с половиной часа. Дверь гаража оказалась открытой, и Дори, вздохнув с облегчением, заехала внутрь и заглушила двига­тель.

— Денни! — позвала она, направляясь к задней двери. — Я дома. Как все прошло?

Повесив сумочку в стенной шкаф, она прошла в гостиную и остановилась как вкопанная. Сердце ушло в пятки, а затем скакнуло и подскочило к горлу. Там стоял Гевин. В ее гостиной. Он был одет по-домашнему — в широкие брюки и свитер. Его темные, задумчивые глаза смотрели прямо на нее. Дори обратила внимание на Денни, сидевшего на диване лицом к Мелиссе. Сама же девочка располо­жилась на стуле.

— Привет, мам. — Денни выглядел так же смущен­но, как чувствовала себя Дори. — Я сказал им, что это нормально, если они придут. Я ведь правильно поступил?

— Да, да, конечно.

Дори решила снять пальто, но ее пальцы отказы­вались слушаться, и она никак не могла расстегнуть пуговицы. Счастье и страх затопили ее так сильно, что колени Дори подогнулись, и она безвольно опу­стилась на диван напротив Гевина.

— Это... — Она даже не знала, что сказать.

— Сюрприз, — закончила за нее Мелисса.

«Превосходный сюрприз», — ответил разум Дори.

— Да, это просто чудесный сюрприз.

— Они принесли нам рождественские подар­ки, — объяснил Денни, указывая на огромную гору красиво завернутых подарков, которые лежали под елкой.

— О! — Дори чувствовала какую-то нереальность происходящего, ей казалось, что она вот-вот про­снется и обнаружит, что это был лишь чудесный сон. — Спасибо. Подарки для вас в другой ком­нате.

Легкая улыбка коснулась губ Гевина, но его тем­ные глаза были настороже — изучали ее, как ястреб следит за своей жертвой, чтобы потом застать ее врасплох.

— Ты была так уверена на мой счет?

— Нет, не была, но я продолжала надеяться.

Их взгляды встретились, и Гевин повернулся к детям:

— Денни, Мелисса, почему бы вам не пойти по­играть, пока я буду говорить с Дори.

— Я не оставлю маму, — заявил Денни реши­тельно.

Он вскочил с дивана и пересек небольшую ком­нату, чтобы сесть рядом с матерью. Дори, шокиро­ванная поведением сына, уставилась на него. Она ощущала странную смесь гордости и недоверия.

А когда Мелисса скрестила руки и храбро посмотре­ла на отца, его щека дернулась.

— Я согласна с Денни. Мы все должны это слы­шать.

Дори опустила взгляд, чтобы Гевин не увидел в ее глазах смешинки. Дети, очевидно, намеревались остаться здесь до конца, независимо от того, были ли рады этому родители или нет. Гевин скользнул на край стула и провел руками по волосам в неха­рактерном для него жесте неуверенности.

— Я много думал о нашем соглашении, — начал он с ноткой сомнения. — Все пошло не так, как я планировал, но...

— Меня не интересуют больше никакие соглаше­ния, — честно сказала Дори и немедленно пожале­ла, что прервала его.

Она ни за что не признала бы, что их соглаше­ние разрушилось потому, что она сделала именно то, от чего ее предостерегал Гевин. Она влюбилась в него.

Последовала еще одна долгая пауза, и все это вре­мя он продолжил внимательно смотреть на нее.

— Дори, я надеялся, что ты дослушаешь меня до того, как принять окончательное решение.

Было очевидно, что ему нелегко говорить перед детьми. И Дори сделала слабое, извиняющееся дви­жение рукой. Гостиная никогда не казалась такой маленькой, и никогда Гевин не казался таким боль­шим. Каждый нерв в ее теле ощущал его близость, и она до боли хотела оказаться в его руках.

— Прости, больше я не буду тебя перебивать.

Гевин проигнорировал ее и обратил свое внима­ние на Денни:

— Однажды ты сказал, что ты написал список тре­бований для нового отца?

— Да, — кивнул в ответ мальчик.

— Ты не принесешь его мне?

Денни вскочил с дивана и побежал в кухню. Че­рез несколько секунд он вернулся, протягивая Гевину листок бумаги.

— Вот, но я не знаю, почему вы хотите почитать его. Вы и так знаете, что там написано.

— Я думаю, папа хочет претендовать на эту роль, — сказала Мелисса, ее глаза ярко блестели. — Мы с ним долго разговаривали, и он чувствовал себя плохо из-за того, что случилось, и в итоге решил...

— Мелисса, — резко сказал он. — Я предпочитаю говорить самостоятельно.

— Прости, пап, — произнесла девочка, откиды­ваясь на стуле с нетерпеливым вздохом.

Голова Дори кружилась. Ее руки были холодны­ми и липкими, и она зажала их между коленями.

Гевин внимательно изучал список, который дал ему Денни.

— Я и не знал, что делал такую впечатляющую работу, будучи отцом, но...

— Да, пап, ты делал, — настаивала Мелисса. — Ты правда был очень хорош.

Дори снова поймала себя на том, что смотрит на девочку с улыбкой и подсмеивается над ее пристра­стием к слову «правда».

— Мелисса, пожалуйста! — прикрикнул Гевин и замолчал, чтобы пригладить волосы, которые взъ­ерошил несколькими минутами ранее. Его щека вновь дернулась. — Дори, я знаю, что не заслужи­ваю кого-то настолько чудесного, как ты, но я бы посчитал это высшей честью, если бы ты согласилась выйти за меня.

В его голосе слышалось такое чувство, что ее сердце болезненно забилось. А его слова накрыли ее, как теплая, нежная вода, и Дори закрыла глаза от внезап­ного наплыва чувств.

— Ты... ты говоришь, что любишь меня? — про­шептала она, понимая, что не может говорить гром­че.

— Да, — отрывисто сказал он.

— Это для нас, а не из-за детей?

Она знала, что девочка оказывала огромное вли­яние на отца. С самого начала и Мелисса, и Денни старались манипулировать ими.

— Я хочу жениться на тебе, потому что понял: я не могу жить без тебя. — Его ответ был прямым и честным.

— Тогда — да. Я стану твоей женой. — Дори ре­шила быть такой же прямолинейной.

— Хорошо, давай назначим дату. И чем раньше, тем лучше.

«Если он в ближайшие несколько секунд не обни­мет меня, — думала Дори, — тогда я поставлю обоих в неловкое положение, прыгнув к нему в объятия че­рез всю комнату».

— Простите, мистер Паркер, но вы не можете же­ниться на моей маме, — произнес Денни с таким видом, будто он был судьей Верховного суда.

— Что? — одновременно воскликнули Дори, Ме­лисса и Гевин.

— Если вы прочитаете мой список требований, то увидите там внизу кое-что новое, — строго по­смотрел на всех троих мальчик.

Взгляд Гевина опустился вниз листа, который был зажат в его руке.

— Мистер Паркер, вы заставили мою маму пла­кать, и это может повториться вновь.

— Я понимаю тебя, Денни. Поверь, я очень со­жалею о любой боли, которую причинил твоей ма­ме. — В глазах Гевина мелькнуло раскаяние. — Если вы с мамой дадите мне еще один шанс, я обещаю уладить это.

— Значит, вы никогда не заставите плакать ее вновь? — заговорил мальчик, тщательно подбирая слова.

Задумчиво нахмурившись, Гевин молчаливо смо­трел на Денни. Дори, заметив это, ощутила огром­ную любовь и нежность к сыну и к мужчине, кото­рый вскоре станет ее мужем.

— Я надеюсь, что никогда не причиню твоей ма­ме боль, — тихо произнес Гевин. — Но я не могу обещать, что она не будет плакать.

— Мам, — Денни обратил свое внимание на До­ри, — что ты думаешь?

— Денни, перестань, — настойчиво обратилась к нему Мелисса. — Господи, ведь этого мы и хотели! Не порть все сейчас.

— Итак, мам, что скажешь? — Денни продолжал смотреть на мать, не обращая внимания на заявле­ние Мелиссы.

Глаза Дори и Гевина встретились, и ее сердце за­билось от той нежности, которую она прочитала в его взгляде.

— Да, я хочу этого.

Они оба одновременно встали и потянулись друг к другу в произвольном порыве любви и волнения.

Гевин поймал ее в свои объятия и крепко прижал к своей груди, а его жаждущие губы прижались к ее рту. Со вздохом желания Дори ответила на его по­целуй, упиваясь ощущением крепких мужских рук. Она знала, что ему тяжело далось признание в люб­ви, как и приход сюда, в ее дом. И сейчас она благо­дарила его за это всей любовью, которая была в ее сердце.

Обвив руки вокруг его шеи, Дори крепко держа­ла любимого. Она очень хорошо слышала, как Ден­ни шепчет Мелиссе что-то об уходе: мол, ему не хочется наблюдать за слезливыми моментами. Ге­вин в собственническом жесте сжал руки и придви­нул ее еще ближе, в то время как его рука скольз­ила по спине Дори.

— Я так скучал по тебе, — хриплым голосом про­шептал он.

А затем вновь поцеловал ее, но на этот раз силь­нее и более страстно, будто никак не мог насытить­ся ею. Ощущение было настолько острым, что Дори чувствовала, как в ее глазах появляются слезы сча­стья, которые затем катятся вниз по ее щекам.

— О, Гевин, почему ты медлил так долго?

— Я не знаю. — Гевин судорожно вздохнул, слег­ка отступая. — Я думал, будет легко тебя забыть. В моей жизни никогда не было женщины, которая не давала бы мне покоя так же, как ты.

Она озорно улыбнулась, глядя на него.

— Это хорошо, — произнесла она, тем не менее умолчав, что ощущает то же самое.

— После того как я побывал на солнечном свете, я не смог вернуться в тень. Я пытался, — признал он с ироничной ухмылкой, зарывшись лицом в ее волосы. — После Дейдры я не хотел, чтобы какая-нибудь женщина имела такую власть надо мной.

— Я знаю.

— Как ты можешь знать меня настолько хоро­шо? — спросил Гевин, глубоко вдохнув аромат ее волос.

— Думаю, причина этому — моя сильная любовь к тебе, — ответила она, счастливо улыбаясь.

— Все случилось именно так, как и предсказы­вала ты, — сказал он. — Не важно, кого я цело­вал — я ощущал лишь твои губы. Когда я держал в объятиях другую женщину, у меня было ощущение неправильности — я хотел только тебя.

— О, Гевин!

Дори маленькими поцелуями покрывала его ли­цо. Ее губы нашли глаза Гевина, затем она опусти­лась к носу, подбородку и наконец встретилась с его ждущим ртом.

Ей не требовались объяснения, насколько тяжело пришлось Гевину. Отдавать свою свободу женщине или нет — это тяжелый выбор, который потребовал жестокой борьбы между разумом и сердцем. Но сей­час он нашел новую свободу в их отношениях. Он наконец понял это, и Дори знала, что он любит ее всем своим сердцем.

— Хуже всего мне пришлось, когда я увидел те­бя тем утром в машине с Денни, — проговорил он, пальцем смахивая с ее щеки слезинку.

Дори услышала нотки страдания, из-за чего его голос немного охрип.

— Ты смеялась, будто тебя ничего не беспокоит. Я увидел все это и почувствовал такую обиду — не могу даже описать. Ты так крепко привязала меня к себе, что я стал бесполезным для кого-то еще... И тут ты — смеешься с Денни, будто я не значу для тебя ничего.

— Это неправда, — ответила она. — Внутри я уми­рала от желания получить тебя.

— Теперь я твой, — робко сказал он. — И так дол­го, как только пожелаешь.

— Я люблю тебя, — страстно прошептала Дори, кладя свою дрожащую руку на его гладко выбритую щеку. — И я могу гарантировать тебе, что нам будет недостаточно даже всей жизни.

Взяв ее лицо в ладони, Гевин нежно посмотрел ей в глаза и поцеловал с чувством, которое было похоже на поклонение.

— Я же говорил тебе, это сработает, — прошептал на кухне Денни.

— Я всегда это знала, — согласилась Мелисса с романтическим вздохом. — Это было очевидно с то­го дня, когда мы ходили на ярмарку. Они — идеаль­ная пара.

— Да, твой план сработал, — ответил ей Денни.

— Мы пока не закончили. — Ее голос был таким тихим, будто она раскрывает строжайшую тайну.

— Но они собираются пожениться, — тихо сказал Денни. — Чего нам еще желать?

— В самом деле, Денни, подумай сам, — застона­ла девочка. — Четыре — такое скучное число. Но к следующему году нас должно стать пятеро.

— Пятеро — чего?

— Членов нашей семьи. Сейчас мы должны убе­дить их родить ребенка.

— Эй, отличная идея! — радостно воскликнул Ден­ни. — Это было бы просто отлично. Я не оказался бы от братика.

— Сначала будет девочка. А потом будет мальчик для тебя. Хорошо?

— Нет, пусть первым будет мальчик.

— Может быть, — сказала Мелисса, очевидно чув­ствуя себя самым щедрым человеком на свете.

КОНЕЦ