Свеча и ее Огонек

Две свечи плакали воском, стоя на таком долгожданном новогоднем столе. Плакали они не от горя и отчаянья, а оттого, что просто не умели иначе. Хотя сейчас момент для слез был не лучшим. Момент был вообще не лучшим. Сейчас им хотелось разве что застыть, не давая пламенным головушкам трепетать от малейшего порыва сквозняка, а еще лучше отмотать время вспять.

Отмотать до момента, в который все пошло не так...

- Ну и уходи!!! Уходи-уходи-уходи!!!

Алена смахнула злую слезу, указывая Андрею на дверь. Сейчас – на дверь из комнаты, а вообще хотелось прогнать его из дома, жизни, памяти. Непременно на мороз. Как тот, что щиплет покрасневшие носы в новогоднюю ночь на улицах города.

Только хотелось, чтоб Андрея он пронял до самого нутра, до самой души, чтоб все там заморозил. У нее пылает, а у него пусть застынет...

- Гонишь? - Андрей зло сощурился, скользя взглядом по разгневанному лицу еще десять минут тому безоговорочно любимой.

- Видеть тебя не могу! И не хочу!

- А кого хочешь? Этого своего... Пашеньку? - Андрей произнес имя, вроде как передразнивая манеру собственной девушки. Свечи задрожали еще сильней. Та, что стояла ближе к выходу, вскинула испуганный взгляд на огонек напротив. Они ведь сейчас... Они ведь сейчас совсем... На совсем... Навсегда. Огонек ответил ей таким же, пусть не испуганным, но безнадежным взглядом. Кажется, да. Сейчас – насовсем...

- Да при чем здесь..?! Он-то тут при чем?! Достал меня со своим Пашей.

- Твой он, милая, твой. Это им ты мне все уши прожужжала, а теперь просто повод нашла... Чтоб вот так... В Новый год... А я... - Андрей махнул рукой, так и не договорив. Сделал шаг к ней, и в то же время к двери. Свеча-трусишка вновь затрепетала, отбрасывая блики на стоящие на столе разносолы. А ведь сегодня Аденушка, как называл ее Андрей, старалась особенно сильно. Консультировалась предварительно с мамой, записывала наставления бабули – впервые сама устраивала новогодний праздник. И пусть он должен был стать очень интимным – всего на двоих – но накормить любимого девушке хотелось так, чтоб больше даже в шутку не умел отпустить, что с готовкой у них в семье будут проблемы. Не будет! Для него она сможет готовить вкуснее, чем ей, возможно, было изначально дано, научится, а потом закормит до полусмерти. Просто потому, что любит. Очень-очень любит. Хотя не закормит... Палец, указывающий на дверь, дрогнул, но опускать руку Алена не спешила.

- Что ты? Собрался? Иди...

- Ну и пойду… - Андрей пренебрежительно зыркнул теперь уже на стол. – Пашу своего кормить будешь всем этим…

Будто не глотал полчаса тому слюнки, обнимая свою самую лучшую в мире хозяюшку, целуя в губы и одновременно приговаривая, как ему повезло с ней – с самой лучшей, самой-самой… А потом будто не пробовал каждый из салатов, струшивая «излишек» с ложек в ладошку, съедая, пока Аленка переодевается, а потом приглаживая салатную горку, чтоб не осталось следов.

- Сама съем, - получилось так пренебрежительно, что даже стена гнева не помогла Алене ответить все на той же ноте решительности, окончательности, бесповоротности.

А ведь все действительно не вернуть, если он думает, что она смогла бы вот так… для Паши. Что с Пашей, как с ним бы, провела три часа в супермаркете, еще двадцать девятого, после работы – его и ее, скупаясь по списку, но больше мимо списка. Выбирая каждый мандарин, советуясь, какова вероятность того, что в нем будет косточка, придирчиво оглядывая лимоны, ведь цедра для торта нужна отменная, стоя у стеллажа с советским игристым и глупо улыбаясь, лишь представив, как уже совсем скоро пробьют куранты, и в новый год они вступят не то что рука об руку – а прижавшись губами к губам, вместе дыша. Вместе и друг другом.

Им уже не семнадцать, и даже не двадцать – Андрюше скоро двадцать шесть, ей – на носу четверть века, а влюбились вот так впервые… И не проходит.

Почти год уже как не проходит. Вот как повстречались – однажды вечером, когда Аленушка поскользнулась на февральском гололеде, а Андрей взялся отвезти беднягу в медпункт, так с тех пор и не думали больше всерьез расстаться. Так, чтоб на недели или даже месяца. Уже после нескольких дней порознь начинали скучать. Аленушка звонила, рассказывала обо всех своих горестях из-за его отсутствия, а потом оказывалось, что он уже под подъездом – ждет.

Родители Алены Андрею доверяли. Родители Андрея то и дело нашептывали «держи, балбес, не упусти». Молодые сердца трепетали в предчувствии чего-то еще большего, когда казалось бы – больше, лучше, счастливее некуда.

Конечно, как любая пара, они ссорились. Чаще по пустякам, но иногда и из-за серьезных вещей. Алена выключала телефон, не желая, чтоб Андрей дозвонился. Сам он уходил в себя, прятался в берлоге, ругался в мыслях матом – и на себя, и не только, переживал… Оба переживали, а потом не выдерживали. Чаще всего – одновременно. Аленка чувствовала себя виноватой дурой, а Андрей – виноватым идиотом. Сходились бы на этом, но не выходило. Как-то получалось, что дура совсем даже не виноватая, а любимая, а идиот – лучший в мире, о котором и мечтать-то страшно.

Свеча продолжала смотреть на Огонек напротив, все так же боясь лишний раз вильнуть огненной головушкой. Их – набор из двух свечей, изготовленных в далеком, казалось бы, две тысячи тринадцатом году – Аленушка с Андрейкой тоже купили во время того предновогоднего похода в магазин. Им – набору – казалось, что их уже в жизни никто не купит. Что никогда им не гореть. Не греть. Не светить. Не радовать. А получилось… Еще пятнадцать минут тому им казалось, что получилось в тысячи раз лучше, чем они мечтали.

Их купили для новогоднего стола. Принесли домой, достали из сумки, заливисто смеясь. И пусть смеялась Аленка потому, что Андрей в этот момент щекотал ее поцелуями, не давая спокойно разгрузиться, Свече и ее напарнику – Огоньку тогда казалось, что так девушка выражает радость и приветствует их в своем доме.

Почти сразу же им предоставили маленькие подсвечники – отдельные, что немного опечалило, они-то привыкли постоянно быть рядом, касаться друг дружки восковыми боками, у них даже цвета немного смешались – Свеча отдала свою красноту, а Огонек поделился насыщенной зеленью, поэтому правый бочок у нее и левый у него служили доказательством – им не привиделись те, проведенные вместе, дни, недели и года.

Хорошо, что хоть их и поставили в разные подсвечники, но близко. Сначала на пианино в углу комнаты, а сегодня около восьми вечера – в самый центр стола, лицами друг к другу, а потом зажгли… Не сразу, часов в десять. Но этот момент…

Они ведь никогда еще не горели. Всегда мечтали об этом, но всерьез и не верили, что этому бывать. Свеча волновалась, так и норовя выскочить из подсвечника, Огонек же пытался быть для нее примером спокойствия и стойкости, хоть восковая душа как и просилась в пляс.

Они не боялись сгореть, ведь для этого и пришли в мир. Сгореть для свечи – это, наверное, так же желанно, как реализоваться для человека. Они боялись другого – потухнуть раньше, чем закончится фитилек. Уйти рано…

Поэтому стоило Аленушке зажечь Свечу, а потом и Огонька, как эти двое вспыхнули пламенем, достойным вечного огня. Андрейка даже пошутил, что девушка у него – юный пиротехник, вроде бы просто свечи разожгла, а такое впечатление, что фейерверки начались.

После этого аж до половины двенадцатого о них забыли.

Алена побежала на кухню – доготавливать, раскладывать по тарелкам, звонить мамочке, бабушке, подружкам, а Андрей понесся следом – ему предстояло мешать, отвлекать, перебивать, сбивать с толку и отнимать внимание любимой у того, что ей кажется таким важным, а ему – только фоном, оттеняющим главную звездочку не только этого вечера, но и всей его жизни.

Каждый раз, проходя мимо елки, он невольно хмыкал, поглядывая на маленький сверток, который сам же положил туда утром.

Свеча с Огоньком тоже поглядывали на него время от времени, в такие моменты их пламя вспыхивало еще ярче. Они предвкушали.

Все трое знали, что в свертке. А Аленка… Ну она-то догадывалась. Должна бы догадываться, но бедняга так закрутилась, что о подарке до Нового года и не вспомнит. Хотя это и неважно – Андрей-то точно не забудет. И если Аленушка все представляла, как они впервые встретят приходящий год вместе, то он – как она скажет «да», когда он задаст такой важный и такой новогодний вопрос.

И вся эта предновогодняя, пахнущая мандаринами и настоящей еловой смолой суета оказалась настолько заразительной, что в какой-то миг Свеча поняла – в квартире царит сказки. Их сказка с Огоньком, когда они могут смотреть друг на друга, а не только прижиматься боками, когда она моргает огненной головушкой, и он в ответ делает взмах рыжей гривой, когда отблески их пламени играют бликами на глянцевой поверхности шариков на елке. И сказка Аленушки с Андрейкой. Сказка о людях, о молодости, о влюбленности и любви, о морозе за окном и жаре в сердцах.

Вот только сказка должна была закончиться не так, не этим…

- Ну и ешь, а я пошел. Хорошего… Нового года.

Андрей прошел мимо Алены, направился прямиком в коридор. Она за ним не последовала – ну и хорошо. Хочет, чтоб он ушел – он уйдет. Хочет, чтоб навсегда – на этот раз точно будет навсегда.

Парень набросил на плечи куртку, абы как обмотал шею шарфом, влез в ботинки.

А главное – из-за чего?! Из-за чего вдруг весь сыр-бор? Из-за какого-то глупого горошка. Видите ли она просила докупить, а он забыл.

Вот только как оказалось в процессе выяснений – забыл не только горошек. Когда-то забыл поменять лампочку в торшере, о которой она просила два месяца, еще раньше – об их полугодовой годовщине, перезвонить ей, после того, как в очередной раз сбросить…

Ведь мелочи! Такие мелочи, а она…

Да и он тоже – хорош… Действительно ведь не купил. И как же она теперь? Ну какое оливье без горошка? А Аленушка же не для себя старается – для него, для них. Чтоб он встретил Новый год не хуже, чем привык, чтоб после этого года и думать не мог о том, чтоб встречать не с ней. Одного, дурочка, понять не хочет – дело ведь не в оливье, не в елке, не в платье ее новом, которое ей идет так, что в голове туманится, стоит только взглядом скользнуть, а в ней.

В тот, какая она солнышко, как в ее глазах тонется, как к ее рукам его сами тянутся, как губы пересыхают, как душа оживает…

Чертыхнувшись, Андрей стянул шарф, отшвырнул куртку, снял бы и ботинки, да показалось глупым еще и на это время тратить…

Пронесясь вновь по коридору до входа в гостиную, он пригнал с собой столб холодного воздуха. Свеча затрепетала, бросая отчаянный взгляд на Огонька. Нет. Только не сейчас. Ей рано гаснуть. Пока нельзя…

- Аленушка, прости меня, родная, - а Андрей этого не заметил. Подлетел к любимой, прижал, слыша, как его солнце начинает плакать, уже уткнувшись в рубашку, прижал еще сильней. – Прости, Аленький, я совсем дурень. Сейчас будет нам горошек. Только не плачь, милая. Слышишь? – взял мокрое от слез лицо в ладоши, заставил на себя посмотреть, а потом долго целовал, пока щеки не потеряли всю соль.

- Это я дура, к черту горошек. Не пущу, - и вновь девушка прильнула к любимому, теперь уже сжимая с такой силой, что уйти он не смог бы, даже сильно захоти. Да он и не хотел.

Они долго так стояли – обнявшись. Андрей гладил Алену по волосам, зарывшись в них лицом, и вдыхая, вдыхая, вдыхая, а она – прижавшись к нему, обхватив руками и слушая, как бьется сердце. Другое так биться не могло бы. Другое ей не нужно.

Опомнились, только когда телевизор ожил музыкальным мотивом, предвещающим наступление Нового года. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Ожили, начали бегать по комнате, разыскивая шампанское, донося то, что не успели донести до стола, накладывая горе-оливье без горошка, устраиваясь на диван, вставая, вновь присаживаясь, провожая старый год, разыскивая карандаш и клочок бумаги – чтоб записать желания, зачаровано глядя на экран телевизора, друг на друга, на пузырьки в бокалах, на пламя Свечи и ее Огонька…

- Я люблю тебя, Аленка.

- И я тебя, Андрюша.

А потом пробили куранты. Желания сожжены, пепел выпит вместе с игристым, губы с губами, дыхание на двоих. Все, как мечтала она. Только оливье без горошка. Но разве же это имеет хоть какое-то значение?

***

Свеча с Огоньком встретили Новый год, так и не потухнув. По правде сказать, Свеча не знала, чего боялась больше – сквозняка или того, что Андрей вот так и уйдет. Да и думать об этом времени, по правде, не было. Их век с Огоньком не долог, а потому нужно успеть насладиться тем, что отпущено.

В ту ночь они успели все – налюбоваться друг другом, Андреем с Аленой, небольшим миром этой квартиры.

У парня получилось удивительно красивое предложение. А у Аленки – невероятно красивое согласие. Она снова плакала, только теперь от счастья, а потом снова звонила маме, бабуле, подружкам, пищала и обнимала Андрей, вновь и вновь признаваясь в любви.

Он тоже был счастлив, но счастлив как-то молчаливо, по-мужски. Свеча не совсем понимала, как так можно, но Огонек объяснил, что представители сильного пола радуются вот так.

Позвонил он только отцу, на вопрос «ну что?», ответил тяжеловесное «зарезервировал, не уйдет», а потом залился смехом.

Позже, около часа, Андрей с Аленой сбежали из квартиры – смотрели салюты, играли в снежки, падали в сугробы, поздравляли незнакомцев с праздником и получали добрые пожелания в ответ, вернулись холодные, голодные и невозможно счастливые. К тому времени Свеча и Огонек догорели уже до половины восковых бочков.

Ели оливье без горошка, все остальное – по каноническим рецептам, Андрей играл на гитаре, Алена пела, елка мигала огнями гирлянд, за окном пухом тихо опускался снежок.

Спать теперь уже жених и невеста улеглись под утро. Будто специально давали время Огоньку и Свечке. Еще немного… И еще чуть-чуть… И опять… Когда же Андрей наклонился, чтобы потушить огарочки, у них не было ни страха, ни сожаления.

Многим ли свечам выпадает такая счастливая судьба? Года ожидания на складах и задворках прилавков оправдались.

- До новых встреч, Свеча… - Огонька потушили первым.

- Непременно, мой Огонек, - Свечу вторую, но она не сомневалась – друг, а может и намного больше, чем друг, ее услышал. И если им еще когда-то предстоит воплотиться в свечи, они непременно вновь попадут в один набор. Если же нет – если в следующей жизни станут цветами, тучами или даже… людьми, тоже не разминутся.

Просто потому, что у каждой Свечи есть свой Огонек. У каждой Аленки свой Андрюша. А каждый Новый год – это большое маленькое чудо.

Чудесной всем зимы!

С любовью, М. Акулова

Я, как всегда, буду очень благодарна за комментарии, сердечки, библиотеки и репосты)